Поцелуй теней Гамильтон Лорел
– Ох, Гален!
Его глаза выразили печаль, как выражали радость, или недоумение, или любую эмоцию, которая им владела. Худшего актера в мире нет.
– Поцелуй меня, Мерри, в знак возвращения домой.
– Мы целовались в аэропорту, – напомнила я.
– Нет, по-настоящему, в последний раз. Пожалуйста, Мерри.
Надо было сказать "нет", заставить его отпустить меня, но я не могла. Не могла сказать "нет" этому его взгляду, и, если честно, раз уж я решила никогда больше с ним так близко не быть, то мне хотелось этого поцелуя.
Он поднял ко мне лицо, я опустила к нему губы. У него они были такие мягкие! Мои руки нашли закругление его лица, взяли его в ладони. Он сплел пальцы у меня за спиной, осторожно погладил ягодицы, скользнул по бедрам. Осторожно потянул меня за ноги, я снова сползла вниз по его телу. На этот раз он постарался, чтобы места между нами не осталось. Я ощущала, как он напряженно и твердо прижимается ко мне через штаны.
Это ощущение оторвало мои губы от его, исторгло стон из моего горла. Его руки гладили меня, охватывали ягодицы, прижимали меня теснее.
– Можно убрать пистолет? Он в меня впивается.
– Его можно убрать, только сняв портупею, – сказала я, и в моем голосе было то, чего не выражали слова.
– Я знаю, – ответил он.
Я открыла рот, чтобы сказать "нет", но вышло не это. Было как серия решений: каждый раз я должна была сказать "нет", остановиться, и каждый раз не останавливалась. Мы растянулись на длинном кожаном сиденье, и большая часть нашей одежды, все наше оружие валялось на полу.
Мои ладони блуждали по гладкому простору груди Галена. Тонкая косичка зеленых волос бежала через его плечо, вилась поперек темной кожи соска. Я провела рукой по линии волос, уходящей посередине живота под край штанов. И не могла вспомнить, как это мы оказались в таком виде. На мне оставались только лифчик и трусы. Как я снимала брюки – не помню. Как будто на несколько минут я отключилась, потом очнулась уже в таком виде.
Молния его штанов была расстегнута, я увидела зеленые плавки. Мне хотелось с силой вдвинуть руку вниз по его телу. Так хотелось, что ощущала его в руке, будто уже держала.
Никто из нас не пользовался силой – это было просто ощущение кожи на коже, прикосновений тел. Мы много лет назад и дальше этого заходили. Но что-то было не так. Просто я не могла вспомнить что.
Гален наклонился, целуя меня в живот. Он пролизывал широкую влажную полосу вниз по моему телу. Я не могла думать, а думать надо было.
Его язык играл на краю моих трусиков, лицо уткнулось в кружева, отодвигая их ртом и подбородком, опускаясь ниже.
Я схватила в горсть прядь зеленых волос и заставила его поднять лицо, отвести от моего тела.
– Гален, нет!
Он скользнул по мне руками, подсунул пальцы под чашки лифчика, приподнял его, обнажив мне грудь.
– Скажи "да", Мерри, скажи, скажи "да"!
Он водил руками по моим грудям, сжимая их, гладя.
Я не могла думать, не могла вспомнить, почему этого делать нельзя.
– Я не могу думать, – сказала я вслух.
– Не думай, – отозвался Гален, опустил лицо и стал нежно целовать мне груди, полизывая соски.
Я уперлась рукой ему в грудь, оттолкнула его. Он навис надо мной, упираясь руками по обе стороны от меня, наполовину на мне.
– Что-то здесь не так. Мы не должны этого делать.
– Все так, Мерри.
Он опустил лицо к моим грудям, но я обеими руками уперлась ему в грудь, продолжая от себя отталкивать.
– Нет, не так.
– Что же?
– Вот в том-то и дело, никак не вспомню. Не могу вспомнить, Гален, понимаешь? Не могу вспомнить, а должна мочь вспомнить.
Он наморщил брови.
– Что-то же есть... – Он мотнул головой. – Не могу вспомнить.
– Как мы оказались на заднем сиденье этой машины? – спросила я.
Гален отодвинулся от меня, сел, все еще в расстегнутых штанах, руки на коленях.
– Ты едешь навестить бабушку.
Я поправила лифчик и села, сдвинувшись на свою сторону.
– Да, это так.
– А что случилось сейчас? – спросил он.
– Я думаю, это чары.
– Но мы не пили вина и не ели того, что здесь.
Я посмотрела на черный интерьер автомобиля.
– Заклинание где-то здесь. – Я начала водить руками по краю сиденья. – Кто-то заложил его в машину, и это не была сама машина.
Гален повел руками по потолку, обыскивая его.
– Если бы мы тут занялись любовью по-настоящему...
– Моя тетя приказала бы нас казнить.
Я не стала рассказывать ему про Дойла, но сильно сомневалась, что королева позволила бы мне растлить двух ее стражей в один день и остаться безнаказанной.
Я нашла комок под черной материей пола. Осторожно приподняла обивку, не желая делать машине больно. Под ней лежал плетеный шнур с привязанным серебряным кольцом. Это было кольцо королевы – один из магических предметов, который фейри было позволено вывезти из Европы в дни великого исхода. Это был предмет великой силы, и потому магия шнура действовала без прикосновения к коже и без вызова.
Я подняла эту штуку, показала Галену:
– Я его нашла, и на нем – ее кольцо.
Гален широко раскрыл глаза.
– Она никогда не снимает это кольцо. – Он взял у меня шнур, потрогал разноцветные пряди. – Красная – вожделение, оранжевая – опрометчивая любовь, но при чем здесь зеленая? Этот цвет обычно резервируется для нахождения моногамного партнера. Эти три цвета никогда не смешивают.
– Даже для Андаис это слишком по-сумасшедшему. Зачем приглашать меня домой как почетного гостя, но при этом подставлять под казнь по дороге? Совершенно бессмысленно.
– Никто не мог бы получить это кольцо без ее разрешения, Мерри.
Что-то белое торчало между сиденьем и спинкой. Я пододвинулась ближе и увидела, что это конверт.
– Его здесь не было, – сказала я.
– Да, не было, – согласился Гален. Подобрав с пола свитер, он натянул его на себя.
Я потянула конверт, и его будто кто-то подтолкнул с другого конца, как если бы мышца сократилась. У меня пульс забился в горле, но я взяла конверт. На нем значилось мое имя, написанное красивым почерком. Почерком королевы.
Я показала его Галену, который продолжал одеваться.
– Открыла бы ты его, – предложил он.
Я перевернула конверт и увидела ее печать на черном сургуче, нетронутую. Сломав печать, я вытащила листок плотной писчей бумаги.
– Что там написано? – спросил Гален.
Я прочитала вслух:
– "Принцессе Мередит Ник-Эссус. Прими это кольцо как дар и знак того, что будет. Я хочу видеть его на твоей руке, когда мы встретимся". Смотри ты, она даже подписалась. – Я посмотрела на Галена. – Смысла все меньше и меньше.
– Взгляни, – сказал он.
Я посмотрела туда, куда он показывал, и увидела на сиденье бархатную сумочку. Когда я брала конверт, ее там не было.
– Что это творится?
Гален осторожно вытащил сумочку на свет. Она была миниатюрной, и в ней лежал только кусок черного шелка.
– Дай мне взглянуть на кольцо, – попросил Гален.
Я отцепила серебряное кольцо от шнура, держа его в ладони. Холодный металл стал теплым. Я напряженно ждала, что он станет горячим, но нет – осталось пульсирующее тепло. Либо это часть магии самого кольца, либо... Я протянула кольцо Галену:
– Возьми в ладонь, посмотрим, что ты почувствуешь.
Он осторожно взял кольцо двумя пальцами, положил к себе на ладонь. Тяжелое восьмиугольное кольцо поблескивало у него в руке.
Он смотрел на него несколько секунд. Ничего не произошло.
– Теплое? – спросила я.
Гален посмотрел на меня, приподнял брови:
– Теплое? Нет. А должно быть?
– Очевидно, не для тебя.
Он обернул кольцо куском шелка и сунул обратно в бархатную сумочку. Оно вошло, но для шнура места не осталось. Гален посмотрел на меня:
– Не думаю, что заклятие наложила королева. Она, наверное, положила это кольцо как дар тебе – что и говорится в записке.
– Значит, чары кто-то добавил.
Он кивнул.
– Очень тонкое заклинание, Мерри. Мы чуть не проглядели его.
– Да, я почти решила, что это я делаю по собственной воле. Если бы это было какое-нибудь грубое заклинание похоти, мы бы намного раньше заметили.
Очень мало кто при Неблагом Дворе способен был создать такое утонченное любовное заклинание. Наша специальность – не любовь, а вожделение.
Гален повторил мои мысли:
– При Дворе найдутся всего трое, максимум пятеро, кто мог бы такое создать. Но если меня спросить, я бы сказал, что никто из них намеренно не причинил бы тебе вреда. Может быть, не всем им ты нравишься, но они тебе не враги.
– Или не были ими три года назад, – сказала я. – Со временем образуются новые альянсы, меняются цели.
– Я ничего такого не заметил, – возразил Гален.
Я улыбнулась:
– Да, удивительно, как ты мог не заметить закулисной политической игры.
– Ладно, ладно, я не политическое животное, но Баринтус – вполне, а он никогда не говорил о таких серьезных изменениях настроения среди нейтральных партий при Дворе.
Я протянула руку за кольцом, Гален отдал мне сумочку. Вынув кольцо, я положила его на ладонь. Еще даже не коснувшись меня, оно чуть потеплело. Я сжала его в кулаке, и тепло усилилось. Кольцо – кольцо моей тетки, кольцо королевы, отвечало на мое прикосновение. Понравится это королеве или вызовет ее гнев? Если бы она не хотела, чтобы кольцо меня признало, зачем бы она его мне отдала?
– У тебя довольный вид, – сказал Гален. – С чего бы это? Ты только что чуть не стала жертвой покушения – или уже забыла?
Он всматривался мне в лицо, будто стараясь прочитать мысли.
– Кольцо отвечает на мое прикосновение, Гален. Это реликвия силы, и она меня узнала. – Тут сиденье подо мной дернулось, и я вздрогнула. – Ты почувствовал?
– Да, – кивнул Гален.
Зажегся верхний свет, и я снова вздрогнула:
– Это ты включил?
– Нет.
– И не я, – сказала я.
На этот раз я смотрела, как кожаное сиденье вытолкнуло из себя предмет. Будто что-то живое дергалось. Это было маленькое серебряное украшение. Я побоялась его трогать, но сиденье продолжало шевелиться, выдвигая предмет на свет, и стало видно, что это запонка.
Гален взял ее. Лицо его потемнело, и он протянул запонку мне. На ней красивой вязью была выведена литера "К".
– Королева велела сделать запонки для всех стражей и на каждой написать первую букву имени владельца.
– Ты хочешь сказать, что кто-то из стражей вложил заклинание в машину, а сумочку и письмо постарался утопить в сиденьях.
Гален кивнул:
– А автомобиль сохранил запонку, чтобы потом показать тебе.
– Спа... спасибо, автомобиль, – прошептала я.
К счастью, автомобиль не отреагировал. Мои нервы были ему за это благодарны, но я знала, что он меня слышал. Я ощущала, как он наблюдает за мной, это было как когда чувствуешь затылком взгляд. Обернешься и видишь, что кто-то на тебя смотрит.
– Когда ты говоришь о стражах, ты имеешь в виду и охрану принца?
Гален кивнул:
– Ей нравится вид женщин-стражниц в мужских рубашках. Она говорит, что это стильно.
– Так, это нам добавляет в список подозреваемых еще... сколько? Пятерых?
– Шестерых.
– Давно ли было известно, что королева посылает за мной в аэропорт Черную Карету?
– Мы с Баринтусом узнали только два часа назад.
– Значит, надо было действовать быстро. Может быть, любовное заклинание не было предназначено для меня. Взяли то, что было сделано для другой цели.
– Нам повезло, если это было сделано не специально для нас. Иначе мы могли бы опомниться уже слишком поздно.
Я вложила кольцо в бархат сумочки и подняла с пола водолазку. Почему-то, не очень понимая почему, я хотела надеть кольцо уже одетой. Посмотрев в потолок машины, я спросила:
– Автомобиль, это все, что ты мне хотел показать?
Верхний свет погас.
Я вздрогнула, хотя и ожидала такой реакции.
– Черт, – произнес Гален. Он отодвинулся от меня – или от потемневшего света – и смотрел на меня вытаращенными глазами. – Я не ездил в этой машине с королевой, но я слыхал...
– Что если автомобиль кому-то отвечает, – продолжила я, – то только ей.
– И теперь тебе, – тихо сказал он.
Я покачала головой:
– Черная Карета – неукрощенная магия; я не настолько самоуверенна, чтобы полагать, будто она мне подчиняется. Машина слышит мой голос. Есть ли в этом еще что-нибудь... – Я пожала плечами. – Время покажет.
– Ты еще часа не провел в Сент-Луисе, Мерри, и уже покушение на твою жизнь. Дела хуже, чем когда ты скрылась.
– Когда ты стал пессимистом, Гален?
– Когда ты оставила Двор, – ответил он.
Его лицо стало печальным. Я погладила его по щеке:
– Гален, как я по тебе скучала!
– Но по Двору больше. – Он прижал мою ладонь к своей щеке. – Я по твоим глазам вижу, Мерри. Просыпается прежнее честолюбие.
Я высвободила руку.
– Я честолюбива не в том смысле, что Кел. Я просто хочу жить при Дворе в относительной безопасности, а это, к несчастью, потребует некоторых политических маневров.
Положив бархатную сумочку на колени, я натянула водолазку. Потом влезла в штаны, приладив пистолет и ножи на место. Сверху накинула жакет.
– У тебя помада стерлась, – сказал Гален.
– Вся на тебя перешла, – ответила я.
Мы с помощью зеркала восстановили помаду у меня на губах и стерли ее с Галена бумажной салфеткой. Я щеткой пригладила волосы и уже была одета. Дальше откладывать я не могла.
В полумраке я взяла кольцо. Оно было великовато для безымянного пальца, поэтому я надела его на указательный. Надела на правую руку, не думая. Кольцо ощущалось теплом на коже, напоминанием, что оно со мной, и ждало, чтобы я сообразила, что с ним делать. Или само старалось сообразить, что делать со мной, но я доверяю своему магическому ощущению. Кольцо не было откровенно злым, хотя это не значит, что не может произойти какой-нибудь несчастный случай. Магия подобна любому инструменту: если обращаться с ним неуважительно, можешь сам себя поранить. Как правило, магия не более вредоносна, чем циркулярная пила, но убить может и та, и другая.
Я попыталась снять кольцо, но оно не снималось. Сердце забилось чуть быстрее, дыхание стало затрудненным. Я стала стягивать кольцо чуть ли не отчаянно, потом взяла себя в руки. Сделала несколько успокаивающих глубоких вдохов. Кольцо было даром королевы, и многие, просто увидев его у меня на руке, стали бы относиться ко мне уважительнее. И это кольцо, как и автомобиль, имело собственные намерения. Оно хотело остаться у меня на пальце, и там оно останется, пока не захочет это место покинуть или пока я не соображу, как его снять. Вреда оно мне не причиняет. Причин для паники нет.
Я протянула руку Галену:
– Не хочет сниматься.
– Так было однажды на руке у королевы, – сказал он, и я поняла, что он хочет меня успокоить.
Он поднес мою руку к лицу и поцеловал ее. Когда его губы коснулись кольца, что-то ударило как электрический ток, но это был не ток, а магия.
Гален отпустил меня и отодвинулся подальше.
– Интересно бы знать, дернется ли так же это кольцо of прикосновения Баринтуса?
– Мне тоже, – согласилась я.
Из интеркома раздался голос Баринтуса:
– Через пять минут будем дома у твоей бабушки.
– Спасибо, Баринтус, – ответила я.
Интересно, что он скажет, когда увидит кольцо. Баринтус был ближайшим советником моего отца, его другом. Его звали Баринтус Делатель Королей, и после смерти отца он стал мне другом и советником. При Дворе некоторые называли его Делателем Королев, но только за глаза. Баринтус был одним из немногих при Дворе, кто мог бы победить моих несостоявшихся убийц магией. Но если бы он встал за меня и уничтожил моих врагов, я бы потеряла последние остатки уважения среди сидхе. И Баринтус должен был беспомощно смотреть, как я защищаюсь, хотя он и советовал мне быть беспощадной. Иногда важно не сколько у тебя магической силы, а что ты хочешь ею сделать.
"Заставь врагов бояться тебя, Мередит", – говорил он, и я старалась изо всех сил. Но мне никогда не быть такой устрашающей, как Баринтус. Он одной мыслью мог уничтожить целые армии. Это значило, что враги уходят с его дороги как можно дальше.
И еще это значит, что если хочешь поплавать с акулами, то бывший бог шести тысяч лет от роду – отличный напарник в таком занятии. Галена я люблю, но в качестве союзника он меня беспокоит. Беспокоит, что дружба со мной может довести его до гибели. А насчет Баринтуса я не беспокоюсь. Если кому-то из нас придется хоронить другого, то ему – меня.
Глава 22
Ба оставила себе комнаты на самом верху дома. В давние времена, когда это викторианское убожище еще было новым, здесь располагались комнаты для слуг. Зимой тут был ледник, летом – духовка. Но кондиционер и центральное отопление – чудесные штуки. Ба разломала часть стен, и получилась симпатичная гостиная с просторной ванной с одной стороны, небольшая комнатка рядом, просто чтобы была, и большая спальня с другой стороны гостиной, где Ба и жила.
Гостиная была выдержана в белых, кремовых и розовых тонах. Мы сидели на диванчике на двоих с прямой спинкой, обитом тканью с узорами в виде цветка столистной розы, и столько на нем валялось кружевных подушек, что непонятно было, куда их девать. Я из них сложила сбоку от себя что-то вроде горы цветов и кружев.
Мы пили чай из цветочного сервиза. Сейчас вторая чашка с тонким фарфоровым блюдцем плыла ко мне с кофейного столика. Чтобы поймать что-то, что к тебе левитирует, надо просто сидеть тихо. Не хватай, иначе прольешь. Жди, и если тот, кто исполняет левитацию, умеет это делать, то чашка или что там еще ткнется тебе в руку, и тогда хватай. Иногда мне кажется, что это были первые мои уроки терпения – ждать, пока чашка вплывет в руку.
Сейчас я сосредоточилась на настоящем. На том, как не пролить чай или как взять кусок сахара из летающей сахарницы. Просто на том, чтобы общаться с бабушкой после этих трех лет. Но в мозгу, в глубине, роились вопросы. Кто пытался убить меня в машине? Кел или нет? Зачем королеве так нужно, чтобы я вернулась? Чего она от меня хочет? Скачки называют спортом королей, но на самом деле не это их настоящий спорт. Настоящий – это борьба за выживание и власть.
Голос Ба вернул меня к действительности так неожиданно, что я вздрогнула. Летающая чашка чуть отодвинулась – как космический корабль, регулирующий свое положение перед стыковкой.
– Извини, Ба, я прослушала.
– Милая, у тебя нервы слишком натянуты, они могут лопнуть.
– Тут я ничего не могу сделать.
– Я не думаю, чтобы королева привлекла тебя обратно ко Двору, только чтобы видеть, как убьют тебя твои враги.
– Если бы ее поступки подчинялись логике, я бы согласилась, но мы обе слишком хорошо ее знаем.
Ба вздохнула. Она была еще ниже меня – пару дюймов до пяти футов не дотягивала. Я помню время, когда она казалась мне огромной, и я твердо знала, что мне ничего не грозит у нее на руках. Длинные волнистые каштановые волосы Ба развевались вокруг ее хрупкого тела как шелковый занавес, но лица они не закрывали. И кожа у нее была коричневой, как орех, и чуть сморщенной, только не от возраста. Глаза большие и карие под цвет волосам, с прекрасными ресницами. Но у нее не было носа и почти не было рта. Как будто вместо лица – коричневый череп. На месте носа виднелось двойное отверстие, будто нос отрезали, но на самом деле она родилась с таким лицом. Ее отец, мой прадед, был человеком, и он говорил ей, когда Ба была маленькой, что она очень красива. Она копия своей матери – той женщины, которую он любит.
Я бы рада была познакомиться со своим прадедом, но он был чистокровным человеком и жил в семнадцатом веке – лет триста с лишним до моего времени. Вот с прабабушкой я познакомиться могла бы, если бы она не погибла в одной из больших войн между людьми и фейри в Европе. Погибла на войне, на которой ей как брауни не было смысла драться. Но если отказаться от призыва к битве, это предательство. А предательство карается смертной казнью.
Вожди сидхе тебя так и так уделают.
Фарфоровое блюдечко ткнулось мне в руку, и я осторожно взяла его пальцами из воздуха. Проще было бы подставить под него раскрытую ладонь, но леди такие манеры не подобают. Меня выучили пить чай согласно правилам этикета, которые уже лет сто, если не больше, как устарели. Следующий опасный момент с левитирующим горячим напитком состоит в том, что когда тот, кто его держит, снимает левитацию, чашка становится тяжелее. И почти каждый при этом может чуть пролить через край в первые разы. Ничего стыдного в этом нет.
Я чаю не пролила. Первое чаепитие с Ба у нас было, когда мне было пять.
– Хотела бы я знать, деточка, что рассказать тебе о королеве, но не знаю. Лучшее, что я могу сделать, – это тебя накормить. Бери пирожки, милая. Я знаю, что они тяжеловаты для вечернего чая, но это твои любимые.
– С бараньей начинкой? – спросила я.
– И с картошкой и репой, как ты любишь.
Я улыбнулась:
– Сегодня на банкете будет еда.
– Но захочешь ли ты ее есть?
Она была права. Я взяла один пирожок с мясом. Тарелочка плавала в воздухе под пирожком.
– Что ты думаешь о кольце?
– Ничего.
– В каком смысле – ничего?
– В том, милая, что у меня слишком мало информации, чтобы рискнуть строить предположения.
– Это Кел пытался убить меня и Галена? Меня, кажется, более всего злит, что тот, кто положил заклинание в машину, готов был пожертвовать Галеном, чтобы убрать меня – будто Гален ничего не значит.
Пирожок был замечательный, но у меня вдруг пропал аппетит. Чай, который я уже выпила, плескался в желудке, будто просился обратно. Я никогда не могу есть, когда нервничаю. Я положила пирожок на тарелку, и она медленно поплыла к столу.
Ба стиснула мне руку. Она покрасила ногти в сочный бордовый цвет – почти такой же темный, как ее кожа.
– Я высокой магии не знаю, Мерри, моя магия – это скорее врожденная способность. Но если убийца желал создать вам смертный приговор, зачем тогда зеленый? Это цвет верности, счастливой семейной жизни. Зачем добавлять его?
– Единственное, что я могу придумать, – это что заклинание предназначалось для чего-то другого и было использовано в последний момент. Иначе по какой причине оно там оказалось бы?
– Не знаю, милая, к сожалению, не знаю, – ответила Ба.
Я подняла руку, и кольцо сверкнуло в лучах осеннего солнца.
– Кто бы ни положил заклинание в машину, он использовал кольцо как источник магической силы. То есть знал, что оно там будет. Кому доверила бы королева это знать?
– Список тех, кому она верит, очень короток, но длинен список тех, о ком она знает, что они не пойдут против ее желаний из страха перед ней. Она могла дать кольцо с запиской кому угодно и знала бы, что сделано будет именно то, что она пожелала. Ей бы в голову не пришло, что ее страж может ослушаться. – Ба сжала мне руку. – Кажется, ты не будешь есть эти прекрасные пирожки. Я пошлю их вниз – мои гости наверняка их оценят.
– Извини, Ба. Я просто не могу есть, когда нервничаю.
– Это с моей стороны не обида, а практичность, Мерри. – Она шевельнула рукой, и открылась дверь в холл и на лестницу. Тарелки с едой поплыли к двери.
– Какой цели послужило бы, если бы нас с Галеном казнили? – спросила я.
Тарелки еще шли к дверям в неровном танце, но Ба повернулась ко мне, не сбившись с ритма и ничего не пролив.
– Лучше было бы спросить, какой цели послужило бы, если бы найдено было кольцо королевы, обернутое в любовное заклинание, созданное для тебя.
– Но оно не было создано для меня. Это могло быть для кого угодно, кто оказался бы на заднем сиденье.
– Я так не думаю, – произнесла Ба. Взяв меня за руку, она провела пальцем по серебряной ленте кольца. На ее прикосновение оно тоже не отозвалось, как и на прикосновение Галена. – Это кольцо королевы, а ты с ней одной крови. Если бы не случайный порядок рождения, Эссус мог бы быть королем. Ты была бы сейчас королевой, а не Андаис. И твой кузен Кел был бы вторым в очереди к трону, а не ты.
– Отец никогда не одобрял, как Андаис ведет Двор.
– Я знаю, что его склоняли убить сестру и занять трон, – сказала Ба.
Я даже не пыталась скрыть удивление: