Поцелуй теней Гамильтон Лорел
– Ты, наверное, был очень молод, раз ничего не заподозрил, когда он назвался этим именем.
– Так и было, – кивнул он.
– Можно мне проверить твою ауру?
Он улыбнулся мне через плечо. Шрамы на его спине сморщились, образуя контуры.
– Аура – это нью-эйджевский термин. Фейри его не употребляют.
– Ладно, личную силу, – сказала я, не сводя глаз с его спины. Рубашку я задрала ему на плечи. – Ты был связан, когда он это сделал?
– Да, а что?
– Не можешь сложить руки так же, как они были связаны?
Он вдохнул, будто собираясь спросить зачем, но потом просто поднял руки над головой и распластался по двери. Руки он поднял как можно выше, чуть расставив в стороны в виде буквы Y.
Рубашка свалилась, и мне пришлось снова ее задрать. Но я нашла, что искала. Ожоги в виде ладоней сложились в картину.
Это было изображение дракона или, точнее, верма, длинного и змееподобного. Несколько восточного облика, потому что сложен из ладоней, но определенно это был дракон. Однако ожоги складывались в картину, только когда Джереми стоял в той позе, в которой его пытали. Когда он опустит руки, шрамы разъедутся и превратятся просто в шрамы.
– Можешь опустить руки, – сказала я.
Он так и сделал, повернувшись лицом ко мне, и начал заправлять рубашку в штаны.
– У тебя мрачный вид. Ты увидела в ожогах что-то, чего никто другой не видел?
– Погоди заправлять рубашку, Джереми. Мне надо наложить защиту на твою спину.
– Что ты увидела, Мерри?
Он перестал возиться с рубашкой, но заправленное обратно не вытащил.
Я покачала головой. Джереми носил эти шрамы веками и не знал, что тот сидхе сыграл в игру с его кожей. Это показывало такое презрение к жертве, такую черствость, что трудно было охватить разумом. Конечно, это могло быть очень практично – жестокость не без цели, как и было. Тот сидхе, кто бы он ни был, мог наложить на ожоги заклятие. Он вполне может тогда вызвать дракона из тела Джереми или превратить Джереми в дракона. Может быть, и нет, но береженого бог бережет.
– Дай мне защитить твою спину, а потом пошли в фургон.
– А время у нас есть?
– Конечно. Отведи рубашку, чтобы открыть ожоги.
Он поглядел так, будто не верит мне, но когда я повернула его лицом к двери, он не стал спорить и отвел шелк рубашки в сторону, позволяя мне работать.
Я пролила силу себе в руки, будто что-то теплое взяла в ладони. Потом медленно открыла руки, ладонями к голой спине Джереми. Почти приложила руки к его коже. Дрожащее тепло стало гладить ему спину, и Джереми поежился от его прикосновения.
– Какие ты руны используешь? – спросил он с едва заметным придыханием.
– Никаких.
Я разливала тепло поперек его шрамов, вниз по спине.
Он стал поворачиваться.
– Не двигайся!
– Что значит – никакие, Мерри? Что еще можно использовать?
Мне пришлось встать на колени, чтобы сила наверняка покрыла каждый шрам. Когда я уверилась, что все закрыто, я запечатала все, визуализуя силу как слой желтого света над кожей. Запечатала края этого света, прилепляя его к коже как щит.
Джереми дышал коротко и шумно.
– Что ты используешь, Мерри?
– Магию, – ответила я, вставая.
– Могу я опустить рубашку?
– Да.
Серый шелк скользнул на место, и защита была у меня перед глазами такой плотной, что на миг показалось: материя должна об нее запнуться, но так не случилось. Шелк прикрыл спину, будто я ничего с ней не делала. Но я не сомневалась, что свою работу сделала отлично.
Он начал заправлять рубашку, еще не повернувшись ко мне.
– Ты использовала для этого свою личную магию?
– Да.
– А почему без рун? Они помогают усилить магию.
– Многие руны на самом деле – символы древних давно забытых божеств или созданий. Почем знать? Я могла случайно вызвать именно того сидхе, который это сделал. Нельзя было рисковать.
Он натянул пиджак, поправил галстук.
– Теперь скажи мне, что тебя так испугало в шрамах у меня на спине?
– По дороге, – ответила я, открывая дверь.
Я вышла в холл, пока он не успел возразить. Слишком много мы потратили времени, но не защитить его спину было бы слишком беспечно, чтобы даже выразить это словами.
Каблуки наших туфель застучали по ступенькам.
– Мерри, что там было?
– Дракон. Точнее, верм, потому что безногий.
– Ты это увидела в шрамах?
Он раньше меня подошел к двери и держал ее открытой по старой привычке. Я вытащила из-за спины пистолет и щелкнула предохранителем.
– Я думал, что Воинство за много миль, – сказал Джереми.
– Одиночный сидхе мог бы от меня скрыться. – Руку с пистолетом я опустила вдоль тела, чтобы его не сразу было заметно. – Меня не увезут домой, Джереми. Чего бы мне это ни стоило.
Я вышла в калифорнийскую ночь раньше, чем он успел что-нибудь сказать. Многие фейри, особенно сидхе, считают современное оружие нечестным. Нет писанного закона против использования огнестрельного оружия, но это считается дурным тоном, если только ты не в элитной страже королевы или принца. Им полагается носить пистолеты при охране особ королевской крови. Ладно я – особа королевской крови, крошечная затерянная особа королевской крови, но все равно королевской крови, нравится это им всем или нет. Стражи для защиты у меня нет, так что я сама себя охраняю. Любой ценой.
Ночь здесь никогда не бывает по-настоящему темной – слишком много электрического света, слишком много народа. Я эту полутьму исследовала, разыскивая одинокую фигуру. Искала глазами, энергией, расширяя ее тугим кругом, пока мы торопились к ждущему фургону. Были люди в других домах – я ощущала их движения, вибрации. На одной крыше недовольно зашевелилась вереница чаек в полусне, ощутив прикосновение моей энергии. На берегу веселилась компания. Я ощутила, как вздымается энергия, возбуждение, страх, но обычный страх. Стоит мне с ним считаться или не стоит, безопасно ли это? Ничего другого я не обнаружила, если не считать шевелящуюся энергию моря, которая всегда есть у берега. Она как белый шум, то, чего не замечаешь, но она есть. Где-то там, в клубах ее, Роан. Я надеялась, что ему сейчас хорошо. И знала, что мне – нет.
Дверь фургона отошла назад, и я увидела Утера, сжавшегося в полумраке. Он протянул мне руку, и я дала ему левую. Моя рука утонула в его ладони, он втянул меня в фургон и закрыл за мной дверцу.
Ринго обернулся ко мне с водительского места. Он едва умещался там – все эти мышцы, эти нечеловечески длинные руки, эта грудная клетка, втиснутая в сиденье, рассчитанное на человека Он улыбнулся, показав полную пасть острейших зубов, которые разве что у волка увидишь. Лицо у него было слегка удлиненное, чтобы можно было разместить эти зубы, и потому это лицо, в остальном человеческое, казалось диспропорциональным. Когда-то давным-давно Ринго был полностью человеком и членом банды. Случилось так, что группа приезжих сидхе Благого Двора заблудилась в глубоких и темных джунглях Лос-Анджелеса. Их нашли парни из банды. Взаимодействие культур в лучшем виде. Сидхе проигрывали драку. Кто знает, как это случилось? Может быть, они были слишком надменны, чтобы драться с шайкой городских подростков. Или эти подростки были куда как злее, чем ожидали царственные гости. В общем, им пришлось плохо. Но у одного из членов банды возникла светлая мысль, и он перешел на сторону противника на условии, что ему будет гарантировано исполнение желания.
Сидхе согласились, и Ринго перестрелял своих товарищей по банде. А желание у него было – стать фейри. Сидхе дали ему слово выполнить желание, и взять свое слово назад они не могли. Чтобы чистокровного человека превратить в фейри, нужно влить в него дикую силу, чистую магию, и воля или желание человека выбирает, что это будет за магия. Ринго было лет тринадцать-пятнадцать, когда это произошло. Наверное, он хотел выглядеть свирепо, страшно, самым крутым гадом в околотке, и магия дала ему то, что он хотел. По людским меркам он стал монстром. По меркам сидхе – тоже. По меркам фейри – обычным членом банды.
Не знаю, почему он бросил банду. Может быть, она на него ополчилась. Может быть, он сам поумнел. Когда мы встретились, он уже много лет был добропорядочным гражданином, женился на возлюбленной своего детства и завел троих детей. Он специализировался на работе телохранителя и был нарасхват у знаменитостей, желавших, чтобы рядом с ними был такой экзотический телохранитель. Легкая работа без настоящей опасности – только и дела, что светиться рядом со звездой. Неплохо для парнишки, у которого мать была пятнадцатилетней наркоманкой, отец неизвестен. Ринго держит у себя на столе мамину фотокарточку. Там ей тринадцать, живые глаза, аккуратная прическа, миловидное лицо, весь мир впереди. В следующем году она села на иглу. Умерла она в семнадцать от передоза. Ни в офисе, ни дома у Ринго нет фотографий матери после тринадцати лет. Как будто для Ринго все, что было потом, – не взаправду, не с его матерью было.
Его старшая дочь Амира смутно напоминает этот улыбающийся портрет. Не знаю, выживет ли она, если Ринго поймает ее на наркотике. Он говорит, что наркоман – хуже мертвого, и я думаю, что он в это верит.
Никто ничего не сказал насчет пистолета, когда я сунула его за спину за ремень штанов. Наверное, они были вместе с Джереми, когда он нашел пистолет и документы.
Джереми сел на пассажирское сиденье.
– Давай в аэропорт, – только и сказал он.
Ринго врубил скорость, и мы поехали.
Глава 9
В фургоне сзади сиденья были сняты, там лежал коврик, а еще там были привязные ремни, которые Джереми установил с одной стороны – там, где обычно сидел Утер. Я стала переползать в средний ряд сидений, но Утер тронул меня за руку.
– Джереми предложил, чтобы ты села со мной и моя аура перекрыла твою – это собьет преследователей с толку.
Каждое слово было тщательно выговорено, потому что бивни, вроде бы торчащие из его кожи, из лица, на самом деле были видоизмененными зубами, закрепленными внутри рта. Поэтому, если он забывался, речь его бывала неразборчивой. Он обучался у одного из ведущих преподавателей речи в Голливуде, чтобы перенять произношение университетского профессора со Среднего Запада. Этот акцент не очень соответствовал лицу, более напоминающему кабанье рыло с двойными бивнями. У нас одна клиентка упала в обморок когда он первый раз с ней заговорил. Потрясать людей – это всегда забавно.
Я посмотрела на Джереми. Он кивнул.
– Пусть как маг я лучше, но у Утера энергия, которая старше самого Бога, и она вокруг него клубится. Я думаю, что он сможет тебя от них скрыть.
Отличная идея и простая.
– Молодец, Джереми! Я же понимала, что есть причина, почему ты начальник.
Он усмехнулся мне и повернулся к Ринго:
– Есть прямой путь по Сепульведе к аэропорту.
– Хотя бы не час пик сейчас, – заметил Ринго.
Я устроилась позади, рядом с Утером. Фургон слишком резко выехал на Сепульведу, и Утер подхватил меня раньше, чем я упала. Его большие руки притянули меня, как младенца, к его груди, почти такой же большой, как все мое тело. Даже хотя у меня щиты крепко стояли на месте, он ощущался как что-то большое, теплое, вибрирующее. Я видала фейри, у которых не было магии, стоящей упоминания, только самый примитивный гламор, но они были так стары и столько магии повидали в жизни, что будто бы впитали силу в самые поры своей кожи. Даже сидхе не найдут меня, спрятанную в руках Утера. Они ощутят его, а не меня. Наверное. Поначалу.
Я успокоилась на широкой груди Утера, в теплой надежности его рук. Не знаю, что в нем такое, но при нем мне всегда надежно. Не просто из-за его размеров, а потому, что это Утер. Он – центр спокойствия, как огонь, у которого можно жаться во тьме.
Джереми повернулся ко мне, насколько позволял ремень, сминая костюм, а это значило, что он собирается сказать что-то серьезное.
– Почему ты защитила мою спину, Мерри?
– Чего? – спросил Утер.
Джереми отмахнулся от вопроса:
– У меня старая рана от сидхе на спине. Мерри наложила на нее защиту. Я хочу знать почему.
– Ты назойлив, – сказала я.
– Расскажи.
Я вздохнула, закутываясь в руки Утера, как в одеяло.
– Возможно, что сидхе, который нанес тебе раны, может вызвать из твоей спины дракона или заставить тебя перекинуться в него.
У Джереми глаза полезли на лоб.
– Ты можешь это сделать?
– Я – нет, но я не чистокровная сидхе. Я видела, как делают такие вещи.
– И защита будет держаться?
Мне бы хотелось просто сказать "да", но это было бы слишком близко к лжи.
– Какое-то время продержится, но если сидхе, наложивший заклятие, будет здесь, у него может оказаться достаточно сил пробить мою магию, или он может постоянными ударами расшатать защиту, чтобы она упала. Шансы, что именно этот сидхе охотится за нами, ничтожны, Джереми, но я не могла позволить тебе помогать мне и не защитить тебя.
– На всякий случай, – сказал он.
– На всякий случай, – кивнула я.
– Когда это случилось, я был очень юн, Мерри. Сейчас я могу себя защитить.
– Ты сильный маг, но ты не сидхе.
– Это такая серьезная разница?
– Может оказаться.
Джереми замолчал и повернулся вперед, помогая Ринго найти самый быстрый путь в аэропорт.
– Ты напряглась, – заметил Утер.
Я улыбнулась:
– Тебя это удивляет?
Он улыбнулся – вполне человеческим ртом под костной дугой бивней, кабаньим рылом. Как будто часть его лица была маской, а под ней – человек. Большой, но человек.
Он толстыми пальцами погладил мои все еще мокрые волосы.
– Я так понял, что Слезы Бранвэйн еще действовали, когда пришел Джереми?
Я бы иначе ни за что не стала тратить время на душ, и Утер это знал.
– Так мне сказал Джереми. – Я села так, чтобы не намочить ему рубашку волосами. – Не хотела тебя пачкать, извини, просто забыла, что волосы мокрые.
Он мягко прижал мою голову обратно к своей груди – ладонью больше всей моей головы.
– Я же не жалуюсь, просто заметил.
Я устроилась поудобнее, положив щеку ему на руку возле плеча.
– Роан ушел сразу, как мы приехали. За помощью?
Я объяснила насчет Роана и его новой шкуры.
– Ты не знала, что можешь его исцелить? – спросил Утер.
– Не знала.
– Интересно, – протянул он. – Очень интересно.
Я подняла на него глаза:
– Ты что-то об этом знаешь, чего не знаю я?
Он посмотрел на меня сверху вниз.
– Я знаю, что Роан – дурак.
Это заставило меня посмотреть на него, попытаться понять, что за взглядом этих непроницаемых глаз.
– Он – шелки, и я вернула ему океан. Это его призвание, сердце его сердца.
– Ты на него не злишься?
Я нахмурилась, неловко пожав плечами у него на руках.
– Роан таков, каков он есть. Я не могу это поставить ему в вину. Это как сердиться на дождь за то, что он мокрый. Такой он.
– Так что тебя это совсем не трогает?
Я снова пожала плечами, и его руки обернули меня, почти как младенца, так что мне стало удобнее на него глядеть.
– Я разочарована, но не удивлена.
– Ты очень понимающая.
– Можно быть понимающей, Утер, если все равно не можешь ничего изменить.
Я потерлась щекой о теплоту его руки и поняла, в чем секрет его обаяния. Он такой большой, а я такая маленькая, будто я снова стала ребенком. Это чувство, когда тебя кто-то может взять на руки и защитить от всего на свете. Это не было правдой, когда я была ребенком, и тем более не стало правдой сейчас, но все равно приятно. Иногда ложный уют лучше, чем никакого.
– Черт! – выругался Джереми погромче, чтобы нам было слышно. – Там впереди авария – похоже, Сепульведа полностью забита. Попробуем боковыми улицами.
Я задрала голову на руку Утера, чтобы увидеть Джереми.
– И все остальные тоже пытаются туда съехать. Я угадала?
– Разумеется, – ответил он. – Устраивайся поудобнее, на это уйдет какое-то время.
Я повернула голову, чтобы снова видеть Утера.
– Новых анекдотов не слыхал?
Он слегка улыбнулся:
– Нет, только у меня ноги онемеют, если мне придется так их поджимать слишком долго.
– Ой, прости.
Я завозилась, чтобы он мог изменить позу.
– Нет, сиди спокойно.
Он подложил руку мне под бедра, приподнял меня и держал, как ребенка, без усилий, пока вытягивал перед собой ноги. Потом усадил меня к себе на колени, держа одной рукой за спину, а другая спокойно легла на колени.
Я засмеялась:
– Иногда я думаю, каково это – быть таким... большим.
– А я гадаю, каково это – быть маленьким.
– Но ты же был когда-то ребенком. Ты же помнишь, как это было.
Он уставился вдаль.
– Детство для меня было очень давно, но я действительно помню. Но я не в этом смысле говорю насчет быть маленьким.
Он посмотрел на меня, и было что-то в его глазах, что-то одинокое, неудовлетворенное. Это "что-то" пробивало то его спокойствие, которое я так ценила.
– В чем дело, Утер? – спросила я тихо. Какое-то было уединение в том, что мы были одни сзади и никого на средних сиденьях.
Его рука легко лежала у меня на бедре, и мне удалось наконец прочитать выражение его глаз. Я такого на лице у него еще не видела. Мне вспомнились его слова, когда я раздевалась для установления микрофона, – что он подождет в соседней комнате, потому что уже очень давно не видел обнаженной женщины.
Очевидно, я как-то выразила это на лице, потому что он отвернулся.
– Извини, Мерри. Если тебе неприятно это, только скажи, и я никогда об этом не заикнусь.
Я не знала, что на это ответить, но попыталась.
– Не в том дело, Утер. Я сейчас сяду в самолет и улечу Богиня знает куда. Мы можем уже никогда не увидеться.
Это отчасти было правдой. То есть я действительно покидала город и не могла придумать, как выпутаться из этого положения, не ранив его чувств и не наврав ему. Мне не хотелось ни того, ни другого.
Он заговорил, не глядя на меня:
– Я думал, ты – человек с примесью крови фейри. И никогда бы не предложил этого тому, кто был воспитан людьми. Но твоя реакция на уход Роана доказала мне, что ты думаешь не так, как люди. – Он почти застенчиво снова повернулся ко мне. В глазах его читалось открытое доверие. Не то чтобы он полагал, что я скажу "да", но он верил, что я не буду плохо реагировать.
Будь это вчера, я бы первым делом подумала, как ужасно одинок Утер на нашем берегу. Сколько раз я вот так свертывалась рядом с ним в клубочек, думая о нем как о старшем брате, как о замене отца? Слишком много раз. Это было нечестно, но он всегда вел себя как настоящий джентльмен, полагая, что я – человек. Теперь он знал правду, и это меняло положение вещей. Если даже я скажу "нет" и он примет это как должное, уже не будет прежней легкости в отношениях. Я никогда не смогу так невинно свернуться у него на руках – это в прошлом. Пусть это меня огорчает, но прежнего не вернуть. Единственное, что я могу сделать, – это постараться не ранить Утера. Беда была в том, что я понятия не имела, как это сделать, потому что совершенно не знала, что сказать.
Я задумалась слишком надолго. Он закрыл глаза и убрал руку с моего бедра.
– Извини, Мерри.
Я подняла руку и тронула его за подбородок.
– Да нет, Утер, я польщена.
Он открыл глаза и посмотрел на меня, но в них читалась явная боль. Он протянул мне сердце на ладони, а я проткнула его ножом. Черт, я же скоро сяду в самолет и никого из них никогда не увижу. Оставлять его так я не желала. Слишком он хорошим был мне другом для этого.
– Во мне есть человеческая кровь, Утер. Я не могу... – Нет, этого никак было не сказать намеком. – Я не смогу вынести повреждения, которые вынесет чистокровная фейри.
– Повреждения?
Вот она, цена обиняков.
– Ты слишком велик для моего тела, Утер. Если бы ты был... меньше, я бы могла с тобой запросто переспать, но как-то не могу себе представить, что мы друг за другом ухаживаем. Ты – мой друг.
Он посмотрел на меня – всмотрелся пристально.
– Ты действительно могла бы спать со мной без отвращения?
– Отвращения? Утер, ты слишком долго прожил среди людей. Ты – призрак-в-цепях и выглядишь именно так, как тебе полагается. Есть и другие фейри той же породы. Ты не урод.
Он покачал головой:
– Я изгнан, Мерри. Мне никогда не стать фейри, а среди людей я урод.
У меня сердце сжалось от этих слов.
– Утер, не надо, чтобы чужие взгляды заставили тебя себя ненавидеть.
– А как иначе? – спросил он.
Я положила руку ему на грудь, ощутила уверенное сильное биение сердца.
– Вот там, внутри, – Утер, мой друг, и я люблю тебя как друга.
– Слишком долго я жил среди людей, чтобы не знать, что значат эти разговоры о дружбе, – ответил он.
И снова отвернулся от меня, тело его напряглось и стало неудобным, будто он не мог вынести моего прикосновения.
Я встала на колени. Я бы сказала, что села на него верхом, но лучшее, что у меня вышло, – поставить колено на каждое его бедро. Руками я стала трогать его лицо, проводя по крутизне лба, густым бровям. Мне пришлось опустить руки, чтобы снизу потрогать его щеки. Большими пальцами я погладила его рот, потерлась о гладкую кость бивней.
– Ты – красивый призрак-в-цепях. Такие двойные бивни высоко ценятся. А закругление в конце – среди призраков оно считается признаком мужественности.
– Откуда ты это знаешь? – удивленно шепнул он.
– Когда я была подростком, королева взяла себе любовника-призрака по имени Янник. Она говорила, побывав с ним, что ни один сидхе не мог так ее наполнить, как Призрак Сердец.
Кончилось тем, что она обозвала его Призраком Дураков, и он выпал из фавора. Но он остался жив, что редко случалось среди несидхейских любовников королевы. Люди обычно кончали жизнь самоубийством.
Утер уставился на меня. Когда я стояла на нем на коленях, наши глаза были почти на одном уровне.
– И что ты думаешь о Яннике? – спросил он тихим, замирающим голосом, так что мне пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать.
– Я думаю, что он был дурак. – Я потянулась поцеловать Утера, и он отвернулся. Я взяла его ладонями за лицо и повернула к себе. – Но я всех любовников королевы считала дураками.
Мне пришлось сесть на колени к Утеру, пропустив ноги по обе стороны от его тела, чтобы его поцеловать. Бивни, конечно, мешали, но если это уберет выражение страдания из его глаз, то стоит усилий.
Я целовала его как друга. Я целовала его, потому что не считала его уродом. Я выросла среди таких фейри, что Утер рядом с ними по людским меркам – мальчик с глянцевой обложки. Одна из вещей, которым учит Неблагой Двор, – это любовь к любому виду фейри. Слов "уродливый" при этом Дворе просто не употребляется. А при Благом Дворе я сама считалась уродкой – недостаточно высокая, недостаточно стройная, и волосы кроваво-каштанового цвета, как при Неблагом Дворе, не рыжие по-человечески, как принято при Благом. При Неблагом Дворе у меня тоже было немного "кавалеров". Не потому, что меня там не находили привлекательной, а потому что я смертная. Наверное, их пугала сидхе, которая была смертной. Они к этому относились как к заразной болезни. Только Гриффин решил попытаться, но для него я тоже оказалась недостаточно сидхе.
Я знала, что мне вовеки придется быть чужаком, уродом. И все это я вложила в поцелуй, закрыв глаза, взяв Утера ладонями за подбородок.
Утер целовал так же, как говорил, – осторожно, когда каждый звук и каждое движение тщательно продуманы. Руки его сплелись у меня на пояснице, и я ощутила их поразительную силу, потенциал его тела сломать меня, как фарфоровую куколку. Одно резкое движение – и он бы оказался во мне и насквозь без повреждений. Но я доверялась Утеру, и я хотела, чтобы он снова в себя поверил.
– Очень не хочется вас прерывать, – вдруг сказал Джереми, – но впереди еще одна авария. И авария на каждой боковой улице, куда мы пытались свернуть.
Я оторвалась от поцелуя:
– Что?
– Две аварии на двух боковых дорогах.
– Для случайности слишком много, – сказал Утер.
Он нежно поцеловал меня в щеку и дал мне выскользнуть из его объятий и сесть рядом, все еще оставаясь в тени его энергии Боль в его глазах исчезла, оставив что-то более солидное, более уверенное в себе. Это стоило поцелуя.
– Они знают, что я была в квартире Роана, но не знают, где я теперь. Пытаются отрезать все пути бегства.
Джереми кивнул.
– Почему ты их не почуяла?
Читать бесплатно другие книги:
