Драгоценности Медичи Бенцони Жюльетта

Она подняла с кресла свою блистательную тиару и направилась к двери.

– Я попытаюсь немного поспать в надежде, что, когда проснусь, мне покажется, будто я видела чудесный сон! Желаю вам того же, дорогой князь!

– Я тоже попробую заснуть. Боюсь, это будет нелегко. Она чуть повернула голову, так, что он мог видеть только ее профиль, по которому нельзя было угадать выражение лица.

– Спасибо, – сказала она.

Альдо все же спал этой ночью, и спал настолько крепко, что не услышал удара колокола, призывающего на ленч. Впрочем, остальные обитатели дома оказались такими же сонями, и стол был накрыт лишь для пятичасового чая. Хотя английский образ жизни сохранился в бывших колониях на северо-востоке Соединенных Штатов, в этот день освященный веками обычай дал осечку. Ни Полина, ни Синтия к столу не вышли. Лишь Джон-Огастес и Адальбер, которые уже успели поплавать, воздали честь ритуальному чаепитию. Альдо также решил искупаться, чтобы привести в порядок свои мысли, но, поскольку он не любил чай, то оседлал велосипед и покатил в таверну «Белая Лошадь», где выпил несколько чашек кофе и выкурил столько же сигарет. Однако с Тедом ему удалось обменяться одним приветствием, так как посетителей было неимоверно много и персонал выбивался из сил. Он наслаждался относительным спокойствием, в очередной раз оценив мудрость старой поговорки, что по-настоящему одиноким можно быть только в толпе.

Ночное приключение внесло разлад в его душу. По-прежнему ощущая свою вину, он никак не мог принудить себя к искреннему раскаянию. Хотя его любили многие женщины, а сам он по меньшей мере два раза испытывал настоящую страсть, с Полиной ему удалось достичь полного и ослепительного слияния. Между тем его дружеские чувства к баронессе не имели ничего общего с любовью, которая навсегда и безраздельно была отдана Лизе: именно ее он любил и плотью, и сердцем, но тело Полины таило опьяняющее очарование, и этого следовало опасаться. Какое-то колдовство, которое нельзя было объяснить ни бархатной кожей, ни великолепием зрелой красоты, ни знанием любовной науки. Она принадлежала к числу тех редких женщин, ради которых мужчина мог бы пожертвовать всем – даже жизнью! – не испытывая к ним при этом никаких нежных чувств. Он сам до сегодняшнего вечера относился к ней с братским уважением и признательностью. Вывод: надо срочно возвращаться в Европу, иными словами, покончить с делом Риччи! Слава богу, свадьба состоится через три дня! У него хватит самообладания, чтобы удержать себя в рамках...

Вновь увидев ее за ужином, он неожиданно ощутил чувство, более всего походившее на сигнал тревоги. Она появилась в простом вечернем наряде из белого крепа, чей асимметричный крой оставлял ноги открытыми спереди, прикрывая их сзади небольшим шлейфом. Точно так же корсаж, собранный в складочки на груди, удерживался сверкающим ожерельем, зато глубокий вырез на спине доходил до поясницы. У Альдо создалось неприятное впечатление, что под креповым платьем не было надето ничего и если бы украшение из стразов соскользнуло с шеи, Полина предстала бы голой, как Ева в первый день творения. Джон-Огастес, увидев сестру, разинул рот от изумления:

– К кому это вы собираетесь на танцы в таком виде? Вы же устроите революцию!

– Я ни к кому не собираюсь, но сегодня вечером жарко, и мне захотелось показаться в этом платье, которое я ни разу не надевала, просто ради собственного удовольствия! Ну и еще, чтобы проверить, какой эффект оно производит.

– Вы великолепны! – искренне воскликнул Адальбер.

– Возможно! – пробурчал Белмонт, – но если вы не хотите, чтобы на вас накинулась свора наших блюстительниц нравов, советую вам приберечь это платье для вечеринок у камина, сочетая его, быть может, с небольшой шерстяной шалью? У нас, Белмонтов, слабые бронхи.

– Кто вам поверит, если вы целый день плещетесь в холодной воде? Ладно, вы в этом ничего не понимаете. Это платье сшито по последнему писку моды. Спросите у Синтии!

– Мы ее не увидим до послезавтра: она отсыпается!

– ...или у наших друзей! Ну, джентльмены, у кого из вас хватит мужества – потому что мужество вам действительно необходимо! – стать моим спутником на одном из приемов в Яхт-клубе?

– У меня! – вскричал Адальбер. – И я сделаю это с Величайшим удовольствием!

– А вы, Альдо? Вы пойдете со мной на танцы?

В ее смеющемся взгляде был вызов. Он слишком хорошо понимал, чем закончится подобная вылазка, и слегка кашлянул, чтобы внезапно охрипший голос не выдал его чувств. Но постепенно зеленеющие глаза ясно показывали Полине, что он не слишком одобряет ее дерзость:

– Адальбер холостяк, в отличие от меня, и быть спутником сирены, или, точнее, Венеры собственной персоной, настоящий триумф для него, который отцу семейства уже не позволителен.

Полина нервно рассмеялась:

– Венера? Это что, комплимент? В какой из пьес вашего Расина говорится о Венере, не отпускающей свою жертву?

– В «Федре», баронесса! В пьесе о несчастной женщине, которую любовь погубила и на которую вы совершенно не похожи!

– Вот! – с удовлетворением заключил Джон-Огастес. – А теперь, надеюсь, мы приступим к ужину? Что себе думает Беддоуз, где его колокол?

Означенный Беддоуз именно в это мгновение вошел в комнату с серебряным подносом, на котором лежало письмо, и с поклоном обратился к Морозини:

– Для Вашего превосходительства.

– Ответа дожидаются?

– Нет, насколько я знаю. Слуга уже ушел! Альдо вопросительно посмотрел на хозяев дома:

– Вы позволите?

– Конечно же, дорогой друг! – сказал Белмонт. – Тут витает легкий аромат тайны, и я просто сгораю от любопытства!

Текст был любезным, но кратким. Алоизий Ч. Риччи приглашал князя Морозини нанести ему визит около трех часов дня, за ним будет прислана машина.

Полина отреагировала незамедлительно:

– Надеюсь, вы не поедете туда?

Она почти выкрикнула эти слова, но, заметив общее изумление, тут же добавила:

– Нельзя принимать приглашение, составленное в столь развязных выражениях. И ему, видите ли, не нужен ответ. Словно это какое-то официальное извещение!

– В этом пункте я с вами соглашусь, – поддержал сестру Белмонт. – Это звучит бесцеремонно!

Альдо добродушно возразил:

– От подобного человека не следует ожидать, чтобы он держал кодекс правил поведения под подушкой. Я все же приму его приглашение: мне очень давно хочется взглянуть на его Палаццо!

– Я поеду с тобой, – решил Адальбер. – Этот тип должен знать, что мы неразлучны...

– Он вполне способен выставить вас за дверь, – сказала Полина.

– В таком случае я останусь возле дома. И буду ждать! – мужественно провозгласил Адальбер. – Не беспокойтесь, баронесса! Честно говоря, я не вполне понимаю, что может случиться с Морозини, если он придет по приглашению несколько грубоватому, согласен, но при этом открытому. Вряд ли за ним скрывается западня!

Все перешли к столу, где был спешно накрыт холодный ужин. Это было сделано по распоряжению Джона-Огастеса, который понимал, насколько устали слуги, и желал дать им возможность лечь спать пораньше. Синтии по-прежнему не было видно и слышно: чрезвычайно озабоченная цветом своего лица, она прописала себе целительный двухсуточный сон.

Полина поднялась к себе сразу после ужина, оставив мужчин за кофе, который они выпили на террасе, любуясь совершенно изумительным закатом и наслаждаясь вкусом хороших сигар. В этот момент опять появился Беддоуз и сообщил Морозини, что какая-то женщина просит разрешения поговорить с ним наедине. Одновременно он вручил Альдо сложенную вдвое, но при этом запечатанную записочку, в которой было сказано:

«Посылаю к вам Броуни, мою горничную. Выслушайте ее, это чрезвычайно важно! Хилари».

Записку Альдо положил в тот же карман, где лежало послание Риччи, и пошел вслед за дворецким в вестибюль. Там его действительно поджидала женщина в черной одежде и черной шляпке, подобающих камеристке из хорошего дома. Однако своими слишком широкими для женщины плечами она походила на спортсменку и, видимо, отличалась большой силой. Из-под полей шляпы виднелось не лишенное красоты лицо с правильными чертами, которое не портили даже гладко зачесанные и собранные сзади в шиньон волосы.

– Вы можете выбрать место, где нас никто не услышит? – спросила она. – Моя хозяйка придает этому большое значение!

Морозини жестом указал на римский бюст, расположенный ближе всего к двери и дальше всего от лестницы:

– Быть может, вон там?

Она кивнула, а затем, не теряя времени, объявила, что мисс Хилари желает непременно встретиться с ним завтра:

– Мистер Риччи весь день проведет в Палаццо, занимаясь приготовлениями к свадьбе. Она собирается посетить Историческое общество Ньюпорта. Если вы не возражаете, она будет ждать вас в три часа перед синагогой Тауро, расположенной напротив. Если вы согласитесь, вам надо быть очень точным.

– Я всегда точен, но время меня не устраивает. На три часа у меня уже назначена встреча!

– Перенесите ее! Или предупредите, что запоздаете. Мисс Мэри очень рискует, назначая вам свидание, которое, впрочем, будет совсем коротким. Она уверена, что за ней следят, иначе пришла бы сюда сама.

Горничная выглядела действительно встревоженной. Альдо тут же успокоил ее:

– Не тревожьтесь и скажите мисс Мэри, что она может рассчитывать на меня.

Броуни попрощалась и направилась к выходу. Альдо проводил ее и увидел, как она оседлала вполне демократический велосипед, не потеряв при этом ни капли достоинства. Стоя на верхней ступеньке крыльца, он следил за красным огоньком на багажнике, который постепенно растворился в фиолетовых сумерках.

Когда он вернулся на террасу, там уже никого не было. Белмонт и Адальбер отправились на прогулку в парк. Он заметил их благодаря тому, что они курили сигары, но не захотел присоединяться к ним и поднялся в свою комнату, где, не раздеваясь, растянулся на кровати. В сущности, обе встречи его вполне устраивали. Во-первых, он был доволен, что Хилари наконец решилась переговорить с ним. Кроме того, ему было приятно преподать урок вежливости ее жениху. Или машина Риччи дождется его возвращения, или миллиардеру придется назначить другое время для встречи.

Минуту спустя в его дверь несколько раз тихонько постучали, а затем на пороге появился Видаль-Пеликорн:

– Ты теперь спишь одетым?

– Нет. Мне нужно было подумать.

– Будет ли нескромным спросить, кто приходил к тебе?

– Некая Броуни, горничная Хилари! Она передала мне ее просьбу встретиться завтра в три часа.

– В три часа? Тебе пришлось отказаться?

– Ты с ума сошел?

– А как же Риччи?

– Мы попросим машину Риччи подождать или пусть уезжает без нас. В каком-то смысле это меня даже устраивает. Я готов исполнять приказы в армии, но больше нигде.

– Пожалуй, ты прав. Давай встретимся с Хилари! Это меня позабавит, не скрою.

– Сожалею, но я пойду один. Броуни настаивала на этом пункте. Хилари хочет видеть только меня, и я прошу прощения, если это оскорбляет твои воспоминания. Возможно, она боится вновь поддаться твоему роковому обаянию.

– Или боится обнаружить, что я забыл ее. Женщины этого не любят...

– Поскольку встреча будет короткой, она, верно, подумала, что двое беседующих привлекут меньше внимания, чем группа из трех человек. Кстати, ты действительно ее забыл?

– Ты исходишь из старой пословицы, что клин клином вышибают? Да, забыл. Перспектива этого брака приводила Теобальда в отчаяние...

– Ты полагаешь, он больше обрадовался бы другому?

– Между Алисой и мной никогда не вставал вопрос о браке, разве что в мистическом плане. Она все еще находится во власти своего мужа, и я скорее всего расстался бы с ней. Она сама не знает, чего хочет.

– Но ведь она, казалось, дорожила тобой?

– Да, но она дорожила также и Оболенским, своим русским мужем, а в Нью-Йорке на сцене появился новый персонаж: немецкий писатель, которого зовут Гофмансталь...

– Гуго фон Гофмансталь? Он поэт. И уже не первой молодости...

– Нет, Раймунд, его сын! Который овладел искусством использовать отцовские произведения. В последнее время Алиса декламировала их целыми днями напролет. Впрочем, я по-прежнему был нужен ей из-за Египта.

Альдо, который сидел на кровати, предложил другу место рядом с собой. Он по-братски обнял Адальбера за плечи:

– Постарайся забыть и эту! Скажи себе, что на свете есть много красивых женщин, которые будут водить тебя за нос!

– Возможно! Однако, раз уж мы заговорили о красивых женщинах, что у тебя происходит с Полиной?

Альдо мысленно благословил полумрак, царивший в комнате, где горела только одна лампа у них за спиной: он покраснел до ушей.

– Ну, что может у нас быть? Мы друзья... Исповедаться в ночном грехе Адальберу, который всегда относился к Лизе с нежностью и восхищением, было бы верхом глупости. Альдо знал широту взглядов своего друга, однако тот мог бы и не проявить ее, если бы заподозрил хоть малейшую угрозу брачному союзу, который почитал священным. Но, поскольку Адальбер не был слепым, следовало вести очень осторожную игру. В самом деле, в ответ на его слова археолог насмешливо фыркнул:

– Друзья? Она без ума от тебя! Почему, как ты думаешь, надела она такое платье? Не сомневаюсь, что это творение какого-нибудь великого кутюрье, но одновременно это шедевр провокации. Конечно, она может себе это позволить. Изумительная анатомия! Если она вдруг захочет предложить мне утешение, я буду не в силах отказаться! А ты в утешениях не нуждаешься...

И тут он расхохотался от всей души! Альдо тоже сумел рассмеяться, но прозвучало это довольно кисло. К счастью, Адальбер не стал задерживаться на опасной теме, пожелал другу спокойной ночи и ушел к себе, оставив Морозини терзаться угрызениями... и грезить о будущих радостях.

На следующий день без пяти три Альдо уже был на месте встречи. Он пришел туда пешком. Было солнечно, но не так жарко, как в предшествующие дни. Словом, идеальная погода для прогулки, которая, ко всему прочему, давала возможность поразмыслить, тогда как на велосипеде приходилось больше думать о том, как сохранить равновесие.

Он уже бывал в Тауро, самой старой и, несомненно, самой красивой синагоге Америки: слишком пышное внутреннее убранство ему не понравилось, но чистые строгие линии самого сооружения его очаровали. Подобно любому заурядному туристу, он стал рассматривать фасад и фронтон, следя краем глаза за тем, кто выходит из издания Исторического общества Ньюпорта. И потому не заметил, как появилась машина, на которую, впрочем, все равно не обратил бы внимания: это был обычный зеленый грузовичок, какие здесь можно было увидеть повсюду. Грузовичок остановился возле синагоги, не заглушив мотор, дверцы кузова раскрылись, и оттуда выскочили двое мужчин, которые схватили Альдо с такой быстротой, что он не успел даже пикнуть. Его швырнули в кузов, где третий мужчина нанес ему мастерский удар в челюсть, отправив в страну грез. Двое других похитителей быстро забрались в машину, которая тут же рванула с места. Площадь перед синагогой была пустынной – час сиесты! – и никто ничего не заметил.

Альдо очнулся довольно быстро. Его ударили лишь для того, чтобы он не оказывал сопротивления, но напавшие на него люди с толком использовали те несколько минут, что он был без сознания. Когда он пришел в себя, челюсть у него болела еще сильнее от того, что ее стягивал прочный кляп. Руки у него были скованы наручниками за спиной, ноги связаны, и он никак не мог уберечься от толчков на неровном полу, куда его бросили. Сначала он ничего не увидел и решил, что находится здесь один, но вскоре различил две пары ног на уровне своего лица и ощутил исходивший от похитителей запах. Те сидели, не раскрывая рта, сам же Альдо говорить не мог и был абсолютно беспомощен, поэтому он решил расслабиться, чтобы сохранить, насколько возможно, ясность мысли.

Он не питал иллюзий по поводу своих похитителей: эти люди, несомненно, служили Риччи. Однако приманкой для него послужила записка Хилари – между тем ему было трудно представить, как молодая женщина исповедуется в своем темном прошлом жениху, которого намерена изрядно пощипать на свой манер.

Поскольку он не знал, сколько времени оставался без сознания, ему было трудно даже приблизительно определить пройденный путь, который казался бесконечным из-за крайнего неудобства его положения. Хотя печка в машине не работала, он чувствовал себя так, словно лежит на раскаленной сковородке. Особенно ближе к концу путешествия, когда местность, видимо, стала более пересеченной. Наконец грузовичок остановился, и у него появилась надежда, что он узнает, куда его привезли. Но надеялся он напрасно: ему тщательно завязали глаза, прежде чем дверцы кузова раскрылись. Его спустили вниз, но земли он не коснулся. Какой-то особо мощный человек просто взвалил его на плечо, словно мешок с мукой, и вся группа двинулась вперед. Вместо запаха моря и пропитанных солнцем сосен на Альдо потянуло духом земли, влажности, чуть ли не плесени.

Это путешествие на чужой спине продолжалось несколько минут. Несший его мужчина преодолел крутой подъем, затем послышался звон ключей, лязг железа, и его опустили наконец на некое подобие матраса из соломы. Он крайне удивился, когда с него сняли повязку и наручники, вынули изо рта кляп и развязали ноги. Лишь теперь он увидел, что находится в просторной камере, одну из стен которой заменяла решетка с толстыми прутьями. Стоявший прямо на земле фонарь освещал подвал, рядом лежал пакет со свечами. Трое мужчин смотрели на него. Те самые, которые не проронили ни единого слова во время похищения и поездки на грузовичке. Они продолжали молчать и сейчас. Убежденный, что ответа от них не добиться, он даже не пытался заговорить с ними. Впрочем, они вскоре ушли, и последний закрыл за собой прочную решетку.

Поскольку похитители по доброте своей не забрали с собой фонарь, он смог разглядеть свой каземат. Похоже, это была древняя темница, куда некогда заключали рабов. Прочные, но старые и проржавевшие прутья восходили, видимо, к семнадцатому или восемнадцатому веку. Никаких отверстий не было, однако вентиляцию воздуха обеспечивали боковые галереи. Кроме соломенного матраса, на котором он сидел, и фонаря, ему оставили кувшин с водой с толстым куском хлеба на нем, ведро для отправления естественных надобностей и одеяло. В целом достаточно для Морозини, которому довелось пережить худшее в лапах маркиза д'Агалара. По крайней мере, здесь было светло, и его не приковали цепью к стене[43]. Камера оказалась почти чистой, матрасная ткань – новой, хлеб – довольно свежим, а вода не отдавала гнилью. Это не означало, что надо было радоваться, но и приходить в отчаяние не следовало. Узнав, что он не вернулся, Полина и Адальбер встревожатся, начнут искать его. Обоим мужества было не занимать, и Альдо не сомневался, что в поисках своих они перевернут небо и землю. Разве что...

Одному Господу ведомо, как неприятно звучало это «разве что...»! Его похититель не был идиотом и наверняка принял меры, чтобы избежать вопросов и объяснений... Да и отправился он на рандеву с Хилари, отказавшись от встречи с Риччи, который теперь мог разыгрывать оскорбленную невинность. Тем более что ему не приходилось опасаться местных властей, ведь шериф Моррис сидел у него в кармане! Если вдуматься, ключевой фигурой в деле, несомненно, была Хилари...

Альдо дошел в своих размышлениях до этого пункта, когда вновь появились двое из его похитителей. Один был тем гигантом, что нес его, второй, очевидно, был главным. В руках он держал блокнот и ручку, которые протянул узнику.

– Мы не хотим, чтобы ваши друзья слишком из-за вас переживали, поэтому вы сейчас напишете им пару слов, – произнес он тягучим голосом.

Альдо передернул плечами:

– Полагаю, вы шутите?

– О нет! Шутить я просто не умею.

Бросив взгляд на тяжелую физиономию с холодными глазами, Морозини сразу поверил этим словам.

– Тем хуже, – сказал он. – Впрочем, значения это не имеет. Я не стану писать.

– Ошибаетесь! Пройдите сюда!

Его вывели из каземата, снова защелкнув на запястьях наручники, и потащили в соседнюю галерею, где обнаружилась точная копия его собственного каземата. С той разницей, что на таком же матрасе, как у него, сидела связанная женщина с кляпом во рту. Это была Бетти Баскомб. Услышав их шаги, она подняла голову и открыла глаза, в которых Альдо не увидел страха – одну только бессильную ярость.

– Вы ее узнаете? Вас видели, когда вы разговаривали с ней...

– Это так, но что она делает здесь?

– Она обнаружила вход в наше подземелье, и мы позволили ей рассмотреть его поближе.

– Что вы собираетесь с ней сделать?

– Убить, разумеется, но чуть позже. Патрон думает, что она может оказать нам некоторые услуги. К примеру, сейчас она заставит вас выполнить нашу просьбу.

– Если она в любом случае обречена, не имеет значения, соглашусь я или нет...

– Для нее имеет! Потому что, если вы не сделаете того, что вам сказали, я всажу в нее пулю. Так, чтобы ей было больно, но чтобы она не сразу сдохла. Ну, скажем, в живот? Если вам хочется слушать ее вопли в течение «долгих часов...

В его словах нельзя было усомниться. Несомненно, он был из тех, кто любит мучить других... С болью в сердце Альдо капитулировал:

– Что надо написать?

– Вам скажут.

Его вновь отвели в камеру и дали листок бумаги, на котором приказали написать следующее: «Не беспокойтесь. Мне действительно нужна помощь, и я отправляюсь за ней в Нью-Йорк. Скоро вернусь. А .».

Не тратя времени на бесполезные протесты, он написал то, что ему продиктовали, на листке из блокнота, который вложил в конверт, где вывел имя и теперешний адрес Адальбера, а затем передал его своему тюремщику. Однако это было не последнее требование.

– А теперь раздевайтесь!

– Что?

– Раздевайтесь и поживее! Наденете вот это.

«Это» оказалось синим комбинезоном механика, к счастью, довольно чистым. Нетрудно было догадаться, зачем понадобилась его одежда: кто-нибудь наденет ее, добавив оставленную в грузовичке шляпу, и на глазах у всех сядет на паром. Но делать было нечего – Альдо подчинился.

– Вам следовало бы погладить мои брюки, – насмешливо посоветовал он. – Они слегка помялись, а если вам понадобится перешить их, обратитесь к моему портному: Невил Аткинс, Сэвилл-Роу[44], Лондон.

– Не беспокойтесь, вам вернут ваши вещи, когда вы станете трупом.

– Что ж, тем лучше! Мы, Морозини, всегда заботились о том, чтобы выглядеть достойно.

– Так и будет! И хватит болтать! Постарайтесь поспать! На сегодня все закончено! Завтра вам принесут поесть.

– Только завтра? Я никому бы не порекомендовал ваш отель!

– Хлеб свежий, вода чистая, а диета вам не повредит. Оставшись наедине с фонарем, который, к его облегчению, оставили, он растянулся на матрасе, завернувшись в одеяло, которое показалось ему слишком тонким. После возвращения с войны он стал очень чувствителен к холоду и влажности. Этот подвал был относительно сухим, но прохладным, и синего комбинезона не хватало, чтобы согреться. С вытертым куском шерсти дело пошло лучше, и, свернувшись в клубок, он начал размышлять, стараясь отыскать хотя бы признаки надежды на благополучный исход этого приключения. Это оказалось нелегко, поскольку его противник предусмотрел, казалось бы, все. Однако Альдо не терял надежды. Адальбер, конечно же, задастся вопросом, почему лучший друг обращается к нему на «вы» и искажает благородную фамилию Пеликорнов, удвоив букву «л»!

Более или менее согревшись, он съел хлеб и выпил воду, а затем стал изучать решетку и громадный замок, с которым ничего нельзя было поделать: вместе с одеждой у него отняли бумажник, платок, швейцарский нож и портсигар. В сущности, именно о последнем он сожалел больше всего – и не потому, что это была золотая вещь с выгравированным гербом Морозини! Такую потерю он пережил бы легко, но как нужны ему были сигареты с превосходным табаком, от которых, конечно, желтели пальцы, но которые успокаивали его в тяжелую минуту и помогали размышлять. Впрочем, сейчас лучше всего было поспать – единственное разумное занятие, позволявшее хотя бы сохранить силы.

Он действительно заснул и спал так крепко, что тюремщику пришлось встряхнуть его, чтобы разбудить.

– Пейте! – проворчал тот, протянув ему чашку с чаем.

Альдо не любил ни чай, ни эту английскую манию, укоренившуюся в Соединенных Штатах, предлагать его чуть ли не насильно едва проснувшемуся человеку, однако напиток оказался горячим, сладким и, в общем, бодрящим. Затем ему вновь надели наручники и куда-то повели, не завязывая глаз. Он был доволен этим, поскольку смог убедиться, сколь велико это подземелье, растянувшееся и в длину, и в ширину. Через каждые десять метров встречались перегородки: темные помещения были забиты ящиками, бочками, различными свертками. Все свидетельствовало о том, что это крупный центр контрабандной торговли – в первую голову, спиртным, но также оружием, табаком и наркотиками. В некоторых местах запах опиума забивал все остальные. Иногда появлялась фигура в каске с электрическим фонариком, похожей на ту, что украшала голову его провожатого.

Так они шли несколько минут, пока не достигли железной винтовой лестницы, карабкающейся наверх из подобия круглого колодца, освещенного редкими электрическими лампами. Наверху провожатый Альдо сдвинул часть стены, и ошеломленному Морозини почудилось, будто он вновь оказался во Флоренции, на втором этаже – в миниатюре! – дворца Питти, в вестибюле перед анфиладой гостиных, ведущих к королевским апартаментам. Он прекрасно помнил залы Илиады, Сатурна, Юпитера, Марса, Аполлона и Венеры, украшенные коврами и картинами. Неужели их перенесли на этот американский остров? Поверить в это мог бы только сумасшедший, и нагромождение богатств могло обмануть опытный глаз эксперта лишь на секунду: все здесь было фальшивым! Ковры Сюстерманса – просто раскрашенные полотна, картины – обыкновенные копии, но тем не менее ансамбль стоил целого состояния, если, конечно, Риччи не имел в своем распоряжении целую армию рабов. Пусть даже некоторые репродукции не отличались высоким качеством, все равно эта пышность производила потрясающее впечатление, и иллюзию можно было считать вполне успешной. Тем более что везде стояла роскошная мебель, а пол устилали бесчисленные восточные ковры – и уж они-то были подлинными. Морозини казалось, что он попал в театр, созданный одержимым мегаломаном для постановки кровавых трагедий.

Риччи он увидел в зале Попугаев. За спиной миллиардера висела довольно приличная копия портрета герцогини д'Урбино работы Тициана. На стоявшем рядом с ним столике был накрыт завтрак, и привычный запах итальянского кофе пощекотал ноздри пленника. Между тем хозяин дома встал, приветствуя своего невольного гостя:

– Искренне рад видеть вас, дорогой князь! Поверьте, я глубоко сожалею, что вынужден был прибегнуть к столь радикальной мере, чтобы доставить себе удовольствие встретиться с вами, но я был уверен, что приглашение по всем правилам хорошего тона вы не примете. И я оказался прав, ибо вы отдали предпочтение моей невесте.

– Это по вашей просьбе она назначила мне свидание, обернувшееся ловушкой?

– Нет, я бы даже сказал, что все произошло ровно наоборот. Идея принадлежала ей. Но садитесь же, давайте позавтракаем вместе.

Альдо сел и сгоряча чуть было не отклонил второе предложение. Однако, поскольку он уже накануне ел хлеб своего врага, отказываться от кофе было глупо. Тем более что он в нем нуждался. Поэтому он согласился выпить чашку своего любимого напитка, затем вторую и присовокупил к ним бутерброд с маслом. Риччи, не говоря больше ни слова, принялся истреблять все, что было на столе. Он не столько ел, сколько жрал, что вызывало чувство легкого отвращения у его невольного гостя, который продал бы душу дьяволу за сигарету. Внезапно Риччи, порывшись в кармане, протянул ему тот самый золотой портсигар, о котором он мечтал:

– Ваша вещица?

– Да. Я хотел бы получить также и свою одежду.

– Она в Нью-Йорке, но вам ее вернут. Послезавтра я женюсь, и ваш нынешний костюм – это всего лишь эпизод. А теперь давайте поговорим! – добавил он, откидываясь в кресле, тогда как Альдо сделал первую упоительную затяжку.

– С удовольствием! Особенно если вы хоть на этот раз согласитесь вести честную игру.

– К чему мне затруднять себя ложью, если у меня на руках все карты? Что вы хотите узнать?

– Во-первых, причину моего появления здесь. Почему меня похитили?

– Мне пришлось это сделать, и я решился на это еще прежде, чем Мэри попросила меня вмешаться. Видите ли, у меня есть для вас роль первого плана. Вы будете тайным, но чрезвычайно важным свидетелем на моей свадьбе. Это не означает, что вы будете стоять рядом со мной в ходе официальной церемонии, зато позже, обещаю вам, вы увидите все, что произойдет во время брачной ночи. Вы узнаете все, клянусь вам.

– После чего, полагаю, вы меня убьете?

– Ваше предположение справедливо. Но это не означает, что ваша роль закончится. Напротив, она продолжится еще на какое-то время.

– Ваши речи звучат довольно загадочно, но я понимаю, что вы не расположены говорить больше, а потому не настаиваю. Зато мне хотелось бы выяснить, почему Мэри попросила вас схватить меня. Зачем ей это понадобилось?

– Это вполне естественно, ведь вы ее давнишний враг. Кстати говоря, вы поступили неосторожно, когда дали ей возможность узнать вас на балу у Белмонтов. Неужели вы так плохо ее знаете? Она очень мстительна.

– Я в этом никогда не сомневался. Как и в ее природной хитрости. Что она рассказала вам о наших прошлых отношениях?

– Ну, почти все, я думаю. О том, как вы, ввергнув в отчаяние и доведя до самоубийства ее дядю, знаменитого археолога сэра Персиваля Кларка, у которого украли, по заказу евреев, два бесценных изумруда, донесли на нее в полицию и добились ее ареста. Она избежала петли только благодаря одному из своих друзей, который помог ей бежать. После этого она сумела найти убежище в Англии у своей родственницы, сестры миссис Швоб, вышедшей замуж за английского промышленника. Именно эта женщина посоветовала ей сменить имя, а когда супруги Швоб приехали в Лондон, она решила отправиться вместе с ними в Америку, чтобы начать там новую жизнь и навсегда забыть о ваших кознях. Мы с ней познакомились на пароходе, дальнейшее вам известно!

– Нет, я как раз не знаю продолжения этого столь трогательного романа, но представить могу. Увидев меня, она поняла, что ее усилия избавиться от преследования с моей стороны остались втуне и что я собираюсь вновь разрушить ее жизнь, изгнав из всех приличных домов. Поэтому она попросила такого могущественного покровителя, как вы, оградить ее от моих преступных махинаций...

Декламация Морозини, казалось, не произвела никакого впечатления на Риччи, который продолжал:

– Ваше появление напугало ее тем более, что вы никогда не делали тайны из ваших злокозненных намерений по отношению ко мне по причине двух – так называемых! – трагедий, омрачивших мою жизнь. Вы попытались настроить ее против меня, хотя на самом деле цель у вас одна: завладеть гарнитуром, принадлежавшим моим предкам, который я вручу жене в вечер свадьбы.

– По поводу свадьбы. Под какой фамилией намерена она выйти за вас замуж? Поскольку она сказала вам, что сменила имя, Мэри Форсайт – это нечто вроде ее псевдонима?

– Напротив! Когда вы познакомились с ней в Иерусалиме, она взяла фамилию своей бабушки, которая и стала ее псевдонимом журналистки, а также писательницы: она хотела написать книгу о священных камнях Библии.

Это было уже слишком, и Альдо, не выдержав, захохотал.

Ему следовало бы знать, что воображение этой девки не знает никаких границ. Правда, он никогда бы не поверил, что такой старый лис, как Риччи, способен проглотить подобные небылицы! Но веселье его продолжалось недолго, ибо в желтых глазах сицилийца отразилась неприкрытая злоба.

– Простите меня! – непринужденно извинился Морозини. – Я не сумел сдержаться. Это так забавно!

– Вы находите?

– Конечно! Но давайте резюмируем: итак, Мэри Форсайт – ее подлинные имя и фамилия. Между тем она выступала как Хилари Доусон якобы в честь своей бабушки, настоящая же Хилари Доусон, которая действительно существует, не имеет к ней никакого отношения. Очень хорошо! А теперь позвольте представить вам Марго-Пирожок, еще один псевдоним, под которым она известна полиции всей Европы! Что вы на это скажете?

Риччи ответил не сразу. Встав с места и опершись руками о стол, он устремил на своего пленника холодный, как гранит, взгляд:

– Не тратьте силы зря! – отчеканил он. – Для меня и для моих намерений это не имеет значения!

– Как?

– Вы прекрасно слышали. Она могла бы приехать откуда угодно и сменить фамилию хоть двадцать раз, обладать душой, черной как ад, это не изменит моего решения жениться на ней. Единственное, что имеет значение – ее красота, а также то обстоятельство, что она похожа – меньше, чем другие, но вполне достаточно – на...

– Бьянку Капелло?

Риччи вздрогнул, и во взоре его сверкнула молния:

– О! Откуда вам это известно?

– Она должна была вам сказать, ведь мы с ней об этом говорили. Надеюсь, она не забыла упомянуть и о том, какой живой интерес вызывает у нее ваш так называемый фамильный гарнитур.

– Не без причины, поскольку она знает, что послезавтра вечером наденет его.

– Как раз перед тем, как будет отдана палачу? У вас странная манера любить, мистер Риччи! Вы устраиваете свадьбу, женитесь, дарите драгоценности и убиваете!

– Я никогда никого не убивал, и меня не бывает на месте в тот момент, когда происходят эти убийства.

– Это не означает, что вы не виновны. Я знаю, что формально вы ни при чем, но только формально, поскольку именно вы, перед тем как покинуть ваш дворец, отдаете этих несчастных тому, кто зверски с ними расправляется... Я никогда не смогу понять, отчего вас не арестовали после убийства Энн Лэнгдон! В этой стране очень странные законы...

– У каждого государства они свои, – произнес Риччи с мерзкой улыбкой. – В нашем закон подчиняется богатству...

– Богатству или мафии? К которой вы принадлежите, я в этом убежден.

– Это также должно было бы призвать вас к большей осторожности. Зачем вам понадобилось вмешиваться в мои дела, если не считать того, что вы желаете получить драгоценности Бьянки Капелло?

– Любой человек, достойный этого имени, должен действовать, если он видит, как на его глазах убивают невинную женщину. А я видел, как погибла Жаклин Оже! Я знаю, что она была убита по вашему приказу, и хочу отомстить за нее. Не говоря уж о Бьянке Буэнавентури, Терезе Солари, Маддалене Брандини и Энн Лэнгдон. Я ненавижу Хилари Доусон, или Мэри Форсайт, или как там ей угодно именовать себя, но не могу смириться с тем, что она умрет с распоротым животом, изувеченная и искромсанная! Ведь это женщина...

Риччи грохнул кулаком по столу с такой силой, что фарфоровые чашки подпрыгнули:

– Женщины гораздо хуже мужчин, и по части жестокости нам нечему их учить. Первая из тех, чьим рыцарем вы решили стать, Бьянка Буэнавентури, была чудовищем. Она полностью заслужила свою участь. В ее жилах текла гнилая кровь венецианской Колдуньи и ее жалкого супруга. Поверьте мне: она ничем не отличалась от них...

– Как это может быть?

– Девочка, которую они произвели на свет, вышла замуж за одного из двоюродных братьев Буэнавентури. Это была шлюха чистейшей воды...

– Что же она такого сделала?

Риччи замер, не сводя с лица Морозини взгляда, в котором тот прочел колебание.

– Неважно! – выпалил он, наконец. – Жить вам осталось так недолго, что вы никому не сумеете открыть тайну семьи Риччи! Пойдемте!

Не обратив внимания на эту угрозу, Альдо решительно последовал за ним.

Через полчаса Морозини привели назад, в камеру. Он сел на свой матрас, и его страшная бледность настолько поразила невозмутимого Креспо, что тот не удержался от реплики:

– Надо же, вам вроде как сильно не по себе? Что это с вами сделал патрон?

И, поскольку Альдо ничего не ответил, добавил:

– Сейчас я вам принесу стаканчик граппы, это вас подкрепит, а там и до ленча недалеко!

– Я не хочу есть!

– Я все равно принесу! Патрон хочет, чтобы вы были в хорошей форме на его свадьбе...

Он исчез и через минуту вернулся с оплетенной бутылкой виноградной водки и стаканом, который наполнил и протянул пленнику:

– Пейте!

Альдо выпил одним духом и отдал стакан. Креспо поставил стакан и бутылку на пол, рядом с фонарем:

– Я вам это оставлю на всякий случай. В большинстве случаев хорошая выпивка чертовски помогает.

Его слова подействовали на Альдо, и, на секунду выйдя из оцепенения, он сказал:

– Лучше бы вы отнесли это Бетти Баскомб. Она нуждается в этом больше, чем я! Она все еще здесь?

– Конечно, здесь! Она еще может быть полезна и чувствует себя не так уж плохо. Ее даже развязали и дали поесть. Она что, так сильно вас интересует?

Вместо ответа Альдо только пожал плечами. Все страдающие женщины имели право на его сочувствие и помощь. Включая даже эту Хилари, которую он ненавидел. Эта коварная, алчная предательница, готовая пойти на убийство, чтобы утолить свою страсть к роскоши, вызывала у него жалость, ибо она, хоть и была уверена, что «приняла меры предосторожности», просто не понимала, какой ужас ожидает ее. Никто не имел права подвергать такому мерзкому надругательству женщину!

Альдо провел этот день в попытках выработать план, который позволил бы вытащить из западни и ее, и себя, поскольку их судьбы были отныне связаны. Ему предназначали роль, которая привела Питера Баскомба на виселицу: роль убийцы-садиста. Есть отчего сойти с ума. И что тут можно поделать? У него оставалось так мало времени! Он вновь подумал об Адальбере, который должен был уже получить письмо. Но сумел ли друг понять скрытый в нем смысл? Готовится ли что-нибудь предпринять?

Ради спокойствия души ему следовало бы забыть о своем послании: оно наверняка попало в руки Хилари, а та могла легко устранить некоторые странности, способные насторожить Адальбера. Документы она подделывала не менее виртуозно, чем обделывала воровские делишки, и ей ничего не стоило прибавить парочку успокоительных фраз, а затем приказать верной Броуни отнести письмо в «Белмонт-Кастл»...

Не имея понятия о том, что происходит за стенами Палаццо, Альдо лихорадочно искал повод для надежды. Он был уверен, что Адальбер перевернет небо и землю ради него – при помощи Полины и, быть может, даже Белмонта... Эта утешительная мысль в конце концов одержала верх над нараставшей тревогой, и, воздав должное ленчу, который ему принесли, он решил поспать. Любой ценой надо было сохранить силы перед тем, что его ожидало...

Разбудил его какой-то слабый звук.

Он мгновенно оказался у решетки. Тонкий слух не обманул его: это были шаги человека, который приближался крадучись, в обуви с несомненно резиновыми подошвами, однако из-за неровной почвы подземелья шаги его издавали легкое шуршание. Затем он увидел слабый лучик карманного фонарика, который тут же погас. Сердце Альдо забилось сильнее. Тот, кто принимал такие меры предосторожности, не мог входить в число людей Риччи... Внезапно луч вновь зажегся и упал на его лицо. Одновременно раздалось сдавленное восклицание, и странный гость подземелья устремился к нему:

– А вы-то что здесь делаете? – прошептал голос, который показался ему женским, хотя в царившем вокруг мраке разглядеть что-либо было невозможно.

Он тут же пошел за своим фонарем и вернулся к решетке, обнаружив за ней молодое лицо, которое словно бы висело в воздухе, поскольку девушка была одета в черное, на манер гостиничных воров, и ее фигура сливалась с окружающей темнотой. Но рыжая прядь, выбившаяся из-под черного капюшона, и круглая физиономия принадлежали не кому иному, как Нелли Паркер, журналистке из «Нью-Иоркер».

– Это следовало бы спросить у вас! Вы последняя, кого я ожидал здесь увидеть. Вы выслеживали меня вплоть до этого подземелья?

– Сначала да. Приехав в Ньюпорт, я нашла комнату почти напротив вашей, взяла напрокат велосипед и ездила за вами почти повсюду.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

Роман американского писателя-фантаста Майкла Энтони Фостера «Воины рассвета» является первой частью ...
«…Сосновый бор. Он всегда поражал Романа единством и монолитностью. Как сильно разнится он с простым...
Время действия – 1913 год. Это захватывающая, полная загадочных и неожиданных ситуаций история очаро...
Вместе с героями Андрэ Нортон читателю предстоит совершить увлекательное путешествие в глубины Космо...