Драгоценности Медичи Бенцони Жюльетта

– Сожалею, господа, но без приглашения въезд запрещен. Морозини, вынул две банкноты, слегка помахал ими:

– А вот это не заменит приглашения?

К его удивлению, лицо охранника окаменело:

– Конечно, нет, сэр! Будьте любезны развернуться!

– Мы сказали вам, что хотим поговорить с мисс Форсайт, – пришел на выручку Адальбер. – Пусть хотя бы один из вас предупредит ее. Мы...

– Бесполезно! Мы получили категорический приказ: ни под каким предлогом не оставлять пост и не пропускать никого без голубой карточки.

– Кто же отдал такой приказ? Мистер Швоб?

– Нет. Мистер Риччи. Сегодня гостей позвали на чай в честь его свадьбы.

– На чай? – презрительно переспросил Альдо. – Обычно приглашают на ужин. Неужели его дела так плохи?

– Нет, но поскольку овдовел он сравнительно недавно, было решено устроить прием попроще и пригласить только самых близких друзей. Будьте любезны повернуть назад и не вынуждайте нас просить о подкреплении.

Не настаивая больше и не разворачивая машину, Адальбер покатил назад к дороге, по которой двинулся затем в обратном направлении.

– Не знаю, заметил ли ты, но у этого холуя под старинной ливреей был пистолет?

– У второго тоже! Положительно, Риччи очень старается оградить свой круг «близких людей». Правда, когда принимаешь около двухсот гостей, сделать это довольно трудно. Теперь нам остается ждать бала Белмонтов, а пока едем к китайцу!

– И, как только стемнеет, мы вернемся в Палаццо. Конечно же, Риччи не отправится спать в семь часов вечера!

Первую часть программы удалось реализовать без затруднений. Оба костюма были заказаны, и Альдо решил, что не мешало бы попить «чайку» в «Белой Лошади». Он не видел Теда Мооса с момента, когда тот, можно сказать, выставил его за дверь, и ему хотелось выяснить настроение хозяина таверны.

Он готовился к прохладной, быть может, даже ледяной встрече, но ничего подобного не произошло. Едва они с Адальбером сели за столик в стороне от бара, как Тед, опередив направлявшуюся к ним официантку, подошел принять у них заказ.

– Я рад, что вы пришли, – сказал он, – потому что мне надо с вами поговорить. Однако прежде я должен извиниться за давешнее. Это было недостойно и меня самого, и традиций моей таверны.

Его огорчение казалось столь искренним, что Альдо без раздумий протянул ему руку:

– Не думайте больше об этом и присаживайтесь за наш столик! Я хочу представить вам господина Видаль-Пеликорна, моего друга и соратника. Полагаю, в такой час мы ограничимся чаем?

– Другое было бы затруднительно. Три чая, Нэнси! – крикнул он, усевшись на скамью рядом с Адальбером. Затем он добавил, понизив голос: – По правде говоря, той ночью я сильно перепугался... Видите ли, когда мы провожали его на яхту, мне показалась, что за нами мелькнула какая-то тень...

– Почему же вы об этом не сказали?

– Потому что мне это могло и привидеться. Мы немало выпили в тот вечер, но, как бы там ни было, я ощутил непреодолимое желание выйти из этого дела, чтобы жить своей жизнью и не думать больше о других. Поэтому я и повел себя так... Я пожалел об этом сразу же, но тут за вами приехала баронесса и увезла вас к себе. И я немного успокоился: в наших краях нет более надежной защиты, и на Белмонтов никто покуситься не посмеет. Я смог перевести дух, но сегодня утром в порт вернулась «Мандала»... впрочем, вы, может быть, об этом знаете?

– Нет. Если баронесса знает, значит, не сочла нужным сказать мне. Да и с какой стати ей говорить? Она не обязана держать меня в курсе всех передвижений фамильной яхты.

– Не важно. Значение имеет лишь то, что рассказал мне капитан Блейк, когда зашел выпить привычную чашку кофе: его пассажир и тридцати шагов не сделал на причале в Нью-Йорке, как получил удар ножом между лопаток, отчего скончался на месте. Вот почему я сам пошел бы в «Белмонт-Кастл» предупредить вас, если бы вы меня не опередили.

– И вы снова испугались?

– Не за себя. Если правильно смотреть на вещи, я в здешних краях вроде исторического монумента, которым очень дорожат. И любой дважды подумает, прежде чем изъять меня из окружающего пейзажа. Кроме того, я принял меры предосторожности. А вот вам нужно поберечься. Вы иностранец, а у Риччи подручных много. Вам следовало бы не выходить из дома...

– Ну, знаете ли, я приехал сюда вовсе не для того, чтобы сидеть взаперти, – сказал Альдо, намазывая маслом сдобную булочку, которую с удовольствием уплел под вторую чашку чая. – Да, кстати, мы только что заезжали к миссис Баскомб.

– Лучше бы вы оставили ее в покое. Она и так настрадалась, а тут еще вас постоянно видят около дома... Не нарушайте ее одиночества!

– Одиночество свое она делит с молодой женщиной или девушкой, которую, судя по всему, хорошо знает. Мы слышали, как они смеялись и разговаривали, но расслышать ничего не смогли...

– Ах вот как? Это что-то новенькое! Как она выглядела, эта ваша молодая особа?

– В белом сарафане с красными цветочками и в большой соломенной шляпе, поля которой почти полностью закрывали лицо. Тонкие руки, на одной из них браслет, ноги красивые. Кожа очень белая, но мы не смогли разглядеть, какого цвета у нее волосы.

Брови хозяина таверны взлетели вверх сантиметра на два.

– Не знаю такую! Какая-нибудь заезжая туристка, но в таком случае я не понимаю, отчего Бетти, пугливая, словно дикая козочка, допустила ее до себя и даже до улыбок снизошла. Здесь я не знаю никого, кому подошло бы это описание. Но теперь я начну присматриваться, да и при случае спрошу у Бетти, о ком идет речь. Это вас интересует?

– Да. Как и все, что касается этой женщины. Ибо я убежден, что она знает о Риччи больше, чем мы трое, вместе взятые. И это нормально: ненависть делает человека зорким...

Его слова прервал сильный раскат грома. Захваченные разговором, мужчины не заметили, что день завершается непривычным образом и над островом сгустились черные облака. Одно из них разразилось ливневым дождем, заслонившим все вокруг. Отказавшись от предложенного Тедом ужина, Альдо и Адальбер ринулись к машине, чтобы поднять ее откидной верх, пока она не превратилась в ванну. Затем они, уже вымокшие до нитки, залезли в нее, и сквозь водяные потоки, в которых отражались огни ярко освещенных вилл, поспешили вернуться в сухие угодья «Белмонт-Кастл».

– У меня такое впечатление, что сегодня вечером мы уже совершили вылазку в озеро, – вздохнул Адальбер. – В такую погоду лазать по деревьям не рекомендуется.

– Что не получилось сегодня, будет сделано завтра, – наставительно произнес Альдо.

– Это изречение принадлежит тебе?

– Нет, Чезаре Борджиа. Он сказал это в тот день, когда не сумел убить своего зятя.

К несчастью, назавтра погода оказалась столь же скверной. Сильная гроза, продолжавшаяся всю ночь, привела в отчаяние обеих хозяек дома, из которых одна намеревалась устроить концерт на природе, а вторая – венецианский праздник вокруг искусственного водоема, сооруженного с большими затратами. Погода испортилась настолько, что в последующие дни с опустевших пляжей убрали тенты и шезлонги. Лишь редкие купальщики с более толстой, чем у других, кожей отважно бросались в крутые пенистые волны. Возглавлял этих героев Джон-Огастес, который убеждал всех, кто желал его слушать, что сейчас гораздо приятнее температура воды, а не воздуха, да и ничто так не укрепляет здоровье, как взбадривающие оплеухи океана. В результате он подхватил сильный бронхит, чем окончательно вывел из себя свою жену.

– Вы считаете, что у меня не хватает других забот? Моему грандиозному балу грозит опасность оказаться в четырех стенах этого дома, а вы доставили себе зловредное удовольствие заболеть!

– Буду я на балу или нет, вам от этого ни холодно ни жарко! – возразил Джон-Огастес. – И позволю себе заметить, что даже при неблагоприятных условиях в саду в вашем распоряжении остаются все гостиные и даже террасы, над которыми можно натянуть тенты. Места хватит для шести или семи сотен человек! Если бы в Ньюпорте танцы устраивали только в хорошую погоду, они превратились бы в редкое развлечение. Но вы, как мне кажется, от этого не страдаете?

Действительно, молодая женщина каждый вечер встречалась с веселой компанией друзей в Яхт-клубе, где джазовый оркестр безумствовал до рассвета. Прочие обитатели «Кастл» – Полина, Альдо и Адальбер – окопались в библиотеке, где очень часто растапливали душистыми сосновыми дровами камин с целью оградить книги от влажного морского воздуха. Там они читали, играли в бридж или в шахматы и пили чай в мирной спокойной обстановке, держась подальше от гостиных, нередко оккупированных Синтией и ее бандой. «Экипировавшись» соответствующим образом, они совершали также – невзирая на шквальный ветер с дождем – вылазки на пляж, столь же пустынный, как во время равноденственных штормов. Казалось, что уже наступила осень, и Синтия дошла до крайней степени отчаяния, когда буквально накануне ее бала небо расчистилось, и лето вернулось во всем своем великолепии. Армия садовников тут же приступила к работе, чтобы ликвидировать нанесенный дождем ущерб – пересадить поблекшие растения и цветы, осушить теннисные корты и залить свежую воду в бассейн с кувшинками. Кроме того, они возвели цветочные арки и прошлись частым гребнем по всем аллеям. Лужайку разве что пылесосом не чистили, но зато в назначенный день и час величественное здание и сад, где развесили сотни венецианских фонариков, походили на волшебный замок фей и слепили своим блеском. Невидимые скрипки играли Вивальди.

– О Синтии можно говорить что угодно! – заметила Полина, обозревая с верхней лестничной площадки анфиладу гостиных, освещенных люстрами и торшерами с множеством свечей, украшенных бесчисленными гортензиями и лилиями, на фоне которых эффектно смотрелись лакеи в зеленых ливреях и париках, охранявшие буфеты с пирамидами из фруктов. – Мол, в голове у нее ветер гуляет, и в жизни она умеет только танцевать да бренчать на банджо, но когда речь идет об устройстве празднества, она просто гений!

Сама баронесса появилась в роскошном древнем китайском наряде из серого атласа, расшитого золотом и жемчугом. На ее черных блестящих волосах красовался замысловатый бархатный головной убор маньчжурских принцесс, украшенный сиреневыми орхидеями и крупными аметистами. Она была великолепна, и Аль-до сделал ей столь лестный комплимент, что ее лицо зарделось.

– Особенно хорошо ей удается окружать себя нужными людьми, – проворчал ее супруг, необыкновенно элегантный в строгом костюме прославленного моряка. – Уже полгода она не устает восхвалять французского художника, который делает декорации для бродвейских театров и получает за это бешеные деньги! Этот пустячок обойдется мне в целое состояние!

– Ну-ну, дражайший братец, не прикидывайтесь скупердяем! Ваши лодки стоят гораздо дороже, чем один праздник!

– Возможно, но они куда долговечнее! Господи Боже! Вот и первый показался! Уинни Лэнгдон в костюме Джорджа Вашингтона! Ему следовало бы знать, что наш первый президент не был карликом!

Это замечание не помешало ему устремиться навстречу гостям, о появлении которых возвестил громовым голосом «глашатай»; чья черная борода разительно контрастировала с белым париком. Он покорно занял место хозяина дома у входа в гостиные. Роль хозяйки исполняла Полина. Синтия, освобожденная от этой тяжкой обязанности, предупредила, что явится – разумеется, в надежде произвести сенсацию! – лишь после того, как соберутся все приглашенные. Альдо и Адальбер остались на верхних ступеньках лестницы, чтобы насладиться зрелищем во всей его полноте.

Одетый в камзол из кораллового атласа с черными обшлагами в тон к атласным черным коротким штанам, Морозини отказался от парика в пользу косички, закрепленной черным бантом. Адальбер, который превыше всего ценил комфорт, заказал у Тонг Ли довольно удачную копию костюма «Шута» Ватто, иными словами, нечто вроде пижамы из белого атласа с плоеным кружевным воротником. Из-под его круглой бархатной шапочки с атласной подкладкой выбивалась непокорная светлая прядь. Он не без труда уговорил Тонг Ли, для которого белый был цветом траура, добавить алые банты и вышитого дракона, приносящего счастье.

Гости прибывали один за другим в убыстряющемся темпе. Гостиные постепенно заполнялись приглашенными в роскошных платьях с фижмами и придворных костюмах. Некоторые мужчины отдали предпочтение более скромным мундирам, а некоторые женщины – туалетам своих американских прабабушек, носивших муслиновые или кружевные чепцы, но все без исключения блистали алмазными и жемчужными украшениями. Смех и разговоры порой заглушали музыку. Внезапно Альдо и Адальбер, несколько рассеянно наблюдавшие за гостями, насторожились: «глашатай» возвестил о появлении мистера и миссис Швоб, мисс Мэри Форсайт и мистера Алоизия Риччи.

Не удостоив вниманием первых двух, они сразу устремили взор на двух последних и больше взгляда от них не отрывали.

Мэри, так она звалась теперь, как подобает доброй англичанке – возможно, она ею и была! – вдохновилась одним из портретов Гейнсборо, выбрав наряд из белого муслина и розовой тафты, в тон которому были подобраны пышные страусиные перья, вздымавшиеся над большой черной бархатной шляпой. У ее спутника хватило ума заказать из того же материала свой камзол, украшенный алмазными пуговицами, и треуголку, которую он держал под мышкой. Однако его лицо в красных прожилках, с одутловатыми чертами и двойным подбородком очень проигрывало из-за слишком тесного парика, не закрывавшего целиком его седые волосы. Должно быть, он отдавал себе в этом отчет, ибо приклеенная улыбка и бегающие глаза ясно показывали, что ему в этом костюме не по себе.

– Ну и пара! – пробормотал Адальбер. – В этой шляпке она на голову выше его. Сверх того, он поистине ужасен. Что за мысль выходить замуж за подобного гнома!

Альдо, уловив явное недовольство в голосе друга, спросил себя, уж не сохранил ли тот остатки былого увлечения. Конечно, не последнюю роль играло и самолюбие: не слишком-то лестно, когда тебя заменяют подобным типом!

– Этот человек очень, очень богат! – прошептал он словно бы в утешение.

– Здесь он не один такой. На этом острове миллиардеров можно грести лопатой.

– Как бы там ни было, она выбрала именно этого, и мне хотелось бы, чтобы она отказалась от своих планов. На мой взгляд, это лучший способ спасти ей жизнь.

И тут внимание всего зала привлекло синхронное появление двух персон. Синтия – Помпадур в голубом, как на полотнах Натье, платье, украшенном белыми кружевами, – опираясь на высокую трость с алмазным набалдашником, величественно шествовала вниз по лестнице, широкие ступени которой были закрыты громадным шлейфом. Одновременно леди Рибблз-дейл – Мария Антуанетта в облике пастушки из Трианона, также одетая в голубое, но с громадным париком, увенчанным шляпкой в цветах, и гигантской тростью в бантах – выплывала из главного вестибюля. Навстречу ей устремились Полина и Белмонт, тогда как Синтия под громовые аплодисменты ступила на натертый до блеска паркетный пол. И тогда Ава возгласила своим звучным голосом:

– С каких это пор обыкновенная фаворитка претендует на большие почести, чем королева?

Джон-Огастес что-то пробурчал себе под нос, но его никто не услышал: зал вновь разразился овацией, и маркизе де Помпадур пришлось совершить прыжок через десятилетия, чтобы приветствовать королеву, которой она не имела чести знать, в конце концов, роль хозяйки дома к чему-то обязывает! Обе дамы рука об руку проследовали в большую гостиную, где сидевший на возвышении оркестр заиграл первый танец. Белмонт, повинуясь долгу вежливости, открыл бал вместе с Авой. Морозини склонился перед Полиной:

– Окажите мне честь, баронесса!

– С удовольствием, дорогой князь...

Для Альдо это было чуть ли не единственным развлечением на балу, который казался ему довольно скучным. С Полиной они танцевали несколько раз, и их пара заметно выделялась на фоне других. Гибкая и легкая, она сегодня вечером излучала обаяние, к которому он не остался равнодушен. Возможно, причиной тому был ее наряд или же едва уловимый мускусный запах неизвестных ему духов... Обычно она использовала другие, хорошо ему знакомые – «Арпеж» Ланвена, которыми одно время увлекалась Лиза. Сейчас аромат был иным. Более восточный? В любом случае, дьявольски чувственный, и он сделал ей комплимент по этому поводу.

– Могу я позволить себе одно желание? – прошептала она, теснее прижимаясь к нему. – Сегодня вечером я хочу соблазнить вас! И не говорите мне о Вобрене! Я так хочу! – добавила она с раздражением.

– Почему же именно сегодня вечером?

– Потому что я жалею, что пригласила Риччи и всю его компанию в надежде доставить вам удовольствие. Они... Я их боюсь!

– Боитесь? Вы, которая не боится ни бога, ни дьявола?

– С чего вы взяли? Я боюсь бога, а дьявола опасаюсь.

И мне кажется, что сегодня дьявол вошел в наш дом. Возможно, в двух обличьях, ибо нежная невеста нравится мне ничуть не больше, чем этот мерзкий хищник. Что вы собираетесь делать?

– В самое ближайшее время? Пригласить мисс Форсайт на танец. Она меня еще не заметила, и я очень надеюсь на эффект неожиданности. Сверх того, мне хотелось бы расстроить эту свадьбу...

– Если она ничем не лучше, чем он, пусть они убивают друг друга! Вы дорожите этой женщиной?

– Ею дорожил Адальбер, а вы говорите глупости! Я приехал, чтобы свести счеты с Риччи и положить конец его злодеяниям. Пусть в данном случае речь идет о девке, я сделаю все возможное, чтобы спасти ей жизнь!

– Она слишком красива, чтобы я могла сохранить душевный покой!

– Зато моему душевному покою ничто не угрожает! Не терзайте себя!

Их лица сблизились, и он прикоснулся губами к виску Полины. Танец заканчивался. Он взял ее под руку и повел к одному из буфетов, где шампанское лилось рекой.

– Давайте выпьем по бокалу! Для нас обоих это будет благотворно...

Затем они расстались, поскольку ее – под предлогом разговора о важном деле – увлекла в сторону очередная внушительная копия Людовика XIV. «И этот тоже не умеет читать римские цифры», – подумал Альдо. Он огляделся в поисках Риччи и его невесты. Это оказалось непростым делом. Празднество набирало обороты. Когда оркестр делал паузу, тишина взрывалась взрывами смеха и мелодичным звоном бокалов. Наконец он увидел их: они сидели у водопада из роз, в центре группы, состоявшей из супругов Швоб и еще трех человек, совершенно ему незнакомых. Впрочем, он мало кого знал в Нью-порте. Риччи говорил без умолку и пылко жестикулировал, но его невеста, казалось, смертельно скучала и уделяла внимание только большому алмазу на безымянном пальце – должно быть, это было ее обручальное кольцо. Когда оркестр заиграл бостон, Альдо решительно двинулся к группе и склонился перед молодой женщиной:

– Могу ли я просить вас об одолжении потанцевать со мной, мадемуазель? Вы позволите, сэр? – добавил он, едва взглянув на Алоизия Чезаре.

И тут же протянул руку в перчатке, чтобы Мэри вложила в нее свою. Она сделала это почти без колебаний, слегка порозовев от удивления и широко раскрыв глаза, и уже поднималась с места, когда Риччи, смерив Морозини злобным взглядом, спросил:

– Кто вы такой, сэр?

Альдо улыбнулся самой дерзкой из своих улыбок:

– Да ведь мы же знакомы! Вспомните Вандомскую площадь, обед с Болдини и вашей...

– Ах да! – вскричал Риччи, оскалившись в подобии улыбки и внезапно став многоречивым. – Я вас не забыл, но ведь и вы появились так неожиданно! Значит, перебрались на другую сторону Атлантики?

Не дожидаясь очевидного ответа на вопрос, он добавил: – Dear[40], позвольте представить вам князя Мозорини из... Венеции. Помнится, я даже пригласил его посмотреть мою коллекцию драгоценностей.

– Морозини! – поправил Альдо, не сомневаясь, что фамилия была искажена нарочно. – К несчастью, мне пришлось тогда отклонить это приглашение. Что касается мисс Форсайт, мы однажды встретились в Лондоне. Три или четыре года назад. Кажется, в Британском музее.

– Как это мило! – воскликнула миссис Швоб. – Может быть, вы присядете и мы немного поболтаем? У вас еще будет время потанцевать и...

– Нет, – отрезала мисс Форсайт без лишних церемоний. – Я хочу танцевать сейчас...

И именно она повлекла Альдо в бальный зал, где обняла его с такой непринужденностью, словно это было для нее самым привычным делом.

– Невероятно, что мы встретились здесь! – промолвила она светским тоном. – Вы снова идете по следу какой-нибудь баснословной драгоценности?

– Возможно... Но прежде всего по следу убийцы. Вы действительно собираетесь выйти за него замуж?

Хилари, убрав руку с плеча партнера, почти ткнула ему в нос кольцом на пальце:

– А вы как думаете?

– Я заметил. Жаль, что оно всего лишь дано взаймы. И на очень короткое время!

– Что это значит?

– А то, что в конце месяца оно покинет ваш прелестный пальчик. Одновременно, быть может, с вашей испорченной душонкой или чуть позже! Вы, может быть, не знаете, что все жены этой американо-сицилийской Синей Бороды завершили свой медовый месяц в морге. И в очень скверном состоянии!

Он почувствовал, как она напряглась и слегка отпрянула назад, однако лицо ее оставалось спокойным. На нем появилось даже подобие улыбки.

– Неужели? – небрежно бросила она. – Скажите, какая страшная история! Заметьте, что ваше сочувствие меня весьма тронуло, тем более что у вас нет причин обожать меня. Как поживает ваша супруга?

– Оставьте ее в покое, пожалуйста! Она поживает прекрасно, и мне не терпится вернуться к ней.

– Вы прекрасный супруг! Что ж вы не мчитесь домой и тратите свое драгоценное время на болтовню со мной в этой копии французского замка? Кстати, коль скоро мы заговорили о Франции, как поживает наш дорогой Адальбер?

– Неплохо. Полагаю, вы сможете убедиться в этом сами. Он слишком галантный человек, чтобы не пригласить вас на танец.

– Он здесь?

На сей раз изумление женщины было искренним и полным. Она машинально повернула голову, и перья на ее ошеломляющей шляпке едва не проткнули глаз Морозини, который все же успел откинуть голову назад.

– Осторожнее, прошу вас! – со смехом сказал он. – Должно быть, Адальбер в другом зале или просто вышел. Он вдохновился костюмом «Шута» Ватто. Неожиданный выбор, но ему очень идет... Это же мечтатель, вы сами знаете!

Танец закончился, но многие пары оставались в центре зала и аплодировали. Альдо и Хилари приняли участие в овации. Оркестр заиграл мелодию на «бис», и они вновь стали танцевать, однако Альдо выбрал направление в сторону одного из окон-дверей, выходивших на террасу, и наконец увлек туда свою партнершу. Две или три пары – главным образом влюбленные – уже целовались в нежном свете венецианских фонариков и не обращали внимания ни на кого. На террасе стояли апельсиновые деревья в кадках из старинного фаянса, а между ними располагались канапе, обитые бело-зеленой парчой. Выбрав одно из них, Альдо усадил Хилари и, предложив ей сигарету, занял место рядом.

– Поговорим серьезно, прошу вас! – произнес он. – Времени у нас немного, а мне нужно рассказать вам о важных вещах: делайте что хотите, но уезжайте из Ньюпорта, пока не слишком поздно. Этот алмаз станет достаточным возмещением за ваши труды.

Она ответила не сразу, пуская голубые колечки дыма и вглядываясь в красивое лицо своего собеседника:

– Ей-богу, ведь вы и в самом деле тревожитесь? Тревожитесь за меня?

– Как я тревожился бы за любую другую женщину, угодившую в эту ужасную ловушку. Как я тревожился за Жаклин Оже, которую убили в самом центре Лондона за то, что она пыталась ускользнуть от вашего жениха. Поверьте мне, Хилари, вам грозит страшная опасность. Если бы вы знали...

– Ну, а если я знаю?

– Это невозможно!

– Вы так думаете? Что ж, мой дорогой Альдо, постарайтесь понять, что я уже не новичок и в настоящий момент занимаюсь делом, которое станет венцом моей карьеры. Я не пожалела ни времени, ни денег на информацию и знаю, что с того момента как выйду замуж... точнее, не существующая Мэри Форсайт выйдет замуж, мне придется вести рискованную игру.

– Это безумие. Вам с этим не справиться! Найдите другого миллиардера и выходите за него!

– Нет. Я хочу именно этого. У других нет драгоценностей Терезы Солари! Настоящее чудо! Драгоценности, достойные королевы...

– Они и принадлежали королевам, но это, возможно, самые «красные» драгоценности в мире!

– Вы их видели? Однако они никогда не оказывались на виду, если не считать того случая, когда разбилась Солари...

– Когда Солари была убита! Как до нее были убиты Бьянка Буэнавентури и по меньшей мере еще три женщины после нее. Это вас соблазняет? Да, вы их наденете, эти проклятые драгоценности! В день свадьбы... И в них вы войдете в брачную опочивальню, но из этой комнаты живой не выйдете! Вашего пылкого супруга срочно вызовут, и он отправится куда-нибудь очень далеко, и вы будете предоставлены судьбе, которую я не пожелал бы худшему врагу!

– ...такому, как я?!

– Отриньте вашу безумную гордость! Вернитесь на землю, Хилари, и хотя бы раз проявите благоразумие! Уезжайте отсюда!

Она затянулась сигаретой и, выдохнув большое кольцо дыма, стала следить за тем, как оно медленно поднимается вверх.

– Один вопрос, мой дорогой князь! Вы сами случайно не интересуетесь этим гарнитуром?

– Который я называю драгоценностями Колдуньи? Разумеется, интересуюсь! Но я вовсе не желаю владеть ими: мне хочется полюбоваться ими одно мгновение, а затем продать их, чтобы сделать немного счастливее бедную молодую женщину. Кроме того, я поклялся отомстить за смерть Жаклин Оже, Терезы Солари и Олимпии Буэнавентури. Тех, что погибли здесь, убил не он.

– Я знаю, что это не его рук дело! – дерзко заявила она. – Следовательно, грязной работой занимается кто-то другой. Именно с ним я собираюсь встретиться и выиграть партию!

– Вы говорите так, будто речь идет о какой-то дуэли. Скажу вам лишь одно: в Палаццо, куда вас отведут, есть некая тайна, некое скрытое помещение, похоже, подземелье, где скрывается всемогущее существо, которому прислуживают другие существа и которое ужасает даже готовых на все подручных Риччи! И вы собираетесь сразиться с ним в одиночку?

Он увидел, как на секунду в глазах ее появилось тревожное выражение, тотчас изгнанное пренебрежительным пожатием плеч.

– Кто вам сказал, что я буду одна? А у вас есть какой-нибудь план?

– Я думаю...

– В таком случае, почему бы нам не обсудить...

– Ах вот вы где! Я вас искал.

Рядом с ними внезапно возник уродливый Алоизий, чей взгляд выражал множество вопросов, задать которые он не посмел. Морозини поднялся с канапе.

– Мисс Форсайт захотелось подышать свежим воздухом, а потом мы вспоминали Британский музей, – добавил он наполовину насмешливо, наполовину серьезно. – Надеюсь, мы не доставили вам неудобств?

– Нет, но я не люблю, когда она надолго разлучается со мной! Разве вы не могли предаваться воспоминаниям при мне и в обществе моих друзей?

– Я не слишком хорошо знаком с вами, а их не знаю совсем! Надеюсь, вы не требуете, чтобы ваша невеста зачеркнула все свое прошлое?

– Напротив, я бы предпочел, чтобы она побольше рассказывала мне о нем. Быть может, за ужином мы сядем рядом и продолжим беседу?

– Очень жаль, но я уже дал слово другим! Спасибо, что уделили мне несколько минут, мисс Мэри! Это были приятные мгновения...

– Почему бы не возобновить их? – сказал Риччи. – Например, в Палаццо, куда она переселится после нашей свадьбы... Или до того, если вы примете приглашение, которое я сделал вам в «Ритце»?

На сей раз ответить Морозини не дала Полина. Она тоже искала его по поручению леди Рибблздейл.

– Она требует вас громогласно и во всеуслышание. Вы с ней знакомы?

– О да! – произнес Альдо, воздев глаза к небу. Следуя за баронессой, он с трудом удерживался от смеха, поскольку к обрученным, раскрыв объятия, приближался ликующий Адальбер:

– Возможно ли? Наша дорогая Мэри здесь! Какой чудесный сюрприз!

Уступив искушению, Морозини обернулся. Если Хилари играла свою роль превосходно, демонстрируя невероятную радость, то Риччи следовало бы запечатлеть кистью живописца: он был похож на злобного быка, изготовившегося к нападению, но сохранившего остатки разума, который предписывал сдержанность в присутствии многочисленных свидетелей. Похоже, он находил, что у его Мэри обнаружилось слишком много старых друзей!

Альдо удалось отвлечься лишь на минутку, ибо на него, грозно стуча тростью, уже надвигалась леди Рибблздейл:

– Зачем вам понадобились эти люди, мой маленький князь? Только легкомысленные Белмонты могли пригласить их к себе!

Не обращая внимания на пребывавший в состоянии хрупкого равновесия сложный головной убор своей дамы, Альдо крепко ухватил ее под руку и потащил к ближайшему буфету.

– Во имя любви к небу, леди Ава, сбавьте тон! Вы погубите весь замысел...

– Какой еще замысел?

Взяв два бокала с шампанским у державшего поднос лакея в парике, он сунул один из них в руку Авы:

– Этот человек владеет драгоценностями, о которых я вам говорил! Вы по-прежнему хотите его выгнать?

– О Господи! Вы уверены?

– Владелец он недавний, но несомненный.

– Именно ему принадлежат крест и серьги?

– Вам следовало бы это знать, ведь две предыдущие свадьбы состоялись в Ньюпорте, и на первой из них в этом гарнитуре красовалась невеста...

– Я же не сижу тут постоянно. К счастью, заглядываю лишь изредка! Во время сезона тут недурно, хотя все не так, как в прежние времена, когда туристы не ходили толпами! Но я все равно предпочитаю Европу и особенно Нью-Йорк... Внезапно обретя задумчивый вид, она добавила:

– Здесь нет Китайского квартала. Вот где я могу по-настоящему развлечься!

– Вы там бываете? – спросил Альдо, неприятно пораженный воспоминанием о восхитительной Мэри Сент-Олбенс, страстной любительнице «фан тан»[41], чья короткая криминальная карьера завершилась трагическим образом[42].

– Зачем лишать себя удовольствия? Я хожу туда, чтобы сыграть в шахматы с настоящим мандарином. Это потрясающе, и мне очень нравится смотреть, как он гневно сметает фигуры с доски, когда я выигрываю партию! Здесь достойных меня соперников нет.

– Неужели? Надо бы мне сыграть с вами.

– Это хорошая мысль, хотя, – добавила она со вздохом, – здесь не хватает этой необычной атмосферы с легким запахом опиума! Еще я люблю пить пиво в кабаках Бронкса и Бруклина. В общем, в бедных кварталах! Так занятно проходить мимо таблички с надписью: «Дамам вход запрещен!» Они ведь даже не знают, что такое настоящая дама... Но вернемся к нашему делу: что вы намерены предпринять?

– Я еще не выработал свою стратегию. Посмотрим, что будет после свадьбы.

– Если вы подумываете о покупке, лучше сделать предложение сейчас, ведь потом муж улетит на другой конец страны, а жена отправится на кладбище! А вообще, это довольно захватывающая история!

– Вы находите?

– Ну, а вы как думаете? Кто пошел бы на эту свадьбу, если бы в ней не было перчика! Все гадают, что будет после! О, вот и ужин. Естественно, вы остаетесь со мной.

Ситуация сложилась такая, что отказываться было нельзя, и Альдо покорно сносил ее общество до конца ужина, превосходного во всех отношениях. Гости располагались за столами на шесть персон, накрытыми белыми скатертями с серебряным тиснением и украшенными старинными канделябрами с высокими свечами. Икра, моллюски, лангусты, гусиная печенка, шампанское (Джон-Огастес строго запретил подавать на стол лучшие французские вина из своего погреба на случай гипотетического, хотя и совершенно невероятного визита полиции!) – празднество завершилось полным успехом и фейерверком, который запускали с понтонов, стоявших на якоре в бухте. После этого танцы продолжились, и только на рассвете стали один за другим разъезжаться лимузины, увозившие в утренний туман более или менее удачных призраков давно минувшей эпохи... Некоторые упились так, что их пришлось подбирать и укладывать на кожаные сиденья машин. Пока Синтия принимала комплименты – вполне заслуженные! – других обитателей дома, Джон-Огастес сбросил обличье Пола Джонса, представ в купальном костюме в черно-белую полоску, делавшем его похожим на зебру, и ринулся к выходу, чтобы нырнуть в волны океана.

– Вам следовало бы сделать то же самое, – бросил он, вернувшись в библиотеку, где Полина, Альдо и Адальбер с наслаждением пили кофе. – Это бодрит!

– Кофе тоже! – возразила его сестра. – В любом случае, согревает! Вам надо бы попробовать! У вас синюшный вид...

– Потом! Сейчас мне страшно хочется спать! – произнес Белмонт в полном противоречии с собственным утверждением и направился к монументальной лестнице.

Адальбер почти сразу последовал примеру хозяина дома. Он совершил настоящий подвиг, проведя весь вечер в обществе Риччи и супругов Швоб и прочитав им самую настоящую лекцию – нескончаемую, но увлекательную – о династии Рамзесов и их сокровищах.

Оставшись наедине с Полиной, которая сидела безмолвно и казалась утомленной, Альдо мягко посоветовал ей пойти отдохнуть, на что она ответила вопросом:

– Вы довольны вечером?

– Да и нет. Я попытался предупредить мисс Форсайт об опасности, которая грозит ей, если она выйдет замуж за Риччи, но она, похоже, знает об этом и утверждает, будто приняла меры предосторожности...

– Какие же?

– Не знаю. Риччи не позволил мне долго разговаривать с ней, и я сказал не все, что мне известно. Быть может, Адальбер оказался удачливее меня? Я был бы рад.

– Я слышала, как перед уходом Риччи приглашал вас к себе? Надеюсь, вы не собираетесь идти?

– Напротив! Я уже несколько дней безуспешно пытаюсь проникнуть в его дворец. Такую возможность упускать нельзя.

– Не ходите!

Это был почти крик, и под удивленным взглядом Альдо молодая женщина заметно покраснела. Она встала и подошла к приоткрытому английскому окну, выходившему на террасу, где уже шла интенсивная уборка. Альдо последовал за ней. – Скажите мне, почему?

– Я не знаю, но этот человек пугает меня, страшно пугает! Он убийца! Даже чудовище! О, Альдо, если вы хоть немного лю... дорожите моей дружбой, то не пойдете в его логово! Я... я не вынесу этого!

Она круто повернулась и оказалась прямо перед Морозини. Он увидел тогда, что глаза ее наполнены слезами, а губы дрожат. Она была в смятении, и он инстинктивно обнял ее за плечи, тут же ощутив, как они дрожат под расшитым атласом платья. Одновременно в ноздри ему проник чувственный аромат ее духов, породивший влечение, которое он попытался изгнать шуткой:

– Моя амазонка впала в отчаяние? Что со мной может случиться? – прошептал он. – Успокойтесь, Полина, умоляю вас! Вы всегда так выдержаны, так уверены в себе, вы же не позволите этому сицилийскому бандиту смутить ваш покой? Это на вас не похоже!

– Это не похоже на все, что я испытывала до сих пор. Пожалейте же меня, если не можете пожалеть себя!

Альдо никогда не смог бы ответить, каким образом губы Полины встретились с его губами, как сам он сомкнул объятия и прижал ее к себе. Возможно, ему не следовало так много пить или же на него подействовал экзотический наряд баронессы, но внезапно он ощутил настолько мощное желание, что бороться с ним уже не смог. Она это почувствовала. Ее поцелуй стал глубже, она теснее прижалась к нему и начала слегка покачивать бедрами...

В следующее мгновение Альдо и Полина любили друг друга на ковре библиотеки. Последним осознанным движением Альдо успел закрыть окна и дверь...