Ультиматум Борна Ладлэм Роберт

— Кто он?

— Французский алжирец, многие годы работающий на Управление. Его для нас нанял Чарли Кассет. Он крепкий, знающий, и за все это хорошо оплачиваемый. Ему можно доверять.

— Думаю, сойдет.

— А ты не думай, просто прими это.

Они устроились в кабинке в задней части небольшой деревенской гостиницы, укомплектованной потертой скатертью, тяжелыми сосновыми скамьями и вполне приемлемым вином. Хозяин, широкоплечий румяный жирный мужчина, заявил, что его кухня превосходна, и, хотя никто из них не мог пробудить в себе голод, Борн заплатил за четыре блюда, просто чтобы доставить хозяину радость. Это сработало. Хозяин прислал два больших графина хорошего красного вина и бутылку минеральной воды и удалился.

— Ладно, Мо, — сказал Джейсон, — ты не хочешь рассказать, что случилось или кто это сделал, но ты по-прежнему действующий, хотя и болтливый, медицинский работник, которого мы знаем уже тринадцать лет, верно?

— Верно, ты, шизофреник, сбежавший из Беллеву. И, чтобы ты не подумал, что я геройствую, позволь заявить абсолютно прямо, что я здесь исключительно в целях защиты моих немедицинских гражданских прав. Мой главный интерес — моя ненаглядная Мари, которая, как ты, я надеюсь, можешь видеть, сидит сейчас рядом со мной, а не ты. И я положительно истекаю слюной при мысли о делаемых ею замечательных отбивных.

— О, как я люблю тебя, Мо! — сказала жена Дэвида Вебба, пожимая руку Панова.

— Позволь мне ответить взаимностью, — ответил доктор, целуя ее в щеку.

— Я все еще здесь, — заговорил Конклин. — Мое имя Алекс, и я бы хотел обсудить кое-какие вещи, в число которых отбивные не входят… Хотя, должен сказать тебе, Мари, я вчера говорил Питеру Холланду, что они чудесны.

— А что с моими несчастными отбивными?

— Красный соус, — вставил Панов.

— Давайте вернемся к тому, зачем мы здесь, — монотонно проговорил Джейсон Борн.

— Прости, дорогой.

— Мы собираемся сотрудничать с русскими, — Конклин говорил быстро, предвосхищая мгновенную реакцию Борна и Мари. — Все в порядке, я знаю контактное лицо, знаю его уже много лет, но Вашингтон — нет. Его имя Крупкин, Дмитрий Крупкин, и, как я уже говорил Мо, он может продаться за пять серебряных монет.

— Дай ему тридцать одну, — перебил его Борн, — чтобы быть уверенным, что он на нашей стороне.

— Я предполагал, что ты это скажешь. Какой потолок?

— Никакого.

— Не так быстро, — сказала Мари. — Какая начальная цена?

— Слово нашему экономисту, — объявил Панов, потягивая вино.

— Учитывая его позицию в парижском КГБ, я бы назвал сумму около пятидесяти тысяч американских.

— Предложи ему тридцать пять и при давлении увеличивай до семидесяти пяти. Максимум — сотня, если необходимо, конечно.

— Ради Бога, — вскричал Джейсон, еле сдерживая голос. — Речь идет о нас и о Шакале . Дай ему все, что он захочет!

— Чем легче человека купить, тем легче его перекупить.

— Она права? — спросил Борн, уставившись на Конклина.

— При обычных условиях — да, но в данном случае для перекупки потребуется действующее месторождение алмазов. Никто так не желает смерти Карлоса, как русские, и тот, кто принесет его труп, станет героем Кремля. Помните, его тренировали в Новгороде. Москва такое не забывает.

— Тогда делай, как она говорит, только купи его, — сказал Джейсон.

— Я понял. — Конклин наклонился вперед и глотнул воды из стакана. — Я позвоню ему сегодня, с телефона-авто shy;мата на телефон-автомат, и обо всем договорюсь. Потом организую встречу на завтра, возможно ланч где-нибудь за пределами Парижа. Очень рано, до прихода большинства посетителей.

— Может, здесь же? — спросил Борн. — Бессмысленно искать дальше, и я буду знать дорогу сюда.

— Почему бы и нет? — согласился Алекс. — Я поговорю с хозяином. Но только не все четверо из нас — только я и Джейсон.

— Я уже думал об этом, — холодно сказал Борн. — Мари нельзя втягивать. Ее не должно быть ни видно, ни слышно, это ясно?

— Дэвид, ты уверен…

— Да, уверен .

— Я буду с ней, — быстро вмешался Панов. — Отбивные? — добавил он, стараясь разрядить обстановку.

— У меня нет кухни, но там есть поблизости отличный ресторан, где подают замечательную форель.

— Что ж, придется отказаться от отбивной, — вздохнул психиатр.

— Думаю, вам лучше будет поесть в комнате, — сказал Борн тоном, не терпящим возражений.

— Я отказываюсь быть заключенной, — тихо возразила Мари, прямо глядя на мужа. — Никто не знает, кто мы и где мы, и, по-моему, женщина, сидящая взаперти и не показывающаяся наружу, может привлечь гораздо больше внимания, чем нормальная француженка, занимающаяся своими повседневными делами.

— Она права, — заметил Алекс. — Если у Карлоса есть сеть осведомителей, ненормальное поведение действительно может привлечь их внимание.

— Вернемся к делу, — отрывисто предложил Борн.

— Ты очень груб, Дэвид.

— Я очень нетерпелив, помнишь?

— Ладно, остынь, — сказал Конклин. — Мы все на взводе, но необходимо все прояснить. Как только Крупкин будет в наших рядах, его первой задачей будет отследить номер, который Гейтс дал Префонтейну в Бостоне.

– Кто дал кому , что и где? — спросил ошарашенный психиатр.

— Ты не в курсе, Мо. Префонтейн — это отстраненный судья, который связался с агентом Шакала. Короче говоря, агент дал нашему судье парижский номер, чтобы связаться с Шакалом, но он не совпал с номером, который уже был у Джейсона. Но в том, что агент, юрист по имени Гейтс, имел связь с Карлосом, сомнений нет.

– Рэндольф Гейтс? Бостонский подарок залам суда Чингис-хана?

— Тот самый.

— Боже правый… Прошу прощения, я не должен был говорить этого, я же язычник. Да какого черта! — я в этом плохо разбираюсь, но, думаю, вы согласитесь, что это шок.

— Немалый. И мы должны выяснить, кому принадлежит этот номер здесь, в Париже. Крупкин может это для нас выяснить. Это настоящий штопор для подобных головоломок, гарантирую вам.

– Штопор? — переспросил Панов. — Для чего, ради всего святого, во всем этом Префонтейн, судья, юрист и все остальные? Звучит, как плохое недодержанное вино.

— Это очень хорошее, выдержанное марочное вино, — вставила Мари. — Тебе бы понравилось, доктор. Ты мог бы месяцами изучать его, потому что у него больше оттенков вкуса, чем у большинства из нас, а его интеллект все еще невредим, несмотря на такие неприятности, как алкоголь, коррупция, потеря семьи и тюрьма. Он оригинал, Мо, и где большинство преступников его лиги обвиняют во всем всех, кроме себя, он — нет. Он сохранил великолепное ироническое чувство юмора. Если бы у американского правосудия было хоть немного мозгов — что оно регулярно старается опровергнуть, — его бы вернули на скамью подсудимых… Он преследовал людей Шакала, потому что те хотели убить меня и моих детей. Если при этом он каким-то способом зарабатывает хотя бы один доллар, он заслуживает каждый пенни, и я позабочусь, чтобы он их получил.

— Лаконично. Он тебе нравится.

— Я обожаю его. Так же, как обожаю тебя и Алекса. Вы все так рискуете ради нас…

— Может, мы все-таки вернемся к тому, зачем мы здесь? — сердито сказал Хамелеон. — Меня не интересует прошлое, меня интересует завтра.

— Ты не только груб, дорогой мой, ты еще и ужасно неблагодарен.

— Пусть будет так. На чем мы остановились?

— На Префонтейне, — резко ответил Алекс, глядя на Борна. — Но он может уже и не иметь значения, потому что вряд ли переживет Бостон… Я позвоню тебе в таверну в Барбизоне завтра и уточню время ланча. Здесь. Постарайся приехать точно вовремя, чтобы мы тут не маячили, как оставшиеся без пары белоснежные гуси. К тому же, если этот толстяк прав насчет его «кухни», Круппи она понравится, и он расскажет о ней всем.

– Круппи?

— Расслабься. Я же сказал, мы давно знакомы.

— И не расспрашивай, — добавил Панов. — Уверяю тебя, ты не хочешь слышать про Стамбул и Амстердам. Они оба — парочка воров.

— Проехали, — сказала Мари. — Продолжай, Алекс, что насчет завтра?

— Мо и я поедем к тебе на такси, и мы с твоим мужем вернемся потом сюда. Позвоним вам после ланча.

— А как насчет твоего водителя, которого добыл Кассет? — спросил Хамелеон, холодно сверкая глазами.

— А что с ним? За сегодняшнюю ночь ему заплатят в два раза больше, чем он может заработать своим такси за месяц, и после того, как он высадит нас у отеля, он исчезнет. Мы больше его не увидим.

— Он увидит еще кого-нибудь?

— Нет, если ему не надоело жить и он хочет отправить деньги родственникам в Алжир. Я же сказал, Кассет за него ручается. Он — гранит.

— Значит, завтра, — решительно сказал Борн, глядя через стол на Мари и Морриса Панова. — После нашего отъезда вы должны оставаться в Барбизоне, и вы не должны покидать таверну. Поняли?

— Знаешь, Дэвид, — ответила Мари, сидя на сосновой скамье, строгая и колючая, — я хочу сказать тебе кое-что. Мо и Алекс — такие же члены нашей семьи, как и дети, потому я скажу это при них. Мы все, каждый из нас, поддерживаем тебя так или иначе, потому что знаем, через какие ужасы ты прошел. Но ты не можешь и не будешь указывать нам, что делать, будто мы низшие существа в твоем царственном присутствии. Ты это понял?

— Превосходно, леди. Тогда, может, вам лучше вернуться в Штаты, чтобы не смущаться моим царственным присутствием? — Джейсон Борн поднялся из-за стола, оттолкнув стул назад. — Завтра будет трудный день, и я бы хотел выспаться — последнее время мне это не удавалось — и кое-кто, кому мы все в подметки не годимся, однажды сказал мне, что отдых — это оружие. Я в это верю… Я буду ждать в машине две минуты. Выбор за тобой. Уверен, Алекс сможет вывезти тебя из Франции.

— Ублюдок, — прошептала Мари.

— Хотя бы и так, — сказал Хамелеон, уходя прочь.

— Иди за ним, — быстро обронил Панов. — Ты знаешь, что происходит.

— Я не могу с этим справиться, Мо!

— И не справляйся. Просто будь с ним. Ты единственная нить, что у него есть. Тебе даже не обязательно говорить, просто будь рядом. С ним.

— Он снова киллер.

— Он не причинит тебе вреда.

— Конечно, нет, я знаю.

— Тогда обеспечь ему эту нить к Дэвиду Веббу. Ты должна быть с ним, Мари.

— О, Боже, я так его люблю! — воскликнула женщина, вскочила на ноги и побежала за ее мужем — и в то же время не ее мужем.

— Это был верный совет, Мо? — спросил Конклин.

— Не знаю, Алекс. Я просто думаю, ему не стоит оставаться наедине с его кошмарами. Никому не стоит. Это не психиатрия, а просто здравый смысл.

— Знаешь, иногда ты говоришь, как настоящий доктор.

Алжирский район Парижа расположен между десятым и одиннадцатым округами, едва три квартала, где все дома — парижские, а звуки и запахи — арабские. Длинный черный лимузин с золоченой церковной символикой на дверях въехал в этот этнический анклав. Он остановился у обитого деревом трехэтажного дома, старый священник вышел из него и подошел к двери. Выбрав имя из списка у двери, он нажал на кнопку, и со второго этажа донесся звонок.

— Да? — спросил по-французски металлический голос из примитивного домофона.

— Я посланник из Американского посольства, — ответил посетитель в монашеском одеянии на не очень верном грамматически французском, что свойственно американцам. — Я не могу оставить машину, но у нас есть срочное сообщение для вас.

— Сейчас спущусь, — ответил французский алжирский водитель, нанятый Чарльзом Кассетом из Вашингтона. Три минуты спустя он вышел из дома на узкий тротуар. — Зачем вы так оделись? — спросил он посланника, стоявшего возле большого автомобиля, закрывая символику на задней дверцы.

— Я католический священник, сын мой. Наш поверенный в военных делах хочет поговорить с вами.

Он открыл дверцу.

— Я весьма уважаю ваш сан, — водитель улыбнулся и нагнулся, чтобы заглянуть внутрь лимузина, — но не готов быть призванным в вашу армию… Да, сэр, чем могу быть полезен?

— Куда вы отвезли наших людей? — спросила фигура из тени на заднем сиденье, лицо этого человека было не разглядеть.

— Каких людей? — спросил алжирец, в его голосе вдруг зазвучало беспокойство.

— Тех двоих, которых вы встретили несколько часов назад в аэропорту. Хромого и его друга.

— Если вы из посольства, и они хотят, чтобы вы знали, они сами вам позвонят и все скажут, не так ли?

– Ты скажешь мне!

Из-за машины появился здоровяк в водительской униформе. Он быстро подошел, поднял руку и обрушил на череп алжирца увесистую дубинку. Затем затащил жертву внутрь, а старик в одежде священника влез в машину следом, захлопнув за собой дверцу. Шофер обежал машину и занял свое место за рулем. Лимузин тронулся.

Час спустя на пустынной улице Гудон, в квартале от Пигале, из большого автомобиля был выброшен искалеченный и окровавленный труп алжирца. В машине фигура, сидевшая в тени, обратилась к старому священнику:

— Возьми свою машину и стереги у отеля хромого. Не спи, утром ты освободишься и сможешь отдыхать весь день. Сообщай о любых движениях и везде следуй за ним. Не подведи меня.

— Никогда, монсеньер.

Дмитрий Крупкин не был высокого роста, но казался выше, чем на самом деле, и он не был очень уж тяжел, однако казалось, что у него весьма тучная фигура. Приятное, слегка полноватое лицо; благородная голова всегда держалась прямо; густые брови, тщательно причесанные волосы с проседью и бородка привлекательно сочетались с внимательными голубыми глазами и, казалось, неизменной улыбкой, выдававшей в нем человека, которому нравилась его жизнь и работа, и обладавшего немалым интеллектом. Он сидел в кабинке у задней стены почти пустого сельского ресторана в Эперноне, пристально глядя через стол на Алекса Конклина, сидевшего рядом с непредставленным Борном, только что заявившего, что больше не пьет спиртное.

— Грядет конец света! — воскликнул русский по-английски с заметным акцентом. — Видишь, что происходит с хорошим человеком на испорченном Западе? Позор твоим родителям. Им следовало остаться с нами.

— Думаю, не стоит сравнивать уровень алкоголизма в наших странах.

— Если не на деньги, то можно было бы и поспорить, — сказал Крупкин, ухмыляясь. — Кстати, о деньгах, мой дорогой старый враг, как и где я получу деньги, причитающиеся мне в соответствии с нашим соглашением сегодня ночью по телефону?

— Как и где вы хотели бы получить деньги? — спросил Джейсон.

— Ага, стало быть, вы мой благодетель, сэр?

— Да, платить вам буду я.

– Тихо! — шепнул Конклин, обратив внимание на вход в ресторан. Он наклонился вперед к открытой стороне кабинки, прижав руку ко лбу, и быстро повернулся назад, когда за столик в углу слева от двери усадили пару.

— В чем дело? — спросил Борн.

— Не знаю… Я не уверен.

— Кто там, Алексей?

— Мне кажется, я должен его знать, но я не знаю.

— Где он сидит? В кабинке?

— Нет, за столом. В углу за баром. С ним женщина.

Крупкин подвинулся на край скамьи, достал свой бумажник и вынул из него маленькое зеркальце размером и толщиной с кредитную карточку. Зажав его обеими ладонями перед собой, он осторожно поймал нужное отражение.

— Да вы, наверное, включены в списки высшего общества Парижа, — сказал русский, тихо посмеиваясь и убирая зеркало и бумажник в карман пиджака. — Он из итальянского посольства; с ним его жена. Паоло и Давиния такие-то, с претензией на знатность, я думаю. Строго corpo diplomatico на протокольном уровне. Они неплохо одеваются и, очевидно, до неприличия богаты.

— Я не вращаюсь в тех кругах, но я где-то видел его раньше.

— Конечно, видел. Он выглядит как любая итальянская звезда экрана средних лет или как любой из тех владельцев виноградников, что восхваляют достоинства классического «Кьянти» в телерекламе.

— Может, ты и прав.

— Я прав, — Крупкин повернулся к Борну. — Я напишу номер счета и название банка в Женеве.

Он положил перед собой бумажную салфетку и полез в карман за ручкой. Но не успел воспользоваться ими, потому что мужчина лет тридцати в хорошо подогнанном костюме быстро приблизился к их столу.

— Что такое, Сергей? — спросил Крупкин.

— Не вы, сэр, — ответил его помощник. — Он , — добавил он, кивнув на Борна.

— Что такое? — повторил Джейсон.

— За вами следили. Сначала мы не были уверены, потому что это оказался старик со слабым мочевым пузырем. Он дважды выбегал из машины, чтобы облегчиться, но один раз воспользовался телефоном в машине и щурился через ветровое стекло, чтобы разглядеть название ресторана. Это было пару минут назад.

— Откуда вы знаете, что он преследовал меня?

— Он приехал сразу за вами, а мы прибыли за полчаса до того, обеспечивали безопасность места.

— Безопасность! — взорвался Конклин на Крупкина. — Я думал, эта встреча была строго между нами.

— Дорогой Алексей, великодушный Алексей, готовый спасти меня от самого себя. Неужели ты думал, я бы пошел на встречу с тобой, не обеспечив собственную безопасность? Не от тебя лично, старый друг, но от твоих агрессоров из Вашингтона. Можешь себе представить? Заместитель директора ЦРУ ведет со мной переговоры через человека, которого, как он якобы думает, я не знаю. Дешевый трюк.

— Черт тебя дери, я никогда не говорил ему!

— Ох, надо же, тогда я виноват. Приношу свои извинения, Алексей.

— Не надо, — твердо перебил их Джейсон. — Этот старик наверняка работал на Шакала…

– Карлос! — воскликнул Крупкин, его лицо вспыхнуло, глаза загорелись голодным блеском. — Шакал охотится за тобой , Алексей?

— Нет, за ним, — ответил Конклин. — За твоим благодетелем.

— Боже правый! Если сложить то, что мы знаем, то я имею великую честь познакомиться с печально известным Джейсоном Борном. Очень приятно , сэр! Наши цели совпадают там, где речь идет о Карлосе, не так ли?

— Если ваши люди на что-нибудь годятся, мы можем достичь этих целей до истечения этого часа. Пойдем! Давайте выйдем отсюда через черный ход, кухню, окно — что угодно. Он нашел меня и, готов поспорить, он едет сейчас сюда за мной. Только он не знает, что мы об этом знаем. Пойдем!

Они поднялись из-за стола, Крупкин дал указания своему помощнику:

— Подгони машину к служебному входу, если таковой имеется, но сделай это ненавязчиво , Сергей. Никакой спешки, ты меня понял?

— Мы можем отъехать на полмили по дороге и свернуть на пастбище, а по нему подъехать к задней стороне дома. Старик из своей машины нас не заметит.

— Очень хорошо, Сергей. И пусть наше подкрепление остается на месте и будет начеку.

— Конечно, товарищ.

Помощник поспешил к переднему выходу.

— Подкрепление? — не унимался Алекс. — У тебя есть еще и подкрепление?

— Прошу тебя, Алексей, зачем придираться? Сам виноват, в конце концов. Даже сегодня ночью по телефону ты не сказал мне о заговоре против вашего заместителя директора.

— Ради Бога, это не заговор!

— Это ведь не совсем отношения между штабом и полевым командиром, верно? Нет, Алексей Николаевич Консоликов, ты знал, что сможешь, так скажем, использовать меня, и ты это сделал. Никогда не забывай, мой дорогой старый дружище, ты все-таки русский.

— Может, вы оба заткнетесь, и мы наконец уберемся отсюда?

Они ждали, сидя в бронированном «Ситроене» Крупкина возле заросшего поля в ста футах позади машины старика, откуда был отличный вид на фасад ресторана. К раздражению Борна, Конклин и офицер КГБ начали предаваться воспоминаниям, словно два престарелых профессионала, анализируя стратегии друг друга и прошлых разведывательных операциях, выявляя недочеты друг друга. «Подкреплением» был неопределенный седан у дальней обочины дороги, по диагонали от ресторана. Два вооруженных мужчины, с автоматами наготове, были готовы выскочить из него.

Неожиданно к ресторану подъехал многоместный автомобиль. В нем было три пары; все они, кроме водителя, вышли, весело смеясь и держась за руки. Они беззаботно шли ко входу, пока их машина парковалась на небольшой стоянке рядом.

— Остановите их, — сказал Джейсон. — Они могут погибнуть.

— Могут, мистер Борн, но если мы их остановим, то потеряем Шакала.

Джейсон уставился на русского, потеряв дар речи. Злоба и смятение наполнили его мысли. Он хотел что-то возразить, но не мог; слова не удавалось изречь. Потом стало не до слов. На дороге со стороны парижского шоссе появился темно-коричне shy;вый фургон, и к Борну вернулся голос.

— Этот тот самый, с бульвара Лефевр несколько дней назад, который скрылся!

— Тот самый откуда? — переспросил Конклин.

— Несколько дней назад на Лефевр было происшествие, — сказал Крупкин. — Взорвался автомобиль или грузовик. Ты это имеешь в виду?

— Это была ловушка. Для меня… Фургон, потом лимузин, и еще один для Карлоса — такая была ловушка. Это второй из них; он выехал с темной стороны улицы и пытался подавить нас огневой мощью.

— Нас? — Алекс не спускал с Джейсона глаз; он видел неприкрытую ярость в глазах Хамелеона, плотно сжатые губы, медленно сжимающиеся и разгибающиеся с силой кулаки.

— Бернардин и я, — прошептал Борн в ответ и вдруг поднял голос. — Дайте мне оружие, — крикнул он. — Пукалка у меня в кармане никуда не годится.

За рулем сидел крепкий помощник Крупкина Сергей; он достал из-за сиденья русский АК-47 и протянул его Джейсону.

Темно-коричневый лимузин, визжа покрышками по сельской дороге, остановился перед поношенным навесом; и, подобно тренированным коммандос, двое в масках из чулок выскочили из боковой дверцы с автоматическим оружием в руках. Они подбежали ко входу и прижались к стене по сторонам от двойной двери. Из автомобиля появился третий человек, лысеющий мужчина в черной робе священника. По его жесту, первые двое синхронно подскочили к дверям и взялись за тяжелые латунные ручки. Водитель газовал на месте.

– Вперед! — крикнул Борн. — Это он! Это Карлос!

– Нет! — прорычал Крупкин. — Подожди. Теперь это наша засада, и он должен в нее попасть — внутрь .

— Ради Бога, там же люди! — возразил Джейсон.

— На всех войнах бывают невинные жертвы, мистер Борн. И, если вы до сих пор не поняли, это война. Ваша и моя. Ваша, между прочим, гораздо более личная, чем моя.

Шакал издал режущий слух крик, давая команду к действиям, створки дверей открылись, и террористы ворвались внутрь, стреляя очередями.

– Сейчас! — крикнул Сергей, мотор взревел, акселератор был вжат до пола. «Ситроен» выскочил на дорогу, целясь в фургон, но за долю секунды до столкновения вдруг оказался сбит с курса. Справа прогремел мощный взрыв. Старик и серая машина, в которой он сидел, разлетелись на обломки, послав «Ситроен» влево в древний забор вокруг стоянки рядом с рестораном. В тот же момент темно-коричневый фургон Шакала вместо того, чтобы сорваться вперед, отъехал назад, резко остановился, и водитель выскочил из кабины, прячась за ней; он заметил русское подкрепление. Пока двое русских бежали к ресторану, водитель Шакала скосил одного из них очередью из автомата. Второй бросился в траву, беспомощно глядя, как водитель Карлоса прострелил покрышки и выбил все стекла советской машины.

— Вылезай! — прокричал Сергей, вытаскивая Борна с сиденья на пыль у забора, пока его контуженный босс и Алекс Конклин выползали за ним.

— Вперед! — крикнул Джейсон, хватая АК-47 и вскакивая на ноги. — Этот сукин сын взорвал машину дистанционно.

— Я пойду вперед! — сказал русский.

— Почему?

— Вообще-то, я моложе и сильнее…

— Заткнись!

Борн побежал вперед зигзагом, чтобы привлечь на себя огонь, и бросился на землю, когда тот пришел со стороны водителя Карлоса. Он прицелился из травы, зная, что человек Шакала уверен, что его очередь достигла цели; голова появилась и исчезла, когда Джейсон спустил курок.

Второй из русского подкрепления, услышав предсмертный крик из-за фургона, поднялся из травы и побежал ко входу в ресторан. Изнутри доносился звук беспорядочной пальбы в сопровождении панических криков, за которыми следовали новые автоматные очереди. Кошмар ужаса и крови в стенах некогда мирной сельской таверны. Борн встал на ноги, Сергей догнал его. Они бегом присоединились ко второму русскому. По сигналу Джейсона, русские распахнули двери, и они все одновременно ворвались внутрь.

Следующие шестьдесят секунд были похожи на пронзительный ад, описанный Манчи. Официант и двое из мужчин, бывших среди давешних трех пар, были мертвы, официант и один мужчина распростерты на полу с размозженными черепами; третий официант лежал на скамье, глядя на происходящее мертвенно стеклянными глазами, его одежда была изрешечена пулями, потоки крови окрасили одежду. Женщины в абсолютном шоке стонали и кричали, пытаясь влезть на сосновые стены кабинки. Хорошо одетого мужчины с женой из итальянского посольства нигде не было.

Сергей неожиданно бросился вперед, стреляя на ходу; он заметил в дальнем углу помещения фигуру, которую не видел Борн. Из тени выбежал киллер с чулком на голове, наводя автомат на цель, но он не успел воспользоваться преимуществом неожиданности: русский срезал его… Еще один! Кто-то шевелился за коротким прилавком, служившим баром. Был ли это Шакал? Джейсон перекатился к диагональной стене и присел, проникая взглядом во все закоулки ближних винных стоек. Он прислонился к основанию стойки бара, а второй русский, оценив ситуацию, побежал к женщинам, бьющимся в истерике, вперед спиной, водя стволом из стороны в сторону, прикрывая их. Голова, затянутая в чулок, резко поднялась из-за прилавка, и оружие появилось над Борном. Он вскочил на ноги, схватил левой рукой горячий ствол, а правой наставил АК-47; затем выстрелил в упор прямо в лицо за шелком. Это был не Карлос. Где же Шакал?

– Там! — крикнул Сергей, будто услышав немой вопрос Джейсона.

– Где?

— За теми дверьми!

Это была кухня. Они вдвоем приблизились к вращающимся дверям. Снова Борн кивнул, но они не успели тронуться с места: их обоих отбросило назад взрывом, прогремевшим внутри; это взорвалась граната, выбив стекла и куски металла из дверей. Дым вывалился в столовую, распространяя резкий, тошнотворный запах.

Тишина.

Джейсон и Сергей снова приблизились к входу в кухню — и снова были остановлены вторым взрывом, за которым последовало стаккато выстрелов. Пули легко прошили тонкие панели-жалюзи вращающихся дверей.

Тишина.

Абсолютная неподвижность.

Тишина.

Это было слишком для взбешенного Хамелеона. Он клацнул затвором своего АК-47, переключил режим стрельбы на автомат, придавил курок и, ворвавшись через двери, бросился на пол.

Тишина.

Другая картина из другого ада. Часть внешней стены взорвана, тучный хозяин и его повар, все еще в колпаке, мертвы, их тела лежат на нижних полках кухни, кровь стекает по дереву.

Борн медленно поднялся. Его ноги ломило, каждый нерв его тела ныл, он был на краю истерии. Словно в трансе, он смотрел вокруг сквозь дым и обломки, пока его взгляд не остановился на большом и зловещем листе коричневой бумаги, пригвожденном к стене тяжелым ножом мясника. Он приблизился к нему и, выдернув нож, прочитал слова, написанные черным карандашом:

Деревья Танненбаума сгорят, а на розжиг пойдут дети. Спи спокойно, Джейсон Борн .

Зеркала его жизни разлетелись тысячей осколков. Ему оставалось только закричать.