Помощники Ночи Кук Глен
– Давай, иди. Кстати, ты можешь взять кое-что с собой? Можешь забрать наши вещи?
– Что ты собираешься делать?
– Хочу побеседовать с этим идиотом священником. А заодно убедиться в том, что нам заплатят. Забирай вещи и иди. – На прощание Шэгот обнял брата. Юноша заковылял прочь, таща тридцатифунтовую поклажу и превозмогая невыносимую боль. Свэйвар шел через темный незнакомый город в квартиру, которую видел всего лишь раз.
Из всех вещей, придававших Шэготу силу, он оставил при себе только бронзовый меч. Оружие разрубало плоть мертвецов словно масло. Андорэец потратил на это всего три минуты. Затем он выгреб из карманов покойников все монеты, которые священники имели при себе, когда на их пути появился Шэгот.
Богатыми братьев трудно было назвать, однако разнообразие имеющихся при них денег поражало. Происхождение большинства монет Шэготу определить не удалось.
Не важно. Купцы разберутся. И непременно взвесят каждую. Торговцы не доверяли ни единой душе. А особенно тем, чье имя и слава были у всех на устах.
Покончив с грабежом, Грим взвалил на плечо мешок с головами священников и отправился на Мадурскую площадь.
Мешком послужила рубаха самого крупного брата.
Раны Шэгота причиняли ему нестерпимую боль. Он волновался за Свэйвара и надеялся, что богам хватило мозгов защитить его. Без помощи Асгрима задание обречено на провал.
Андорэец пришел на Мадурскую площадь. Всем уже стало известно о случившейся резне. Тела мертвецов ограбили. Теперь здесь с фонарями и факелами бродили добропорядочные жители. Охая и ахая, они вспоминали те времена, когда в Бросе царил порядок, а стражи не допускали подобных зверств.
Такова уж человеческая сущность.
Шэгот зашагал к цитадели Бруглиони. Может, ему удастся оказаться там прежде плохих известий.
Указанные ворота стояли приоткрытыми. Стражников не было. Грим прошел через задний двор и направился в покои отца Обилада. Дверь внезапно распахнулась. За ней находился Обилад и еще один человек.
– Какого черта вы задержа… – прогремел голос незнакомца. Он оборвал фразу на полуслове, когда понял, что прибывший пришел один и что им оказался Шэгот. Он вытаращил глаза. То же сделал и отец Обилад. Незнакомец потянулся к рукоятке меча, однако не вытащил его из ножен. Шэгот предостерегающе покачал головой.
– Старик, ты должен мне деньги. – Андорэец извлек из мешка голову Родриго Колони.
– Милостивый Аарон! Святой Келам! – Отец Обилад сделал знак, оберегающий его от сглаза Помощников Ночи. – Вам обязательно надо было…
– Вы же не поверите просто моим словам, не так ли? Вы брос. Полегче, приятель. – Незнакомец, бледный как смерть, стал тихонько пробираться к выходу. – Стой спокойно. Я сегодня не в духе.
Шэгот бросил мешок на пол.
Оба человека выругались. Они с ужасом посмотрели друг на друга.
– Это же Стратер Арнот! И Юнгер Триллинг! Высокопоставленные лица из Кастеллы. Что вы натворили? Вы убили восьмерых братьев? Неужели? – Вдобавок к голове Родриго Колони перед глазами двух людей предстали еще восемь.
– Мне помог брат.
– Восьмерых. Опытных воинов братства. Вы двое. Что за демонов я нанял?
Шэгот решил, что с ним разговаривает Палудан Бруглиони.
– Нам пришлось их убить. Они похитили объект, – сказал он.
– Что вы наделали? – запричитал священник, обращаясь скорее к себе, чем к Шэготу.
– Вам следовало задаться этим вопросом прежде, чем нанимать нас, – ухмыльнулся Шэгот. – Давайте-ка устроимся поудобнее и подождем новостей. Ты. Отдай мне свою дрянную игрушку. Покуда не сделали ничего глупого и не погибли. Вы Глава Бруглиони? Молчите? Ну и ладно. Ступайте-ка с этой вонючей старой рохлей вон к тому фиговому дереву. Так мне будет легче за вами присматривать.
Шэгот вытащил древний меч. Оружие словно источало мрак. Взяв его в руку, андорэец почувствовал прилив сил. Он не заснет, пока держит меч. Забудет о боли. С оружием в руках Шэгот ощущал себя так, будто с легкостью мог победить даже время.
Тот, кто, вероятно был Палуданом Бруглиони, бросил на меч презрительный взгляд. А вот глаза отца Обилада вылезли из орбит. Он захныкал, а потом, заикаясь, тихо воззвал к своему Богу, дабы тот уберег его от жестокости Помощников Ночи.
Вести с Мадурской площади прибыли позже, чем Шэгот ожидал. Начало светать. Коварный, соблазнительный сон делал все, чтобы сломить магию древнего меча.
Непреодолимое желание поспать улетучилось, как только в поместье вбежал маленький, худой, слегка косматый человек.
– Палудан, вот вы где. Ужасные известия! Ужасные известия! Акато, Гилдео, Фалуда, Пигнус, остальные… они все мертвы! Погибли! На Мадурской площади! Их убили! Как и охранников Родриго Колони! – сообщил он, задыхаясь.
Посланник был настолько взволнован, что продолжал говорить до тех пор, пока, решив перевести дух, не заметил Шэгота и головы.
– Черт!
– Вот именно, – подтвердил Шэгот. Он чувствовал себя богом. Эти южане такие предсказуемые. – Присоединяйся к остальным.
Вновь прибывший осмотрел головы.
– О, Святой Келам и Отцы Церкви! Стратер Арнот! Секретарь Особой Канцелярии. Палудан, что здесь происходит?
Шэгот предположил, что этот человек, наверно, и был тем самым жутко умным Гервасом Салудой, с которым Палудан подружился в пору своей юности, когда сбежал ночью из дома и присоединился к толпе сирот и разбойников. Впрочем, в эту легенду никто не верил. И все же Гервас недаром заслужил свою репутацию.
– Держите руки у меня на виду. Если, конечно, не хотите, чтобы ваша голова присоединилась к уже существующей коллекции, – приказал Шэгот.
– Он бездушный, не злите его, – взвыл отец Обилад. – Он неуязвим. Этот древний меч… Его выковали, когда миром управляла Тирания Ночи.
– Спасибо, – поблагодарил его Шэгот. – Старый пень говорит правду. Впрочем, правда и то, что я сейчас поведаю вам. Люди, которых вы послали нас убить, опростоволосились. Вместо нас они прикончили охранников Колони. А эти восемь появились в разгар потасовки. Они прихлопнули всех, кроме Родриго. Забрали его с собой. Мы с братом преследовали их. Мы ведь заключили контракт с Бруглиони. Эти типы отказались сотрудничать. Поэтому нам пришлось обезглавить их. Мы решили, что, отомстив за смерть ваших ребят, сможем заработать премию. – Шэгот пнул голову Палудану Бруглиони. Она, перекатываясь через нос, изменила траекторию и направилась к Гервасу Салуда.
– Что вы натворили? – вопрос Палудана был слабый и чуть ли не риторический.
– Какие демоны управляют вашей душой? – горестно спросил отец Обилад. – Ужас каких древних времен вы принесли в нынешний век, в сердце епископской веры?
– Вы должны мне двести золотых дукатов. Плюс награду за отмщение ваших людей, – напомнил Шэгот.
– Обилад, сходите за деньгами. Не вздумайте предпринимать никаких глупых действий по дороге. Вы меня поняли? – Палудан Бруглиони подчинился воле Ночи.
– Да, сэр, – поклонился священник.
– Прекрасно. Поторопитесь. Если станете медлить, я заподозрю неладное, и тогда погибнут люди. – Шэгот тоже все прекрасно понял.
Когда отец Обилад удалился, андорэец пнул еще одну голову.
– Эти люди из братства знали о том, что должно случиться на Мадурской площади. Откуда?
– Что вы наделали? – вновь запричитал Палудан.
«Пошатнул устои Броса», – подумал Шэгот.
Ни разу в своей жизни не имел он такого большого влияния. Даже в эпоху расцвета старлангийских набегов на побережья острова Восьмерых, где от действий Шэгота пострадало так много людей, при этом не имея ни малейшего представления о том, кто он такой.
– Я просто зарабатываю себе на жизнь. Не думаю, что из-за этого меня можно принести в жертву честолюбия какого-нибудь местного олуха, – ответил андорэец.
Вернулся отец Обилад. Он принес больше трехсот золотых дукатов, на которых изображались лики почивших Патриархов. Шэгот проверил несколько монет на зуб, дабы удостовериться в том что они настоящие.
– Хорошо-хорошо. Надеюсь, господа, вы не станете обижаться на меня. Это была честная игра. – Андорэец поманил пальцем старого священника.
– Ближе, отец, ближе. Эти ребята знают, что на самом деле произошло, падре. Вам стоит подобрать свою юбку и бежать отсюда, – прошептал Шэгот, когда старик приблизился.
– Спасибо всем. В следующий раз постарайтесь не быть такими пронырами, – сказал Грим уже громко.
Шэгот выбрался из поместья Бруглиони, прежде чем сон начал его одолевать. Благодаря благосклонности Ночи ему удалось добраться до жилища до того, как он захрапел.
Сон, овладевший андорэйцем, не проходил, пока Свэйвар не забил тревогу. Не умер ли его брат?
Глава 20
Хорэн в краю Конека
Зима в Конеке ознаменовалась хлопотами для тех, кто пытался вплотную заняться тем, что арнхандеры называли резней у Черной горы. Захватчики утверждали, что их вины в случившемся не было.
В Конек приходили пилигримы с благими намерениями помочь измотанным епископским единоверцам защититься от нападок еретиков, кои жарили младенцев и приносили в жертву девственниц. Покуда мэйзелане еще не успели добраться до других земель.
– И этим вы объясняете свое поведение? – бросил граф Рэймон неприятному, горбатому посланнику из Салпено, отцу Остину Ринпоше. – Не могли придумать чего получше? Могли бы обвинить нас в оргиях с участием отъявленных развратников. Идиот. Лишь благодаря нашему вероотступничеству и ереси во всех уголках Хорэна действуют епископские церкви. Вот почему в краю Конека куда больше соборов, чем во всем арнхандерском помойном ведре. Эти храмы построили мы, чтобы нам было где укрыться со своими развратниками.
Герцог Тормонд попробовал усмирить юного дворянина. Но граф Рэймон слушком разгорячился. Теперь, после победы над бароном Алгром, к голосу Рэймона наконец-то прислушаются на советах Конека.
– Что же вы молчите, священник? Я с вами говорю. Назовите хотя бы одного епископа из края Конека, который пострадал от рук Искателей Света?
– Епископ Сериф Антекскии, – ликующе ответил Ринпоше.
Тишина.
Снова тишина.
– Да смилостивится святой Аарон над ослом. Глупец и правда так считает, – сказал кто-то.
– Священник не глупец. А гораздо хуже. Он полный идиот, – фыркнул граф Рэймон.
Даже Великий Неустойчивый, герцог Тормонд, уставился на отца Ринпоше, словно считал, что духовник упивается своим слабоумием.
– Отец, вы это серьезно? Сериф был вором. Он злоупотреблял своими полномочиями. Пренебрегал правами других. Клятвопреступник, извращенец и мужеложец. Его преступлениям нет конца. Если бы не протекция Великого, его давно бы вздернули на виселице. До этой минуты я с пониманием относился к вашей миссионерской деятельности. Однако все мы знаем тех крысенышей, которые заслуживают гораздо худшей участи, чем епископ Сериф.
– Сериф оказался настолько никчемным, что принципат Бронте Донето, кузен Патриарха, после неудачной попытки ограбить и убить жителей Антекса приказал сбросить его со скалы.
Отец Ринпоше настаивал на своем. Герцог Тормонд остановился. Он скрестил выпрямленные руки в замок.
– Я добрый епископец, отец. Я хожу в церковь каждый день. И всегда исповедуюсь. Его Святейшеству я отослал письмо, в котором спрашивал, какие еще обязанности следует выполнять. Он не ответил. Тем временем мы по-прежнему здесь, и вновь нам предъявляют необоснованные и сфабрикованные обвинения те, кто заинтересован не столько в воле Божьей, сколько в разграблении Конека. Попробуйте найти среди них хоть одного неверного.
Не самое разумное предложение с точки зрения брата Светоча.
Арнхандерский священник не отреагировал на предложение. Он ничего не ответил и даже отказался допустить такую возможность.
Ринпоше не оставалось ничего другого, как только вернуться в Салпено и доложить, что Конек по-прежнему упорствует, не желая идти на компромисс, а помощники Врага, эти мэйзелане, приобрели скрытое влияние. Единственным возможным ответом на непокорность Конека стало решение Патриарха организовать новый поход, который раз и навсегда покончит с мэйзеланской ересью.
Властители Салпено не придавали значения попыткам Ринпоше убедить их отказаться от этой затеи. Большинство из них жаждали мести, легкой наживы. Их мало волновала истина, с которой они сталкивались. Немощный король арнхандеров не мог исполнять свои обязанности и все никак не умирал. Впрочем, его смерть ничего не изменит. Наследного принца-то не было.
Честолюбивые герцоги, бароны и подобные им с вожделением смотрели на открывающуюся перед ними перспективу.
Наследовать престол жаждали также лорды и рыцари из континентальных земель Сантерино, которые граничили с арнхандерскими территориями.
Почти каждый день здесь происходили стычки с налетчиками из тех южных областей, где Трамани граничила с Конеком вплоть до северных деревень на морском побережье к востоку от Аргони. Местные рыцари и солдаты практически не оказывали никакого сопротивления нападавшим. Члены семей жили по обеим сторонам границы. Из года в год феодальные обязательства менялись с каждым браком, рождением, смертью, победой или поражением.
Смена правителей никак не отражалась на жизни людей. Некоторые крестьяне не знали ни арнхандерского, ни сантеринского языков.
Все зажиточные арнхандерские семьи имели родственников за морем, в военных областях. Они посылали своих сыновей на восток закалять характер в безжалостных боях за обладание Святыми Землями.
Юноши брали с собой в дорогу слуг, солдат и золото.
Назад возвращались только молодые люди, но от их юности не оставалось и следа.
Анна Менадская, любовница короля, родила от него двух детей. Старшим был сын, Регард. Ему недавно исполнилось четырнадцать, однако он отличался острым умом, крепким телом и обладал королевской статью. В мирные времена никто бы и не подумал рассматривать его в качестве кандидата на престол. Арнхандерские аристократы придавали огромное значение законнорожденности. Но теперь люди жили в ненормальную эпоху. Искусные интриганы могли переделать даже прошлое, дабы узаконить права Регарда.
За пределами королевской опочивальни Анна оказывала повышенные знаки внимания нескольким избранным липам и создавала круг собственных сторонников. Благодаря ее упорным стараниям отец мальчика был готов назначить его своим наследником. Однако за другими претендентами стояли влиятельные фракции.
Анна Менадская строила козни и манипулировала людьми. К тому же она оказалась потаскухой. Женщина спала с нужными ей людьми не только для того, чтобы воздействовать на них, но и потому, что испытывала огромную потребность в ночных утехах. Несмотря на это она была набожной халдаркой, искренне верившей в непогрешимость Патриарха. Если бы Великий запросил войска, то она сделала бы все, чтобы их ему предоставить.
Именно этим и руководствовалась Анна, когда ей удалось отправить в Конек армию из восьмидесяти рыцарей и их свиты. Крохотное войско так никогда и не добралось до назначенного места. Воины вернулись назад, как только истек их срок службы. Они ни разу не вступили в бой с еретиками – солдаты даже не встретили их на своем пути. Однако три дюжины арнхандерских воинов пали жертвами болезней и несчастных случаев.
Брат Светоч отправился в путешествие по Конеку, придавая мужество Искателям Света, которые чувствовали приближение грозы. В каждом городе он посещал аристократов. Им следовало понять: они обязаны защитить всех жителей от иноземных врагов. Мэйзеланин напомнил дворянам, что менестрели и поэты окрестили Конек королевством Спокойствия. Конекийцы гордились своей способностью жить в гармонии.
Наступило время духовной стойкости. Время, когда надо было оправдать грядущую жестокость.
Великий V неустанно издавал гневные указы, объявлявшие всех мэйзелан и почти всех конекийцев персонами нон-грата. Казалось, он стремился разъединить свою паству.
Жители Конека начали переходить под знамена Чистого II. У того нашлись силы изрыгнуть несколько собственных булл. Священники, поддерживающие Брос, итак никогда не пользовались уважением, а теперь столкнулись с явной враждебностью.
Сонный Конек потихоньку пробуждался. И пробуждение это было для него мучительным.
Брат Светоч опасался, что непомерная алчность Великого вызовет смерч. А мэйзеланину совсем не хотелось лицезреть, как Конек захлестывает волна агрессивного народного сознания. Благодаря страху перед огромными и свирепыми армиями, что придут истязать Конек, стремление к независимости росло как на дрожжах.
Куда бы ни пришел брат Светоч со своим посланием, везде он видел одно и то же. Городские стены укреплялись и возвышались. Замки подготавливали к осаде. Уважаемые солдаты, которые участвовали в войне за освобождение Святых Земель, давали местным отрядам указания по использованию оружия. Куда бы ни ступала нога мэйзеланина, его всегда опережали гонцы Тормонда. Они просили людей не готовиться к войне. Брос и Арнхандо могли расценить это как провокацию.
Столь странное послание сбило с толку даже миролюбивого брата Светоча.
Никто за пределами Хорэна не обращал внимания на герцога. Население с головой ушло в приготовления к войне, словно десятки тысяч арнхандерских каннибалов собирались вступить в Конек с появлением первых листьев.
Весна плавно перетекла в лето. Захватчики так и не появились. Герцог Тормонд высказал намерение отправить в Брос послов, которые, вероятно, придут с Великим к какому-нибудь соглашению. Брат Светоч не присутствовал на горячей дискуссии, последовавшей за этим. Он присоединился к мэйзеланскому сообществу в Кастрерсоне, дабы восславить свою религию. Впрочем, брат Светоч слышал о яростных спорах. Даже конекийские сторонники Великого настаивали не отправлять послов в Брос. Мат Ришено, недавно назначенный епископом Антекса и только что прибывший в Конек, предлагал не торопить события. Патриарх непременно сочтет любую попытку договориться с ним знаком своего превосходства.
Советникам Тормонда удалось все-таки переубедить герцога однако они так и не доказали ему, что он не сможет просто сесть за один стол с Великим и поговорить с ним по душам. Будучи непогрешимым, Патриарх не станет вести переговоры.
Тормонд ненавидел отказываться от своих идей. Никто не мог поспорить с тем, что образ его правления, который он перенял от своих предшественников, на протяжении вот уже более века служил верой и правдой.
Никто не вторгся в Конек весной. Никто не атаковал его летом. Подготовка к войне приобрела неспешный, размеренный характер, а в удаленных от северной границы землях вообще прекратилась.
С наступлением лета герцог Тормонд решил действовать. Он направил в Салпено послов, дабы попытаться заключить мир с Арнхандо. Ничего не вышло. С приходом осени Великий Неустойчивый снова принялся за глупости. Он вернулся к своему намерению открыть переговоры с Великим.
На сей раз никто не мог изменить его решения.
Брат Светоч вернулся в Хорэн до обнародования новостей. Его приютила семья добропорядочных мэйзелан, Арчимбальт, члены которой занимались дублением шкур. Ролет Арчимбальт боялся, что решение герцога приведет Конек к краю пропасти.
Искатели Света обычно собирались вместе для обсуждения насущных проблем по вечерам до последней трапезы. В Конеке ее принимали за полночь. В дом Арчимбальта стянулась большая группа людей: все хотели услышать слова Истинного. Наслышанные о том, как броские епископы расправлялись с деведийцами и дайншаукинами, их волновало собственное будущее. Было понятно, что Великий не ограничится простыми угрозами в адрес еретиков и неверных.
– Ролет, мы с вами уже говорили об этом, и я вас понимаю. Но объясните все остальным, которые, вероятно, незнакомы с ходом ваших мыслей, – попросил брат Светоч.
Ролет Арчимбальт чувствовал себя неудобно под пристальным взглядом собравшихся.
– Отправив послов в Брос, Тормонд может тем самым ухудшить положение Конека, – сбивчиво объяснил он и замолчал.
– Продолжайте. Расскажите нам, почему, – подбодрил его брат Светоч.
– Ну, таким образом Тормонд признает право броского Патриархата вмешиваться в наши дела. Что само по себе уже не сулит ничего хорошего. Вдобавок это ослабит Патриарха Висэсмэнта. А он – законный Патриарх. Я прав?
– Ослабить его не так уж сложно. Кто из вас – поднимите руки – скажет мне, кто такой Антипатриарх? Чистый II, братья и сестры. Думаю, вам будет интересно услышать, что кто-то пытался убить его прошлой весной, – сказал брат Светоч.
– Как патетично, – вымолвил Ролет.
– Да, – согласился Истинный. – И этот человек должен быть нашим Патриархом. Патриархом, который представляет всех халдар. Арианистов, антастов, епископцев, восточных требников, шекеров и мэйзелан. – Большинство из перечисленных верующих по антастски считали себя добродетельными халдарами. – И он должен заставить Пять Домов прекратить рассматривать Церковь как горшок с деньгами на конце радуги.
– Я не понимаю лишь того, почему герцог пошел на такой шаг несмотря на то, что советники были против. Это бессмысленно, – сказала мадам Арчимбальт. Среди Искателей Света царило равноправие. Женщины так же, как и мужчины, могли высказывать свое мнение и задавать вопросы. – Они, наверняка, ему объяснили ситуацию.
– Именно, – кивнул брат Светоч. – Снова и снова. Один раз я присутствовал на заседании, когда Тормонду разложили все по полочкам. Он сказал, что понял. Но как знают те из вас, кто вырастил детей, нельзя заставить кого-то слушать тебя, когда он этого не хочет.
– А герцог не мог обезуметь? – спросил пекарь Скарр.
– Наверно, это происки Ночи, – пискнул чей-то тоненький голосок.
– Или Бог Патриарха коснулся Тормонда, – вмешался Ролет. – Может, епископский Создатель поддерживает затею Великого? – Ролет пошутил, но остальные восприняли его слова всерьез.
– Мне следует встретиться с епископом ЛеКруа и узнать его мнение, – сказал брат Светоч.
– Невероятно, – пробормотал кто-то.
– Люди Тормонда никак не могут повлиять на его решения? Брат, вы упомянули, что при дворе герцога нет сторонников Броса, – поинтересовалась мадам Арчимбальт.
– Да, их немного. Однако люди Тормонда преданы и благородны. Они выполнят любой приказ, когда поймут, что изменить решение герцога невозможно.
– А что предпримет граф Рэймон?
– Сложный вопрос, – заметил брат Светоч. – И ответить на него в состояние лишь Гэрэт. Он не скрывает своего презрения.
– Рэймон юн. Молодые совершают поступки ради самих поступков, – вымолвила мадам Арчимбальт.
Мэйзеланскую ересь, в основном, исповедовали те, кто уже утратил юношескую горячность.
Брат Светоч принял бокал вина из рук хозяйской дочери, Кедл, которая сильно волновалась, так как ей впервые разрешили присутствовать на собрании. Ей уже исполнилось тринадцать, и в некотором роде она уже была женщиной. Однако при Истинном девушка всегда молчала.
Искатели Света верили в то, что они истинные халдары. Они утверждали, что их учения имеют много общего с проповедями Аарона, Айса, Лолиты и других основателей до тех пор, пока их не извратили последователи Иосифа Алегийского и его клики.
Божество, которому поклонялись арианисты и пришедшие вслед за ними епископцы, оказалось Великим Врагом, коего так поносили основатели.
Скрываясь среди Помощников Ночи, Великий Враг сплел столь хитроумную сеть обмана, что ее невозможно было распутать, так как один обман порождал другой.
Брат Светоч расслабился и отметил, как разговор перешел на обсуждение реинкарнациии. Она являлась частью восточной религии, но ее успели позаимствовать для своего учения мэйзелане.
Собравшиеся хотели выяснить ее этический смысл. Некоторые полагали, что перерождение – хороший способ уйти от расплаты за свершенные грехи. В следующей жизни можно было бы избежать старых ошибок.
Брат Светоч еще не определился в своих взглядах на реинкарнацию. Сама по себе идея была неплохая. Перерождение давало человеку второй шанс, чтобы исправить свои прегрешения. Таково великое Колесо Жизни.
Мадам Скарр хотела задать брату Светочу вопрос.
– Я слушаю.
Женщина поинтересовалась, верил ли он в то, что Искатели Света должны нанести ответный удар, если на них нападут.
– Конечно. Это еще один способ оказать злу сопротивление. Если мы не будем сражаться с ним, то станем оружием в его руках.
В доме Арчимбальта воцарилось молчание. Было слышно лишь чье-то взволнованное дыхание. Мудрый мэйзеланин собирался поделиться мыслью.
– Вот оно. Вот где правда. Границы между добром и злом размыты. Не существует абсолютной справедливости. Есть только абсолютное зло, но распознать его сложно, ибо оно многолико, – разочаровал всех брат Светоч.
– Что вы имеете в виду, брат? – удивился пекарь Скарр.
Тот начал проповедь.
– Мы рабы разума. Разум искореняет любые доводы, которые приводят нам враги. Их добродетельность просачивается сквозь пальцы словно вода. Остаются лишь эмоции. Наша слабость состоит в том, что мы не осознаем, когда нами начинают управлять желания и чувства. Мы такие же жертвы Помощников Ночи, как и те, кого презирают за безрассудство.
Брат Светоч боялся, что не сумел объяснить всего должным образом.
Хотя моральные нормы и вложенные в уста богов увещевания творить добро и являлись неотъемлемой частью любой религии, брат Светоч не видел прямого доказательства того, что Помощники Ночи обнаруживают какую-то врожденную духовную склонность. Они просто существовали подобно земле, ветру, воде и огню. И подобно самой жизни они требовали что-то взамен.
Понятия добра и зла навязывались человеку посредством его ощущений, веры или же колдовством.
Брату Светочу было трудно исполнять роль духовного наставника и поводыря в мире, где осталось всего лишь несколько абсолютных ценностей, которые могли послужить путеводной звездой в его собственном плавании.
– Если мы, Искатели Света, и исчезнем из великой и бессодержательной истории, то не потому, что нас поглотила другая вера или иное мышление. Это произойдет лишь из-за того, что против нас используют мощь оружия и силу запугивания, – подытожил он.
Брат Светоч страшился того будущего, корни которого уходили в принятое Тормондом решение попытаться договориться с Великим V. Броский Патриарх ни капельки не походил на герцога, простого и доброжелательного чудака.
Возможно, Гонарио Бенедокто являлся колоссальной марионеткой в руках Помощников Ночи. Как говорилось в некоторых древних легендах, боги последних поступали куда хуже: ради своего удовольствия они были готовы разрушить целый муравейник.
Глава 21
Брос в преддверии войны
Брос охватили волнения. Ни Патриарх, ни члены Коллегиума не вышли встретить принципата Бронте Донето. Небольшие отряды Великого отчаянно пытались сохранить порядок, снуя по городу, точно хромолапый кот в комнате, полной мышей.
Пять Домов швырялись обвинениями и тыкали друг в друга пальцами. Их молодежь всегда находила повод для драки.
Каждый дуэлянт, присоединявшийся к потасовке, еще больше усугублял эмоциональное состояние людей. По закону, семьям разрешалось иметь только личную охрану. В прошлом они уже показали свою неспособность обходиться при решении пустячных вопросов без лязга мечей. Теперь Пять Домов искали обходные пути.
Воинствующее братство на всех брызгало ядом.
Слухи о раздирающих Брос беспорядках с подозрительной скоростью достигли кальцирских пиратов. Небольшая флотилия пыталась подойти к Тераги, но была отброшена кораблями Коллегиума.
Ко всему прочему добавились еще и неприятности с броскими простолюдинами, которые и так долго сдерживали себя. Чуть ли не каждый день вспыхивали мятежи и мародерства. К счастью, гражданские беспорядки не принимали большого размаха и происходили в одних и тех же районах.
Деведийские и дайншаукинские общины, работая бок о бок сохраняли спокойствие. Правда, они все же разъярили броскую чернь, когда выбили сопли из горе-грабителей.
Впрочем, ситуация ни разу не накалилась до такого предела, как в Сонсе.
Когда отряд Бронте Донето достиг города, беспорядки улеглись. Нынешние бросы не могли жить подобно своим предкам, которые отличались дурными манерами.
Проходя по улицам Броса, сопровождающие принципата чувствовали себя неуютно, хотя денек выдался бодрящим, прохладным и ясным. Недавние проливные дожди смыли почти весь мусор, который придавал городскому воздуху особый аромат. Принципат шел так быстро, как только мог. Он хотел очутиться в своем доме, прежде чем весть о его прибытии станет всеобщим достоянием.
Те, кого это волновало, знали о возвращении Бронте Донето задолго до того, как он вошел в город.
Принципат позволил своим людям поесть, привести себя в порядок, переодеться и немного отдохнуть. Затем он собрал их в центральном зале своего жилища. Оно представляло собой небольшую крепость из старого грязного известняка, которая стояла неподалеку от цитадели Бенедокто. Дом Патриарха и в самом деле был настоящим замком.
Все крепости Пяти Домов располагались в пределах города несмотря на то, что никто не защищал их стены. Замок Бенедокто был самым большим бастионом семейства.
Когда Элс вошел в зал, то увидел, что Донето не тратил времени на себя. Он по-прежнему был одет в дорожное платье. Принципат даже не удосужился смыть с себя грязь. В руках Донето держал деревянную миску с оливками, маринованным чесноком и луком, а также с ломтиками колбасы и сыра. Он поглощал содержимое тарелки, двигаясь по залу.
Элс предположил, что те, кого он не знает, кроме принципата и Горта, входили в состав прислуги Донето, которая осталась дома, когда тот отправился покорять Конек.
Слуги принципата проделали титанический труд, дабы сохранить в замке порядок.
– Или кто-то их предупредил о возвращении хозяина. Может, тот, кто заплатил выкуп. Тем временем, мы, похоже, потеряли друга и приобрели начальника, – сказал Горт.
– Тебе обязательно надо быть циником?
Процесс возвращения Донето к своему прежнему образу начался прежде, чем он покинул Племенцу.
– Берегись, – предупредил Горт. К ним направлялся Донето.
– Для нас, Хэхт, все складывается как нельзя удачно. В городе царит такое смятение, что ни один человек не знает, что происходит и кто есть кто. Поначалу я намеревался внедрить тебя в семью Арнино, дабы они не сбились с пути Патриарха, после того как раскроют себя, поддержав нас в Коллегиуме. Но теперь, когда Родриго Колони мертв, одним голосом против Великого станет меньше, поэтому нам не надо воздействовать на Арнино. Пусть продолжают притворяться, что являются нашими врагами. Так что мы можем внедрить тебя куда более смело. Кстати, ты теперь служишь у них уже несколько месяцев и обо мне не имеешь ни малейшего представления.
– Пинкус, кто этот статный незнакомец? – спросил Элс Горта.
Донето хотел было разозлиться, но затем одобрительно посмотрел на ша-луга.
– Все же я вас знаю. Любой, кто придет сюда из Конека, раскроет это. А еще есть члены братства, которые сбежали в Брос. И вообще об этом известно всем тем, кто в курсе нашего пребывания в Племенце. Хансел может уличить нас во лжи, когда ему заблагорассудится. Запомните, отныне я еще и шпион империи, – сказал Элс.
– Полагаю, ты прав, – нахмурился Донето. – Но вернемся к нашему разговору. Бруглиони отчаянно требуется помощь опытных людей из-за того несчастья, которое постигло их. Если Иниго Арнино шепнет Палудану Бруглиони, что готов предоставить ему парочку своих лучших людей…
Элс кивнул и улыбнулся, но тут же закатил глаза.
– Дело принимает запутанный оборот. Мне придется писать и отправлять самому себе донесения, чтобы следить за собственными действиями и придумывать, как мне вести себя дабы наилучшим образом выполнить поручения тех, – для кого я шпионю.
– Есть такая народная песня о человеке, который приходился сам себе дядей и шурином, – слабо усмехнулся Донето. – Хэхт, я хочу воспользоваться возможностью, прежде чем кто-нибудь что-нибудь сообразит. Пойдем со мной. Я хочу познакомить тебя кое с кем.
– Хозяин – барин. – Элс нехотя отправился за принципатом.
Он надеялся постепенно и незаметно влиться в дела Броса, но если уж ему предлагали в одну из семей Пяти Домов…
Бронте Донето отвел его в затемненную часть зала. Здесь их ожидал пожилой человек в кресле-каталке, настороженно наблюдавший за гостями принципата.
– Пайпер Хэхт, это Сални Саяг. И его сын Рогоз. Они представители семейства Арнино. Возможно, с Рогозом вам доводилось видеться прежде. Он некоторое время занимался тем же, чем и вы на севере, – представил Донето Элсу незнакомцев.
Элс посмотрел на человека, стоявшего за креслом-каталкой.
– Не думаю. По крайней мере, я не помню вас, – он протянул руку. – Вы меня раньше видели, Рогоз?
– Нет.
Рогоз был прямолинеен и немногословен. Он крепко и уверенно пожал руку Элса. Цвет его кожи и внешность отличались от местных. Рогоз был более смуглый и более уродливый, чем обычные фиралдийские жители.
– Вы не брос, я прав? – поинтересовался Элс.
– Мой отец родом из Обризока.
– Никогда не слышал такого названия.
– Обризок – кревелдийский город. Эта земля славится лучшими скакунами. Моего отца изгнали. Впрочем, на рассказы о членах семьи нет времени. Соберите ваши вещи.
Элс вздохнул. Хорошо, что он давно привык к бродячей жизни.
За последние десять лет лишь племенцской тюрьме удалось стать его домом на долгий срок.
– Куда собираешься? – осведомился Пинкус Горт.
– Новая работа. Принципат хочет, чтобы я приступил к ней немедленно, – пожал плечами Элс. – Увидимся на улицах.
– Не задуши меня от радости.
– Позаботься о Бо и Джо. Не пускай Бо в бордели. Он подцепит смертельную болезнь.
– Ладно уж.