Странствие Сенора Дашков Андрей
Незаметным и беззвучным движением герцог вынул из ножен кинжал. Остановившись в нерешительности, ночной гость издали рассматривал лежащего. Сенор угадал очертания темнокожей фигуры под тонкой прозрачной тканью накидки и расслабился – это была Джелва.
Ее удивило и почти испугало то, что она увидела: странник Тени лежал внутри окружавшего кровать искрящегося кокона, словно зверь из иного мира, пойманный в заколдованную сеть и спящий в плену целую вечность. Потом она поняла, что на самом деле он уже не спит, и почувствовала на себе его взгляд.
– Зачем ты пришла? – спросил он, хотя был почти рад этому. Волшебные рисунки на теле Джелвы до сих пор занимали его воображение.
– Ты один можешь спасти меня, – проговорила она, не пытаясь играть. Затем приблизилась к нему, и он позволил ей пройти сквозь тонкую паутину магических нитей. Остановившись у кровати, она сбросила с себя прозрачную накидку. На ее лице появилась холодная отстраненная улыбка. – Я слышала все, о чем ты говорил с графом… По-моему, ты интересуешься бесполезными вещами. Вот самая большая загадка, – сказала она, проводя ладонями по своей груди и животу. – Тойнгха отдал бы многое за то, чтобы узнать тайну моих рисунков. Но она не известна даже мне. Может быть, теперь попробуешь ты?..
Она села ему на бедра и сладострастно потянулась. Рисунки, освещенные магическим светом, переливались и скользили по ее коже, как серебристые призраки. У нее были жесты самоуверенной самки, и она действительно воплощала в себе грезы большинства мужчин.
Но Сенор уже не был обычным мужчиной. А его грезы давно растворились в страшных снах о Завершении…
– Я могу проиграть, – сказал он небрежно, чтобы остудить ее пыл. – Тогда никто не заплатит тебе за эту ночь.
– В этом случае я уже ничего не потеряю, – заверила его Джелва. – Обещай только, что избавишь меня от графа… и от тех, кого еще встретишь.
– Я не даю нелепых обещаний, – сказал он и засмеялся.
В чем-то она была удивительно наивной, эта женщина из варварского королевства. Но она уже не слушала его. Ее тело скользило по его телу; впервые за долгое время он ощущал прикосновения бархатной женской кожи, а не холодного хитинового панциря или обманчивых тел Семидесяти Семи… Джелва весьма умело имитировала страсть, а обезображенный герцог даже не пытался ее целовать…
Бурное соитие закончилось. Джелва уснула, свернувшись в позе зародыша на краю кровати, и во сне стала самой собой – испуганной и отчужденной дикаркой.
Сенор лежал без сна, мучительно пытаясь вспомнить и разобраться в беспорядочном нагромождении жутких видений, которые были вызваны движением рисунков на теле Джелвы в сочетании с ее необузданной манерой заниматься любовью. Их влияние было необъяснимым, но всепоглощающим, и она, кажется, догадывалась об этом. Во всяком случае, ее неискренние ласки не приносили ему удовлетворения, а через несколько минут Сенор вообще перестал их замечать…
Еще позже он понял, что воспринимает серебристые изображения отдельно от ее тела, словно выпавшего из реальности, и видит бесконечно далекие мерцающие туманности, затерянные среди небесных огней… Но его глаза не годились для того, чтобы как следует рассмотреть их, и он испытал мучительное разочарование человека, от которого вновь ускользнула, может быть, самая важная истина в его жизни.
…Джелва металась во сне; ей снились кошмары. Сенор видел капли холодного пота, выступившего у нее на лбу, и слышал слова, произнесенные сдавленным шепотом на незнакомом языке. Хаотические отражения, выплеснувшиеся из-за рваной пелены ее сновидений, накатывали на его мозг грязными, судорожно пульсировавшими волнами. Потом в полутьме ярко сверкнули белки лилово-голубых оттенков – Джелва открыла глаза.
И зашептала жалобным голосом брошенного и испуганного ребенка:
– Она приходит ко мне ночью, она проникает в мои сны… Меня терзают видения, а особенно ее голос. Я вижу чужие кошмары, и они ужасны…
– О ком ты говоришь? – спросил он настороженно.
– О той, которая когда-то была здесь королевой. Ее изгнали туда, откуда нет возврата. Но она где-то здесь, совсем рядом – я чувствую это, и кошмары никогда не кончаются…
Сенор промолчал. Он вспоминал время, проведенное с Мелхоэд в Бутылке Рофо – в тайном убежище, маленьком замкнутом мире безвременья, увядания, забытья, – и вдруг его охватила глубочайшая тоска по утраченному покою. Покой – вот чего жаждала его измученная душа. На что он променял вечное наслаждение и любовь слепой королевы? На зыбкое существование, сомнительное будущее, безнадежное странствие, в конце которого все равно ожидает смерть…
До сих пор в замке Грах его не беспокоили отражения Мелхоэд, но это означало всего лишь, что бывшая королева Мургуллы спит в самой надежной из всех тюрем Вселенной… Спит и видит сны. И насылает кошмары на Джелву. Что это – ревность? Чудовищно…
Мелхоэд не могла помешать ему, но его сводила с ума мысль о том, что где-то рядом все еще находится потерянный рай, от которого он когда-то отказался, и тлеет любовь, которой он пренебрег.
Глава седьмая
Отвергнутые и входящие
Усталость все-таки поймала его в ловушку сна, и он проснулся спустя несколько часов, снова ощутив в комнате чье-то безмолвное присутствие. Сквозь сверкающую паутину восстановленой магической сети на него уставилась одна из кукол Гугима. Джелвы рядом уже не было – она покинула спальню герцога, следуя безошибочному женскому инстинкту.
Сенор долго лежал и смотрел в неподвижные зрачки слуги, но тот не проявлял никаких признаков нетерпения. Посланец хозяев замка был невозмутимым и безмолвным. Он помог Холодному Затылку надеть доспехи и оружие, а потом жестом пригласил гостя следовать за собой.
В зале, где по-прежнему журчал кровавый фонтан, теперь находился один лишь граф Тойнгха. Сенор увидел его темный силуэт и резко очерченный профиль на фоне окна с видом на Стеклянный Лес. Тойнгха, не оборачиваясь, поманил к себе герцога.
Свет, проникавший снаружи, не мог разогнать сумрак, но это не помешало Сенору заметить, что граф пребывал в состоянии лихорадочного возбуждения.
Поющая Шкура зазвенела на влажном холодном сквозняке, задувающем сквозь щели. Герцог переступил через крысиный хвост, который черной змеей извивался на полу, и посмотрел в окно.
Его взгляду предстала неожиданная и волшебная картина. За пределами замка расстилалась безграничная водная гладь, над которой возвышались купола гробниц, сиявшие призрачным светом. Их было гораздо больше, чем он мог себе представить, проезжая через Стеклянный Лес…
Самые дальние из островов таинственного архипелага сверкали на горизонте, будто разорванное ожерелье, украсившее вечную ночь Мургуллы. Поблескивающие серебром ажурные бутоны, которые виднелись между куполами, были не чем иным, как верхушками деревьев Стеклянного Леса, затопленного водой.
– Ты появился вовремя, чужеземец! – с мрачным удовлетворением проговорил Тойнгха сквозь завывания ветра. – Начался Великий Потоп. Такое случается очень редко. Теперь можно отправляться к Храму… Помни наш уговор и не пытайся меня убить…
Окрестности замка Грах исчезли под водой, которая почти достигла моста, переброшенного через ров. На водной глади мерцали отражения голубых куполов.
Возле моста Сенора и графа уже ждала лодка. Гребцами оказались куклы Гугима, имевшие по несколько пар длинных щупалец вместо рук – весла в них казались игрушечными. Чуть позже Холодный Затылок понял, что эти куклы глухи и слепы – они были созданы для тяжелой однообразной работы. Тойнгха управлял ими при помощи своей шпаги.
Когда лодка отплыла от замка на достаточное расстояние, стало видно, что, кроме скал, в которых был вырублен Грах, и куполов гробниц, весь Ярус исчез под водой, причем поверхность ее оказалась не плоской, а вогнутой, словно гигантская чаша. Края этой чаши терялись во мраке вечной ночи.
Во время недолгого плавания Холодный Затылок ощущал, что его тело становилось попеременно то необычайно легким, то тяжелым, как будто наливалось свинцом, и тогда каждое движение давалось с большим трудом.
Лодка скользила почти бесшумно, посылаемая вперед мощными взмахами весел, которые вспарывали воду с тихим плеском. Тойнгха необъяснимым чутьем находил дорогу в лабиринте ветвей Стеклянного Леса, торчавших из-под воды. В них преломлялся свет, утомлявший глаза; разноцветые лучики сплетались в эфемерные миражи…
Вскоре лодка оказалась посреди древнего архипелага. Купола гробниц окружали ее со всех сторон; в их сиянии растворилась мрачная тень далекого замка. Здесь Крысиный Хвост заставил тупых гребцов остановиться, нанося им довольно сильные уколы шпагой.
– Придется немного подождать, – сказал он Сенору. В голубом свете его лицо казалось мраморным и дьявольски красивым.
…Призрачный свет падал отовсюду, и нигде нельзя было отыскать хотя бы клочка тени. Сенор сидел в неподвижной лодке; биение собственного сердца казалось ему слишком громким.
Долгое время ничего не менялось вокруг, а потом он ощутил приближение Кладбищенской Крысы. Когда-то с ним уже случилось нечто подобное – ее присутствие нельзя было забыть, и к нему невозможно было привыкнуть.
На этот раз Холодный Затылок почувствовал, как по его внутренностям растекается мертвящий жидкий лед. Возможно, таким и бывает ужасное мгновение, предшествующее небытию, но сейчас оно слишком затянулось. Инстинктивно Сенор опустил голову и услышал сквозь шум внезапно подувшего ветра торжествующий смех Тойнгха.
Из-под воды поднималось что-то; оно было растворено в пространстве, окружало лодку со всех сторон и излучало парализующий страх. Оно наполняло воздух всепроникающим низким гулом, сводящим с ума…
Только длительная практика в искусстве отражений помогла герцогу возвести защиту. Внешне он бездействовал, но настоящая война разразилась внутри его черепа. Там тоже давно поселилась ненасытная и безжалостная «крыса», прогрызавшая дыры в обветшавшем разуме.
Сенору опять пришлось бороться с труднопреодолимым искушением увидеть зловещего обитателя Мургуллы. Одно мгновение ему даже казалось, что это «свидание» стоит целой жизни, и влечение к смерти охватило все его существо – настолько сильным было разрушительное и самоубийственное влияние на сознание.
Потом стало легче – колодки неуправляемого кошмара разжались, и Незавершенный понял, что очень близко подошел к грани, за которой ему грозило окончательное безумие…
Крыса удерживала его в этом состоянии, исключавшем всякую возможность сопротивления. Теперь Сенор не ощущал присутствия Крысиного Хвоста. Лодку сотрясали сильные толчки. Однажды она чуть не перевернулась. Затем наступило кратковременное затишье. Герцог все еще не рисковал открыть глаза. Наконец лодка поднялась в воздух и понеслась куда-то с невообразимой скоростью…
Напор набегавшего воздуха был чудовищным; Поющая Шкура на плечах Сенора уже не звенела, а жалобно стонала, трепеща под безжалостным натиском ветра.
Человек Безымянного Пальца сидел скрючившись, крепко вцепившись руками в борта лодки, и твердо помнил одно: он не должен смотреть на то, что окружало его и поддерживало в воздухе, чем бы оно ни было…
Полет был стремительным и недолгим. Единственными звуками, сопровождавшими его, были гул Крысы и свист ветра, пронизывавшего до костей. Вскоре Холодный Затылок почувствовал, что оледеневают пальцы, но лодка уже падала вниз, и его тело почти утратило вес. Потом падение замедлилось, и лодка неподвижно зависла в пространстве – во всяком случае, не было слышно ни единого всплеска воды.
Чей-то голос, который мог бы принадлежать Тойнгха, но казался уже совершенно чужим, прошептал в самое ухо Сенора:
– Теперь можешь смотреть… Иди вперед – и войдешь в храм…
Он открыл глаза.
Лодка висела над водой вровень с вершинами куполов, и с этой высоты герцог видел еще больше древних гробниц. Вереницы светящихся полушарий уходили за горизонт, очерченный границей воды и голубого зарева…
Кроме Сенора, в лодке уже никого не было. На местах, которые занимали гребцы, остались лужицы мутной, дурно пахнувшей слизи. Холодный Затылок посмотрел на корму – туда, где находился Тойнгха, – и у него перехватило дыхание от того, что он увидел.
Позади лодки, на расстоянии, которое невозможно было точно определить, висело гигантское спиралевидное образование с размытыми краями. Полупрозрачные ветви спирали медленно вращались, будто крылья огромной ветряной мельницы. В самый центр вращения была втянута ужасным образом деформированная фигура графа, которая казалась герцогу смехотворно маленькой. Только лицо Тойнгха оставалось узнаваемым, но теперь оно было почти детским и совершенно обескровленным. Очевидно, он превратился в придаток какого-то другого, гораздо большего, чем он, и к тому же совершенно чудовищного на вид существа.
– Вперед! Иди вперед! – кричало это существо. Его крик поднялся до пронзительного визга, который затем перешел в рыдающий хохот. От него закладывало уши.
Спираль медленно удалялась и таяла как дым. Визжащее существо в ее центре превратилось в неразличимую точку и наконец исчезло.
Поскольку ничего другого не оставалось, Сенор последовал его приказу и перебрался на нос лодки. От нее протянулась в пустоту тропа из стеклянных дисков, которые плавали в воздухе. Они выглядели не самой надежной опорой, но он ступил на них (предопределение! – как сказал бы Тойнгха) и при этом чувствовал себя так, словно шел по шатающемуся мосту…
Где-то далеко внизу сверкало гладкое, слегка вогнутое зеркало воды; наступила тишина, казавшаяся ватной после безумных криков преображенного Тойнгха. В ледяном разреженном воздухе Сенор слышал только собственное хриплое дыхание.
Магическое зрение возвращалось к нему, но так медленно, будто этому препятствовало чье-то влияние. Впереди сгущалось облако голубого тумана, из которого исходили лучи слепящего света. Постепенно облако приняло очертания гигантского купола с неясными подрагивающими границами, и оттого он казался всего лишь миражом. Тропа из стеклянных дисков вела прямо к нему.
По мере приближения к Храму герцог утрачивал обычное восприятие, и органы чувств последовательно изменяли ему. Он не чуял запахов, не слышал звуков, впервые за долгое время не ощущал зуда под маской или перчаткой и не видел, куда ступает, – но зато он вдруг приобрел способность «видеть» со стороны собственное сознание, и оно представлялось ему бесконечным лабиринтом, развернутым над тропой, по которой он продолжал двигаться, будто заводная кукла. Это было похоже на видение, но уже не имело ничего общего со светом и тьмой…
В тысячах коридоров и комнат лабиринта мелькали образы, которые хранила память, исказившая реальность: лица, интерьеры, ландшафты, пророчества, замки, химеры – все, что являлось воспоминаниями и стало пеплом прошлого, а может быть – неизбежностью будущего… Незавершенный ощутил себя бесконечно далеким от этого адского роя иллюзий, копошившегося в его сознании, которое вывернул наизнанку неведомый знахарь.
Нечто бесплотное проникло извне в его мозг, и он оказался малой частью этого вторгшегося Сторожа Храма. Тот искал ключи к человеку, к его жизни и смерти, взвешивая все «за» и «против», возможность впустить чужого в Храм и влияние амулетов. Только в одном порождение магии Храма оставалось несовершенным – оно не подозревало о последствиях своего выбора. Оно являлось идеальным сторожевым псом, потому что было не способно проникнуть внутрь самого себя. Оно охраняло вечность, но полностью отсутствовало в промежутках между появлениями чужих.
Именно поэтому его нельзя было уничтожить. Возможно, его хозяин и был всеведущ, но оно ничего не знало о хозяине и собственном предназначении. Без сомнений и колебаний оно отделяло входящих в Храм от тех, кого следовало прогнать, умертвить или разрушить, – и затем исчезало из Тени…
Оно было лишено гибельных пристрастий и приятных заблуждений; оно дало ощутить Сенору свою нечеловеческую природу и прикоснуться к миру, измененному им до неузнаваемости.
Даже это эфемерное прикосновение ужаснуло Незавершенного. Вселенная внутри Сторожа оказалась непостижимым, изнурительным для смертного и безнадежно неощутимым в обычном состоянии местом. И здесь тоже поджидали кошмары…
Потом все прошло, как будто Сенор вновь вернулся к привычным снам. Слух, зрение, осязание за несколько мгновений выткали назойливые узоры на ткани лишенного ориентиров ландшафта, однако Холодный Затылок уже знал, что никогда не увидит и не ощутит его прежним…
Теперь он смутно догадывался, почему Крысиный Хвост привел его к Храму. Может быть, когда-то Тойнгха сам предпринял попытку проникнуть на невидимый остров – и Сторож отверг графа, а затем, вероятно, и Джелву, Меррадля, Летрод – всех, кто побывал во власти Кладбищенской Крысы. Во всяком случае, герцог не видел другого объяснения происходящему. Какая-то темная извращенная сила жутким образом пропустила его сквозь себя, и причина ее благосклонности навсегда осталась для него загадкой.
Глава восьмая
Тело младенца
Всего несколько дисков отделяли Сенора от края острова из голубого стекла с изящными рисунками трещин в прозрачной глубине. На острове был воздвигнут Храм, похожий на хрустальный замок и сиявший, как гробницы Мургуллы. Неподвижная вода вокруг острова казалась застывшим зеркалом, которое рассеивало вездесущий свет…
Многочисленные зеркальные отражения – разноцветные, искаженные, дробящиеся – окружили герцога со всех сторон. Некоторое время он пребывал в растерянности, оказавшись в их предательском хороводе, а потом стал искать место, где отражения отсутствовали.
Там, в кристально чистой, свободной от миражей части пространства, находился вход в Храм. Холодный Затылок прошел по зеркальному туннелю и очутился у начала анфилады комнат, уходящей в бесконечность.
То, что он увидел внутри этих комнат, удивило его, но не слишком. «Сокровища» Храма показались ему не стоящими тех усилий, которые он затратил, и тех жертв, которые принес, чтобы достичь этого вожделенного места. Но он судил более или менее беспристрастно. Для него тело младенца означало всего лишь отсрочку, возможность чуть иначе прожить печальный остаток своих дней (да и то в лучшем случае), но Хозяин Башни Зонтаг имел шанс обрести почти вечную жизнь…
Здесь были десятки, сотни, тысячи тел – они принадлежали существам многих времен, миров и рас: подобным человеку и весьма далеким от малейшего сходства. Некоторые из них не достигали длины его пальца; другие были огромны, как одушевленные колонны. Они лежали аккуратными рядами в застекленных нишах соответствующих размеров. Их можно было принять за мертвецов, погруженных в беспробудный и вечный сон смерти, если бы не отсутствие малейших признаков распада. Те, которые казались похожими на людей, не дышали, или же их дыхание замедлилось настолько, что стало незаметным.
Все тела были нагими и, несмотря на разнообразнейшие размеры, принадлежали, вероятно, новорожденным существам. Впрочем, многих из них герцог даже не разглядел как следует, поскольку они представляли собой нечто совершенно чуждое. Такими были, например, желтая губка величиной со скалу, белесые нити, растущие из лужицы маслянистой жидкости, и восхитительные по изяществу и тонкости создания, сложенные из миллионов кристаллов, похожих на снежинки. Кроме «спящих», Сенор ощущал здесь присутствие еще кого-то, вообще не обладавшего твердой или жидкой плотью…
Видимой опасности не было. Тем не менее это место оставалось чужеродным и враждебным человеку. Холодный Затылок не испытывал ни любопытства, ни почтения к этому хранилищу бессмертия. Все, чего он хотел, это найти тело младенца, принадлежавшего к расе Хозяев Башни, и поскорее убраться отсюда. И он нашел его в шестнадцатой от входа комнате.
Тело младенца оказалось не по-детски худым и обладало совершенством мраморной статуэтки. Серая гладкая кожа блестела, как полированный камень. Веки были приоткрыты; казалось, что спящий подглядывает сквозь узкие щели за вошедшим в Храм. В одной из щелей поблескивала сгустившаяся синева, в другой угадывались черные пятна нескольких мертвых зрачков.
Холодный Затылок был уверен в том, что не ошибся. Все признаки расы налицо: лысая голова, отсутствие наружных половых органов, по шесть сухих удлиненных пальцев на руках и ногах…
Когда Сенор разбил стекло и поднял тело, оно оказалось неожиданно тяжелым, твердым и не сгибалось – ноги оставались выпрямленными, будто сведенные судорогой… Герцог боялся поверить в свою удачу. Однако еще ничего не закончилось. Тем более что теперь Сенору предстояло действовать, чтобы спастись самому и уберечь свою драгоценную ношу от Кладбищенской Крысы или ее слуг.
Но кем сочтет его Сторож – похитителем? Изгоем, разорившим Храм? Посланцем Маскирующих Намерения?.. Ему повезет, если он вообще сумеет выйти отсюда. Обратный путь тоже был частью предопределения. И Сенор вдруг обнаружил, что не может вызвать Изменения в ландшафте Круаг-Кмедал.
А вот о том, как отыскать в Тени Хозяина Башни Зонтага, он старался не думать – смутные предчувствия и усилившаяся боль в руке и под маской подсказывали, что тот сам придет к нему за обещанным младенцем…
Поскольку иного способа покинуть остров для придворного Башни не существовало, он снова ступил на тропу из стеклянных дисков, которая круто поднималась в мглистую тьму за пределами освещенного пространства. Однако теперь Человек Безымянного Пальца нес под Поющей Шкурой тело Спящего Младенца…
Все дальше и дальше уходил он от хрустального острова, пока не покинул зону влияния невидимого и неощутимого Сторожа Храма; напоследок тот напомнил о себе всего лишь кратковременным помутнением рассудка.
На этот раз видения Незавершенного слились в его сознании с абсурдными и пугающими видениями еще одного существа – кажется, это были образы, извлеченные из памяти ребенка, которого он нес. В таком случае младенец «помнил» свои прошлые жизни…
Когда Сторож исчез, вернулась прежняя ясность. Герцог шел среди голубых гробниц Мургуллы. Оглянувшись, он увидел позади себя лишь пустоту, в которой терялась тропа из стеклянных дисков, и безграничное сверкающее зеркало воды с пузырями куполов на поверхности. Нигде в пространстве не осталось и намека на Храм. Острова архипелага Круаг-Кмедал светились вдали.
Расположение куполов было совершенно неизвестно Сенору. Он вернулся с невидимого острова и оказался совсем не там, куда привез его на лодке Крысиный Хвост. Это было на руку придворному Башни. Он выиграл немного времени у разыскивавших его слуг Крысы.
Однако, к своему разочарованию, он вскоре обнаружил, что все еще не может вызвать даже самых малых Изменений ландшафта. Несмотря на его попытки, пейзаж оставался неподвижным, и это означало, что где-то рядом находился очень мощный След, доминировавший в Ландшафте Голубых Гробниц.
Герцог Мертвая Кожа клюнул на приманку, и теперь ловушка захлопнулась. Вдобавок тропа из стеклянных дисков внезапно исчезла как впереди, так и позади него; он остался стоять на единственном диске, который плавал на высоте облаков (если бы в этом мире были облака) и представлял собой довольно шаткую опору. Вот когда Сенор пожалел об отсутствии Суо!..
С холодной решимостью и безразличием человека, потерявшего то, ради чего стоило цепляться за жизнь, он стал готовиться к последней схватке. Еще раньше он преодолел в себе искушение избавиться от тела младенца – в нем угасла всякая надежда на спасение.
Он вынул из ножен меч и попытался войти в транс, состояние отрешенности, в котором устанавливалась неподвластная разуму связь с древним амулетом. Однако символы на клинке оставались темными, а образ черного гроба – всего лишь воспоминанием, но не видением, пробуждающим Силу.
Потом придворный Башни снова ощутил приближение Кладбищенской Крысы и увидел возникшую над дальними куполами спираль, в центре которой бесновался Тойнгха. Но на этот раз Сенор не стал прятать лицо и закрывать глаза. Он хотел знать, что оборвет его странствия, страдания – и заодно прикончит безликую тварь, терзающую израненную душу…
Черное пятно, появившееся из-за островов, постепенно приняло очертания лодки, которая двигалась неправдоподобно быстро и оставляла на зеркальной глади воды вспененный шрам. В ней находилось три или четыре человека, и Сенор узнал по крайней мере двоих. Это были Безумный Король Гугим и Смотритель Часов Меррадль.
Отражения смертельных врагов вонзились в его мозг огненными копьями, и ему пришлось приложить громадное усилие для того, чтобы сохранить волю свободной. Герцог еще не знал, чем поможет меч в борьбе против парализующего влияния Крысы, непредсказуемого дара Меррадля и магии Гугима, но держал его наготове. Другой рукой он прижимал к себе тело младенца, ставшее вдруг очень тяжелым. Сражаться с такой ношей было почти невозможно, и он вдруг понял, что им движет уже не рассудок или ярость, а то самое необъяснимое ПРЕДОПРЕДЕЛЕНИЕ.
Оно распорядилось всеми.
…Вращающаяся спираль была так близко, что Сенор мог разглядеть в ее середине белое перекошенное лицо Тойнгха. Потом Холодный Затылок услышал хохот, похожий на вопли кобарских гиен. Наружные части спирали стали вытягиваться в сторону человека, стоявшего на диске; ее ветви вращались настолько быстро, что вскоре она превратилась в размытый конус.
– Отдай его, падаль! Отдай! – закричало существо из центра спирали.
– Отдай его нам!..
Сенор бросил взгляд вниз и увидел, что лодка уже находится прямо под ним. Кверху были обращены облагороженные ненавистью лица Меррадля, Рейты, Черной Летрод и равнодушное, будто каменная маска, лицо Гугима… Потом тело Меррадля внезапно исчезло, как это уже случилось однажды в Кобаре, и герцог ощутил неприятный холодок в груди – игры со временем не относились к числу его любимых занятий. Лишь прибегнув к магическому зрению, можно было заметить полупрозрачную тень на том месте, где только что находился Смотритель Часов…
Затем Сенору стало не до Меррадля – его самого коснулось леденящее дыхание Крысы. Крики Тойнгха заглушили все остальные звуки, заполнили мир, слились в дикий и невыносимый рев.
– Отдай младенца! Ты все равно мертвец! – рыдал и одновременно смеялся громоподобный голос. – Отдай! Отдай! Дай!!.
Снизу к человеку, стоявшему на диске, приближались взлетевшие с лодки создания Гугима. Эти оказались похожими на птичьи скелеты, ощетинившиеся стальными лезвиями когтей. И они были неуязвимы, потому что были уже мертвы.
Даже против одной заколдованной твари придворный Башни не продержался бы и минуты – а его атаковала целая стая. Но страшнее всего был убийственный натиск Крысы. Тело герцога охватывало предательское оцепенение, внутренности оледенели, а мозг затягивало в трясину безумия…
Когда его руки уже почти не подчинялись ему и он готов был бросить меч и тело младенца, вдруг произошло то, о чем до сих пор шепотом сообщали только неясные предзнаменования.
Темное плоское небо Мургуллы раскололось, и Холодный Затылок увидел, как гигантская каменная гора вломилась в Ландшафт Голубых Гробниц. Это заставило умолкнуть даже невероятное существо, с которым сросся Тойнгха. Сильнейший ветер ударил Сенора в грудь и едва не смел его со стеклянного диска. Он не устоял на ногах и повалился набок. Заскользил по гладкой скользкой поверхности, каким-то чудом удержался на самом краю и остался лежать, накрыв своим телом тело младенца.
Крыса вдруг разомкнула свои смертоносные объятия. Сквозь жалобные стоны Поющей Шкуры герцог услышал яростный и безысходный крик Тойнгха, раздавшийся из скрученной ураганом спирали. Ослепительные голубые молнии прорезали пространство, и вслед за ними пришел грохот, сравнимый разве что с шумом сотен извергающихся вулканов.
Свечение гробниц потускнело, и мир Мургуллы погрузился во мрак. Холодный Затылок с трудом поднял голову.
Сверху опускался Призрачный Замок – словно черный айсберг, плывший в запредельном океане, а теперь провалившийся сквозь дыру в пространстве. Он был унизан вспышками фиолетовых огней, и его вторжение представляло собой поистине феерическое зрелище. Кладбище Стеклянного Леса оказалось прямо под ним.
Сенор увидел седовласых воинов на крылатых псах, взлетавших с каменного острова и преследовавших разбросанных ураганным ветром тварей Гугима. В схватках с ними воины Ксантрии находили только собственную гибель, но Человек Безымянного Пальца ничем не мог им помочь.
Замок стремительно приближался к нему, и вскоре у Сенора появился шанс сбежать из захлопнувшейся клетки. Катастрофическое Пересечение Ландшафтов разрушило ожидания его врагов и потрясло их, но они быстро приходили в себя.
Из середины сжимающейся спирали в придворного Башни полетели огненные стрелы, и только шкура Синего Кота спасла герцога от смерти. Кроме того, ему пришлось отбиваться мечом от летающих скелетообразных убийц, а это было почти безнадежным делом.
Спустя минуту на его руках появились многочисленные порезы; маска оказалась забрызгана кровью. Острые как бритвы когти тварей находили не защищенное хитином тело и вонзались в него десятками жалящих лезвий… А потом Сенор почувствовал, что вообще теряет способность к сопротивлению – Крыса снова возвращала себе власть над ним.
Ужас, от которого шевелились волосы на голове, опрокинул жалкое сопротивление, опустошил и раздавил волю – но Призрачный Замок был уже совсем рядом, на расстоянии нескольких шагов от края диска, и Холодный Затылок, руководимый только животным инстинктом самосохранения, сделал последнее отчаянное усилие и рванулся к каменному берегу.
Его руки, все равно сведенные судорогой, крепко держали меч и тело младенца. При этом Сенор уже не помышлял о защите; Поющая Шкура взмыла в воздух, словно огромное фиолетовое крыло, и забилась у него за плечами.
Воспользовавшись брешью в обороне герцога, один из летающих убийц устремился к нему, промелькнув угловатой тенью, – и несколько кривых стальных лезвий вонзились в человеческое тело между пластинами панциря. Но нападение этой твари уже не могло помешать прыжку, и Сенор врезался в камни блуждающего королевства, оказавшись на самом краю пропасти, которая разделяла остров и стеклянный диск.
Напоследок герцог ощутил, как отвратительно липкая и теплая кровь заполняет промежуток между телом и панцирем. «Моя кровь», – подумал он с нелепым удивлением, а потом погрузился в безвременный мрак забытья…
Часть вторая
Ледяная обитель
Глава девятая
Гость
Незавершенный медленно приходил в себя в одной из овальных комнат Шаарна – как будто всплывал к сумеречному свету со дна черного озера.
Вначале растворилась малиновая пелена, застилавшая глаза; затем все тело охватила тупая ноющая боль, и, наконец, взгляд сфокусировался на ярких пятнах горящих свечей…
Несколько женщин с серыми лицами и пепельно-седыми волосами находились возле его кровати. Он приподнял голову и увидел, что его раздели донага, а раны умело перевязали. Сенор попытался пошевелить конечностями и, к своему большому облегчению, выяснил, что по крайней мере руки и ноги не переломаны…
Одна из женщин поднесла ему теплое и горькое питье – по-видимому, отвар из каких-то корней. Он выпил, ощутил прилив сил и сразу же – смутное беспокойство оттого, что остался безоружным. Только обруч Мелхоэд и перстень Сдалерна были при нем. А вот Спящий Младенец…
Воспоминания о посещении Храма, вторжении Шаарна и сражении со слугами Крысы были очень яркими. Сенор заново пережил отчаяние, ужас, боль – и глухо застонал от бессилия. То, что он оказался в полной зависимости от обитателей Призрачного Замка, приводило его в ярость.
Потом он сосредоточился на вторжении. Создавалось впечатление, что Шаарн появился в Мургулле в самую критическую минуту именно для того, чтобы спасти придворного Башни. Нелепость? Может быть. Если только причиной удивительного «совпадения» не являлось тело Спящего Младенца – но тогда все становилось еще более запутанным.
…Голова раскалывалась от боли, и он коснулся рукой своего лба. Только теперь Холодный Затылок заметил, что, пока он находился в беспамятстве, кто-то снял с него маску. Он привык к ней, и теперь ему чего-то не хватало. Он ощущал предельную обнаженность – будто с него содрали кожу…
На лицах женщин, которые ухаживали за ним, было написано нескрываемое отвращение в сочетании с тупой и неискоренимой ненавистью. Они ненавидели его так, как только могут ненавидеть крайне ограниченные существа…
Сенор приподнялся на локтях и постепенно сполз с кровати. Никто не пытался его остановить. Он увидел сложенные неподалеку одежду и доспехи, но маски Зелеша и меча нигде не было…
Шатаясь, он встал и даже сделал несколько шагов. Слабость была вполне преодолимой; ему повезло, что раны оказались неглубокими, хотя и многочисленными. Теперь он чувствовал себя так, словно все тело было обожжено. Однако гораздо сильнее жгло его изнутри сознание собственной незащищенности и невосполнимой потери. Он потерял младенца, а значит, потерял все.
Герцог бросил быстрый и недвусмысленный взгляд в сторону женщин, и те восприняли это как безмолвный приказ… Две из них помогли ему одеться. Кроме меча, исчезли когти Шакала и шкура Синего Кота. Человеку Безымянного Пальца оставили только два его кинжала, медальоны Рейты Меррадль (даже герцог Мертвая Кожа имел право быть сентиментальным!) и Зеркальный Амулет, видимо, сочтя его пустой безделушкой.
– Проводи меня к своей госпоже, – сказал Сенор одной из женщин. Почему-то он был совершенно уверен в том, что Люстиг все еще правит Шаарном.
Он прошел по коридорам, плавно суживавшимся в недрах замка, по наклонным туннелям без единой лестницы, мимо залов с круглыми входами-норами. Изредка он видел людей с серыми бесстрастными лицами – подданных уже не существующего королевства. Даже его появление не вызывало у них интереса – странствие по Тени, насыщенное утомительными чудесами, продолжалось всю их недолгую жизнь…
Герцога оставили одного в освещенном свечами зале, по периметру которого находились затемненные ниши. Он понял, что за ним наблюдают, и ему не избавиться от невидимых соглядатаев. Он даже не стал использовать магическое зрение, чтобы увидеть их. Вместо этого, пытаясь отвлечься от тягостных мыслей, он принялся изучать гобелены на стенах – древние и ветхие, как сама Ксантрия.
Это успокаивало. Примиряло с вечностью и тщетой, а также с ужасающей краткостью человеческой жизни. Он погрузился в созерцание эпизодов из истории королевства, сцен безжалостных схваток с хошинхо, портретов среброволосых людей в странных многослойных одеждах, с архаичным оружием в руках…
От этого занятия его отвлекли знакомые отражения. Все та же адская смесь: насмешка, жажда обладания, презрение, ложное чувство превосходства, опасная властность.
Спустя минуту перед ним появилась Люстиг – почти такая же, какой он запомнил ее, когда оставил Шаарн много тысяч Изменений тому назад. Он даже не обратил внимания на двух вооруженных слуг, державшихся чуть поодаль. Люстиг была надменна и прекрасна.
На ее губах играла ледяная улыбка; блеск зубов соперничал с блеском бесцветных камней чистейшей воды, украшавших ее роскошное платье. Каждый ее жест и любая поза были исполнены безупречного изящества. Как ни странно, за этим совершенством ощущалось присутствие уродливой силы. Герцог знал Люстиг слишком хорошо, чтобы не придавать значения подобным тонкостям.
– Приветствую тебя, госпожа Призрачного Замка, – сказал Холодный Затылок с едва заметной иронией.
– Как видно, странствие по Тени не пошло тебе на пользу, человек из Кобара, – парировала Люстиг с презрением. Однако Сенора уже не задевали слова.
– Что поделаешь, ты ведь тоже стала жертвой колдовства…
– Это было слишком давно, – небрежно бросила Люстиг и опустилась в кресло, которое стояло в одной из ниш, почти сливаясь с темнотой. Примитивная уловка с целью поставить гостя в невыгодное положение. Он был вынужден разговаривать с безликими тенями, но сам оставался на виду, внутри освещенного круга.
– А может, это тебе приснилось? Мало ли что случается в Тени, – добавила Люстиг из темноты и тихо засмеялась.
Он услышал в ее голосе нечто такое, отчего холодная волна пробежала по его спине. Все поправимо, кроме безумия…
– Где мое оружие? – спросил он после паузы.
– Ты говоришь о Древнем Мече?.. Забудь об этом… Ты неблагодарен, Человек Безымянного Пальца. Разве что-то угрожает тебе в стенах моего замка?..
Сенор почувствовал ненависть к этой женщине. Однако в его положении следовало проявить гибкость. У него отобрали меч, тело младенца, Поющую Шкуру. Было совершенно очевидно, что сам он не представляет для Люстиг никакой ценности. Тем не менее она сохранила ему жизнь и продолжала вести с ним какую-то игру. Все, что ему оставалось, это подчиниться ей и ждать лучших времен.
– Зачем ты спасла меня? – спросил он, совершая насилие над собой и здравым смыслом, который подсказывал: не дразни зверя.
– Не задавай лишних вопросов. Веди себя спокойно, красавчик, и всем будет хорошо. Может быть, я даже избавлю тебя от твоего украшения… – Ее рука протянулась из темноты и сделала плавный жест, словно гладила невидимое лицо.
Прозрачный намек на возможный альянс Люстиг с Хозяевами Башни неприятно поразил Сенора, хотя он подозревал нечто в этом роде.
– Тебя послал Зонтаг? – спросил он прямо, почти не надеясь получить столь же прямой ответ. – Это не лишний вопрос.
Люстиг вполне оправдала его ожидания:
– Разве тебе не достаточно того, что ты избежал смерти? Мы рассчитывали хотя бы на благодарность с твоей стороны…
Последняя фраза вызвала улыбку даже у герцога, не говоря уже о самой Люстиг. Напоминать о том, что он сделал для нее, было, естественно, лишним.
Люстиг понялась, давая понять, что разговор окончен, и вышла из тени. Сенор опять увидел ее глаза, смотревшие сквозь него. Он испытывал легкое замешательство. Рассчитывать на бескорыстие этой женщины было, конечно, смешно, но он до сих пор не мог предположить, как именно она хочет его использовать. Об этом ее отражения «сказали» ему ровно столько, сколько она хотела, то есть почти ничего.
– Тебе придется поторопиться со своим благодеянием, – сказал он ей и постучал пальцем по гниющей щеке. – Если, конечно, тебя не интересует мой труп.
Люстиг не обратила на его слова ни малейшего внимания. Она подошла очень близко к герцогу и некоторое время внимательно рассматривала его лицо. Потом втянула носом воздух и почуяла ЗАПАХ, но даже ее ресницы не дрогнули.
Это абсолютное безразличие, исполненное наглого превосходства, было гораздо хуже тонкой издевки или сколь угодно ядовитой насмешки.
– Ах, этот жестокий Зонтаг! – произнесла она с расстановкой и громко расхохоталась, откинув назад голову…
Она все еще смеялась, покидая круглую комнату с нишами, но вдруг резко оборвала смех.
– И последнее: не забывай, что ты здесь не пленник, а гость. Если хочешь, выбери себе женщину. Вечером я буду ужинать в Королевской башне и пришлю за тобой. Там ты узнаешь больше…
Глава десятая
Усыпленный
Сенор убил несколько долгих томительных часов, блуждая по Призрачному Замку и пытаясь найти хоть какое-нибудь объяснение фальшивому гостеприимству Люстиг. Его попытки оставались бесплодными, пока на одной из террас Шаарна он не сделал одно неприятное открытие.
…До этого он чувствовал себя червем, ползающим в полутемных спиральных коридорах замка и не находящим выхода на поверхность. В глубинах замка воздух был затхлым, как в склепе. Ни одного дуновения, ни одного сквозняка, которые подсказали бы ему путь наружу… Никто из серокожих людей, которых он встречал по пути, не понимал его вопросов или делал вид, что не понимал. Ксантрийские подданные были поглощены делами – архаичными ремеслами, примитивной магией, вызывавшей у придворного Башни улыбку, или же опытами, способными привести в содрогание своей бессмысленной жестокостью.
Жизнь в замке была подчинена мрачным традициям и твердому порядку. Позже Холодный Затылок увидел тех, кто обеспечивал этот порядок. Но обитатели замка, обреченного на вечное странствие, похоже, давно смирились со своей судьбой. Однообразие такой жизни не слишком угнетало их. Никто из этих простых созданий не променял бы твердыню Шаарна на губительные для разума парадоксы Зыбкой Тени, не говоря уже о том, что никто не обладал Следом, Остающимся В Предметах…
Наконец заблудившийся Сенор случайно оказался в коридоре, который вывел его на одну из глухих замковых стен. Снаружи с необыкновенной быстротой сменяли друг друга ландшафты Тени – замок стремительно перемещался сквозь Хаос, как игла, пронзающая бесконечную колоду карт; и это неуправляемое безудержное движение скорее встревожило, нежели обрадовало герцога.
Чередование сумерек, дней, ночей; твердых, жидких, пустых миров; ландшафтов, наполненных отражениями немыслимой интенсивности и абсолютно чуждой жизнью, попадание в которые грозило бы гибелью, если бы не оказывалось столь мимолетным… Это ошеломляюще действовало на человеческий разум и становилось почти невыносимым для зрения.
Сенор решил ограничиться каменным островом. Он протиснулся между двумя высокими зубцами стены и посмотрел вниз. Вначале он отшатнулся, потом замер, будто пригвожденный к месту.
Далеко внизу, на узкой полоске тверди, отделявшей замковую стену от пропасти Хаоса, неподвижно стояли воины-глонги; в пустых глазницах мертвецов клубился мрак. Герцог узнал бы их из тысяч различных существ: полуистлевшие одежды, висящие лохмотья кожи, оружие и доспехи, покрытые ржавчиной, старыми кровавыми пятнами и прилипшей землей…
Сейчас глонги находились слишком далеко, но при одном лишь воспоминании о смраде, который распространяли их полуразложившиеся тела, у герцога свело внутренности, а живую половину лица исказила болезненная гримаса.
Внезапно чья-то рука легла ему на плечо. Сенор резко обернулся. Он потерял бдительность, забыв, что некоторых может позабавить даже бессмысленная смерть. Человеку, посланному Люстиг, ничего не стоило столкнуть его вниз…
Некоторое время они смотрели друг на друга. Потом посланец ткнул рукой в направлении одной из башен. Холодный Затылок расценил это как приглашение и последовал за ним. По пути он ломал голову над тем, почему мертвецы из Мокриш, Земли Иллюзий, порождения его кошмаров и странной войны с Семидесятью Семью, оказались в Призрачном Замке.
Слуга проводил Сенора в громадный зал, освещенный множеством светильников в виде металлических щупалец, которые вцепились в камни. Гладкий пол по краям зала загибался кверху, переходя в стены, которые, в свою очередь, столь же плавно становились сводом потолка. Поэтому все, сделанное человеческими руками, было сосредоточено в середине помещения, казавшегося слишком огромным и безлюдным.
Но это впечатление было обманчивым. Войдя, Сенор увидел Люстиг, которая восседала на возвышении, высеченном из цельного куска скалистой породы. Рядом с ней сидел обнаженный по пояс мужчина с бронзовой кожей, лоснившейся в желтом свете светильников, словно она была смазана маслом. Его отличали противоестественная неподвижность и пустой взгляд, которые сразу же напомнили герцогу кукол Гугима. Мужчина показался ему идеальным образцом сильного и безмозглого самца.
Двое слуг держали перед Люстиг подносы с едой и напитками. Чуть поодаль находились стражники в полном вооружении. Госпожа Шаарна вела с бронзовокожим мужчиной вялую беседу. Когда Сенор приблизился, то понял, что речь шла о нем. При этом на него самого никто не обратил внимания.
– Он вовсе не так скучен, как ему кажется, – лениво объясняла Люстиг. – Знаешь, меня развлекает вся эта история. Жизнь в замке невыносимо однообразна и примитивна. Она лишена остроты и страстей, присущих более суетливым и многолюдным местам…
– Я знал такие места, – понимающе проговорил бронзовокожий низким и как бы захлебывающимся голосом. – Однако иногда лучше избежать риска. Это дело нужно закончить сейчас же…
– Немного терпения, – мягко, но настойчиво прервала его Люстиг. – Я еще не имела возможности оценить полученный подарок.
Только теперь она перевела взгляд на герцога и жестом пригласила его присесть на ступени возле себя. С этой позиции Сенор увидел кое-что новое – а именно причину искаженного сдавленного голоса.
У бронзовокожего было перерезано горло. Бескровная черная рана напоминала беззубый старческий рот, однако бедняга, по-видимому, не собирался умирать и чувствовал себя неплохо. Когда герцог отвел от него взгляд, то оказалось, что слуга уже держит перед ним бронзовый поднос. Здешняя еда отнюдь не поражала разнообразием, а вино в серебряном кувшине было цвета мочи.
Несмотря на уродство герцога, на подвижной половине его лица все-таки отразилось некоторое отвращение. Во всяком случае, Люстиг заметила его взгляд, брошенный на бронзовокожего.
– Да-да, – сказала она, явно наслаждаясь происходящим. – Он не совсем живой… Но разве это так уж плохо? У него нет амбиций, он послушен, и мне ничего не стоит сделать его мертвым, когда он мне надоест. Он не будет сопротивляться. Очень удобный и невзыскательный любовник…
Сенор внимательно рассматривал женщину из Кобара и думал, что свело ее с ума: скука или Зыбкая Тень? Или это действительно случилось гораздо раньше, в Мургулле?
– Кто он и откуда взялся? – спросил он, чтобы поддержать беседу (вдруг безумная проболтается?).
– Скажи ему, кто ты, – приказала Люстиг бронзовокожему мужчине, бесцеремонно ткнув его в плечо костяной иглой для нанизывания мяса. На теле «не совсем живого» человека осталось темное отверстие, из которого так и не выступила кровь.
– Мое имя – Кмерг, – без всяких интонаций проговорил тот.
– Ешь! – рявкнула Люстиг, и челюсти бронзовокожего задвигались с механической размеренностью, перемалывая безвкусную растительную пищу…
«Кмерг» – это имя Сенор вспомнил сразу. Призрак, блуждавший в поисках тела, которого придворный Башни встретил еще в Кобаре, оставил о себе яркое и неприятное воспоминание. Но во время столкновения и слияния с ним Сенор ощутил отчаяние, угрозу и силу неупокоенной души, обреченной блуждать в потустороннем мире, а сейчас перед герцогом была всего лишь человеческая оболочка, лишенная воли и способности действовать в собственных интересах.
– Значит, ты все-таки нашел себе тело? – шепотом спросил Сенор у бронзовокожего, улыбаясь своим тайным мыслям.
Кмерг смотрел сквозь него абсолютно пустыми глазами. У этого создания, с чьей бы плотью оно ни соединилось, уже не осталось воспоминаний и ненависти. Оно продолжало существовать только в соответствии с извращенной прихотью своей госпожи.
Люстиг громко захохотала.
Пока она смеялась, Сенор налил себе вина из кувшина. Оно необычно пахло и оказалось почти безвкусным.
– Может быть, теперь ты скажешь, зачем я тебе нужен? – начал герцог, которого уже начинали раздражать здешние способы развлекаться. – Мне не хотелось бы…
– От твоих желаний уже ничего не зависит, – прервала его Люстиг, сверкая безупречной белизной зубов. – Все началось задолго до того, как ты почувствовал себя участником игры. До сих пор нам удавалось управлять тобой и заставлять идти туда, где требовалось твое присутствие. А недавно ты сделал последний ход из тех, которых мы от тебя ожидали. Ты больше не нужен. Сам знаешь, что бывает с отыгравшими фигурами…
После этого наступила долгая пауза, на протяжении которой Сенор прикидывал, сумеет ли он убить Люстиг раньше, чем его самого прикончит стража. Шансы на это были ничтожны.
– Ты хочешь сказать, что вино…
– Нет, не отравлено. – Люстиг откровенно забавлялась. – Ты всего лишь уснешь. И очень скоро… А вот, кажется, причина всех твоих неудач. На твоем месте я хотела бы знать о ней побольше.
Она показала на открытую дверь одного из коридоров, ведущих в зал. Вначале герцог увидел в глубине хода лишь серебристую тень в окружении холодных зеленоватых огней. Потом тень превратилась в массивную фигуру, закованную в доспехи из блестящей полированной стали.
Холодный Затылок почувствовал, что у него пересохло в глотке.
Читать бесплатно другие книги:
