Media Sapiens-2. Дневник информационного террориста Минаев Сергей
— Я… я… может, пойду, — пот выступил у меня на лбу, — что-то дурно мне. Табак ваш крепкий очень или просто душно тут.
— Иди, иди. Отоспись дома. А телевизор не смотри. Ну его к чертям.
Я покидаю здание «Кухни» тем же путём. Я подхожу к мусоровозу, облокачиваюсь спиной о дверь кабины и закуриваю. Почему-то вспоминается Киса Воробьянинов, который выл, как волчица, обнаружив, во что превратилось сокровище мадам Петуховой. Если разобраться, то я в той же ситуации. Сдать всю свою бывшую команду Администрации Президента — да для меня это сокровище больше, чем пресловутые бриллианты из «Двенадцати стульев». Вот она — Администрация… ходи по коридорам, спускайся на лифтах, только сдавать своих бывших коллег некому. Пусто. Воистину, «сокровище можно было потрогать, но нельзя унести с собой».
— Ыыыыыыи ааафф, ыыииааууу, ыыыыыии!
— Ааааооонн, ыыыыыыи, яяя!
Синхронно завыли мои пленники. Я залез в кабину и нажал кнопку открытия мусорного люка. Затем я вылез, обогнул машину и заглянул внутрь. Вася, лежавший первый, увидев меня, начал бешено вращать глазами и мычать:
— Ааааооонн, ыыы ааооооыыы? Ыыыыии яяя!
Я выдернул кляп:
— Антон, ты че, совсем уже, что ли? Выпусти, ёпта!
— Вась, давай не бухти, а? У меня сейчас случилось откровение, понял? Я нахожусь в состоянии верующего, перед глазами которого развенчали его религию. А в таком состоянии я тебя пристрелить могу, несмотря на то, что соседи, понял?
— Понял. Просто воняет тут очень, — жалобно продолжил Вася.
— Ну, извини. Я не виноват, что ты за все годы работы не привык к профессиональному запаху. Открывай ротик.
Вася послушно открыл рот. Я засунул туда спортивную шапку.
— Ууу аа оо еее ыыыыииикк!! — завыл второй пленник.
— Так, а ты че быкуешь? — Я выдернул у него кляп, и он немедленно завыл на высокой ноте:
— Ну, я-то не мусорщик! Я тут сдохну от этого говнища! — Он зажмурил глаза и заорал что есть мочи: — Милиииииицииия!
— Извини, чувак, ты просто оказался тут не вовремя.
Я засунул кляп обратно, вернулся в кабину и нажал кнопку закрытия люка.
Куда теперь? Заправиться на ближайшей бензоколонке, потом вырулить на одну из основных трасс и валить из города? Ехать вперёд, по прямой. Неважно куда, главное — прочь отсюда.
Никого нет. Или никого и не было? Если никакой «Медиа-кухни» больше не существует, логично предположить, что… Нет… Так бывает только в мультфильмах, которые рисуют голландские авангардные художники. Хотя почему нет? Я завожу мотор и выруливаю к выезду. Дежурный мент выходит из своей будки, лениво оглядывает машину и открывает ворота. Я поправляю лямку. Какой же тяжёлый, этот чёртов пояс. Через два часа я доехал до мусорной свалки в районе Шереметьево-2. Измученный пробками, херовой музыкой, звучащей из хриплых динамиков и попеременно воющими пассажирами кузова. Стемнело. Я заглушил двигатель, открыл люк и выпустил пленников наружу.
— Развязывайтесь и идите, куда хотите. Считайте, что вам сегодня повезло, потому что… — я в самом деле не знаю, почему им повезло, — …потому что кто-то любит вас. Я не знаю кто.
— Антон, а машина? — спрашивает Васька.
Я молча сажусь в кабину и уезжаю. На город стремительно падает ночь. Я двигаюсь дорогой, ведущей на Павельцево, переезжаю железнодорожное полотно и скоро выезжаю на Дмитровку. Честно говоря, я и сам не знаю, куда мне ехать. Мне хочется плакать. Не от страха, нет. От пустоты. Привычная для меня система координат растворилась, не оставив ничего взамен. Мне дико оттого, что мир для меня изменился. Я пугаюсь, потому что не понимаю пока его новых правил.
Въезжаем в Москву. Я миную пост ГИБДД, беру левее, заезжаю под мост и еду дальше по прямой. Смотря на рации гаишников, я вспоминаю про свой мобильный. Интересно, почему меня сегодня не убили, как обещали по телефону? Может быть, этот чёртов мусоровоз — оберег? Как машина «Горсвет» в «Дозоре»? Скорее всего, какая-то логика тут есть. Я выкидываю сотовый в окно. Звонить больше некому.
Погружённый в свои мысли, я очнулся на Алтуфьевском шоссе. В том месте, где с него можно повернуть к Останкино. Я поворачиваю и вижу ЕЁ. Башня, чей шпиль теряется где-то высоко в небе, стоит, распространяя неземное свечение. Можно было бы назвать его цвет жёлтым, но язык не поворачивается. Я назову этот цвет «медиатрик». Знаете, есть такой цвет электрик? Так вот, пусть цвет свечения Останкинской башни будет называться «медиатрик». Я проезжаю совсем рядом с башней, заворачиваю в один из переулков, глушу двигатель и выхожу из машины.
Я стою, зачарованно задрав голову вверх, и смотрю на башню. Свечение волнами сбегает от её шпиля вниз. Этот свет кажется мне тёплым и всепроникающим. Стоя здесь, у подножия башни, я понимаю, что слоган РАО ЕЭС «Дающая тепло и свет» — это наглая инсинуация. Истинный свет, равно как и истинное тепло, даёт только она — Останкинская башня. Перед этим истинным светом равны все — и олигарх, живущий в Горках-Х, и дагестанец, живущий в горах, и оленевод Крайнего Севера, и калмыцкий пастух, и даже скромный нефтяник с берегов туманного Альбиона. Этот свет приходит к каждому через волшебную линзу телевизора. Он для каждого свой и в то же время общий для всех. В этот момент по «Русскому Радио» заиграло:
- Хочешь стать государственной тайной?
- Мечтой в броне невесомой?
- Помни — он в сердце бомжа
- И в дыхании Газпрома.
По моим щекам бегут слезы. Как просто — все мы, как чукчи в чуме, ждём рассвета, просто не понимая, что он уже здесь. Мы всю жизнь разбрасываем бесполезные камни своего сознания, а свет рядом с каждым из нас. В каждом из нас. Башня похожа на маяк, на свет которого плывут корабли, континенты и острова. И командир этого маяка — каждый, сумевший понять, что этот свет есть единственная истина. Потому что это и есть суть медиа…
— Эй, командир!
Я оборачиваюсь и вижу двух милиционеров.
— Ты, что ли, мусорщик?
— Я? — Улыбка сама собой появляется на моём лице. — Да, я!
— Ясно. Ты чего плачешь, — спрашивает меня один из ментов, — случилось чего?
— Все… — я судорожно сглатываю слюну, — всё случилось.
— Слушай, ты люк не закрыл. Мусор разлетается. За тобой шлейф на всю улицу.
«Господи, прости идиотов, — думаю я, — это не мой шлейф, это её шлейф».
— Я закрою. Я обязательно закрою.
— Ну, пойдём, закроешь.
В сопровождении ментов я возвращаюсь к машине, нажимаю на кнопку в кабине, и люк закрывается.
— Извините, — говорю я ментам.
— Да ладно тебе. Помочь, может, чем?
— Спасибо. Я сам.
— Ну как хочешь.
Поднимается лёгкий ветер. Менты садятся в свою машину. Ветер проносит над ними несколько бумажных пакетов с символикой какой-то пиццы. В машине один из них включает радио:
- Мусорный ветер
- Дым из трубы,
- Плач природы.
- Смех сатаны.
- А всё оттого, что мы
- Любили ловить ветра
- И разбрасывать камни.
Снова играет «Крематорий».
Телевизор
Я зашёл в этот магазин, привлечённый мерцанием экрана телевизора, видным сквозь витрину. Ввиду позднего времени покупателей не было. Я протянул деньги, ткнул в пачку сигарет и повернулся к висящему телевизору. И тут я увидел его. Лицо этого человека было мне совершенно незнакомо, но одновременно напоминало какого-то известного телеведущего. Или всех сразу. Оно напоминало паззл, составленный из кусочков физиономий наиболее часто мелькающих телеперсонажей. Этакий собирательный образ СМИ…
Он медленно артикулировал и пристально смотрел на меня своими голубыми глазами. Казалось, что его глаза мерцали так же, как и экран телевизора. Не было сомнения — он обращался ко мне:
— Неверно полагать, что древний человек осознал себя человеком, когда изготовил первое орудие труда или орудие убийства. Человек стал разумным не после того, как загнал на охоте первого зверя, принёс его тушу домой и зажарил её на костре. Самое главное в истории человека произошло после ужина, когда он нарисовал углём на стене пещеры сцену своей первой охоты. Неуклюжий рисунок: маленький человек кидает копьё в скачущего оленя. Именно после того, как он наивно решил, что его жизнь может быть интересна другим и кто-то из потомков воспользуется его опытом — человек стал homo sарiеns. Человеком разумным. Потому что парой росчерков угля на стене, сам того не ведая, он сотворил Великое Информационное Поле и наполнил его первым контентом. Так началось глобальное распространение информации. Так родилась медиа, уважаемый Антон.
— Я ждал, я давно ждал этого, — я подошёл ближе к телевизору и сложил руки в замок, — но этого мало. Мне нужно больше ответов.
Панорама отодвинулась. Камера показала ведущего в полный рост на фоне пирамид. Он шёл по пустыне и вещал:
— После смерти этого первого, безвестного художника прошли десятилетия, прежде чем медиа стала тем, чем она является сегодня. И помогла ей в этом единственная, по-настоящему сильная, человеческая страсть — страсть к власти. Люди всегда стремились господствовать друг над другом. В детской песочнице, в постели, на службе, и главное — в обществе. Но власть, добытая силой, непрочна и может быть отнята более мощным противником. Истинная ценность власти в её легитимности. Поэтому властные полномочия нужно было легендировать. Рисунок на пещерной стене долгое время оставался объектом бескорыстного интереса тысяч человеческих глаз. Он был кристально чистым, не извращённым пока ещё источником информации. Первичным объектом. Пока кто-то, нуждавшийся в легендирова-нии своей власти, не догадался подрисовать оленю ещё десяток ног и огромную голову с бивнями, а человеку, кидающему копьё, — причудливый шлем. И тогда обычный пещерный придурок превратился в Героя, убившего Большого Зверя. А человек, переделавший рисунок, заявил о себе, как о вожде, ведущем свой род от того самого Героя. Так появилось великое искусство манипуляции. Человек использовал первичный объект в собственных целях. И толкнула его на это сама медиа. Так медиа стала разумной. Меdia sapiens…
Я засмеялся:
— Господи, как же все просто! Она сама себя явила. Я так и думал. А люди… овцы… овцы… Простите, что перебиваю, просто я понял: они не ведают, что творят.
Он кивнул и вознёсся над пирамидами. Пейзаж мелькал под ним, пока, наконец, ведущий не приземлился на площадке Эйфелевой башни.
Облокотившись рукой о смотровую трубу, он продолжил:
— И всё, что человек сотворил после своего первого послания миру, — произведения искусства, дома, храмы, крепости, автомобили, нефтяные вышки, атомные реакторы, космические корабли, компьютеры — все это являлось, по сути своей, средствами передачи информации. И вся история человечества стала подчинена производству контента. Человек рождался и умирал, любил и ненавидел, создавал и разрушал цивилизации, а медиа информировала об этом общество.
Что такое тщеславие, которое Церковь считает смертным грехом? Всего лишь стремление человека к тому, чтобы как можно больше других людей узнали о нём. Вся человеческая деятельность — это производство информационных поводов. Каждый из нас хочет стать главным ньюсмейкером. Для того чтобы все прочие, узнав о нём, вскрикнули — ВАУ! И единственная среда, способная помочь ему в этом, — медиа.
Как вышло, что весь Древний мир узнал об Афинах и Спарте, Александре Македонском и египетских пирамидах, Великой Китайской стене и Александрийской библиотеке? Каким образом современникам Римской империи во всех концах Ойкумены стало известно о её существовании? Благодаря кому она стала именоваться Великой империей, а не обычным государством? Купцы, странники, путешествующие историки, солдаты, рабы, крестьяне — все они несли с собой в другие страны рассказы о Колизее и роскоши римских домов. Эти истории обрастали подробностями и сплетнями, порождёнными каждым новым рассказчиком. Так появилась молва — первое бессознательное средство массовой информации. То есть всe та же медиа.
Потом появились новые носители информации — летописи и книги. Куски реальности вперемешку с домыслами и откровенным враньём, сшитые умелым пером летописца в угоду времени или своему господину. Большая часть описанных в них событий не имеет ничего общего с тем, какими они были на самом деле. Но теперь всё это стало называться историей — фантомные короли и государства, живущие лишь на страницах книг и монастырских свитков. Другими словами, история есть лишь один из продуктов медиа.
Потренировавшись с прошлым, медиа стала манипулировать настоящим. Всё началось с появлением газет. Каких-то пару столетий назад обыватели дружно удивлялись, прочитав в столичных «Ведомостях»:
«Из Парижу пишут. Небывалая саранча, величиной с мышь, роем осаждает юг Франции. Вред урожаю несёт огромный. Очевидцы рассказывают о нападении громадной саранчи на людей. Вероятно приближение гигантской саранчи к пределам государства Российского».
Стоит ли говорить, что среди читателей сразу нашлись и такие, кто сам видел подобную саранчу. То были ещё цветочки. Из саранчи, летающей исключительно в информационных полях, медиа породила «всемирный масонский заговор», «всемирный еврейский сговор» и «всемирный призрак коммунизма» наравне с «империалистической угрозой». Мир наводнился медиа-призраками, которые стали для людей реальней, чем они сами. Из простого источника иформации медиа стала её манипулятором и на вершине своего роста превратилась в модератора действительности. Не так уж и важно — случилось ли событие на самом деле. Главное — существует ли оно в медиа, а значит — в умах людей. Искусственно сгенерированные события стали кусками протухшего мяса, которые медиа подкидывает обществу, для того чтобы последнее ежесекундно плодило контент в виде своей реакции на увиденное. «Точка зрения», «аналитическое исследование», «прогноз», «дискуссия»: миллионы людей обсуждают событие, сотни тысяч журналистов и экспертов делают выводы. На самом деле — все это человеческие эмоции. Страх, ненависть, любовь, преклонение, отвращение — теперь сублимируются в ответные информационные потоки. Море контента есть то, что питает медиа. То, чем она существует.
— Ты вела меня, ты вела меня, — шептал я, подойдя вплотную к экрану и вглядываясь в лицо ведущего, — вела… Или я предвидел?… Я предвидел, скажи мне?
Ведущий молчал и улыбался.
Я же настолько разволновался, что не заметил, как вцепился в собственную рубашку и комкал её на груди, отрывая пуговицы.
Тем временем ведущий на экране следовал путём регулярного клерка. Он вышел из дому, сел в машину, постоял в пробке, приехал в офис и сел за своё рабочее место. Периодически мимо него ходили какие-то люди в деловых костюмах, что не мешало ему продолжить свой рассказ:
— Вы читаете утренние газеты, слушаете радио по дороге на работу, в офисе ныряете в Интернет, в обед пролистываете глянцевые журналы, по вечерам утыкаетесь в телевизор. Всё, что вы прочитали, услышали или увидели, нацелено только на одно — вы должны среагировать. Донести собственную точку зрения до максимального числа знакомых, обсудить с друзьями, рассказать бабушке, поспорить на форуме в Интернете. Даже самым хитрым из вас, которые намеренно изолируют себя от медиа-поля, не уйти из него. Вы скажете — остаются книги. Но они являются, по сути, развёрнутым мнением авторов по поводу современных им событий. Прочитав книгу, вы всё равно будете вынуждены среагировать на то, что изложил вам её создатель.
Для медиа нет принципиальной разницы — как именно человек произведёт ответный информационный поток. Сделает ли это работник СМИ в своей статье, теле — или радиопрограмме, либо простой смертный напишет что-то в своём live journal. Всё это — контент. Совершенно всё равно, какие информационные продукты поглощать и перерабатывать. Как я уже говорил, каждый человек тщеславен. Каждый хочет быть известным, знаменитым. Многие мечтают о карьере журналиста, телеведущего или продюсера, однако число больших СМИ ограничено. Но сегодня, когда сеть Интернета опутала своими оптиковолоконными щупальцами почти всю планету, у каждого появилась возможность стать медиа. Теперь любой придурок способен завести себе личный блог, разместить на нём фотографию своей прыщавой задницы и собрать аудиторию из тысяч таких же балбесов. Он станет для них гуру. Он станет медиа-звездой. Любая старшеклассница может переплюнуть Чиччолину. Для этого нужно всего-навсего пару раз тряхнуть голой грудью перед веб-камерой на форуме рreved.ru. Теперь каждый имеет свою трибуну. Человек человеку уже не друг, товарищ и брат. Человек человеку — медиа.
Сантиметр за сантиметром медиа расширяет границы своего влияния. В каждую секунду жизни человек находится под излучением Великого Информационного Поля. Уверяю тебя, это посильнее радиации, потому что зон, не поражённых информацией, осталось совсем немного.
Медиа не нуждается в рекламе. Она вообще ни в чём не нуждается, потому что является обособленной средой. Человеку известно четыре измерения — длина, ширина, высота, время. Долгие годы он ищет некое пятое измерение, в котором, согласно легендам, возможно все. А оно — совсем рядом. Каждый день люди попадают в него вне зависимости от своего желания. Пятое измерение — это информационное поле. Медиа-поле. И в нём действительно возможно все.
Ведущий увеличился в размерах, тогда как все окружающее его пространство сузилось. Сначала офис, потом город Москва, в котором он находился, за ней Россия, затем Европа, следом весь мир, все люди, линии коммуникаций, самолёты, корабли, космические ракеты — все собралось в один прозрачный шар. Ведущий взял его, присел и со словами «возможно все» катнул этот шар куда-то вперёд. Вместо мира людей ведущего окружило белое полотно.
Я не мог и слова молвить. Просто стоял, закрыв глаза от восхищения и ужаса, и слушал Его. Теперь я почти не сомневался, что Он и есть Медиа, её ипостась, её человекоподобное воплощение.
— «Информация управляет миром» — девиз, который движет человечеством в новом веке. Люди придумали этот слоган, филигранный по своей точности. Проблема только в том, что всю глубину его значения они сами не понимают. Медийщики, рекламщики, политтехнологи — тщеславные заносчивые дурачки, мнящие себя королями мира. Они думают, что управляют ситуацией, придумывают сценарии, по которым развивается общество. Они полагают, что это их изворотливый ум изобрёл пугающие человечество химеры вроде мировых террористов, исламского фактора, парникового эффекта, куриного гриппа, глобализации, угрозы со стороны транснациональных корпораций. Их невежественная самоуверенность выглядит просто смешно, ведь все эти нынешние «короли медиа» ещё двадцать — тридцать лет назад приходили в трепет и свято верили телевизору, рассказывавшему о мифических «закромах Родины», «интернациональном долге», «мировой закулисе» или «всеобщему равенству и братству». Они говорят, что манипулируют президентами и премьер-министрами, народами и религиями, искажают прошлое и моделируют будущее. Самые конченные из них даже не стесняются произносить вслух воистину бредовые слова: «Мы управляем медиа». Все эти новоявленные «демиурги» не понимают базового постулата: медиа может поменять каждого из них, но даже объединившись все вместе, они не способны поменять медийное поле. О каком моделировании будущего они говорят? Будущее человечества — соответствовать трендам, рождённым медиа. Вы помните фантастические фильмы о будущем, снятые лет пятьдесят назад? Люди в этих фильмах носили обтягивающую одежду, разноцветные волосы и ботинки из серебристой ткани и слушали какую-то космическую музыку безумного ритма. Что мы имеем сегодня? То самое «фантастическое будущее» — толпы зеленоволосых рейверов в серебряных кроссовках, прыгающих в ритме техно.
Будущее — просто копия картинки, которую медиа создаёт сейчас, выдавая за фантастику. Человечество ещё построит невиданные тоталитарные государства, нивелирует роль личности как никогда прежде, обречёт одних людей на вымирание, а других на проживание под землёй, устроит бензиновые войны и эпидемии неизвестных болезней, отупеет и проиграет войну компьютерам. Почему? Потому что сегодня медиа показывает людям «Матрицу», готовя их к этому прекрасному завтра.
И завтра уже наступает. Человек разума уступает место человеку контента. В тот момент, когда информационное покрытие станет тотальным; в тот момент, когда информация научится распространяться со скоростью мысли и любой алкаш самой распоследней деревухи сможет в режиме он-лайн попросить Президента России объяснить ему смысл старой русской пословицы: «Нефть — всему голова»; в тот момент, когда все люди научатся жить в Интернете — наступит Всемирный День Счастья. Именно тогда все вокруг будет созидаться или разбиваться на куски в пятом измерении — в Медиа. Граница между реальностью и медиа, которая и сейчас не слишком чёткая, сотрётся окончательно. И это будет первый день новой эры. Когда медиа поглотит все вокруг и станет не просто средой, но Божеством.
Пейзаж опять изменился. Теперь Он стоял на горе, у подножия которой лежали в руинах города будущего, ощерясь шпилями диковинных башен. Повсюду валялись куски звездолётов и просто груды металлического лома. От подножия к вершине горы устремились сверкающие нити. Вероятно, это были какие-то медиа-коммуникации. Камера взяла вид сверху, и оказалось, что Он стоит на небольшой кочке, выдающейся из лужи. На её поверхности, чуть покачиваясь, плавали спички, окурки, целлофановые обёртки и прочий мусор. Он поднял голову вверх, посмотрел в камеру и осенил её неким странным знамением.
Камера моргнула и показала Его, стоящим на сцене в какой-то переливающейся хламиде. Перед сценой танцевали в экстазе мужчины и женщины. За их спинами простирался зрительный зал, заполненный людьми. Глаз камеры мазнул по первым десяткам рядов, и мне показалось, что в одном из сидящих я узнал себя.
Он раскинул руки, подобно распятому Христу, и громко возвестил:
— А пока начните привыкать к мысли, что вашего бога уже не зовут Иисус Христос, Бог — это Медиа.
Человеку всегда нужно было некое Высшее начало, Нечто, что довлело бы над ним. Прощало и карало. То, что было бы выше и чище всех его мелких помыслов. То, во что можно было бы верить. Так появился Бог. Долгое время церковная месса служила медийным центром. Люди приходили туда для того, чтобы пообщаться не только с Богом, но и друг с другом. Узнать последние новости и просто сплетни, услышать ужасный рассказ о появившийся в Чухне шестиголовой собаке или проникнуться чудесной историей о дереве с живительными яблоками, которое растёт в Самарканде.
Но чем быстрее развивался технический прогресс, тем ленивей становился Нomo sapiens. С появлением канализации отпала необходимость выходить на улицу, с появлением электричества исчезла нужда ежедневно разводить огонь. Да, человек ленив. И вот уже он задался вопросом: зачем ходить в церковь, если можно просто взять газету, включить радио или телевизор? Да и что нового можно извлечь из повторяемого столетиями текста Евангелия? Какие жизненные пути укажет тебе проповедник, кроме тех, о которых говорилось веками твоим родителям и родителям твоих родителей? А что предлагал взамен телевизор? Тысячи новых путей! На любой вкус, любую мораль и любые верования! Надо просто поверить во что-нибудь, а уж религию тебе подберут. Не надо никуда ходить, все само придёт к тебе, брат! Просто включи телевизор и упс… добро пожаловать в дивный, новый мир! В мир, которым управляет медиа. В среду, которой нельзя манипулировать и изменять согласно человеческой корысти — поскольку сама среда есть единственный манипулятор и Творец. В мир, в котором, наконец, все люди будут равны, потому что они — ничто. Просто контент. Медиа станет единственной всеобъемлющей формой существования — являясь одновременно и Богом, и паствой. Мир, который существует только в вашем телевизоре, лэптопе или радио.
Он снова вырос до невероятных размеров и вытянул перед собой ладонь, на которой находился маленький человечек. Приглядевшись, я понял, что этот человек — я сам. Я закрыл глаза в благоговейном трепете и вслушивался в Его речь:
— Наступит чудесный день, когда медиа больше не будет существовать параллельно, маскируясь под средство человеческих коммуникаций. Однажды люди проснутся и услышат из всех источников информации только одно обращение Божества Медиа, которое скажет им: И ПЕРВУЮ ЗАПОВЕДЬ ДАЮ ВАМ — ВКЛЮЧИТЕ ВАШИ ТЕЛЕВИЗОРЫ И ВОЗЛЮБИТЕ ИХ БОЛЬШЕ САМИХ СЕБЯ. И НЫНЕ И ПРИСНО И ВО ВЕКИ ВЕКОВ. ОN DА АIR!
Я упал на колени и протянул руки к телевизору. Свет, исходящий от его экрана, казалось, всасывал меня. Я шептал «да, да, да», и слёзы текли по моим щекам.
А Он продолжал почти шёпотом:
— И люди последуют за своим новым Богом, как шли за прежними Богами, Мессиями, Героями, Властителями, Кумирами и президентами. Потому что на самом деле человек не разумен, а ведом. Пока ещё, в силу привычки, мы именуем его Нomo sapiens. Но стоило бы назвать его хомо ленивус, хомо тупикус, хомо идиотас или хомо деградантус. И нет никаких иных разумных форм жизни, кроме Media sapiens. Потому что на всём пути своего развития человек делает только одно — стремительно деградирует, становясь примитивной субстанцией, которой нужны только Хлеб и Зрелища, тогда как медиа только совершенствуется.
В один день медиа может так все устроить, что всемирная катастрофа поглотит нынешнюю цивилизацию. Разрушит её серией землетрясений, захлестнёт наводнениями или метеоритным дождём. И цивилизация исчезнет. Если быть более точным, то никаких катастроф на самом деле не произойдёт. Их просто покажут по телевизору, заставив людей выйти на улицы и умереть от страха.
Но медиа не делает этого. Она слишком великодушна.
Вы, люди, должны понять это и упасть на колени, затрепетав от благоговения. Вы должны уверовать в неё. Потому что
МЕДИА ЛЮБИТ ВАС!
Экран погас, а я всё стоял на коленях, протянув руки к экрану, и рыдал в голос. Изредка с моих уст срывалось «возьми!», «возьми!», перемешанное с всхлипыванием. Я понимал, что я уже на пороге. Почти ТАМ…
— Хватит там стоять. Мужчина, встаньте, я вам в последний раз говорю. По-хорошему. Напились, так и валите домой, чего тут колени протирать. Слышите? — Я стоял на коленях, а меня трясла за плечо тётка-продавец. — Я сейчас милицию вызову.
— Аааа??! — Я в ужасе вскочил на ноги, отшатнулся от неё и пулей выскочил из магазина. Я бежал сломя голову, пока не оказался перед попирающими землю бетонными лапами башни. Я встал, как вкопанный. Потом сделал два шага назад и рухнул навзничь.
Башня
Светало. Из стеклянных ворот башни вышла женщина, с телефоном у уха. Договорив, она положила телефон в сумочку, не заметив, как я подкрался к ней сзади. Я зажал ей рот рукой, упёр в спину дуло пистолета и зашипел:
— Говори только «Угу» или «Не-а», или пристрелю, поняла?
— Угу. — Я почувствовал, как она задрожала всем телом.
— В Башне работаешь?
— Угу.
— Значит так. Сейчас вернёмся обратно, ты скажешь ментам, что я твой брат. Что ты забыла ключи от квартиры, поняла?
— Угу.
— Когда запищит металлоискатель, скажешь: «Вечно ты, Сашка, всякое говно в карманах таскаешь». Поняла?
— Угу, угу.
— Дальше поедем в центральную аппаратную. Знаешь, на каком она этаже? — Я отнял руку от её рта.
— На двадцатом, — пролепетала она. Я снова закрыл ей рот рукой.
— Доедем до аппаратной, я тебя отпускаю. Если что-то пойдёт не так или попытаешься сбежать, пристрелю, поняла?
— Угу.
— Пошли.
Пост охраны мы миновали спокойно. Рамка взвизгнула, баба отшутилась подготовленной фразой, и менты вернулись обратно в предутренние сновидения.
Поднялись на двадцатый этаж. Баба указала мне нужную дверь. Я приоткрыл её и убедился, что в комнате кто-то есть. Живой.
— Ты можешь идти, — кивнул я бабе, — только не кричи до первого этажа, я тебя прошу.
Она кивнула и пошла к лифтам. Я смотрел ей вслед. Не доходя до дверей, её левая нога подкосилась, и она припала на колено. «Чувствует энергетику», — я развернулся и пошёл к аппаратной.
Я осторожно открываю дверь, захожу внутрь и, обнаружив торчащий в замке ключ, два раза проворачиваю его по часовой стрелке и оставляю в скважине. В аппаратной комнате четыре стены, три из которых занимают телевизионные экраны, транслирующие все, какие только возможно, каналы: русские, европейские, китайские, арабские, американские. Каналы информационные, мультипликационные, музыкальные, религиозные, эротические, кулинарные, политические, исторические, модные, образовательные, развлекательные, показывающие только фильмы ужасов, показывающие только мелодрамы — да каких тут только нет!
Спиной ко мне и лицом к телестенам сидит человек.
— Эй, ты, — окрикиваю я его, — ты чего здесь делаешь?
— Ящики сторожу, — не оборачиваясь, отвечает мне мужик. — Гриш, по второй стене, первый ряд, пятый номер, резкость добавь!
— Ящики? — Я подхожу ближе и вижу, что мужик сидит, наклонясь над пультом, мигающим сотней маленьких лампочек, и говорит в гибкий ствол микрофона.
— Ящики, ящики. — Он не оборачивается. — Гриш, японский бог, у меня все равно резкость в пятом ящике падает, слышишь?
— ВСТАТЬ! — Я без размаха, не слишком сильно бью мужика рукояткой пистолета по спине.
— Э, мужик, ты чего делаешь-то? — Оператор вскакивает и отбегает от стола. — Ты че? Э! Э!
— Ящик — это то, куда тебя после смерти положат, — я наставляю на него пистолет, — понял?
— Да, да… — Мужик начинает пятиться в сторону двери.
— А это, — я обвожу стволом экраны, — это называется МЕДИА. Понял? ПОВТОРИ, СКОТИНА!
— Ммме… диа! Медиа! Ме-ди-а! Я вот… я повторил, — он продолжает пятиться назад, — слышите? Я повторил!
— НА КОЛЕНИ!
— Чего? Зачем? Ой, зачем это? — Мужик аккуратно приседает на корточки, затем опускается на колени. — Вы стрелять не будете, нет? Я сделаю всё, что скажете, правда.
— Я тебя пристрелю, если ты ещё раз назовёшь Медиа ящиком.
— Я не буду, я просто… я просто перепутал, — лопочет мужик, стоя на коленях спиной ко мне.
— Ты один здесь работаешь?
— Нет, ещё Гришка, напарник. Только он в другую аппаратную ушёл. На пятом ящ… виноват, на пятой ме-ди-а резкость пропала, он чинить пошёл.
— Ты давно здесь работаешь? — Я сажусь на его место за пультом и закуриваю.
— Лет пять уже, — отвечает мужик и пытается обернуться на меня,
— НЕ ОБОРАЧИВАТЬСЯ! — ору я. — Как поступает сигнал во все эти телевизоры?
— Пппо… по проводам.
— Как именно? Какая схема?
— Ну… каждая стена — это куст. Из одного главного провода выходит девяносто шесть телеантенн. Три телестены — три главных провода и двести восемьдесят восемь локальных.
— Ты можешь отсоединить все локальные провода от телевизоров на одной из стен?
— Можно попробовать, — голос мужика начинает дрожать, — но это на целый день работы.
— У тебя нет этого дня. Мне нужен главный провод левой, — я обвёл комнату взглядом, — нет, правой стены. Через час.
— Эй, вы, немедленно выходите с поднятыми руками, — в дверь неистово заколотили снаружи, — через две минуты здесь будет группа захвата. Я капитан милиции Прохоров, предлагаю вам покинуть помещение с поднятыми руками! Слышите меня?
— А у тебя микрофон на пульте выводит в эфир окружающее пространство, что ли? — Я встал с кресла и подошёл к оператору.
— Ага, — кивнул головой мужик.
— А что же ты мне раньше-то не сказал, сука? — В этот раз я ударил его рукояткой по спине в два раза сильнее. — Гришка твой уже мусоров навёл?
— Не знаю, — застонал мужик, согнувшись.
— Немедленно покиньте помещение, — снова застучали в дверь, — с вами разговаривает капитан милиции Прохоров.
Я дважды стрельнул в дверь со своей стороны. При звуках выстрелов мужик упал ничком на пол. Долбёжка извне прекратилась. Я подошёл к двери и громко крикнул:
— На мне девять килограмм взрывчатки СИ-4, способных если не укоротить эту башню вдвое, то уж точно прекратить существование ДНК всех работников ближайших семи этажей!
— Я, капитан Прохоров, предлагаю вам… — мент робко попробовал продолжить переговоры.
— Ты — капитан? Капитан чего? Парохода? Поезда? Ха-ха-ха, может быть, звездолёта?
— Я… я капитан милиции.
— Ты — никто, — крикнул я, — запомни, что для медиа ты никто! Пустое место. Я предлагаю тебе начать эвакуацию людей из здания.
— Но через полчаса же группа захвата приедет? — скорее вопросительно, нежели утвердительно брякнул Прохоров.
— Тем хуже для тебя, Никто. Значит, все погибнут.
— А… это… давайте продолжать переговоры, — робко предложил капитан.
— Зачем торговаться? Что ты можешь мне предложить, Никто? Свою группу захвата? У тебя нет ничего, что было бы интересно мне.
— Выпустите заложника… — кажется, мент понял, что договориться не удастся, — пожалуйста.
Я бросил взгляд в сторону оператора — тот продолжал лежать лицом вниз.
— Заложник сделает своё дело, и я отпущу его. После того, как он выйдет, у всех вас будет ещё ровно двадцать минут, чтобы покинуть здание.
— А сколько времени заложник будет выполнять свою работу? — спросил мент.
— Столько, сколько потребуется для того, чтобы её закончить. — Я отошёл от двери и снова сел в кресло. — Никто, не тяни время, эвакуируй людей. Если будет попытка штурма, я нажму на кнопку, так и передай им. Я не хочу крови, слышишь, Никто? Я устал от крови. Я просто хочу домой…
— Так, может быть, вы всё-таки выйдете и пойдёте домой? — снова предложил мент.
— Сколько тебе лет, Никто? — спросил я, закуривая.
— Двадцать семь.
— Иди домой, Никто. Эвакуируй людей и иди домой смотреть телевизор. А я почти дома. На пороге.
Пока оператор поочерёдно вытаскивает антенны, лишая жизни телевизоры на правой стене, я сижу в кресле таким образом, чтобы держать в поле зрения входную дверь и оператора, Я курю и думаю о том, что, в сущности, достиг всего, о чём только мог мечтать настоящий медийщик. Да что там! Вернее сказать, я достиг сферы, о существовании которой ни один из нас и не подозревал. Высшей точки. Входа в медиа. И вот, готовясь открыть дверь в Великое Информационное Поле, стоя на пороге бессмертия, хочу ли я сказать вам что-то? Рассказать об устройстве жизни, методах управления людьми, уровнях доступа, руслах движения информационных потоков? У меня в данный момент есть тысяча и одна возможность сообщить вам, как ВСЁ УСТРОЕНО НА САМОМ ДЕЛЕ! Хочу ли я этого?
Нет, не хочу… И знаете почему? Во-первых, потому, что вы все равно пропустите моё Медиа Евангелие от Антона мимо ушей. «Прикольно ваще-то!» — скажут сотни миллионов из вас, услышав это Откровение. На худой конец, какие-то жалкие миллионы моих бывших соседей-землян промямлят что-то вроде «Нас проинформировали», «Спасибо, теперь мы в курсе», «Ага, оно и понятно было» или «Ясненько…». Да, непременно найдутся и такие ублюдки, которые скажут это мерзкое «ясненько». Вы ничего не услышите и ничего не поймёте, потому что попросту недостойны моей участи. Это во-первых.
Во-вторых, я ненавижу копиистов. Да, да, всех этих любителей попасть в Великое Информационное Поле через форточку. Услышав меня, они подумают, что знать верный маршрут — это основная составляющая. Уж представляю себе, сколько провинциальных журналистов покончат жизнь самоубийством, услышав моё Откровение. Вскроют себе вены и вставят в них провода локальной радиоточки. Но этого недостаточно. Потому что в медиа не зайдёшь через радио «Маяк».
Поэтому я просто промолчу. Я не хочу быть мессией. Я не хочу превратиться в газетную страничку, состоящую с одной стороны из моего портрета, а с другой — из программы передач. Я не готов быть мучеником для аудитории, которая сменила постулат «слово изречённое — есмь ложь» на «слово изречённое — есмь газета для завёртывания рыбы». Я промолчу, хотя даже этой роскоши с моей стороны вы явно не заслуживаете. Но я великодушен, впрочем, как всегда. Просто я хочу побыстрее слиться отсюда. Нет, не так. Я хочу побыстрее слиться с МЕДИА. Поэтому я просто промолчу. Мой вспотевший помощник закончил свою работу и теперь стоит передо мной, как новогодняя ёлка, и вопросительно смотрит.
— Залезь в мою куртку, — говорю я ему, — там во внутреннем кармане пачка сигарет и шайба скотча. Неси все сюда.
Оператор послушно исполняет команду.
— Покажи мне главный провод правой стены, — говорю я ему.
Мужик показывает мне толстый шланг с торчащим из него веником проводов.
— Раздели хвосты надвое.
— Это… как… простите? — не понимает он.
— Как хвост у рыбы, представляешь?
— Ага, — поспешно кивает он и принимается разделять волокна антенн на две части.
Когда «хвост» готов, он протягивает шланг мне. Я встаю, беру его в руки, проверяю, симметрично ли разделено все на хвосты. Затем я закрепляю каждый из хвостов у себя на поясе и крепко приматываю скотчем. После того, как всё готово, я делаю шаг вперёд, проверяя, не оторвётся ли главный провод от моего пояса. Держится весьма крепко. Я бросаю взгляд на экраны двух оставшихся стен. По ним пробежала лёгкая рябь или мне это просто кажется?
— Хочешь со мной? — обращаюсь я к оператору.
— Нет… нет, спасибо, мне домой. — Мужик видит, что, привязав себя проводом к стене, я стал скован в движении, и бочком-бочком начинает протискиваться к двери. — Мне домой надо бы сегодня… очень. — Кажется, что он плачет.
— Зачем тебе домой, дурачок? Что ты приобретёшь там? Неужели ты не хочешь стать частью ВЕЛИКОЙ МЕДИА? — кричу я, воздев руки вверх. — Я мог бы взять тебя с собой, слышишь?
— Нет, нет. Спасибо! Я ПРОШУ ВАС, ВЫПУСТИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА, БОГОМ ПРОШУ! — тоненько визжит оператор.
— Каким именно Богом? — интересуюсь я.
— Христом. — Оператор останавливается, садится на корточки и утыкает голову в колени.
— GОD IS МЕDIА! — кричу я на него. — Я не прошу тебя донести это до других, запомни хотя бы сам — БОГ — ЭТО МЕДИА!!
— Медиа, Медиа, — всхлипывает оператор, — Бог…
— А ТЕПЕРЬ ПОШЁЛ ВОН, — показываю я ему на дверь.
Оператор встаёт, двигается к двери, поворачивает ключ, озирается, снова поворачивает ключ. Дёргает дверь на себя и, не веря своему счастью, убегает прочь.
— Псих, псих, — слышу я его удаляющийся голос, — там маньяк! Богом себя заставляет называть!
— Идиот. — Заперев за ним дверь, я улыбаюсь и смотрю на мониторы.
Первый канал показывает выступление президента.
По РТР идёт трансляция матча чемпионата России по футболу.
НТВ показывает выступление Березовского.
По СNN маршируют американские десантники в полном боевом обмундировании.
По Fashion TV маршируют модели в нижнем белье.
«Аль-Джазира» передаёт выступление президента Ирана.
Би-Би-Си — выступление Джорджа Буша.
Дискавери показывает драки самцов горилл во время брачного периода.
САNAL+ — пожары в предместьях Парижа и демонстрации афроамериканцев.
Взрывы и трупы перемежаются с показами Диснейленда.
Добыча нефти — с операциями на сердце.