Нобелевская премия по сексу Луганцева Татьяна
Тень мужчины стала приближаться. Александр решил не стрелять, он не знал, где именно находились заложники. Одним прыжком он достиг последней ступеньки и в ту же секунду столкнулся лицом к лицу с преступником. Тот не ожидал увидеть Берсеньева. Недолго думая, Александр нанес сокрушительный удар в голову бандита рукояткой пистолета. Мужчина не успел даже охнуть. Раздался какой-то треск или хруст, глухой стон, и лицо бандита залилось кровью. Он, сложившись пополам, упал на пол, а Александр отобрал у него оружие и вытащил ключи из кармана.
Александр быстро нашел помещение, где закрыли оставшихся взрослых с детьми. Он совершенно спокойно начал подбирать ключи к замку, не выпуская из поля зрения подвал и привязанного к трубе центрального отопления его собственным ремнем преступника. Дверь была открыта, и Александр, стараясь улыбаться, обратился к детям:
— Как вам наше последнее приключение в подвале? Понравилось?
— Да… — не очень уверенно ответил один мальчик.
— Ладно, это была неудачная шутка, — подмигнул ему Александр и обратился к перепуганным взрослым: — Сейчас ничего не говорим, помним о детях. Все разговоры потом, а сейчас быстро выходим — и через черный ход на улицу. Впереди работники санатория, затем дети, а потом родители. Все поняли? Пошли! — скомандовал Александр.
Взрослые оправились от шока и подчинились. Когда почти все дети были выведены из подвала, туда ввалился крупный мужчина с темными кудрявыми волосами и красным лицом. Он вел связанную Агату, в руке держал пистолет, отобранный у нее же. За ними с кислым лицом плелся мужчина из сторожки. Было видно, что ему это все не нравится, его вполне устраивала дорогая выпивка, которой имелось в доме отдыха «Уютный» в большом количестве.
— Куда это вы собрались? — прохрипел мужчина, тряся пистолетом. — А ну стоять!
— Спокойно! Спокойно! Ты же не хочешь, чтобы пострадали дети? Позволь им уйти, останутся взрослые, идет? — Александр постарался разговаривать с ним спокойным и мирным голосом.
— Прости, Александр, я не смогла выстрелить, когда он приехал на грузовике и зашел в сторожку, — сказала Агата.
— Мама!! — вдруг закричал Виталик и бросился к ней.
Бандит с красным лицом явно нервничал, и могла произойти трагедия. Александр перехватил мальчика и стал его успокаивать, но все было напрасно. Малыш извивался всем телом, пытаясь вырваться и пронзительно кричал:
— Мама! Мама! Пустите меня! Отпустите меня к маме!
В такой ситуации, особенно когда дело имеешь с детьми, паника нарастает как снежный ком. Дети начали плакать, некоторые побежали, цеплялись за взрослых. Бандит заорал:
— Всем молчать!! Немедленно все обратно под замок!! Сейчас всех перестреляю! Куда дели Светку с Галкой? Сволочи! Врешь, не возьмешь!!
Агата пыталась докричаться до сына и внушить ему, что с ней все в порядке. Но обмануть ребенка было невозможно.
— Заткни его!! — Заорал снова краснолицый бандит и непроизвольно нажал на курок.
Выстрел в этом подвале прозвучал, словно атомный взрыв. Люди закричали. Александр только и успел развернуться к стрелявшему спиной, закрыв собой мальчика. Острая боль пронзила его спину, в глазах мгновенно потемнело. Он рухнул на колени и, словно в густом и вязком тумане, видел только огромные испуганные глаза шестилетнего мальчишки.
«Как некстати», — подумал Александр, а вслух сказал:
— Бум! — и потерял сознание.
Александру Берсеньеву не суждено было стать очевидцем и участником последующих событий. Не мог он и знать, что Агата, не выждав оговоренных двадцати минут, которые показались ей вечностью, позвонила в милицию. Но тут приехал бандит на каком-то старом грузовичке и поднялся в сторожку к своему сообщнику.
Конечно, ей нужно было выстрелить в него, обеспечив Александру тыл, но это оказалось не так-то просто. И в итоге Агата оказалась заложницей. Она пыталась оправдать себя тем, что не сказала приехавшему бандиту ни слова, но, вообще-то, этого и не требовалось. Обезвреженный Александром бандит не был глухонемым, он-то и поведал своему напарнику все, что произошло.
Поняв, что Александр пошел освобождать заложников, на которых у его сожительницы Светланы, самой умной из них, были планы, краснолицый бандит поспешил на помощь.
…Все произошло очень быстро. Услышав жуткий людской крик, увидев красное пятно на спине Александра, краснолицый бандит заметно струхнул. Что-что, а убийство они не планировали.
Агата обезумела от ужаса. Только что она стала свидетелем того, как пуля прошла в непосредственной близости от ее сына, и если бы не Александр, еще не известно, чем бы все закончилось.
— Виталик! Виталик! — кричала она. — С тобой все в порядке?! Что вы наделали! Убили! Убили человека! Убийцы!! — Кричала она истошным голосом.
Бандит, оставленный на шухере, имел слабую, расшатанную алкоголем нервную систему, и он не мог вынести всего происходящего. Недолго думая, он огрел своего товарища по голове со словами:
— Мы так не договаривались! — Затем сконфуженно обернулся к Агате и добавил: — Я не хотел, честное слово!
В дом отдыха в это время уже врывалась милиция со спецназом. Агата кинулась к Виталику, который оказался целым и невредимым.
— Мамочка!
Она с ужасом смотрела на неподвижно лежащего Александра, не в силах поверить в самое страшное.
— Дядя играет? Он сейчас встанет? — спросил Виталик.
— Конечно. — Она сглотнула ком в горле и заплакала.
Глава 11
— Как же вы мне, гражданочка, надоели, — вздохнул заведующий отделением травматологии одной из клинических больниц Москвы Тихон Петрович Коровин, мужчина очень серьезный и очень занятой.
Свои слова он обращал к молодой женщине со светлыми волосами и белой, почти прозрачной, кожей.
— Я еще и не так надоем, если вы не пойдете на контакт, — заверила его Агата, а это была именно она.
— О каком контакте вы говорите, гражданочка?
— Меня зовут Агата Анатольевна.
— Я уже это слышал.
— Это мое имя.
— Оно вам идет, — усмехнулся хирург.
— Не язвите, — обиделась Агата.
— Я серьезен как никогда. Чего вы добиваетесь, девушка? — спросил врач.
— Я уже давно не девушка, — снова возразила Агата.
— Для меня — девушка, — ответил доктор, которому было хорошо за пятьдесят.
Они сидели в его кабинете, оформленном несколько странно для кабинета заведующего отделением больницы. Вместо стеллажей для документации во всю стену стояли цветные коробки с ярлыками. Стулья для посетителей были тоже странными, на колесиках, кресло заведующего — явно антикварным. Более нелепого интерьера Агата не видела. Тихон Петрович перехватил ее взгляд и вздохнул.
— У нас сейчас меняют мебель, вот мне пока и поставили старую из компьютерного отдела, а кресло из красного уголка. Агата Анатольевна, вот уже неделю вы атакуете мое отделение и в целом нашу больницу. Что вам надо? Александр Романович прооперирован, жизни его ничего не угрожает, в реанимацию не пускают никого, понимаете? Как вы вообще проникаете в больницу без пропуска? Здесь лежат люди после ранений и преступники под охраной. Как и кто вам дает разрешение? — удивлялся доктор.
— У меня есть свои секреты, и я знаю, что Александр Берсеньев переведен из реанимации, и я хотела бы его увидеть, — ответила Агата и надрывно закашляла.
Дело в том, что Агата плохо себя чувствовала в последнее время. Она понимала, что на ее здоровье не мог не повлиять этот ужасный эпизод, который они все вместе пережили. Во-первых, нервный стресс, который подкосил ее иммунитет, и, во-вторых, Агата промочила ноги в лесу, а затем еще промерзла до костей, но тогда, конечно, не обратила на этот факт внимания, то есть было не до этого.
К тому же она проводила все дни напролет в больнице, переживая за Александра, прекрасно осознавая, что он спас жизнь ее сыну. Причем для самого Виталика это происшествие прошло безболезненно. Мальчик не понял, что все это происходило по-настоящему, он решил, что это была всего лишь игра. За это Агата тоже была благодарна Александру. И вот теперь она пожинала плоды своего наплевательского отношения к себе и своему здоровью. Ее постоянно бросало то в жар, то в холод, знобило, сильно болели голова, горло и суставы. А со вчерашнего дня она кашляла и не могла остановиться.
— Дорогая моя, Агата Анатольевна, идите домой, он не хочет никого видеть, а вас в первую очередь, — сказал ей доктор.
— Почему? Он обижен на меня? — удивилась Агата.
— Ну, уж этого я не знаю, это ваши дела, но думаю, что дело в роскошной блондинке… Может, Александр Романович не хочет, чтобы вы столкнулись?..
— Все понятно, — снова закашляла Агата, — а ведь мне ничего от него не надо было, просто отблагодарить. Я ему по гроб жизни обязана.
— Я думаю, он это знает. Успокойтесь, девушка, у него не так все плохо, как может показаться. Александр Романович даже планирует в скором времени приступить к работе, а это о многом говорит.
— Значит, вы не дадите мне увидеться с ним? — уточнила Агата, покраснев от сотрясающего ее худую грудь кашля.
— Нет, — сказал Тихон Петрович и поднялся со своего кресла, — идемте-ка со мной, дорогуша.
— Куда?
— Разговорчики в строю!
Тихон Петрович отвел Агату в диагностическое отделение больницы и сдал на руки старшей медсестре Татьяне.
— Сделай-ка этой девушке снимок грудной клетки, без фонендоскопа хрипы слышны.
— Да я… — попыталась вывернуться Агата, очень не любившая посещать врачей.
— Молчать! — снова прервал ее Тихон Петрович, уже сообразивший, как с ней надо обращаться.
Татьяна поняла своего шефа и увела Агату под локоток.
Снимок был сделан сразу же, и потом Татьяна ее отвела обратно в кабинет Тихона Петровича. Медсестра молча отдала ему снимок и удалилась.
— Присаживайтесь, — кивнул Агате заведующий отделением и, включив свет, принялся внимательно рассматривать снимок.
Агата снова зашлась в кашле.
— Ну что там, док? Как говорят в американских фильмах, бронхит, пневмония?
Тихон Петрович снял очки и посмотрел на Агату.
— А как мы себя чувствуем в последнее время?
— Честно?
— Как священнику.
— Плохо…
— А в чем это проявляется? — сел напротив Тихон Петрович.
— Даже не знаю… слабость…
— Аппетит?
— Никакого.
— Похудела?
— Килограммов на шесть, но если учесть, что ничего не ем… — пожала плечами Агата.
— Боль в груди? — продолжал уточнять врач.
— Сердце болело, но я нервничаю…
— Дорогая Агата, не надо прятать голову в песок и сама себя успокаивать.
— Что у меня? Пневмония? — несколько забеспокоилась Агата.
— У вас правосторонняя пневмония нижней доли и бронхит, но не это меня беспокоит, — опустил голову Тихон Петрович и начал ладонью катать ручку по поверхности стола, чем немало нервировал Агату.
— Скажите мне наконец!
— Конечно, скажу! Куда я денусь? Но я хочу, чтобы вы мои слова восприняли трезво и здраво, без истерии.
— У меня никогда не бывает истерик, — глухо сказала Агата, внезапно чувствуя легкое головокружение и озноб.
— Вот это правильно. У вас выраженное нервное истощение…
Агата непонимающе смотрела на него.
— Что?
— Невроз, ослабление иммунитета, отсюда и пневмония. И вам необходимо заняться собой как можно скорее.
— Невроз? — тупо повторила Агата, — это опасно?
— Агата Анатольевна, вы должны лечь в больницу и подлечить нервишки.
У Агаты, смотревшей на Тихона Петровича во все глаза, не было и тени истерики. Почему-то она сразу сказала:
— У меня маленький сын, и я в разводе. — Словно это могло отвести от нее беду. — А вы меня в психушку.
Тихон Петрович пожал плечами.
— Не в психушку, а в неврологическое отделение к моему другу Юрию Васильевичу Чванову. Вот его визитка, телефоны. Идите, Агата, доставайте его! — попытался пошутить Тихон Петрович.
— Почему вы мне помогаете? — спросила Агата.
— Не знаю, раз уж столкнула нас жизнь, почему бы и не помочь? Я же врач…
— Спасибо. — Агата взяла визитку и встала. — Я могу попросить вас?
— Смотря о чем?
— Не говорите ничего обо мне Берсеньеву, — сказала Агата, ощущая во всем теле боль, — еще подумает, что я того…
— Врачебная тайна, вам не о чем беспокоиться. От меня он ничего не узнает.
— От меня тоже. Знаете, Тихон Петрович, я не буду вешать свои проблемы на других людей, — улыбнулась Агата и вышла из кабинета доктора, кашляя и пошатываясь.
Глава 12
Юрий Васильевич Чванов был в меру циничен, как многие врачи, но настоящий профессионал, как и обещал Тихон Петрович. Агату он быстро взял в оборот. Ей за несколько дней сделали все анализы, и вот Агата явилась к нему в клинику для итогового заключения. Юрий Васильевич говорил все четко и прямо.
— Агата Анатольевна, пневмонию подлечим и нервишки в порядок приведем. Вот так, Крайнова! Вы же журналистка! Вы умная женщина! Я не виноват, что вы стали моей пациенткой. Вы доверяете мне? Это очень важно! — поднял на Агату уставшие светлые глаза Юрий Васильевич.
— Да… полностью.
— Вот и чудно! Дети есть? — спросил врач.
— Сын, — ответила Агата.
— Отлично! Муж есть?
— В разводе.
— Тоже хорошо… для меня в смысле. Крайнова, мне сегодня везет, — потер руки Чванов.
— Радуетесь неустроенности моей личной жизни, — обиделась Агата.
— Вот тебе на! Ну, ничего… психолог поработает. Я радуюсь за себя, что хоть в твоем случае я избегу ненужных разговоров.
— Я приду… скоро… лечиться…
— Многие лекарства для лечения от депрессий очень дорогие, — предупредил доктор.
— Я постараюсь собрать нужную сумму, — сказала Агата и ушла из центра, полная решимости бороться за полноценную жизнь.
До последнего дня Агата не говорила своей подруге Антонине, что с ней случилось, но сегодня она решила, что момент настал. Она приехала домой вечером и сразу же спросила у Тоси:
— Виталик?
— Уже спит.
— Хорошо, пойдем на кухню, мне необходимо с тобой поговорить.
Тося в коротком махровом халатике цвета свежескошенной травы тревожно всмотрелась в лицо подруги.
— Я знала… — прошептала Антонина, прижимая руки к сердцу.
— Что? — спросила Агата.
— Что будет какой-то разговор, ты сама не своя в последнюю неделю. Где-то пропадаешь, приходишь грустная, ничего не говоришь, все свободное время не отходишь от ребенка, пытаешься взбодриться. Я — инвалид по своим физическим возможностям, но не умственным! Я вижу, что с тобой что-то происходит, и не думаю, что хорошее… Где Александр? Ты же влюблена в него, я это тоже знаю.
— Эка тебя понесло… Тогда мне легче тебе будет сказать. — Агата усадила подругу за стол и рассказала ей о своей болезни.
— Этого не может быть… — закрыла лицо руками Антонина, пряча улыбку. Я-то думала, что случилось что-то серьезное!
— А нервы что — не серьезно?! — взвилась Агата, обиженная реакцией подруги. — Я уже и анализы все сдала, завтра ложусь в нервное отделение.
— Я даже слышать об этом не хочу! Взбодрись! Какие нервы? Какие таблетки? Ты просто сохнешь от любви, а это не лечится, вернее, лечится временем… Несправедливо…
— Это всегда несправедливо, — возразила Агата, — говори тише, разбудишь Виталика. Думаю, не надо тебе напоминать, что ребенок не должен ни о чем знать. Скажешь, что я уехала в командировку, а я буду звонить каждый день. В больницу его тоже не приводи, ни к чему ему видеть лечащуюся от депрессии маму.
— Это не может быть ошибкой?
— Нет, Тося, придется с этим смириться, я в последнее время чувствовала себя выжатым лимоном, да еще легкие застудила.
— Господи, почему? — качала головой Антонина, все еще не смирившаяся с «жестокой реальностью». — Никогда не думала, что ты можешь вот так вот сдать… На шее у тебя я, сын, а теперь кто позаботится о тебе?
— Я справлюсь, и прекрати разводить сырость, еще не хоронишь меня. Да я и на похоронах своих запрещаю плакать. Лежишь в гробу, сейчас зароют в землю, то есть и так тошно, а тут еще убиваются все просто, и умирать не хочется! — выдала Агата под кривую усмешку Антонины:
— Ты неисправима… видимо, совсем тебе тошно, раз так заговорила. Эх, Агата, мужика бы тебе хорошего, и всю бы депрессию как рукой сняло. Может, стоит примириться с Денисом?
— Ладно, позвони Денису, пусть придет, нам надо поговорить. Заранее ему не говори, будет еще нервничать, — давала ценные указания Агата.
— Ты еще о других думаешь! — ахнула Тося.
— Я только о них и думаю, — ответила Агата, — раз уж такое случилось.
— Агата, ты знаешь… я никогда не брошу Виталика, но я очень больна и не могу обещать… что я его вытяну до того возраста…
— Прекрати! — прервала ее Агата и разрыдалась.
Рыдали они вместе, укрывшись на кухне, долго и нудно. А утром Агата собрала в пакетик вещи — от зубной щетки до ночной рубашки — и ушла до того, как проснулся сын, будучи не в силах с ним прощаться, боясь расплакаться. Вообще, в больницу она ложилась первый раз в жизни.
Антонина, с красными и опухшими глазами от слез и бессонной ночи, перекрестила ее напоследок и закрыв дверь, прислонилась к ней лбом. Ей до сих пор не верилось, что всегда деятельная и такая самодостаточная подруга ложится в больницу лечить нервы.
«А у кого нет нервов? У всех нервы!»
Агату поселили в одной палате с двумя женщинами. Одной из них было лет сорок, но выглядела она старше. Сухая, морщинистая кожа с желтоватым оттенком и жуткая худоба. Вторая женщина была моложе Агаты, полной комплекции и с совершенно отрешенным взглядом. Первую женщину звали Клара Степановна, вторую — Регина.
Агата расположилась на своей койке и стала выставлять вещи, принесенные с собой, на тумбочку и на полку, висевшую рядом с ее кроватью. Женщины затравленными взглядами смотрели на то, как Агата расставляет косметику, книги, CD-плеер, пузырьки с различным лаком для ногтей и прочие безделушки.
— Здесь больница, а не косметическая лавка, — сказала ей Клара Степановна, неизвестно для чего, скорее всего, для того, чтобы унять этот оптимистический энтузиазм новенькой.
— А что, я должна лежать страшная? — невозмутимо ответила Агата. — Мне сказали, что личные вещи можно взять. А какие личные вещи может взять женщина с собой? Вот они мои разноцветные, блестящие пузыречки, мои сладенькие помадки и вкусно пахнущие флакончики…
Женщины переглянулись, понимая, что к ним в палату попал «тяжелый случай».
— Она такая, потому что еще не занималась «трудотерапией», — пояснила Регине опытная Клара Степановна.
— А что такое «трудотерапия»? — удивилась Агата, выкладывая карандаши и ручки на полочку рядом с помадой и тенями для век. — Мне сказали, что лечение может затянуться примерно на месяц, — я буду рисовать, читать…
— Музицировать, — перебила ее Регина, — боюсь, что тебе придется лечиться полгода, а то и больше. А «трудотерапия» — это когда приходит старшая сестра отделения и на каждый день дает тебе задание: помыть окна или коридор, а если не повезет, то и туалет. Так что особо-то маникюр не старайся делать…
— Мы же больные люди?! Какая уборка? — искренне возмутилась Агата.
— Мытье унитаза отвлекает от плохих мыслей, — улыбнулась Регина, — а ты что думала, что в санаторий попала?
— И все равно я не согласна! Моя недавняя работа уборщицей плохо закончилась, не хотелось бы повторить печальный опыт.
— У нее нервный срыв, — наконец-то догадались женщины и расслабились.
— Странная трактовка того, что со мной происходит…
— А мы здесь все с этим лежим и слушаемся доктора, потому что если в неврологии не помогут, то следующий шаг — психушка, — пояснила Регина.
— Ну что ты напала на человека? Извини Регину, Агата, ее вчера муж бросил, — пояснила Клара Степановна.
— Как бросил? — не поняла Агата.
— В прямом смысле… Регина уже готовится к выписке и вот… Он испугался.
— Кого? — снова не поняла Агата.
— Жену! Кого? Здесь такие случаи не редкость. Мужчины думают, что жена сошла с ума. Сбегают, бросают. А ты как хотела? У тебя-то кто есть? Что сказал?
— Знаете, мне и здесь повезло, я успела развестись еще до этого момента… Слушайте, но это же подло! Бросать человека, когда он лежит в больнице! Когда ему нужна поддержка! — воскликнула Агата.
— А кто ж говорит, что это хорошо? — хмыкнула Клара Степановна, — ты еще вспомни, что мы должны быть вместе и в радости, и в горе.
— Да… — протянула Агата, — ну, ты, это… сильно не убивайся!
— Ты еще скажи, что мне повезло, что представился шанс проверить его, — сказала Регина.
— Кто знает… кто знает… — продолжила раскладывать вещи Агата.
Агата поняла, что пройдет несколько часов, и она станет здесь своим человеком.
Глава 13
Александр Берсеньев, вышедший на работу после ранения, выглядел уже молодцом, хотя держать спину прямо ему еще было тяжело и лицо оставалось бледным. Народ уже встретил новогодние праздники, отдохнул на зимних каникулах и с трудом входил в обычный рабочий режим. Секретарь Настя Щеглова шефу очень обрадовалась.
— Мы так ждали вас, Александр Романович!
— Да, что-то я задержался на сей раз с выздоровлением, старею, наверное…
— Кофе как всегда? — Настя просто светилась счастьем.
— Двойную дозу, а то я соскучился по твоему изумительному крепкому кофе. В больнице едой и напитками не баловали.
— Да я для вас!.. Сейчас, шеф! Вы наш герой! — И Настя вылетела из кабинета.
Александр улыбнулся и уселся за свой рабочий стол. Конечно, в больнице он вел свои дела, ему приносили документы на подпись, и ноутбук всегда был рядом. Но у Александра накопилось очень много встреч с нужными людьми, так как в больнице он ни с кем не общался напрямую. Поэтому сразу в первый же день выхода у Берсеньева были запланированы три совещания. Его партнеры уже собрались в комнате для переговоров.
Совещание было в самом разгаре, когда его неожиданно вызвала секретарь Настя. Такое случилось в первый раз, все знали, что прерывать переговоры, тем более после такого долгого отсутствия шефа, было нельзя.
Александр извинился и вышел весьма заинтересованный. Настя стояла в приемной и нервно теребила какую-то папку с документами.
— Ради бога извините, шеф! К вам приехал какой-то ребенок и сказал, что будет говорить только с вами. Начальник службы безопасности не может от него добиться ни слова, — сбивчиво рассказала Настя, — вот я и… Извините еще раз, что прервала совещание, просто ребенок совсем маленький и один…
— Хорошо, хорошо, Настя. Где он? — спросил Александр.
— В вашем кабинете, шеф.
Александр рывком открыл дверь своего кабинета и, войдя внутрь, столкнулся с пронзительно-синим взглядом мальчика… Когда Александра ранили, он, теряя сознание, подумал, что эти глаза будут последнее, что он увидит в жизни.
— Здравствуй, дружок, — приблизился к нему Александр с улыбкой и присел на стул рядом.
Ребенок молча кинулся к нему на шею. Начальник службы безопасности, находившийся в кабинете, прокашлялся и указал рукой на присутствовавшего здесь же полного мужчину с потным лицом и в расстегнутой дубленке.
— Вот шофер такси, который привез мальчика, он расскажет, все как было…
— Здрасте… — сглотнул шофер, — еду я, ну и вижу пацан стоит голосует. Я, конечно, думал, что сейчас подойдет кто-нибудь из взрослых, но мальчик сказал, что он один, и попросил отвезти по этому адресу. Я растерялся, хотел отвезти его в милицию, но мальчик сказал, что по этому адресу у него папа работает. Если честно, я не знал, что делать. И уехать с мальчиком было страшно, и высадить ребенка из машины я не мог, поймите меня правильно, а больше я ничего не знаю.
— Хорошо, спасибо, вы можете идти, — сказал Александр, обращаясь к мужчинам, — я знаю этого мальчика, и я сам разберусь с ним. Заплатите шоферу.
Когда мужчины вышли из кабинета, Александр оторвал от себя мальчика и улыбнулся ему.
— Здравствуй, Виталик. Как ты здесь оказался?
— У нас в садике есть дырка в заборе, — деловито сообщил мальчик, опуская взгляд.
— Понятно, значит, мама не знает, что ты ушел из садика? — говорил Александр.
— Мамы нет, — вздохнул Виталик.
— А где она?
— Тося говорит, что она уехала по работе, — снова вздохнул мальчик.
— Кто такая Тося? — спросил Александр.
— Моя вторая мама, — ответил мальчик.
— Крестная мама? — догадался Александр.
— Да. Мамы уже давно нет, три воскресенья прошло.
— Три недели?