Мы – силы Еловенко Вадим
– Я бы не вводил, – уверенно сказал Роман. – Мне отсюда виднее. Так вот все, что вокруг меня, напоминает дурной фильм ужасов, где все жители разом поисчезали.
Сначала Роман услышал смешок и только спустя некоторое время ответ Рината:
– Вот ты, Ромка, счастливый человек. Ты еще такие слова не забыл, как фильм ужасов.
Улыбаясь, Роман ничего не ответил. Ринат подумал немного и сказал:
– Я буду вводить эти роты. И из оставшихся постов и дозоров у меня еще пару взводов наберется. Будут в резерве. Улем требует быстрее доложить об исполнении.
– Ну, раз Улем требует… – неопределенно сказал Роман и задумался о том, что неплохо было бы самого Улема на эти улочки запустить.
– Да, требует… ты, вообще, где сейчас?
Роман огляделся, словно мог видеть сквозь каменные стены и перекрытия, и сказал:
– Завод какой-то. Рядом с ним девятиэтажки. Я на них своих ставлю. Очень приятственный обзорчик тут.
– Я понял, о чем ты… Далеко уже забрались. Хорошо. Прикрывайте там наших.
– Нет, мы на крыши загорать полезли, а не работать, – съязвил Роман.
Усмехнувшись, Ринат ответил:
– Ладно, смотри сам там по обстановке. У меня тут другие связи хотят. И давай на оперативный канал переключись, чтобы я не дергался и тебя слышал вместе со всеми.
– Пока не буду, – сказал Роман. – Начнется хоть что-нибудь… тогда да.
– Ну, как хочешь. Когда начнется, не до переключений будет. Отбой.
Роман все-таки внял голосу разума и переключился на общий со всеми оперативный канал. Тем более что его снайпера тоже в нем находились. Послушав, какой хаос в общем канале происходит, Роман только головой покачал и сделал громкость тише.
Оглядев своих ребят, он подумал, что они все ожидали худшего. Все готовились к тяжелым боям с медленным продвижением. Ожидали, что придется за каждый метр драться. Оказалось все намного проще. Бойцы расслабленно отдыхали, кто курил, кто прикладывался к фляге, кто просто мечтал или думал о своем, привалившись к стене и закрыв глаза. Роман даже поежился от непонятного проснувшегося предчувствия при виде этой картины.
Волна непонятной тревоги охватила его окончательно, когда он услышал близкие выстрелы на улице. Один. Три. Один… Очередь. Там во дворе начинался непонятный бой. Резко встав и забравшись на подъездную батарею, Роман выглянул через разбитое окно во двор. Никого. Только выстрелы где-то совсем близко, начинающиеся сливаться в непрерывный стрекот, да тело бойца, лежащее навзничь возле детской песочницы.
Дверь в подъезд снизу резко распахнулась, и, матерясь, в нее ввалились несколько бойцов взвода зачистки со своим командиром. Роман, спрыгнув с батареи, спустился на этаж ниже и спросил, что происходит.
– Засада, – только и ответил командир автоматчиков.
Выругавшись, Роман осторожно прошел мимо бойцов и выглянул во двор. Все так же пусто и все так же непонятно, откуда и с кем перестреливаются. Крикнув своим ребятам, чтобы не теряли времени и занимали квартиры в подъезде, он тоже поспешил наверх.
– Вы, в общем, тут нас прикрывайте, – крикнул он командиру взвода.
Его ребята уже шумно поднимались по лестнице, заходя во взломанные квартиры и присматривая себе позиции. Обогнав всех, Роман поднялся на девятый этаж, даже одышки не заметив, столько адреналина было в крови. Убедившись, что люка на чердак тут нет, он зашел в одну из квартир и поглядел из разбитого окна наружу. Взяв винтовку на изготовку, он внимательно в прицел осмотрел стоящие напротив него пятиэтажки. Он был в шоке от увиденного. Буквально на каждом этаже происходило какое-то движение. И уж совсем он был поражен, когда увидел выглянувший из окна снаряд ручного гранатомета. Роман, даже не думая, прицелился и выстрелил в паренька, держащего страшную игрушку, наверное, опередив его буквально на несколько секунд. Дальше он отправил к праотцам по виду пенсионера с карабином в руках, что неосторожно вылез чуть ли не на подоконник, целясь в кого-то, невидимого Роману. Этажом ниже Роман услышал, как «заговорила» винтовка его подчиненного. Он не видел, в кого тот стрелял, да и некогда было высматривать чужие успехи. Когда из духового окошка подвала дома напротив высунулся еще один гранатомет, Роману никак было не подбить стрелка. Он сделал проще. Выстрелил прямо в заряд. Эффект поразил его воображение. Взрыв снаряда увеличил духовое отверстие в подвал до полуметровой амбразуры. Представить, что в этом участке подвала кто-то выжил, было сложно. Выискивая новую цель, Роман не забывал вслушиваться в стрельбу, определяя, где из чего палят. Для него, казалось, было очень важно представлять, чем его потенциально накроют на позиции. Автоматом или выстрелом из гранатомета.
Следующим в прицеле у него оказался совсем молодой паренек с автоматом. Первым неудачным выстрелом Роман отбил цемент слева от окна, в котором засел «юный пулеметчик». И тому нет бы скрыться сразу в глубине, так он, дурея от пляшущего в руках автомата, лихо за раз выпустил весь рожок непонятно в кого. Роман приготовился и выстрелил второй раз. Тоже мимо. Выругавшись, он в третий раз прицелился, но паренек, видно, все осознал и слинял из проема окна.
– Вот ведь урод… – только и сказал Роман и всухую раздраженно плюнул.
Бой под стенами девятиэтажки был в самом разгаре. Уже слышались разрывы гранат далеко внизу. Уже колебалось все здание от попаданий из гранатометов. Как бы Рома ни горел желанием выглянуть наружу, уроки своего наставника он помнил твердо. «Чем ты глубже в помещении, тем сложнее тебя засечь, тем больше шансов у тебя смыться из комнаты в случае чего. А вот выглянул из окна полюбопытствовать… и все, мажь зеленкой лоб».
Не найдя за пару минут себе новой цели, Роман вышел на лестницу и спустился к своему бойцу, что увлеченно палил по кому-то.
– Ты в кого там садишь? Чего патроны не бережешь? – проорал Роман.
– Так они колонной, как на параде, бегут! – непонятно о ком сказал боец, не отвлекаясь от стрельбы.
– Да где?! – спросил Роман и, только не доходя нескольких шагов, смог в окно рассмотреть, что за цель себе нашел его боец. К ним действительно скученно, словно специально для пулеметчика, продвигался довольно крупный отряд местного ополчения.
– Вашу мать… – только и сказал Роман и, сняв рацию, заорал в нее: – Это Роман! Срочно нужен минометный огонь по координатам…
Ему пришлось помучиться с планшетом и картой, чтобы указать координаты обстрела с упреждением по ходу движения этих дуриков.
Ему не ответили по рации, но минометные разрывы прямо посреди бегущей к девятиэтажке толпе его порадовали.
– Дурдом, – только и сказал Роман и, выбежав на лестницу, поднялся на свою позицию. Не особо рассуждая, он открыл огонь по проскочившим через разрывы городским ополченцам. Видя, как они стремительно приближаются к девятиэтажке, он холодел при мысли, что сейчас те ворвутся в подъезд. Понимая бесполезность такого отстрела, он, оставив винтовку на «рубеже» и вытащив один из автоматических пистолетов, выскочил из квартиры и побежал вниз по лестнице. Он уже был на уровне шестого этажа, когда мимо него пролетели, чуть не сбив, командир взвода с его несколькими автоматчиками.
– Там!.. – только и сказал комвзвода Роману, который чуть не рассмеялся от его непомерно увеличенных от страха глаз.
– Ага! – крикнул Роман и продолжил прыгать через пролеты. На высоте четвертого этажа он остановился, снял с пояса гранату и, выдернув чеку, аккуратно кинул вниз между лестницами. Неудачно. Он-то думал, граната долетит до входа и покажет «кузькину мать» тем, кто уже так бодро и с криками ненависти вливался в подъезд. А она, ударившись о перила этажом ниже, отскочила на лестницу и не торопясь покатилась по ней, глуховато дзенькая при каждом ударе о ступени.
– Ну, вашу мать… что за день сегодня… – сказал Роман и побежал через ступеньки обратно наверх. Он успел подняться еще на один этаж, прежде чем граната взорвалась. Казалось, весь подъезд перетряхнула. Хорошо, что еще лестницы да разбитые окна защитили Романа от взрывной волны и компрессионного удара. Сняв вторую гранату, он уже аккуратнее вынул чеку и совсем не торопясь отправил гранату в полет вниз. Ждать результатов он не стал, побежав снова вслед за комвзвода автоматчиков.
Когда снизу опять громыхнуло, Роман, даже не рассуждая, отправил еще одну гранату в подарок городским «друзьям».
На восьмом этаже ему навстречу напуганно спускались комвзвода с его бойцами.
– Там нет выхода на чердак! – заорал он в лицо Роману.
– Знаю! – рявкнул в ответ Роман и, отстранив растерянного бойца, поднялся на свою позицию. Забрал винтовку и вернулся в подъезд. Пробегая мимо автоматчиков, он сказал им, чтобы шли ниже и отстреливали все, что сунется, а лучше бы гранатами закидали. На восьмом из его снайперов было двое. Оба при деле, отстреливая всех, кто не подходил под определение «свой» в соседних домах и на улице. На седьмом он нашел еще одного своего бойца. На шестом, где засели автоматчики, ожидая нападения по лестнице, бойцов Романа не было. Как он понял, их позиции были на нижних этажах.
– Ну, чего?! – спросил Роман у комвзвода. – Мне что ли ниже спускаться проверять, что там и как?!
Автоматчики, осторожно прижимаясь к стенам и не отводя стволов от спускающихся лестниц, двинулись вниз. Роман, держа в одной руке автоматический пистолет, а в другой винтовку за цевье, ступал за ними. Но много им спускаться не пришлось. Лестницы второго, третьего и четвертого этажей были просто обвалены вниз. Внимательно рассмотрев завал, Роман зло порадовался, увидев под бетоном и арматурой торчащие изуродованные тела.
– Ага, – сказал он. – Нам тут делать нечего… абсолютно. Останьтесь тут кто-нибудь один. Остальные, за мной пошли.
На четвертом этаже он нашел одного из своих бойцов, буквально разорванного выстрелом из гранатомета. Роман только кивнул сам себе и вышел на лестницу. Горящий диван и мебель предрекали большой пожар, но тушить его никто не собирался.
5
Антон с автоматом в руках бежал по подвалу пятиэтажки в квартале от штаба обороны, перебравшегося уже на бумажную фабрику. Ему только что сильно повезло. Пробегая мимо одного из ребятишек с гранатометом, он почти не обратил на него внимания. Зато, уже проскочив пару отсеков подвала и услышав взрыв, подумал позже, что у того просто не получилось нормально выстрелить. И будь Антон в тот момент там, то наверняка бы погиб вместе с молодым. Волной Антона бросило в песок, и пыль, поднятая взрывом, заслонила вообще хоть какой-нибудь обзор и в так почти темном подвале. Минут пять пришлось Антону отлеживаться на песке подвала, прежде чем он поднялся и побежал дальше. Добравшись до конца подвала, он спросил громко, не подозревая, что почти кричит:
– Ну что?! – не понимая, что там бормочет наблюдатель, он крикнул: – Громче!
Но как ни старался боец, его слова все равно были для Антона, пораженного взрывом, слабым шепотом:
– В первый ворвались… мины… растяжки… несколько взрывов… обратно… все…
– Не понимаю! – сказал Антон, и наблюдатель уступил ему свое место.
Антон сквозь амбразуру видел, как из первого подъезда девятиэтажки напротив выскакивают оглушенные ополченцы. Стараясь не выбегать на открытое место, они прижимаются к стене дома и замирают, словно уже убитые, но не упавшие. Прямо на глазах Антона в подъезде полыхнуло еще пару раз и затихло все. Только темный дымок с четвертого этажа, куда он лично недавно пустил «муху», поднимался, нарушая безжизненную картину. Но вот наконец бойцы, перепуганные взрывами, поднялись и, пригибаясь к земле, попытались войти в другие подъезды. Где-то были видны вспышки, но оглушенный Антон практически не слышал выстрелов и взрывов.
Антон рассматривал в амбразуру наглого снайпера с восьмого этажа, что, почти не скрываясь, палил по всему, что движется на улице. Да и по пятиэтажкам, ставшими западней пусть для небольшого, но отряда противника, он прохаживался как мог. Пожалев, что больше не осталось ни одного гранатомета одноразового, Антон тщетно попытался снять снайпера из автомата. Когда отбитый ответным выстрелом бетон оцарапал ему щеку, Антон только зло выругался и отошел от амбразуры.
– Свяжись с Ханиным! – заорал он бойцу. – Или со штабом! Пусть выкурят этого урода оттуда! Или пусть нашим гранатометы подтащат.
Не услышав ответа, но увидев кивок, Антон заторопился на выход из подвала. Он выбрался в подъезд дома и поднялся по лестнице мимо дежуривших бойцов на самый верхний этаж. Зашел в одну из квартир и, опасаясь наглеца с восьмиэтажки, решил не подходить к окнам на той стороне. Зато с другой стороны он, не мешкая, достал ракетницу и выстрелил вверх. Ярко-красная на фоне ставших почти черными туч ракета взмыла над кварталом, и не прошло нескольких минут, как такие же ракеты стали взлетать над всем городом. Все, теперь скрываться нет смысла. Теперь надо стрелять по противнику где и как можно. Убивать его, пока он не поймет, какую дурость сделал, когда влез в город. А за это время колонна уйдет. Еще до контузии Антон, разговаривая со штабом, понял, что эти сволочи ввели пусть не все, но большую часть своих бойцов в западню. Теперь у них не должно возникнуть желания преследовать вооруженную колонну. Вот только где их неуловимый вертолет, что так доставал последнее время. Его бы подбить, и можно спать спокойно вообще. Выйдя на лестницу, Антон взял у одного из бойцов пластиковую бутылку с водой и спросил:
– Ну, как настроение? – пока он пил воду, не понимая, о чем шепчут ополченцы, те успели честно ему признаться, что вообще-то страшно.
Им показался странно-пугающим ответ Антона:
– Ничего, дальше будет веселее!
Спустившись снова в подвал, Антон прошел по нему в другую часть дома и, выбравшись в последний подъезд, зашел в квартиру на первом этаже. Боясь выходить из подъезда на улицу со стороны девятиэтажки, он просто спрыгнул на другой стороне из окна первого этажа. Теперь он должен был добраться либо до штаба на фабрику, либо до вставшего в активную оборону по сигналу ракет безопасного квартала, что представлял из себя практически крепость за счет слишком близко стоящих домов.
Стоя на земле, он понял, что слух возвращается к нему, когда услышал буквально недалеко от себя рев непонятной машины. Надо было его видеть в тот момент, когда он оказался на дорожке между домами прямо на пути, несущегося на всем ходу бронетранспортера. А уж когда БТР, наверное с перепугу, открыл огонь из автоматической пушки и тяжелые полуснаряды несколько раз проревели рядом с ним, Антон мысленно простился и с Алиной, и с Ханиным. Одно маленькое движение в сторону – и бронетранспортер, который не смог пристрелить человека на пути, решил его сбить и пронесся в нескольких сантиметрах от Антона. Еще он не пришел в себя, как уже безразличный к упущенной цели БТР обогнул дом и покатил в сторону девятиэтажки.
Антон хотел что-то сказать самому себе по поводу происшедшего, но ничего, кроме дурацкого «Прикольно!», в голову не лезло.
Собрав остатки сил, он заставил себя бежать. О том, чтобы прорваться мимо снайперов на девятиэтажках и гоняющих бэтээров к Ханину на фабрику, и речи быть не могло. Поэтому Антон, когда пригибаясь, когда в полный рост, бежал в сторону единственного, на его взгляд, спасения. К забаррикадированному на въездах кварталу.
Антон четко помнил, что в него не единожды стреляли. Единственное, он не всегда понимал, кто стреляет по нему: свои с перепугу или все-таки враги. Но десять минут спустя он уже карабкался на завал из ржавых автомобилей, надеясь, что его не подстрелят в последние мгновения. На другой стороне баррикады он даже не остановился, чтобы поприветствовать ополченцев.
Только оказавшись около рации, он сказал связисту сообщить Ханину, что «Рухлов выбрался».
– Вам просили передать… Хм. Что вы кретин и вам надо было тихо сидеть там, где вы и были. Отвечать будете? Или сами поговорите.
– Не буду, – почти весело ответил Антон. – Есть что попить? Все пересохло от бега.
– Теплая вода есть. Вон в кастрюльке. Это мы чай делали.
Антон жадно прилип к кастрюле и пил тепловатую воду, не надеясь напиться. Потом он прошелся по квартире, которую отдали связистам, и, найдя диван, нагло завалился на него с обутыми ногами.
– Не смотрите на меня, – сказал он обернувшимся на него. – Две минуты полежу. Устал, честно. Сегодня первый раз после ранения бегал и прыгал как сайгак. Даже забыл, что у меня нога болит. Вот что значит жажда жизни. А еще меня сегодня чуть не задавили бэтээром. В обычный день мне этих впечатлений бы хватило на неделю вперед. А что еще будет сегодня?
Народ в комнате невольно улыбался и больше не обращал на Рухлова никакого внимания. А он лежал, слушая эфирные переговоры по зашифрованным каналам, в уме благодаря Дантеса, который смог поставить им на службу спецтехнику. Слушая о тяжелых боях в районе западного направления, он в уме прикидывал, сколько еще смогут продержаться спрятанные ранее там засады. Получалось, что недолго. Часа через два-три бандиты уже пойдут на штурм этой крепости из хрущевок.
6
Склонившись над картой, Ринат улыбался. Нет, ему далеко не было весело. Это была все-таки злая улыбка. Он понял, что его бойцы увязли почти везде, кроме западной части города, которую защитники сдавали почти без боя. Начальник штаба, указывая карандашом по карте, о чем-то говорил, но Ринат, погруженный в свои мысли, только изредка понимал его пространные выражения. Несколько раз подошел штабной офицер и отметил на карте новые обнаруженные баррикады.
– Выяснили, где у них КП? – спросил Ринат в очередной раз у наставника, что находился рядом со связистами.
Начальник штаба, поняв, что его не слушают, тоже замолчал и посмотрел на наставника Рината. А тот в полушутливой манере ответил:
– Почти! Осталось не больше четверти города проверить. Если бы у нас было оборудование для пеленгации, нашли бы быстрее. Они пользуются рациями.
– Так сложно найти? – зло спросил Ринат.
Ему не ответили.
Обращаясь к начальнику штаба, он сказал:
– Пусть резервные взводы зайдут вот сюда и уже там ждут команд. – Ринат указал на район ближайшей школы и, когда начштаба отдал распоряжение связисту и вернулся к столу, сказал: – Если до ночи не управимся, надо будет еду к каждому отделению подвезти. О снабжении подумали уже?
Увидев кивок, Ринат опять склонился над картой. Если бы сейчас было раннее утро и ему только предстояло послать людей в город, он бы любому сказал, что это безумие. Но тогда утром все казалось таким простым и понятным. Сначала городские хотели сдаться. Когда им сказали выйти, они испугались расправы и попрятались. Весь город почти всю ночь со вкусом утюжили минометами. Грех не входить и не зачищать… И он послал людей.
Ринат не боялся ответственности. Да, по голове, если он не возьмет город, Улем его не погладит, но вот если он потеряет всех людей, доверят ли ему снова?
– Наставник! – позвал Ринат бывшего учителя. Когда тот повернулся к нему, Ринат попросил: – Выйти надо.
Они спустились по железной лесенке грузовика и спрыгнули в глинистое месиво, залитое водой непрерывно льющего дождя.
Два бойца охраны, что прятались от дождя под навесом ближайшей палатки, поднялись с корточек и смотрели в ожидании на командиров. Прикрывая глаза от заливающего лицо дождя, Ринат сказал наставнику:
– Пошли в палатку. Там потрещим.
Они зашли в палатку Рината и, стряхнув с одежды воду, сели на походные матрасы, разложенные на полу.
– Чего хотел-то? – с интересом спросил наставник.
Ринат зло признался:
– Кажется, я накосячил. Нельзя было лезть туда.
Наставник, который уже привык, что его бывший ученик обращается с ним как со злой необходимостью, казалось, удивился такому признанию. Он помолчал какое-то время, выдерживая паузу, и сказал наконец:
– И? Сейчас ничего не изменить. – Помолчав и видя, что Ринат довольно удручен происходящим, наставник сказал: – Максимум, что можно сделать, это потихоньку вывести людей. Но это бредовая идея. Пока они стоят в обороне, их сложнее уничтожить. Только они двинуться поодиночке и группами, их будут отстреливать как в тире. Есть шанс ночью, но не забывай, что бойцы города практически не знают. Дождь… наверняка засады. Короче, не выйдут. У нас нет выбора. Теперь кто кого измором возьмет.
За стенами палатки раздалось мощное, перекрывающее шум дождя рычание «Урала». Привыкшие, что без надобности машины не гоняют, экономя топливо, Ринат и его наставник поднялись и вышли из палатки под дождь.
Машина была не их. И бойцы в камуфляже, что повыскакивали из кузова и становились в строй, не обращая внимания на грязь и воду, тоже были незнакомы командирам. Не мешкая, Ринат и его наставник направились к этим новичкам и, заметив старшего, потребовали представиться.
– Командир отдельного взвода разведки. Мы авангард колонны. Через полчаса подойдут остальные.
– Какой колонны?
– Мы южнее вас зачищали район… вчера поступил приказ выдвинуться к вам для поддержки.
Ринат усмехнулся и только головой покачал. А наставник, оценив такую удачу, быстро стал расспрашивать:
– Снаряды к минометам сто двадцаткам есть? Патроны? Гранаты?
– Ну да. Мы вообще не тратили за все время похода. Найдется все, что нужно.
– Сколько у вас людей? – спросил наставник, уже сияя от удовольствия.
– У нас три роты. И два отдельных взвода. Считайте, что неполный батальон.
– Провизия?
– Обижаете. Говорю же, зачищали южнее вас. Хорошо зачищали.
– Кто у вас командир? – спросил Ринат.
Комвзвода еще минут пять отвечал на вопросы, но потом взмолился, чтобы его ребят запустили под навесы и в палатки от дождя. Ринат понял, что, собственно, осталось и правда только ждать колонну, позвал наставника в машину штаба, чтобы уже по-другому взглянуть на ту же карту, над которой еще недавно разочарованно готов был признать провал.
В машине его сразу обрадовали тем, что Роман был подобран бэтээром и уже вырывается из города.
– Он же там, как мышь, заперт был, – удивился наставник.
– Взорвали стену в соседнюю квартиру и через другой подъезд с боем вырвались.
– Он ранен? – спросил Ринат.
– Ни царапины, но с ним пара бойцов уцелевших. Те да… ранены.
– Будут что сообщать, сразу мне передавайте, – сказал Ринат и повернулся к наставнику и начальнику штаба, которого уже удивили новостью о подошедшей колонне подмоги. – Что там с остальными?
– Нас выбили вот отсюда. По сути, БТР забрал последних, включая Романа. Так что этот район нам не подконтролен. – Указывая по карте на недалекую часть города от фабрики, начштаба сказал: – А здесь наши наткнулись на укрепленный квартал. Есть все основания считать, что именно там их КП. Баррикады, гранатометы, автоматы, гранаты… они там отбили уже две наших атаки. Если нет возражений, то подошедших мы именно этим кварталом и озадачим. Нам не собрать там еще народ, чтобы третий штурм устраивать.
– Отлично. КП – это то, что мне и было нужно, – кивнув, сказал Роман. – Дайте координаты артиллерии. Пусть сровняют этот квартал. Не хочу даже вспоминать потом о нем.
Пока наставник передавал указания по рации, начальник штаба очертил большой участок города и сказал:
– Это то, куда мы не дошли. Но там не могут прятаться оставшиеся жители. Физически.
– А куда же они делись?
– Можно уже уверенно говорить, что, пока мы возимся с уличными боями, они покинули город. Больше того, я могу сказать, что покидали они его вот здесь, – начштаба показал участок условной обороны городского ополчения. – И как ни странно, именно отсюда в первую очередь Роман снял своих снайперов перед уходом в город. Этот участок был полностью оголен.
– А наши?
– А наших мы сняли еще раньше.
– Молодцы, – только и сказал Ринат. Обращаясь к вернувшемуся наставнику, он сказал: – Мы упустили жителей.
– Это как? – не понял тот. Ему объяснили, и он присвистнул. – Когда мы сняли последних людей отсюда? Даже если они вышли часа три назад, то они минимум на десять километров отошли.
– Снарядить погоню? – спросил начальник штаба. – Но они, скорее всего, не просто чухают пешком, наслаждаясь дождиком. Наверняка у них и транспорт есть, и, более чем вероятно, охранение. То есть посылкой взвода тут не ограничишься. А два-три взвода нам нельзя посылать. У нас основная задача – город.
Ринат хмуро глядел на карту, и даже вошедший в машину комвзвода разведки из новой колонны не отвлек его от мыслей. Наконец он сказал:
– Пошлите вертолет и два отделения бойцов. Вертолет должен найти колонну и высадить отделения для засады на ее пути, после этого вернуться и, уничтожая замыкающих, гнать колонну на засаду.
– Это ничего, что погода нелетная? – насмешливо спросил Рината наставник.
Ринат посмотрел на него и ответил жестко:
– Никто не должен уйти. Если эта колонна закрепится в другом населенном пункте, нам придется начинать все снова. Я больше такого позора не перенесу.
– Но вертолеты в такую погоду не летают, – изумился наставник.
– Точнее, летают, но недолго… и недалеко… – хмуро поправил начальник штаба.
– Я сказал – пусть летят. – Обращаясь к новенькому, Ринат сказал: – Выделите два отделения. Из тех, у кого не будет сомнений стрелять или нет по безоружной толпе. Возьмите боезапаса побольше. И на площадку вертолетную… вам покажут. Наставник, проводи и отправь.
Не выражая эмоций, наставник и комвзвода вышли, чтобы отправить людей. Начальник штаба тоже воздержался от хмыканья и прочих выражений чувств, в кузове штабной машины только рация надрывалась десятком голосов командиров взводов и ротных, сообщая, куда их занесла нелегкая.
7
– Антон! Что у вас там происходит? – требовательно кричал Ханин в рацию.
Отдельные слова, которые он улавливал в ответах, ничего ему не говорили.
– Мать вашу! Сделайте связь! – рявкнул Ханин на техников.
– Там сейчас ад, – сказал один из командиров ополчения, поглядывая на зарево за пятиэтажками в стороне «безопасного» квартала. – Посмотрите. Ведь никуда больше не стреляют, только туда весь огонь сконцентрировали.
Сквозь непонятно как уцелевшие, запыленные стекла фабричного управления Ханин с рацией в руках тоже посмотрел на дым и пламя, что поднимались над, казалось, неприступным убежищем. Они все рассчитывали на этот квартал, что он станет последним спасением, когда боевики займут весь город. Но случилось странное и непонятное. Именно на него был обрушен весь гнев и вся злость бандитов. Обстрел продолжался уже больше получаса, и при таком количестве сотрясающих, казалось, весь город взрывов Ханин уже не надеялся увидеть Антона живым. Запертые на небольшом островке ополченцы в том квартале теперь стали жертвами бездумной надежды на спасение.
Обстрел прекратился на сороковой минуте, и Ханин в который раз попытался связаться с Антоном.
– Антон! Кто меня слышит с тридцатых Энтузиастов? Ответьте!
Ждать долго не пришлось. Чей-то искаженный голос сказал, что по этому адресу уже больше точно никто жить не будет.
– Что за шутки! – возмутился Ханин.
– Да какие уж тут шутки, – сказал голос опять насмешливо. – Тут непонятно как полдома уцелело…
– Рухлова там видели?
– Ага. Он поднялся на развалины с остальными, хотят удержать квартал.
– Вы можете найти его и дать рацию?
Кряхтение в микрофоне и грустно-насмешливый ответ:
– Боюсь, что нет. Я ранен.
– Кто-нибудь на ногах там есть?
– Все, кто мог, пошли защищать квартал от штурма. Я там как раз уже выстрелы слышу.
Говорить собственно было не о чем, и Ханин отдал рацию штабисту, который стал вытаскивать нужные ему сведения из раненого.
Рассматривая сквозь муть окна и дождь все больше опускающийся в сумерки город, Ханин думал только о том, что он даже с Антоном попрощаться не успел. Да еще напоследок кретином обозвал. В то, что из окруженного наверняка квартала Рухлов сможет выбраться, у Ханина были большие сомнения. Он просто в это не верил, хотя и надеялся.
– Что делать будем? – спросил, нарушив молчание, командир одного из отрядов ополчения.
– Надо идти им на выручку, – сказал Ханин. – Не верю я, что они плотно взяли в кольцо квартал. Наверняка можно будет пробиться.
Командир ополченцев поджал губы и, помолчав, сказал:
– Я тогда поведу своих. Посмотрим, что там и как.
Кивнув, Ханин сказал:
– Только держите связь. Постоянно держите связь.
Когда командир ушел, Ханин, опираясь на трость, добрался до стула и, отставив в сторону ногу, сел перед картой города на столе. Вошел Михаил, что ходил за водой в соседний корпус фабрики, и, поставив пластиковые бутылки на пол у входа, одну передал Ханину.
– Там ребята хотят уходить… – сказал Михаил тихо. – Мол, потом возможности не будет. Пока сейчас боевики заняты теми на Энтузиастах, можно проскочить по северу.
– Идиоты, – только и сказал Ханин. – Там мины. Не зная, какие дороги заминированы, а какие нет, хрен они куда выйдут.
– Они-то не знают, – пожал плечами Михаил.
– Так сходи и скажи им.
Казалось, паренек опешил. Он собрался с духом и сказал:
– Не пойду. Опять меня стукачом обзовут.
Ханин поглядел в глаза парня и сказал уже не зло:
– А что, лучше, чтобы они сейчас по дурости побежали и там подорвались? Иди скажи им, что в штабе слышал, что северное и южное направления заминированы полностью.
– Они тогда на восток попробуют прорваться, – уверенно сказал Михаил.
Их разговор уже привлек внимание штабистов, и все слушали, что же теперь скажет Ханин. И тот с тяжелым вздохом сказал:
– Иди к ним и скажи, что если в течение часа посланный отряд не вернется с Рухловым и уцелевшими, то мы уходим из города. Скажи, что ждем темноты, чтобы нас не перестреляли.
Михаил, все еще сомневаясь в том, что делает, вышел, и один из ополченцев, что помогал в штабе на связи, сказал:
– А ведь они правы. Если мы хотим выжить, то надо уходить. Мы сделали то, зачем оставались. Колонна беспрепятственно ушла. Вон, они же полчаса назад сообщали, что уже прошли деревню… как ее… так что мы тут уже не нужны. Не пора бы сваливать?
Ханин задумчиво посмотрел на парня и сказал:
– Ночью. Если до ночи не вытащим наших, то просто уйдем. Тут ничего не поделать.
– До ночи они могут весь город перекрыть и опять к фабрике вернуться, – пробубнил ополченец.
Ханин начинал злиться. И от усталости, и от голода, и от бессонницы он уже не просто плохо понимал, что происходит, а его буквально тошнило от их положения и необходимости что-то предпринимать. Не обращая внимания больше ни на кого, он погрузился непонимающим взглядом в карту и попытался представить, как уходить в случае чего. Получалось плохо. Тогда он взял карандаш и, очертив кругом бумажную фабрику, где сейчас находился, повел линию по улицам к восточной части города.
– Подойдите сюда, – позвал он всех, кто присутствовал в штабе.
– Вот этим маршрутом уходить из города. Вот по этой дороге через двадцать километров будет село. Там все собираемся. Ясно? Не в первой деревне, а во второй, если по-русски. Сейчас пойдите и объясните это бойцам на постах, чтобы ночью не шарахались, а уходили четко куда сказано.
Несколько человек вышли, а оставшиеся вернулись к рациям и большой карте города. Ханин мутным от непонятной слезливости взглядом оглядел кабинет фабричного директора и подумал, что человек, его раньше занимавший, очень любил большие помещения. Чтобы было много воздуха и света. Спасибо ему, подумал Ханин с усмешкой, а то где бы они развернулись. Мысли о прошлом этого кабинета и его неизвестном хозяине заставили его вспомнить, кем он был когда-то… вспомнить, как в детстве тоже любил, чтобы никто не закрывал шторы днем, чтобы желательно даже зимой была открыта форточка. Он вспомнил, как когда-то сам был курсантом и больше всего любил утренние пробежки по Александровскому парку, где летом, несмотря на ранние часы, собирались девушки выгуливать своих далеко не комнатных пород собак. Как с четкой периодичностью раз в неделю одна из собачек вырывалась из рук дамочек и неслась за курсантами. Вспоминая, как они тогда ускоряли ход, Ханин улыбался и не сразу спохватился, что вообще-то не время и не место для улыбок. И тем более для воспоминаний.
– Наши на связи, поговорите, – протягивая ему рацию, сказал связист.
Ханин словно из сна вынырнул и, взяв в руки рацию, прохрипел в нее:
– Да… – Прочистив горло, он повторил: – Да! Ханин слушает.
– В общем, мы не можем к ним подойти, – сказал вроде бы недавно ушедший командир ополченцев.
– Почему?
– Их тут нереально много, – словно восхищаясь, сказал тот. – Долбят по кварталу из всего чего могут, но и тылы прикрывают. Мы сунулись… Я потерял двенадцать человек просто за несколько минут.
– Не видно, что там происходит? У Антона?
– Нам не подняться, да и вообще на открытое место не выйти – снайперов немерено. Меня чуть дважды не подстрелили, пока вдоль одного дома продвигались.
– Понятно, – сказал Ханин, стараясь не выдать своего разочарования.
– Что нам делать? – спросил командир ополчения.
Чуть подумав, морща болезненно лоб, Ханин сказал то, что должен был сказать:
– Отходите обратно. Будьте осторожнее.
Ханин отпил из бутылки холодной дождевой воды, уже не особо беспокоясь о ее чистоте – да никто уже особо о таких вещах не беспокоился, – и передал ее связисту, что стоял рядом с ним.
– М-да. Беда, однако, – сказал он в никуда.
– Вы насчет Антона? – спросил связист.
– Да. Ему не вырваться оттуда. И мы ничем помочь не сможем.
– Может, я еще раз попытаюсь связаться с ними.
– А толку-то? Опять раненый ответит.
Связист отошел и снова по рации вызвал квартал на проспекте Энтузиастов. Ему ответили не сразу, но когда ответили, Ханин, забыв про боль в ноге, поднялся и прошел к связи:
– Антон? Ты?
– Ага… Слушай, Ханин, ты был прав, конечно. Я кретин, что сюда полез. Но нас тут еще много. Может, вытащите идиотов? А?
Ханин прямо чувствовал, что Антон улыбается, когда говорит там, и оттого ему было еще больнее сообщать правду:
Читать бесплатно другие книги:
