Князь лжи Смирнов Андрей
— И что это значит?
— Мне был дан меч. Получившего венец впоследствии назовут младшим богом или властителем демонов. Он становится богом того или иного места, управляя локальной областью где-нибудь в Верхних или Нижних Мирах. Получивший маску приобретает способность к трансформации. Он не привязан к какому-то определённому облику, как оборотень. Может стать чем угодно… Шестая, последняя рука — особенная. В ней ничего нет, и её Картваил держит напротив груди, ладонью к себе. Никто и никогда не приобретал дар, сокрытый в пустой руке. Предполагается, что его получит тот человек, в котором раскроется сила анкавалэна. Поэтому последняя рука Картваила пуста: она лишь укажет на избранника, но ничего ему не даст. Конечно, никто не может знать точно. Это лишь предположение. Школа всегда ставила своей целью получить именно этот дар — дар, которого нет. Но пока — безуспешно. Маска, иногда венец, редко — меч. Три формы бессмертия, доступные для таких, как мы. Но как достичь нашей настоящей цели, мы пока не знаем. И никто не знает.
— И ты считаешь это неудачей? — Я покачал головой.
— Да.
— Мне бы твои «неудачи»…
Эдрик не ответил.
Потребовалось некоторое усилие, чтобы отвлечься от мыслей о бессмертии и вернуться к реальному положению дел. Хотя очень не хотелось этого делать. Мечтать о бессмертии так приятно…
— Пора, — Эдрик потряс меня за плечо.
Чуть менее суток я провёл в состоянии, близком ко сну. Точнее было бы назвать это «беспамятством» — моё тело спать уже не могло, но чтобы не расходовать зря энергию, я ввёл необходимые коррективы в поддерживающие заклятья, заморозив все протекающие в теле процессы. Мир погас, мысли остановились, время перестало существовать…
Теперь, пробудившись, я восстановил энергообмен. Самый долгий день в году миновал, солнце пошло на убыль, единственная стрелка на золотых часах, расположенных на вершине Слепой Горы, миновала чёрную трещину, делившую циферблат надвое.
Мост затихал. Длинные стальные иглы, прораставшие из тел, зашевелились при моём приближении, но неуверенно, словно не могли решить, нужно ли убивать меня или нет. Колдовским зрением я мог видеть потоки сил, окружающих Слепую Гору неким подобием заворачивающегося в спираль вихря. Здесь находился один из важнейших узлов мироздания, может быть, даже центр всей Сальбравы, и не существовало никакого волшебства, с помощью которого можно было бы перелететь через ров. Существовал только один путь, позволяющий проникнуть внутрь, и этот путь открывался два раза в сутки на считанные минуты.
— Ты ведь истратил почти весь свой «запас», так? — спросил Эдрик.
Я молча кивнул.
— Я тебе помогу.
— Но ведь…
— Это не помешает, не волнуйся.
Я ощутил прилив благодарности. Какие бы мотивы не заставили Эдрика отправиться со мной в этот путь, он здорово помог мне, и, наверное, мне стоило считать его своим другом. Как бы сильно его мозги не были промыты философией Школы Железного Листа, он вовсе не был таким бездушным типом, каким иногда казался. Надеюсь, я останусь в живых и у меня ещё будет возможность его отблагодарить.
Как только иглы замерли, я, вскрывая последние запасники силы, прыгнул на Мост. Сапог впечатался в мокрую от крови спину, я перемахнул через несколько тел, приземлился на чей-то живот, выдавив из мученика стон боли, бросился дальше. Скользкие, полуживые тела, были не самой лучшей дорожкой для пробега; в любой момент я мог споткнуться, потерять равновесие и налететь на какой-нибудь тонкий стальной шип, пробивавшийся, словно диковинная травинка, из-под груды плоти, но я старался не задумываться об этом. Энергия бурлила во мне, тело казалось лёгким, как пушинка, движения были точны и стремительны. Я знал, что это состояние продлится недолго — почти все запасы я растратил вчера, пытаясь преодолеть заклятья бессмертного стража — и старался за отпущенное время пробежать как можно большее расстояние. Эдрика я не видел, но смутно ощущал его присутствие рядом с собой, справа… и сверху. Вероятно, он опять перешёл в состояние клинка. Пока он просто был рядом, и ничего не предпринимал.
Хотя я бежал быстрее ветра, Игольчатый Мост, казалось, становился всё длиннее и длиннее. Вероятно, так и было. Что-то странное происходило здесь с расстояниями. Мои запасы силы иссякали. Движения замедлялись. Краем глаза я заметил дрожание шипов — Солнце заходило, и они готовились пробудиться к жизни. Быстрее, ещё быстрее… Я почувствовал, что начинаю задыхаться — тело не выдерживало такой нагрузки.
Я успел пробежать две трети пути до того, как истекло отпущенное время. Закат — которого в этом месте я всё равно не видел — превратился в ночь, и Мост ожил.
Сначала он двигался медленно — иглы раскачивались, как трава на ветру, и слепо тянулись в моём направлении, но чем дальше, тем быстрее и увереннее становились их движения. Вопли мучеников обрушились на меня дикой, оглушающей какофонией. Тела задвигались, заизвивались, я несколько раз терял равновесие и лишь чудом избегал летящих ко мне игл. Мост тем временем пробудился окончательно. Я чувствовал: он хочет поймать меня, нацепить на стальной шип, насладиться моей болью. Игольчатый Мост — не механическое приспособление. Скорее уж, какое-то странное животное, порождение извращённой фантазии одного из тех богов, которые создали это место. Прямо передо мной, разрывая тела, вырастали новые и новые шипы, я перепрыгивал через них, но видел, что впереди меня уже ожидают такие же, перекрывая путь подобием решётки. Высверк над правым плечом возвестил, что Эдрик наконец включился в игру. Я услышал звон, и увидел, как прутья осыпались — самого движения клинка я не видел. Меч замер в двадцати шагах, ожидая, когда я доберусь до этого места. Я перепрыгнул обрезки прутьев. Справа и слева, одновременно, метнулись две длинные иглы — меч срезал и их тоже. Дальше, дальше… Какой-то человек — или демон — захлебнулся криком, когда я наступил ему на лицо. Маленький ровный участок — спина лошади в окружении человеческих тел — я взбегаю по шее, отталкиваясь от черепа, лечу вперёд…
Внезапно всё кончилось. Тел под ногами больше не было, я стоял на камнях. Громада Слепой Горы заняла полнеба. Игольчатый Мост позади. Я прошёл.
Внутрь Слепой Горы вела пещера. Я находился, быть может, на расстоянии двадцати пяти или тридцати шагов от входа. Что там внутри, разобрать невозможно — между мной и пещерой пульсировало нечто вроде светящейся серебристой плёнки, набирающей с каждым мгновением силу и цвет. Эдрик говорил, что внутри находится какой-то храм, посвящённый всем богам сразу, а также — портал, который перенесёт меня в любую из Сфер Сальбравы по моему желанию.
Но сначала…
Я шагнул к плёнке.
Плёнка приобретала подобие большого зеркала, чем ближе я подходил, тем быстрее шло его формирование. В переливающемся, похожем на серебрённое море, отражении, я видел зеленовато-бурые небеса, и каменистую серую равнину, смутный образ Моста, себя самого, приближающегося к концу пути…
Нет.
Там был не я.
Я не сразу понял, что вижу в отражении. Фигура, которая двигалась мне навстречу, принадлежала кому-то другому. Она повторяла мои движения, но не слишком точно. Я замедлил шаг, но она продолжала двигаться с прежней скоростью. Это был… Мне показалось, я вернулся в один из своих снов — в кошмар, где я не был собой, а был кем-то другим… вернее — вместо меня был кто-то.
Рваная хламида, клюка в левой руке. На лице — маска. Нет, не так: лица нет, пустота под капюшоном, и на эту пустоту нацеплена грубая серая маска.
Слегка прихрамывая он (оно?) добрался до границы, разделявшей реальный мир и отражение. Я стоял в двух шагах — замер от ужаса, не понимая, что происходит. Зеркало вспухло, стало жидким, потом — сошло, как пена, пропуская это в наш мир. Не соображая, что делаю, я выставил перед собой руки, как будто бы так мог защититься от этого. Существо в маске протянуло свою длань. Я почувствовал прикосновение — холодное, как будто бы из меня вытянули что-то… Не энергию, нет… словно нечто неведомое пришло в равновесие, когда он прикоснулся ко мне…
Я услышал голос — бесполый, бесстрастный, механическое движение звука в застывшем воздухе:
— Ты помог мне вернуться. Я этого не забуду.
Глава двадцатая
Преображения не произошло. Плёнка, отделяющая бывшее от небывшего, существующее от возможного, в которую должен был войти Льюис Телмарид для того, чтобы измениться, разорвалась изнутри. Тварь, которая вылезла в реальный мир, сильно — с точки зрения Эдрика — смахивала на какого-то демона, и в первые мгновения он полагал, что именно таким странным образом и совершается смена природы: одна сущность уже есть, вторая — ещё не успела исчезнуть. Потом — почти сразу — он понял, что это не так. Что-то пошло неправильно. Или — правильно по каким-то иным, высшим закономерностям, но не так, как они предполагали. Человек не исчез, не перешёл в это. Что-то приобрело существование, реальность изменилась, впустив новую сущность, но Льюис остался тем, кем был. Вот он — отшатывается, едва удерживаясь на ногах, от этого существа. Мембраны нет, есть Слепая Гора, демон в маске, умирающий человек и бессмертный.
Позже Эдрик жалел, что не перешёл в меч и не попытался убить это сразу же. Неизвестно, сумел бы он достичь успеха, но тогда у него хотя бы был шанс. Он уверял себя, что попытался бы — если бы сразу понял, что это за тварь. Но существо, хотя в нём и ощущалось что-то необычное, не казалось чрезмерно грозным. Эдрик и предположить не мог, что не раз уже слышал об этом существе — о нём рассказывалось в древних легендах, оно упоминалось в притчах и нравоучительных баснях, его титулами пугали детей, его имя изрыгали в проклятьях…
— Пойдёмте внутрь, — предложил Лицемер, и, повернувшись, вошёл в пещеру.
Эдрик посмотрел на своего спутника. По лицу и движениям Льюиса было видно, что он выпал из реального мира, всё его существо выражало ужас, он был полностью ошеломлён… Он перестал пятиться только тогда, когда Эдрик сжал его плечо. Похоже, Льюис не соображал, что за спиной — Мост, который мгновенно расправится со всяким, приблизившимся к нему в недозволенное время.
Льюис вздрогнул, судорожно оглянулся. Эдрик тряхнул его. Это привело колдуна в чувство.
— Это… это он… — заикаясь, чуть не плача, проговорил Льюис. В таком жалком состоянии Эдрик видел его впервые.
— Кто он?
Льюис судорожно сглотнул.
— Оно… существо из сна…
Всё это напоминало какой-то бред. «Может быть, это Ночная Тень? — подумал Эдрик. — Тварь, которую он встретил в Морфъёгульде. Тайвэ мог ошибиться, и я — тоже. Возможно, всё это время он был одержим, но Тень хорошо пряталась в нём…»
Он ещё раз с сомнением взглянул на Льюиса. Тот казался совершенно раздавленным, опустошённым. Издыхающий, полубезумный старик… аромат разлагающейся плоти ударил Эдрику в нос.
«Интересно, — подумал Эдрик. — Кто разговаривал со мной всё это время?.. Та цельность и воля, которые я видел в нём — кому на самом деле принадлежали?.. Человеку? Или демону?.. Кто почти стал моим другом?.. В ком я чувствовал равного себе? В человеке?.. Или?..»
Он посмотрел в сторону пещеры. Необходимо понять, что происходит. Он отстранил Льюиса с дороги и двинулся ко входу. Жалкий раздавленный человечек как-то разом вышел из фокуса его внимания. Эдрик должен понять.
Льюис беспомощно смотрел ему вслед. Он по-прежнему не мог оправиться от шока. Безумие жило в нём, до времени сдерживаемое стальной волей, но сейчас эта воля пропала, и голодные твари — осколки чужих Келат, подцепленных в Морфъёгульде, вырвались на волю. Всё разваливалось на части. «Эдрик…» — за это имя он смог кое-как зацепиться. В хаосе, в который превратился его внутренний мир, это имя означало какую-то надёжность, уверенную в себе силу. Он пошёл за тел-ан-алатритом — слепо, не понимая что делает.
Клюка постукивала по камням. Каменный коридор, не такой уж и длинный, в конце — серебристая дуга портала. Непосредственно перед порталом коридор расширялся. Стены в этом месте были заставлены статуэтками и изображениями божеств. Это был храм Слепой Горы, который надлежало пройти, прежде чем получить право покинуть это место. Не доходя нескольких шагов до храма, Лицемер остановился.
Он вернулся.
Он снова жив.
Последовавший не испытывал счастья — способность отдаваться веселью или горю он утратил после того, как его обман раскрыли и сбросили с небес, сделали тем, чем он стал — но нельзя сказать, что он не был доволен. Был. После всех неудач, после стольких веков забвения… Наконец-то!
Он обвёл храм взглядом. Все силы были представлены здесь, все олицетворённые энергии Светил. Все, кроме… таких, как он.
Левую стену делили между собой изображения Князей Тьмы и Лунных Владык — тех, кто остался в мироздании, кого не изгнали и не бросили в Озеро Грёз. Здесь были и Австевер, и Князь Мёртвых, и те братья Последовавшего — бывшие братья — которые признали власть Солнца в обмен на жизнь и частичку прежней власти…
Шаги за спиной…
— Повернись. Нужно поговорить.
Лицемер не пошевелился. Эдрик был бессмертным, но с точки зрения Лицемера — юнцом, мальчишкой. Не его появления ждал Последовавший.
Пока ещё было время, он продолжил рассматривать храм. Перевёл взгляд на правую сторону. Эту стену целиком занимали изображения Солнечных Князей.
Лицемер вспоминал.
Альгунт… Его было трудно обмануть на Острове Скрытого Яда. Всё чуть было не провалилось ещё во время второго прихода богов на Остров. Пресветлый Альгунт своим всевидящим зрением — даром Солнца верному рабу — едва не увидел пещеры, где дети Горгелойга укрывали растущего Солнечного Убийцу. Кукловод всё же сумел обмануть его, заполнив Остров своими куклами. Альгунт испепелил их всех своим взглядом, но ребёнка так и не нашёл.
Судья Богов, Травгур.
Талья, Богиня Цветов.
Элайна. Гадина. К ней Лицемер не ощущал ничего, кроме ненависти. Как медленно рос Убивающий! Сколько сил потребовалось, чтобы ежечасно укрывать его от взора богов и самого Солнца! Сколько надежд возлагалось на него!..
Слишком медленно рос Убивающий, вызывавший всё больше опасений даже у своих воспитателей. Сознание его долгое время оставалось неизменным, проходило столетие — а ребёнок взрослел ровно на год. Сила же его прибывала с каждым часом. Откуда черпал он её? Лицемер не знал. В точности этого не знал никто, кроме Горгелойга, творца Солнечного Убийцы.
Убивающий, испугавший Князя Мёртвых, избегнувший взгляда Альгунта, убивший навсегда Маркиша-Борца, разрушив само сосредоточье воли — Живой Алмаз — Солнечного Бога, оказался в плену первой же улыбки Элайны, Чарующей Танцовщицы. За века Последовавшим удалось сформировать в сгустке смертоносной силы, которой был Убивающий, некое подобие сознания, личность, способную этой силой управлять. Таким образом они надеялись использовать Убивающего для уничтожения Солнца — и только. Они не хотели дать этой силе разлиться и поглотить всё сущее. Но это и сделало его уязвимым. Элайна поймала душу юного бога в свои сети — ей, обладавшей схожими с Лицемером способностями, сделать это было совсем не трудно.
Ребёнка заточили совсем недалеко — Лицемер знал, что стоит буквально на крыше его усыпальницы. Мировой Столб — место, откуда открываются все миры, тёмно-серая колонна, игла в сердце Сальбравы, пронзающая мироздание от Дна до Эдема, от яви до Страны Неувиденных Снов — Мировой Столб был не более чем гвоздём, вбитым богами в гробницу Убивающего. Убивающий покоился под Столбом, но путь к нему был закрыт. Сам по себе Лицемер был лишён каких бы то ни было талантов и атрибутов вроде всевидящего зрения Альгунта или жезла Осалогбора, разрушающего любую преграду. Лицемер заимствовал чужие таланты, когда надевал чужие лица, но Озеро Грёз лишило его всех прошлых обличий. Он мог бы начать Игру с Эдриком — маска клинка-оборотня была бы не так уж плоха для начала, но Игра требует времени, а сейчас вот-вот должна была появиться настоящая цель.
— Если хочешь жить, тебе придётся ответить на мои вопросы, — ровным голосом произнёс Эдрик.
Лицемер хотел улыбнуться — но не смог: непослушные каменные губы не складывались в улыбку. Как забавно — мальчишка пытается ему угрожать. Это могло бы стать началом красивой, быстрой партии. Но…
Он обернулся — не из-за Эдрика. Спотыкаясь, в пещеру вошёл Льюис. Его взгляд блуждал, дрожь сотрясала тело. Он казался больным животным. Страдание без разума, чувство без понимания. Жалкое существо.
— Тебя нужно уберечь, — почти ласково произнёс Лицемер. Он знал, что сейчас Льюис не поймёт его, хотя и услышит. Но позже это, возможно, будет иметь значение. А возможно, и нет. — Сейчас станет немного шумно… и ты можешь пострадать.
Он произнёс несколько слов на Истинном Языке. Этой магии лишить его не мог никто, хотя было время, когда боги и полагали, что отняли у него всю силу. Повинуясь жесту Последовавшего, Льюис поднялся в воздух и поплыл по коридору. Когда он поравнялся с Лицемером, тот сделал резкое движение клюкой — Льюис, по-прежнему невесомый, кувыркаясь, полетел в сторону портала. Когда он пересекал пространство между изображениями Князей Света и Тьмы, у него ясно возникло ощущение присутствия каких-то сил или существ, но он, лишённый разума и воли, не был способен к ним обратиться — даже мысленно. Пространство внутри округлой серебристой арки портала было заполнено мерцающим переливающимся светом, Льюис влетел в него и… пропал.
Лицемер едва успел обернуться, чтобы встретить атаку стража. Фремберг материализовался в пещере за миг до того, как Льюис скрылся в портале, драгоценный жезл прыгал в его руках. Свет залил всё вокруг, казалось — высветил Слепую Гору насквозь; чувствуя нагнетаемую в жезл силу, Эдрик внезапно осознал, что стоит между бессмертным волшебником и демоном в маске. Он прыгнул в сторону, прижался к стене.
Раздался режущий свист, а затем грохот. Луч света, ударивший из жезла, исказился и обрушился не на Лицемера, а на храм за его спиной. Во вспышке исчезло всё, гора содрогнулась. Сквозь клубы поднятой пыли Фремберг разглядел сутулую фигуру с клюкой… и разрушенный храм.
— Благодарю, — сказал Лицемер, и в его голосе явственно слышалась насмешка. — Как бы ещё я мог это сделать?..
Фремберг хотел закричать от ярости: он понял, что только что произошло. Храм являлся последней преградой: боги какой-то крошечной частичкой себя присутствуют в освящённых изображениях, и они могли ощутить возвращение того, кого некогда низвергли. Инстинктивно Фремберг насытил жезл новым пучком силы; найдись у него время оценить ситуацию, он понял бы, что это бесполезно. Перед ним стоял не призрак Тёмного Князя, а сам Князь, во плоти, и противостоять ему в волшбе мог только равный. Лицемер пользовался магией высшего порядка: Истинной Речью творился мир в первые его дни, когда в слова, как в формы, отливалась божественная сила анкавалэна. Дети Светил знали этот язык полностью; он был тем языком, на котором они, стихии и силы мира, говорили между собой — Фрембергу же, обретшему бессмертие немногим более ста лет тому назад, было ведомо лишь несколько Имён, одно из которых было его собственным. Разум чародея судорожно метался в поисках выхода. На какой-то момент он потерял себя. Он хотел обратиться к властителям Сальбравы: может быть, они услышат его крик. Он мог ненавидеть их, называть их тиранами, мечтать о мятеже, но, оказавшись наедине с Тёмным Князем, был готов целовать ноги Солнечным Богам, лишь бы они спасли его. Для гордости не осталось места, сердце затопил дикий, почти животный ужас: он знал, что Лицемер способен сотворить с ним нечто много более худшее, чем смерть… Он искал слова молитвы, выученные давным-давно, ещё в детстве, когда он был человеком, но они не приходили на ум: повзрослев, Фремберг слишком хорошо постарался забыть их, ведь он полагал, что бессмертие делает его равным богам, вознося над человеческим стадом. Его возмущало, что боги — в лице своих посланников — считают его чем-то мало отличающимся от этого самого стада; теперь же он был готов принять эту роль, готов на всё что угодно, лишь бы спастись.
Он вдруг увидел Лицемера рядом с собой, совсем близко, Последыш будто бы обнимал его, заглядывая в глаза.
— Поздно, — произнёс Лицемер, и в его голосе Фремберг услышал удовлетворение. Маска покрылась каким-то подобием копоти, налёт посветлел, потёк, как воск, принимая новую форму… форму, в которой Фремберг узнал…
Найдись у него ещё несколько мгновений, он, может быть, сумел бы понять, что его страх, внутренний надлом, сделавшие его готовым на всё ради спасения, — не принадлежат ему, отчаянье внушено извне. Вернее — не принадлежали; но Фремберг принял их как свои, и они стали его частью. Лицемер сломал его волю, переломил внутренний стержень, как сухую тросточку. Он начал Игру по своим правилам и закончил её так и тогда, когда ему было нужно.
…От взрыва часть пещеры обрушилась, и Эдрика завалило камнями. Чтобы выбраться, ему потребовалось перейти в меч. В этом состоянии он был неуязвим, для него не существовало препятствий. Синий клинок вылетел из-под завала, взметнув целый фонтан камней. Пещера изменила форму, став значительно шире — похоже, часть скалы Фремберг просто испарил.
Больше разговаривать с демоном в маске Эдрик не собирался. Похоже, тот не был способен вести себя как разумное существо — а может быть, просто не воспринимал Эдрика как ровню и поэтому не считал нужным обращать на него внимание. Какой из этих двух вариантов был истинным, Эдрика не волновало — он собирался убить демона в любом случае.
Но демона не было. На месте разрушенного святилища теперь были обломки, вибрировал уцелевший портал, и Фремберг Либергхам устало опирался на посох. Ещё раз осмотревшись, Эдрик превратился в человека.
— Где он? — Спросил тел-ан-алатрит, опускаясь на пол.
Фремберг раздражённо посмотрел на него.
— Я его прикончил, — и пробурчал. — Идиоты…
— Что это было?
— Существо вроде того, что вселилось в Нарвериша. Только посильнее. И более удачливое. — Чародей сделал кислую мину. — Не нужно было помогать твоему дружку…
— Объясни, что произошло, — потребовал Эдрик. — Если он был одержимым, почему ты не почувствовал его?
— Слишком хорошо спрятался.
— Для чего этим тварям проходить Мост?
— Чтобы приобрести самостоятельность. Видишь ли, помимо двух «нормальных» способов прохождения существуют ещё два… ммм… извращённых. Если ты человек, но твой Тэннак имеет демонические свойства, ты можешь попробовать пройти Мост на закате до летнего солнцестояния. Тогда ты станешь… скажем так, человекодемоном. Возможен и обратный вариант — для достаточно могущественных демонов. Им нужно идти на рассвете после летнего солнцестояния. И в том, и в другом случае риск очень велик, но некоторым везёт, и они приобретают вторую природу, не теряя своей изначальной. Их очень сложно уничтожить. Даже будучи развоплощёнными, они могут овладеть живым существом и попытаться пройти Мост в его обличье. При правильном учёте баланса сил подобное прохождение исцелит их — по крайней мере, одну из двух половинок их естества, в то время как человек или демон, служивший им носителем, не получит ничего.
— Понятно. — Эдрик ещё раз оглядел пещеру. — А зачем ты уничтожил храм?
Фремберг заскрипел зубами.
— Я не хотел… не подумал… Эта мерзость так выбрала место… — Он выругался. — Не хотел дать ей сбежать…
— У богов будут претензии?
— Возможно, и нет. Постараюсь восстановить тут всё, как было. — И мрачно закончил: — За сто лет, думается, справлюсь…
— Ты не можешь узнать, куда этот демон выкинул Льюиса?
— Боюсь, что нет. Забудь о нём. Есть кое-что поважнее.
— Что? — без интереса спросил Эдрик. Его гнело какое-то неприятное чувство. Как будто бы что-то… неправильно. Предчувствие было смутным, неотчётливым. Что-то не так. Но непонятно — что.
— Теперь, когда сила Солнечных Богов не влияет на это место, одна очень опасная бестия, запертая под храмом, — драгоценный камень в его посохе качнулся, указывая на пол, — может пробудиться. Нужно прикончить её, пока этого не произошло. Я рассчитываю на твою помощь.
— Боишься, что не справишься с ней сам?
Фремберг кивнул.
— Я знаю, что не справлюсь. Даже эта вещь не поможет, — он задумчиво покрутил посох в руках. — Она неуязвима к магии. Только такое существо, как ты, могло бы её убить.
Он подошёл к разрушенному святилищу и произнёс несколько заклинаний. Эдрик увидел, как плавится камень — сначала исчезли упавшие с потолка глыбы, затем, когда заклятье добралось до пола, в скале появилось углубление, ещё через минуту превратившееся в изогнутый туннель. Второе заклинание придавало расплавленному камню некое подобие ступенек, третье — охлаждало туннель.
— Пойдём, — сказал Фремберг. — Это недалеко.
Он стал спускаться вниз, и Эдрик последовал за ним. Предчувствие крепло. Что-то не так со стариком.
— Надеюсь, мы спускаемся не к Убивающему? — поинтересовался Эдрик. — Говорят, он лежит где-то под Столбом.
— Нет, нет… — Фремберг издал короткий смешок. — Его «где-то» гораздо дальше. Речь идёт всего-навсего о демонице, фаворитке одного из Последовавших. Очень древняя и опасная тварь.
— Почему она заперта, а не уничтожена?
— Потому что в тот период, когда её изловили, у нас были очень плохие отношения с вашей Школой.
Чтобы освещать путь в темноте, Фремберг создал шар света, который повис над его плечом.
— При чём тут Школа?
— Я же сказал: её может уничтожить только существо вроде тебя. Тот, чья бессмертная сущность — оружие. Магия позволяет её удерживать, ещё, как я полагаю, играет роль влияние святилища. Но сейчас влияния нет и неизвестно, смогут ли её удержать мои чары. А ты тут. Очень удачно. Давно стоило бы договориться с кем-нибудь из вас и разобраться с этой головной болью раз и навсегда.
Они спустились приблизительно на шестьдесят-семьдесят футов, и заклятия Фремберга прогрызали перед ними дорогу. Внезапно снизу появился свет — лестница закончилась, в образовавшуюся дыру можно было увидеть кусочек какого-то помещения. Фремберг шагнул в отверстие и слевитировал вниз, Эдрик спрыгнул.
Это была небольшая комната с возвышением в центре. Вдоль стен располагались статуи молодых девушек; в руках они держали хрустальные шары, от которых и исходил свет. Тут пахло магией и тайной. Взглянув на постамент, Эдрик замер.
— Хитрая тварь, — хозяин Обсидиановой Башни протёр глаза, — принимает обличья тех, кто нам дорог. Не знаю, что видишь ты… мне кажется, что я вижу свою мать.
Эдрик подошёл ближе. В восприятии что-то сместилось — он вдруг понял, что это не Вельнис. Просто похожа… Нет, не похожа вовсе. У неё совсем другое лицо, и светлые волосы, когда у Вельнис — тёмные. Иллюзия освещения. Или… что-то другое? Может быть, Фремберг прав и это… существо… как-то воздействует на его разум?
Он долго смотрел на неё. Одетая в обычное белое платье без всяких украшений, она лежала совершенно неподвижно. Несмотря на то что нельзя было заметить, как она дышит, девушка казалась спящей, а не мёртвой. Она была прикована к возвышению тоненькими, почти игрушечными серебрёнными цепочками. Впрочем, можно было не сомневаться, что эти цепи так перенасыщены магией, что на них можно подвесить и гору — выдержат.
У Эдрика возникли странные чувства. Ему опять почудилось, что это Вельнис. Совершенно иррациональное ощущение. Как будто он был влюблён в неё, и забыл об этом, а теперь начинал вспоминать. Нет, это не Вельнис. Но у них определённо было что-то общее. Он протянул руку…
— Не делай этого! — резким голосом предостерёг его Фремберг. — Разбудишь… это. Она и сейчас на тебя влияет. Если она проснётся, создаст такие иллюзии, что ты забудешь даже, где находишься. Я ведь говорил тебе. Она очень могущественна.
— Я не чувствую никакого влияния.
— Вот именно. И твои, и мои способности по сравнению с её силой — ничто. Мы даже не можем обнаружить, как она воздействует. Скорее, убей её! Мне тоже трудно держаться. Мне кажется, она пробуждается. Давай же!..
Несколько мгновений Эдрик колебался, глядя на спящую. Ему показалось, или она действительно вздохнула?.. Похоже, его проводник прав: она вот-вот могла пробудиться.
Он перешёл в меч, на мгновение завис в воздухе… Когда он метнулся к своей жертве, Фремберг уже ничего не успел сделать. Эдрик рассёк старика на две части, наискосок. Затем он снова перешёл в состояние человека. Он ещё не был уверен в том, что его догадка верна, и очень хотел посмотреть в глаза умирающему. Он досконально изучил науку притворства в Школе Железного Листа — настоятельницы периодически меняли свою внешнюю форму, а внутреннее состояние и манеры других людей они могли копировать так, что распознать обман было почти невозможно — но эта тварь могла притворяться лучше всех.
— Жаль… — произнёс Фремберг, выплёвывая кровь. Но говорил он не своим, а каким-то чужим, бездушным, будто механическим голосом. — Такое великолепное лицо…
И Эдрик понял, что не ошибся.
Ему представилось вдруг, что тело Фремберга — лишь кожа, натянутая на «болванку». Это, второе, покидало тело так же, как вода вытекает из разбитого кувшина. Оболочка осталась, но то, что было внутри сохранило целостность и силу. Эдрик убил Фремберга, но второе не было даже задето. Он чувствовал, как оно отступает, но не было места, где бы оно находилось. Эдрик был готов сражаться с любым противником, но здесь не было противника — вернее, он существовал, как чистое ощущение присутствия, совершенно не локализуемое в пространстве. У Эдрика возникло впечатление, что это уничтожить вообще невозможно: оно лишь оставит оболочку и уйдёт, а оболочкой для него служил не только Холок, но и Шэ, и Тэннак, и, возможно, другие, более высшие души, которых Эдрик не видел. «Можно ли его вообще победить?..» — За этой мыслью следовала неуверенность, а за ней — страх.
Если бы не обучение в Школе, он так бы и последовал за цепью навязываемых ему состояний — до тех пор, пока не потерял бы себя в одном из них. Но его научили видеть мир иначе, и Школа, при всех её недостатках, один замок сундука с анкавалэном сумела-таки открыть — и этот замок назывался «свобода». Не разбираясь, каково происхождение этих чувств, Эдрик не пошёл у них на поводу; он отстранился от своих влечений, желаний, страхов в тот самый момент, когда почувствовал, что они угрожают затопить его внутренний мир. Он не думал о том, что делал — это был рефлекс, выработанный за годы обучения, воление чистого «я», освобождённого от всех привязанностей, не желающего отождествлять себя ни с одним из них.
В тот миг, когда давление исчезло, заработал разум. Неуверенность навязывалась ему извне. Эдрик покачал головой. Это была не магия — он по-прежнему не видел никаких энергетических всплесков, а какое-то иное, глубинное воздействие, природу которого понять было невозможно. Присутствия этого он больше не чувствовал — оно ушло, он был один.
Нет, не один.
Он обернулся.
Женщина по-прежнему спала. Интересно, почему это хотело, чтобы он убил её?
В нём потихоньку крепло подозрение, что они с Льюисом спустили с цепи кого-то похуже хуриджара. Если оно так легко захватило тело бессмертного, выжрало его изнутри, а потом просто ушло — и ушло неповреждённым, — когда Эдрик разрушил оболочку, оно не могло быть всего лишь демоном. И даже всего лишь бессмертным оно быть не могло. Значит…
Нет, это подождёт. В конце концов, это проблемы Солнечных Богов, а не его.
А он должен решить, что делать с женщиной. Хотя бы понять, кто она такая и почему существо в маске хотело убить её.
Выяснить это можно было только одним способом. Эдрик подошёл и потряс её за плечо. Женщина шевельнулась. Вздохнула и открыла глаза.
Чувство, что он смотрит на Вельнис, вернулось — уже в который раз. И на этот раз оно было ещё сильнее, чем раньше.
— Кто ты? — требовательно спросил Эдрик.
Женщина не ответила. Она внимательно разглядывала его лицо. Её взгляд проникал в самую душу. Казалось, она знает Эдрика давным-давно. Знает лучше, чем он знал себя сам.
Глава двадцать первая
Терять личину Фремберга Либергхама Лицемеру было жаль, но он уже давно привык к смертям своих оболочек. Куда больше его раздражало то, что он так и не смог отобрать душу у этого мальчишки. Мальчишка был гладкий, как шар, — невозможно ни за что зацепиться. Самодостаточный, совершенный эгоист. Лицемер любил эгоистов — он легко цеплял их сердца за ощущение собственной значимости — но это, похоже, была какая-то новая порода. Впервые он столкнулся с эгоизмом столь совершенным, что он переходил в свою противоположность. Впрочем, с тем же успехом можно было сказать и обратное. А возможно, неверно ни то, ни другое. Из памяти Фремберга Лицемер знал, кто такие тел-ан-алатриты и какие цели ставит себе Школа Железного Листа. Но он не верил всерьёз, что они смогли добиться чего-то реального на этом пути, кроме бессмертия и превращений. Похоже, что он ошибался. Кое-чего они всё же достигли.
Он не сомневался, что сможет подобрать ключик и к этой «новой породе», но у него больше не было времени. Ещё в облике Фремберга он почувствовал, как зашевелился Австевер. На Кипящей Реке словно поднялась буря из крови. Жертвы Моста заголосили, потом затихли. Раб Солнечных Богов, Владыка Всех Чувств пробуждался ото сна. Начать Игру с другим Князем Лицемер не мог — по крайней мере, не с такими ресурсами, как сейчас. Он ещё не успел оправиться от смерти, не набрал ещё приличное количество масок-лиц. Позже… может быть. Но сейчас нужно уходить — пока властители Сальбравы не изловили его и не бросили в Озеро Грёз во второй раз. Святилище не просто перекрывало путь к порталу, оно было устроено таким образом, что все волшебные пути, которыми можно было покинуть Слепую Гору, неизбежно вели через энергетическую зону, создаваемую храмом. Теперь храм разрушен и все пути открыты. Лицемер выбрался на одну из тайных троп и незамеченным покинул вершину Мирового Столба.
Он свободен.
Наконец-то.
Было множество дел, которые надлежало сделать в первую очередь, и не меньшее число дел, которые требовалось сделать ещё раньше. Он позаимствовал несколько лиц — у людей, демонов, стихиалей. Прямо сейчас столько ему было не нужно, но он хотел отложить их «про запас» — никогда нельзя знать заранее, как долго проживёт его текущая оболочка. В своём истинном обличье разгуливать по Сальбраве слишком опасно: не исключено, что до Эдема уже дошла весть о том, кто вырвался на свободу и боги уже готовы пустить по его следу свои гончих псов.
Он попытался найти кого-нибудь из своих братьев — услышал лишь тишину. Со Дна понимались отголоски тех, кто правил Нижними Мира, но их своими братьями Лицемер давно уже не считал. Предатели.
Он не был слишком удивлён, никого не обнаружив. Даже если кто-нибудь из них и избегнул смерти, в мироздании, порабощённом Солнечными Богами, они могли выжить не иначе, как научившись скрываться.
Вдруг…
В первое мгновение он не поверил себе. Ток силы Последовавшего — совершенно открытый, вплетённый в структуру большинства существующих Сфер. И в нём — отблеск сознания того, кого Лицемер менее других ожидал застать в живых.
Ещё один предатель?.. Но почему он не на нижнем полюсе мира? Он как будто свободен, но… что-то странное с этим потоком силы. Он как будто бы… имеет иное направление. А это невозможно.
Энергии Тёмных Князей восходили от Дна, вливаясь в Сальбраву и низвергались вниз — нечистым, мутным потоком. Энергии Владык Света нисходили от Эдема и вновь устремлялись вверх — лестницей праведности, божественной чистотой. Князья не могли изменить свою природу, даже если бы хотели: каждый из них являлся лишь действием Светил в тварном мире. Изменить направленность тока — значит перестать существовать, вернуться в лоно прародителя. Если бы Истязатель и пожелал совершить нечто подобное, он должен был исчезнуть. Но он не исчез. Он был здесь — ток силы возносился в высь, к сердцу Сальбравы, но затем он не возвращался, а устремлялся дальше, к Эдему. И он был другим по сути. Таким же… только зеркально отражённым.
Казалось, что сама сила Истязателя вывернута наизнанку.
В месте, напоминающем остров, подхваченный ураганом, Лицемер остановился. Здесь — ближе всего. Бешеный ветер вокруг острова ревел и выл как зверь.
— Брат, — произнёс Лицемер.
— Брат, — ответил ему ветер.
Их разумы соприкоснулись и знание, которым обладал каждый, стало единым.
Когда они проиграли, и потеряли всё, и боги вели легионы ангелов и схлиархов на последний штурм адской цитадели Шейдобх, их оставалось пятеро. Пятеро из девяти. В смерти двоих Лицемер был уверен — в своей собственной и смерти Клеветника, испепелённого яростью пылавшего в небе Светила. Двое пытались удрать…
— Кукловоду это удалось, — прошептал ветер.
— И что с ним теперь?
— Я не знаю. Он хотел заняться религией. Он редко меня навещает.
Что произошло с Крысоловом, Истязатель не знал. Он не показывался — вероятно, его убили.
Камень Воли самого Истязателя боги бросать в Озеро Грёз не стали. Для него, первенца Тёмного Светила, придумали другую пытку. Его душу сожгли, а течение силы — переменили. И дабы она не иссякла, Солнцем был рождён новый бог — владыка гнева, небесный разрушитель, к которому теперь восходила сила.
Прежде Истязатель насыщался чужими мучениями, теперь же любое страдание в Сферах Сальбравы вытягивало из него магию. Страдание восходило к Богу Гнева, и насыщало его могуществом, всю власть, которую терял Истязатель, обретал Бог Гнева. В великой ярости сошёл он на землю, где истребил последних демонов и хуриджаров, и тем положил конец Войне Остывших Светил.
— Я освобожу тебя, — сказал Лицемер.
— Ты не сможешь, — ответил ветер. — Не справишься один.
— Троих будет достаточно. Я найду Кукловода. И с нами будет сестра.
Прошло несколько минут — а может быть, часов или дней, прежде чем ветер спросил:
— Ты собираешься простить её?
— Да, — сказал Лицемер, и личина, которую он носил, громко расхохоталась. — Да. Да!..
— У тебя есть ещё один шанс ответить, — проговорил Эдрик, хмуро разглядывая пленницу. Оказываемое влияние — вся эта влюблённость и прочая чепуха — вызывало в душе тел-ан-алатрита обратный эффект. Он и так не был склонен доверять подозрительным пленникам в таком месте, а с учётом чувств, которые она в нём будила — ещё меньше. — Или ты отвечаешь на мои вопросы, или я ухожу — и лежи тут в одиночестве всю оставшуюся вечность. Спрашиваю во второй и последний раз: кто ты?
— Мольвири, — не отводя глаз, ответила девушка.
Эдрик усмехнулся.
— Чудное имечко тебе дали родители.
— Мой родитель дал мне другое имя, — произнесла она. — Но тебе не обязательно его знать. Мольвири — имя, которым наградили меня вы.
— Кто «мы»?
— Вы, люди.
Эдрик некоторое время молча рассматривал её лицо.
— И ты думаешь, я в это поверю? — Он улыбнулся.
— Это правда.
— Ну конечно! — Эдрик улыбнулся ещё шире. — Белая Богиня, воплощение святости и чистоты, самая младшая и самая любимая дочь Солнца, заточена в недрах Слепой Горы. И её охраняют бессмертные маги и демоны света, приставленные к Горе её любящими братьями и сестричками — другими Солнечными Князьями. Что и говорить, это чертовски похоже на правду.
— Это и есть правда.
— Придумай что-нибудь поубедительнее.
— Я не знаю, как тебя убедить.
Эдрик опять улыбнулся.
— Ты довольно прямолинейна. Значит, ты хочешь меня убедить. Интересно, зачем?.. Хм, дай-ка подумать. — Он сделал вид, как будто его только что посетило озарение. — Наверное, затем, чтобы я освободил тебя, правда?
— Да, — бесхитростно сказала она. — Ты должен освободить меня.
Эдрик с улыбкой покачал головой. Отвернулся. «Надо выбираться отсюда, — подумал он, разглядывая дыру в потолке, через которую они с лже-Фрембергом проникли в это помещение. — От этой «богини» правды всё равно не добиться…»
— И почему это я «должен» тебя освобождать? — подходя к поближе к отверстию, бросил он.
— Потому что так предсказал Хелах Первый Освобождённый.
Эдрик замер. Обернулся.
— Твоя осведомлённость о том, кто я, поражает, — произнёс он, снова подходя к возвышению в центре комнаты. — Но ты зря думаешь, что я куплюсь на это. Возможно, ты каким-то образом проникла в мою память и утащила это имя, возможно — умудрилась прямо отсюда подслушать наш разговор с Льюисом… или с Фрембергом. Ещё вероятнее — тебе успел передать знание о том, кто я такой, тот демон, который меня сюда притащил… Кстати, как его имя, не подскажешь?
— Я не понимаю, о чём ты говоришь.
Эдрик решил, что с этим существом стоит быть терпеливым.
— О демоне, который жил внутри моего приятеля, Льюиса Телмарида, — он уселся на край её ложа. — Когда Льюис прошёл Мост, демон обрёл самостоятельность. Однако, похоже, что самому по себе ему существовать довольно неуютно, и позже он вселился в бессмертного, который приставлен твоими «родственничками» для того, чтобы тут следить за порядком. В личине Фремберга он привёл меня сюда и хотел, чтобы я помог ему убить тебя. По крайней мере, он говорил, что хочет. Вместо этого я прикончил его самого — не люблю, когда со мной играют нечестно. Ты по-прежнему будешь делать вид, что не понимаешь, о чём речь?
— Теперь понимаю, — сказала она. — Хелах предсказал это…
— Ну хватит уже!
— Хелах предсказал, что я буду пленена своими братьями и много лет проведу в заточении. Он предсказал, что мою жизнь спасёт один из его учеников, и он же освободит меня. Это произойдёт перед самым концом времён, когда Отец Лжи и Мать Демонов воскреснут из небытия и заключат мир, позабыв свои прежние разногласия. Тогда они явятся в мир людей во плоти и возгорится последняя война — война между землёй и небом…
Эдрик улыбнулся.
— И это все предсказания твоего «Хелаха»?
— Да, — солгала девушка. На самом деле, было ещё одно, но сейчас оно казалось ей абсолютной дикостью. Хелах предсказал, что у неё и того, кто освободит её, родится сын. Но, глядя на человека, который её пробудил, она не могла поверить в то, что он станет когда-нибудь отцом её ребёнка. Он вёл себя отвратительно. В глаза называл то, что она говорила, ложью. Посмеивался над ней. Угрожал. Заставлял её ощущать зависимость от своих сиюминутных прихотей. Да что там — он чуть было не ушёл, не бросил её тут одну!
С другой стороны, она никогда по-настоящему не доверяла предсказаниям Хелаха. В конце концов, он был всего лишь человеком, хотя и необычным. Кое-что сбылось, это правда. Но вовсе не обязательно, что сбудется всё.