Князь лжи Смирнов Андрей

Прошла, наверное, целая минута, а может — и больше, прежде чем он произнёс:

— Ты действуешь очень хорошо… для обычного человека. — Короткая пауза. — Впрочем, для того, кто стоит на пороге смерти, это не редкость. Лишившись иллюзорных надежд, человек осознаёт, кто он таков на самом деле. Но пережить это открытие могут далеко не все — в большинстве случаев правда о себе постигается слишком поздно. Меня удивляет даже не то, как ты действуешь, а то, сколько времени ты сумел продержаться на плаву…

— Не знаю… — У меня были смутные чувства. — Я не уверен, что правильно тебя понял… О чём ты…

— Ты сражаешься за жизнь, как зверь, загнанный в угол. Теперь ты вполне узнал цену условностям и правилам. Весь этот высокоморальный бред, нормы поведения, «хорошее-плохое» — всё это больше ничего для тебя не значит. Трепаться о ценности человеческой жизни могут только люди, которым в данный момент ничего не угрожает. Тогда можно поразглагольствовать о смысле жизни, о правде и добре. О мировом зле. Но когда ты оказываешься в ситуации «или-или» — или твоя жизнь, или чужая — вот тогда, и только тогда ты узнаёшь настоящую ценность человеческой жизни. Она не так уж велика, правда?.. — Эдрик спокойно посмотрел мне в глаза. — И какой бы выбор ты не сделал… начинаешь видеть всё немного в другом свете, не так ли?

— Я не понимаю, к чему ты клонишь. Тебя что — радует то положение, в котором я оказался?

В моём голосе прозвучала скрытая угроза. Но он не обратил на неё внимания и беспечно ответил:

— В некотором смысле — да. Не потому, что тебе плохо или хорошо. Мне нет до этого дела.

— Почему же тогда?…

— Потому, что ты протрезвел.

— В каком смысле?..

— В том смысле, что все люди — пьяны. Опьянены иллюзиями. Придают великую ценность вещам маловажным и не замечают того, что имеет значение на самом деле. Боль, страдание, преддверие смерти — та точка, откуда всё видно гораздо ясней. В правильной перспективе. Твой случай уникален тем, что ты, пробудившись, сумел растянуть эти предсмертные минуты на недели и месяцы. Но, к сожалению, ты — как и все остальные пробуждённые — обречён. Ведь и ты протрезвел лишь тогда, когда тебя смертельно ранили.

— Думаешь, у меня нет шансов? — спросил я.

Я знал, что он чувствует мою злость.

Эдрик помедлил, а потом ответил:

— Всё возможно…

Трещали поленья, пожираемые огнём…

Прошло немало времени, прежде чем я нарушил молчание:

— Расскажи о себе.

— Что? — Он мельком посмотрел на меня. Спросил так, как будто бы не расслышал вопроса и просил повторить.

— Ты слышал мою историю. Теперь я хочу услышать твою.

— Я воин, а не поэт, — он усмехнулся. — Даже не сингайл. И не маг. Слова — твоя стихия, а не моя.

— Перестань. Ты обещал.

— Разве?

— Да, обещал. Или у тебя такая короткая память?

Он помолчал, а затем произнёс:

— Я не умею рассказывать истории. Что именно ты хочешь знать?

— Кто ты.

Эдрик усмехнулся:

— Поскольку самый простой ответ на вопрос «кто ты?» — это имя, а моё имя тебе известно, остаётся предположить, что под этим простеньким вопросом скрывается целая куча других. Таких, например: «откуда ты?», «сколько тебе лет?», «кому ты служишь?», «во что веришь?», «каковы твои цели?»…

— Верно, — кивнул я.

— Я родился в Ильсильваре приблизительно тридцать пять лет тому назад. Своих родителей я никогда не знал. Меня воспитала Школа Железного Листа. Слышал когда-нибудь о ней?

— Нет, — я покачал головой.

— Это довольно… своеобразная организация, — Эдрик ненадолго задумался. — По-своему, весьма могущественная. Но она редко вмешивается в происходящие в мире события. По крайней мере, открыто не вмешивается.

— Когда она появилась? Каковы её цели?..

— Школу основал Хелах Первый Освобождённый. Это случилось очень давно. — Эдрик усмехнулся. — Никто уже и не помнит, когда. У Школы долгая история, но я, признаться… никогда ею особенно не интересовался. Школа всегда была немногочисленна, и случались периоды, когда она состояла всего лишь из двух-трёх адептов. Потом мог следовать период расцвета, когда число настоятельниц и мастеров достигало нескольких сотен — затем снова спад… Школа прошла несколько этапов становления, значительно развив первоначальное учение, преподанное Хелахом. Некоторые аспекты учения были переосмыслены, другие — отброшены, методики — значительно усовершенствованы. Но первоначальная идея осталась всё той же, что и была. За прошедшие века Школа приблизилась к реализации цели, поставленной её основателем, хотя извилистый путь, который она прошла, Хелах вряд ли мог предвидеть.

— Что это за цель? — спросил я.

Он посмотрел мне в глаза и сказал:

— Вернуть то, что отняли у нас боги.

— А, понимаю… Вы служите Адским Князьям?

— Нет.

— Лунным Владыкам?

— Нет. Ты не понимаешь. Мы никому не служим. Только себе самим.

Я усмехнулся.

— Все люди так думают.

Он кивнул:

— И все ошибаются.

— Кроме вас, конечно?

Он не повёлся на подначку. Спокойно подтвердил:

— Да. Кроме нас.

— Чем же вы такие особенные?

— Нам известна природа того, что владеет человеком. Сущность желаний, страданий, наслаждений, привязанностей и влечений… Постигая её в процессе обучения, мы уничтожаем свою зависимость от всего этого и становимся свободны от ложного эго… Это называется Освобождением от Формы. Только освободившийся может стать тел-ан-алатритом, совершенным воином. Внутри люди подобны застывшим глыбам — неподвижные, неповоротливые, косные… Освобождённые — как вода; они могут принять любую внутреннюю форму.

— Если всё так, — я пожал плечами, — то я не понимаю, что вами движет. Если у вас нет предпочтений… как вы действуете? Почему выбираете то, а не это? Поступаете так, а не иначе?

— Выбор, — сказал Эдрик. — Личный выбор и больше ничего.

— Получается, ваш выбор совершенно произволен? Ты не похож на сумасшедшего.

— У сумасшедших нет выбора. Их влечёт то, чего они не понимают и не осознают. В этом смысле — все люди немного сумасшедшие.

— Кроме вас?

— Кроме нас. Нас ничто не влечёт. Но мы знаем все влечения.

— Но всё-таки… я не понимаю мотивов. Например, почему ты помогаешь мне. Почему ты едешь на юг, а не лепишь куличики из песка. Если выбор ничем не обусловлен…

— У тебя неверное представление о выборе. Ты думаешь — если он не обусловлен ничем, то совершенно случаен. Это не так. Выбор — не произволен и не предзадан. Он вне того и другого. Свобода выбора — одна из тайн, которая не сводима ни к каким объяснениям, даваемым «извне». Это — один из ключей, которым открывается тайник анкавалэна.

— Что?.. — Мне показалось, я ослышался. — Что ты сказал? Какой ещё тайник?.. Анкавалэн — это напиток богов…

— Боги утеряли его в Войне Остывших Светил. Ты ведь наверняка помнишь эти легенды. Анкавалэн был пролит на землю. Теперь он принадлежит людям, но скрыт в них. И поэтому те, кто правят землёй и всеми остальными мирами, не желают, чтобы он пробудился. Ведь тогда они, всемогущие властители Сальбравы, утратят могущество, молодость и силу, станут тенями самих себя и в конце концов исчезнут.

Я рассмеялся.

— Оригинальное у вас представление о миродержцах. А с чего бы им исчезать? Вы собираетесь покорить Небеса? Скинуть Солнечных Князей с их тронов?..

— Нет, зачем? Этого не потребуется. Они сильны до тех пор, пока питаются нашей силой. Мы им служим, порабощая себя государству, религии, наслаждениям, страху, страданиям. В тот миг, когда мы не принадлежим себе, мы отдаём силу кому-то другому…

Я вздрогнул. То, что говорил Эдрик, внезапно перестало казаться забавным. Это было слишком уж близко к сути Игры… а об Игре я ему ничего не рассказывал.

— …люди несвободны почти всегда, — продолжал он. — Боги сделали нас своими рабами и употребляют нас, как свою пищу. Школа… ставит своей целью разорвать эту зависимость.

— И что вы сделаете, когда обретёте свободу?

— Мы уже её обрели.

— То есть? Вы открыли способ пробудить силу анкавалэна? — Я рассмеялся. — Ты не мог бы сотворить парочку миров… не то чтобы я тебе не верил, но всё же…

— Нет. Ещё нет. Мы приблизились к её сути, мы очень многого достигли, но на «сундуке», который прячет эту тайну, не один замок…

— «На сундуке»? — переспросил я.

— Просто… метафора такая. — Он рассмеялся. — Не обращай внимания.

— Хорошо. А если говорить конкретно? Чего именно вы достигли?

— Ты сам всё видел.

Я вспомнил, как утром он — почти без оружия, играючи — справился с отрядом солдат… Это впечатляло.

— Сложно этому научиться? — поинтересовался я.

— Да, непросто. В Школу принимают только детей. Как правило, ещё младенцев. Во всяком случае — не старше двух-трёх лет. Но и это считается поздним сроком, предпочитают брать детей до года. Покупают на невольничьих рынках или у многодетных крестьян. Забирают из приютов.

— И когда они вырастают… каждый из них в состоянии справиться с сотней солдат?

— Или с тысячей, — бесстрастно ответил он. — Вас так и разбили, кстати.

— Кого — нас?

— Орден Крылатых Теней. Чванливых хальстальфарских ублюдков. — Теперь он опять улыбался.

— Ах, так вот в чём дело… Я не помню, что тогда произошло. Я ведь говорил тебе. У меня утеряна эта часть памяти. Значит… в политику вы всё-таки вмешиваетесь?

— Иногда. Нечасто. Изгнанные Ордена в Ильсильваре нам были не нужны.

— А почему? Чем они вам помешали?

— Не знаю. — Эдрик пожал плечами. — Я тогда ещё не родился.

Я смотрел на него и думал… Он не был похож на ильсильварца. Совсем не похож. Скорее уж — на одного из моих соплеменников. Светлые волосы, голубые глаза, высокий рост… типичный хальстальфарец. По сравнению с ним — я был нетипичным.

Родился после войны… не знает родителей… я вдруг подумал, что его отцом мог быть кто-то из моих товарищей — из тех, кто занимались грабежами и насилиями в захваченном Льюхвиле. Сам я папашей Эдрика не смог бы стать при всём желании — младшему помощнику лекаря во время войны работы хватало по горло. Я не помню всего, что там было, но помню — обычно я выматывался так, что мечтал лишь об одном: хоть где-нибудь прикорнуть часок-другой. Кроме того, тогда я был ещё совсем сопляком. С мозгами, основательно промытыми друидской философией ненасилия и любви ко всему живому. Вряд ли у меня в те времена хватило бы смелости прижать в уголке какую-нибудь смазливую девчонку. Всё возможно, конечно, но… вряд ли.

— А кто управляет вашей организацией? — самым невинным тоном осведомился я.

— Прорицательница.

— Она правда может предвидеть будущее?

— Почти все настоятельницы в какой-то степени на это способны.

— А мужчины?

— У мастеров другие способности.

— И какое положение в Школе занимаешь ты?

— Я тел-ан-алатрит.

— Этого трудно добиться?

— Непросто. Для этого нужно выдержать обучение… — Мимолётная улыбка скользнула по его губам. — Что удаётся далеко не всем. А затем пройти последнее посвящение. Во время него и определяется, кто сумел Освободиться от Формы, а кто — нет.

— И что происходит с несумевшими?

— Они умирают.

— А с прошедшими испытание? Что дальше?

— А дальше — всё.

— Не понял.

— Ты можешь уйти. Или остаться учить молодёжь. Во втором случае тебя будут называть «мастером».

— Как я понимаю, ты выбрал первый вариант?

— Совершенно верно. — Он опять улыбнулся. — Как видишь, я здесь.

— Вы поддерживаете какую-нибудь связь?

— Да, если нужно. Помнишь пожилого человека в трактире? Это была одна из моих настоятельниц.

Мне показалось, что я ослышался.

— «Настоятельниц»?.. Там был пожилой мужчина.

— У них нет пола. Вернее сказать, они могут принимать любой пол по своему усмотрению.

— Почему тогда… настоятельницы, а не настоятели?

— Потому что в Школе они обычно пребывают в женских обличьях. Считается, что женщина управляет лучше. Настоятельницы составляют административную иерархию Школы.

— А мастера?

— А мастера — отдельно. Такие, как я, в Школе ничем не управляют. Да нам это и не надо.

Я подумал, а потом спросил:

— Почему ты сказал, что пройти обучение удаётся не всем?

— Потому что оно не очень-то лёгкое. С точки зрения нормального человека… наверное, всё это должно выглядеть как непрерывная цепь издевательств над детьми и подростками.

— И что хорошего может вырасти из детей, «воспитанных» таким образом? — произнося всё это я смотрел на него. Вообще-то, ответ на мой вопрос находился у меня перед глазами.

— Никто не ставит целью вырастить что-то «хорошее», — терпеливо разъяснил Эдрик. — Цель — Освободить от Формы. Любыми методами. Выдерживают не все. Некоторые ломаются, сходят с ума, убивают себя, умирают от перенагрузок. Другие закаляются. Как… как клинки, погружаемые после ковки в масло. Потом… потом всё это становится неважным. Возникает понимание: ты просто есть. Здесь и сейчас. И ты свободен. А то, что привело тебя к этому пониманию… не имеет значения.

— И как ты теперь к ним относишься?

— Тел-ан-алатрит свободен от всего. В том числе и от самой Школы. Я ничего им не должен. И они мне ничего не должны.

— Но если ты не стал мастером… значит, какая-то неприязнь всё-таки осталась?

— Нет. Я всегда мечтал посмотреть мир. Я знал, что смогу осуществить эту мечту только в том случае, если выживу на последнем посвящении. Иначе из Школы не уйти.

Я помолчал, а потом произнёс:

— Мрачная какая-то у вас организация.

Эдрик кивнул. Он по-прежнему улыбался. Безмятежной улыбкой младенца.

Глава шестнадцатая

…В полутёмном кабинете сидит девушка. Она не слишком красива — дородная, широкая в кости, с явной склонностью к полноте. У неё круглое лицо, карие глаза и румяные щёки. Каштановые волосы заплетены в косу. Обычно она носит дорогое платье, и не брезгует украшениями, но сейчас её одежда — самая обычная. Она любит смеяться, но уже неделю в крепости Агимор никто не слышал её смеха.

С тех пор, как умер её отец. Точнее сказать — с тех пор, как его убили.

Девушку зовут Сазки Киправельт.

* * *

…Скрипнувшая дверь отвлекла Сазки от невесёлых мыслей. Она обернулась. Вошёл Норбак Шуртальт — помощник отца, заправлявший здесь всеми бумажными делами. После смерти Хаздора он принял на себя управление крепостью — кому-то надо было это делать. Пока ещё пришлют нового коменданта… Норбак двигался скованно, осторожно, как будто боялся нарушить тишину. «Лучше бы он вёл себя, как прежде…» — с тоской подумала Сазки. Но она знала, что это невозможно. Уже ничего не будет прежним, никогда. Не считая её отца, пало пятьдесят солдат. Те кто знал их — живущие в Бисарихе и Агиморе родственники и друзья погибших — всё ещё не могли прийти в себя от случившегося. Говорят, солдаты были ещё живы, когда к броду подъехал второй отряд. Но потом по берегу разлилась удушающая вонь, а когда, спустя час, она начала постепенно рассеиваться, то все раненые, оказавшиеся в зоне действия смердящего облака, были уже давно мертвы.

Из сорока всадников ни один не осмелился последовать за двумя убийцами. Теперь многие смотрели на них, как на трусов. Так же воспринимала их и Сазки… хотя разумом она и понимала, что и всадники вряд ли бы сумели что-то сделать с этими двумя. Если им хватило всего нескольких минут, чтобы уничтожить отряд пехоты, если в городе они убили оборотня из Древа Кошки, если… Сазки почувствовала, как к горлу подступает бешенство. Она закрыла глаза и приказала себе ни о чём не думать. Иначе она снова выйдет из себя, будет ломать и крушить всё вокруг — а потом ударится в слёзы.

Нельзя этого делать. Хватит. Не сейчас. Не при Норбаке.

Грузный мужчина осторожно сел в кресло. Сазки был невыносим его вид, это постное выражение лица, это сочувствие на дне его глаз… Она отвернулась.

— Как ты? — тихо спросил Норбак.

Она покачала головой. Он вздохнул.

Сазки тупо смотрела на письменный стол отца — как и неделю назад, когда он был ещё жив, заваленный книгами, письмами, бумагами… Она с ненавистью уставилась на свиток пергамента со сломанной печатью Рендекса.

Хаздор получил послание перед самым появлением этих двоих. Он ничего не успел сделать. Обнаружил их в хрустальном шаре уже совсем близко, у перепутья. Едва-едва успел добраться до брода по юго-западной дороге. Всадников он отправил через город, на север: выбравшись на тракт, они должны были перекрыть беглецам путь к отступлению.

За неделю Сазки успела несколько раз перечитать это письмо. И каждый раз ей хотелось разорвать его в клочья. Из-за этого клочка пергамента погиб её отец!.. Послание, помимо кратких комментариев одного из лейтенантов рендексовской стражи, содержало в себе точную копию другого письма, отправленного в Рендекс из Экфорда, а ещё прежде, в Экфорд — из Миррабата, капитаном тамошней стражи Лассуром Эридельтом.

— Я от Оргала, — негромко произнёс Норбак.

— И что говорит капитан? — безучастным голосом спросила Сазки.

— Хочет, чтобы я стал комендантом.

Сердце Сазки сжалось, но внешне она постаралась сохранить спокойствие.

— Никто не справится с этой работой лучше тебя.

— Не знаю… я не уверен… — Норбак ещё больше смутился. Изложив самую трудную — с его точки зрения — новость, сказал:

— К Бисарих прибыл курьер из Рендекса.

— Где он? — вскинулась Сазки. — Я хочу с ним поговорить!..

— Он не привёз ни одного ответа на твои письма… — Норбак опустил взгляд. — Вернее… все ответы предназначались Оргалу. Они считают, что он теперь… командует. И поэтому пишут ему.

Сазки сжала кулаки так, что побелели костяшки. Её отец погиб, защищая порядок в этом гребаном королевстве. А они, видите ли, не могут выделить полчаса, чтобы написать письмо его дочери. Им всем наплевать…

Её раскалённая добела ярость трансформировалась в гудящую потрескивающую электрическую дугу, которая, как змея, обвила руку. Такое с ней и раньше бывало, когда она выходила из себя.

— Эй, эй!.. — Норбак вжался в кресло и поспешно замахал на неё руками. — Перестань, перестань!.. Ты что делаешь…

Сазки полузакрыла глаза и в очередной раз приказала себе расслабиться. Норбак ни в чём не виноват. Не нужно его пугать. И разносить помещение нельзя. Это ведь всё-таки папин кабинет.

Когда, спустя несколько секунд, она снова посмотрела на свою правую руку, ослепительной молнии там уже не было.

Норбак смотрел на девушку по-прежнему настороженно. Он знал, на что она способна в таком состоянии. Сазки была не менее сильной колдуньей, чем её отец; единственное, чего ей не хватало — это его опыта.

Впрочем, Хаздору и опыт не помог…

— Тебе хоть что-нибудь удалось узнать?.. — спросила девушка спустя какое-то время.

— Да, они говорили при мне.

— И?

— Второй — некто Эдрик Мардельт. Он длительное время зачем-то копался в княжеской библиотеке. Утверждал, что работает на Фремберга Либергхама.

Сазки скрипнула зубами. Только бессмертного здесь ещё не хватало!

— Это правда? — напряжённо спросила она. Если эти двое в самом деле связаны с Хозяином Обсидиановой Башни, как она сумеет им отомстить?.. Под защитой столь могущественной они могут не беспокоиться ни о чём…

— Не знаю, — сказал Норбак. — По крайней мере, он себя за него выдавал. Неизвестно, насколько тесно он связан с Фрембергом… но, похоже, со вторым у них была назначена встреча. Из Рендекса уже отправили письмо в Обсидиановую Башню с просьбой как-нибудь… разъяснить эту ситуацию… но на ответ в ближайшие две-три недели, как ты понимаешь, рассчитывать не стоит. Возможно, бессмертный тут не при чём. Но если нет… я не знаю, что мы можем сделать.

— Убить их, — процедила Сазки. — Пусть они служат хоть трижды бессмертному. Хоть кому.

— Сазки, я понимаю… твоё состояние. Но прошу — не делай глупостей.

— Не указывай мне, что делать! — Лишь колоссальным усилием воли она не позволила бушевавшему в ней гневу превратиться в локальную грозу… в закрытом помещении и в самом деле не стоило совершать таких выходок.

— Сазки, я не указываю, я прошу… — максимально проникновенным, спокойным голосом повторил Норбак. Руки у него при этом, однако, слегка дрожали.

— Иди к чёрту, — процедила она, закрывая глаза…

Когда она открыла их в третий раз, в комнате уже никого не было. И слава Осалогбору, всемогущему Богу Грома, которого Сазки считала своим покровителем. Ещё немного — и она бы точно кого-нибудь убила.

* * *

Прошло несколько часов, за окном стемнело, а Сазки по-прежнему недвижно сидела в кресле. Она словно пребывала в каком-то оцепенении. По щекам текли слёзы, но она не замечала этого…

Как же так получилось?.. Отец был жив ещё совсем недавно, и вот теперь он — мёртв. Кажется, он ещё здесь, в комнате всё дышит им, но его нет и уже никогда не вернуть.

А тот, кто убил Хаздора, тот, кто отнял у Сазки самого дорогого ей человека — жив.

Он едет куда-то на юг, и она ничего не может с ним поделать. С ним — или с ними? Она не знает, кто из них двоих убил его. Наверное, этот колдун. Капитан миррабатской стражи писал, что он очень опасен. «Отец понимал это, и взял с собой столько солдат, сколько успел собрать… — подумала Сазки. — Но всё же их оказалось недостаточно».

Она понимала, что колдуна уже не остановить. Она проследила за этими двумя, сколь могла — использовала птиц и духов, приручённых ещё Хаздором. Колдун закрывался, и точное его местоположение она узнать не могла, но было ясно: эти двое едут на юг. Предположение Лассура Эридельта о том, что одержимый чернокнижник стремится попасть в Хэплитскую пустыню, не оправдалось. Ещё несколько дней, и они покинут пределы королевства. Никто не станет преследовать их и мстить. Чудовище, вырвавшееся откуда-то из Алмазных Княжеств, слишком всех напугало. И так уже очень много людей погибло, пытаясь его задержать. Сазки могла представить, что будет дальше. Похоронят убитых и постараются забыть. Если те, кто обладают властью, не могут выделить времени даже на то, чтобы чиркнуть пару строк дочери убитого коменданта — в ответ на все те гневные письма, что она отправила в Рендекс — неужели они найдут время (и немалые деньги!) для того, чтобы нанять кого-то, достаточно могущественного, чтобы справиться наконец с одержимым нелюдем?!. Нет. Им не до этого. Им самим ничего не угрожает. Они не считают, что чем-то обязаны тем, кто им служит.

Они — власть. Бездушные королевские чиновники, зажравшиеся феодалы, боготворящие свою голубую кровь князья… Им нет дела до её горя. Так всегда было и так всегда будет.

«Что ж, — с внезапной решимостью подумала Сазки, — значит, и я им ничем не обязана. Да пропади оно пропадом, это прогнившее королевство!..»

Она резко встала. Она чувствовала себя так, как будто бы только что проснулась. Отцовские вещи, создававшие ощущение его присутствия, Сазки больше видеть не могла. Вместе с тем сам их вид запрещал ей делать то, что она собиралась. Она опять засомневалась…

«Ну уж нет…» — сказала она себе. Вытерла слёзы.

— Прости, отец…

Направилась к двери.

Ей нужно было попасть на самый нижний из подземных этажей Агимора.

Поначалу ей никто не препятствовал. Её вид пугал людей — все знали, каким могуществом она обладает и как плохо способна контролировать его, когда ей больно.

Она миновала первый подземный этаж, где размещались кладовые, беспрепятственно прошла второй — там находились камеры для заключённых, но сейчас они пустовали. Вход на третий и последний был закрыт. Она вернулась к дежурному, потребовала ключ. Ей отказали. Сазки наградила солдата электрическим разрядом, отправившим его в беспамятство, забрала ключи, и снова спустилась вниз. После нескольких неудачных попыток отыскала наконец нужный ключ.

С другой стороны замка не было, но имелся тяжеленный засов, который Сазки не замедлила заложить. Чтобы не помешали.

Держа в правой руке тускло мерцающий фонарь, она спустилась по лестнице и вступила в каменный зал, где пахло пылью и тлением.

Примерно на середине комнаты она остановилась. Подняла фонарь выше.

На противоположной от входа стене имелся барельеф, изображавший фигуру в мантии. Никаких изысков, лишних деталей. Просто выпуклость на стене, кое-как стилизованная под нечто человекоподобное.

Сазки поставила лампу на пол и произнесла первые строки вызывающего заклятья.

Несколько сотен лет тому назад скайферы напали на Речное Королевство. Но это был не обычный грабительский поход. Их вёл молодой вага, которому потребовались человеческие жертвы. Никто теперь не знает, для чего ему нужно было сразу столько.

Возможно, он хотел как-то отличиться перед своими ублюдочными покровителями, сброшенными давным-давно на Дно Преисподней, побеждёнными, но всё ещё алчными до крови.

Было сожжено несколько городков с той стороны реки. Замучено огромное множество людей.

Вагу остановили. Видимо, он слишком разошёлся. И, похоже, не собирался убираться в пустыню.

В сопровождении королевских войск прибыли чародеи и гешские жрецы. Вага был силён, но в одиночку со всеми справиться не смог. Скайферов разгромили, остатки клана бежали в пустыню. Пленных не брали. За одним-единственным исключением.

Тёмный волшебник был обездвижен, его способности — блокированы.

Затем его убили. Прямо здесь, в этой комнате, в подземельях разорённого скайферами Агимора.

Но не обычным способом.

Гешские жрецы своей божественной магией перекрыли те каналы, которые связывали пленника с его томящимися на Дне покровителями.

Чародеи (говорят, среди них были и бессмертные) поработили душу молодого ваги. Его Тэннак, Шэ и Келат были преобразованы во что-то ещё более жуткое и более могущественное, чем при жизни. Отныне он стал прикован к Агимору и был вынужден оберегать людей от своих же соплеменников, продолжавших регулярно тревожить западные границы королевства.

Существовало специальное заклятье-ключ, которым можно было его вызвать.

Правда, к его услугам прибегали очень редко. После смерти он приобрёл чудовищную разрушительную силу, которая, если её направляли куда-либо, проявлялась спонтанно, не подчиняясь велениям управляющего вагой колдуна.

Впрочем, называть это существо «вагой» неправильно. Для мёртвых колдунов, отделённых от плоти и прошедших через такого рода преображение, существует другое наименование: кадёты.

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Классическая любовная история: девушка попадает под машину красавца-миллионера. Тот безумно влюбляет...
В простом синем ботинке нет ничего зловещего. Но вот если он всякий раз появляется то под подушкой о...
У Василисы Курицыной и Людмилы Петуховой очень интересная профессия: они работают клоунессами-затейн...
Ну скажите на милость, что делать кондуктору Серафиме Кукуевой, если подруга начинает ее шантажирова...
Трудно раскрывать преступления, которые совершаются не на привычных городских улицах, а в сибирской ...
Книга Михаила Ахманова «Сладкое без сахара» адресована не только диабетикам, но и всем, кто желает п...