Ранчо Стил Даниэла
– Вряд ли он предложит тебе место своего секретаря, – объяснила ей Таня, как умственно отсталой. – Тыему понравилась.
– Посмотрим, что из этого получится, – спокойно подытожила Мэри Стюарт.
Бенджамин так пристально смотрел на нее из-под красной ковбойской шляпы, что трудно было не обратить на него внимание.
– Ты очень похожа на мою маму, – объявил он. – И на тетю Мэри.
– Меня тоже зовут Мэри, – ответила она, чтобы поддержать разговор. – Мэри Стюарт. Странно, да? Стюартом звали моего отца. Он хотел, чтобы я была мальчиком, потому меня и назвали двойным именем.
Мальчик кивнул и спросил:
– У тебя есть дети? – Она интересовала его гораздо больше, чем остальные женщины: можно было подумать, что он уловил в ней какую-то особенность.
– Да, дочь, только она уже выросла. Ей двадцать лет.
– А сыновья? – спросил он, перестав жевать.
– Нет, – ответила Мэри Стюарт. Он был слишком мал, чтобы понять, почему в глазах у нее появились слезы.
– Я больше люблю мальчишек, – поделился он. – Хочу, чтобы мама родила сына, а не дочку. Не люблю девчонок: они глупые.
– Некоторые не очень, – возразила Мэри Стюарт, но он только пожал плечами, не желая расставаться со своим предубеждением относительно женского пола.
– Слишком много ревут, стоит их толкнуть, – объяснил он.
Зоя и Таня с улыбкой переглянулись. Возможно, эта беседа принесет Мэри Стюарт пользу. Вдруг она сыграет роль прививки?
– Бывают очень смелые девчонки.
Мэри Стюарт готова была и дальше защищать свой пол, но мальчуган уже потерял интерес к этой теме. Его увлек бекон. Потом, увидев отца, он поспешил к нему. Немного погодя появилась мать, и Мэри Стюарт обратила внимание на ее огромный живот. Ее муж уже объяснял Зое, что на высокогорье она чувствует себя отвратительно.
– Надеюсь, тебе не придется принимать ее ребенка, – сказала Мэри Стюарт Зое вполголоса. – Такое впечатление, что она готовится произвести на свет тройню.
– Что ты! Здесь рядом больница. К тому же у меня нет с собой хирургических щипцов. Да и вообще я не принимала новорожденных с самой стажировки. Помню, как мне было тогда страшно! Помогать деторождению – гораздо более ответственное дело, чем то, каким занимаюсь я. Слишком много возможностей для осечки, одно поспешное решение за другим, слишком много элементов, не поддающихся контролю. К тому же я не люблю, когда человеку так больно. Лучше уж дерматология, чем родовспоможение.
В ответ на прочувственную тираду Зои Мэри Стюарт обмолвилась, что она прежде считала это более занятным делом: ведь чаще всего исход благополучный. Таня, в свою очередь, призналась, что всегда интересовалась, каково это – рожать. В молодости она мечтала стать многодетной мамашей, но жизнь так и не предоставила ей возможности осуществить мечту. Мэри Стюарт в очередной раз отметила про себя, что из их компании лишь она стала матерью.
– Наверное, в этом есть что-то возвышенное – так нас учили в Беркли, – вставила Зоя с улыбкой, счастливая, что удочерила девочку.
– Я с радостью нарожала бы детей! – воскликнула Таня. – Мне нравилось, когда рядом были дети Тони. Они такие славные!
Она не знала, увидится ли когда-нибудь с ними снова хотя бы на несколько минут. Тони поступил с ней негуманно. Ему хватило хладнокровия бросить ее, забрав детей. Это наводило на мысль, что напрасно она не выкроила время и не родила своих: их ее никто никогда не лишил бы, они бы всегда оставались с ней. Или не всегда? Пример Мэри Стюарт говорит об обратном. Закончив завтракать, они поспешили в загон. Хартли пришел туда раньше них. При появлении Мэри Стюарт он облегченно перевел дух. Они встретились глазами и долго не отводили взгляд. Дожидаясь команды садиться в седла, они стояли близко друг к другу. Здесь же находились врачи из Чикаго. Зоя опять примкнула к коллегам; Хартли поехал с Мэри Стюарт. Таня и ковбой снова остались наедине. На сей раз, уехав с ней вперед, он не стал молчать.
– Прекрасно выглядите, – проговорил он, глядя прямо перед собой.
Таня заметила, что, произнося комплимент, он покраснел. Она попыталась вывести его из замешательства, но это удалось не сразу. Спустя довольно продолжительное время он стал расспрашивать ее о Голливуде и о людях, которых она там встречает. Может, ей попадались на глаза Том Круз, Кевин Костнер, Шер? Сам он как-то раз видел в Джексон-Хоуле Гаррисона Форда. Она ответила, что со всеми ними знакома, а вместе с Шер снималась в кино.
– Чудно, – сказал он, щурясь. – Глядя на вас, не скажешь, что вы из таких.
– Это в каком же смысле? – Настала ее очередь смутиться.
– Ну, вы настоящая. Не как другие кинозвезды, известные певицы или кто-то в этом роде. Нормальная женщина. Ездите верхом, болтаете, смеетесь, даже чувство юмора есть. – Он уже был способен улыбаться и больше не краснел. – Немного с вами побудешь – и забываешь, что слышишь вас на компактах и видишь в фильмах.
– Если это комплимент, то спасибо. Если вы хотите сказать, что я вас разочаровала, спасибо и за это.
Что поделать, в сущности, я всего лишь уроженка Техаса. – Она с улыбкой обнаружила, что он восхищенно глядит на ее розовую тенниску.
– Ну нет! – Он покачал головой, одобрительно расширив глаза. Ее первое впечатление от Гордона все время пополнялось новыми деталями. – Не только. Не кокетничайте. Просто вы не фальшивая, не то, что остальные.
– Остальные – это кто?
– Другие кинозвезды. Видал я их: приезжают сюда и даже не садятся в седло. Кто тут только не перебывал! Политики, актеры, даже парочка певцов. Приезжают покрасоваться и ждут особого обращения.
– Я тоже потребовала кучу полотенец и кофейник, – призналась она. Он засмеялся. – Еще я написала в анкете, что терпеть не могу лошадей, помните?
– Не верю. – Теперь ему было несравненно легче с ней общаться, чем накануне, когда он не смел вымолвить даже словечко. Перемена ему шла: так, за разговором, с ним было гораздо приятнее иметь дело. – Ведь вы из Техаса, – объяснил он с явным одобрением. С его точки зрения, это один из ее главных плюсов: выходцы из Техаса не могут ненавидеть лошадей. – И вообще, женщина как женщина.
Забавнее всего то, что он попал в точку: она действительно осталась обыкновенной женщиной. Такой она была еще с Бобби Джо, но Голливуд все поломал. Именно это она безуспешно пыталась доказать Тони. Но тому требовалась кинозвезда, только чтобы не досаждала ему своими неизбежными проблемами. Ему хотелось того, чего она никак не могла ему дать, как ни старалась.
– Да, обыкновенная, но мир, в котором я живу, не слишком позволяет мне такой оставаться. Честно говоря, жизнь меня не больно баловала, а теперь и подавно не приходится рассчитывать. Жаль, но ничего не поделаешь. Пресса никогда мне не позволит вести нормальную жизнь. Люди, с которыми я имею дело, тоже. Они требуют, чтобы я соответствовала их представлениям, а стоит подпустить их близко – норовят укусить. – Здесь, среди умопомрачительного пейзажа, даже разговор на эту тему казался безумием.
– Ужас!.. – посочувствовал он, с интересом глядя на нее и удивляясь, до чего она ему нравится.
Гордон этого не хотел, но что поделать, если она оказалась совсем не такой, как все? Он сделал все возможное, чтобы его не приставили к ней, а теперь радовался, что Лиз его не послушала. Ее общество оказалось даже приятным.
– Да, ужас, – тихо согласилась она. – Иногда я даже боюсь, что не выдержу и умру. Может, это рано или поздно случится: какой-нибудь обезумевший поклонник возьмет и пристрелит меня. – Это было произнесено с такой грустью, что он недовольно покачал головой.
– Как вы можете так жить? Сколько бы вам за это ни платили, оно того не стоит.
Их лошади перешли на бег.
– Меня удерживают не деньги. То есть не только они. Все-таки пение – дело всей моей жизни. Тут не попятишься, не спрячешься. Хочешь этим заниматься – изволь терпеть все остальное.
– Так не должно быть.
– И все же это так. – Любить такую жизнь невозможно, но она знала, что не в силах ее изменить. – Все козыри на руках у других.
– Все равно должен существовать способ что-то изменить, добиться достойной жизни. У других кинозвезд получается: они покупают ранчо, едут туда, где их не донимают. Вот и вам надо бы так же, мисс Таня.
Он говорил это не ради красного словца, а от души. Она улыбнулась. Лошади опять перешли на шаг. Гордон не скрывал восхищения: она была прекрасной наездницей.
– Не надо никаких мисс, – попросила она. – Просто Таня. – Они были уже почти друзьями и откровенно обсуждали ее жизнь.
То же самое произошло у Мэри Стюарт с Хартли. В этом краю быстро развязывался язык, появлялось желание делиться самым сокровенным: надеждами, мечтами, разочарованиями. Наверное, чудо объяснялось влиянием гор: это они наводили на подобные мысли, на близкие душевные отношения между людьми.
Хартли тоже серьезно разговаривал с Мэри Стюарт: он просил прощения, если вечером обидел ее, переступил черту. Вернувшись к себе, он испугался, что мог ранить ее излишней настойчивостью. Ведь они едва знакомы; впрочем, ему кажется, они уже очень близки. Она чувствовала то же самое; он не ранил ее, а успокоил. Ее целый год никто не обнимал, и она изголодалась по объятиям. Она не сказала ему этого напрямую, но дала ясно понять, что его поведение ничуть ее не оскорбило, наоборот. Для него это стало огромным облегчением. Когда их лошади остановились, чтобы утолить жажду из ручья, он заметил на ее губах улыбку. То, что они повстречались, причем именно здесь, – настоящее чудо. Им обоим так и казалось.
– Я с самого утра только о том и думал, когда мы увидимся, – сказал он с радостной улыбкой. – Я уже много лет не испытывал ничего подобного. Работать и то не тянет. Поверьте, со мной это бывает редко.
Он ни дня не проводил без строчки, где бы ни очутился, как бы себя ни чувствовал, в какие бы условия ни попал. Всего раз он сделал перерыв – когда умирала Маргарет. Тогда он не мог писать.
– Как хорошо я понимаю ваши чувства! Странно, но именно тогда, когда вам кажется, будто жизнь кончена, она начинается снова. Жизнь всегда нас обманывает, правда? Стоит только подумать, что человек всего достиг, как он тут же все теряет. Когда же думает, что все потеряно, жизнь преподносит что-то бесконечно ценное. – Говоря так, Мэри Стюарт любовалась горами.
– Боюсь, Господь наделен тонким чувством юмора, – Хартли тронул конские бока каблуками. – Чем вам больше всего нравится заниматься в Нью-Йорке?
Ему по-прежнему хотелось узнать о ней как можно больше, добиться возможности разделить ее интересы. Его окрылила весть, что, проведя в Лос-Анджелесе у Тани неделю, она возвратится в Нью-Йорк. После отъезда с ранчо он собирался наведаться по делам в Сиэтл, потом в Бостон и вернуться в Нью-Йорк примерно тогда же, когда и она. – Вы любите театр?
Они долго обсуждали театральную жизнь. У него было много знакомых драматургов, и он загорелся, желанием познакомить ее с ними, вообще со всеми своими друзьями. Он столько всего хотел ей рассказать, показать, о стольком спросить! Они без умолку болтали, смеялись, делились соображениями. Оказавшись в обеденное время у загона, удивленно переглянулись – даже не заметили, когда повернули обратно. Таня и Гордон ехали далеко впереди, врачи замыкали процессию.
В тот момент, когда Мэри Стюарт покинула седло, мимо пронеслась лошадь. За лохматую гриву цеплялась маленькая фигурка. Гордон, осознал происходящее раньше остальных и пустился вдогонку, но не успел: фигурка взмыла в воздух и шлепнулась на каменистую обочину. Сначала никто не мог разглядеть, кто это. Однако Мэри Стюарт полагалась не на зрение, а на интуицию. Вслед за ней и остальные поняли; маленький красный ковбой, лежащий неподвижно, – Бенджамин. Его лошадь понесла и сбросила седока. Мэри Стюарт без лишних раздумий метнулась к нему. За ней бросился Хартли. Она наклонилась над ребенком. Он выглядел безжизненным. Бенджамин потерял сознание, но дышал, хотя едва заметно. Мэри Стюарт в ужасе оглянулась и крикнула Хартли:
– Приведите Зою! – Она боялась прикасаться к бедняге из опасения, что он сломал шею или спину. Ей даже показалось, что он перестал дышать. Но прежде чем она в отчаянии всплеснула руками, рядом опустилась на колени Зоя.
– Все в порядке, Мэри Стюарт. Сейчас разберемся.
Но и она мало что могла сделать, подобно подруге, боялась его трогать. Она легонько постукала его по груди, и он снова задышал, затем приподняла ему веко: глаз закатился. На джинсах расплылось мокрое пятно. Мальчик лежал без сознания.
– У вас тут есть Служба спасения? – спросила Зоя у ковбоя, тот кивнул. – Позвоните туда и скажите, что у нас ребенок без сознания. Травма головы, возможны переломы. Он дышит, но сердцебиение неровное. Шок. Пускай приедут как можно быстрее. – Она сурово посмотрела на него, давая понять, что дело не терпит промедления.
Двое других врачей, спешившись, спешили к ним. Зоя держала мальчика за кисть и внимательно за ним наблюдала. Мэри Стюарт стояла рядом с ним на коленях, держа его за другую руку, хоть и знала, что этим, ему не поможешь. Она не хотела от него отходить, надеясь, что он чувствует ее присутствие. Зоя выглядела встревоженной. Она убедилась, что позвоночник не пострадал, и теперь ощупывала конечности. Внезапно пострадавший открыл глаза и разревелся.
– Хочу к маме! – надрывался он и судорожно ловил ртом воздух.
Зоя просияла:
– Вот это другое дело! – Она продолжала осмотр.
Супруги согласно кивали. Зоя приподняла его левую руку, и Бенджамин вскрикнул. Рука была сломана, но стало ясно, что мальчик легко отделался. Плача, он поднял глаза и увидел Мэри Стюарт. Не выпуская его руку, она беззвучно лила слезы.
– Почему ты плачешь? – спросил он, икая. – Ты тоже упала с лошади?
– Нет, дурачок. – Она наклонилась. – Это ты упал. Как сейчас себя чувствуешь? – Она надеялась отвлечь его от Зоиных манипуляций: та пыталась с помощью Гордона смастерить из палочек лубок для сломанной руки. Рядом находились потрясенные Хартли и Таня.
– Рука болит! – крикнул Бенджамин.
Мэри Стюарт придвинулась ближе, стараясь не мешать Зое. Она пригладила ему волосы. Стоило закрыть глаза – и ей представлялся Тодд. Как бы ей хотелось, чтобы сын ожил, пусть с переломанными руками и ногами, с сотрясением мозга! Живой, весь в пыли и слезах... Но нет, Тодда не воскресить.
– Все в порядке, милый, – ласково произнесла Мэри Стюарт, словно на земле лежал ее родной сын. – Тебя скоро починят, сделают симпатичный гипс. Все будут на нем расписываться и вешать на него смешные картинки.
– И ты?
Он тянулся к ней, не обращая внимания на остальных. Никто не знал, чем это объяснить, возможно, это и не имело значения. А возможно, он послан к ней свыше, как напоминание о Тодде и о том, что на свете есть другие дети. Разве это поможет ей? Ведь она лишилась своего сына. И все же этот чужой мальчик сумел ее растрогать. Казалось, ее посетил сын – вернее, его дух.
– Ты поедешь со мной в больницу? – пролепетал он.
– Обязательно, – тихо молвила она. – Но сначала надо сообщить твоей маме. Уверена, она поедет с тобой.
– Ей никто не нужен, кроме нового ребенка, – пожаловался он, снова залившись слезами. На его мордашке появилось обиженное выражение. Она держала его за здоровую руку, дожидаясь приезда санитаров. Теперь она понимала, что происходит: она похожа на его мать, вот его и влечет к ней. Малыш зол на мать, погруженную в близящееся новое материнство. Мэри Стюарт казалось, что их пути пересеклись не просто так: она обязана ему помочь. Не исключено, что 'и он станет помогать ей. Их встреча явно не случайна.
– Бенджамин! – Мэри Стюарт прилегла с ним рядом, чтобы он лучше ее слышал. Она уже успела .порядочно выпачкаться и больше не заботилась о себе. – Я уверена, что твоя мама любит тебя больше всех на свете. Малыши – это не только радость, но и хлопоты. Конечно, она будет счастлива, когда родит. Ты тоже обрадуешься. Но ты один такой: ведь ты ее первенец. Знаю, у меня тоже был такой мальчуган, он был самый любимый и навсегда таким остался. Ведь я полюбила его первым. Твоя мама никого никогда не полюбит сильнее, чем тебя. Вот увидишь!
– Где теперь твой мальчик? – Ее слова, которые он теперь слышал очень ясно, вызвали у него сильный интерес.
Ее колебание было недолгим.
– Он отправился на небеса. Мне его очень не хватает. Он был особенный, как ты.
– Он умер?
Она через силу кивнула.
– У нас тоже умерла собака. – Он доверил ей важную информацию.
Заглянув ей в глаза, он без всякого предупреждения окатил ее рвотой.Зоя не удивилась и тихо объяснила Мэри Стюарт, что у бедняги сотрясение мозга.
– Всехорошо, Бенджамин, все хорошо, детка. – Мэри Стюарт вытерла ему лицо полотенцем, поданным кем-то, и осталась с ним рядом.
Все свидетели несчастного случая не отходили от мальчика вплоть до появления санитаров. К этому времени он повеселел, а Зоя еще больше успокоилась. Выглядел он неважно, как и Мэри Стюарт, но Зоя была уверена, что обошлось сотрясением и сломанной рукой, не считая нескольких синяков и ссадин. Это можно назвать везением. Одновременно с машиной «скорой помощи» до места происшествия дотащилась мать пострадавшего: Гордон послал гонца и за ней. При виде неподвижной фигурки она залилась слезами, но Таня, Хартли и супруги из Чикаго поспешили уверить ее, что дела не так плохи; Зоя подтвердила, что повреждения минимальны, учитывая скорость, с которой скакала лошадь, силу падения и то, что всадник не надел шлема.
– Бенджи... – Мать опустилась рядом с сыном на землю, проливая слезы. – Я так тебя люблю! – Глядя на спасителей сына из-под спутанных волос, она прочувствованно их поблагодарила.
Мзри Стюарт напоминала мальчику взглядом о своих недавних словах: мать действительно любит его, как никого другого. Сама она тоже любила своего Тодда как безумная. Дочь она тоже обожала с момента ее появления на свет, но первенец есть первенец – этим все сказано.
Когда носилки с мальчиком осторожно задвигали в машину, она успела прикоснуться к его руке и поцеловать в щеку. На нее пахнуло сладким запахом детства, и сердце чуть не выскочило из груди. Для нее не существовало ни рвоты, ни пыли, ни конского пота, а только запах детства, от которого рукой подать до запаха младенчества.
– Я тебя люблю, малыш, – прошептала она ему, как шептала когда-то Тодду, и едва не лишилась чувств. Казалось, ее собственный сын вернулся к ней с того света и открыл шлюзы любви. – Скоро увидимся!
Мать Бенджамина, плача, поблагодарила ее еще раз. Потом все разошлись. Одна Мэри Стюарт осталась стоять, не в силах унять рыдания. Вдруг она ощутила, что ее обнимают сильные руки. Потом догадалась, кто это, и обернулась. Он прижал ее к себе, но и тогда она не перестала плакать.
– Что ты, что ты,.. – Она даже не знала его толком, была выпачкана грязью вперемешку с детской рвотой, но он ни на что не обращал внимания – так хотел ее утешить. – Бедняжка... Ну не надо... Жаль, что с тобой не было меня.
Она подняла глаза и улыбнулась сквозь слезы, не веря своему внезапному счастью. То ли Господь счел, что она уже за все заплатила сполна, то ли ей невероятно повезло, то ли снится сон...
– Он так похож на моего сына! – попробовала она объяснить свое состояние, но это было лишним.
Женщина с огромным животом оказалась прямо-таки копией Мэри Стюарт: их можно было принять за сестер. Сходство налицо.
– Что тебе пришлось пережить! – проговорил Хартли, когда они остались одни и присели на бревно. Через несколько минут она пришла в себя. От одного его присутствия она воспряла.
Возможно, это объяснялось тем, что и он пережил нелегкие времена. Его жена умирала мучительной смертью, и он находился с ней рядом до самого конца. Впрочем, под занавес она примирилась со своей участью, а он не смог это пережить. Врач твердил, что он обязан отпустить ее душу на волю, облегчить ей уход. Она умерла у него на руках рождественским утром.
– Извини, я в таком виде... Он сотворил со мной какое-то волшебство – дотронулся до самого сердца. Не знаю, как это получилось.
– Иногда происходит такое, что нам остается только разводить руками, – мягко проговорил Хартли, не зная обстоятельств смерти ее сына, и не торопился спрашивать. Она сама угадала его мысли.
– Мой сын покончил жизнь самоубийством, – ответила она на его незаданный вопрос. Раньше Мэри Стюарт никому, кроме Зои, не говорила этих страшных слов. В этом не было необходимости: никто не осмеливался спрашивать. – Он учился в Принстоне. – Она рассказала ему всю историю Тодда. ни о чем не умолчав: ни о своем ужасе, ни о похоронах, ни об отношении мужа. Рассказ вышел печальнее некуда.
– Все вы прошли через кошмарное испытание. Чудо, что вы вообще выжили, – произнес Хартли в изумлении.
– Разве это жизнь? Мой муж превратился в зомби, наш с ним брак уже год как мертв. Боюсь, дочь предпочла бы совсем не возвращаться домой. Я даже не в силах ее за это осуждать. Теперь просто хочу из всего этого вырваться, умчаться как можно дальше.
– Ты уверена? – осторожно спросил он. Теперь, зная ее историю, он понимал, что эта семья переживает шок. Но что будет, когда они выйдут из потрясенного состояния? Ведь они с мужем прожили долгую жизнь.
– Кажется, да, – искренне вымолвила она. – Я хотела этим летом обдумать свою дальнейшую жизнь... – Она улыбнулась. – Не представляла, что может произойти такое. – Она, собственно, еще и не знала, что произошло и получится ли из этого что-нибудь путное. Возможно, после двух недель на ранчо они больше не встретятся. Такое тоже нельзя исключать. Она решила уйти от Билла не ради Хартли, а потому, что иначе не могла. – Мне надо сделать правильный выбор. И кажется, я уже знаю, как поступить.
Хартли молча кивал, продолжая ее обнимать. Немного погодя он отвел ее домой. Зоя и Таня пили кофе. Хартли присоединился к ним, Мэри Стюарт пошла принять душ. Когда раздался обеденный гонг, женщины поручили Хартли дождаться Мэри Стюарт, а сами отправились в ресторан. После случившегося всем было не до веселья. Выйдя из ванной, Мэри Стюарт удивилась: вместо подруг ее дожидался Хартли. Она поблагодарила его за любезность и, увидев его ласковые глаза, прониклась к нему жалостью. Он тоже пережил трагедию, а теперь тратил все душевные силы на нее. Она не вправе причинять ему боль.
– Не хочу делать вам больно, – сказала она, делая шаг к нему. Ее влекло к Хартли, но она не хотела проявлять эгоизм. Ведь Мэри Стюарт еще не до конца разобралась с Биллом, хоть и пришла к твердому решению, как поступить. Но ей требовалось время. – Вы так добры ко мне, хотя мы едва знакомы! Никто еще не был со мной так добр, не считая Тани.
– Спасибо. – Он присел на ручку дивана, не сводя с нее глаз. На ней была красная тенниска и джинсы. Она была так хороша, что у него учащенно забилось сердце. – Я взрослый мужчина, Мэри Стюарт. Не тревожьтесь за меня. Оба мы немало пережили и заслуживаем осторожного обращения. Понимаю, это рискованно. Предоставьте действовать мне. Я побуду с вами.
Она не верила своим ушам. Он изъявлял готовность подождать, пока она расстанется с Биллом.
Не сказав больше ни слова, он подошел к ней, заключил в объятия и поцеловал. От нее пахло духами, мылом, зубной пастой – чистотой. Хартли запустил пальцы в ее волосы. Он так давно не целовал женщину, что успел забыть это ощущение; оба были еще достаточно молоды и не готовы лишать себя радостей жизни. Они были как потерпевшие кораблекрушение, переплывшие Ла-Манш и вместе выбравшиеся на берег. Уставшие, продрогшие, изголодавшиеся. Но все это отходило на задний план по сравнению с благодарностью Провидению за то, что они выжили и оказались вместе. Он снова улыбнулся ей и поцеловал в губы.
Никогда еще Мэри Стюарт не ощущала такого нежного прикосновения. Она догадывалась, что он окажется потрясающим любовником, но пока не жаждала этого. Ни он, ни она не знали, куда их это заведет. Сейчас они находились в Вайоминге и были вместе. Этого хватало с лихвой.
Глава 15
Наступил третий день в Вайоминге. Зоя открыла глаза и сонно потянулась. Часы показывали без чего-то семь. Еще несколько минут – и она встанет. Из кухни доносились какие-то звуки. Мэри Стюарт уже поднялась и, зевая, отправилась в кухню сварить кофе. При виде Тани она еле устояла на ногах.
– Что ты тут делаешь? – воскликнула она. Никогда еще, даже в колледже, Таня не вставала так рано.
– Живу, что же еще? – Таня уже сварила кофе, разогрела булочки, достала из холодильника йогурты. Судя по ее виду, она успела умыться и почистить зубы.
Зоя выглянула и тоже не поверила своим глазам.
– Что-то случилось? – Зоя даже испугалась, заподозрив неладное. Чтобы поднять Таню в такой ранний час, требовалось что-то из ряда вон выходящее. Она не поверила, когда ей сказали, что все в полном порядке.
– Господи, да что с вами? – всплеснула руками Таня. – Решила встать пораньше, только и всего.
Но подруг оказалось нелегко убедить.
– Знаю, знаю! – Зоя широко улыбнулась. Настал Танин черед отдуваться: достаточно она дразнила Зою из-за Сэма, а Мэри Стюарт – из-за Хартли. – Гордон, да?
– Глупости! – отмахнулась Таня. – Простой ковбой...
– Ну и что? Он смотрит на тебя, как на дар с небес.
– Перестань! – Таня продолжила свои хлопоты как ни в чем не бывало.
Зоя попала в точку. Вторая половина предыдущего дня прошла в напряженных беседах. Происшествие с Бенджамином настроило всех на серьезный лад. Гордон заговорил о своем сыне. Парень уже вырос, отец два года с ним не виделся, но определенно души в нем не чаял. Таня вспоминала свой брак с Бобби Джо и его печальный финал. Только первое свое замужество она считала настоящим и до сих пор сожалела, что оно рухнуло под тяжестью ее карьеры, хотя и признавала, что все равно рано или поздно переросла бы мужа.
Ей часто приходилось по нему грустить. С чем она останется в конечном счете? Со стопкой золотых дисков, кучей денег, одна в огромном доме? Без мужа, без детей, без единого близкого существа, способного позаботиться о «ей в старости. С кем делить тогда победы и поражения? Жизнь представлялась ей сейчас бессмысленной, а место в жизни, которого она так упорно добивалась, оказалось никчемным. Весь Голливуд только о таком и мечтает, для нее же оно ровно ничего не значило. Она поделилась с Гордоном своими сомнениями, а он, проявив благоразумие, сумел ее утешить, оказался сообразительным, практичным, реальным человеком, под стать ей.
Как ни странно, у них оказалось много общего. Он бы не прочь продолжить беседу, но пришло время возвращаться. Ковбоям разрешалось ужинать вместе с гостями только по воскресеньям, а также в выходные дни. Разговор с Гордоном оставил у Тани приятное чувство. Многое в нем ей импонировало. Его простота и некоторая грубоватость ничуть не смущали. Он добр, предупредителен, не проявляет ни жестокости, ни алчности, зато умен и рассудителен. В его пользу говорит даже техасское происхождение. Признаться же подругам, как он ей симпатичен, она еще не готова.
– У тебя появились от нас секреты? – не отставала Зоя. Ей вторила Мэри Стюарт.
Не обращая на них внимания, Таня завершила свой туалет. Она выглядела сногсшибательно в выцветших джинсах и тенниске цвета персика, даже отказалась от любимых старых сапог в пользу новых – абрикосового цвета, с ручной отделкой, приобретенных дома, в Техасе.
Хартли дожидался в ресторане. Он радостно обнял Мэри Стюарт и тепло приветствовал остальных. От него пахло мылом и лосьоном после бритья; ему очень шли белая рубашка и джинсы. Таня поймала себя на мысли, что сегодня он и Мэри Стюарт смотрятся особенно. Казалось, они созданы друг для друга. Она поделилась своим наблюдением с Зоей, и та полностью с ней согласилась.
Бенджамин с нетерпением дожидался их, чтобы подсунуть на подпись свой гипс. Таня наградила его поцелуем и автографом, после чего стайка девушек, заручившись согласием матерей, тоже стала клянчить у нее автографы. Публика уже привыкла к ее присутствию, и никто не фотографировал исподтишка, что она оценила по достоинству. Потом ей приветственно помахал Гордон, седлавший лошадей. Как обычно, они выехали на прогулку одними из последних. Перед этим Мэри Стюарт посидела на скамеечке с Бенджамином на коленях. Теперь она воспринимала его как подарок судьбы.
– Ну и напугал ты нас вчера! – сказана она, вспоминая его несущимся на взбесившейся лошади, а потом как он взлетел в воздух и шлепнулся на камни.
– Врач сказал, что я должен был сломать шею, но не сломал.
– Повезло тебе!
– А как плакала мама! – Он серьезно взглянул на Мэри Стюарт. – Ты была права. Она сказала, что не будет любить другого ребенка так, как меня. Я передал ей твои слова, а она говорит: так и есть.
– Вот и хорошо.
– Она сказала, что я всегда буду особенным. – Следующие его слова вызвали у нее поток слез, как удар кулаком в солнечное сплетение: – Мне жалко твоего мальчика.
– И мне... – пролепетала она дрожащими губами, борясь с рыданием. Все это время Хартли пристально наблюдал за ней. – Я по-прежнему очень-очень его люблю. Он остался для меня особенным.
– Ты хотя бы иногда с ним видишься? – поинтересовался малыш, заинтригованный смертью.
Подобные вопросы задавал ей в этом возрасте и Тодд. Ей хотелось ответить утвердительно, но она предпочла честный ответ:
– Нет. Только в моем сердце. В нем он остался навсегда. В сердце и на фотографиях.
– Как его звали?
– Тодд.
Бенджи кивнул, словно знакомство состоялось. Немного погодя он слез с ее колен, прогулялся среди лошадей и отправился обратно, к матери. Общение полностью его удовлетворило.
Мэри Стюарт, Таня, Зоя и остальные поехали за Гордоном. Хартли не спускал глаз с Мэри Стюарт, та через силу улыбалась. Конечно, беседы с Бенджамином по-прежнему причиняли ей боль. Ее ранила его прямота, но в конечном итоге она же могла оказаться для нее целебной. Пока же ей нелегко. Прежде чем она села в седло, Хартли успел ее приобнять и сказать комплимент по поводу того, как она выглядит.
– Прямо не знаю, чем заслужила такое везение, – откликнулась она.
– Праведной жизнью!.. – пошутил он.
Прогулка получилась приятной. Зоя выглядела уставшей, и Кавалькада двигалась не спеша. Зоилы друзья отправились в Йеллоустонский парк кататься на плотах, поэтому ей пришлось присоединиться к Хартли и Мэри Стюарт. Таня и Гордон снова возглавляли процессию. Он пригласил ее на вечернее родео, в котором принимал участие.
– Смеетесь? В каких же соревнованиях?
– Объезжаю бычков и мустангов, – признался он, потупившись. – Я начал этим заниматься еще в Техасе.
– Вы сумасшедший? – В детстве она насмотрелась на родео. Быки волочили участников по арене, топтали их копытами; у одних ковбоев к тридцати годам становилось плохо с головой, у других не оставалось ни одной целой косточки, и они уже в тридцать лет ковыляли, как глубокие старцы. – Какая глупость! Вы же умница. Зачем рисковать жизнью ради пары сотен долларов или серебряной пряжки? – Он хвастался, что этих трофеев у него с десяток, но что с того, если из-за этого он станет калекой?
– Это то же самое, что ваши платиновые пластинки, – спокойно ответил он, нисколько не удивленный ее вспышкой. То же самое твердили его мать, сестры. Женщины не способны этого понять. – Вам тоже приходится помучиться ради золотого диска или «Оскара». Вон каким вас подвергают пыткам: репетиции, угрозы, менеджеры-обманщики, журналы... Гораздо проще продержаться полторы минуты на дикой лошадке.
– Да, но меня не волокут по конскому навозу вниз головой и не топчут до смерти. Нет, Гордон, этого я не одобряю.
Ее реакция его разочаровала – все же она дитя большого города, а не Техаса.
– Значит, не придете? – Он всерьез огорчился.
Она покачала головой, потом улыбнулась:
– Приду, а как же! Но все равно, по-моему, вы сумасшедший. Что у вас в программе на сей раз?
Он усмехнулся и закурил.
– Оседланные мустанги. Это неопасно.
– Не болтайте! – Она уже предвкушала чудесное зрелище. На самом деле Таня обожала родео и собиралась на нем побывать. Он пригласил ее к себе под трибуны, и она пообещала его там найти. Правда, ей нелегко выходить куда-то. Если ее узнают, то это сильно помешает; если окружат, то ей, возможно, придется скрыться. Обычно она не посещала публичные мероприятия без охраны, но сейчас хотела бы обойтись без телохранителя. Она приедет на своем автобусе с Томом, подругами и Хартли, если тот пожелает присоединиться. Тане уже не терпелось: она вспомнила, что захватила соответствующий наряд.
Вечером, одеваясь к ужину, она вела себя как девчонка, которую ведут на ярмарку. Вышла из своей комнаты в джинсах из мягкой, как бархат, бежевой замши с бахромой, в замшевой рубахе, даже с замшевым шарфом на шее. Бежевой, как и все остальное, была даже ее ковбойская шляпа. Несмотря на ковбойский стиль, все эти предметы были приобретены в Париже.
– Ух ты! Стопроцентный Техас! – завистливо воскликнула Мэри Стюарт. Сама она надела изумрудные джинсы, такой же свитер и черные сапожки из крокодиловой кожи. Зоя надела джинсы в обтяжку и куртку военного покроя. Как обычно, они затмили остальных женщин пансионата. Хартли окрестил их ангелами Хартли, чем изрядно позабавил подруг.
Ужин прошел весело. Бенджамин носился по ресторану, хотя у его матери вот-вот должны были начаться схватки. Она говорила, что провела тяжелую неделю и ждет не дождется возвращения домой, в Канзас-Сити, в ближайшие выходные. Мэри Стюарт хорошо ее понимала: трудно вынести такое на девятом месяце беременности. Она была счастлива, что успела познакомиться с Бенджи. Он попросил ее еще раз расписаться на его гипсе. Сразу после ужина они уехали на Танином автобусе в Джексон-Хоул вместе с Хартли. Он согласился посетить с ними за компанию родео, а увидев автобус, сразу в него влюбился.
– Просто не верится! – восклицал он. – А я-то завел «ягуар» и напыжился!
– Тогда войдите в мое положение: я вообще езжу на «фольксвагене» десятилетней давности! – полушутя посетовала Зоя.
Впрочем, он уже знал, что это не блажь: она вкладывала буквально все деньги в медикаменты и инвентарь.
– Боюсь, литературный мир не может соперничать с Голливудом, – пожаловался он Тане. – Вы укладываете нас на лопатки одной левой.
– Пусть так, но что нам приходится при этом выносить! У вас чистая работа, а мы имеем дело с дикарями. Так что я заслужила эти удобства.
Все засмеялись. Никто, даже Хартли, не завидовал всерьез: она зарабатывает свои деньги неимоверным трудом.
В комфортабельном автобусе время пролетело быстро. Путь от Муз до Джексон-Хоула занял всего полчаса, поэтому они прибыли на родео задолго до начала. На ранчо им заказали билеты на хорошие места. Таня сразу уловила знакомый запах и вспомнила ощущения детства. Именно так все и было, когда она была еще маленькой девочкой. Сначала она сама ездила по арене верхом, потом выросла, и отец сказал, что это слишком дорогое удовольствие, к тому же она не такая уж любительница лошадей. Ей нравилась атмосфера родео – под стать цирку.
Они заняли места, накупили поп-корна и воды. Потом к Тане подошел администратор родео. Она испугалась: вдруг поступила угроза теракта и на их безопасность покушаются? Администратор страшно нервничал. Хартли загородил ее.
– В чем дело, позвольте узнать? – вежливо спросил он, тоже почувствовав опасность.
– Я предпочел бы поговорить с мисс Томас, – ответил администратор не с вайомингским, а с техасским говором. – Мы хотели бы попросить ее об услуге. – Поглядев на нее через плечо Хартли, он добавил: – Как уроженку Техаса.
– Чем я могу помочь? – осведомилась она, решив, что угрозы нет, просто ей как звезде придется нести какую-то повинность.
– Мы подумали, не сможете ли вы... – Техасец страшно вспотел от напряжения. Ему поручили трудное дело. Как он ни возражал и ни предлагал другие кандидатуры... Телохранитель звезды внушал ему страх: несмотря на элегантность, он выглядел грозно... За телохранителя он принял, разумеется, Хартли. Таня купила билет и Тому, но не уследила, куда он сел. – Мисс Томас, – взволнованно продолжил техасец, – я знаю, вы, наверное, откажетесь, тем более что заплатить мы все равно не сможем, но мы подумали... Это была бы для нас огромная честь... – Ей уже хотелось его тряхнуть, чтобы он перестал мямлить. – Может быть, вы исполните сегодня гимн?
Предложение прозвучало настолько неожиданно, что сперва она не знала, как ответить. Ей уже приходилось открывать представления исполнением гимна. Но сейчас просьба ее глубоко растрогала. Гимн – непростая песня, а с другой стороны, она сама получила бы от этого удовольствие. Под открытым небом, в окружении гор... Идея показалась ей заманчивой. Она улыбнулась администратору. Интересно, что подумает Гордон, если она согласится? Ей хотелось посвятить исполнение гимна ему, пожелав тем самым удачи.
– Для меня это тоже честь, – произнесла она вполне серьезно. – Только скажите где.
– Пройдите со мной, пожалуйста.
Она немного поколебалась, по привычке боясь толпы. Что с ней будет? Ведь ее некому охранять. Ее компания испытывала сомнения, хотя пока что ее никто не узнал. Очень соблазнительно просто так взять и исполнить гимн страны!
– Хотите, я пойду с вами? – вызвался Хартли, не желая, чтобы она подвергала себя опасности, и был рад помочь.
– Думаю, все пройдет хорошо, – тихо ответила она. – Меня будет видно со всех сторон. Если заметите непорядок, толпу и так далее, вызовите охрану, полицию, отгоните зевак. – В этих делах требовалась расторопность. Окажется ли он в случае чего на высоте?
– По-моему, вам не надо соглашаться, – сказал он.
– А мне хочется. Это так здорово! Для них это много значит. – Одновременно это станет ее подарком Гордону. Ему и другим жителям Джексон-Хоула, штата Вайоминг. – Не беспокойтесь. – Она потрепала его по руке, бросила взгляд на подруг и поспешила за потным администратором вниз по ступенькам, мимо трибун, вокруг арены.
Все это время Таня оставалась на виду. Ей предложили встать на ящик посреди арены с микрофоном. Можно было спеть и из седла. Певица предпочла второе. В любом случае она представляла собой легкую мишень, но в случае чего верхом ей легче выбраться из затруднительной ситуации. Организаторы обрадовались ее решению петь из седла и подвели ей пегую красавицу с белой гривой, соответствующую окраской ее волосам и одежде. Она предвкушала настоящее театральное представление и надеялась, что среди присутствующих не окажется безумца с пистолетом. Певица привыкла к таким мыслям, потому что опасность быть застреленной существовала на любом концерте. У ее импресарио случился бы инфаркт, узнай он, что она согласилась выступить без всякой охраны, да еще бесплатно. Что поделать, если в ней еще не умерла техасская девчонка! Если бы ей сказали в детстве, что она будет исполнять гимн на родео, она бы не поверила. Как она мечтала об этом в детстве в Техасе! Именно так – с коня!
Ей объяснили, что выступление состоится минут через десять. Она стала озираться, надеясь отыскать глазами Гордона, но его нигде не было видно. Никто из публики не имел понятия, что сейчас произойдет, и не догадывался, кто находится рядом. Правда, организаторы родео знали о ней от девушки из пансионата-ранчо, заказывавшей билеты. Это слегка настораживало, хотя такие вещи невозможно держать под контролем. Кто-то обязательно проболтается. Однако публика, как и Гордон, оказалась совершенно не подготовленной к прозвучавшему с арены объявлению.
– Леди и джентльмены! – провозгласил церемониймейстер с огромного черного жеребца. – Сегодня мы приготовили вам настоящий сюрприз. Родео Джексон-Хоула приветствует вас, и в знак благодарности за ваше желание полюбоваться нашими бычками, лошадками и ковбоями мы пригласили одну милую особу. Это и есть главный сюрприз. Гостья споет наш гимн. – (Таня молилась, чтобы у него хватило ума умолчать, где она находится в данный момент. Ее друзья на трибуне замерли. Церемониймейстер не подкачал и не ляпнул лишнего.) – К тому же певица сама хорошо знакома с родео. Ведь она родом из Техаса! Итак, леди и джентльмены... – Школьный оркестр, которому было поручено аккомпанировать Тане, разразился барабанной дробью. – Представляю вам Таню Томас!
При этих его словах ковбой распахнул воротца, и она выскочила на своей лошадке на арену. С развевающимися на ветру волосами Таня выглядела так чудесно, как никогда прежде. В одной руке она сжимала микрофон, в другой – поводья. Лошадка оказалась не очень послушной, и в данный момент поп-звезда думала только об одном: как бы не свалиться, не допев гимна. Согласно плану она сделала по арене круг, после чего остановилась в самом центре, улыбаясь публике. Публика неистовствовала. Все вскочили, не веря в свою удачу. Таня испугалась, что ей придется спасаться бегством. Она чувствовала надвигающуюся беду. Если бы она нашла взглядом Гордона, ей было бы легче, но его нигде не было видно. Он любовался ею, сидя на загончике с дикими лошадьми, не веря собственным глазам и удивляясь беснующимся зрителям. Странно, что она не предупредила его о своем намерении выступить! Толпа свистела, выкрикивала ее имя, дружно топала ногами. Но стоило ей поднять руку – и все стихло: всем хотелось ее услышать.
– Спасибо! Я тоже рада встрече с вами, но это все же не концерт. Это родео. Сейчас мы споем гимн. Вы уж потерпите. Для меня большая честь здесь находиться. – Это было сказано с таким искренним чувством, что люди и впрямь успокоились и обратились в слух. – Для всех нас, американцев, эта песня очень много значит. – Она намеренно брала их за живое. – Прошу вас, вдумайтесь в ее слова и помогите мне ее исполнить.
Она ненадолго склонила голову. Трибуны молчали. Потом оркестр заиграл – лучше, чем любой профессиональный коллектив. Они играли для нее, а она пела для жителей Джексон-Хоула, для туристов, для друзей, для техасцев и для Гордона.
Главным ее слушателем сегодня был он, и она надеялась, что ковбой это понимает. Она знала, что значит для него родео, – то же, что оно значило в детстве для нее, техасской девчонки. Это апофеоз его существования – по крайней мере, оставалось таковым до этой минуты. Сейчас он был способен думать только о ней. Никогда еще он не видел такой красивой женщины и не слышал такого красивого пения. Если бы у него имелась запись гимна в ее исполнении, он бы только и делал, что слушал ее, забыв обо всем на свете. Ни он, ни остальные слушатели не могли удержаться от слез.
Когда она допела, публика словно осатанела. Певица помахала на прощание рукой и галопом покинула арену, прежде чем безумцы будут штурмовать заграждения и набросятся на нее. Никто не успел опомниться, а она уже вылетела в воротца, швырнула микрофон техасцу, кинувшемуся ее целовать, спрыгнула с лошади и буквально растворилась в толпе. Путь ее лежал к загонам, к Гордону. Ее трясло от воодушевления.
Никто так и не разобрался, куда она подевалась. Чтобы затеряться в толпе, надо было торопиться во весь дух, что она и делала. Даже Хартли потерял ее из виду. Мэри Стюарт и Зоя всерьез забеспокоились, но сама она отлично знала цель своего бегства. Старый опыт подсказал ей, где находятся загоны. Не прошло и пяти минут, как она нашла Гордона в загоне под номером пять. Он все еще пребывал в ошеломленном состоянии. При ее появлении ковбой покачал головой. Он быстро, как обезьяна, спустился по шесту, такой рослый, что она едва доставала ему до плеча. Таня радостно улыбалась.
– Почему вы не предупредили меня о своем намерении? – Гордон выглядел обиженным, но при этом было видно, как он растроган ее пением.
– Я получила предложение спеть в последнюю минуту.
– Потрясающе! – воскликнул он, гордясь ею. Неужели он познакомился с такой удивительной женщиной! Последние дни и так были для него, как сон, а теперь он стоял с ней рядом, болтал, как со старой знакомой. На нем были серебристо-зеленые кожаные штаны, сапоги с ручной вышивкой и звенящими серебряными шпорами, ярко-зеленая рубаха, серая ковбойская шляпа. – В первый раз в жизни слышу такое исполнение!
Вокруг сновали люди, но никто, кажется, не догадывался, с кем он беседует. .
– Вы сочтете меня сумасшедшей... – Она вдруг смутилась, как девочка. Тихо, еще не зная, хочет ли она сама, чтобы он ее расслышал, Таня пробормотала: – Я пела для вас. Мне хотелось, чтобы мое пение принесло вам удачу. Хотелось, чтобы вам понравилось.
Как ни ласков был его взгляд, она не могла побороть смущение. Он тоже был смущен.
– Не знаю, что вам и сказать. Мы же с вами почти незнакомы, Таня...
Таня! Таня Томас! Он был готов ущипнуть себя: не снится ли ему все это? Что с ним происходит? С ним ли она говорит? Неужели это с ней он ездит с понедельника по горным тропинкам? С ума сойти! Такое может только присниться.
– Вы получили от меня подарок, а теперь отплатите мне тем же – сделайте подарок мне. – (Он испугался, что не сможет выполнить ее просьбу. Впрочем, сейчас Гордон был готов ради нее на все.) – Останьтесь целым и невредимым – это все, что я от вас требую. Будьте осторожны. Даже если это значит проиграть по очкам. Поймите, Гордон, жизнь важнее всего остального. – В ее жизни было столько расставаний, столько нелепостей, столько людей рисковали всем ради пустяков... Не хватало только, чтобы он убился из-за несчастных семидесяти пяти долларов, слетев с дурня мустанга! Она не видела разницы между родео и корридой. И там, и тут риск неоправданно велик, и человек должен уметь вовремя выйти из борьбы.
– Даю вам слово, – хрипло произнес он, глядя ей в глаза. У него подкашивались ноги.
– Счастливо! – Она дотронулась до его руки, и он ощутил прикосновение ее замшевого рукава.