Ранчо Стил Даниэла
– Гляди! А сейчас я все равно не доплелся бы до своей конуры. – По правде говоря, ему и не хотелось туда плестись.
Они расположились на ее огромной кровати, и он признался, что незнаком с такой роскошью. Простыни были образном свежести и чистоты. Ее тело поражало гладкостью, пахло мылом и духами, даже волосы были совершенно чисты, словно в них и не было недавно гари. Он почувствовал себя избалованным ребенком и уснул еще до того, как Таня выключила свет.
Всю ночь он прижимал ее к себе. В пять двадцать она ласково разбудила его, как обещала. Ее собственному пробуждению помог будильник.
– Знал бы ты, как мне не хочется тебя будить! – прошептала она ему на ухо. Он перевернулся на другой бок и обнял ее. Даже во сне он был с ней нежен. Его невозможно не любить. – Пора вставать.
– Никогда больше не встану, – пробормотал он, не открывая глаз. – Ведь я умер и вознесся в рай.
– Вместе со мной. Но в раю тоже есть дела. Вставай, соня!
Он послушно открыл глаза и со стоном сполз с кровати, затем медленно натянул на себя одежду. Его вещи оставались грязными после пожара, а сам он был чист, но знал, что уже через несколько минут, добежав до своего домика, скинет грязную одежду, примет душ и оденется во все чистое, чтобы появиться на работе как ни в чем не бывало. Другое дело – расставаться с ней. Вот чего ему не хотелось!
– Спасибо, – молвил он, глядя на нее во все глаза. – В жизни никто не делал мне такого чудесного подарка! – Он имел в виду и джакузи, и любовь.
– Я знала, что это пойдет тебе на пользу, – сказала она с улыбкой и тут же вспомнила, что наступила среда. – Надеюсь, ты пропустишь сегодняшнее родео?
Немного помявшись, он кивнул:
– Сегодня от меня все равно будет мало толку – я слечу с мустанга уже через несколько секунд. Нет уж, в этот раз я пас.
– И я. – После неприятных субботних событий она больше не собиралась появляться на родео.
– Как насчет тихого вечера под музыку? Не возражаешь снова наведаться в мое скромное жилище?
– Не возражаю. – Она чмокнула его в щеку и выпроводила за дверь.
Он исчез бесшумно, не обратив на себя постороннего внимания.
В девять часов, встретившись с ним у загона, она поразилась тому, насколько Гордон опрятен, собран, даже официален: снова белая рубашка, ковбойская шляпа, джинсы. Кони спокойно стояли под седлами, люди выглядели отдохнувшими. Если бы не слабый запах дыма, нельзя было бы догадаться, что они пережили за последние сутки. Однако все разговоры были посвящены в этот день исключительно пожару на горе Шадоу.
День выдался мирным. Пообедав, Мэри Стюарт позвонила в Лондон Биллу. Он работал у себя в номере и удивился ее звонку. В последнее время она ограничивалась факсами и почти ему не звонила. Как, впрочем, и он ей.
– Что-то случилось? – испуганно спросил он. В Лондоне было уже десять вечера.
– Ничего, – спокойно ответила она. Помолчав немного, поинтересовалась, как продвигается его работа. Он ответил, что все идет по плану.
Затем повисла неловкая тишина. Она вышла из положения, рассказав о лесном пожаре, о добровольном участии в его тушении Тани и Зои, о том, что ее эвакуировали на соседнее ранчо. О Хартли, естественно, умолчала. Следующие ее слова стали для Билла полнейшей неожиданностью.
– На будущей неделе я, видимо, наведаюсь в Лондон.
– Я же тебя предупреждал, что очень занят! – раздраженно бросил он.
– Я в курсе. Просто нам пришло время поговорить. Не хочу дожидаться сентября.
Его это, по всей видимости, не волновало, зато ее волновало, даже очень.
– Я мог бы вернуться в конце августа.
– Не собираюсь ждать еще полтора месяца, – проговорила она.
– Конечно, я по тебе соскучился, – испугался он, – но занят день и ночь. Я же говорил! Иначе взял бы тебя с собой.
– Предпочитаешь, чтобы я отправила тебе факс? – холодно спросила она.
Возмутительно! Неужели он не может выкроить время, чтобы услышать, что их супружеству пришел конец?
– Давай не будем ссориться. Просто у меня нет времени.
– Это и будет темой моего визита. У тебя вообще нет времени: ни на разговоры, ни на любовь, ни на какие-либо еще супружеские обязанности. По-моему Билл дело не столько во времени, сколько в утрате интереса.
– Что ты хочешь этим сказать? – У него пробежал холодок по спине.
Только сейчас до него стало доходить, что все это значит: эти факсы, молчание, отсутствие звонков. Он опомнился, но поздно. Слишком поздно.
– Зачем ты сюда прилетишь? – спросил он напрямик. Билл всегда ненавидел неожиданности.
– Чтобы встретиться с тобой. Я не отниму у тебя много времени. Если хочешь, даже остановлюсь в другом отеле. Просто считаю, что после двадцати двух лет брака надо переброситься хотя бы словечком, прежде чем отправить все в мусорную корзину.
– Вот, значит, как ты к этому относишься?
Как ни поражен, как ни напуган он был, она ничего не стала отрицать.
– Да. Уверена, что и ты относишься к этому так же. Значит, нам есть о чем поговорить.
– Я против. – Он был совершенно раздавлен. – С чего ты вдруг?
– Еще спрашиваешь! Это печальнее всего.
– Мы оба пережили страшную трагедию. В Лондоне у меня ответственнейший судебный процесс, разве ты этого не знала?
– Знала, Билл.
Она уже устала его слушать. Он был до того недогадлив, что она засомневалась, стоит ли ей вообще лететь в Лондон. Ее угнетал даже разговор с мужем, не то что его вид.
– Поговорим через неделю.
– Это будет разговор или подписание бумаг? – сердито осведомился он.
– Сам решай.
На самом деле право решать принадлежало теперь не ему, а ей. Он мог тянуть до бесконечности: его устраивал брак с женщиной, до которой он больше не дотрагивается, с которой не говорит, на которую даже не смотрит. Такая перспектива вселяла в нее ужас. Она провела десять дней, беспрерывно беседуя с Хартли, и сама мысль о возврате к безмолвному сожительству, лишенному намека на любовь, казалась ей самоубийственной. Она твердо решила, что этому не бывать.
– Такое впечатление, что ты уже приняла решение, – огорченно проговорил Билл, и она едва не ответила утвердительно, но удержалась, чтобы не лишать смысла свою поездку в Лондон.
Она чувствовала, что обязана предоставить ему шанс, дать хотя бы возможность объяснить, почему он целый год так дурно с ней поступал, а уж потом сообщить ему о своем решении.
– Ты полетишь из Нью-Йорка? – спросил он, словно это имело какое-то значение.
– Из Лос-Анджелеса. Сначала проведу пару дней с Таней.
– Это она тебя надоумила? – (Можно было подумать, что у нее самой не хватило бы мозгов.) – Или другая твоя подруга, врачиха?
– Ее зовут Зоей. Нет, они тут ни при чем. Пойми, Билл, я все решила сама. Я много думала еще до отъезда из Нью-Йорка, и теперь не вижу смысла ждать еще два месяца, чтобы тебе сказать...
– Что ты собираешься сказать?
Он хотел вырвать у нее ответ. Чувствовал, что назревает разрыв, и был близок к панике. Его можно только пожалеть. Вместо того чтобы паниковать сейчас, когда уже поздно что-то изменить, ему надо было заметить неладное еще полгода назад или хотя бы двумя месяцами раньше. Тогда бы он смог сказать решающее слово. А теперь – нет.
– Что мне с тобой плохо. Неужели ты сам этого не замечал? Тебе тоже со мной несладко. Давай не будем кривить душой.
– Это были тяжелые времена, но я уверен, что все поправится.
Он отметал несчастье последнего года, всю горечь, безмолвие, ненависть.
– Как поправится? Почему это вдруг?
Несколько месяцев назад она предлагала ему обратиться к психоаналитику, но он отказался, предпочтя не смотреть правде в лицо, а прятать голову в песок. Откуда же возьмется улучшение теперь? Но для него, судя по его тону, это было вопросом жизни и смерти.
– Не знаю, что творится...
Он был совершенно растерян, абсолютно не подготовлен к ее обвинениям, словно не предполагал, что она способна что-то заметить. Неужели Мэри Стюарт для него – все равно, что автомобиль, который можно припарковать, на время про него забыть, а при необходимости снова завести? Что ж, поздно: аккумулятор окончательно сел.
– Не понимаю, зачем тебе сюда мчаться?.. – Он по-прежнему твердил свое.
– Поговорим на следующей неделе. – Мэри Стюарт не желала продолжать этот разговор.
– Может быть, я сам прилечу в Нью-Йорк на выходные?
Можно было подумать, его больше всего страшит сам факт ее появления в Лондоне. Однако она отказывалась продлевать томительное ожидание.
– Это совершенно необязательно. Ты слишком занят. Честное слово, я не отниму у тебя много времени. Потом я попробую встретиться с Алисой.
– Она знает о твоем намерении?
Об этом еще никто не знал. Ему следовало бы не трусить, а взять себя в руки.
– Пока нет, – холодно ответила Мэри Стюарт. Она слишком долго его любила, слишком многое ему отдала, слишком долго ждала улучшения. Теперь ей уже нечего ему предложить. В ней не осталось даже сочувствия. – Постараюсь отловить ее по телефону перед приездом.
– Может, проведем уик-энд все вместе? – предложил он со слабой надеждой.
– Не хочу. Я прилечу не за этим. Пробыв в Лондоне день, от силы два, я отправлюсь туда, где она в тот момент окажется.
Она не позволит ему спрятаться за спиной дочери, изображая дружную семью, и тем ее переиграть. Это счеты между ней и мужем, и нечего приплетать к этому других, даже Алису.
– Если хочешь, можешь пробыть дольше...
Билл запнулся. Наконец-то почувствовал, что все средства исчерпаны. Он не был полным болваном, а она никогда не вела себя так бессердечно. Мысль о появлении в ее жизни другого мужчины не могла прийти ему в голову. Это не вытекало ни из ее слов, ни из характера. Билл не сомневался в ее верности и в этом отношении не ошибался. Но вот ее оскорбленный, нет, даже презрительный тон... Теперь он понимал, что дело зашло слишком далеко. Для него уже не составляло тайны, что он услышит от нее, когда Мэри Стюарт нагрянет в Лондон. Он был признателен ей за намерение уведомить его о своем решении лично, а не письмом. Но это, конечно, не избавит его от уныния.
Когда жена повесила трубку, он почувствовал себя растоптанным. Напрасно она потратит деньги на билет и будет скучать над океаном: он и так понял, какую весть она ему привезет, и не придумал ничего лучше, как отправить ей новый факс.
Спустя час, получив его послание, Мэри Стюарт, мельком взглянув на текст, отправила его в мусорную корзину. Не долетев до корзины, листок упал на пол. Немного погодя Зоя подняла его с пола, прочла и покачала головой – этот человек совершенно безнадежен.
«Жду встречи на следующей неделе. Привет подругам. Билл».
Это был утопающий. Ему следовало бы попробовать спастись, ухватиться за любую соломинку. Видно, что он не собирается этого делать.
Глава 20
Наступил четверг. Они цеплялись за оставшиеся дни, как нервнобольные – за лечебные четки. У каждой имелись на то свои причины. Зое больше остальных хотелось побыстрее попасть домой. Она ежедневно разговаривала с Сэмом, чувствовала себя здоровой, скучала по ребенку. Но она успела влюбиться в ранчо и понимала, что каждый проведенный здесь день – дополнительная польза для ее здоровья. По ее собственным словам, это походило на паломничество к святым мощам: она молитвенно взирала на горы и чувствовала, что вернется домой, готовая к решительной борьбе. Даже Джон Кронер соглашался, что это не беспочвенное суеверие.
Для остальных приближение отъезда было мучительно: каждый проходящий день они провожали как ценный дар, с которым вынуждены расстаться навсегда. Даже Хартли полагал теперь, что они с Мэри Стюарт проявили излишнюю щепетильность: не надо было ограничиваться поцелуями и объятиями, а познать друг друга по-настоящему. Догадываясь, как развиваются отношения Тани с Гордоном, он испытывал острую зависть.
Мэри Стюарт, услышав эти соображения, обозвала его дурнем: они поступают правильно. В конце концов он и сам, поразмыслив, с этим согласился. Она напомнила, как много осталось у каждого за спиной: сколько потерь, боли! И как важно не мчаться вперед очертя голову, а действовать с оглядкой. Ей не хотелось начинать их роман с измены Биллу, будто она бросает мужа ради Хартли. Зачем обоим всю оставшуюся жизнь тащить за собой шлейф вины? Для Хартли ее слова послужили целительным эликсиром: они избавили его от беспокойства.
– Раз впереди у нас вся оставшаяся жизнь, я готов подождать.
Конечно, ни он, ни она еще не были до конца уверены, чем все это кончится. Ей предстояла поездка в Лондон, тяжелый разговор с мужем. Но все указывало на счастливый результат. Любой внимательный человек, особенно Таня и Зоя, готов был бы побиться об заклад, что они будут вместе.
– Пока ты будешь в Лондоне, я успею сойти с ума, – сказал Хартли.
Мэри Стюарт повезло: она завоевала сердце милого, привлекательного мужчины. Хартли пригласил ее в Сиэтл, где должен был провести важные переговоры с дирекцией библиотеки. Из Сиэтла его путь лежал в Бостон, чтобы обсудить тезисы лекции, которую ему предстояло прочесть в Гарварде. Став его спутницей, она заживет интересной жизнью. Хартли мечтал, что она прочтет все им написанное, а пока предложил ознакомиться со своей последней рукописью. Для нее это большая честь. Теперь вопрос найти работу утратил для нее актуальность: Хартли не даст ей скучать.
Однако Мэри Стюарт отклонила его предложение поехать с ним в путешествие после отъезда из Вайоминга. Она предпочитала отправиться с Таней в Лос-Анджелес, провести там день-другой, а затем вылететь Лондон. Покончив с главным, она встретится с ним в Нью-Йорке. Так лучше для обоих: ведь к тому моменту она станет свободной. Ничего не хотелось ей так сильно, как провести остаток лета с ним на острове Фишер. Хартли мечтал устроить в ее честь званый ужин, познакомить с друзьями, поделиться с ними своей радостью: после двух лет одиночества он вновь обрел счастье.
– Я немедленно позвоню тебе, как только все с ним решу.
Они не спеша прогуливались. Утром ездили верхом, а вторую половину дня решили посвятить отдыху. Им хотелось побыть наедине и поговорить по душам.
– Может быть, придумаем условный знак?
– Какой? – Она пыталась представить себя на его месте. Конечно, он заслуживает сочувствия, но нервничает, она считает, сверх меры. Ее полет в Лондон будет всего лишь данью вежливости, особенно после последнего телефонного разговора с мужем. – Предлагай!
– Точка-тире, точка-тире... – Он засмеялся, лотом нахмурился. Мэри Стюарт видела, как он встревожен. – Просто предупреди меня по факсу. Дай знать, когда вернешься. Я встречу тебя в аэропорту.
– Успокойся! – Она поцеловала его, и они побрели обратно к ранчо рука об руку.
В эту самую минуту Гордон и Таня скакали вниз по склону горы Шадоу. Они ездили посмотреть, каких бед натворил пожар, и ужаснулись от увиденного.
Внезапно Таня заметила мужчину, вышедшего из зарослей на опушку. Издали он выглядел лесным бродягой: рваная одежда, длинные всклокоченные волосы. Он ковылял по пожарищу босиком. Понаблюдав за всадниками, скрылся среди деревьев.
– Кто это? – поинтересовалась Таня. Бродяга испугал ее своим видом, к тому же она заметила у него на плече ружье.
– Иногда мы встречаем в горах таких типов. Они скитаются по национальным паркам. Наверное, пожар согнал его с облюбованного места, вот он и ищет новое пристанище. Вообще-то они безобидные.
Видя, что Гордон совершенно спокоен, Таня облегченно перевела дух. Потом она вспомнила, что просила его съездить с ней в горы. Он пообещал, только предупредил, что надо выехать пораньше.
Они вернулись вовремя. Расставаясь с ним у загона, Таня пообещала снова прийти вечером. У них уже установился особый распорядок: она ужинала с подругами и возвращалась утром, когда они еще спали. Уже много лет она не испытывала такого счастья. Подругам не приходило в голову на нее ворчать.
Ужин прошел весело. Хартли и Мэри Стюарт выглядели довольными, Зоя тоже: она снова побывала в больнице Джона Кронера. Ей нравилось его общество, а он был признателен ей за помощь в лечении больных. За едой было столько шуток и смеха, что Таня ушла от подруг позже обычного. Все, даже Хартли, знали, куда она направляется. Правда, он удивился бы, узнав, как подолгу она пропадает. Что ж, Гордон – славный парень, и они с Таней отлично подходят друг другу. Хартли не находил в этой связи ничего шокирующего.
Она добралась до его домика тем же путем, что и обычно. В небе сияли бесчисленные звезды. Ночь была такой чудесной, что ей не хотелось в помещение. Проходя мимо лошадей, она услышала тихое ржание. Гордон поджидал ее как обычно. Он поставил музыку, сварил к ее приходу кофе. Сначала они болтали, потом любили друг друга. Лежа в его объятиях, она жалела, что время нельзя обратить вспять. Как же быстро оно бежит!
Они разговаривали допоздна. Потом вдруг услышали какой-то треск. Раздался собачий лай, громкое конское ржание. Гордон замер и прислушался. Собака залаяла снова. Лошади ржали и беспокойно метались по загону.
– Что случилось? – тихо спросила Таня.
– Не знаю. Их часто кто-то тревожит: то в загон проберется койот, то кто-нибудь пройдет мимо... Скорее всего ничего особенного.
Но минуло десять минут, а лошади не только не успокоились, но разволновались еще больше.
Гордон решил одеться и наведаться в конюшню.
– Уверен, все нормально, – сказал он напоследок. В его обязанности входило приглядывать за порядком.
Таня знала, что не может пойти с ним.
– Я подожду, – пообещала она, наблюдая, как он натягивает штаны, обувается, надевает на голое тело свитер. В лунном свете он был так красив, что она едва не крикнула ему: «Остановись!» На прощание она наградила его таким призывным поцелуем, что он проговорил, выходя:
– Я тебя понял. Сейчас вернусь.
Гордон побежал к загону, потом, огибая угол, замедлил бег. Таня наблюдала за ним в кухонное окно и не заметила никакой опасности. Лошади продолжали ржать и шарахаться, в остальном же все было спокойно. Гордон долго не возвращался.
Через час Таня забеспокоилась. Она не знача, что и подумать. Вдруг одна из лошадей захворала и ему пришлось остаться, или еще какая-нибудь напасть? Она никого не могла позвать на помощь, никого не могла попросить взглянуть, в чем дело.
Наконец решила одеться и пойти на поиски самостоятельно. Даже если ей кто-нибудь повстречается, она сможет отговориться: мол, не спалось, вот и вышла прогуляться. Никто не догадается, где она только что была.
Она медленно двинулась к загону. Внезапно наступила полная тишина. Стоило ей свернуть за угол – и она увидела их: мужчину, которого они заметили днем на склоне, и Гордона. Мужчина держал Гордона на мушке ружья, а тот что-то ему говорил, не шевелясь. Несколько лошадей были забрызганы кровью, одна лежала на земле. Злодей был вооружен не только ружьем, но и огромным охотничьим ножом.
Поняв, что происходит, Таня попятилась, потом побежала. В тот самый момент, когда она должна была скрыться за углом, злодей увидел ее. Раздался выстрел.
Она не знала, кто в кого стрелял. Уж не в нее ли? Она просто бежала изо всех сил, зная, что обязана быстрее привести подмогу. Господи, только бы пуля не предназначалась Гордону! Она не могла думать ни о чем другом. Она больше не слышала выстрелов. Единственным звуком был ее собственный топот, потом – удары кулаками в дверь первого же домика по пути. Здесь обитал молоденький ковбой из Колорадо, которого она запомнила.
Он выскочил на крыльцо, обмотанный одеялом, решив, что снова начался лесной пожар. Иногда пожар, казалось бы, окончательно затушенный, разгорался снова. Однако по Таниному лицу понял, что случилось нечто несравненно худшее. Он мгновенно ее узнал. Она схватила его за руку и потянула за собой.
– Там, в загоне, человек с ружьем и ножом. Пострадали лошади. Он угрожает Гордону. Быстрее!
Он не знал, конечно, откуда ей все это известно, но спрашивать не стал. Бросив одеяло, поспешно натянул штаны. Таня отвернулась, дожидаясь, когда парень приведет себя в порядок. Он появился на крыльце, застегивая молнию, и постучал в соседнюю дверь. Человеку, вышедшему на стук, велел вызвать шерифа и разбудить остальных. Затем он и Таня бросились к загону, что было сил и успели заметить, как злодей прыгнул на лошадь и поскакал в горы. На скаку он размахивал ружьем и выкрикивал непристойности, но больше не стрелял. Он погубил двух лошадей: одну зарезал, другую застрелил.
Гордон лежал на земле, раненный в руку, и истекал кровью. Таня сразу поняла, что у него рассечена артерия и он вот-вот умрет от потери крови. Она схватила его руку и зажала чуть выше раны. Ковбой получил приказ бежать за Зоей. Глядя на Гордона, она понимала, что дело плохо. Однако ей удалось замедлить кровотечение. Она уже была с головы до ног в крови, все вокруг было забрызгано кровью; рядом бесновались лошади.
– Ну же, милый... Не надо... Ответь мне, Гордон... Продолжая зажимать ему рану, она пыталась не позволить ему лишиться чувств, но видела, что у него закатываются глаза.
– Нет! – крикнула она. Она зажимала рану обеими руками, иначе отвесила бы ему пощечину. – Очнись, Гордон! – Она кричала и плакала одновременно.
Появились коллеги Гордона. Все были ошеломлены и. не сразу поняли, в чем дело. Никто ничего не слышат. Зажимая кровоточащую рану, она пыталась объяснить им, что произошло. Потом увидела Зою, спешащую изо всех сил вниз по склону в развевающемся халате. При ней был медицинский чемоданчик. Когда она подбежала, Таня увидела, что она успела натянуть резиновые перчатки, чтобы не поделиться с Гордоном своей страшной болезнью.
– Пустите! – потребовала она. – Вот так, спасибо.
Опустившись на колени, она вопросительно взглянула на Таню.
– Его полоснули охотничьим ножом...
Зоя видела, что Гордон чуть не лишился руки.
– Кажется, у него рассечена артерия, вон как хлещет... – Таня помнила, чему ее учили на курсах экстренной помощи, хотя с тех пор минуло невесть сколько лет.
– Не отпускай! – распорядилась Зоя и хотела было осмотреть рану, но стоило совсем немного изменить положение руки – и их окатил фонтан крови.
Таня усилила нажим, Зоя кое-как наложила жгут. Раненый был в тяжелом состоянии. Он находился в шоке, и у Зои не было уверенности, что он вытянет. Таня тоже это видела и твердила как заведенная его имя. Остальные в ужасе наблюдали за происходящим. На место происшествия вызвали Шарлотту Коллинз. Двое ковбоев горевали по погубленным лошадям. Незнакомец с гор был, судя по всему, умалишенным. Ковбой, разбуженный Таней, делился впечатлениями и строил предположения.
– Когда, по-вашему, поспеет «скорая»? – спросила Зоя.
– Через десять – пятнадцать минут, – ответили ей, и она нахмурилась: Гордон совсем плох, и она уже ничем не может ему помочь.
Требовались кровь для переливания, кислород, операционная, причем немедленно. В тот самый момент, когда она простилась с последней надеждой, ночь прорезала пронзительная сирена. Ковбои показали водителю, куда подрулить. Гордон уже был в беспамятстве, пульс едва прослушивался. Он потерял слишком много крови.
Таня рыдала, продолжая зажимать ему рану, Зоя пыталась ее подбодрить. Она поведала санитарам все, что знала, пока они укладывали раненого на носилки. Потом залезла вместе, с ними в машину. Кто-то сунул Зое клеенчатый плащ, чтобы она накинула его поверх халата. Таня спросила, можно ли и ей поехать с ними. Теперь раной занялись санитары. Гордон лежал белый как бумага.
– Лучше я вас довезу, – раздался из-за спины женский голос.
Таня обернулась и увидела Шарлотту Коллинз. В ее глазах она не увидела осуждения, только благодарность. Таня кивнула. «Скорая» унеслась. Там для нее все равно не хватило бы места, к тому же Зоя не допустила бы, чтобы она стала свидетельницей его смерти, которую считала вероятным исходом. Нагоняя в машине Шарлотты «скорую», Таня рассказала, что видела днем вооруженного человека в горах, но Гордон посчитал, что он не представляет опасности.
– Чаще всего они действительно безобидны, но встречаются и психопаты. Несколько лет назад разразилась настоящая трагедия: человек, недавно вышедший из тюрьмы в другом штате, перерезал целую семью, мирно спавшую в спальных мешках. Правда, здесь такое случается редко, мы даже не запираем на ночь двери своих домов.
Слушая Шарлотту, Таня жмурилась от страха и жалела обо одном – что не едет с Гордоном в «скорой». Она до сих пор не могла поверить в происшедшее – так быстро все случилось.
Казалось, дорога до больницы заняла годы. Вторую половину пути Шарлотта и Таня проделали молча. Таня не могла бы поддерживать разговор, Шарлотта сочувствовала ей всем сердцем. Она знала гораздо больше, чем могли догадаться ее гости. Ни одно событие на ранчо не проходило мимо ее внимания. Конечно, она не инструктировала свой персонал сближаться с гостями, напротив, в подобных случаях провинившимся грозили кары, однако время от времени между ковбоями и отдыхающими женщинами все равно завязывались романы. Жизнь есть жизнь, ее не всегда удается регулировать правилами распорядка. Сейчас главное – спасти ему жизнь, с остальным можно разобраться потом.
В приемном отделении уже ждали: к носилкам бросилась дюжина медиков, двое хирургов готовились к операции. Зое предложили присутствовать, но она отказалась, полагая, что принесет больше пользы, если дождется исхода операции вместе с Таней. По пути в больницу Зоя поддерживала в Гордоне жизнь, но теперь была бессильна. Теперь вся надежда на специалистов приемного отделения и хирургов.
– Как он? – хрипло спросила Таня.
– Жив. – В данный момент Зоя не могла сказать ничего другого. Чувствуя, что должна быть честной с подругой, она добавила: – Не знаю, надолго ли.
Шарлотту Зоин ответ заставил укоризненно покачать головой. Обе взяли Таню за руки и приготовились ждать, не мешая ей плакать. Теперь Таню не смущало, что Шарлотта видит ее слезы. Ну и пусть. Сама Таня знала сейчас одно: она любит его!
Через некоторое время приехали полицейские и задали ей несколько вопросов. Таня рассказала все, что знала. Зоя смотрела на нее с жалостью, уже представляя себе, как изобразят ситуацию в газетах: «Таня Томас тискается на ранчо с ковбоями!» Шарлотте пришла в голову та же мысль, и она отозвала полицейских на пару слов. Те покивали и отбыли. Никто не требовал от них скрывать свидетелей и улики, однако звонков в газеты можно было избежать. Полицейские сочувствовали Гордону и хорошо знали Шарлотту. Они пообещали отправить в горы шерифа на поиски преступника и коня, которого он украл.
Женщин навестил Джон Кронер. Кто-то позвонил ему домой как участковому врачу, отвечающему за ранчо. Поговорив с Зоей, он заглянул в операционную, но говорить о чем-либо еще рано. Артерию зашили, но слишком велика потеря крови. Таня обессилено закрыла глаза. Зоя и Джон прогуливались по коридору.
– У нее неважный вид, – сказал Джон. – Ей тоже досталось? Что ей понадобилось в загоне в полночь?
Зоя улыбнулась: Кронер молод и наивен, но она успела проникнуться к нему симпатией и доверием.
– Она в него влюблена.
Это все объясняло. Джон понимающе кивнул.
Прошел час, прежде чем к ним вышел хирург. Он был так мрачен, что Таня чуть не лишилась чувств от одного его вида. Зоя стиснула ей руку, Таня залилась слезами, не дожидаясь, когда он заговорит. Он смотрел на Таню так, словно отлично сориентировался в ситуации. На самом деле он понятия не имел, кто она такая, и не хотел этого знать. Просто, видя, что с ней творится, понял, к кому обращаться.
– С ним все хорошо, – выпалил он на одном дыхании. Таня разрыдалась еще сильнее и упала Зое на грудь.
– Все в порядке, Тан, все в порядке. Все обошлось. Хватит...
– Господи, я решила, что он умер...
Все отвернулись, чтобы не мешать ей приходить в себя. Врач объяснил Шарлотте, что пострадали нервы и связки, но Гордон все равно быстро поправится. Хирургического вмешательства больше не потребуется, только наблюдение терапевта и неделя-другая покоя. Раненый потерял много крови, но Таня с Зоей вовремя вмешались и спасли его. Врач решил не делать переливание; если все будет в порядке, без сильной боли и жара, то уже завтра Гордона можно будет забрать на ранчо, Шарлотта кивнула и поблагодарила врача. Тот снова перенес внимание на Таню.
– Хотите на него взглянуть? – Он не удержался от улыбки. – Вы и ваша подруга-врач сотворили чудо; если бы не пережатая артерия, он бы не доехал до больницы живым, не протянул бы и нескольких минут.
Таня кивала, не в силах вымолвить ни слова.
– Он в сознании? – спросила она наконец и получив утвердительный ответ, заторопилась следом за врачом. Остальные, оставшись в комнате ожидания, воспользовались ее отсутствием, чтобы обменяться впечатлениями.
Врач отдал должное Таниной красоте. Он решил, что ей не больше тридцати. Если бы ему сказали, что это Таня Томас, он бы сильно удивился.
– После наркоза он немного не в себе, но, едва очнувшись, потребовал вас. Ведь вы – Танни?
Она кивнула и накинула предложенный ей халат. Раненого окружала дюжина медсестер и полсотни механизмов и приборов, но он сразу ее заметил, приподнял голову и улыбнулся:
– Привет, детка!
Она наклонилась и поцеловала его.
– Ты до смерти меня напугал!
– Прости... Я старался не дать ему снова кинуться на лошадей, и тогда он кинулся на меня.
– Тебе повезло, что он тебя не прикончил. – Ее все еще трясло от волнения.
– Врач говорит, что это ты меня спасла.
То, как они смотрели друг на друга, говорило о настоящем чувстве. Она снова его поцеловала и прошептала:
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю.
Он закрыл глаза. Она спросила у врача, можно ли ей остаться с ним, и, заручившись согласием, вышла к Зое.
– Вы уверены? – спросила Шарлотта Коллинз. – Я могла бы привезти вас сюда завтра утром.
– Лучше я останусь. – Она умоляюще посмотрела на хозяйку ранчо. – Простите, что все так получилось... Простите за него. Я не хотела бы создавать ему трудности.
Скрывать их отношения теперь невозможно, да и не имеет смысла, и Шарлотта понимающе улыбнулась:
– Знаю. Можете не беспокоиться. Все в порядке. Просто будьте осторожны.
Как и Зоя, она боялась за Таню. В Танино отсутствие Зоя поведала ей, как певицу травит пресса.
– Вы тоже не беспокойтесь, – ответила Таня. – В больнице никто не знает, кто я такая.
Женщины уехали на ранчо, Джон Кронер отправился домой. Таня вернулась к Гордону. Он спал. Для нее поставили раскладную кровать, а в шесть утра его перевели в палату, и она перебралась туда следом за ним. Он уже бодрствовал и утверждал, что чувствует себя отлично, хотя по его виду этого нельзя было сказать.
– Я выздоровел, поехали домой, – твердил он, хотя от потери крови едва мог сидеть.
Таня погрозила ему пальцем:
– Вижу я, какой ты здоровый! Ляг и лежи.
Он усмехнулся. Наконец-то у нее появилась возможность им покомандовать, правда, он и не собирался лишать ее этого удовольствия.
– Думаешь, раз ты спасла меня, то теперь всю жизнь будешь мной помыкать? – Он шутливо насупился, но через мгновение расплылся в улыбке: – Знала бы ты, какой усталой выглядишь!
– Не надо было до смерти меня пугать.
На обратном пути у нее было запланировано еще одно дело. Раньше она собиралась заняться им во время очередной конной прогулки. Теперь она вызвала в больницу Тома с автобусом.
Врач согласился выписать раненого в полдень, убедившись в отсутствии осложнений и лихорадки.
Увидев из кресла на колесах огромный автобус, Гордон присвистнул:
– А как же осторожность? Как я объясню все это Шарлотте? Или мы окончательно махнули на все рукой?
– Вчера вечером, дожидаясь выхода хирурга из операционной, я так сильно сжимала ее руку, что она могла кое о чем догадаться. Вообще-то, – продолжила Таня серьезно, – она проявила благородство. По-моему, все хорошо понимает.
– Надеюсь. Получить удар ножом среди ночи, да еще у тебя под носом, не входило в мои планы.
Теперь он переживал за себя и за Таню. На ее взгляд, он пришел в себя, несмотря на боль в руке. В этой боли он не желал сознаваться, но морщился, когда приходилось шевелить поврежденной конечностью. Врачи снабдили его болеутоляющими средствами, но он утверждая, что самое верное средство – глоток виски.
Таня разместила его в задней части своего автобуса, на кровати, обложила его раненую руку подушками и дала попить. Автобус тронулся.
Через некоторое время, выглянув в окно, он недоуменно приподнял брови:
– Не хотелось бы тебя расстраивать, Тан, но твой водитель избран, кажется, не самый короткий путь.
– Я думала, что красоты природы пойдут тебе на пользу. Он не стал признаваться, что сейчас ему полезнее вид родной кровати, и ограничился поцелуем.
– Учти, все это никак не скажется на нашей личной жизни.
Она встретила его браваду смехом.
– Этой ночью личная жизнь не входила в перечень твоих главных проблем в отличие от жизни как таковой.
Оба никак не могли поверить, что так легко отделались.
Место, куда они направлялись, было уже совсем близко. Они побывали здесь неделю назад. Гордон сразу смекнул, где находится.