Стерх: Убийство неизбежно Басов Николай
Получив «Парабеллум» в свои руки, Стерх, чуть не потеряв равновесия, толкнул Жемала в угол комнаты. Тот сразу съежился, присел и снизу вверх посмотрел на Марину.
– Значит, эта лахудра уже все усвоила?
– Кто? – ласково спросила Марина.
– Курва, сучка, падла…
Больше он ничего проговорить не успел, потому что правая кроссовка Марины, со свистом распоров воздух, врезалась Жемалу прямехонько в подбородок, и он, кажется, даже не удивившись, лишь дернув головой, бессильно повалился на пол. Таким ударом можно было не только вырубить Жемала, но и челюсть ему сломать, подумал Стерх. Впрочем, пока чрезмерно осуждать девушку он не собирался.
Он так же спокойно, как вообще старался держаться и раньше, подошел к Марине, или к Елене, вытащил из ее окостеневших пальцев браунинг и вернулся за свой стол. Посидел, положил оба пистолета перед собой, посмотрел на них. Поднял голову и смерил оценивающим взглядом девушку.
– Откуда у вас этот пистолет, Лена?
– Купила, – хрипло, не отрывая взгляда от Жемала, проговорила она.
– Где и когда?
– Пару недель назад, когда поняла, что… Что-то во всем этом нечисто.
Она, наконец, отодвинулась от Жемала и подошла к креслу. Остановилась, оперлась о его спинку. Ей хотелось сесть, но она почему-то не решалась.
– Значит, это правда? И про смерть Нюры и… Про все остальное?
«Парабеллум» был в отменном состоянии, и, несмотря на почтенный возраст, Стерх никак не мог установить, где его раздобыл Жемал. Собственно, его могли похитить из какого-нибудь оружейного музея или из спортивного стрелкового тира, наконец, его могли откопать так называемые «черные» следопыты. Они и не такое находили, Стерх вспомнил недавнюю оперативку о том, что неподалеку от Клина, на месте боев за оборону Москвы кто-то из этих хмырей откопал и восстановил ручной пулемет Дегтярева с немалым запасом патронов. Тот самый, который так любят наши киношники, с круглым диском, надеваемым сверху, кстати, довольно эффективное оружие для физически сильного и умелого стрелка.
– Лучше бы вам довериться мне, Лена.
– И вы все это уже знали? Давно…
– Догадывался, скажем так, – вздохнул Стерх. – Знал бы наверняка, не сделал бы кое-каких ошибок. Например, задавал более толковые вопросы Капитанову… Вашему отцу.
– Тогда почему вы меня… не арестовали? Вместе со всеми?
– Я хочу вам помочь, и для этого, – Стерх подумал, – попробую предпринять кое-что еще. А именно… Мы сейчас оформим признание. Полное и окончательное. Конечно, для Линдберга это не будет иметь значения…
– Кого?
– Для следователя облпрокуратуры, который занимается убийством Халюзина. А сейчас, думаю, и Нюры. Но для суда, возможно, это будет… подходящей формой.
Он замолчал, взвешивая варианты, обдумывая следующие шаги. Елена поняла его молчание по-своему.
– Значит, вы мне верите? – спросила она.
– Я попробую кое-что сделать… – пробормотал он. И лишь тогда заметил, что Жемал начал приходить в себя. Только старательно скрывает это. – Ага, наш друг приходит в себя. Хотя и жаль, что вы его не пристукнули посильнее… – Лена, или Марина – Стерх никак не мог приклеить к ней одно из этих имен окончательно – сделала шаг к свернувшемуся чуть ли не в классическую позу эмбриона уголовнику. – Назад, – заорал он, – парень, конечно, не в лучшей форме, но все еще опасен.
Для убедительности он даже взял «Парабеллум» наизготовку.
– Но он же… Убийца.
– А вот с это мы предоставим разбирать суду. – Стерх вздохнул и с облегчением понял, что Марина его слушает, потому что шагнула назад. – Сделаем вот что. – Левой рукой он достал листок бумаги из стола, карандаш и быстро написал адрес Вики. – Подойди-ка. Поезжай по этому адресу, – заговорил он шепотом, когда Марина склонилась над ним, – только как следует проверяйся по дороге, чтобы не было хвоста. Лучше, если возьмешь два или три частника и будешь их последовательно менять. Тут, – он сунул ей листок, – тебя примут и спрячут. Пока я не переговорю со следователем и… пока он не поймет, что ты скорее жертва обстоятельств, чем участница банды.
Марина обреченно, как-то очень уж послушно кивнула, взяла листок, взглянула на него и спрятала в кулак.
– Подожди-ка, – скомандовал Стерх. – Эй, Жемал, ты уже оклемался? Можешь говорить? – Жемал решил больше не притворяться, раскрыл глаза. Поднес подрагивающую руку к подбородку, на котором расплывался огромный, чуть не до носа, синяк, потрогал его. Потом с ненавистью посмотрел на девушку, на Стерха. – Отлично, тогда скажи мне, дорогуша, ты один сюда приехал? Или тебя у подъезда ждет кто-то из твоих друзей?
– Пошел ты…
– Отвечай вежливо, – нахмурился Стерх, – пока я не рассердился.
– Пошел…
Стерх встал. Вышел из-за стола. «Парабеллум» сейчас скорее мешал ему, чем помогал. Все еще в состоянии грогги Жемал не мог быть слишком опасным противником. К тому же, он полулежал на полу, в углу, подтянув под себя ноги, и вряд ли мог быстро вскочить.
– Спрашиваю последний раз – ты один?
– Для такого сосунка, как ты, и меня-то одного много, – чуть шепеляво от залившей его рот крови пробормотал Жемал.
– Как показывает практика, ты и с девушкой справиться не сумел… Ты точно один? Смотри, если что-то не так, то…
– Она просто неожиданно появилась, – объяснил Жемал. – Я ее не видел.
– Тогда, – Стерх повернулся в Марине, – иди. И жди.
Марина кивнула, потом осторожно, не спуская глаз с Жемала, обошла его, вышла в коридор, заскочила за угол. Стерх на миг удивился, потом понял, что она ищет свою сумочку. Она действительно спустя миг появилась в коридоре, уже с сумочкой через плечо, как-то необычно посмотрела на Стерха, кивнула. Открыла дверь и ушла.
Стерх успокоился, сел за стол, взглянул на часы. Жемал попробовал встать. Стерх закурил, вытащил еще одну сигарету.
– Курить будешь? – спросил он, думая о том, что ему теперь делать с этим головорезом.
– Я не курю, – ответил Жемал. – Ты же знаешь.
– Ну да, здоровье – прежде всего. В камере это очень важно.
– Почему так? – спросил Жемал. На чуть подгибающихся ногах он дотащился до кресла для гостей и плюхнулся в него, потряс головой, стараясь быстрее прийти в себя.
– За двойное убийство вашу компанию по головке не погладят.
– Ты сначала докажи, что это я убил, а потом издевайся.
– И доказывать не буду, – решил Стерх. – Просто передам тебя и твоих друзей Линдбергу, а потом… Потом как следует отмечу все это поганое дело. Девушку с обрыва Митяша спихнул?
– Девку действительно затемнил сынок… – согласился Жемал, и вдруг его глаза стали тверже, он явно приходил в себя. – Да, купил ты меня. Но это все, начальник, больше от меня ничего не добьешься.
– Да ну? А может, еще на один вопрос ответишь? Кто из ваших убил Халюзина? – Жемал молчал. – Может, со стороны кого нанимали, ведь слежка на протяжении нескольких дней – дело непростое? – Жемал молчал, лишь пальцем пытался выяснить, все ли зубы целы. Скорее всего, все, потому что удар пришелся ниже. Вот если бы по зубам, было бы у него, скорее всего, сейчас штуки на три меньше. – Значит, Витунов кому-то заплатил? Или все-таки, тобой обошелся?
– Ты докажи сначала, что это я, – Жемал был уже почти в норме.
Стерх посмотрел на часы, прошло минут десять. Скорее всего, Марина – или Елена – уже нашла частника и укатила от дома Стерха. Все-таки, Большая Академическая была вполне деловой улицей, тут от гула машин не становилось тихо даже по ночам. Конечно, лучше бы выйти на балкон и посмотреть, но оставлять Жемала одного было невозможно. А вырубать его еще раз Стерх не хотел, он всегда был следователем, его дело было не кулаками или дубинкой махать, а думать.
– Ну, что ты сидишь? – вдруг окрысился Жемал. – Вызывай ментуру. Или я… – он встал, – или я пойду.
Стерх улыбнулся. Он не хотел быть слишком мягким, но этот парень со своими замашками дешевого жулика – или все-таки убийцы? – был не намного глупее, чем Стерх.
– Сиди.
– Нет, – вздохнул Жемал и окончательно выпрямился. – Ты всего лишь частник, мелкая сошка, тихарь на лицензии… Ты даже задержать меня не можешь, понял? – Он вгляделся в лицо Стерха. – Так что или стреляй, или я ухожу.
Он сделал несколько шагов к двери. Он не ошибался. Стерх не имел права его задерживать. Он должен был или вызвать милицию и людей Линдберга, или отпустить его. Это было законно. Даже самые крутые охранно-детективные агентства в России, в стране, где больше заботились о том, чтобы не принимать заявления от граждан, чем этих граждан действительно защищать, при задержании каких-нибудь рэкетиров-вымогателей брали хотя бы одного мента. Лучше нескольких, потому что тогда вся слава доставалась целому подразделению в красных погонах. А вот самостоятельно захватывать бандита было нежелательно – в некоторых случаях это был весомый предлог, чтобы не доводить дело до суда.
– Пистолет я оставлю себе, – пояснил Стерх. – Он у тебя слишком легко может выстрелить.
– Все равно ничего не докажешь, – зло бросил Жемал. – На рукоятке и стволе твои отпечатки. А внутренние, которые при чистке оружия остаются, я еще в школе научился стирать, понял?
– Скажи пожалуйста, какие мы грамотные, – снова усмехнулся Стерх. – А на патронах тоже стираешь?
– Все стираю, – быстро проговорил Жемал и боком двинулся к двери. Сначала неуверенно, потом все быстрее. Наконец, он дошел до двери, еще раз посмотрел на Стерха, зло бросил: – Ну, покеда, сыч поганый…
Дверь за ним закрылась. Стерх сидел, обмякнув. Словно где-то в его мозгу разом повернули какой-то рычажок, и ток перестал питать его тело. Нужно было обыскать этого субчика, подумал он. Вдруг у него есть еще какое-нибудь оружие… А, это было уже неважно. Он с отвращением бросил «Парабеллум» на стол. Ему хотелось выпить, хотелось залезть в горячую ванну и долго-долго не вылезать.
Вот этим он и решил заняться, тем более, что париться в ванной и думать можно было одновременно. А ему обязательно нужно было подумать. Он не был уверен, что правильно поступил, отпустив Жемала. Он не был уверен, что разобрался в Марине, в ее мотивах и поступках. Да, прежде чем он позвонит Линдбергу, он должен был как следует подумать.
Глава 28
С этим решением он и запер дверь на ключ. Чтобы нежелательных гостей больше не было. Вдохнул полной грудью, подышал, словно в присутствии Елены-Марины и Жемала забывал делать это регулярно. А может, так и было. Пошел в ванную и открыл воду, разделся в спальне.
Вода, горячая вода, какое это иногда незаметное, забытое в свое значимости благо… Впрочем, почему же забытое? По телевизору то и дело показывали, что администраторы в своем рвении украсть побольше забывали к зиме не то что горячую воду «сообразить», но даже отопление наладить, и это называлось ельцинскими мерзавцами «созданием новых экономических условий всеобщего благосостояния»… Стерх оборвал себя, заводиться не стоило, у него были другие проблемы.
Он залез в воду, и стал думать о том, правильно ли поступил, отпустив Жемала. Все-таки, если бы он пригласил Линдберга, тот приехал бы и попробовал получить хоть какие-то сведенья из этого «голубя»… Вот только сам тип был тертый, умел ждать, терпеть и выкручиваться. А значит, ничего бы существенного они не получили. Могло не выйти даже у Линдберга, очень уж немногое удавалось пока доказать из того, что имелось сейчас на шайку Витунова, пусть даже Стерх и выложил бы свои карты на стол с показаниями Марины…
Вот именно – эта девушка и была главной причиной неуверенности Стерха. Он ей верил, вернее, полагал, что она настроена серьезно, узнав об убийстве сестры – именно сестры, в этом Стерх был уверен. Но сомневался в том, как она поведет себя потом, когда начались бы бесконечные следственные разбирательства, допросы под протокол и без протокола, когда станут закреплять имеющиеся сведенья и реконструировать событий для суда. А повести она могла себя как угодно, вплоть до смены показаний за необходимую сумму в зеленой «капусте». Уж очень она была меркантильной, слишком серьезно относилась к деньгам, и верила в них, как в решение всех проблем.
Да и сестру практически не знала. А стыд, совесть и ответственность даже за родных, за близких по крови людей для нее могли в какой-то момент значить не очень много. Кроме того, ее было жалко, и для этого следовало чуть подтасовать показания и факты, главным образом, избавиться от этого идиотского браунинга… Так что поступил он неформально, но правильно. Потому что ситуация должна была теперь усложняться, как говорят шахматисты. Хотя, интересно, до каких пределов?.. Что-то подсказывало Стерху, что уже не очень – слишком много они знали о Витуновых, а значит, «прихватить» их, как говорили старые следователи, было уже несложно, и возможно в любой момент. Только бы… не было других жертв и крови, новых преступлений.
В прихожей щелкнул замок. И раздались знакомые Стерху шаги, Вика быстро сходила в его спальню, потом деликатно пощелкала ногтем по двери в ванную.
– Эй, ты там живой?
– Я тут, все в порядке, – ответил он. – А у тебя?
– Была в офисе Линдберга. Получала фотографии девушки из Крыма.
– Говори уж – Нюры.
– Скорее всего, да, – призналась Вика из-за двери.
– Погоди, я одеваюсь, – стал выбираться из воды Стерх. – Сейчас расскажешь.
В должной мере энтузиазм к нему так и не вернулся. Он ждал осложнений, которым сам, фактически, дал ход, отпустив Жемала. И это ему не нравилось. Осознав это, он даже браунинг Марины решил пока считать уликой.
Пока он одевался, Вика сделала кучу бутербродов и свежий чай. Чай сейчас был в самый раз, лучше кофе, от которого у Стерха, наверное, заболела бы голова.
– Рассказывай, – пробормотал он, вгрызаясь в первый из бутербродов.
– Во-первых, я узнала, что девушка была беременной. А во-вторых, получила копии фотографий, – она вытащила пять штук факсовых листков, на которых виднелось уже известное Стерху тело.
– Как тебе это удалось? – спросил Стерх, в очередной раз поражаясь эффективности своей партнерши.
– Я выложила им адрес и описала мужичка, который продал Митяше и Нюре золотое кольцо. – Для убедительности Вика потрясла в воздухе своей пухленькой записной книжкой. – С бельем девушки и ее одеждой они ничего нового не узнали, отпечатки, конечно, тоже ничего не дали. А вот кольцо, скорее всего, будет существенной уликой.
– Косвенной, – пробурчал Стерх.
– Разумеется, но все-таки существенной. – Она пожевала немного, потом доложила задумчиво: – Линдберг решил направить в Крым для опроса этого продавца своего человека, чтобы получить достоверную информацию.
– Как ты запомнила продавца?
– Ну, я зашла в магазин сразу же, как наша парочка из него вышла. Хватило одного взгляда, – Вика взяла еще один бутерброд. – Не очень приятный тип, с характерными признаками, описать его нетрудно. А что у тебя?
Стерх рассказал, как он пытался «колоть» Марину, как дошел до решения, что настоящее ее имя Елена, как к ним вторгся Жемал и как он его отпустил. А вот что он по этому поводу думает, объяснять не стал. В иные моменты даже для Вики было лучше, если она знала не все. Этого-то она и не поняла.
– Что с тобой, шеф?
Они кончили жевать и перешли за свои столы. Вика первым дело, разумеется, закурила, а вот Стерх с неудовольствием подумал, что выпить, скорее всего, еще не может.
– Ничего особенного, – отозвался Стерх. – Поживем – увидим, правильно ли я поступил.
Они посидели, пуская дым к потолку. Вика задумчиво сообщила, вытягивая усталые, натруженные за день ноги:
– Не нравится мне эта история. Я бы предпочла получать более простые и ясные дела, – она улыбнулась. – И более доходные. – Потом они еще посидели. Вика снова решила высказаться: – Чего мы ждем?
– Момента, когда я смогу позвонить твоей маме и узнаю, что с Мариной все нормально.
– Если все идет, как ты задумал, – Вика взглянула на часы на запястье, – то уже можно звонить.
Стерх кивнул и протянул руку к аппарату. Но тот, словно ждал именно этого жеста, зазвонил сам. Вика подхватила свою трубку и сладким, «секретарским» голоском доложила:
– Офис частного детектива Стерха… – Умолкла. Потом кивнула на отведенный за стол Стерха телефон. Он взял трубку плавным жестом, но подслушивать не нужно было, потому что Вика тут же добавила: – Передаю ему линию.
– Алло?
– Это Ивон Рая, – послышался шепот с легким придыханием. – Вы меня еще помните?
– О да, Рая, – пророкотал Стерх как ему показалось вполне мужественным тоном. – Но только знаете, в последние дни у меня было много работы, и я сегодня совершенно не могу…
– Я не предлагаю встретиться, – Рая помедлила, потом все-таки вполне решительным тоном договорила: – Твое мужское самомнение сейчас неуместно… – Она помолчала, потом пояснила: – Я о девушке, на которую ты работаешь.
– О Марине… – Стерх снова, как было сегодня уже не раз, подумал, что ее следовало бы все-таки называть Еленой. – Но я на нее не работаю, мой клиент совсем другой человек. К сожалению, уже покойный…
– Они называли ее Нюрой, – прервала его Рая. – Так вот о ней новая информация, они ее как-то перехватили. И отправили в эллинг на участке Витунова.
– Что? – Стерх посмотрел на Вику, та держала свою трубку у уха, и бросила на него такой же отчаянный и испуганный взгляд.
– То, что слышал. А теперь…
И трубка на том конце линии холодновато и уверенно опустилась на рычажки. Именно опустилась, Рая ее не бросила и не оттолкнула от себя. Скорее всего это было хорошим знаком, подумал Стерх, хотя он не представлял, как она смогла ему позвонить, чего ей это стоило, и чем она в действительности руководствовалась. Могло так случиться, что прямыми указаниями Прорвичей.
– Вика, – Стерх тоже опустил свою трубку, – срочно звони матери, узнай, приехала ли к ней Марина?
Вика стала накручивать диск на своем аппарате. Потом заговорила:
– Мам, это я, девушки нет?.. Ну, какой, обычной, с запиской от Стерха. Лет двадцати или около того… Все в порядке, только… Ты точно никуда не выходила?.. Да нет, я чтобы быть уверенной, что она не болтается где-то около дома… Сегодня я буду позже. Пока.
Она посмотрела на Стерха блестящими и сухими глазами. У нее бывали такие глаза, когда что-то шло неправильно, не так как нужно. Когда Стерх и она, его напарница, терпели поражение.
Стерх вздохнул. Достал свой револьвер, проверил патроны, положил еще несколько штук в целлофановый пакетик, чтобы не испачкать смазкой подкладку пиджака. Потом передумал и ушел в спальню, где достал из шкафа легкую и темную спортивную курточку, пиджак явно был не для этой поездки. Оттуда он начал кричать:
– Вика, звони Линдбергу. Доложи ситуацию, скажи, что я прошу его помочь. Если упрется, а он может упереться, скажи ему, что я считаю, он сразу возьмет всех, кто ему нужен. Но только там.
– Понятно, – Вика вошла в спальню. – Ты бы лучше надел штаны полегче, шеф, чтобы… убегать было можно.
Стерх пристроил на плотной темной майке кобуру, накинул куртку. Достал из шкафчика легкие черные кроссовки.
– Еще, если он начнет спрашивать, расскажи ему все. Все, понимаешь? – Он помолчал и добавил: – Мне не хотелось бы, если он начнет тягать меня по разным поводам, чтобы они думали, что ты моя соучастница.
– Я поняла, – она кивнула, но Стерх сомневался, что последняя его просьба будет выполнена.
Глава 29
Перед домом Витуновых было не протолкнуться из-за дорогих машин, разумеется, иномарок. В некоторых были видны водители. Еще несколько человек, вероятно, той же профессии, стояли совсем недалеко от ворот тесной кучкой, переговариваясь, ждали своих хозяев. Стерх не мог войти в калитку, он был совсем неподходяще одет для того, чтобы притвориться одним из гостей. Поэтому он проехал чуть дальше, к той части владений Витуновых, откуда еще в первый раз высмотрел наиболее незаметный подход к дому.
Здесь Стерх вышел, выключив свет в салоне своей «Нивы», постоял, усмиряя дрожащие руки, даже поприседал, подышал поглубже, и запер ее ключом, чтобы она не вздумала мигать фарами от брелка. Пошел вдоль ограды. Она была не высока, и вполне цивилизованной – метра два с небольшим, без всяких неожиданностей по верху в виде колючей проволоки, лишь с тонким сигнальным проводом. Отыскав подходящее дерево, Стерх снова вернулся к машине, подогнал ее задом к самой ограде и дереву, взобрался на крышу, которая чуть не провалилась, хотя Стерх ступал по самому краю, чтобы его вес держали боковые распорки. Потом повис на ветках, стараясь миновать провод, не задев его. Это был настоящий акробатический номер, но он справился. Главным образом потому, что одна ветка дерева росла в нужном направлении.
И все-таки ее не хватило, она стала прогибаться под его тяжестью, едва не касаясь проклятой проволочки. Тогда Стерх решился, привстав на ветке, он почти выпрямился, придерживаясь за ствол, а когда понял, что дальше продвинуться уже не сможет, изо всех сил оттолкнувшись, прыгнул в темноту…
Удар о землю оглушил его, сразу заболели легкие, но больше всего шея. И все-таки он не вывихнул себе ноги, и даже руками сумел удариться не очень сильно, должно быть потому, что каким-то чудом почти по-борцовски прокатился по траве, через плечо. Отдышавшись после героического полета, он попробовал оглядеться.
Дом угадывался за деревьями и кустами, потому что и не думал прятаться даже от непрошенных гостей – он светился всеми огнями, гремел отдаленным шумом, похожим на музыку, и отзывался негромкими женскими голосами. Стерх и раньше замечал, что в лесу мужские голоса бывали временами почти не слышны, а вот женские и детские прорезали нагромождения листьев как спица пробивает неплотное вязанье.
Чуть пригибаясь, должно быть от напряжения или от боли в шее, он миновал все эти заросли сирени и жалкое подобие живой изгороди, радуясь тому, что владения Витуновых оказались настолько большими, что отыскался такой темный уголок, и вышел на лужайку за домом, ближе в воде. На самой лужайке, где еще в августе устраивались гулянья, теперь было пусто, должно быть тусоваться тут в платьях и костюмах было уже холодновато, все-таки это была Россия, а не Испания. Столики, шезлонги и матерчатый павильончик, прежде украшенный цветными лампочками, испарились без следа. Впрочем, на террасе, выходящей к пристани, виднелось несколько человек, они стояли все вместе, некоторый курили, женщины смеялись. Их-то голоса Стерх и услышал еще в зарослях.
Медленно, стараясь оставаться за ветвями, Стерх прошел к водохранилищу. Тут кусты стали гуще, но и они кончились. Теперь в ту сторону, где стоял эллинг, простиралось открытое пространство метров в десять. Стерх снова посмотрел из-за веток на дом, людей на террасе стало больше, но они стояли на свету, и далеко, следовательно, видеть его не могли. Он пригнулся как мог ниже, чтобы его фигуру было не видно на фоне воды, которая мягко мерцала где-то слева, и перебежал это расстояние. Достигнув новых зарослей, он присел и еще раз оглянулся. Кажется, все было нормально.
Тогда он на корточках прополз между кустами, выпрямился и отправился, как он думал, в сторону эллинга… Но заплутал и оказался на глухой тропе, ведущей к дому, лишь тогда понял, что следовало прижиматься к воде. Это стоило ему минут двадцати, или даже больше, но он надеялся, что время не будет теперь, когда он уже тут, решающим фактором.
Решившись искать эллинг у самой кромки воды, он пошел по найденной тропе, и вдруг наткнулся на какую-то беседку, сложенную из белоснежных гипсолитовых блоков. Ее Стерх раньше не видел, должно быть, она стояла слишком далеко от газона и пристани, поэтому он повернул назад и вдруг… Нет, ему не показалось, он услышал отчетливый, хотя и приглушенный голос:
– Эй, Стерх!
Револьвер скакнул ему в руку настолько быстро, что Стерх и сам удивился. Видимо, он все-таки нервничал больше необходимого. Он оглянулся, пытаясь разобрать хоть что-нибудь в темноте.
– Кто тут?
– Уберите револьвер. – Теперь голос стал яснее, и Стерх понял, что где-то поблизости находится Велч. – Это я.
И действительно, Велч вышел из-за толстой, но невысокой сосенки, зашуршав веточками и опавшими листьями под ногами.
– Как ты меня нашел?
– Я знал, что ты будешь тут… Вернее, ждал тебя. Подслушал звонок Раечки. Вот уж не знал, что она помнит твой домашний номер… И следил за садом.
– Следил? – отозвался Стерх. – Как ты увидел меня в этой тьме?
– А… – И Велч наощупь протянул что-то Стерху. – Держи, если все получится, как надо, я тебе это подарю.
Стерх взял непонятную пластмассовую штуковину и повертел ее в пальцах. Потом догадался и поднял к глазам. И тут же мир вокруг замерцал причудливым зеленоватым светом, и все, буквально все проступило из темноты, стали видны деревья и кусты, перламутром заиграл дом, угадываемый слева, а вода справа зашевелилась вполне распознаваемой поблескивающей скатертью. На ее фоне проступила и крыша эллинга. До него оказалось совсем недалеко, метров пятьдесят, даже странно, почему Стерх не сумел его отыскать. Обзор немного портило только перекрестие из тоненьких фосфоресцирующих полосок в самом центре.
– Классная штука эти ночные приборы, – признал Стерх. – Спасибо за подарок.
– Если все получится, как мне бы хотелось, – повторил Велч. – Этот прицел обошелся мне в шестьсот долларов, и за так я его отдавать не намерен.
– Чего ты конкретно хочешь? – спросил Стерх.
– А вот это ты уж сам отгадай, – промямлил Велч и поежился в своем пиджаке. – Ну все, я пошел, а то еще хватятся, что я слишком долго отливаю… Где тут эта чертова тропа?
Стерх подхватил Велча за руку и поставил его на тропу, которая шла от беседки к дому. Повернул в нужном направлении, слегка подтолкнул в плечо, и наследник торгового дома Прорвичей побрел себе, то и дело врезаясь в мокрые, острые кусты, поругиваясь в голос, хотя и сдержанно – сделать то, что он сделал, все равно следовало, ругайся тут или не ругайся.
Теперь дело пошло быстрее. Стерх нашел кратчайший, как он думал, проход к эллингу и даже не поцарапался, пробиваясь через живую изгородь, которая окружала это сооружение с тылу. Прижимаясь к стене из грубых, шершавых досок, он дошел до ворот, обращенных к пристани, с проложенными в бетонной дорожке, уходящей в воду, рельсами, только не обычными, а какими-то узенькими и невысокими, меньше трамвайных. Подумал, переложил револьвер в правую руку, прижал к глазам ночной прицел и тихонько сдвинул одну створку, потому что не сумел отыскать дверь. Или она была с другой стороны эллинга, от беседки, или ее вообще не было.
Ворота открылись с противным, хотя и негромким звуком. И сразу стало видно огромное пустое помещение, предназначенное для зимовки яхты и катера Витуновых. Про себя Стерх порадовался, что теперь у него есть этот прицел, иначе он ни за что не сумел бы разглядеть, что тут находилось. А находилось тут многое – верстаки в углу, шкафчики, стеллажи, с разложенными кипами какой-то ткани, возможно, запасными парусами. На стене, обращенной к дому, на специальных кронштейнах покоилась толстая, светлая мачта с пазами под парус, с краспицей и какой-то блестящей штуковиной на конце, обращенной к воротам. Стерх с удивлением понял, что знает как называется эта часть – шпор мачты. Она предназначалась для крепления основания мачты и выглядела на удивление ненадежной.
Медленно, как во сне, Стерх прошелся по эллингу, поводя своим устройством. И вдруг в круглый глазок прицела вползло темное, тонкое плечо – Стерх даже вздрогнул. Плечо было, очевидно, женским… Он довернулся дальше, и понял, что видит перед собой неживую, безволосую голову, темное пластмассовое лицо, на котором выделялись излишне старательные глаза – он отыскал один из манекенов, которым Витунов пользовался для показов одежды. Потом Стерх обнаружил еще чуть не с два десятка таких же или похожих манекенов.
Спустя треть часа, перерыв все, что можно было, и даже заглянув под крышу, на небольшой чердачок, устроенный в треть длины эллинга, Стерх убедился, что Марины тут не было. Не имелось даже следов того, что она тут побывала, не обнаруживался даже намек на то, что за последние пару месяцев это помещение посещал хоть кто-нибудь.
Стерх вышел наружу. Плавно, как на шарнире, обвел кусты, разглядывая их в чудо-прибор. Никого видно не было, заросли стояли мрачной, сырой стеной, лишь у близкого теперь причала несильные волны хлопали в звонкие борта яхты и катера. Стерх подумал, что теперь задача усложняется, что придется ждать Линдберга с его людьми, чтобы войти в дом на полном основании… И вдруг он понял, что яхта стоит тут не просто так. Это что-то значило, и значить могло только одно.
Осторожно, все так же сжимая револьвер, Стерх поднялся на пристань, подошел к катеру. Это была примитивная машина, только скорость и мощь, без всяких закоулков и видимых неожиданностей, поэтому Стерх миновал его с облегчением. А вот яхта… У нее была каюта, крохотная, где могли усесться всего-то человека три-четыре, но больше и не требовалось. Стерх еще раз обвел ночным прибором корпус кораблика, который стоял со снятой мачтой, лишь с кипой толстого брезента на носу и ближе к рубке. Зачем она была там нужна, Стерх не знал.
Он шагнул на яхточку, с неудовольствием оглядываясь на дом, где люди с терраски куда-то исчезли, видимо внутри происходило что-то более интересное, чем снаружи. Палуба отозвалась странным, похожим на звон ведущего барабана, звуком. Стерх и не знал, что эти маленькие корабли такие звучные. Подошел к двери в каюту, дернул за медную, чуть потускневшую ручку, она не подалась – каюта была заперта. Стерх попробовал еще раз, с большей силой – и тем же исходом. Тогда он присел и приник головой к узенькому, в ладонь шириной окошку, проделанному сбоку от двери, разглядывая каюту.
Наверное, и без прибора он увидел бы связанную широкой лентой, видимо клеящейся, фигуру человека в джинсах, уложенную в неудобной позе на боковой лавочке каюты. Человек чуть поднимал голову, он пытался рассмотреть Стерха, а значит, был не просто жив, но и в сознании… Потом что-то зашуршало, быстро, как нападает змея…
Удар пришелся мимо, почти коснувшись головы, задев волосы на макушке, но все-таки мимо. Причиной всему был прибор, который заставил его голову держаться сантиметрах в двадцати от того места, где она должна была бы находиться, как раз на то расстояние, на которое промахнулся нападавший…
Удар пришелся по дверце каюты, и нанесен был сверху, из-под края брезента. Не выпуская прибор из рук, Стерх откатился к румпелю, и поднял глаза на человека, стоящего теперь на коленях над каютой, на самом краю крыши… Вернее, того, что прежде было прикрыто брезентом… Ни для чего иного, а только чтобы скрыть эту засаду, в которую Стерх угодил как цыпленок.
Это был Жемал. И он держал в руке интереснейший инструмент, похожего на который Стерх никогда прежде не видел. Нож, выкидной, наверное с хорошим фиксатором, но… и с большим навершьем в другой от лезвия стороне рукоятки, похожим на отрезанную поперек себя продолговатую сливу. При ударе кулак упирался в выступающие края этой «сливы», и не давал ему соскользнуть, а потому можно было бить как угодно сильно и решительно, рука оставалась защищенной, хотя точность оказывалась почти такой же, как и при ударе кулаком, то есть, для тренированного драчуна – наивысшей.
Убедившись, что он промахнулся, Жемал завалился вниз, но очень ловко, уже через полмгновения оказался на ногах, и очень близко от Стерха, занося свое оружие вверх… Стерх попробовал откатиться, но неудачно, на локоть левой руки, в которой находился его прибор. Он отпал от глаза, и на миг Стерх потерял всякое представление о том, где находится. Он не смог бы с уверенностью сказать, куда нужно смотреть, тем более, что снова что-то просвистело мимо и врезалось в борт всего в десятке сантиметров от его уха, и дерево, усиленное какими-то полимерами, треснуло, словно тонюсенькая ореховая скорлупа… А потом что-то темное и угрожающее возникло, на этот раз над ним, и он понял, что Жемал теперь не промахнется, и готовится нанести еще один удар своим беззвучным, но таким страшным оружием…
Спустя много месяцев это снилось ему по ночам, и он почти всегда просыпался, обливаясь потом, стискивая зубы изо всех сил, чтобы не закричать от страха перед этой неумолимой, сильной фигурой. И мучаясь, как и тогда, что, завалившись на бок, не может понять, куда стрелять, а бить просто наобум не решается… И вдруг стало светло почти как днем. Стерх даже призажмурил глаза, но не до конца, потому что это было слишком опасно – оставаться слепым хоть мгновение… И лишь после этого понял, как ему повезло, что он выронил этот прибор – если бы этот свет включился, когда он шел с этой штуковиной у глаз, не исключено, пришлось бы очень долго ждать, пока вернется зрение. А времени у него как раз и не было…
Зато теперь все стало видно. Жемал, с оскалом, похожим на волчий, возвышался над ним, и был виден револьвер, который Стерх навел ему на плечо. И Жемал понял, что Стерх успеет первым. Он разглядывал Стерха у его ног, занеся руку со своей металлической сливой, но… стоял неподвижно.
– Очень хорошо, – отозвался Стерх, стараясь превозмочь дрожь в голосе, – не будешь послушным мальчиком, я разворочу тебе плечо, сам знаешь, что получается, когда начинает стрелять такой любитель, как я – остановиться невозможно, палец сам давит на собачку. Значит этим ты и убил Халюзина? Трудновато будет теперь отвертеться… Вернее, невозможно.
Он заставил себя умолкнуть. Кажется, у него начался словесный понос – первый признак плохого солдата… или трусоватого детектива. Высунулся из-за борта, вгляделся в два очень ярких огня, приближающихся со стороны водохранилища, и оказавшихся вдруг очень близко, всего лишь в полусотне метров.
– Говорит следователь облпрокуратуры Линдберг, всем оставаться на местах. Попытка бегства или прочие… беспокойства, будут блокированы оружием.
– Навел-таки свою свору, начальник, – прошептал со злостью Жемал.
Стерх поднялся, присел на расколотый ударом «сливы» борт, не выпуская из рук револьвер.
– Стерх, – снова загромыхал мегафон, – опусти оружие, ребята рядом со мной нервничают.
Стерх пожал плечами, потом осторожно и плавно опустил револьвер в кобуру. И тотчас свалился в воду – его толкнул Жемал, который теперь, не обращая внимания на Стерха, бросился на причал, смешно приседая и пытаясь дергаться из стороны в сторону… Но это не помогло. Неподалеку раздались негромкие хлопки, которые Стерх и не расслышал бы, если бы они не звучали над водой, которая, как известно, разносит все звуки куда дальше и отчетливей, чем в студии с хорошей акустикой, а потом…
Потом эта же самая вода, холодная как смерть, сомкнулась над головой Стерха. На миг стало темно и очень противно, но Стерх заставил себя открыть глаза, хотя не очень много увидел, лишь какое-то мутное марево над собой. Потом он стукнулся головой обо что-то мягкое и понял, что достиг дна, всплыл осторожно, без резких движений, чтобы не удариться о яхту, нависающую сверху, и оказался на воздухе. Принялся выбираться на берег, сильно упираясь в илистое дно ногами, чуть всплывая, потому что было все-таки глубоко, подгребая руками.
Он вышел на берег позже, чем по настилу причала застучали сильные ноги множества людей. Они отозвались музыкой в залитых водой ушах Стерха, и все-таки не обошлось без происшествий. Кто-то подхватил Стерха под локоть и поволок куда-то, причем от холода и злости на себя, пропустившего последний толчок Жемала, он попробовал упираться, но это было нелепо, потому что кто-то тут же подхватил его сзади и понес чуть не по воздуху… Его оставили в покое, когда он оказался перед мрачным, переваливающимся с ноги на ногу Линдбергом.
«Особняк» облпрокуратуры осмотрел лежащего Стерх и покачал головой:
– Хорош… Ну, рассказывай.
– Девушка в каюте яхты, – сказал Стерх.
Он еще не договорил, а кто-то из окружающих его высоких, забранных в камуфляжку, маски и бронежилеты, с причудливым, чуть ли не штурмовым оружием люди уже разбились на два отряда, один по-прежнему окружал его с Линдбергом, а второй приступил к… вскрытию яхты, не смущаясь ее деликатной природой. Дверь была выломана, внутрь проникло сразу человека три, потом один из них откатился назад, уступая кому-то дорогу.
Стерх огляделся. Он ошибся, в свете обоих очень мощных прожекторов, бьющих теперь с больших и горячих катеров, пришедших из тьмы водохранилища, он увидел третью группу спецназовцев – они окружили Жемала, который показался теперь маленьким, с руками на голове… Нет, он не был маленьким, он просто стоял на коленях, и послушно ждал, пока ребята около него обыщут не то что каждый сантиметр его тела, но каждый шов его спортивного костюма.
– Стерх, – от злости голос Линдберга даже как-то просел, хотя от холода сипеть нужно было бы как раз Стерху, – какого черты ты полез в эту кашу?
Вопрос ответа не требовал. Поэтому Стерх посмотрел на стоящего рядом облома в маске и попросил, явно подлизываясь:
– Можно я посмотрю, что с моим револьвером, а то в него вода попала?
Облом сделал одно движение рукой к полурасстегнутой куртке Стерха, и у него в руке оказался «Хиггинс». Парень осторожно подержал револьвер и молча повернулся к Линдбергу.
– В порядке, я же сказал, этот – наш. Верните ему оружие, – отозвался Линдберг.
– Интересная штуковина, – пророкотал парень в маске, и почти вежливо передал Стерху ствол.
Тот взял его двумя пальцами, отрыл барабан, осторожно тряхнул, чтобы пули не вывалились, подул, защелкнул и снова сунул в кобуру под рукой.
– Почему вы так быстро оказались тут, Костя? – спросил Стерх. – Вика к тебе дозвонилась?
– Разумеется, но… Видишь ли Стерх, ей можно было бы и не звонить – телефон в офисе Прорвичей стоял на прослушке. А на дамбе я уже держал этих вот… – Линдберг и сам посмотрел на спецназовцев с довольно сложным чувством, – ребят. Их выделили мне… в достатке, три отделения, больше двух десятков человек.
Группа людей с некоторым трудом миновала борт яхты и ступила на пристань. Впереди, обнимая девушку за плечи, вернее, поддерживая ее, шел огромный бугай, кажущийся еще больше из-за света, падающего с катеров. Оказавшись перед Линдбергом, бугай сделал шаг в сторону и все посмотрели на освобожденную. Это была… Стерх не поверил глазам, но ошибиться не мог. Это была Рая Ивон. Она стояла, чуть покачиваясь, временами закрывая глаза от слабости, от часового, если не больше пребывания в тугих липких повязках. Ее волосы растрепались, край платья был порван, но не очень, в целом она выглядела невредимой. Стерх сделал шаг вперед.
– Ты в порядке?
Кто-то уже укутывал пленницу одеялом, она посмотрела на Стерха и медленно кивнула. Говорить, по-видимому, она не могла.
– Так, – решительно пророкотал Линдберг. – Не совсем то, чего мы ожидали, верно, Стерх?
– Да, – отозвался Стерх. – Похоже, что ловить меня они решили… все равно на какую девушку.
– Именно, – сказал Линдберг. – Ну все, теперь они от меня не уйдут. – Он осмотрел спецназовцев. – Ребята, выдвигаемся к дому, берем это… теплое семейство. – Он повернулся. – Кстати, Стерх, где Капитанова?.. Я имею в виду ту, живую? Учти, если ты ее не отыщешь, я тебя не просто без лицензии оставлю, я тебя вообще до суда доведу.
Все затопали по причалу, ступили на землю. Стерх, дрожа от холода, едва успевал за Линдбергом, на Раю он даже не посмотрел, судя по всему, было, кому о ней позаботится.
– Значит, Вику вы сюда не захватили?
– А зачем? – Линдберг даже не оборачивался, он шагал уверенно и зло, и неизменный Собинов вынужден был идти как-то вприпрыжку, чтобы оставаться за плечом своего начальника.
– Правильно, – согласился Стерх. Подумал и сказал уже менее уверенно: – Но если мы вот так вломимся в дом Витунова, он может от всего отпереться.
– Не отопрется, – рявкнул Линдберг. – Отпечаток его пальца найден на фотографии, которой подменили фотографию Марины… Елены Капитановой в доме Халюзина. Под стеклом, понимаешь? Стекло протерли, все протерли, а вот на этой фотографии остался отпечаток. А большего мне и не нужно.
Это действительно был убийственный довод, о таком каждый следователь может только мечтать. Но иногда они и в жизни подворачивались, вот как сейчас.
– Он взял в руки фотографию прежде, чем Жемал подменил ее на ту, что была над столом Халюзина? – переспросил Стерх. – Отлично, теперь, кажется, он действительно спекся… Стоп! А откуда ты все знаешь?
– Через пару дней, когда все успокоится, – проговорил невыразительным тоном Собинов, – я зайду к тебе, Стерх, и выволоку из-под сиденья кресла микрофончик. Сами понимаете, их нам дают лишь на время и под расписку.
– Значит, ты меня прослушивал? – с недоверием и злостью спросил Стерх, обращаясь к Линдбергу.
– Он прослушивал, – Линдберг кивнул на Собинова, – я лишь воткнул устройство в деревяшку под сиденьем, кстати, не самое лучшее место, радисты сказали, что скрипит твое кресло, голосам мешает.
– Ну, Линдберг, ну… – Стерх и сам не знал, что сейчас сделает или скажет.
– Все, хватит, – резко проговорил Линдберг. – Пришли. – Посмотрел на спецназовцев. – Всем – тихо, без криков, будем вести себя цивилизовано.
Они и в самом деле пришли, терраса, на этот раз почему-то не освещенная, темная и пустая стояла перед ними, предлагая войти без всяких сложностей. Спецназовцы уже окружили дом, и без ночного прицела Стерх различил троих слева, у газона, который уходил к воротам и стоянке для автомобилей, трое находились у кустов справа, еще человек пять было, по-видимому, с той стороны, остальные стояли чуть спереди Линдберга с Собиновым и Стерха.
Все притихли, ступали уже осторожнее, хотя следовало признать, что по сравнению с каждым из ребят в масках даже легкий Собинов производил очень много шума. Стерх тоже не мог похвастаться бесшумностью, а Линдберг вообще, кажется, и не собирался не топать. Они поднялись по ступеням, подошли к дверям, закрытым, но не запертым. Линдберг сделал жест одному из ребят в маске, и тот несильно толкнул створки двери, они расползлись в разные стороны. Все вошли.
И оказались в одной из комнат, которые анфиладами уходили к парадной двери, но они сейчас не привлекали внимания. Главное действие происходило в большом, на полдома зале, расположенном слева от них. Тихонько, но вполне спокойно, они вошли в зал.
Тут было ярко, жарко, душно. По углам стояли какие-то лавочки, столики с едой, бутылками и емкостями разного калибра и назначения, в углу дымилась от перегрузки довольно мощная, практически студийная музыкальная установка. На нее-то и было устремлено внимание всех пяти или шести десятков людей, собравшихся тут.
Установка не играла, от нее тянулся длинный шнур к микрофону, который держал в руке Витунов-старший. Он говорил:
– Сегодня, дамы и господа, замечательный, знаменательный для моего семейства и, надеюсь, для всех, кто хорошо ко мне относится, день. Сегодня сложилось окончательное решение наших молодых людей, Митяши и… Маргариты.
Эти слова Витунов подкрепил широким жестом, указав на что-то справа от себя, луч прожектора отполз чуть в сторону, и стал виден бледный, взъерошенный Митяша, который под руку поддерживал польку. Вот она-то была свежа, как утренняя роза, и почти так же красива. Только Стерху эта красота и эта неизменная свежесть показались наигранными, и потому неестественными. Он бы предпочел ясность и доброту Нюры… Настоящей Нюры, а не Марины. Но этого уже быть не могло. Никогда.