Наша служба Товстонос Евгений

Семёныч молча отряхнул пальцы и повернулся к Гинапану:

– Как вы думаете, откуда здесь взялось это растение и как оно растёт?

– Как только прилетим на Форесту, специалисты выяснят происхождение данного, крайне любопытного экземпляра флоры.

– А вы сами определить не можете? – спросил Семёныч. – Вы же вроде как специалист.

– К сожалению, я не могу дать полноценный анализ. Слишком быстро меняются классификации, видовые различия, групповые принадлежности. Каждый день на дальних планетах открываются всё новые виды и подвиды. Вы хоть представляете, сколько растений появляется ежедневно? Мой… коллега Пулькус… – Прокофьев заметил, что имя своего коллеги Гинапан произнёс с отвращением и ненавистью. – За последний месяц обнаружил аж четыре новых вида! Микрофиал Пулькуса – растение размером в два миллиметра и с цветком в три микрона; флоразит Пулькуса – растение, растущее внутри стеблей других растений; хлорезея Пулькуса – водоросли, живущие лишь в нашатырном спирте, и плесень Пулькуса, растущая почему-то исключительно на футбольных мячах! Так что я затрудняюсь ответить, что это за растение.

Семёныч, хитро улыбающийся с того момента, как услышал про Пулькуса, заговорщически наклонился к инспектору и сказал:

– А что, если это что-то новое? Может, вы покопаетесь в справочниках? Ведь если вы установите вид этого растения, его точно назовут вашим именем.

Глаза инспектора засияли.

– Да! Это то, что мне нужно! Теперь мой коллега будет знать, как хвастаться своей плесенью Пулькуса! Я собью с него спесь!

Семёныч помахал рукой в спину быстро удаляющемуся инспектору и повернулся к Прокофьеву:

– А тебя эти растения тоже радуют?

Сержант пошевелил пальцем один из ростков; на пальцах остались следы какой-то густой прозрачной жидкости.

– Они меня пугают, – честно признался Антон.

– Меня тоже.

Старшина постарался приглядеться между стволами.

– Вся стена проржавела.

– Но как это могло случиться? При той стерильности, которая здесь… Была.

– Вот и я о том же.

Семёныч сунул руку в глубь зарослей и выдернул из стены небольшой побег. На маленьких влажных корешках налипли куски ржавчины.

Прокофьев разглядывал густую растительную слизь на пальцах, потом провёл пальцами по стене и пригляделся. Очень скоро металл, покрытый слизью, потерял свой блеск, потускнел и начал приобретать рыжеватый цвет.

– По-моему, это растение окисляет стену, – задумчиво проговорил старшина. – Видимо, именно из продуктов окисления оно и получает питательные вещества.

– Что ж получается?

– Ну, если говорить по-научному, то эта хрень пожирает стены корабля?

Семёныч пригляделся к участку стены, замазанной слизью, выделяемой растением.

– Быстро ржавеет. Это растение до добра не доведёт. Нужно его уничтожить.

– Я тоже так думаю.

Они не заметили, когда Гинапан появился в каюте.

– Уничтожить? Растение? Да вы такие же, как этот Безумный Деморализатор Вольномыслящих Насекомых!

Инспектор выхватил пистолет и направил его на гаишников.

– Сдать оружие!

Семёныч с Прокофьевым переглянулись и решили, что в героическом порыве бросаться на вооружённого фанатика не стоит.

Оба аккуратно, чтобы не раздражать ненормального инспектора, достали стазис-пистолеты и бросили их на пол перед Гинапаном.

Инспектор оттолкнул их ногой к увитой растением стене.

– Спокойно, – Семёныч поднял руки. – Сначала нужно во всём разобраться.

– Долетим до места назначения – суд разберётся!

– Да мы можем не долететь! – сорвался Семёныч. – Эта хрень пожирает перекрытия! Если оно доберётся до внешней обшивки…

– Ну и пусть! Если выживет растение – наша смерть не будет напрасной! О вьюнке Гинапана узнают все! Я впишу своё имя во все справочники по ботанике!

– Ты впишешь своё имя в надгробную плиту!

– Молчать! – рявкнул Гинапан. – И шагайте в камеру!

Заключённый спал, когда в камеру под конвоем вошли гаишники. Он открыл глаза, подёргал себя за мочку уха и сел на кушетке.

– Добро пожаловать в мою скромную обитель. А вас сюда за что? – спросил заключённый, когда дверь камеры закрылась за гаишниками.

– Заткнись, – буркнул Семёныч и повернулся к Прокофьеву: – У нас большие проблемы. Даже если мы долетим до Форестии, мне не улыбается оказаться на скамье подсудимых.

– И вы тоже? – спросил Фридрих Клипс. – И что же вы сделали? Наступили на любимого тараканчика инспектора? Сели на его любимый кактус? Закусили его любимым фикусом?

– Да ладно вам, – ответил Антон Семёнычу, игнорируя заключённого. – Главное – долететь. А там нас кто угодно признает невиновными!

– А вот на это я бы не надеялся, – снова встрял террорист. – Вы видели эмблему на груди Гинапана? Он принадлежит к воинственной касте «Крестоносцы хлорофилла». Они верят, что после смерти их душа перемещается в растение и даёт толчок к его эволюции в разумную форму жизни. Так что, если эти фанатики хотя бы заподозрят вас во вредительстве природе – вам не избежать казни через спасение микрофлоры.

– А это ещё что такое устрашающе звучащее? – спросил старшина.

– После этого процесса от человека остаётся только микрофлора кишечника. – Клипс полюбовался на недоверчивые лица гаишников и пояснил: – А чего вы ждали? Они по уставу не могут истреблять флору. А остальное – без проблем.

– Думаю, вы преувеличиваете, – недоверчиво заметил Антон.

– Это вы ещё не слышали, что они делают с курильщиками.

Прокофьев не стал уточнять, какое именно наказание имелось в виду. Если их отправляют на суд только за намерение уничтожить растение, что же будет с теми, кто курит сухие перемолотые листья?

– Если этот придурок не одумается, то никакой микрофлоры уже не останется, – пробормотал Семёныч и повернулся к заключённому: – Рассказывай, как ты хотел выбраться.

– Выбраться? – переспросил Клипс.

– Не корчь из себя дурачка! Третий день полёта – и на корабле появляется растение, пожирающее металл! Идея, стоит признать, хорошая. Ситуация аварийная, корабль обязан выйти из гиперпространства, где наверняка нас поджидали бы твои дружки. Вот только неувязочка получилась! Этот идиот, – Семёныч ткнул пальцем куда-то в стену, – не собирается менять курс! И если растение будет разрастаться такими темпами, то из гиперпространства выйдет только изъеденный ржавчиной остов!

Террорист недоуменно переводил взгляд с одного гаишника на другого.

– Что оно делает? – снова переспросил Клипс.

– Говорю же, жрёт металл! Превращает в ржавчину и поглощает её!

Семёныч заскрипел зубами, видя ошеломлённый взгляд заключённого.

– Ты что, правда не имеешь к этому никакого отношения?

Террорист некоторое время молчал, задумчиво постукивая пальцами по металлической раме койки.

– Думаю, косвенное отношение к этому я всё-таки имею, – сдавленно сказал он. – Как я понимаю, на этом же корабле перевозятся улики по моему делу?

– Само собой.

Террорист провёл ладонью по лицу.

– Идиоты, – тихо сказал он. – Какие же они идиоты!

Прокофьева это тихое замечание испугало намного больше, чем арест и предстоящий суд. Несмотря на замечания Семёныча, только сейчас сержант понял, что они действительно могут и не дожить до выхода из гиперпространства.

– Рассказывай, – скомандовал старшина.

– Откуда, по-вашему, взялось это растение на стерильном корабле? Я выводил его для Вариаты. Это планета-свалка. Его задача – освободить площади для посевов, поэтому оно питается продуктами разложения всяческого мусора – металла, пластика, химикатов и прочего хлама.

– Вы наконец-то решили завязать с терроризмом и совершить доброе дело? – ехидно спросил Антон, не слишком-то верящий в перевоспитание преступников.

– Завязать? Ха! Мои действия, как обычно, нарушат экосистему! – ухмыляясь, воскликнул Клипс. – Поставят под угрозу уникальную флору планеты! Могут быть уничтожены такие уникальные виды, как слизевые грибы, кислотная плесень, аллергический мох, гнилевые кочерыжки и даже, представьте себе, зловонные папоротники!

– А что с другими планетами? Теми, на которых вы устраивали экологические катастрофы? – подозрительно спросил Антон. – Там вы тоже помогали людям?

– Давай подумаем: на Мерлине уничтожил болота, чтобы оттуда на ближайшие деревни не нападали радужнокрылые комары-кровопийцы. На Зимулане аннигилировал посевы двадцатисемилистника смердящего и филамении вязкокукожистой, растений с обратным фотосинтезом, то есть поглощающих кислород и выделяющих сероводород. На Фазе выжег морские плантации мазутного мокреца, покрывавшего водоёмы плёнкой, не пропускающей в воду кислород и солнечный свет, от чего моря там были похожи на болота. Мне продолжать? – Террорист посмотрел на молчащих гаишников, потом добавил: – И, кстати, да. Все эти виды были занесены в Красную книгу. Так как раньше их уничтожали безжалостно, пока Экоконтроль не наложил запрет.

– Что-то я не пойму. – Антон нахмурился. – Крупные межгалактические организации занимаются тем же! Уничтожение неблагоприятных условий, терраформирование, изменение климата. Если вы делаете то же, что и они, почему считаетесь опасным террористом?

– Вот именно. КРУПНЫЕ корпорации, получающие за это от местного населения КРУПНЫЕ деньги. К ним никакой Экоконтроль не прикопается. А платить такие суммы не все могут. Вот тогда эти люди и идут ко мне.

– Это всё, конечно, интересно, но что там с растением? – напомнил Семёныч. – Что делать с этим сорняком?

Клипс пожал плечами.

– Не знаю.

– Как не знаете? Это же ваше растение!

– Уже не моё. Как и говорил, я вырастил его для того, чтобы оно очистило свалку на Вариате. Там тройная сила тяжести, разреженная атмосфера, перепады температуры в день колеблются от семидесяти до минус пятидесяти, день длится пять часов, ночь – тридцать два часа…

– И в таких условиях могут выжить растения?

– Это – может. Оно адаптируется к внешней среде.

Прокофьев, как и любой житель вселенной, слышал об адаптоидах. На заре заселения космоса, чтобы избежать проблем с доставкой пищи на далёкие колонии, были созданы растения, способные приспосабливаться к самым разным климатическим условиям, не меняя своих питательных свойств. Например, именно благодаря адаптоидам сейчас было возможно наслаждаться такими продуктами, как кукуруза для высокотемпературных планет, дающая плоды сразу в виде попкорна; чипсошка – картошка, выращенная при пятикратной силе тяжести, из-за чего она была плоской и тонкой; собрал с грядки, бросил на сковородку – получил чипсы; помидоры и огурцы, которые сами заквашивались на некоторых планетах.

Размышления Антона прервал тяжёлый вздох террориста.

– На корабле стараниями нашего тюремщика созданы идеальные условия для развития растений. Свет, влажность, атмосфера, сила тяжести… – продолжил объяснять Клипс. – Внешнее воздействие кардинально отличается от заданных параметров. Так что степень изменений, произошедших с адаптоидом за время полёта, я даже приблизительно оценить не могу.

Семёныч почесал макушку.

– Остаётся надеяться, что наш тюремщик окажется достаточно умным, чтобы не допускать растение до внешней обшивки, пока мы не прибудем в пункт назначения, – отметил старшина, уселся на кровать и достал колоду карт. – В дурачка?

Утром их разбудила доносящаяся из-за стены музыка. Гаишники подошли к стеклу и обомлели. Пока они спали, растение перебралось из коридора в караулку и уже оплело полстены. Перед растением инспектор установил проигрыватель, из которого и доносилась какая-то симфония. Отдалённо мелодия напоминала классическую музыку древних композиторов, но исполнялась на инструментах, явно не предназначенных для человеческого уха. Да, можно было разлить нечто похожее на орган, тромбон, виолончель, но помимо этого присутствовали звуки, похожие на скрип пенопласта по стеклу, визг тормозов и кваканье лягушек. Гинапан стоял посреди комнаты, закрыв глаза, и блаженно покачивался в такт музыке.

Семёныч забарабанил кулаком по стеклу.

– Дай поспать!

Инспектор его проигнорировал.

– На хрена ты вообще врубил эту шарманку?

На этот раз Гинапан соизволил обратить своё внимание на старшину.

– Научно доказано, что растения лучше растут, если для них играет симфоническая музыка. Лично я после прослушивания чувствую себя бодрым и готовым к великим свершениям!

– Лучше растёт? – спросил Семёныч и вдруг заорал: – ЛУЧШЕ РАСТЁТ? Идиот! Это растение уничтожает корабль!

Но Гинапан демонстративно отвернулся и вышел.

Ещё через пару часов магнитофон замолчал. После визга, скрипа и прочего пирлиликанья тишина показалась сущим блаженством.

Прокофьев подошёл к окну и прокомментировал:

– Растение сожрало проигрыватель.

– Одно радует, мы больше не услышим этой музыки.

Однако их надеждам не суждено было сбыться. Буквально через пять минут из комнаты раздались визги похуже прежних.

Бросившийся к окну Прокофьев увидел, что инспектор стоит перед растениями и извлекает эту какофонию из какого-то смычкового инструмента, отдалённо похожего на скрипку, сделанную из пластика и металлолома.

– Угомонись ты уже! – крикнул Семёныч.

– Проигрыватель повреждён. Вот я и пытаюсь сам воссоздать идеальную музыку для растения. По-моему, неплохо получается. А вы как думаете?

– А вам он не мешает? – спросил Прокофьев у террориста, спокойно лежащего на койке.

Клипс его проигнорировал.

– Эй! Вы меня слышите?

– Оглох, бедняга, – констатировал Семёныч.

Прокофьев помахал рукой перед глазами террориста. Тот наконец-то обратил на него внимание, дёрнул себя за мочку уха и спросил:

– Чего?

– Спрашиваю, как ты можешь спокойно переносить такие вопли.

– А, это. Искусственные барабанные перепонки. Пришлось поменять после происшествия на планете Скент. Зато теперь могу в любой момент включать и выключать звук, у меня в ушах встроенный плеер и переводчик с сорока языков. Ну и когда таксисты свою музыку включают – тоже штука незаменимая.

– А что за происшествие-то? – спросил Антон, надеясь, что рассказ отвлечёт его от мерзких звуков.

Клипс сел на кровати, потянулся и начал рассказывать:

– Меня наняли роботы, давным-давно захватившие власть на Скенте. Слишком большая влажность на планете приводила к постоянному ржавению и, как следствие, необходимости тратить очень большие объёмы природных ресурсов на изготовление смазочных веществ.

– И как вы решили данную проблему?

– Создал губчатый организм, способный вбирать объём воды, в сотни раз превышающий объём самой губки.

– Растительный памперс придумал, что ли? – подытожил Семёныч.

– Ну-у-у… Можно и так сказать.

– А влажность воздуха как понизил?

– Та же самая губка, только с крылышками.

Семёныч хмыкнул, скривился от очередной «трели», донёсшейся из-за стекла, и заткнул уши пальцами.

– А слух как потеряли? – спросил заинтригованный Антон.

Клипс досадливо махнул рукой.

– Да всему виной благодарность. Когда я улетал, все роботы планеты пришли меня провожать и начали хлопать в свои металлические ладоши. От этого звона я и оглох.

К этому моменту Гинапан закончил музицировать, и все вздохнули с облегчением. Но ненадолго.

Через час инспектор снова привлёк внимание заключённых.

– Ух ты ж, моя пупусечка! – доносился из-за стекла его голос. – Ух ты ж, моя красотулечка!

Прокофьев подошёл к окну и присвистнул. Возле стены стоял накрытый на две персоны обеденный столик. В тарелке Гинапана находилась какая-то жижа, рядом стоял стакан, на второй же тарелке стоял распылитель. Инспектор сидел лицом к растению и беседовал с ним.

– Что он там делает? – спросил развалившийся на койке Семёныч.

Как раз в этот момент инспектор поднял свой стакан, второй рукой взял распылитель, чокнулся сосудами, отпил сам и пшикнул из распылителя на растение.

– Водой растение опрыскивает, – буркнул Антон. – Поливает.

– Идиот, – ответил Семёныч.

Клипс тоже подошёл к окну.

– Это не вода. Удобрения. – Он прищурился. – Для ускорения роста и укрепления корневой системы.

– Дважды идиот, – вздохнул Семёныч.

– А с чего вы взяли, что это не просто вода? – поинтересовался Антон.

– На этикетке прочитал.

– Да ладно!

Террорист подмигнул.

– Искусственная сетчатка. Как-то меня наняли для работы на планете Флут, разрушенной несколько веков назад ядерным апокалипсисом.

– А кто же тогда нанял?

– Как кто? Крысы и тараканы! За три века под воздействием радиации они быстро эволюционировали до разумных существ. Но появилась проблема, у них практически закончилась еда. Грозил голод.

– И что же вы сделали?

Террорист пожал плечами.

– Очистил планету от остаточной радиации и завёз туда людей. Все довольны. Людям есть где жить, а крысам и тараканам есть у кого воровать жратву. На радостях они устроили салют в мою честь… Тараканы тараканами, а фейерверки у них раз в десять покруче слеповых гранат нашего спецназа. Зато теперь вижу в темноте, мне не нужен бинокль, по желанию смотрю в тепловом и рентгеновском режиме. А ещё могу с балкона подглядывать за женщинами на нудистском пляже в семи километрах от моего дома.

Прошло несколько часов с тех пор, как Гинапан ужинал с адаптоидом. Прокофьев прислонился щекой к стеклу, пытаясь рассмотреть стену рядом с окном.

– Что видно? – спросил Семёныч.

– Адаптоид почти добрался до нашей стенки. Думаю, через пару часиков мы сможем выбраться. Главное, чтоб до этого момента не появился инспектор.

Однако этому сбыться было не суждено. Дверь в караулку открылась, и вошёл Гинапан с оружием наперевес.

– Выходите, мерзопакостные отравители хрустальных подземных водоёмов! – заявил он, открыв дверь и взяв заключённых на мушку. – И без фокусов.

– Нам и тут неплохо, – ответил Семёныч.

– Ваше присутствие здесь неуместно. Малыш ещё недоросший, неумный. Он может по наивности своей выпустить вас, даже не догадываясь о вашем коварстве и жестокости.

– Вот и поумнеет сразу, – раздражённо ответил Семёныч.

Инспектор тяжело вздохнул:

– Несмотря на то что обязан доставить вас на суд, я с удовольствием пущу вас на удобрения.

Клипс поднялся.

– Идёмте. Не стоит злить его.

Гинапан провёл их к двери с голосовым замком.

– Инспектор Гинапан, – произнёс он в динамик. Дверь скользнула в сторону.

Инспектор махнул стволом пистолета в направлении каюты.

Заключённые вошли внутрь. Дверь скользнула на место, и гаишники с террористом снова оказались взаперти.

Снаружи послышались удаляющиеся шаги.

Прокофьев огляделся. Каюта действительно выглядела неприступной. Без окон и иллюминаторов, вентиляционная решётка совсем маленькая, дверь с голосовым замком. Сбежать отсюда невозможно.

И стоило Антону сделать такое умозаключение, как террорист спросил:

– Ну что? Выбираемся? Пока этот фанатик не вернулся.

– И как ты себе это представляешь? – буркнул Семёныч.

– Очень даже хорошо представляю, – ответил Клипс голосом старшины.

– Но как… – закончить вопрос Антон не успел.

– Искусственные голосовые связки, – ответил террорист голосом Прокофьева и продолжил уже своим: – Поменял после дела на Лисдее. Теперь могу менять голоса, пою лучше любой звезды. Могу повысить громкость голоса до ста двадцати децибел, что очень помогает, не поднимаясь с кровати, объяснить соседям через несколько этажей, что включать дрель, пока люди спят, – нехорошо.

На этот раз Клипс начал рассказ сразу, без дополнительных просьб:

– Одной из составляющих атмосферы Лисдеи был газ, по воздействию похожий на земной ЛСД, только слабее. Под его влиянием люди были всегда довольны своей жизнью, усердно работали, а уж отдыхали как! Но об этой планете прознали торговцы наркотиками из соседней звёздной системы. Они начали выкачивать наркотик из атмосферы. В результате люди стали озлобленными, их уже не устраивали условия жизни. Вдобавок ко всему началась ломка. Немного подумав, я ввёл в их экосистему растения, выделяющие при фотосинтезе не кислород, а оксид азота.

– Веселящий газ?

– Именно. В результате – все всегда довольны, жизнь наладилась, и наркокартелям планета неинтересна.

– А голосовые связки?

– Ну, из-за особенностей организма на местное население оксид азота подействовал слабее, чем на меня. А я от радости так ржал, что напрочь сорвал голосовые связки.

Клипс хлопнул ладонями по коленям и поднялся со стула.

– Ладно. Пора выбираться.

Террорист наклонился к двери и голосом инспектора произнёс:

– Инспектор Гинапан. Сим-сим, откройся.

Дверь скользнула в сторону.

Выбравшись из камеры, они сразу же направились обратно в караулку, где в шкафчиках хранились вещи гаишников. За недолгое время их отсутствия растение уже перебросило побеги на стену камеры.

– Теперь нам нужно обезвредить инспектора, – сказал Семёныч.

– Ну, уж втроём-то справимся! – с энтузиазмом заявил Антон.

– Ага, только, чур, я на него нападаю сразу после тебя, – хмуро заметил старшина.

– А я следом за вами, – добавил Клипс.

– Ну, и пока ты думаешь, откуда такое отсутствие энтузиазма, – хмуро пояснил Семёныч, – я напомню: у него не только защитный костюм, но ещё и оружие.

Прокофьев, конечно же, был готов идти на риск ради общего дела, но только в том случае, если всё делалось сообща, а не по принципу «Кого убили первым – тот дурак».

– Тогда нужно его сначала как-то отвлечь, – предложил сержант.

– Именно об этом я сейчас и думаю, – сообщил Семёныч, доставая из кармана чёрный маркер, которым он заполнял кроссворды, и направляясь к растениям. Он присмотрелся к листьям с одной стороны, с другой, сделал из пальцев рамку а-ля оператор и посмотрел сквозь неё. Прокофьеву все эти действия были непонятны, пока старшина не подошёл к растению и не начал рисовать маркером на листьях всяческих букашек и таракашек.

– Вы думаете, сработает? – скептически спросил Антон.

Старшина его проигнорировал. Антон взглянул через плечо старшины на его «художества».

– А вы правда считаете, что показывающий язык смайлик похож на букашку?

– Не придирайся! Если есть бабочка «мёртвая голова» с черепом на крыльях, почему не может быть насекомого со смайликом?

– Эй! – прозвучал со стороны голос Клипса. – Я нашёл оружие!

Гаишники повернулись с надеждой, которая угасла, как только они увидели находку террориста. Он добрался до кладовой и сейчас, улыбаясь, держал в руках ведро и швабру.

– А чего вы хмуритесь? – обиженно спросил он. – Другого-то всё равно нет!

Семёныч покачал головой.

– Антоха, покопайся в наших вещах, найди что-то поопаснее инвентаря для уборщиц.

Прокофьев открыл свой шкафчик, до которого уже добрались стебли, и негодующе заорал:

– Эта хрень сожрала кокарду на моей фуражке!

– Вот, – тихонько сказал Семёныч, наклонившись к террористу. – Теперь Прокофьев это растение зубами из стен повыгрызает.

Террорист недоверчиво поглядел на старшину. Семёныч пояснил: