Наша служба Товстонос Евгений

Горе от ума

– Сколько ног у вендианского шестинога? – спросил дисканец Ведущий, сияющий тщательно отшлифованными кристаллами на голове, белоснежными зубами и покрытой блёстками одеждой. – Время пошло!

– Десять, – заявил Семёныч, в очередной раз проигнорировав отведённое на ломание головы время, тем самым сокращая длительность эфира и увеличивая рекламные паузы. – Просто учёный, давший такое название, встретил на Вендии искалеченное хищником животное и, долго не разбираясь, назвал его шестиногом.

– И это правильный ответ! – радостно закричал Ведущий. – И вы тоже проходите в Суперфинал, где встретитесь с вашим соперником Умником, сразу после рекламной паузы!

Чтобы не прозевать окончание рекламы, Прокофьев поставил звук на максимум (родители с самого утра уехали к родственникам, потому уровнем максимального шума Антон мог распоряжаться по своему усмотрению) и пошёл на кухню. Пока из комнаты доносились хвалебные оды подгузникам «Памперс» со встроенным миниатюрным атомным реактором для скорейшего высыхания, туши для ресниц «Вий» с эффектом удлинения до восьмисот процентов и дезодоранта «Секира», убивающего всех, кому не нравится запах пота, Антон сделал себе чай и несколько бутербродов, после чего вернулся в комнату.

Реклама закончилась, и на экране появилась заставка Большой Викторины.

– Мы снова на Большой Викторине, и у нас Суперфинал! В котором сегодня участвуют Александр Беляев…

– Семёныч, – не в первый раз за передачу поправил Ведущего старшина.

– И Окам Мако! – закончил представление участников Ведущий.

Соперник Семёныча, зеленокожий акриец с головой, похожей на арбуз, кивнул. Всем своим видом он пытался продемонстрировать, что его интеллект превосходит соперника на столько же, насколько человеческий разум превосходит одноклеточные импульсы амёбы.

– А я напоминаю правила Суперфинала! – снова заголосил Ведущий. – Сейчас наши соперники зададут по одному приготовленному вопросу. Ответ оценивается от нуля до одного балла в зависимости от точности и полноты. Победивший получит заслуженное звание самого умного человека по версии Большой Викторины! Начинает Окам Мако!

Акриец смерил Семёныча презрительным взглядом и прошамкал:

– Что есть основополагающий фактор одностороннего развития летающих индивидуумов на планетах системы Бальмазу?

Впервые за передачу Семёныч задумался. Отведённые на раздумье тридцать секунд истекали, а старшина молчал. Лишь когда раздался сигнал, Семёныч ответил:

– Правостороннее движение на планетах системы Бальмазу приводит к шаблонному порядку действий участников воздушного движения.

Такой чуши от Семёныча Прокофьев не ожидал. Он уже привык, что старшина знает всё обо всём.

На экране замелькали цифры, и на табло высветился процент правильности ответа – «3 %».

– Кроме Алтарии, Никралы и Малозии, – добавил Семёныч. – Там движение левостороннее.

Цифры на табло мелькнули и показали «3,1 %».

Соперник Семёныча мерзко захихикал.

– А теперь правильный ответ! – провозгласил Ведущий.

Дальше последовала трёхминутная белиберда о жизни в системе Бальмазу, из которой Прокофьев понимал лишь предлоги и междометия. Закончив нести эту ахинею, Ведущий повернулся к Семёнычу.

– А теперь ответный вопрос!

Семёныч не спешил. Он медленно поднял руку к глазам и посмотрел на часы.

– Ну же! Ваш вопрос! – поторопил старшину Ведущий.

Семёныч покивал, ещё секунд пять смотрел на часы, потом довольно улыбнулся и спросил:

– Кто президент планеты Варавия?

Мако осклабился. По его лицу было видно, что вопрос оказался не сложнее, чем, например: «Чему равно два?»

– Президентом Варавии является Пинто Триста Шестнадцатый!

Цифры на табло замелькали и… показали «100 %».

– И это правильный ответ! – закричал Ведущий. – И побеждает…

Семёныч поднял руку с вытянутым указательным пальцем и покачал им со стороны в сторону.

– Вы хотите возразить? – недоуменно спросил Ведущий.

– Конечно, хочу! Ответ неверный, – заявил Семёныч.

Ведущий скривился.

– Мы проверяем все вопросы. Ответ верный.

Семёныч поглядел на Мако, как бы на человека глядела амёба, обыгравшая его в шахматы.

– Он был верным вчера вечером. Час назад ему объявили импичмент, и сейчас должно было закончиться голосование. Проверьте данные.

Ведущий нахмурился и приложил руку к уху, где был спрятан наушник. Некоторое время он молчал, прислушиваясь.

Вдруг цифры на табло снова замелькали, и «100 %» сменилось другой надписью – «0 %».

– Действительно! Две минуты назад президентом Варавии стал Лейбо Восемьдесят Девятый! И… Получается, что побеждает Александр Беляев!

Семёныч спокойно ухмыльнулся.

Мако заверещал:

– Это нечестно! Подстава! Я буду писать жалобы! Я…

– Лучше вместо этой ерунды новости почитай, – ответил Семёныч.

Антон откинулся в кресле. Вот, значит, как оно было. Викторина шла в записи, и Прокофьев знал, что Семёныч победит, но смотреть было всё равно интересно. Хотя иногда, глядя на спокойное и равнодушное лицо старшины, своими вопросами и ответами приравнивающего умственные способности других конкурсантов к уровню мартышек, Прокофьев злился. Пока старшина развлекался, Прокофьев расследовал похищение и помогал Рыкову сдать экзамен.

Уже после того как Семёныч вернулся на пост с первым призом, он рассказывал Антону, как смог победить. Оказывается, он сам не знал, какой будет правильный ответ на его вопрос. Просто он получил информацию о готовящемся импичменте президента Варавии. Откуда старшина получил такую информацию – он, конечно же, не сказал. Однако именно благодаря ей Семёнычу удалось одержать победу.

За окном раздалось гудение. Родители вернулись? Рановато.

Антон вышел на крыльцо. Возле дома остановился аэромобиль. Антон заглянул в открытое окно. Внутри сидели похожий на птеродактиля бальмазуанец и покрытый каменными чешуйками рокианец. Оба в форме ГАИ.

– Сержант Антон Прокофьев? – спросил бальмазуанец.

– Так точно. А вы?

– Я лейтенант Арун, это сержант Стакен. – Бальмазуанец вынул корочку. Насколько Антон мог судить на первый взгляд, все двадцать три с половиной уровня безопасности были соблюдены. Голограммы, оттиски, печати и даже сияющий неоном герб службы, который как раз и добавлял ту самую половинку уровня. Это случилось из-за брака на заводе. Вследствие чего пятьдесят процентов созданных корочек оказались с нерабочим элементом. Но переделывать уже ничего не стали, решили, что достаточно и того, что есть. – Вам предписано немедленно явиться в штаб. Мы доставим вас на корабль.

– А в чём причина? – удивлённо спросил Прокофьев.

– Распределение.

– Но ведь оно только через неделю.

– Разве вам не пришло уведомление? Вот и доверяй почте. Решения по всем стажёрам уже приняты и будут оглашены сегодня в 26.30 по галактическому времени.

Прокофьев даже не потрудился ответить. Он бросился в дом, схватил давно собранную сумку, на ходу позвонил родителям, сообщил о своём срочном отлёте и выбежал к машине.

Пока они ехали, Прокофьев провалился в раздумье. Куда же его распределят? Всё зависит от того, сколько известно начальству о том, что происходило на станции за время стажировки. Семёныч наверняка из вредности напишет плохой отзыв. Хотя, зная старшину, он может вообще забыть написать его.

Всё это время лейтенант Арун трещал без умолку. «А у нас на Раподии… А я решил стать гаишником… А хотел стать… А моя тётя…» И так далее и тому подобное. Масса ненужной информации, которая обычно произносится не для того, чтобы её услышали, а для того, чтобы она просто прозвучала.

Через полчаса у Прокофьева уже голова пухла от размышлений о своей судьбе и от трескотни Аруна.

Чтобы отвлечься от невесёлых раздумий, Прокофьев поглядел в окно. Там, вдоль дороги, мелькало поле яблотыкв. Значит, они проезжали поле старика Фреда. Только он как-то умудрялся выращивать это нутианское дерево. От всех известных природе деревьев оно отличалось тем, что росло вверх ногами. Корни дерева стремились вверх, к воздуху, а ствол уходил в землю, и стоило огромного труда заставить его расти так, чтобы ветки с плодами находились неглубоко и урожай можно было собрать, не создавая систему шахт и подземных ходов, сложности которой позавидовали бы даже муравьи.

Однако старик Фред справился. Огромные, больше метра в диаметре и невероятно сладкие плоды яблотыквы залегали не глубже полуметровой глубины.

Экзотика и сладость фруктов способствовали развитию такого стихийного явления, как налёты детей со всех окружающих ферм.

Прокофьев невольно улыбнулся, вспомнив, сколько времени он с друзьями провели на этом поле, играя в прятки и квача. Причём водил всегда старик Фред, пытающийся уберечь урожай от малолетних любителей сладкого.

Машина остановилась, и мысли Прокофьева вернулись из его определённо радостного детства в неопределённое настоящее.

– Приехали, – сообщил Арун. – Подождём немного. Скоро прилетит катер.

Все трое выбрались из машины. Они остановились на большой выжженной площадке, где иногда садились корабли для торговли со стариком Фредом. Рокианец поглядел в небо и застыл, словно статуя. Бальмазуанец поглядел на напарника и скептически заявил:

– Ну вот, опять притворился статуей. Теперь будет пялиться в небо, пока не прилетит корабль. Сколько просил его так не делать! У меня же в генах заложено, что летучим существам со статуями нужно делать.

Прокофьев ухмыльнулся. Однажды Семёныч поделился с ним теорией, почему все расы, обладающие огромной массой и физической силой, не отличаются интеллектом.

«Чтобы выжить, нужна либо сила, либо интеллект, – говорил старшина. – И то и другое не только не нужно, но и вредно. Иначе силач начнёт задумываться, а стоит ли ему бить, и проиграет более тупому, но не раздумывающему».

– А где корабль? – спросил Прокофьев.

Лейтенант Арун сверился с часами.

– Сейчас должен прилететь.

Бальмазуанец покрутил головой.

– Как же я ненавижу аэромобили! – Он потянулся и расправил крылья. Захрустели позвонки. – Если бы не спешили, добирался бы своим лётом.

Прокофьев не ответил. Что-то его смущало. Что-то было неправильно. Глубоко в мозгу появилось ощущение, похожее на зуд, и оно не предвещало ничего хорошего. За три месяца работы с Семёнычем Прокофьев научился доверять этому чутью. Словно в голове поселился ещё один Прокофьев, носящий гавайку с погонами и обожающий кроссворды, и этот второй Прокофьев сейчас многозначительно ухмылялся и всем своим видом давал понять: а я кое-что заметил.

Антон уставился на расправленные крылья Летуна. Точнее, на его правое крыло. Оно было немного больше левого, и мышцы, управляющие кожаными перепонками, были развиты заметно сильнее, чем на другом крыле.

– Да уж, – наконец-то решил поддержать разговор Антон. – У вас на планете, наверное, в аэромобиль никого под пытками не загонишь.

– Это да! – согласился Арун.

Антон до сих пор не понял, что именно его насторожило. Ну, развито одно крыло больше. И что? Стоп! Пока Летун рассказывал в машине всякие истории, он упоминал что-то застрявшее в подсознании Прокофьева! Про дядю бегуна-испытателя? Нет. Про то, как его в детстве хулиганы окунали в грозовые облака? Тоже нет.

Перебирая крупицы информации, которые осели в мозгу Прокофьева за время поездки, он все-таки смог выловить ту кроху, которая не давала ему покоя.

– А с какой вы, говорите, планеты? – спросил Антон.

– С Раподии.

Вот теперь подозрения Антона из маленькой искорки разгорелись в довольно-таки крупный костёр. Развитые мышцы правого крыла значили, что Арун чаще закладывал виражи налево. А что там Семёныч говорил о системе Бальмазу? Что, кроме трёх планет, у них везде правостороннее лётное движение. И Раподия в этом списке не упоминалась.

Значит, Арун соврал насчёт своего места жительства. О чём же ещё он мог соврать?

Да обо всём! А может, кроме названия планеты, всё остальное было правдой. Нужны ещё доказательства.

Прокофьев подошел к сержанту Стакену:

– И он что, так и будет ждать прилёта корабля? Неподвижно?

– Если не случится ничего экстраординарного.

Прокофьев ненавязчиво, но очень внимательно осмотрел рокианца. Особенное внимание обратил на форму. Вот! Как же он сразу не заметил!

Шов на рукаве гимнастёрки был нестандартным. Уж в этом-то Антон был уверен! Форма для всех рас и видов делается на одной планете, а потом доставляется во все окраины Союза. А значит, форма липовая. В этом он был уверен. На форме ГАИ Прокофьев знал каждую ниточку, каждую петельку. В этом плане он был похож на модницу, способную с первого взгляда отличить брендовую сумочку от подделки.

Итак, из штаба за ним не посылали, и распределение не переносили. Надо разобраться, что нужно этим лжегаишникам. Но сначала придётся избавиться от их общества.

Прокофьев никогда не приветствовал насилие, но и на умение драться не жаловался. Чаще это делали его соперники. Однако сейчас силы были неравны. Хоть рокианец и застыл, как статуя, но голыми руками его не вырубить. Оставался побег.

Притворившись, будто просто осматривается, Антон прикинул расстояние до поля старого Фила. Если он успеет добежать до зарослей, то, возможно, ему и удастся оторваться от преследователей.

Сержант подошел к бальмазуанцу, стал за его плечом и поглядел в небо.

– А это не наш корабль? – невинно спросил Антон.

– Рановато, – неуверенно заметил Арун, но вверх посмотрел. И в тот же момент Прокофьев приложил его сплетёнными кулаками по затылку.

Бальмазуанец растянулся на земле, а Прокофьев, не оглядываясь, бросился к полю. За спиной заскрежетали камни. «Сержант» Стакен пришёл в движение.

Перепрыгнув низенькую ограду, Прокофьев нырнул в заросли корневищ. Пробежав метров двадцать, он направился по кругу, вдоль края поля. Здесь растения были помоложе и росли не слишком густо, что, во-первых, позволяло Антону держать приличную скорость, чтобы не споткнуться, и, во-вторых, из-за сравнительно рыхлой и мягкой почвы снижали скорость тяжеловесного преследователя.

Неподалёку раздался треск. Рокианцу не было нужды петлять между корнями. Он просто мчался напролом.

Прокофьев резко сменил направление и побежал в самую гущу, где он будет не так заметен. Теперь он двигался медленно и осторожно, чтобы не выдать себя. Треск начал понемногу затихать. Стакен потерял Антона.

– Он здесь! – раздался сверху крик. – Сюда беги.

Прокофьев взглянул в небо и чертыхнулся. Над ним завис Арун. Теперь не спрятаться.

Треск ломаемых корней означал, что рокианец снова начал приближаться. Больше таиться не имело смысла. Прокофьев снова сорвался на бег. Корни цеплялись за одежду и норовили заплести ему ноги. Треск звучал ещё далеко, но неумолимо приближался.

Антон несколько раз поменял направление, но это, конечно же, ничего не дало. Арун летел прямо над ним крикливым указателем. Прокофьев нырнул в самые густые, почти непролазные, корневища. Бежать он теперь не мог, но, по крайней мере, была надежда, что бальмазуанец его не сможет разглядеть.

Как по заказу, сверху раздался крик:

– Я его не вижу! Но он где-то здесь!

На полминуты Прокофьев остановился перевести дух. Больше петлять не было смысла. Нужно либо избавиться от летуна, либо найти хоть что-нибудь, чем можно попытаться сразиться со Стакеном.

Потеряв несколько драгоценных секунд, Прокофьев подпрыгнул, уцепился за корень потолще и подтянулся. Теперь его голова была выше гущи зарослей.

В тот же миг и Арун заметил сержанта и с радостным воплем полетел в его сторону.

Не обращая внимания на крики, Антон быстро огляделся.

Со стороны дороги тянулась петляющая «просека», отмечающая путь рокианца, но Прокофьева сейчас интересовало другое. Метров через сто из зарослей торчало пугало. Спрыгнув на землю, Антон помчался к нему.

Только бы успеть.

Пугала старика Фреда всегда были чем-то большим, чем просто старое пальто, натянутое на деревянный каркас. Старик подходил к охране урожая с невероятными проявлениями инженерной мысли. Его первое пугало, «Каменный Фред», с удивительной точностью выстреливало камни в пролетающих птиц. Второе, «Огненного Фреда», старик оснастил огнемётами, но отказался от него, когда чуть сам не сжёг свой урожай. Однажды его посетила гениальная идея совместить пугало с оросительной системой. Так появился «Водяной Фред». Эта конструкция метала в птиц шарики и прочие резиновые изделия, наполненные водой. Когда вышел закон о защите птиц – «Добрый Фред» выстреливал сетками. А когда закон отменили из-за того, что птицы слишком расплодились и стали реальной угрозой урожаям, Фред создал своё самое знаменитое пугало, которое он назвал «Инфернальный Фред». Работало оно отлично. Птицы больше не трогали урожай. А потом приехали военные и приказали демонтировать «Инфернального Фреда» из-за слишком большой его схожести с армейскими системами ПВО.

Творение старика Фреда, охраняющее поле в этот момент, Антон был рад видеть, наверное, больше, чем свои первые сержантские нашивки. А тогда он был рад настолько, что чуть не бросился обниматься со своим инструктором-магмитом, что грозило бы Прокофьеву тяжелейшими химическими ожогами.

Металлическая конструкция с головой из высушенной яблотыквы, увенчанной неизменной соломенной шляпой, была одета в старое коричневое пальто и вооружена пневматической системой, похожей на пушку для подачи теннисных шариков. На груди пугала висела картонная табличка с надписью «Барахолочный Фред. Птицы не прайдут!!!».

В резервуаре для боеприпасов виднелись какие-то баночки, коробочки, дешёвые информационные кристаллы, устаревшие аудиодиски, упаковка контрацептивов, пластиковые листовки и прочая чепуха. Видимо, Фред, когда ездил на ярмарку продавать урожай, хорошенько прошелся по распространителям бесплатной продукции и прочих пробных товаров.

В этот момент сервопривод на стойке пугала зажужжал, и «Барахолочный Фред» начал разворачиваться к приближающемуся летуну. Прокофьев выпрямился во весь рост и помахал Аруну рукой.

Диск с какой-то рекламной информацией чуть не снял бальмазуанцу скальп. Следующим в цель устремилась рекламная пачка контрацептивов, вызвавшая у Аруна скорее недоумение, чем неудобство. А банка просроченного майонеза, угодившая летуну прямо в лоб, добила его во всех смыслах. Лжегаишник рухнул вниз.

Теперь оставалось разобраться с рокианцем. Эх, сюда бы старого доброго «Инфернального Фреда»!

Но пробники духов и прочая рекламная продукция Стакена не остановят. А он, судя по звукам, был уже совсем рядом.

Чтобы хоть как-то вооружиться, Прокофьев попытался прихватить металлическую арматуру, подпиравшую пугало. Не удалось. Она крепко засела в земле. Саданув по ней несколько раз ступнёй, Антону таки удалось расшатать железяку.

Выдернув её из земли, Прокофьев оглянулся. Каменная громадина уже виднелась сквозь сплетения корней. Решив, что встречаться с рокианцем лоб в лоб, даже вооружившись арматурой, не стоит, Антон бросился в заросли.

За спиной прозвучал скрип металла и треск раздираемого пластика. Прощай, «Барахолочный Фред». Ты был хорошим пугалом.

Антону удалось немного оторваться от Стакена, но он уже начал уставать. Нужно как-то задержать рокианца и выбираться к аэромобилю.

Попетляв ещё немного по зарослям, Антон нашёл то, что нужно. Невысокий круглый холм диаметром в два метра обозначал место ловушки для незваных гостей. Здесь, неглубоко под землёй, покоилась перезревшая яблотыква. Старик специально оставлял их, чтобы отвадить от поля незваных гостей. Впрочем, любившие поозоровать здесь мальчишки очень быстро научились отмечать такие места. Один раз в эту гниль попадёшь – месяц от вони не отмоешься.

Взяв арматуру на изготовку, Прокоьев стал так, чтобы ловушка находилась между ним и приближающимся рокианцем. Корни трещали всё ближе, и вот заросли разлетелись в щепки, и к Прокофьеву, рыча, бросился Стакен. Если бы не подземная гнилая яблотыква, Прокофьев бы, не раздумывая, бросился с воплями наутёк.

Рокианец нёсся громадными прыжками. И вот он уже в шаге от ловушки! Прокофьев ухмыльнулся.

Вот и всё.

Следующий момент чуть не стал для Антона тем самым «вот и всё».

Стакен, даже не заметив холма, перепрыгнул его. Почти. Его руки потянулись уже к Прокофьеву, но одна нога все-таки зацепила край ловушки и провалилась.

Стакен удивлённо вскрикнул и хотел выдернуть ногу, но Прокофьев не дал ему этого сделать. Поднырнув под ручищами Стакена, он со всей мочи приложил его арматурой поперёк лица. Что-то хрустнуло, рокианец отшатнулся, земля под ним просела, и он повалился спиной прямо в оставленную стариком Фредом ловушку для мальцов. Мерзко чвакнул огромный перезревший овощ, воздух наполнился нестерпимой вонью.

Зажав нос, Прокофьев обежал яму и бросился к дороге. У него открылось второе дыхание. Да и бежать по оставленной рокианцем просеке было намного легче.

Сзади неслись бульканье, чваканье и ругань Стакена.

Антон добежал до края поля и выскочил на дорогу. Хорошо хоть корабль ещё не прилетел, не хватало ещё дождаться подмоги этим лжегаишникам.

Антон схватился за ручку двери аэромобиля, когда его накрыла тень. Он резко повернулся, но среагировать не успел. Арун набросился на сержанта и окутал его крыльями. Несмотря на хрупкое телосложение, бальмазуанец оказался на удивление силён и держал Антона не хуже смирительной рубашки. Прокофьеву никак не удавалось ослабить хватку. Вдобавок из-за крыльев он ничего не видел.

Антон брыкался как мог, но когда услышал приглушенный крыльями топот рокианца, понял, что это конец. В следующий миг на его затылок опустился каменный кулак.

Очнулся Антон на металлическом полу в тускло освещённой комнатушке. Голова раскалывалась нестерпимо. Застонав, Прокофьев опёрся ладонями о пол, пытаясь встать.

– Очнулся? – раздался голос сбоку.

Сержант отреагировал на уровне рефлексов. Перекатился через плечо и вскочил на ноги, принимая боевую стойку.

– Да не дёргайся ты так, – проговорил сидящий на кушетке мужчина.

Антон, не опуская рук, прищурился, чтобы сфокусировать взгляд, и тут же вытянулся в струнку и вскинул руку, отдавая честь. Перед ним был полковник Рыков. Правда, в таком виде Антону своего начальника видеть не приходилось. Рыков был практически голый. Впервые Прокофьев видел полковника без идеально отутюженной формы. Лишь полотенце, повязанное на бёдрах, да часы на руке.

– К пустой голове не прикладывают, – буркнул полковник. – Прокофьев, если не ошибаюсь?

– Так точно, товарищ полковник! Сержант Прокофьев!

– Да вольно. И не ори так.

Прокофьев опустил руку, но сохранил стойку «смирно».

– Товарищ полковник, разрешите вопрос? А вы тут что делаете?

– А что, не видно? Поезда жду!

Прокофьев смутился и, чтобы не глядеть в колючие стальные глаза полковника, огляделся. Они находились в помещении приблизительно два на три метра. Тусклый свет давала забранная решёткой лампа. Окон нет, бронированная дверь.

– Где мы, товарищ полковник? – спросил Антон. – Что это за подвал?

– Ты что, подвал не можешь отличить от помещения на космическом корабле?

– Я… Ну… Так мы что, в космосе?

– Я бы даже сказал, в гиперпространстве.

– И куда мы летим?

Некоторое время Рыков молча сверлил взглядом Антона, потом спросил:

– Часто, наверное, палубу на станции за время стажировки драил?

Прокофьев, который действительно под руководством Семёныча стал профессиональным уборщиком, потупил взгляд.

– Так точно. А откуда вы узнали?

– Семёныч глупых вопросов не прощает.

Прокофьев не знал, куда себя деть от смущения, потому так и остался стоять посреди камеры, вытянувшись в струнку.

– Да не стой столбом, говорю, – заявил Рыков. – Сядь.

Антон подошёл к кушетке и сел на самый краешек, уперев ладони в колени и выровняв спину так, что на ней можно было гладить бельё. Полковник некоторое время скептически глядел на него, потом покачал головой, закрыл глаза и откинулся на стену.

Теперь, прежде чем сказать что-то, Антон долго обдумывал сложившуюся ситуацию. Но пока что в голову не приходило ничего умного. Краем глаза он изучил «наряд» полковника и рискнул спросить:

– Товарищ полковник, а вас откуда украли?

– Из бани украли. Прямо из парилки.

– Вы догадываетесь, что происходит? Кто нас украл? Почему?

– Кто – не знаю. Почему – тоже. Сначала думал, что это со мной у кого-то старые счёты, но потом тебя притащили. Думаю, вскоре можно ждать и третьего.

– Семёныча, – констатировал Антон.

– Ну а кого же ещё? Видимо, мы наступили кому-то на больную мозоль. Хотя, если вспомнить, на сколько мозолей мы наступили, то нехренового размера нога получится.

Прокофьев перебрал в голове всё, что происходило с ним за время стажировки. Никаких явных кандидатур он не нашёл. Хотя никогда не знаешь, звеном какой цепочки может оказаться обычное на первый взгляд дело.

– Если украли и меня, значит, преступник знает всех нас троих. Видимо, это связано с одним из происшествий на нашем посту за последние три месяца. С кем-то из задержанных…

– Да ты гений!

Прокофьева накрыла волна злости. Да что ж такое! То его Семёныч гнобил, теперь Рыков! Он докажет полковнику, что дорогого стоит!

– Нам нужно выбираться отсюда. Я спрячусь за дверью…

– Это только в фильмах работает.

– Но ведь попытаться-то можно!

Полковник поднял руку и отвесил лёгкий подзатыльник Антону. Прямо по тому месту, где вздулась шишка.

Прокофьев скривился и со свистом втянул воздух сквозь зубы.

– Прошлая твоя схватка с ними была не очень. С чего ты взял, что на этот раз будет лучше?

– Так что теперь? Сидеть и ждать, что с нами сделают?

– Раз сразу не убили – значит, можно и подождать. А потом действовать по ситуации.

Долгое время сидели молча. Рыков, судя по мерному сопению, задремал, потому Антон пытался не шуметь и не шевелиться.

Прокофьев как раз прикидывал, как бы им выбраться из камеры, когда корабль слегка тряхнуло и появилось знакомое Антону ощущение головокружения.

– Вышли из гиперпространства, – отметил полковник, открыв глаза. – Значит, скоро узнаем, кто и чего от нас хочет.

Не прошло и часа, как тряска обозначила вход корабля в атмосферу какой-то планеты. Вскоре они приземлились, и доносившийся до них издали мерный гул двигателей стих. В тот же момент щёлкнул замок и дверь открылась.

Гаишники несколько минут ожидали, что же дальше, но в камеру никто так и не вошёл. Прокофьев осторожно прокрался к двери и толкнул её. За ней никого не оказалось.

Антон недоуменно поглядел на Рыкова, потом выглянул в коридор. Пусто.

– Не нравится мне это, – пробурчал полковник, но наконец-то встал с кушетки и вышел из камеры.

Все остальные двери были заперты, поэтому гаишникам не оставалось ничего, кроме как идти к лестнице в конце коридора.

Складывалось ощущение, что корабль вымер.

Несмотря на все опасения, гаишники не останавливались. А что было делать? Оставаться в камере?

Так никого и не встретив, они добрались до шлюза.

И стоило им подойти к нему, зашипела гидравлика, заскрипели пружины, и створки начали разъезжаться в стороны, пропуская в сумрачный ангар лучи солнца.

Что их ждёт там? Какие опасности? Может, их высадили на необитаемую планету? Или, наоборот, на заселённую кровожадными хищниками?