Обезьяна с гранатой Дроздов Анатолий
– Сейчас увидишь!
Рей размахнулся и хлестко впечатал ладонь сразу в обе ягодицы.
– Вот тебе! Вот! Девчонка! Распутница! Я тебе покажу любовника!
Алэйне взвизгнула и, рванувшись, соскочила с кровати.
– Ты!.. Как смеешь меня бить?! Ты мне не отец!
– Родгер одобрил бы! – хладнокровно заметил Рей.
– Я тебя наняла не для этого! Обманщик! Грубиян! А еще Ансельм Безродный! Прогоню! Вот! Завтра же!
Алэйне убежала в свою комнату, где с размаху бросилась в кровать. Заворочалась, устраиваясь. Рей прислушался. До него донеслись сдавленные всхлипывания.
«Перестарался! – с огорчением подумал он. – С другой стороны, как из нее дурь выбить? В любовницы ей захотелось! Соплячка несовершеннолетняя…»
Он вздохнул и укрылся одеялом. «Ладно, – решил, закрывая глаза, – утром что-нибудь придумаем…»
Алэйне проснулась от солнечного лучика, ударившего в глаза. Поморщившись, села и тут же вспомнила вчерашнее. Прислушалась. В номере было тихо. Она вскочила и прошлепала в соседнюю комнату.
Рея не было. Его кровать стояла заправленной, а сумки, лежавшие в углу, исчезли. На столе сиротливо белел листок бумаги.
«Уехал! – ужаснулась Алэйне. – Записку оставил. Я вчера пригрозила его прогнать, вот он и обиделся…»
Она опустилась на кровать. Листок лежал неподалеку; чтоб взять его, достаточно было протянуть руку, но у нее не хватало для этого силы воли. «Как же теперь? – подумала она. – Без него?» Слезы навернулись ей на глаза, и она заплакала.
Она не услышала, как за дверью раздались шаги, и очнулась, когда в комнату скользнул Рей.
– Аль? – удивился он. – Что случилось?
– Вот! – всхлипнула она, указывая на листок.
– Тебя обидели мои стихи?
– Какие стихи? – удивилась она, вытирая слезы.
– Видишь ли… – Рей сел рядом. – Вчера я был несколько груб… Решил тебя позабавить и сочинил.
– Я думала, ты оставил записку, что покидаешь меня.
– Аль! – Он обнял ее за плечи. – Как ты могла подумать?
– Покажи! – попросила она.
Он взял со стола и протянул ей листок. Алэйне поднесла тот к глазам.
- Хвалился ветер, записной нахал:
- «Я волосы Алэйне расплетал!
- Я развевал их и ласкал рукою.
- Вам не сравниться в счастии со мною!»
- «Уж помолчал бы! – молвило Светило. —
- Я дом любимой зноем затопило.
- Заставило Алэйне снять одежды
- И любовалось ей одна, невежды!»
- «А я, – сказал Ансельм, – когда стемнело,
- Прокрался в спальню к ней, вот было дело!
- Я целовал ей плечи, грудь и очи,
- Я разум ей стихами заморочил.
- Она мне, поцелуи возвращая,
- Шептала: «Я от ласк твоих хмельная…»
- Умчался ветер, спряталось Светило.
- Любовь поэта в споре победила.
– Обманщик! – капризно сказала Алэйне, опуская руку с листком. – Никуда ты меня не целовал. И я тебе такого не шептала.
– Я рассказывал, как сочиняют стихи, – улыбнулся Рей. – Но раз не понравилось…
Он взял листок и сделал вид, что собирается порвать.
– Отдай! – Алэйне выхватила и прижала листок к груди. – Не смей! Это мне сам Ансельм Безродный написал!
Рей захохотал. Она обиженно глянула мокрыми глазами, но не удержалась и присоединилась.
– Аль, – сказал Рей, когда они кончили смеяться. – Нам надо поговорить.
– О чем? – насторожилась она.
– Вчера между нами кое-что произошло. Я хотел бы прояснить отношения.
– Говори! – вздохнула она.
– Я не хочу быть твоим любовником. Не потому, что ты мне не нравишься, нет. Ты чудная девушка, и я, кажется, успел тебя полюбить. Но если мы станем любовниками, я привяжусь к тебе еще сильнее, и мне будет горько тебя терять. А это неизбежно случится. Я помню, как меня бросила невеста, как погибла Тея. Да и тебе это незачем. Каким бы ни был твой будущий муж, но клятва, данная перед алтарем, священна. К тому же стоит только начать… Я не хочу, чтоб моя будущая герцогиня и повелительница стала второй Элеонорой. Это понятно?
Алэйне кивнула.
– Если тебе неприятно, что я отверг тебя, можешь ехать одна. Дороги здесь безопасные, оружие у тебя есть и ты умеешь им пользоваться. А я вернусь обратно. Думаю, Люк еще в Мо.
– Не выйдет! – сказала Алэйне.
– Почему? – удивился он.
– Я слышала, что перевал закрылся, ты не пройдешь. Путь все равно через Киенну.
– Мы можем ехать порознь.
– Глупо. И вообще… Ты брался доставить меня в Киенну или нет?
– Ладно! – сказал Рей. – Едем вместе. Но на постоялых дворах спим в разных комнатах.
– В одной!
Он глянул на нее с укором.
– Со мной деньги! – поспешила Алэйне. – Вдруг разбойники? Я боюсь. Мы снимем номер со смежными комнатами, как здесь, так будет спокойнее.
– Спим в разных постелях? – уточнил он.
Она кивнула.
– Годится! – одобрил он.
– И еще, – сказала Алэйне, – ты будешь писать мне стихи. Каждый день!
Он нахмурился.
– Но что тебе стоит?! – заканючила она. – Дорога долгая, заняться нечем…
– Так я в них вру!
В глазах его прыгали искорки.
– Я никому не скажу! – заверила Алэйне. – Они не догадаются.
Он засмеялся. Она помедлила и присоединилась.
– Ладно, Аль! – сказал Рей, вставая. – Карета ждет. Одевайся, умывайся, завтракай. Сумки я уже отнес…
Последующие дни прошли спокойно. Разбойников на пути к Киенне им не встретилось. Или стража их повывела, или же просто повезло. Меланхоличный кучер путешественникам не надоедал. Они любовались окрестностями, много болтали и вспоминали прошлые приключения. Рей сочинял стихи, Алэйне на стоянках их аккуратно записывала, прося спутника каждое надписать. Вариантов на выбор предлагалось три: «Милой Алэйне», «Несравненной Алэйне» и «Прекрасной Алэйне».
– А то не поверят! – объяснила она деловито.
– Муж что скажет? – поинтересовался Рей.
– А я не покажу! – сказала Алэйне. – Нечего!
Еще они играли в буриме. Разумеется, у Рея получалось быстрее и лучше, но и Алэйне справлялась. Рей специально подбрасывал ей рифмы полегче, и Алэйне радовалась, когда строчки складывались в стихотворения. Их она тоже записывала. На постоялых дворах они сытно ужинали и отправлялись спать, пожелав друг другу спокойной ночи. Алэйне просила на прощание ее целовать, Рей чмокал в щечку, и Алэйне уходила довольная. Ей и в самом деле было хорошо. Однако чем ближе становилась Киенна, тем чаще она задумывалась и хмурилась. В последнее утро Рей зашел к ней в комнату принаряженным и с каким-то свертком в руках. Вид у него был торжественный.
– Ты это чего? – насторожилась Алэйне.
– Поздравляю с совершеннолетием, ваша светлость! – поклонился он. – Желаю благополучия и радости!
– Святой Иисус! – ахнула Алэйне. – Я совсем забыла. Рей, милый!
Она выскочила из-под одеяла и повисла у него на шее. Не забыв при этом расцеловать.
– Теперь вы полноправная герцогиня! – сказал он, ставя спутницу на пол.
– Без интронизации[7] не считается! – вздохнула Алэйне. – Но все равно спасибо.
– Я приготовил тебе подарок, – сказал Рей, протягивая сверток. – Вот!
Алэйне развернула. В шелковом платке оказались какие-то ремни.
– Что это? – удивилась она.
– У меня нет денег купить тебе дорогой подарок, – вздохнул он. – Вот я и подумал… Ты показала себя настоящим воином, поэтому я дарю тебе пистолет, которым ты сейчас владеешь. А это приспособление для его скрытного ношения.
– Интересно, – сказала Алэйне, перебирая ремешки.
– Все очень просто, – сказал он, забирая подарок. – Где женщине носить пистолет? На поясе неудобно, да и на виду. Придется каждому объяснять, что это такое. Незачем. Я видел рисунок в корабле пришельцев, там пистолеты мужчины носят на бедрах поверх одежды. Женщины у нас в штанах не ходят, вот я придумал и заказал шорнику в Гвене. Все очень просто. Этот поясок вы застегиваете под рубашкой на талии. Ремешок с кобурой спускается на бедро и прихватывается к нему вторым, коротким пояском. Таким образом, пистолет сидит плотно и не болтается. Чтобы извлечь его, вам придется задрать подол, но в ситуации, когда он понадобится, это несущественно.
– Надень! – сказала Алэйне, задирая рубаху до пупа.
Рей залился краской.
– Аль…
– Я с этим полдня разбираться буду! – нахмурилась она. – Придумал – показывай!
Потея и едва не тычась лицом ей в лоно, Рей застегнул на талии девушки ремешок, затем – второй на бедре и вложил в кобуру пистолет. Алэйне, все так же в задранной рубахе, прошлась по комнате, попробовала извлечь пистолет и вложить его обратно и осталась очень довольной.
– Ты мой настоящий друг! – заявила, опустив подол и поцеловав Рея.
Тот в ответ только вздохнул.
К вечеру они въехали в Киенну. Экипаж, прогрохотав железными шинами по булыжной мостовой, подвез их к самой близкой к королевскому дворцу гостинице – так захотели путники. Рей расплатился с кучером, забрал сумки, и они вошли внутрь. По инерции, Рей заказал сдвоенный номер, таковой в гостинице нашелся, и они поднялись на жилой этаж. Приведя себя в порядок и наскоро поужинав, путники завалились спать. Встали они поздно. Спустившись в обеденный зал, заказали завтрак. Ели молча: никому не хотелось разговаривать. Они заканчивали, когда в зал вошел худощавый мужчина в сером камзоле. Он о чем-то поговорил с хозяином, после чего подошел к их столику.
– Барон де Бюи?
– Это я! – сказал Рей.
– Вас хочет видеть лорд-канцлер! Немедленно!
Рей переглянулся с Алэйне.
– А меня? – спросила она. – Я наследная герцогиня Барская.
– Насчет вас, миледи, распоряжений не было! – сухо ответил гонец. – Поторопитесь, барон! Милорд не любит ждать!
22
Войско текло в котловину, окружавшую Бар, словно талая вода в половодье – неспешно и уверенно. Отряды всадников, каждый под своим стягом, рысили к Соне, где кавалеристы, соскочив на берег, вели коней поить. Пехота двигалась медленнее, заполняя пространства между конными отрядами, как вода – борозды в поле перед тем, как слиться в единую гладь. С высоты стен Бара людская масса напоминала поток, поэтому сравнение с половодьем невольно приходило на ум. Элеонора ощутила, как желудок сжал спазм.
– Подзорную трубу!
Сенешаль Д’Арно подскочил и протянул ее герцогине, уже разложенную. Элеонора поднесла ее к глазам и заскользила объективом по котловине.
– Готард, – шептала она, различая стяги. – Бароны Шевре, Пертье, Мюске, Пино… Граф де Ла Фог… А этот за каким дьяволом здесь? Он же не примыкал к мятежникам?..
– Сисар! – обернулась она к спутникам. Горбун выступил вперед и поклонился. – Чего они хотят?
– Не знаю, ваша светлость.
– Ну, так узнай! – рявкнула Элеонора. – Или мне самой заняться?! У нас ведь имеется этот бездельник – герольд?
Сисара словно сдуло со стены. Спустя короткое время лязгнули цепи, опуская подъемный мост, заскрипела, ползя вверх, решетка, из ворот выехал всадник в голубом трико с черными ромбами и со стягом герцогства на длинном древке. Со стен пропела труба, и герольд поскакал навстречу войску. Там его окружили всадники в блестящих доспехах. Элеонора подняла к глазу подзорную трубу. Герольд поклонился одному из всадников и что-то сказал. Тот коротко ответил и повернул коня. Следом потянулись и его спутники. Герольд еще какое-то время чего-то ждал, затем взялся за поводья и поскакал обратно. Копыта лошади простучали по доскам, и цепи залязгали, поднимая мост.
– Что? – спросила Элеонора, когда герольд взобрался на стену.
– Граф Готард просил передать, что будет разговаривать только с вашей светлостью, – доложил герольд. По лицу его было видно, что Готард отнюдь не «просил», а скорее приказал, причем непререкаемым тоном. – Он готов встретиться на берегу Соны. Его честь – порука вашей безопасности, как и ваших спутников.
– Готовьте лошадей! – приказала Элеонора, поколебавшись.
– Ваша светлость… – влез горбун.
– Молчи! – окрысилась Элеонора. – С тобой еще будет разговор! Вы будете сопровождать меня, маркиз! – повернулась она к Д’Арно.
– Взять солдат? – спросил сенешаль.
– Не нужно. Решат, что мы их боимся. Я не хочу давать такого повода. Готард по-старомодному честен, его обещанию можно верить.
И вновь, уже в который раз, залязгали цепи подъемной решетки. Когда герцогиня и сопровождавший ее сенешаль выбрались наружу, пропела труба. Всадница и всадник спустились, преодолели мост и остановились на противоположном берегу Соны. От войска отделилась и поскакала им навстречу все та же группа в блестящих доспехах. Возглавлял ее Готард. Приблизившись, он остановил жеребца и небрежно кивнул. Спутники графа обтекли его по обеим сторонам и выстроились в ряд.
– Чему обязана счастьем видеть вас, лорды?
Яда в голосе Элеоноры хватило бы, чтоб отравить реку.
– Мы пришли требовать исполнения обязательства, – сухо ответил Готард. – По истечении срока вашего регентства знатные люди герцогства будут решать, кому править Баром. Вы подписали грамоту. – Готард достал из сумки кожаный тубус. – Вот она.
– Я подписала это в обмен на обещание разобраться с похитителем наследницы. Вы сделали это?
– Да, миледи!
– Где Рейнольдс с Алэйне?
– На пути в Киенну.
– Вы не схватили их?
– Для этого не было причин. Де Бюи не похищал наследницу. Она отправилась с ним добровольно.
– Это сказал он сам?
– И наследница подтвердила. Она не походила на женщину, которую везут куда-то силой. Не спускала с де Бюи преданного взора. Барон, как видно, не терял время дорогой. – Готард ухмыльнулся.
Элеонора ощутила, как кольнуло в сердце.
– Вы забыли, что Рейнольдс – изменник!
– Нет, миледи! Мы застали барона в Мо. Это селение лежит в противоположной от Меррии стороне. Что делать там меррийскому пособнику? Зато через Мо идет дорога в Киенну, куда и направлялся барон. Мы расспросили купцов, торгующих с Меррией. У них кипит междоусобная война, никому нет дела до Бара. Нападение меррийцев на герцогство – ваша выдумка. Вы хотели устранить наследницу, причем нашими руками, поэтому и сочинили ложь.
– Вы поверили интриганам? – воскликнула Элеонора.
– Барон не интриган! – нахмурился Готард. – Он жил в Бюи и не вмешивался в дворцовые дела. Укреплял и защищал баронство. Разбил норгов, заставив тех откочевать, чего никому не удавалось. Это вы вызвали его в Бар и поручили убить наследницу. Будучи человеком чести, де Бюи отказался и увез девушку, которой грозила смерть. Он знал, что вы не оставите его в покое и будете мстить, однако поступил как истинный дворянин. С оруженосцем и двумя женщинами он прошел сквозь Проклятый лес, по пути отбиваясь от чудовищ. В Баре нет человека, способного повторить такое. Барон – благородный человек!
– Благородные, случается, врут! – возразила Элеонора.
– Слова барона подтвердил Куртье.
– Новый барон де Бюи?
– Куртье не барон и никогда им не станет. Император не подпишет грамоту человеку, пытавшемуся убить его племянницу. Да, миледи, Куртье пытался выполнить ваш приказ! Он обнажил шпагу против Алэйне, но де Бюи защитил наследницу. Они с Куртье сразились, барон ранил и обезоружил вашего человека. Тогда, спасая свою жизнь, Куртье все и рассказал. Ни у меня, ни у других лордов нет повода сомневаться в его словах. Подведем итог, миледи! Вы обманули нас, сказав, что де Бюи предатель, перешедший на сторону Меррии. Вы пытались убить наследницу, свою падчерицу, а вместе с ней – и барона, героя войны с норгами. Вы казнили ни в чем не повинного графа Эно и других знатных людей. Но мы здесь не для того, чтобы судить и требовать заслуженного наказания. Это дело императора. Завтра кончается срок вашего регентства. У нас есть грамота, подписанная вами, и мы будем требовать исполнения обещания.
– А если я откажусь? – спросила Элеонора.
– Тогда мы осадим Бар. А дальше – пусть судит Бог. Надеюсь, вы проявите благоразумие и не допустите кровопролития. В вашем войске служат наши братья и дети. Нам ни к чему убивать друг друга. Будем ждать вашего вестника, миледи!
Готард кивнул и развернул жеребца. Его спутники последовали за графом. Элеонора и сенешаль направились в обратную сторону.
– Жоффруа, – спросила Элеонора, когда они въехали на мост, – мы выдержим осаду?
– В Баре хватает солдат и припасов, – ответил сенешаль. – Но я не уверен.
– Почему?
– Готард и его лорды пришли не мятежниками. Они не требуют вашего отречения или каких-то вольностей, а хотят исполнения обещания. Это законное право. Солдаты узнают об этом, у них пропадет желание сражаться. Готард не зря сказал, что в его войске – родственники наших воинов. Думаю, он нарочно их привел. Рано или поздно родня сговорится. Мы не уследим. Готарду или откроют ворота, или впустят его на стены.
«Ты просто не хочешь сражаться! – подумала Элеонора. – Решил, что со мной кончено. Что делать? Заменить Д’Арно? Воинам это не понравится – Д’Арно уважают. Да и где взять преданного? Где они – те, кто клялся мне в любви и преданности? Я раздавала земли, а они сбежали, едва дошла весть о войске Готарда. Им не нужна регентша, теряющая власть. Для всех я уже бывшая. Вон и Готард называет меня «миледи» вместо «ваша светлость»…»
Ничего более не сказав сенешалю, Элеонора направилась во дворец. Там велела отыскать Сисара. Горбун явился почти сразу.
– Ну? – спросила Элеонора ледяным голосом. – Кто советовал мне подписать грамоту?
– Я, ваша светлость! – поклонился Сисар.
– Теперь они тычут ею мне в нос и требуют исполнения обещанного. В противном случае угрожают осадой. Д’Арно дал понять: наши солдаты сражаться не станут. Де Бюи с падчерицей живы и направляются в Киенну, Куртье не сумел их убить. Все вышло не так, как ты обещал. Я велю тебя повесить!
– Это не принесет пользы, ваша светлость!
– Но доставит мне радость!
– На короткий миг. После чего вы останетесь без преданных друзей. В Баре знают, насколько ревностно я служил вам. Я нажил сотни врагов: их у меня гораздо больше, чем у вас. И я не покинул вас в трудное время.
– Не пытайся перехитрить меня! – рявкнула Элеонора. – Твой совет завел меня в западню, и ты за это ответишь!
– В западню, ваша светлость, вы завели себя сами, – хладнокровно возразил горбун. – Я ведь просил, умолял вас не вызывать де Бюи в Бар. Вы послушали меня? Нет! Что вышло? Все, что я делал потом, было попыткой смягчить последствия. Советы я давал верные. И Готард за бароном погнался, и Куртье пытался его убить. Не моя вина, что барон оказался умнее. Вместо того чтобы напасть на преследователей, как на его месте поступил бы другой, он вызвал Готарда на переговоры. Дурак Куртье увязался следом и напал на наследницу в присутствии графа. Остальное вы знаете. Убей де Бюи графа, и все бы получилось. Без Готарда мы разогнали бы мятежников, как стадо баронов. И пусть Рейнольдс с наследницей ехали бы дальше, вреда от них уже не было. Империя не решилась бы на войну с герцогством, и вы остались бы на троне.
Элеонора возмущенно фыркнула.
– Рейнольдс оказался серьезным противником, – как ни в чем не бывало продолжил Сисар. – В том, что он стал таким, виноваты вы, ваша светлость. Вы пробудили в нем честолюбие. Барон тихо сидел в Бюи, не помышляя о титулах. И вдруг вызов в Бар. Ему предлагают сначала графство, затем – корону консорта. Да он мечтать о таком не мог! Аппетит приходит во время еды. Поразмыслив, Рейнольдс повел свою игру. Он далеко не глуп. Одно дело получить корону из рук регентши и быть консортом без власти, другое – подмять наследницу и править самому. Опасный путь, но барон привык к войне и не боится риска, к тому же располагает страшным оружием. Он хитер и договорился с Готардом. Не удивлюсь, если через месяц-другой Рейнольдс явится в Бар герцогом.
– Король не выдаст за него племянницу! – воскликнула Элеонора.
– А если Алэйне умолит? Заявит, что ждет ребенка? Думаю, барон об этом уже позаботился. Киенне такой расклад выгоден – можно поторговаться. Империи наше герцогство – кость в горле.
– Лорды не оставят меня на троне? – спросила Элеонора.
– После таких обвинений? Нет, ваша светлость! У меня есть человек в окружении Готарда, он сумел передать весточку. Лорды настроены против вас. Готард рассказал им о встрече с бароном. А еще этот Куртье… Обман знати, казнь Эно, попытка устранить наследницу… Пусть та и распутница, но ведь дочь Родгера! Если б она тихо скончалась, как я предлагал…
– Не забывай, что она нас подслушивала! У мерзавки хватило бы наглости подсунуть отраву фрейлине, после чего обвинить нас в покушении. Она оказалась хитрее, чем мы думали.
– Да, ваша светлость. Ей удалось привлечь на свою сторону мятежников. Готард пообещал лордам: Алэйне вернется с мужем. С де Бюи или кем другим, лордам без разницы. Наследница перестает быть распутницей в их глазах, а это меняет дело. Завещание Родгера исполнят, после чего Алэйне припомнит нам все.
– Распутная тварь! – прошипела Элеонора. – Это она соблазнила барона, Рей не решился бы сам. Я знаю его!
– Сейчас это не имеет значения. Вам нужно спасать жизнь, а не трон. Имейте мужество это признать. Понимаю ваши чувства, но это не конец. У вас есть казна, причем немалая.
– Золото придется отдать. Оно принадлежит Бару.
– Мы переправим казну в надежное место.
– Бар окружен.
– Есть посольство Киенны, куда посторонним нет доступа. Де Трегье примет золото и выпишет векселя, за которые при старании можно купить новое герцогство. Пусть не такое богатое, но все же. Вы получите новый титул и вновь станете правящей герцогиней. Вам можно не бояться мятежников. Отдавайте корону, садитесь в карету и отправляйтесь в Киенну. Или в Солану – по вашему выбору. С деньгами вас примут везде.
– Де Трегье даст векселя? Ты узнавал?
– Да, ваша светлость!
– Гляди! – Элеонора, подойдя, схватила горбуна за ухо и больно выкрутила его. – Если и в этот раз подведешь!..
Де Трегье вложил векселя и запечатал сумку. Сисар схватил ее и спрятал под плащ.
– Передай герцогине: Киенна не станет вмешиваться. Мы не заставляли Элеонору подписывать грамоту. Пусть выкручивается сама! Прятать ее в посольстве я тоже не буду. Не хочу, чтоб мой дом взяли приступом.
Горбун поклонился и вышел. Карета ждала его во дворе. Сисар запрыгнул и крикнул кучеру:
– Домой!
«Элеонора – дура! – думал горбун дорогой. – Доверить казну человеку, который уже подвел? Четыре сундука с золотом! Слуги графа вспотели, таская их. А я даже гвардейцев для охраны не взял: убедил, что привлекут внимание. Глупая и развратная тварь! Думает, раз затащила меня в постель, то облагодетельствовала? Зачем мне шлюха? Я ждал этого золота столько лет! Полмиллиона дукатов в маленькой сумочке! Я сам куплю себе герцогство. Найду жену: юную и непорочную – графиню или маркизу. За золото можно купить все. Эти дворянчики, разгуливающие в драных штанах и чванящиеся происхождением, будут кланяться и умолять меня взять на службу. А мы еще посмотрим, стоит ли…»
Сисар сдвинул занавеску и приник глазами к окну. Карета тащилась по мощеной улице, грохоча окованными колесами по брусчатке. Встречные прохожие провожали ее хмурыми взглядами. «Город на грани бунта, – заключил горбун, опуская занавеску. – Из-за мятежа к нам не ездят купцы, из лавок исчезли необходимые товары, продукты вздорожали вдвое, а тут еще и осада. Элеонору проклинают на каждом углу. Это славно, что явился Готард. Через день-два бежать пришлось бы все равно, но без казны».
– Поставь карету в сарай, а лошадей – на конюшню! – велел Сисар кучеру по приезде. – А после выпей за мое здоровье!
Он вложил в подставленную ладонь дукат. Кучер довольно осклабился и закивал. «Теперь его не скоро найдут! – подумал Сисар. – Забьется в место, где не сыскать, и будет пить, пока не кончатся деньги. Хороший слуга! За то и взят».
Карета укатила. Сисар отворил тяжелую дверь и скользнул внутрь. Задвинув засов, он прошел в неуютное холостяцкое жилище, состоявшее из одной комнаты, в которой находились кровать, сундук, стол и стул. Мебель была старой и обшарпанной. Придворный или даже слуга, заглянув сюда, были бы поражены: здесь обитает советник герцогини, беспощадный и всесильный? Да здесь ремесленнику жить стыдно!
Посторонние, однако, в этой комнате не бывали – их сюда просто не звали. Сисар открыл сундук, достал из него потертый плащ, холщовую рубаху, такие же штаны и поношенные сапоги. Бросив одежду на кровать, а сапоги – на пол, он стал переодеваться. Спустя короткое время всесильный советник преобразился в горожанина, небогатого и уродливого. Сумку с векселями Сисар пристроил на груди под рубахой, привязав ее ремешками. «Горб сзади, горб спереди, – подумал с ухмылкой, – кого это удивит?» Достав из потайного места собственные, заранее приготовленные векселя, Сисар спрятал их в кошель, который сунул под рубашку за спиной. Другой кошель, с монетами, пристроил на поясе спереди. Рядом прицепил нож. Натянув суконную шапку-колпак, горбун вышел из дома и огляделся. Пересчет золота и выдача векселей заняли много времени, над Баром уже сгущались сумерки. Сисару это было на руку. Не заметив слежки, он запахнулся в плащ и прошел переулком. Тот привел его к сараю, притулившемуся к стене. Горбун снова огляделся, достал ключ и открыл замок. Он выглядел ржавым, но механизм провернулся легко – недавно смазывали. Сисар затворил дверь за собой, протянул руку и взял с полки огниво. Он высек огонь и зажег факел. Внутренности сарая осветились. Сисар прошел в центр, нагнулся к полу и потянул на себя крышку люка. Та поддалась, обнажив черный проем. Сисар сунул в него факел, осмотрелся и спустился по деревянной лестнице. Люк за собой закрывать не стал. Коптящее пламя высветило в известковой стене проход. Горбун вошел в него и двинулся подземным ходом.
Вырубленный в известковой скале, ход был сухим и теплым. Пол постепенно опускался, и скоро на горбуна пахнуло речной сыростью. Бросив факел на пол, он затоптал пламя и осторожно двинулся дальше. Впереди посветлело и послышалось журчание. Бар стоял на скалистом острове, омываемом Соной. Противоположный берег правой протоки был пологим и позволял подойти к воде – там сейчас располагалось войско мятежников. Левый рукав реки проложил дорогу сквозь скалы, и его противоположный берег, высокий и обрывистый, был непроходимым. Подземный ход, которым воспользовался горбун, выходил как раз к левому рукаву.
У воды, цепляясь корнями за камни, росли кусты. Сисар раздвинул их, отыскал привязанную к ветке лодку, забрался внутрь и перерезал веревку. Поток немедленно подхватил и понес утлое суденышко. Горбун нащупал на дне весло, сунул его в воду и стал править, стремясь держаться посреди протоки. Скоро она кончилась. После того как рукава Соны слились, течение стало спокойным. Река плавно несла лодку вдоль заросших лесом берегов. Бар и костры мятежников скрылись за поворотом. Сисар бросил весло на дно лодки и оперся горбом о борт. Получилось! Примерно через лье в укромном месте его ждут слуга и верховые лошади. Сисар отправил их, едва услышав о приближении войска мятежников. Слуге обещано сто дукатов – немыслимые деньги для простого конюха. О том, сколько везет с собой горбун, слуга не поймет: он не разбирается в векселях. В его представлении деньги – это золото и серебро, а не какие-то бумажки. При Сисаре нет сумок, поэтому слуге не придет в голову хозяина ограбить. Подумает, что тот убегает налегке. На первом же постоялом дворе они расстанутся, а там…
«Отец говорил, что я кончу на паперти! Видел бы он меня сейчас!» – злорадно усмехнулся Сисар. Его отец, парикмахер, злился на сына-урода, ругал жену, родившую ему горбуна, и не жалел для мальчика пощечин и подзатыльников. Но ремеслу учил – куда деваться? Сисар, глотая слезы, постигал науку и со временем превзошел отца. У него замечательно получалось завивать волосы. Скоро урод-парикмахер стал известен в Баре. Женщины морщились, видя его горб, но охотно доверяли уроду головы: после щипцов Сисара даже некрасивые горожанки выглядели молодыми и привлекательными.
Сисар хорошо зарабатывал, но все деньги забирал отец. Горбун терпел, пока жива была мать. После ее похорон он собрал вещи и ушел. Отец сыпал вслед проклятиями, но Сисар даже не оглянулся. Через год его позвали во дворец. Герцог обзавелся молодой женой, той хотелось выглядеть красивой.
С парикмахерами женщины любят болтать. Сисар исключением не стал. Сам в разговор он не лез, но если спрашивали, отвечал: коротко и умно. Элеонора оценила. Горбун стал выполнять деликатные поручения. Добывал зелье, возбуждающее мужскую силу, – престарелый герцог в нем все более нуждался, носил записки, помогал составлять их. После того как Родгер умер, Элеоноре понадобился тайный наперсник. Сисар от имени герцогини приглашал на свидания мужчин, тайно приводил их в спальню и следил, чтоб об этом не ведали слуги. Со временем Элеонора перестала стесняться, горбун занялся другими делами. Поручения становились все более сложными. Сисар вербовал лжесвидетелей, подделывал письма, организовывал убийства. Он лгал и нарушал клятвы. Для него не существовало моральных запретов. Жизнь давно убедила Сисара: в этом мире ценят богатство и власть. Чтоб овладеть ими, годятся любые средства. Люди презирают урода, но стоит тому облачиться в бархат и прицепить спереди кошелек с золотом… Женщины, прежде не замечавшие Сисара, стали искать с ним встреч. Сначала служанки, их сменили леди. Дошла очередь до герцогини. В постели Сисар отличался неутомимостью. Женщины рассыпались в похвалах, но горбун не принимал их слова всерьез. Любовницы не испытывали к нему чувств, хоть и пытались заверить в обратном. Все от него чего-то хотели, о чем и сообщали, стоило горбуну натянуть шоссы. Постоянной женщины, как и друзей, Сисар не завел. Это было не нужно и опасно.
Однажды к нему пришел отец. Поседевший, утративший зубы, в потертой и грязной одежде, он дождался сына у дворца и, увидев, заковылял навстречу.
– Сынок! – прошамкал, кланяясь. – Бедствую! Помоги! Ты ж у меня единственный!
– А почему? – спросил Сисар и, не дожидаясь, сам же ответил: – Потому что ты, напившись, бил мать. Пинал ее в живот. Из-за этого я родился горбатым, а мать не смогла более забеременеть. Ты хочешь, чтоб я пожалел человека, из-за которого стал уродом? Того, кто бил меня до крови из прихоти? Ты голодаешь? Поделом!..
В скором времени отец умер. Когда Сисару сообщили об этом, он поморщился, но денег на похороны дал. Внешние приличия следовало соблюдать…
На берегу реки показался огонек. Отблески пламени пробивались сквозь частокол деревьев, выхватывая из темноты их стволы. Сисар взял весло и стал править к берегу. Течение оказалось быстрым, горбун вспотел, прежде чем причалил в нужном месте. Спрыгнув на траву, он направился к костру. Тот горел ярко, освещая полянку и пасущихся на ней стреноженных лошадей. Конюха у огня не было. «Отлучился, что ли?» – подумал горбун.
– Жюль! – позвал Сисар. – Ты где?
За спиной послышался шорох. Сисар попытался обернуться, но в этот момент ему на голову будто скала рухнула. И все исчезло…
– Вот, ваше сиятельство, – проговорил десятник, вталкивая в шатер связанного пленника. – Лазутчика поймали.
– Где? – спросил Готард.
– На берегу, в двух лье отсюда. Ехали разъездом и вдруг Жиль – он у нас самый зоркий – заметил в лесу вроде огонь. Подъехали ближе – точно! Кому, спрашивается, там костер жечь, когда город в осаде? Пробрались, смотрим: две лошади и человек у огня. Выскочили и схватили. Спрашиваем: кто и зачем? Он поначалу запирался, но я объяснил…
Десятник показал кулак.
– Понятно! – усмехнулся граф.
– Сказал, что он конюх в Баре и ожидает большого человека. Тот обещал заплатить сто дукатов. Мы тоже заинтересовались, – усмехнулся десятник. – Связали конюха, заткнули ему рот и оттащили в кусты. Сели ждать. Веток в огонь подбрасывали. Лодку опять-таки Жиль усмотрел. Спрятались, дали выйти на берег и взяли. Вот!
Десятник подтолкнул пленника.
– Обыскали?
Десятник, подойдя к столу, выложил на него нож в кожаных ножнах, сумку и плоский кошель.
– Что здесь?
– Бумаги какие-то, – пожал плечами десятник. – Не разбираюсь в них, ваше сиятельство, – неграмотный.
Готард придвинул подсвечник, взял сумку и извлек пачку листков. Поднес их ближе к свету. Разглядев, присвистнул, стал торопливо листать. Перебрав всю пачку, взял кошель и пересмотрел бумаги из него.
– Что это, ваше сиятельство? – полюбопытствовал десятник.
– Ценная вещь. Благодарю, Бастиан! Золото при нем было?
– Ну… – замялся десятник.
– Полагаю, что да. Сто дукатов – самое малое. Они – ваши! Раздели между парнями! Жилю – двойную долю! Конюха – отпустить!
– Благодарю, ваше сиятельство!
Десятник радостно поклонился и выбежал из шатра. Готард подозвал стража.
– Графа и всех баронов – ко мне! Скажи, что дело не терпит. Если легли спать – разбуди!
Пока посыльный выполнял поручение, граф вновь пересмотрел листки, шевеля при этом губами. Закончив, он разложил их в две неравные по высоте стопки. К этому времени шатер стал заполняться людьми. Многие из пришедших баронов позевывали. Они проходили к столу, рассаживались и вопросительно смотрели на Готарда. Тот молчал. Только когда последний из мятежников устроился за столом, граф сделал знак воинам. Те подвели пленника ближе и вытащили из его рта кляп.
Читать бесплатно другие книги:
