Шахидка с голубыми глазами Дышев Андрей
– Напомните-ка мне свою фамилию? – попросила старушка. – Только прошу вас: ступайте строго по пленке, ни на шаг в сторону… Вы на каком курсе учитесь?
Я подумал, что глухой старушке можно ответить как угодно, она все равно не поймет. А лучше вообще не отвечать.
– Ну вы и молчун! – произнесла старушка и погрозила мне пальцем. – Наверное, влюбились по уши в какую-нибудь пигалицу и ни о чем другом думать не можете, как о ней. Признайтесь, что влюбились! Я же все по вашим глазам вижу… Эх, молодость, молодость!
Я кинул мимолетный взгляд в зеркало, желая увидеть в своих глазах то, что увидела в них хозяйка, и остался крайне недоволен своим отражением. Почему-то я был похож на сладкоежку, тайно пробравшегося в шоколадный цех. Старушка провела меня в конец коридора и остановилась перед массивной дубовой дверью.
– Хочу вас предупредить, – прошептала она заговорщицки. – Не вздумайте перечить профессору. И не спорьте с ним! Он терпеть не может мнения, которое идет вразрез с его собственным. Если он скажет вам, что вы дуб дубом и полный тупица, лучше сразу соглашайтесь. И упаси вас бог ненароком коснуться темы противопоставления элементов языковой структуры! Если вы неправильно ответите на его вопрос, он может выкинуть вас в окно.
– И что, такие случаи уже были? – поинтересовался я.
– Сколько угодно! – заверила старушка.
Она перекрестила меня, и я постучался в дверь с чувством некоторого напряжения, словно заходил в палату к душевнобольному, страдающему непредсказуемыми рефлексами.
Кабинет профессора был размером с небольшой теннисный корт, и овальный стол на мощных ножках делил его пополам подобно сетке. Пол был плотно заставлен связанными стопками книг. Их было так много, что найти в этом хаосе хозяина кабинета представилось мне делом столь же сложным, как отыскать на страницах пухлого фолианта нужную иллюстрацию. Через большие, как витрины магазина, окна мощным потоком лился солнечный свет, и мириады пылинок в его лучах сверкали и искрились подобно звездочкам. В воздухе стоял крепкий запах старой библиотеки. Наконец я услышал невнятное бормотание, а вслед за тем увидел, как за многотомной стопкой энциклопедии, похожей на небоскреб, медленно выпрямляется мужчина. Мое представление о профессоре педагогики разительно отличалось от того, что мне сейчас представилось. Это был вовсе не тщедушный старичок с клиновидной бородкой и подслеповатыми глазками. Передо мной стоял еще достаточно крепкий, плечистый муж с крупной головой, увенчанной седым ежиком. Черты его лица были грубыми, но не лишенными той привлекательности, какой обладают волевые и умные люди. Белоснежные усы оттеняли ровный загар. Хорошо выбритые щеки лоснились и выглядели упругими. Кожа вокруг светлых упрямых глаз была покрыта рябью морщинок. Несмотря на то, что профессор одной рукой держался за поясницу, на его лице не было и тени болезненного страдания. Этот человек излучал могучее здоровье и властолюбие.
– Привет! – сказал он мне как старому знакомому и, перешагнув через книжную стопку, словно Гулливер через крепостной бастион, протянул широкую, толстопалую ладонь. Блеснул тяжелый золотой перстень. – Тут видишь, что делается – даже посадить тебя некуда. Только переехали. А я ведь говорил рабочим – сначала мебель!
Он говорил чисто и почти без акцента, обращаясь ко мне с тем добрым барским снисхождением, с каким умудренный жизнью ментор разговаривает с зачарованными школярами. Пожав мне руку, он сразу вернулся на прежнее место, как если бы знал меня как облупленного, включая все то, что я собирался ему сказать.
– Ты понимаешь, не могу найти пятый том Брокгауза, – бормотал он, продвигаясь к окну и попутно раскидывая в стороны стопки книг, уподобляясь бульдозеру на мусорной свалке. – Ну? Что у тебя?
Он задал этот вопрос с привычным безразличием, будучи уверенным, что я пришел с просьбой личного характера, что мне хочется отколупнуть немножко от гранитного колосса науки, поступить в институт или же защитить диссертацию. Я понял, что буду долго смотреть на спину профессора и его внимание на девять десятых будет сосредоточено на стопках книг, если я не огорошу его страшной новостью.
– На вас готовится покушение, профессор, – сказал я громко и отчетливо.
Эта новость действительно огорошила профессора, но вовсе не в той степени, какую я ожидал. Он медленно распрямился, поддерживая себя за поясницу, повернул ко мне свое холеное лицо и скептически прищурил глаза.
– Что? – протянул он с вызовом и некоторой насмешливостью, отчего вопрос прозвучал как «Чтэ-э-э?». – Какое еще покушение?
Теперь моя личность занимала все профессорское внимание. Он уже рассматривал меня внимательно и с любопытством.
– Вас хотят убить, – уточнил я. – Прикончить. Одним словом, грохнуть.
Профессор с необыкновенной подвижностью для своей грузной фигуры шагнул к подоконнику, взял очки, надел их и снова обратил на меня проницательный взгляд.
– Что-то я тебя не вспомню. Какой факультет?
– Я не учусь в вашем институте.
– Ничего не понимаю, – признался профессор и сел на широкий, как атлас мира, словарь кельтиберского языка. – Ты вообще откуда?
– Я частный сыщик.
Тут вдруг профессор схватил первую попавшуюся под руку книгу и с сильным замахом швырнул ее, как мне показалось, в меня. Я успел пригнуться, и книга с глухим ударом попала в дверь.
– Кюлли, перестань подслушивать!! – рявкнул профессор, тотчас перевел взгляд на меня и доверительно, как старому другу, поведал: – До чего ж вредная баба! С утра до вечера под дверью скребется, как субретка, будь она неладна!
Я подивился чуткости профессорского слуха, но еще больше меня поразили неожиданные способности старушки.
– А я думал, что она… – произнес я и подергал себя за мочку уха.
Профессор махнул рукой.
– Когда ей надо, она услышит все, что захочет. Не обращай внимания… Так что там против меня замышляется?
Он старался произнести последнюю фразу с небрежностью, как будто разговор шел о пустяке, но я уловил хорошо скрытую настороженность. Я сказал профессору, что располагаю сведениями о смертельной опасности, которая ему грозит.
– Да? – удивленно произнес профессор. Протянув руку, он взял откуда-то из книжных завалов стакан в серебряном подстаканнике. Кинув в рот арахисовый орешек, он отхлебнул чая и некоторое время медленно жевал, раздумывая. – Странно. Никогда бы не подумал… В голове не укладывается. А ты не ошибаешься?
– Нет.
– Чепуха какая-то, – произнес профессор. – Быть этого не может… Чаю хочешь?
Мое известие скорее обидело и обескуражило профессора, чем напугало. Думаю, что он приблизительно так же отреагировал бы на сообщение, что где-то в Гондурасе живет его внебрачный сын, причем совершенный придурок и сволочь. Продолжая хрустеть орешками, которые золотистой горкой лежали на блюдце, профессор снова погрузился в размышления, время от времени кидая на меня изучающие взгляды.
– Я хочу помочь вам, – сказал я. – Но для этого вы должны как можно точнее ответить на вопрос: кто, по вашему мнению, может желать вашей смерти? Кому она будет выгодна?
Профессору не понравилось, что я столь бесцеремонно протискиваюсь к тайнам его личной жизни. Он поставил стакан на книжную стопку и скрестил на груди свои крепкие руки.
– Для начала интересно было бы узнать, откуда у частного сыщика эта глупая информация? – спросил он.
– Информация не глупая, – сдержанно заметил я. – Даже несмотря на то, что о грозящей вам опасности я узнал случайно.
Я начал терять надежду, что профессор не станет требовать от меня более конкретных сведений. Его скептицизм набирал обороты. Мое предупреждение о грозящей опасности он воспринял как личное оскорбление, и ему не терпелось узнать, кто посмел произнести этот вздор.
– Так какая сорока распустила эти слухи? Какому идиоту пришло в голову такое? Кто это так нехорошо бредит?
– Вам обязательно это знать?
– А как же, дорогой мой! Я должен знать, из какой лужи ты выудил эту информацию. И только тогда я определюсь, как к ней относиться. Может, об этом говорили по телевизору, и ты спутал КВН с новостями. Может, клоуны в цирке так пошутили. Или, допустим, ты нашел фамилию Веллс на листочке, вырванном из детективного романа…
Конечно, профессор был прав. Как всякий уважающий себя ученый, он не верил пустым словам и эмоциям. Ему нужны были только неопровержимые факты. Я бы на его месте требовал того же. Но разве я мог рассказать, что меня со всех сторон обложили убийцы, что они идут за мной по пятам?
– Я ручаюсь, что это не шутка, – как можно убедительней сказал я.
– Нет, приятель, ответ неверный. Двойка! Твое ручательство для меня ничего не значит.
– Хорошо, – сдался я, понимая, что в этом ключе наш разговор ни к чему не приведет. – Предупредить вас об опасности меня попросила девушка.
– Девушка! – хмыкнул профессор и развернул ладони на манер чаш весов. – Вот уж исчерпывающая информация! Вот приблизительно так студенты мне и отвечают. А потом обижаются, когда я ставлю им «неуд»… У этой твоей девушки есть имя и фамилия? А чем она занимается? А какой у нее возраст, гражданство, интеллектуальный уровень?
– Ее зовут Яна Ненаглядкина, – выдал я, не в силах выдержать занудство профессора. – Ей лет двадцать пять. Больше я ничего о ней не знаю.
– Кто? – тотчас переспросил он и наморщил лоб. – Яна Ненаглядкина? Мгм… Что-то не припомню… Какой факультет, курс?
Он торопливо поедал орешки и запивал их чаем. В это время, чуть скрипнув, приоткрылась дверь, и показалось круглое лицо хозяйки.
– Яна Ненаглядкина – это девочка, которая снимала квартиру по соседству с нами, – скороговоркой произнесла старушка. – Помнишь, ты ей в стенку стучал, чтобы она музыку сделала потише?
– Ах да, припоминаю! – кивнул профессор и сделал рукой движение, словно отогнал от себя муху. Старушка послушно прикрыла дверь. Профессор вздохнул и покачал головой. – Вот же глупое существо! Сказал же: не надо подслушивать!
Я пытался по глазам профессора выяснить, понял ли он, откуда Яна могла узнать о грозящей ему опасности. Но очки, отражая солнечный свет, казались зеркальными и были непроницаемыми. К тому же профессор решительно направился к двери и резко толкнул ее. Раздался глухой удар. Профессор закрыл дверь и принялся ходить вокруг стола, сунув руки в карманы брюк.
– Не пойму, – бормотал он. – Яна Ненаглядкина просит тебя предупредить меня об опасности… А откуда она об этом знает?
Я пожал плечами.
Профессор выглядел озадаченным, как если бы ему задали элементарную на первый взгляд задачку, но вот решить ее никак не удавалось.
– Ты знаком с Яной? – снова спросил профессор, глядя куда-то вниз, будто я валялся на полу между книг. – Где ты ее видел?
– Нет, с ней я не знаком. И встречался с ней всего один раз… – Тут я почувствовал, что начинаю нервничать и уже не могу сдержать раздражение. – Послушайте, профессор! Какая разница, знаю я Ненаглядкину или нет, где я ее видел и сколько ей лет! Повторяю еще раз: вам грозит беда. Утверждать это у меня предостаточно оснований. Сейчас вы должны копаться в памяти и вычислять людей, от которых может исходить угроза. Есть ли у вас враги? Кто они? Почему они готовят преступление? Вот вопросы, от которых зависит ваша жизнь!
Профессор несколько стушевался, изобразил на лице смятую улыбку и замахал руками:
– Да о чем ты говоришь, дорогой юноша! Какие враги? Откуда у старого и доброго профессора Веллса могут быть враги?
Дверь снова скрипнула.
– Лембит, не спорь с молодым человеком… – раздался за моей спиной голос старушки, и в дверь, шелестя страницами, снова полетела книга.
– Все, – тихо, но твердо сказал профессор, подошел ко мне, взял под локоть и подвел к окну, подальше от двери. – Откровенность за откровенность. Я тоже не хочу, чтобы со мной играли втемную. Отвечай коротко и по существу заданного вопроса: где и при каких обстоятельствах ты разговаривал с этой… как ее там… с Яной Ненаглядкиной?
Я вздохнул.
– Вы что-нибудь слышали о реабилитационном центре «Возрождение»? – спросил я.
– Потише, пожалуйста, – шепнул профессор и покосился на дверь. – Как ты говоришь? «Возрождение»? Ничего не слышал. Подобных центров, которые выжимают из населения деньги, на Побережье расплодилось несчетное количество. Что это? Приют для бывших зэков?
– Нет, это что-то вроде психиатрической лечебницы. Там лечатся те, кто пытался покончить с собой. Ваша бывшая соседка Яна Ненаглядкина проходит там курс лечения.
– А разве она пыталась покончить с собой? – пробормотал профессор, но никакого сострадания на его лице не отразилось. Что ему до бывшей соседки, образ которой почти не сохранился в его памяти. Он нахмурился, покачал головой и пробормотал: – Черт знает что! Такая молодая, а уже берет на душу смертный грех… Ну, бог с ней! И как же ты встретился с ней?
– Два дня назад я случайно оказался в этом центре, – продолжал я, переходя к самой трудной части объяснения.
– Вот как? – профессор вскинул брови и посмотрел на меня, как мне показалось, с брезгливым сожалением. – Тоже пытался отправиться на тот свет?
Я отрицательно покрутил головой и перешел на шепот:
– Меня привезли туда по ошибке. Врачи решили, что… В общем, это все не относится к делу. Я не захотел ночевать в этом центре и стал искать выход. Так получилось, что я оказался на втором этаже…
Орешки закончились, но профессор этого не заметил, потянулся к блюдцу и опрокинул его.
– Так, – монотонным голосом говорил он, кивая головой, словно подтверждая, что я отвечаю правильно. – На втором этаже… Дальше что?
– И там встретил Яну…
– Где там? – с некоторым раздражением перебил профессор. – На лестничной площадке? В коридоре? В палате? В дамской уборной?
Менторская дотошность продрала меня до самых печенок, но я смиренно ответил:
– В коридоре. И там она мне сказала…
– Дословно! – снова перебил профессор. – Что сказала?
– Она сказала: «Передайте профессору, чтобы отменил поездку и никуда не выезжал. Это смертельно опасно для него».
– Только и всего?
– Разве этого недостаточно?
Профессор нахмурил лоб и принялся щелкать пальцами по обложке Толкового словаря Даля.
– Кто-нибудь, кроме тебя, мог слышать эти слова? – спросил он после недолгого молчания.
– Нет. В это время в коридоре никого больше не было.
Профессор снова помолчал.
– Значит, она больше ничего тебе не сказала? – подвел он итог.
– Больше ничего.
– И не разъяснила, какая опасность мне угрожает?
– Не разъяснила.
– А ты как думаешь, какая опасность мне угрожает?
– Понятия не имею! – не слишком вежливо ответил я. – Для того я к вам и пришел, чтобы разобраться в этом. Поймите, мне больше ничего не известно. Только вы можете разобраться, кто и почему вам угрожает.
Профессор взял стакан в руки, заглянул в него и поставил на место. Затем поднял на меня испытующий взгляд.
– В самом деле? – недоверчиво спросил он. – Ты действительно не знаешь, какую опасность имела в виду Ненаглядкина?
– В самом деле, – произнес я, чувствуя, что моему терпению приходит конец.
– Что ж ты даже не поинтересовался?
Он начал действовать мне на нервы. Я стиснул зубы и процедил:
– Вы правы… Мне снова придется посетить этот центр и выяснить у Яны, что она имела в виду.
Профессор шлепнул ладонью по томику практической психологии, уставился в окно и тихонько замурлыкал какой-то легкомысленный мотивчик.
– А зачем тебе это надо? – спросил он, не оборачиваясь. – Ты меня предупредил. Спасибо. Я обязательно прислушаюсь к твоим советам… Сколько я тебе должен?
Я не сдержался и крепко схватил профессора за запястье. Глядя ему в глаза, я жестко произнес:
– Вы должны мне слишком много, у вас денег не хватит расплатиться! Из-за того, что мне стало известно о готовящемся на вас покушении, меня трижды пытались убить! Стреляли из трех видов оружия! И наверняка будут стрелять снова и снова, до тех пор, пока не всадят мне в лоб пулю. Но мне этого не хочется, профессор! К чему мне из-за ваших проблем нырять в могилу? Совсем ни к чему. И у меня теперь нет другого выхода, как искать ваших недоброжелателей, потому что они стали и моими недоброжелателями тоже. И я буду искать их всеми возможными способами и с тем упорством, с каким защищал бы свою жизнь.
Профессор терпеливо дослушал мою гневную тираду до конца, и лишь потом высвободил свою руку. Потирая запястье, он некоторое время молчал и хмуро смотрел на несвежие концы бинта, выглядывающие из-под рукава моей рубашки.
– Я не знал, что дело приняло такой оборот, – наконец сказал он. – Трижды стреляли? Чудовищно… Конечно, я косвенно виноват перед тобой. Хотя не понимаю, как мог бы уберечь тебя… Конечно, конечно, я обязан тебе помочь… Дай мне только сосредоточиться. Что же я могу для тебя сделать?
– Если вы ответите на мои вопросы, то поможете не только мне, но и себе.
– Да, это так. Конечно, конечно… Задавай вопросы. Спрашивай. Любые вопросы! Я буду откровенен.
– Куда вы собираетесь ехать?
Должно быть, я произнес эти слова излишне громко, и любопытная хозяйка не преминула напомнить о себе. Скрипнула дверь.
– В Испанию, – за профессора ответила старушка.
Профессора даже передернуло. Он шумно задышал, его ноздри напряглись, как у коня, который только что проскакал несколько километров наметом.
– М-да, конечно, в Испанию, – подтвердил он. – Конечно. Куда ж еще? Если об этом знает бабушка Кюлли, то скоро будет знать все Побережье, а не только какая-то там Ненаглядкина.
– Я рассказала Яночке об этом еще месяц назад, – в дверную щель оправдывалась хозяйка, не рискуя зайти в кабинет. – Была чудная погода, мы стояли на балконах – каждая на своем – и говорили о курортах Средиземноморья. Яночка мечтала побывать в Италии. Она просто бредит художниками эпохи итальянского возрождения и поэзией Данте. И я, коль зашла речь о Средиземноморье, сказала, что в Италии ты был раз пять, а в Испании раза три, и вот скоро снова поедешь.
– Уйди с глаз моих долой! – процедил профессор и, как только дверь захлопнулась, с укором посмотрел на меня: – Я же просил тебя говорить шепотом. Что ты орешь, как на митинге в защиту прав глухонемых?
Я извинился, сел на подоконник, чтобы быть ближе к профессору, и задал следующий вопрос:
– Вы едете отдыхать?
– Что ты, какой отдых! Меня пригласили выступить с докладом в Мадридском клубе любителей восточной поэзии. Есть такая организация, в которую входят бойкие старушки с фарфоровыми зубами. Они выучили несколько четверостиший из «Лейли и Меджнуна» Низами Гянджеви и возомнили себя знатоками и любителями восточной поэзии. Ничего они не знают. Это просто блажь и причуда закрытого клуба толстосумов.
Профессор чем-то напоминал мне могучий «боинг», оторвавшийся от взлетной полосы и круто взявший курс в небо. Мадридская литературная богема, к которой устремился лайнер, представлялась мне некой облакоподобной субстанцией, которую ни понять, ни достать невозможно. Но каким боком состыкуется с этой субстанцией Яна Ненаглядкина, припевочка, бэк-вокалистка, пределом мечтаний которой было стоять на сцене прокуренного подвала за спиной своего тщедушного кумира? Откуда она могла узнать, что именно от клуба любителей восточной поэзии исходит смертельная угроза профессору Веллсу?
– Вы знаете людей, которые вас пригласили? – спросил я.
Профессор хмыкнул, вытер платком крепкую шею.
– Как тебе сказать? В этом клубе я буду выступать в третий раз. Кого-то знаю лучше, кого-то хуже. Представь мелких, сухеньких, белоголовых, как пломбир в рожке, старушек. По-моему, половина из них уже выжила из ума и давно пребывает в раю. Есть очень богатые особы, которые кокетничают со мной только ради того, чтобы я обратил внимание на бриллиантовые серьги и подвески. Есть дамы попроще… Это своеобразный контингент, похожий на стадо овечек. Но ты заставил меня задуматься о некой угрозе, которая от этого стада якобы исходит. До тебя подобные идиотские мысли мою голову не посещали.
Я согласился с профессором, что эта мысль, безусловно, идиотская, и подумал о том, что мне не хватит ни денег, ни сил отработать версию с выжившими из ума мадридскими миллионершами. Какие титанические усилия потребуются на то, чтобы среди целого поля божьих одуванчиков вычислить злодейку!
Увы, ничем профессор мне не помог. Мне оставалось дать задний ход и попытаться снова встретиться с Яной Ненаглядкиной, чтобы вытрясти из нее все, что она знает о готовящемся преступлении… Абсурд! Эта информация мне была нужна для того, чтобы обезопасить свою жизнь. Но источник информации – Яна – находился там, где моя жизнь будет подвергаться наибольшей опасности. Все равно, что спросить совета у палача, который старательно намыливает тебе петлю: «Дружище, а как бы мне избежать казни?»… На душе у меня стало темнее ночи. Я даже не смог скрыть тоскливое выражение на лице, и профессор не преминул заметить:
– Что это ты сморщился, как печеное яблочко?
– Вам следовало бы проявить благоразумие и отказаться от поездки, – произнес я. – Хотя бы временно, пока я снова не встречусь с Яной и не выпытаю у нее подробности.
– Отказаться от поездки? – фыркнул профессор, горделиво выпрямляя спину и расправляя плечи, словно желая продемонстрировать мне свою несгибаемую волю и упрямый нрав. – Это невозможно! У меня уже билет на руках, меня ждет интеллектуальная элита Испании!
– Как знаете, – устало сказал я. – Мое дело предупредить вас…
Как раз в этот момент я случайно глянул в окно и оторопел. На моих глазах через кирпичный забор во двор перемахнул кряжистый молодой мужчина в синем спортивном костюме. Несмотря на крупное тело, он проделал этот трюк с ловкостью гимнаста, и уже через мгновение исчез за густыми свечками туй, но я успел заметить большие темные очки, закрывающие едва ли не пол-лица, и закрепленную на его голове гарнитуру мобильной связи «хэнд-фри».
Глава 8
КАК ГУМАНИСТ КРОВЬ ПУСТИЛ
Я спрыгнул с подоконника и прижал профессора к стене.
– Не шевелитесь! – зашипел я прямо ему в лицо. – У вас гости… Дождались…
Профессор, не ожидавший ничего подобного, на время потерял дар речи. Ручаюсь, что он не понял мотивов моего странного поступка, моя грубость потрясла его до глубины души. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и мне показалось, что белые усы ощетинились, как иголки у испуганного ежика. Я прижимал его к стене и призывал в помощники волю, чтобы быстрее выйти из состояния шока и обрести прежнюю ясность и стройность мысли.
– Да что случилось? – хрипло произнес профессор, осторожно отстраняя меня от себя.
– То, о чем я вас предупреждал, – прошептал я и легонько шлепнул его ладонью по шее, заставляя пригнуться, а затем оттолкнул от окна. Согнувшись в три погибели, словно под метельным обстрелом, профессор перебрался к двери, но и там не рискнул выпрямиться во весь рост.
Я осторожно глянул из-за оконной рамы во двор. Негодяй в спортивном костюме наверняка затаился в зарослях туй. Он будет сидеть там долго и тихо до тех пор, пока не увидит свою жертву в окне достаточно отчетливо, чтобы затем без промаха выстрелить.
– Кто там? Что же ты молчишь? – бормотал профессор.
– Похоже, Ненаглядкина ошиблась, – тихо ответил я, до рези в глазах вглядываясь в непроницаемые, темно-зеленые кудри деревьев. – Убийца ищет вас вовсе не в Испании, а здесь. Или же он пришел по мою душу… Предупредите жену, чтобы не подходила к окну! Запритесь оба в ванной! Да скорее же!
– Скорее же… – с трудом скрывая волнение, пробормотал профессор. – Разве вы не знаете нашей национальной особенности?
Он стал неуклюже подражать героям кинобоевиков: ногой толкнул дверь, выждал мгновение и по стеночке, по стеночке выбрался из кабинета в коридор.
Я, не шевелясь, стоял у окна, одним глазом наблюдая за туями. Растерянность охватила меня. Я не знал, что буду делать дальше. У меня не было никакого оружия, чтобы оказать достойный отпор убийце. Даже если он прячет под курткой какой-нибудь крохотный дамский револьвер, этого будет достаточно, чтобы укокошить и меня, и профессора, и его любопытствующую жену. Пока он невидим, он опасен вдвойне. Как же заставить его выдать себя? Выбежать во двор и тем самым спровоцировать стрельбу?.. М-да, хорошенькое дело – подставить себя под пулю…
Я оглянулся на дверь. Тягостное чувство, что убийца уже где-то рядом, играло на нервах и наполняло тело мелкой противной дрожью… Я бегло осмотрел кабинет. Хорошо бы найти что-нибудь вроде кочерги. Или кухонный нож с хорошей рукояткой. Подобие оружия придало бы мне уверенности в себе… Старики на моей ответственности – вот в чем трудность. Если бы их не было, я бы поиграл с убийцей в прятки…
Сколько уже прошло времени? Пять, десять минут? Я стоял без движения, как телеграфный столб, и гость не предпринимал никаких действий. Может, он заметил мою физиономию в окне и уже наводит на нее прицел оружия?
Я отшатнулся от стекла, прижался разгоряченным лбом к прохладной пластиковой раме… Нет, Яна не ошиблась. Убить профессора должны были в Испании. Но преступники переиграли сценарий. Они решили убить его здесь, в тихой парковой зоне, в своем собственном особняке; они вознамерились убить его как можно быстрее. И причиной такой спешки стал я. Я, узнавший то, чего не должен был знать…
Я снова посмотрел в окно и едва не вскрикнул. Прямо подо мной, на дорожке, присыпанной красным гравием, стоял профессор. Он принял какую-то нелепую барскую позу, выставив одну ногу вперед и сложив на груди руки, при этом подбородок его был приподнят, а хозяйский взгляд властно скользил по личным владениям, словно он громко вопрошал: какой такой сопляк посмел нарушить границу частной собственности?.. Безумец! Я издал какой-то сдавленный вопль и кинулся вон из кабинета. В коридоре я едва не сбил с ног бабушку Кюлли, которая расставила руки в стороны, словно испуганная наседка крылья, и тонким взволнованным голосом повторяла:
– А что случилось? Молодой человек, вы не могли бы объяснить мне…
– Оставайтесь здесь! – крикнул я ей и загрохотал ногами по лестнице.
Нет, я не успею! Не успею! Сейчас я выбегу во двор и увижу распростертое на земле тело профессора. Большое, грузное тело, лежащее в неестественной, унизительной позе… Я едва не вышиб дверь и вывалился на улицу… Невероятно! Он жив, он расслабленной походкой прогуливается по дорожке, ревностно вглядываясь в заросли кустов.
– Профессор, назад!! – зашипел я, кидаясь к нему, словно в охваченный пламенем дом. До него три больших шага… Сейчас прогремит выстрел… Вот в это мгновение… Вот сейчас… У киллера не выдержат нервы. Он нажмет на спусковой крючок, даже если намеревался сделать это позже… Я схватил профессора за руку, толкнул его в грудь.
– Уходите!! Уходите немедленно!! – хрипел я.
Какой же он неповоротливый! Какой тяжелый, малоподвижный, словно ламантин, выбравшийся на сушу… Я закрывал его спиной, делал страшные глаза, и мое тело до судорожной боли напряглось в ожидании выстрела…
– Да что ж вы застряли… Вы соображаете, что делаете?
К моему ужасу, лицо профессора расплылось в снисходительной улыбке.
– Ты чего всполошился, юноша? – мягко зарокотал профессор. – Нет здесь никого!
– Он прячется за туями, что за моей спиной, – процедил я, испытывая неодолимое желание двинуть кулаком в профессорский лоб.
– Голубчик, да у тебя паранойя! Я осмотрел весь двор! Здесь нет никого! Тебе просто привиделось!
Тяжело дыша, я продолжал держать профессора за руки и озирался по сторонам. Привиделось? Нет, только не это! Я еще не сошел с ума и до мельчайших подробностей помню человека, перемахнувшего через забор. Он где-то рядом. Я чувствую его…
Тут еще и бабушка Кюлли скатилась по лестнице во двор.
– А что происходит? – спросила она, смешно шевеля сморщенными губами. – Вы что-то потеряли?
И я решился на отчаянный поступок. Желая одним махом покончить с ожиданием неизвестности, я кинулся в заросли туй, где спрятался незнакомец. Колючие и жесткие ветки встретили меня в штыки, но я с упрямством одержимого пробирался вглубь. Сопротивление было отчаянным, на мне трещала рубашка и полыхали огнем многочисленные царапины, но я не снижал темпа, пока не уперся в забор.
В зарослях никого не было. Я покружился на месте, потом посмотрел под ноги. Ага, вот подтверждение тому, что я не сошел с ума. На влажной земле были отчетливо видны следы кроссовок с замысловатым рисунком протектора.
– Этот человек был здесь, – сказал я, выбираясь из зарослей и стряхивая с себя терпко пахнущие хвоей ветки.
– У нашего юного друга завидное воображение, – сказал профессор бабушке Кюлли. – Ему показалось, что кто-то забрался к нам во двор.
– Кто сюда может забраться? – произнесла старушка и с сожалением вздохнула: – Кому мы, старики, нужны?
Я с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Быстро подошел к калитке. Она была заперта на засов. Я поднял с земли кусок медной проволоки и туго стянул ушко засова. Если человек в спортивном костюме попытается воспользоваться калиткой, ему придется потратить время на то, чтобы размотать проволоку.
– Я все-таки хочу осмотреть двор, – сказал я, вернувшись обратно и кидая во все стороны тревожные взгляды. – Зайдите, пожалуйста, в дом и запритесь изнутри. Я очень, очень прошу вас! Тут опасно. Может случиться беда… Как вы не понимаете…
Мои увещевания никак не подействовали на профессора. Он продолжал стоять посреди дорожки, по-хозяйски широко расставив ноги, и смотрел на меня с веселым снисхождением, как на ребенка, напуганного сказкой про Серого Волка. Я начал злиться. Все, что происходило в последние минуты, шло вразрез с моим пониманием логики. Почему убийца не выстрелил? Чего он добивается? Зачем пришел сюда? И почему умудренный жизнью профессор ведет себя как мальчишка, бравируя передо мной своей храбростью?
– Ну, хоть вы будьте благоразумны! – обратился я к бабушке Кюлли. – Зайдите в дом!
– Иди в дом! – приказал ей профессор.
Старушка послушалась. На одного человека в опасной зоне стало меньше. Я двинулся в обход дома, стараясь все время находиться впереди профессора. За домом было разбито патио с выложенной булыжником площадкой, летней кухней и беседкой с низкой крышей, похожей на китайский зонтик. Я заглянул в беседку, обошел мангал и печь.
– А вот тут в углу я хочу вырыть пруд и развести в нем карасей, – сказал профессор. Он словно забыл, для чего я зашел сюда, и представлял мне свои владения как гостю.
Ближе к забору возвышались янтарная куча строительного песка и стопки облицовочной плитки, имитирующей слоистый гранит. Я не поленился заглянуть за них. Осыпавшийся с горки песок разнесло дождями, теперь он подсыхал на солнце гладким желтым пятном. На нем я снова увидел тот же след с замысловатым рисунком протектора.
– Стойте, – тихо произнес я, махнув профессору рукой. Покусывая от напряжения губы, я оглядывал кусты, штабеля досок, кучи чернозема… Он где-то здесь, голубчик. Он играет со мной.
Раскачивая плечами из стороны в сторону, профессор подошел ко мне и шумно задышал мне на ухо.
– А вот здесь, – показал он на короткую траншею, – я построю фрагмент крепостной стены, опалю камни огнем, высажу на них мох. И будет иллюзия, что это руины древнего бастиона…
– Встаньте, пожалуйста, за беседкой, – процедил я.
– Зачем? – удивился профессор.
Чего добивается человек в спортивном костюме? Он ждет, когда профессор останется один?.. Мой взгляд скользнул по узкой крыше, покрытой терракотовой черепицей, выглядывающей из-за веток абрикосового дерева.
– А там что? – спросил я.
– Где? Под черепичной крышей? Это будет финская баня. Сейчас там пока ничего нет. На следующей неделе обещали привезти паровые котлы…
– Он может быть там, – прошептал я.
– Кто?
Я уже твердо знал, что не успокоюсь до тех пор, пока не найду человека в спортивном костюме. Я не думал о том, какую цену мне придется заплатить за это удовольствие, и лез на рожон, подхлестываемый азартом. Я не стал убеждать профессора оставить меня и, ни слова не говоря, побежал к бане. За несколько метров до двери перешел на шаг… Мощный сруб из крымской сосны кидал косую тень на землю. Между бревен пучками выбивалась пакля. Свежая, недавно выструганная дверь была прикрыта не плотно… Я остановился перед ней, тяжело дыша. Едкий пот заливал мне глаза. Сруб без окон, и если этот малый спрятался здесь, то выбраться наружу он сможет только через эту дверь. Пока я жив, он этого не сделает…
Я подобрал с земли метровый брус и положил на плечо. Распахнул дверь и тотчас прижался к косяку. Тихо. Только дверь скрипнула на новых петлях. Головокружительный запах сосновых стружек… Показалось мне или нет, что я слышу чье-то сдержанное дыхание? Я ринулся внутрь, замахиваясь брусом. Мне в голову полетело сучковатое полено, но я закрылся локтем и что было сил ударил своим оружием по темной, сжавшейся фигуре человека. Брус с треском переломился надвое. Человек резко выпрямился, одновременно с этим нанося мне удар кулаком. Я пропустил его, в голове зазвенело от точного попадания. Будь мой противник побольше весом, лететь мне в противоположный угол бани… Боль придала мне злости, и я, отбросив в сторону обломок бруса, танком пошел вперед, безостановочно работая кулаками. Я слышал, как хрустит и чавкает его лицо, видел, как по бревнам хлестнули брызги крови… Еще удар, еще! Он уже плохо защищался, растопырил ладони, прикрываясь ими, как делают плачущие навзрыд женщины. Наконец, рухнул на колени, сложился, словно в молитве…
Я наступил ему коленом на спину и схватил за шею… Теперь можно перевести дыхание. Из моего носа тоже хлестала кровь, я тянул воздух в себя, и в носу булькало и хлюпало, словно в стакане с кипятильником. Тут солнечный свет загородила громоздкая фигура профессора. Несколько мгновений он неподвижно стоял в дверном проеме, пораженный открывшимся ему зрелищем.
– Найдите веревку! – сказал я ему.
Профессор молча зашел в баню, стал шарить среди штабелей досок и раскидывать ногами кучи стружек. Я выкрутил незнакомцу руки. Он слабо сопротивлялся, скрипел от боли зубами и тянул вверх шею, словно его душа рвалась вон из грешного тела.
– А вы говорите – нет здесь никого, – процедил я, ощупывая мешковатую спортивную куртку незнакомца. Задрал ее нижний край кверху, оголив спину, сорвал наплечную кобуру и вытянул из нее небольшой компактный пистолет, напоминающий уменьшенную копию «Макарова», с пластиковой рифленой рукояткой и гладкой ствольной коробкой с отчетливым клеймом «LLAMA CAL.380».
Профессор дрожащими руками протянул мне обрывок пеньковой веревки.
– А покрепче ничего нет? – проворчал я.
– Кто же он? – глухо произнес профессор, избегая встречаться со мной взглядом. – Может, случайно… ошибся адресом… совсем не похож на убийцу… ты так жестоко его избил…
Нет, это не профессор! Это наивное и глупое дитя! Он не верил своим глазам! Он уже начинал жалеть человека, которого я придавил коленом к свежеструганому полу. Веллс настолько пропитался лингвистическим гуманизмом, что утратил способность видеть и осознавать зло. Это случается со старыми и счастливыми людьми, равно как и с домашними животными, которые никогда не выходили на улицу.
– Держите! – сказал я ему, протягивая пистолет. – Надеюсь, вы знаете, для чего эта штука предназначена?
Профессор с опаской взял пистолет, подошел к двери, где было больше света, и стал его внимательно рассматривать. Я кое-как связал обрывком веревки руки незнакомца и заставил его встать на ноги.
Ростом он был чуть ниже меня, зато намного шире в талии. Упитанный, с полными руками, с рельефной задницей. Его лицо было вытянуто кпереди, как у птицы. Глаза темные, словно маслины. Очки с разбитым стеклом зацепились дужкой за одно ухо. Я аккуратно снял их, сложил гнутые дужки и сунул очки в его карман. Затем обыскал еще раз, отстегнул от брючной резинки мобильный телефон с разбитым дисплеем. В душе у меня пели птицы. Впервые за последние дни я чувствовал, как отпускает напряжение, как стал угасать липкий тошнотворный страх перед невидимой опасностью. Повезло мне! Несказанно повезло с этим растяпой! Когда я в баню ворвался, он так оробел, что забыл про свой пистолет и как мальчишка начал кулаками махать. А ведь мог бы выстрелить, и вряд ли промахнулся бы с двух шагов.
– И что ты думаешь теперь с ним делать? – спросил профессор.
– Перспективы у него невеселые, – ответил я, подталкивая незнакомца к дальней стене, подальше от двери. – Незаконное ношение огнестрельного оружия – это минимум, за что его будут судить.
– Может, отпустим? – предложил профессор. – Он уже сполна отхватил…
Нет ничего хуже, чем драться, бороться или воевать в одном строю с гуманитарием.
– Профессор, – ответил я, прикладывая к разбитому носу платок. – Этот тип собирался вас убить.
– А может, и не собирался, – упрямо гнул свое профессор.
Читать бесплатно другие книги:
