Время мушкетов Юрин Денис
«Но ведь война только-только началась!.. Откуда такая ненависть к филанийцам?!» – подумал капитан Пьерон и, чтобы хоть какое-то время не смотреть на режущие глаз последствия чудовищного взрыва, прильнул к подзорной трубе.
Увиденное в окуляр не помогло отправиться от шока и пораженческого настроения, а, наоборот, еще глубже низвергло командира заставы в пучину отчаяния. Ветер частично разогнал дымовую завесу, к тому же, видимо, услышав сотрясший округу взрыв, герканцы перестали подкидывать в костры еловые ветки с поленьями. На северном берегу озера копошились, как муравьи, около двух сотен солдат. Они волоком затаскивали на широкие, сколоченные из цельных сосновых стволов плоты двадцатичетырехдюймовые орудия. У фактически уже проигравшего битву филанийского капитана было богатое воображение, он мигом представил, что случится, когда эти мощные «малышки» достигнут середины озера, а канониры бросят якоря и откроют огонь. Они за считанные минуты разметают его форт по бревнышку, а уж только затем на опустевший филанийский берег ступит герканская пехота.
Не желая сдаваться в плен и не видя возможности удержать без орудий пограничный рубеж, капитан Пьерон отправил гонца в Марсолу, а затем тут же отдал приказ изрядно поредевшему гарнизону отступить в лес. Первое сражение в этой войне филанийцы проиграли, однако пока о капитуляции или о позорном бегстве не могло быть и речи.
Глава 13
Хаос в Марсоле
Несмотря на то, что дело наконец-то сдвинулось с мертвой точки, настроение у дракона было не ахти. Патриуна угнетало, что мерзавец-«полковник» попытался использовать его вслепую в своей грязной игре. Кроме того, у священника-лекаря появилась еще одна веская причина злиться, еще одна причина желать скорейшего отправления к праотцам возомнившей о себе черт-те что девицы. Как Патриун-старший, то есть священник, дракон винил охотницу в осквернении храма кровью и готов был за это отправить ее вместе со всей сворой подручных на костер. Как лютый зверь, алчущий человеческой крови и плоти хищник, ведь люди именно так представляли себе драконов, знакомых им лишь по глупым легендам, Патриун-младший жаждал оттаскать Онветту за волосы, прилюдно выпороть до поросячьего визга, посадить на кол, а затем съесть, не важно в сыром, слегка или хорошо прожаренном виде. Девица, которую он даже ни разу не видел, покусилась на святое – по ее приказу ловкий подручный осмелился убить человека в его угодьях, более того, напакостить в его жилище, где право умерщвления всецело принадлежало только ему.
Священнослужители любой Веры не прощают осквернения храмов точно так же, как люди и звери мстят обидчикам за грубое нарушение их прав на собственность, воспринимая всякое личное оскорбление подобного плана очень-очень близко к сердцу. Одним словом, дракону не терпелось наказать нахалку, а заодно помочь Вуянэ с реализацией его грандиозных планов не столько во имя человечества, которое, по мнению древнего существа, уже давно было способно решать куда более сложные проблемы, сколько из-за личной симпатии к жабообразному вельможе и для того, чтобы противникам маркиза было впредь неповадно рассчитывать на него в своих грязных замыслах. К тому же было бы чересчур неосмотрительно не прервать бренное существование амбициозных, жаждущих наживы и власти личностей, знавших, что где-то по дорогам континента под видом бродяги, наемника или священника расхаживает и наслаждается жизнью могущественный дракон.
Резонно рассудив, что глава филанийской агентуры в Марсоле попытается скрыться, Патриун решил не терять времени даром. Кроме грозной с виду и не только с виду абордажной сабли, дракон прихватил с собой парочку кинжалов, обагренный кровью Кюсо стилет, а также засунул за пояс парочку пистолетов. Конечно, он мог задавить «полковника» и голыми руками, притом не одного, а вместе с кодлой его подручных, но тогда бы ему пришлось злоупотребить своими способностями и обречь себя на телесные муки, ведь человеческая плоть слаба, она неспособна долго выдерживать большие нагрузки. Патриун хорошо помнил, что с ним произошло в Альмире примерно сто лет назад: стоило всего пару раз дыхнуть огнем, как около месяца он мучился, искренне полагая, что умирает. Хоть тогда все и обошлось, но дракон дал себе зарок, сражаться в человеческом облике исключительно по-человечьи и лишь иногда, в самых безвыходных случаях, позволять себе вольности.
Вид вооруженного до зубов мужчины не вызвал бы страха в сердцах привыкших к оружию горожан, но все же Патриун скрыл свой арсенал под плащом, грязно-серым, засаленным, испещренным заплатками. Естественно, к его дорогому наряду более подошла бы накидка дворянина, но, к сожалению, такой одежды в церковной кладовой не нашлось.
Странности начались тут же, как только Патриун покинул жилые помещения церкви. Несмотря на его строжайший приказ, двери храма были открыты, а охотника с монахом не было видно ни на кухне, ни в молельном зале. Наверное, дракон поискал бы компаньонов более тщательно, но громкие звуки, доносившиеся снаружи, заставили его отказаться от дачи товарищам последних указаний и выйти на улицу.
Марсола изменилась, изменилась до неузнаваемости. Тихая колониальная столица, где жизнь текла так же размеренно, как в маленьком провинциальном городке, вдруг превратилась в шумное пристанище сошедших с ума людей. Вместо того чтобы заниматься своими делами и работать на благо собственного кошелька, жители бегали, таская тюки и всякую домашнюю утварь. Женщины визжали, причитали да охали, раскрасневшиеся от переноски тяжестей мужики на них орали, а под ногами мешалась вездесущая, беспризорная детвора. По улочке перед храмом одна за другой, грохоча и теряя на ходу часть добра, проезжали груженные доверху барахлом повозки; откуда-то и куда-то пробежала многочисленная группа солдат в полном боевом вооружении и проскакали несколько всадников в одном нижнем белье, но с мушкетами в руках.
Всеобщая суматоха и паника, отражавшиеся на испуганных лицах горожан, могли означать лишь начало одного из четырех прискорбных событий: пожара, эпидемии, восстания оголодавших низов или войны. Поскольку никто из пробегавших мимо не удосужился даже повернуть голову в сторону молодого воина, пристающего ко всем с одним и тем же вопросом «Что случилось?», ему пришлось самому догадываться о причинах неожиданно воцарившегося хаоса, что, впрочем, было не так уж и сложно.
Сколько хватало взора, ни пламени, ни дыма не было видно; горелым в округе тоже не пахло, значит, вариант с пожаром отпадал. Для эпидемии был неподходящий сезон, все без исключения заразные болезни начинают свой смертоносный поход ранней весной, когда теплеет, сходят снега и начинают разлагаться замерзшие зимою накопления нечистот. Если бы в Марсоле вспыхнуло бы восстание, то горожане тоже бегали бы, но вместо тюков да котомок в их руках бряцало бы оружие. К тому же многочисленные выкрики, сливающиеся в одно сплошное, неразборчивое гудение, мало походили на боевые кличи и крамольные призывы. Народ бежал из города, спасая нажитое добро, а не прятал ценные шмотки по подвалам и не перегораживал улочки баррикадами.
Методом исключения дракон определил, что началась война, только с кем – оставалось для него загадкой: то ли с вышедшими из диких западных чащ дикарями, то ли с северными соседями – герканскими колонистами. Не все вещи можно постичь логикой, поэтому Патриун недолго ломал голову, а просто поймал пробегавшего мимо мужика, перевернул его головою вниз и тряс вверх тормашками до тех пор, пока из слюнявого, орущего всякую гадость рта наконец-то не вывалились желанные сведения: «Герканцы идут!!!»
Война между двумя крупными королевствами назревала давно, назревала подобно гнойнику, уже достигшему таких размеров, что ни один лекарь не решался его вскрыть. Когда-нибудь две могущественные державы обязательно должны были столкнуться друг с другом и начать кровопролитную войну, но отставший в монастыре от жизни Патриун не подозревал, что схватка гигантов произойдет на колониальной арене.
– Дурни, куда вы бежите?! В Дерге все равно кораблей на всех не хватит! – громко прокричал дракон, все еще не избавившийся от привычки наставлять толпу на путь истинный и искренне желая остановить коллективное помешательство.
Отпущенный на волю мужик обрадовался свободе настолько, что не стал подбирать выпавшие из-за пазухи шмотки и побежал прочь, смешался с толпой, так и не внявшей предупреждению дракона. Не стоило и гадать, что переселенцы бежали в Дерг, к единственным «воротам» колонии; не стоило и гадать, что перед тем, как начать нападение, орудия денборгского форта блокировали верховье Удмиры, а ее морскую дельту в низовье перекрыли нанятые пираты. Разбойничий сброд как на суше, так и на море, был далек от политики и морали, зато любил золото и добычу, которую для него сейчас, пыжась, кряхтя и потея, сами того не подозревая, тащили на своих горбах трудолюбивые, но недальновидные переселенцы. Бегство было бессмысленно, оно лишь увеличивало шанс стать жертвой войны, но, похоже, никто этого пока не понимал. Горожане должны были осознать роковую ошибку лишь через день или два, когда будут беспомощно барахтаться в холодной воде Удмиры и взирать на догорающие, медленно идущие на дно шхуны, потопленные пиратами.
Толпа бегущих и толкавшихся тюками людей заметно затрудняла продвижение к цели, ведь особняк Онветты находился в противоположной от городских ворот стороне, в небольшом квартале, получившем звучное название «Цветущий сад» только из-за того, что при постройке зданий строители не зверствовали и не вырубали под корень все деревья подряд. Патриун не знал, как выглядела обитель той, что вознамерилась водрузить на свою головку корону принцессы Марсолы. Он не смог извлечь из памяти Кюсо картинку фасада особняка просто потому, что ее там и не было. Умирающий мозг филанийского разведчика выдал лишь скудную информацию описательного свойства: «…особняк двухэтажный, с бело-красным фасадом, за высокой железной оградой находится напротив лавки скобяных товаров братьев Муби…»
Не став рисковать драгоценным временем, Патриун решил пробираться задворками и, легко перепрыгнув через высокий деревянный забор ближайшего дома, погрузился в незабываемый мир компоста, грядок, крестьянского быта и других прелестей городских огородов. В любой другой день такой необдуманный поступок мог привести к нежелательным последствиям, например, вилам в боку, но сегодня был день чудес: хозяева домов и прилегающих к ним участков были заняты сборами и не обращали на шастающего по их владениям чужака никакого внимания. Лишь иногда на дракона лаяли цепные псы, но если его маршрут пролегал близко к их будкам, клыкастые сторожа тут же замолкали и трусливо поджимали хвосты.
Через четверть часа с начала путешествия по дворам Патриун оказался на главной площади Марсолы, тоже заполненной, но уже не беженцами, а собиравшимися в поход войсками. Кого здесь только не было. От разноцветных мундиров пехотинцев, канониров и кавалеристов рябило в глазах. Однако всю эту безликую, разноцветную массу отправляющихся на облагороженную бойню, именуемую войной, объединяло одно – в их обмундировании имелось много меховых элементов.
«Как это символично и патриотично, – подумал дракон, пока никто не видел, перепорхнув через забор и одним прыжком взлетев на крышу двухэтажного дома. – Ох, глупость я спорол! О каком патриотизме здесь можно говорить? Все эти люди идут воевать против вторгшихся герканцев, а патриотизм выражается не словом «против», а словом «за». Так за кого же ребята воевать собрались: за Филанию, за короля, за маркиза с его новыми порядками или за темную лошадку – «полковника», неизвестно чего от жизни хотящего? Так за кого, точнее, за что солдатушки гибнуть-то будут?»
Вопрос был интересным и рассуждать над ним можно было в течение долгих часов, но так и не найти иного ответа, как: «… люди – те же овцы, их гонят то на пастбище, то на бойню! Овцы не думают, они безропотно повинуются приказам пастуха, поводыря, пастыря, полководца, одним словом, лидера!..» Догадка, навеянная случайно употребленным во внутреннем монологе словом «лидер», всплыла в голове дракона внезапно. Он застыл, слишком сильно ударил себя с досады кулаком по лбу и даже чуть не свалился с крыши.
«Лидеры, конечно!.. Разумеется, «полковник» один из симбиотов, только они могли осмелиться вступить в борьбу с морронами, прекрасно зная, кто их противник! И тот лоскут черной материи, что Кюсо с собой прихватил. Это ж кусок от плаща братства Лотара… Вот я дурак сразу не понял, а все потому, что проклятая материя была оторвана неудачно, не было на лоскуте ни зеленой краски, ни золотой каймы». Патриун постоял не долее минуты, поругал себя вдоволь, а затем продолжил путь по скользким, покатым крышам, не столько глядя под ноги или по сторонам, сколько вновь уйдя в раздумье.
Бывает так, что четкий ответ на вопрос ставит не точку, а всего лишь запятую, порождая новую загадку. После событий сорокашестилетней давности, завершившихся смертью графа Лотара, о братстве рыцарей не было слышно. Патриун уж подумывал, что оно распалось на мелкие группки да шайки, как всегда бывает после смерти обладателя «сильной руки», но, видимо, история сложилась по-иному. Слишком уж много странных фактов кружилось в голове дракона, чтобы не воспринимать всерьез возможность возрождения, точнее, выхода из полувековой тени братства Лотара.
Женщина, верховодящая мужичками, да еще вольными охотниками, привыкшими смотреть на слабый пол лишь в двух ипостасях – как на добычу, когда они пытаются завоевать их расположение, и как на хорошо выдрессированную собаку, когда она их кормит да обстирывает.
По словам Кюсо, «полковник» являлся женщиной.
Женщина стояла во главе альтрусского клана, а ведь опустевший замок Лотара находился недалеко, в каких-то сорока милях от Марсолы, по другую сторону Удмиры, в Альтруссии.
Черный лоскут и черно-зеленые плащи братства, хотя насчет происхождения ткани у Патриуна еще имелись сомнения.
Лишь среди симбиотов женщина считалась равноправным членом братства, среди людей же даже дамочки благородных кровей не могли командовать вольными мужчинами. Все вроде бы совпадало, но от этого дракону становилось лишь тоскливей. Хозяин всегда горюет, когда приходится убить взбесившегося кота или верного сторожевого пса, по воле судьбы снюхавшегося с волчьей стаей. Именно ради них, ради проклятых симбиотов, лидеров разумных существ, он и его собратья прилетели когда-то давно в этот мир. Теперь те, кто должен был вести человечество вперед, только тормозили повозку истории, не прижились, не срослись, а лишь мешали остальным, заразившись исключительным эгоизмом.
Путешествуя по крышам, трудно заплутать. Патриун и не заметил, как оказался в квартале «Цветущий сад». Прямо перед ним, в каких-то тридцати шагах, виднелся бело-красный фасад здания, весьма подходивший под описание, извлеченное из головы мертвого разведчика. Дракон был уверен, что нашел нужный дом, но если бы даже его одолели сомнения, то их легко развеял бы вид тридцати-сорока охотников, расположившихся лагерем за высокой железной оградой.
Отряд был чересчур многочисленным, чтобы просто так, напролом ринуться в бой и при этом не переступить грань дозволенного человеку, что означало бы нанесение вреда собственному здоровью. Патриун не собирался отказываться от своих намерений, лишь немного изменил план и, усевшись на краю крыши скобяной лавки, стал наблюдать за охотничьим становьем.
Вроде бы, подобно всем остальным охотникам, альтруссцы собирались на войну, но первое впечатление, как известно, почти всегда обманчиво. Вооруженные не хуже, чем он, то есть до зубов, подкаблучники маркизы Онветты (полное имя дамы дракон принципиально не стал запоминать) не собирались никуда выступать, а, наоборот, укрепляли позицию, как будто враг был уже под стенами города и герканские кавалеристы вот-вот могли появиться на узких улочках. Если отправляешься в поход, то зачем обкладывать окна мешками с песком? Зачем обивать стальными листами двери и закатывать внутрь дома парочку-другую орудий? Правильный ответ был очевиден, из всех возможных вариантов он был единственным: альтруссцы не желали жертвовать своими головами, а собирались отсидеться, превратив дом предводителя в неприступную крепость.
В ходе общего осмотра позиций потенциального противника дракон заметил подозрительное движение в третьем и четвертом окнах справа на втором этаже. Похоже, там проходила важная встреча или военный совет. Ну как тут было устоять перед соблазном подслушать и подсмотреть? Патриун сфокусировал взгляд на окне, постепенно приближая картинку изображения, а затем усилил и слух, отфильтровывая все лишние шумы и звуки доносившейся со двора альтрусской речи. Настройка органов чувств вот-вот должна была завершиться, но в этот миг в ушах дракона вдруг загудело от грохота страшной силы, а левое плечо ощутило острую боль. Стрелок-наблюдатель на крыше особняка заметил наверху дома напротив шпиона и выстрелил, а уже через несколько секунд вокруг дракона начали летать осколки черепицы. Не дожидаясь приказа, охотники во дворе открыли беглый огонь, но, к счастью для искателя приключений, стреляли они с менее выгодной позиции, чем их приятель-часовой, да и солнце, как нарочно, било им прямо в глаза.
Понимая, что если как можно быстрее не ретироваться, то противник, добровольно перешедший из разряда «потенциальный» в категорию «фактический», превратит его в решето, Патриун приложил усилия, чтобы покинуть занятый врагами квартал. Лишь выбравшись из «Цветущего сада» и найдя уединенную подворотню, что было не так уж и сложно, поскольку жители домов уже наверняка проделали полпути до Дерга, дракон решился скинуть плащ и осмотреть, как ни странно, ноющее плечо.
Жизнь хороша тем, что порой преподносит сюрпризы, без которых было бы скучно. Удивленный дракон аж присвистнул, увидев у себя на руке сквозную дырку от пули и уже запекшуюся кровь с обломанными кусочками чешуек по краям. Стреляли в него в первый раз, вернее сказать, в первый раз попали. Наступило новое время, время мушкетов! Маленький кусочек свинца умудрился совершить то, что ни разу не удавалось ни мечу в руках силача, ни стреле, ни арбалетному болту; он пробил одежду дракона, бывшую на самом деле его кожей, его чешуей.
«Надо быть осторожней, теперь уж не полезешь на рожон!» – подумал дракон, осторожно ощупывая рану и с облегчением констатировав, что маленький кусочек металла прошел насквозь, а не застрял в теле.
Без всякого вмешательства со стороны Патриуна ранка затянулась уже через пару минут и снова покрылась блестящей чешуей, постепенно потускневшей и принявшей вид одежды. Все это было, конечно, хорошо, но прискорбный факт оставался фактом: оружие этой эпохи опасно и для него, а значит, он не мог совершить возмездие в одиночку. Однако, как известно, люди плохо объединяются лишь «за что-то», но зато охотно выступают единым фронтом «против кого-то». Патриун-младший и старший в одном лице знал, куда идти и к кому обратиться не за помощью, а с обоюдовыгодным предложением.
– Отправляйся к своему генералу и передай мой приказ. Пускай станет лагерем вот здесь, – маркиз Вуянэ отметил на карте небольшой кружок примерно посередине между Марсолой и озером на севере, где проходила пограничная линия, ныне занятая врагом. – Дальше не идти, пока не проведете тщательную разведку. Неизвестно, как хорошо укрепился неприятель на нашем берегу и не готовит ли он обходной маневр через готвьерские болота. Судя по началу кампании, противник нам попался толковый, так что рисковать попусту не след!
– Позвольте, маркиз, а когда же прибудете лично вы? – спросил лейтенант из штаба, не собираясь покидать кабинет вельможи без ответа.
Маркиз Вуянэ и стоявший от него по правую руку Аке в полном боевом облаченье старшины охотников многозначительно переглянулись. На губах обоих морронов промелькнула презрительная ухмылка. Филанийская колониальная армия была слаба, слаба во всех отношениях: небольшая численность, устаревшее вооружение, далеко не лучшие командиры. Если бы не Маркиз и Аке, не только руководившие войсками вместо казнокрада-генерала, но и профинансировавшие покупку новых орудий и мушкетов, над ратушей Марсолы давно бы развевался герканский флаг.
– Передайте господину генералу, что я остаюсь в Марсоле и буду обеспечивать нашим бравым войскам надежные тылы. Основные силы охотничьих дружин через полчаса будут на марше. Их возглавит моя правая рука, господин Карвелье, – маркиз кивнул в сторону важно насупившегося Аке. – По мере возвращения с охоты, я сформирую из наших людей еще пару-другую отрядов, а остальные силы оставлю здесь для поддержания порядка. Боюсь, одной оставленной генералом роте с этой задачей не справиться. Все, ступайте, господин лейтенант, у меня чертовски мало времени и много дел!
На этот раз лейтенант кивнул, не посчитав возможным отдать честь хоть и главе ополчения, но все же штатскому лицу, а затем удалился. Аке только хотел что-то сказать, но дверь кабинета не закрылась за снобом – штабным лейтенантом. На его месте появился дежурный охотник.
– Слышь, Аке, – прогнусавил мужик, обратившись к командиру по-простецки, – там тебя какой-то благородный хлыщ кличет, говорит, что дельце важное…
Морроны еще раз переглянулись со смыслом, как будто телепатически общались между собой.
– Пускай сюда заходит, мне ноги лишний раз утруждать не с руки! – скаламбурил охотник и сам раскатисто загоготал.
Едва дежурный шмыгнул за дверь, как глазам морронов предстал Патриун-младший во всем великолепии своего походного одеяния, естественно, благоразумно избавившийся от портящего вид старенького плаща.
– А ты чо приперся? – пробасил Аке, явно не желавший тратить время на общение с каким-то лекаришкой. – Иди дедулю своего лечи да монахом прыщавым командуй! Война – дело сурьезное, оно для настоящих мужчин!
– Тех самых, кто в панталоны грязные топор засовывает, или тех, кто с пьянчужкой совладать неспособен? – с насмешливой улыбкой произнес дракон, недвусмысленно намекая, что верзиле лучше было б чуток помолчать.
– Мы глубоко опечалены несчастьем, постигшим вашего деда, но поверьте, у нас сейчас слишком много забот. Говорите быстрее, чего хотите, и уходите! – расставил точки над «i» маркиз и снова склонился над картой филанийской колонии, пока почти пустой, но вскоре должной запестреть разноцветными линиями, стрелочками, кружочками, обозначениями и прочими мудреными закорючками.
– Хорошо, перейдем сразу к делу, господа! – кивнул дракон, которому такой стиль разговора даже более импонировал. Не знаю, поведал ли вам, маркиз, господин Аке об утреннем приключении, но пьянчужка, с которым он изволил вступить в бой, являлся вновь присланным в Марсолу агентом филанийской разведки.
– Эка невидаль, – хмыкнул маркиз Вуянэ, не отрывая глаз от карты. – С нас и местных вредителей хватает, не хочется даже время тратить, чтоб о новых пакостниках говорить. Прощайте, милостивый государь, выход прямо за вами!
Маркиз Вуянэ оказал посетителю весьма холодный прием, оно и понятно, ведь перед ним предстал не преподобный отец, а всего лишь внук пока еще живой легенды прежних лет, к тому же не родной.
– И вас не интересует шпион, обладающий особыми способностями и присланный в подручные самому «полковнику»?
– Знаем мы эти способности, видали ужо, – пренебрежительно заявил Аке, как будто не он проиграл утреннюю схватку, – вино жрать, народ честной доставать да пакости по углам делать!..
– Будьте любезны, уходя, не хлопайте дверью, – вежливо произнес маркиз, которому явно было не до всяких ничтожных мелочей.
– Ну что ж, – пожал плечами Патриун-младший, – если вас, господа, не интересует, кто такой «полковник», где он живет и что замышляет, тогда мне действительно придется обратиться к кому-нибудь еще.
– Постойте! – почти выкрикнул вдруг выбравшийся из трясины стратегических и тактических расчетов маркиз. – Пожалуй, мы погорячились, пожалуй, стоит послушать этого мерзавца. Надеюсь, он здесь, вы привели его с собой?
Не только Вуянэ, но и Аке заметно оживился. Толстые губы охотника расплылись в зловещей ухмылке, а кулаки сжались в преддверии хорошей драки с довольно ценным призом победителю.
– Господин маркиз, я похож на идиота, что по улицам да еще средь бела дня трупы за собой таскает? – подцепив аппетитную рыбку на крючок, то есть, попросту говоря, заинтересовав собеседников, Патриун счел возможным немного отомстить за холодный прием и чуть-чуть покривляться. – Видите ли, маркиз, господин Аке, приставленный вами, как я понимаю, охранять моего деда, довольно халатно отнесся к своему поручению. Филанийский агент по имени Кюсо был убит проникшим в церковь злодеем. Вот стилет, на нем кровь человека, с которым вы пожелали говорить.
Окровавленное оружие с длинным и тонким лезвием, заточенным лишь на самом кончике, звякнуло, упав на пол. Морроны переглянулись. Аке пожал плечами и, не став оправдываться перед командиром и товарищем, виновато потупил взор.
– К счастью, убийца немного замешкался, и Кюсо успел сообщить мне, кто ваш враг и где его искать, – с пафосной интонацией заявил судовой лекарь и вальяжно устроился в стоявшем напротив стола кресле. – Так вы по-прежнему желаете, чтобы я удалился, или все-таки найдете время немного поболтать?
– Чего вы хотите: золота, угодий? – простив насмешливый тон и довольно вызывающее поведение гостя, маркиз перешел к главному, что характеризовало его с положительной стороны, как человека дела.
– Я хочу собственноручно свернуть мерзавке шейку, – заявил Патриун, глядя Вуянэ прямо в еще больше выпучившиеся от удивления глаза. – Уж больно вокруг неё охранничков многовато обитает, одному мне не справиться…
– «Неё», вы сказали «неё», милостивый государь? – переспросил шокированный услышанным маркиз.
– Да, «полковник» оказался дамочкой, прекрасной или уродливой, не знаю, поскольку ни разу не имел несчастья лицезреть эту особу, но вам-то она хорошо знакома, так что уж сами определитесь, идеал ли она женской красоты или нет!
– Кто?! – прокричал состроивший грозную рожу Аке.
– Кто?! – более сдержанно, но не менее настойчиво переспросил маркиз Вуянэ.
– Небезызвестная вам маркиза Онветта, родового имени не запомнил, все равно ведь вымышленное…
Неизвестно, какие отношения сложились между маркизом и маркизой: была ли она идейным бойцом за независимость колонии, верным боевым товарищем, множество раз спасавшим жизни преданных Вуянэ людей, являлась ли благородная дама его страстной возлюбленной или просто предметом бесплодного воздыхания, но одно было ясно: маркиз Вуянэ не смог смириться с этой мыслью, и, как следствие, в голову Патриуну полетела чернильница. Естественно, дракон увернулся, но несколько капель черной въедливой жидкости все равно угодили ему на лицо и испортили дорогой костюм.
– Вон, пшел вон, мерзавец! – прокричал Вуянэ, задыхаясь в приступе бешенства. – Передай своему дедуле, чтоб не смел больше злословить! Оставьте ваши индорианские интрижки для кого-нибудь еще… подоверчивей! А если старик хорошего отношения не понимает и хочет войны, что ж, он ее получит!
Вид неподвижно развалившегося в кресле и открыто ухмылявшегося нахала еще больше взбесил рассвирепевшего вельможу, пожалуй, даже больше, чем высказанное им предположение. Желая угодить старшему товарищу, а может, просто не боясь кровопролития, Аке ринулся было к Патриуну с явным намерением силой выставить его за дверь. Однако дракон не считал разговор оконченным и не собирался уходить. Великан-охотник не понял, что произошло, но только кресло, в котором только что сидел посетитель, оказалось пустым, а что-то острое и холодное уперлось ему прямо в кадык.
– Не дергайся, дружок! Сомнительная честь сомнительной персоны не стоит освежеванного горлышка, – прошептал на ухо моррона вкрадчивый голос оказавшегося у него сзади Патриуна.
Конечно, если маркиз и его подручные слышали «зов», то таким образом их было не остановить. Проколотое горло мгновенно срослось бы, а на каменные плиты пола не успела бы упасть и капелька крови. Однако воскрешение при постороннем не оставило бы морронам выбора, во имя своей безопасности им пришлось бы избавиться он ненужного свидетеля. Хоть вымышленная болезнь Патриуна-старца сильно подорвала его авторитет в глазах бессмертных воинов, но обострять отношения с темной лошадкой-священником им все же не хотелось, поэтому маркиз был вынужден великодушно сменить гнев на милость и ради блага их заговорщического дела поискать пути к мирному разрешению конфликта, едва не приведшего к поножовщине.
– Отпусти его, а иначе мне придется обнажить меч! – произнес маркиз, опуская ладонь на рукоять меча.
Угроза стала первым шагом в новой стадии переговоров. Наверное, Патриуну следовало испугаться, но ему почему-то стало смешно. В кабинете находились трое разумных и вроде бы неглупых существ, которым почему-то одновременно взбрело в голову поиграть в человеческие игры и вести себя так, как поступили бы обычные смертные.
– Прошу простить мой некорректный поступок. Ужасно нервничаю, когда меня пытаются схватить за шкирку и выкинуть за дверь, как нашкодившего в углу кота, – произнес Патриун, быстрым движением убрав кинжал от горла Аке и спрятав оружие за пояс. – Ваша позиция, господа, мне полностью понятна. Вы, как истинные благородные снобы, предпочитаете до конца тешить себя иллюзиями, вместо того, чтобы узнать горькую правду и своевременно принять меры. Что ж, – пятившийся к двери Патриун развел руками, – удачи вам на войне! А пока вы проливаете кровь, свою да чужую, кое-кто будет отсиживаться в своем уютном особнячке посреди «Цветущего сада» и гадать, сколько противников останется в живых после всех баталий, придется ли вырезать оставшихся и что делать, если верх возьмут герканцы. Хотя не сомневаюсь, «полковник» в юбке просчитала и этот вариант, ведь она умница, она привыкла действовать, а не прятать голову под подушку и внушать себе, что все замечательно, что все обойдется…
– Похоже, над церковью точно витает проклятие: старый священник занемог, а тут и его внучок умом тронулся, а ведь только приехал… – произнес Аке, скорее с сочувствием, нежели со злобой глядя на того, кто еще минуту назад держал острый кинжал у его горла.
– Нет, погоди-ка, – как и предполагал дракон, маркиз Вуянэ обратил внимание на главное в его прощальной речи. – Говоришь, Онветта у себя в особняке? Но как такое возможно, если альтруссцы первыми покинули Марсолу и сейчас находятся вот здесь… – на этот раз маркиз ткнул в карту не пальцем, а кончиком специально обнаженного по такому случаю меча, что, впрочем, не произвело никакого впечатления.
– Так, может, вам, господа, стоит прервать бесплодное корпение над картами, сходить самим да проверить? – посоветовал Патриун, благополучно добравшись до двери. – Советую побольше народу с собой прихватить, авось всех картечь из двадцатичетырехдюймовых орудий и не поубивает… Решайтесь, господа мыслители, решайтесь! Время – оно капризно, оно всегда играет против нерасторопных да чересчур доверчивых…
– А может, он прав? – проворчал Аке, когда Патриун скрылся и осторожно, чтобы не потревожить слух господ морронов хлопком, прикрыл дверь.
– Да нет, не может быть, – замотал головой маркиз, но вдруг застыл, видимо, призадумавшись и снизив степень доверия боевой подруге. – Хотя она не одна из нас, да и в последнее время вела себя как-то странно.
– Я, пожалуй, все же задержусь и проверю. Долго, что ль, до особнячка прогуляться? – предложил верный помощник маркиза.
– Нет, тебе надо вести ополчение, – покачал головою Вуянэ. – По пути нигде не задерживайтесь, а на место прибудете, станьте лагерем как можно ближе к войскам! Присмотри за генералом, как бы он от глупости не набедокурил. А госпоже маркизе я сам визит нанесу. Как-нибудь справлюсь, если, конечно, пиратик не врет…
– Он не пират, – поправил командира охотник, – он лекарем был на фрегате королевского флота.
– Надо же, – усмехнулся маркиз Вуянэ, – замашки совсем пиратские. Как он ловко тебя в заложники взял, наверное, все моряки в душе пираты, бесшабашные пропойцы да висельники. Ох, чую, непростой это человечек, надо б за ним приглядеть! Ну да ладно, этот вопрос потом обмозгуем, сейчас у нас совсем другие дела на носу. Сначала герканцам фалды мундиров накрутим, а затем и с королевскими прихвостнями вопрос решать надо, самое время настало!
Глава 14
Гниющие корни цветущего сада
Раненый зверь опасен, поскольку обезумел от боли и крушит все подряд. Однако еще хуже зверь встревоженный, в нем говорит не слепая ярость, а холодный расчет, вызванный страхом. Он хитрит, прячется, не вступает в открытый бой, а терпеливо выжидает того момента, когда сможет безнаказанно нанести удар в спину потерявшего бдительность охотника. Патриун был уже сам не рад, что несколько часов назад заявился к дому маркизы один и разворошил «альтрусский муравейник». Конечно, ему удалось скрыться, и эту операцию можно было расценивать как весьма успешную разведку, но вот только противник оказался не глуп и извлек правильный урок из своего просчета.
К трем часам пополудни улицы Марсолы совсем опустели: кто сбежал, уже штурмом брал корабли в Дерге, притом не важно, плыли ли они в Филанию или в любое иное, не союзное Геркании королевство; кто ушел воевать, сейчас находился на марше или ставил палатки военного лагеря. В опустевшей колониальной столице остались лишь маленький гарнизон, жители, понимавшие бесполезность бегства, часть заговорщиков да стрелки на крышах, выставленные по приказу решившей усилить оборону Онветты.
Вооруженные длинноствольными мушкетами наблюдатели просматривали пустынные улицы с мостовыми, заваленными потерянным в царившей недавно суматохе барахлом, и в случае возникновения опасности должны были выстрелами предупредить товарищей в особняке о приближающейся опасности. Ни один человек не мог проникнуть в «Цветущий сад» незамеченным, но ведь Патриун не был человеком и даже уже перестал притворяться им. Незаметно прокрасться через посты наблюдения дракону было просто, да вот только если бы маркиз с его людьми все же удостоили бы притихший квартал своим посещением, на что Патриун искренне надеялся, то они непременно попали бы в засаду. С одиночными стрелками на крышах они всяко справились бы, но вот штурм особняка был бы сильно осложнен. По этой причине, хоть Патриун терпеть не мог работать за других, он все же решил поступиться правилами и подготовить для возглавляемого морронами отряда свободный проход.
Быстро и бесшумно передвигаясь по скользким черепицам покатых крыш, дракон умертвил одного за другим уже четверых стрелков, хоть и бывших охотниками, но так и не заметивших подкравшегося к ним вплотную зверя в человечьем обличье. Каждый раз после того, как Патриун резким рывком сворачивал шею, он аккуратно усаживал трупы, чтобы часовые с соседних крыш не заметили отсутствия на постах товарищей. Операция по очистке крыш над улочкой, по которой, скорее всего, должен был пройти отряд, шла вроде бы неплохо и заняла в общей сложности каких-то полчаса, но вот только последний, пятый по счету, наблюдатель оказался куда умнее и опытнее остальных. Перед тем как заступить на дежурство, он не поленился натолочь стекло, которое теперь было рассыпано у него за спиной. Вреда от мелких осколков не было бы никакого, но они непременно б заскрипели и зашуршали, стоило лишь наступить на них ногой.
Патриун заметил ловушку, когда уже почти подобрался к цели. Ему не оставалось ничего иного, как отступить за печную трубу и постараться придумать способ, эффективно, то есть быстро и бесшумно, расправиться с мудрым охотником. К сожалению, летать он не мог, прыжок в шесть полноценных шагов длиной тоже вряд ли ему удался б… на земле – возможно, но не здесь, не на наклонной плоскости и к тому ж без разбега. Выстрел из пистолета свел бы всю работу на «нет», метко брошенный кинжал решил бы задачу, но неизвестно, куда полетело бы тело и не издал бы охотник напоследок предсмертный крик. Из всех возможных способов убийства к данному случаю подходило лишь одно средство, довольно сложно осуществимое, но зато не нарушающее гробовую тишину опустевшего квартала.
Дракон лет пятьсот не управлял стихиями, даже такими податливыми, как небольшие воздушные потоки, поэтому ему не сразу удалось поднять непродолжительный, но очень сильный ветер, со свистом обрушившийся на крышу, едва не сдувший с головы охотника меховую шапку и разметавший все стекло без остатка. Естественно, не заподозрившему неладное наблюдателю осталось лишь чертыхнуться и осыпать проклятиями ни в чем не повинную погоду. Впрочем, воздушным стихиям не было дела до ворчания жалкого человечка, чье сердце перестало биться уже в следующую минуту.
На этот раз дракон не стал усаживать обмякшее тело, а, накинув на плечи меховую куртку и нахлобучив на голову рысью шапку, сам уселся на его место, любуясь, почти умиляясь проделанной работой. Хоть на крышах, находившихся в поле зрения, еще оставалось несколько живых стрелков, но с их позиций нельзя было просмотреть улочку, по которой вот-вот должен был промаршировать отряд во главе с маркизом или, на худой конец, с невзлюбившим его по понятным причинам Аке. Однако это «вот-вот» затянулось уже на четверть часа, а узкая полоска пространства между домами так и осталась пустой. Через час неподвижного сидения на продуваемой всеми ветрами крыше дракон уже стал сомневаться, не допустил ли он ошибку в расчетах, ведь тот спектакль, который он устроил в кабинете вельможи, был рассчитан на логику и психику человека, а не морронов, у которых неизвестно какие бесята верховодят в голове. Как бы там ни было, а пребывать в неведении дракону оставалось недолго, с минуты на минуту должна была произойти смена постов, а значит, и весь труд диверсанта пошел бы насмарку. Дракон был опечален, как расстраивается только мастер пера и чернил, несколько часов подряд самозабвенно поработав на мусорную корзину.
Время шло, у скучавшего Патриуна в голове возникали все новые и новые ругательства в адрес несмышленого вельможи, которому все нужно было положить в рот, за него разжевать, а затем пинками побудить к действию. Дракон добросовестно выполнил два пункта из трех, а вот без ударов ногой под зад решил обойтись, поэтому сейчас и сидел на крыше, как нахохлившийся воробей, пожиная плоды своей непредусмотрительности.
Наконец-то вдали, в самом конце улочки появилась маленькая фигурка человека, за ней вторая, третья… Дракон напряг зрение. Это был маркиз Вуянэ, а за ним вместо вооруженного отряда из ста пятидесяти – двухсот воинов (именно столько охотников требовалось, по оценке дракона, чтобы быстро и с минимальными потерями личного состава взять штурмом превращенный в крепость особняк) следовали всего два человека. Жизнь не приучила маркиза Вуянэ не покидать охотничьего сбора без надлежащего его положению эскорта. Пара охотников, шедших в двух-трех шагах позади вельможи, хоть и были внушительными, широкоплечими ребятами, а кулак каждого достигал той же величины, что голова среднего человека, но все же это было несоизмеримо малое, смешное сопровождение для визита в «Цветущий сад».
Троица была лишь при мечах и кинжалах, ни у одного из них не было ни мушкета, ни пистолетов за поясом. Нарочито расстегнутые рубахи на волосатых телесах охранников демонстрировали, что гости совсем тронулись умом и даже не надели под низ кольчуги. Патриуну оставалось лишь надеяться, что вельможа умнее своих спутников по последней прогулке и доспехи под одежду все же надел. По крайней мере, ворот его строгого, немного полнящего платья был обнадеживающе застегнут под самое горло.
«Одно из двух, – подумал дракон, внимательно следя за тем, как трое смельчаков довольно быстрым, по-армейски четким шагом преодолевали последние пятьдесят метров до ворот особняка, – либо маркиз полный дурак, надеющийся решить вопрос миром, либо он самоубийца, уставший за долгие годы от однообразия бытия. В принципе, что одно, что другое… все едино! Даже как-то жаль, что попусту потратил время на это жабообразное ничтожество. Ну бывают же, бывают нормальные, здравомыслящие и не попадающие под женские чары морроны! Почему же мне не попался, к примеру, Мартин Гентар? Вот подсиропила судьбинушка, решила, зараза, повеселиться!»
Пребывавшие в саду охотники заметили приближение чужаков, когда троице оставалось пройти шагов двадцать до железной ограды. Альтруссцы не вскочили, не закричали, не начали хаотичную стрельбу, а, как и следовало ожидать, невозмутимо открыли перед маркизом и его охраной ворота, пустили не подозревающих подвоха гостей внутрь сада, а там и окружили, дружно взяв на прицел мушкетов.
«Не буду связываться, даже мараться противно, – решил расстроенный дракон, собираясь покинуть крышу, а вместе с ней и Марсолу. – Ну почему, почему я такой уперто жестокосердный, почему дураков терпеть не могу? Ведь говорят, без них было бы скучно…»
На самом деле маркиз Вуянэ был далеко не глуп, но тем не менее показал единственному зрителю на крыше отменное зрелище. Сначала он возмущался, размахивая руками, должно быть, приказывая охотникам опустить мушкеты. Ветер дул в противоположную сторону, и слов пламенной речи, к сожалению, не было слышно, но, видимо, вельможе удалось разозлить одного из мужиков, и тот выстрелил, выстрелил в грудь Вуянэ в упор, буквально откинув его на землю. Обычно после такого переломного пункта в трагедии, написанной в стиле «А ля предательство кругом!», события развиваются довольно просто. Звучат еще два выстрела, на землю падают еще два бездыханных тела, и главный герой в этой сцене, то есть тот самый, кто первым нажал на курок, как будто оправдываясь перед всевидящим оком небес, с неподдельной скорбью в дрожащем голосе выкрикивает: «Он сам напросился!»
Повидавший на своем веку не одну бездарную постановку подобного рода дракон протяжно зевнул и хотел удалиться. Он знал, что маркиз не умер, поскольку был морроном, и месяца через два-три беспамятства придет в себя, целенький и здоровенький, правда, немного рассерженный тем, что ему придется выбираться из ямы, в которую его закопают, или из болота, куда убийцы сбросят его не подающее признаков жизни тело. Однако, к великому удивлению засыпающего от скуки зрителя, постановщик жизненного трагифарса и одновременно исполнитель роли главной жертвы задумал совсем иной поворот сюжета.
Упавший на землю маркиз вдруг одним прыжком оказался вновь на ногах и, вырвав из рук обомлевшего убийцы мушкет, с силой ткнул ему прикладом в скулу. Патриуна больше всего восхитила символичность момента – дырка на простреленной груди маркиза еще дымилась. Чудесное, хотя и не неожиданное воскрешение командира послужило сигналом к действию для его слуг. Завязался бой, точнее, началась свалка, поскольку рослые охранники так и не достали мечи, а, в основном, пользовались кулаками и одноразовыми прикладами вырванных из рук врагов ружей; одноразовыми, потому что после первого же удара не предназначенные для рукопашного боя деревяшки с треском ломались.
«Рад признаться, что ошибался! Маркиз – что надо, вдоволь повеселил, хитрюга! – обрадовался дракон не только понявший, но и увидавший собственными глазами, чем отличается просто моррон от моррона, слышащего «зов» коллективного разума.
Хоть альтрусские охотники и были удивлены неожиданным поворотом событий, но нельзя сказать, что в их рядах воцарились хаос и паника. И сам Вуянэ, предпочитавший драться мечом и кулаком, и его рослые подручные, тоже явно морроны, за неполную минуту боя получили по нескольку колотых, рубленых, резаных и стреляных ран. Их одежды покрылись кровью. Бой шел полным ходом, на землю падали трупы, но враг так и не думал сдаваться, а очень организованно отступил внутрь дома.
Сначала Патриун подумал, что обескураженные альтруссцы допустили непростительную ошибку, ведь в узких коридорах, на крутых лестницах и в заставленных мебелью комнатах гораздо сложнее реализовать численное преимущество, единственное, что давало им шанс выжить. Но, слегка поразмыслив и учтя, что командовали охотниками симбиоты, наверняка прекрасно осведомленные обо всех плюсах и минусах морронов, дракон понял, в чем крылся подлый подвох. С виду обычный дом не знавшей стеснения в средствах особы был изнутри превращен в огромную западню со множеством секретов и ловушек. Победить врага можно разными способами: не обязательно убивать, можно и обездвижить, лишить возможности действовать на нужный для тебя срок.
Немного подумав, Патриун решил, что настала пора вмешаться. Во-первых, потому, что с крыши не было видно, как протекало сражение внутри дома, а во-вторых, он почему-то сомневался, что Вуянэ сможет добиться аудиенции у госпожи «полковника» без его личного и довольно активного участия. Жребий был брошен, скинув с плеч меховые одежды и взглянув в голубую высь небес, где не было даже облачка, дракон достал из ножен абордажную саблю и спрыгнул вниз, естественно, не разбившись, а мягко, совсем, как огромная кошка, приземлившись на слегка согнутые в коленях ноги.
Первая кровь обагрила абордажную саблю еще во дворе, правда, не лезвие, а эфес. Выбежавший из дома охотник торопился запереть ворота, и, как нетрудно догадаться, прямо перед носом у перешедшего на бег дракона. Расправившись с нерасторопным малым коротким тычковым ударом круглой гарды в лицо, Патриун прикрыл за собой ворота и, оглядевшись по сторонам, что при данных обстоятельствах было излишним, поспешил внутрь особняка, откуда доносились шум драки и ни на миг не прекращающиеся выстрелы.
Стоило лишь дракону открыть дверь, как на него тут же обрушились устремившиеся наружу клубы порохового дыма. В сплошной, щиплющей глаза и нос завесе не было видно ни зги. Привлекали взор лишь частые вспышки выстрелов да расплывчатые очертания тел и предметов, пробегающих или пролетающих рядом с ним на удалении чуть большем, чем расстояние вытянутой руки. Чтобы окончательно не потерять обоняние, Патриун притупил восприимчивость рецепторов носа и прищурил глаза, окрасив зрачки в темно-фиолетовый цвет. Дымовая завеса мгновенно исчезла перед взором. Жаль, что такой способностью не обладали морроны, попавшие из-за нулевой видимости в весьма незавидное положение.
Преследуя отступавших альтруссцев, трое морронов ворвались в дом, где их встретил шквальный огонь засевших возле лестницы на второй этаж двух десятков стрелков. Неизвестно, специально ли враг устроил эту ловушку или так вышло спонтанно, но Патриуну не хотелось сейчас оказаться на месте маркиза и его охранников, чью разлетающуюся на куски плоть терзал безжалостный свинец. Плохая видимость не давала возможности морронам сориентироваться и найти укрытие, к тому же удары врезавшихся в тела пуль отбрасывали несчастных назад и не позволяли им прийти в себя от острой боли, пронзающей насквозь жалами десятков свинцовых ос. Один из спутников маркиза вот-вот должен был потерять руку, мотавшуюся лишь на тонкой ниточке сухожилия; второй катался по полу, тщетно пытаясь подняться. Шквал свинца прижал самого маркиза к стене и дырявил его костюм, вырывая с каждым новым попаданием истошный крик из надрывающейся гортани.
К изначально устроившим потеху стрелкам возле лестницы присоединились и их отдышавшиеся после драки во дворе товарищи, что не только усилило плотность огня, но и заметно ускорило перезарядку мушкетов. Можно было только гадать, сколько могло продлиться это издевательство, имеющее, однако, весьма практический смысл. Морроны не умирали, но слабели, поскольку их тела не успевали залечивать раны, к тому же свинцовый дождь был явно не единственным средством борьбы с бессмертными противниками, имеющимся у сторонников «полковника» в ассортименте.
Не став выяснять, что же предпримут альтруссцы потом, когда у них закончится свинец и порох, бывший миссионер вспомнил старые добрые времена и пошел напролом, испытывая неповторимое наслаждение от того, что сами плохо видящие в дыму враги не смогли бы причинить ему вреда, даже если бы он был обычным человеком. Дракона несказанно радовали растерянные, напуганные физиономии охотников, когда они видели блеск абордажной сабли, внезапно вылетающей из порохового «тумана», или черную кожу перчатки, материализующуюся прямо перед их носом, естественно, вместе с разящим не хуже небесного грома кулаком.
Патриун уже прошел через холл, почти добрался до лестницы, оставляя за собой лишь бесчувственные тела, а иногда и трупы, как подлая интуиция подсказала охотникам, что в их ряды прокрался сильный противник и лучше всего отступить. Бросив на произвол судьбы товарищей, не успевших добраться до крепких дубовых дверей, альтруссцы заперлись на втором этаже, а также отрезали холл от коридора, ведущего к основным помещениям дома на первом.
Выкинув в окно не очень расторопных бедолаг, дракон не только удовлетворил свое давно дремавшее и поэтому теперь ненасытное желание разрушения, но и весьма поспособствовал проветриванию пропахшего кровью, потом и порохом помещения. Дым потянулся в окно. Наверное, снаружи это зрелище выглядело, как настоящий пожар, охвативший нижний этаж дома. Патриуну даже стало немного жалко, что на такую красоту некому полюбоваться.
Как только в холле не осталось ни одного целого стекла, дракон вернулся к обычному режиму зрения. Троица морронов хоть довольно быстро приходила в себя, но все еще представляла жалкое зрелище. Кость почти оторванной свинцом руки одного из охранников почему-то срослась неправильно, и теперь верзила походил на забавную корягу, чьи ущербные, кособокие корешки отдаленно напоминали конечности человека. Другой подручный маркиза делал уже пятую подряд попытку подняться на ноги, но ему постоянно что-то мешало: то ли вываливающиеся из разорванного живота внутренности, то ли не успевшая восстановиться коленная чашечка правой ноги. Только маркиз более-менее походил на обычного человека, правда, почему-то плотно прижавшего правую щеку к плечу и страдавшего от врожденного дефекта левой ступни, чья передняя часть при ходьбе не отрывалась от пола.
– А вы как здесь очутились, сударь? – произнес хромавший в сторону дракона уродец, очень похожий на маркиза Вуянэ.
– Не мог же я не посетить бал, на который сам же вас пригласил. Это было бы неучтиво, – рассмеялся довольный небольшой разминкой дракон. – К тому же почему, позвольте узнать, вы задаете такой пошлый вопрос? Неужто вы не рады меня видеть?
– Рады, рады, – прошамкало беззубым ртом странное создание, уже умудрившееся исправить походку и меньше кособочить шею. – Да, только кто ж вы?
– А вам никогда не приходило в голову, маркиз, что «полковник» опасался не столько старенького, слабенького священника Патриуна, сколько его молодой и полной сил родни? Ведь я тоже из его рода, и детство мое также прошло в Миерне, в славном городе, в окрестностях которого творятся поражающие воображение чудеса…
Дракон врал, врал нагло, сплетая тонкую нить интригующей истории на ходу. Говорить правду не было смысла по нескольким причинам. Во-первых, весьма сжатый, выхолощенный рассказ «о себе любимом» занял бы у дракона куда больше времени. Во-вторых, место для выяснения кто есть кто было выбрано чересчур неудачно. В-третьих, маркиз вряд ли поверил бы в правдивую историю его жизни, поскольку она очень напоминала неумелую, наспех придуманную ложь обслушавшегося в детстве сказок и гордо пронесшего свой инфантилизм до зрелых лет крестьянина. И, в-четвертых, самая главная причина с точки зрения пребывавшего в человеческом теле дракона: а кто такие эти букашки-морроны вообще, чтобы идти на поводу у их прихотей и что-либо рассказывать им о себе?
– Значит, ваши таинственные способности, заключающиеся, извините за прямоту, непонятно в чем, являются родовым наследием. Кто ж вы, если не секрет: вампир, оборотень, вукопырь? У кого, интересно, из людей с «особыми способностями» такая тяга к праведному образу жизни и к ношению сутаны индорианского священника?
– Главное не «кто?», а «за кого?». В данном случае за вас, маркиз, так что давайте обойдемся без лишних расспросов. Враг здесь, за дверьми, никуда не делся, поэтому повременим, милостивый государь, с препарированием старушки-правды!..
– Нет, поймите меня правильно, я весьма признателен и за ваше содействие в обличении злодеев, и за вашу помощь, но не могу же я идти в бой рядом неизвестно с кем…
Вуянэ умел быть настойчивым, хоть порою это было и не к месту. Двое полностью восстановившихся слуг теперь стояли за спиной у широко улыбавшегося вельможи и недвусмысленно держали ладони на рукоятях мечей. Если не подействуют уговоры, морроны не побрезговали бы силой принудить спасителя рассказать им правду.
– Не мудрствуй, Живчик, – произнес дракон с тяжким вздохом. – Удача зануд не любит, а от въедливых педантов вроде тебя у нее икота!
Судя по речи спасителя, он, как минимум, был лично знаком с ветреной госпожой, не зависящей ни от небес, ни от преисподней и играющей с судьбами людей и морронов так же легко, как любопытный ребенок отрывает крылышки да лапки беззащитным букашкам.
– Никто тебя не заставляет полагаться на меня в бою. Смотри, сам не оплошай! – Заметив раздумье и нерешительность на челе собеседника, Патриун продолжал настаивать на своем: – Я второй этаж на себя возьму, а ты с подручными первый проверь! Не кажется мне, чтобы маркиза из дома сбежала, здесь у нее лежбище, а может, и что-то еще… – не стал вдаваться в подробности дракон.
– Может, Жакор с тобой пойдет? – маркиз кивнул головой в сторону охранника, которому все-таки удалось запихнуть обратно в брюхо внутренности и «починить» коленную чашечку. – Как-то неудобно иначе получается: врагов и там, и там почти одинаково нас трое, а ты один…
– Не боись, вам куда сложнее будет, – усмехнулся дракон, поднимаясь по лестнице к двери.
– А это еще почему? – искренне удивился старший моррон.
– Потолочные перекрытия этого дома хоть и не плохи, но вряд ли выдержат вес орудий, а я собственными глазами видел, как альтруссцы закатывали в дом несколько двадцатичетырехдюймовых малышек, – пояснил дракон, не обернувшись и даже не замедлив шага. – Не получилось прикончить вас из мушкетов, лиходеи увеличат калибр… не сомневайся!
У дракона было довольно неоднозначное отношение к Удаче, а ее уродливую и еще более капризную подружку Иронию он открыто ненавидел. Второй этаж оказался совершенно пуст, в то время как с первого доносился грохот, весьма напоминавший орудийную канонаду. Альтруссцам удалось разделить силы нападавших, завершив отступной маневр эффектным спуском по веревочным лестницам. Конечно, вполне вероятно, что запертые наверху охотники просто испугались и сбежали, но Патриун точно знал: их хозяева – симбиоты – не покидали дом. Дракон чувствовал близость позабывших о своем истинном назначении детищ, не ставших от этого менее умными и менее изобретательными на всякие пакости. Присутствие поблизости членов братства Лотара все еще витало в воздухе среди покинутых стен. Каждая несущественная деталь, каждая мелочь богатого интерьера напоминала дракону о былых днях, о посещении неприступного для нежити замка и о падении, не без его помощи, былого величия, окрашенного в черный и зеленый цвета.
Очередной залп орудий, настолько мощный, что чуть не разрушил стены дома и перебил всю посуду в комнате, где находился Патриун, прервал хоть и приятные, но крайне несвоевременные воспоминания. Дракон отложил ностальгическую тягомотину по прекрасным былым дням на «потом» и принялся действовать.
Как оказалось, не весь дом, а только первый этаж был превращен симбиотами в изысканную западню, устроенную, как показалось дракону, специально на морронов. Патриун даже испытал нечто, отдаленно напоминавшее угрызения совести, поскольку именно он настойчиво рекомендовал Вуянэ посетить особняк в «Цветущем саду», хотя, с другой стороны, визит вельможи так или иначе был неизбежен. Пребывание в опустевшей столице довольно крупного отряда не могло остаться незамеченным, рано или поздно маркиз нанес бы визит Онветте, чтобы выяснить, с какой стати ее люди отсиживаются в тылу, а не жертвуют жизнями на передовой.
Альтрусские охотники знали свое дело и умели обездвиживать добычу, которую не хотели умерщ-влять или, как в случае с троицей посетителей, не могли. В полу коридора, буквально в пяти шагах от подпертой бревном дубовой двери, виднелась огромная яма. Прислушавшись к шуму боя, который шел теперь довольно далеко, в царстве половников и кастрюль, то есть в находившейся в другом крыле здания кухне, дракон осторожно подошел к краю и заглянул внутрь зиявшего отверстия.
Стоило лишь одному из морронов ступить на подпиленную половицу, как пол провалился, а несчастный полетел в узкий каменный мешок примерно пяти-шестиметровой глубины. Сверху, над головой жертвы, закрылась решетка, а какой-то сложный механизм, наверняка реагирующий на изменение веса или сильный толчок, зажег огниво, воспламенившее запал. Небольшая бочка с порохом, помещенная там же, на дне ловушки, разорвала жертву на множество мелких частей. Судя по тому, как медленно шел процесс воскрешения, на помощь этого моррона до конца уже затихавшего боя можно было не рассчитывать.
Дальше ничего интересного: выбитые двери, перевернутая мебель, разнообразная домашняя утварь и трупы на полу, навеки замершие в неестественных позах. Правда, несколько раз навстречу дракону попадались и живые охотники, но с ними не пришлось долго возиться – слишком слабый противник, чтобы задержать продвижение красавца-мужчины, в руках у которого внушавшая уважение абордажная сабля. Двое альтруссцев сбежали, только завидев блеск ее лезвия, еще трое вступили в бой, но сразу погибли, даже не нанеся ни единого удара.
Но вот настал тот миг, когда дракон почуял беду, замер на месте и внимательно осмотрелся по сторонам. Дверь кухни, где уже стихли шумы, виднелась в конце коридора, но Патриун не спешил сделать следующий шаг, поскольку сквозь приоткрытую дверь прямо ему в лицо смотрела пустота жерла орудия. Дракон не знал, было ли внутри ствола ядро, и не видел, держал ли кто-то возле запальника горящий фитиль, однако решил рискнуть и сделал шаг вперед.
В уши мгновенно ворвался грохот, глаза ослепила яркая вспышка, а в ноздрях опять появился неприятный запах пороха. К счастью, реакция у дракона была отменной, и он успел присесть всего за миг перед тем, как, снеся часть незапертой двери, у него над головой пронеслось ядро. Нацеленный на уровень груди взрослого и довольно рослого человека снаряд с треском пробил стену, оказавшуюся всего лишь картонной бутафорией, пролетел шага на два дальше и врезался в настоящую стену, каменную. Дракон не успел заглянуть и посмотреть, что же было внутри ловушки, поскольку с потолка почти в то же мгновение упал тяжелый монолит толстого стального листа. Ловушка, которой удалось избежать морронам, захлопнулась. Патриун облегченно вздохнул – смех смехом, но окажись он в западне, то был бы беспомощен, как ребенок. А изобретательные симбиоты всяко нашли бы способ удержать в ней как можно дольше опасного для них врага.
На этом чудеса не закончились, а, наоборот, только начинались. На перевернутой вверх дном кухне не было ни души, если не принимать в расчет несколько лежащих на полу трупов и маркиза Вуянэ, развалившегося прямо на разделочном столе посреди потрохов, костей и прочих малопригодных в пищу частей аппетитно булькавшего в котле над очагом барашка. Вельможа в окровавленной куртке не был ранен, а если в его теле и имелась пара несовместимых с жизнью дырок, то они уже давно благополучно затянулись. Однако по осунувшемуся лицу и заметно учащенному дыханию только бы полный дурак не понял, что дворянин смертельно устал и отдал бы многое, чтобы часок-другой спокойно вздремнуть.
– Подъем! – выкрикнул нараспев жестокосердный Патриун и прошелся кончиком абордажной сабли по висевшим на стене половникам и сковородкам.
– Да чтоб тя перетряхнуло и выпотрошило! – проворчал вельможа, нехотя принимая вертикальное положение и потирая глаза. – Устал я! Думаешь, легко быть…
– … бессмертным морроном, – продолжил за осекшегося маркиза дракон, а затем заявил назидательно: – Знаю, трудно! Каждый вас, бедолаг, обидеть норовит: кто ножичком в животик тычет, чтоб поглазеть, как ранка сама по себе срастается, а кто поизобретательней, так тот иные, поизощренней фокусы выдумывает. Не любят вас люди, ох не любят!..
Эффект мгновенного пробуждения был достигнут. Маркиз Вуянэ больше не был сонным и вялым, в его глазах царствовал холод, а побледневшее лицо из просто некрасивого превратилось в страшное.
– Откуда про морронов знаешь? – задал вопрос вельможа, хоть по-прежнему сидевший на столе, но уже готовый в любой миг вскочить и напасть на проговорившегося Патриуна.
– Я много чего знаю и гораздо больше в жизни видел, чем ты представить можешь. Я уже сталкивался с твоими собратьями и бился с ними плечом к плечу. Не веришь, спроси у Мартина Гентара! Спроси, что значит для козлобородого ворчуна имя «Мортас».
– Мортас, Мортас… Кажется, что-то знакомое, – напрягший извилины маркиз заворошил жиденькие волосенки. – Так когда ты, говоришь, встречался с Гентаром и где?
– В Альмире лет сто назад, точной даты не помню, извини…
Патриун думал, что это признание вызовет у Вуянэ недоверие, удивление, наконец, откровенный смех, но не предполагал, что маркиз вздохнет с облегчением и рассмеется.
– Ну коли так, то слава Небесам – мне не придется тебя прирезать! – довольно самоуверенно заявил вельможа, который, видимо, подзабыл, как и при каких обстоятельствах добровольный помощник спас ему жизнь.
– Почему? – удивленно вскинул брови дракон, не увидевший логики в сказанном.
– Видишь ли, я ко всем отношусь не так, как того требует происхождение или ситуация, а по делам, по реальным поступкам, – начал объяснять издалека Вуянэ. – В действительности мне плевать, что ты за тварь! Плохого ничего не делал, только помогал, за что, кстати, мое искреннее и глубокое спасибо. Однако если бы ты был врагом, то наверняка знал бы, что Мартин Гентар для меня вот уже лет десять, как не самый лучший рекомендатель. Убежден, что «полковник», то есть, как ты оказался совершенно прав, маркиза Онветта – его человек и выполняет указания решившего вставить мне палки в колеса мага.
«Интересное предположение», – подивился про себя Патриун, прекрасно понимая его абсурдность, но, решив не перечить пребывавшему в заблуждении Вуянэ.
– И что за мышь, если не секрет, между вами пробежала?
– Да так, пустяк, – отмахнулся маркиз, не желающий более распространяться на эту тему, – тебе все равно не понять, это внутренние дела «Легиона».
«Похоже, не врет! Не из-за бабы ссора была и не из-за власти! Тут дела посерьезней… Возможно, бывшие друзья, а нынешние соперники по-разному истолковали «зов» коллективного разума или что-нибудь еще, хотя вряд ли для них может быть что-то существенней, в этом состоит смысл их жизни».
– Пустяк, так пустяк, – не стал возражать дракон. – Лучше скажи, товарищи-то где твои?
– А я почем знаю? До кухни вместе пробивались, но ты представляешь, что здесь творилось! Раз нет их, значит, по ловушкам застряли… – довольно спокойно заявил маркиз, что, надо сказать, искренне удивило Патриуна.
– Выручать их не собираешься?
– А зачем? – ответил вопросом на вопрос моррон. – Мы же не люди. Если сами не выбрались, значит, не в том состоянии, чтоб на что-то сгодиться. Пускай там пока полежат, отдохнут!
Странный подход, странное заявление, но в нем, однако, присутствовала логика. На любой войне раненые становятся или обузой, тормозящей передвижение, или уязвимым местом, в которое не знающий чести неприятель всегда стремится ударить. По крайней мере, если уж сам бывший за старшего моррон не захотел выручать товарищей, то с какой стати было беспокоиться об их благополучии ему, стороне, хоть и дружественной, но все же довольно нейтральной ко всему, что относилось к «внутренним делам пресловутого Одиннадцатого Легиона».
– Наверху маркизы нет, если и ты ее не настиг, стало быть, мерзавка сбежала, – Патриун повел разговор о другом, более важном, по его мнению.
– Нет, она точно здесь, – замотал головой Вуянэ. – Собственными глазами видел, что она в кухню вбежала, а как ворвался сюда, ее уже и нет… Окно высоко да слишком уж узко даже для такого утонченного создания, а другого выхода ведь нет… Наверное, колдовство!
– Глупость, обычная глупость, – усмехнулся дракон, подходя к подсобному столу, заставленному огромным количеством кастрюль, и одним движением руки смахнув их на пол.
Стол был обычным столом, вот только на месте крышки виднелся двустворчатый люк, ведущий, скорее всего, в подземелье.
– Поскольку морроны совсем не видят во тьме, а вряд ли госпожа Онветта оставила зажженными факелы, держись-ка, дружище, за мной и за меня, – произнес дракон, протягивая Вуянэ руку в черной кожаной перчатке.
Ошибаться в мелочах гораздо обидней, чем допускать промашки при решении сложных задач; масштаб игры, в которой сделан неверный ход, в корне изменяет твою самооценку. Одно дело проиграть войну, поскольку не смог правильно просчитать действия противника (к тому же всегда можно свалить вину на объективные обстоятельства, сложившиеся против тебя, и человеческий фактор, то есть предательство, от которого, как известно, никто не застрахован), и совершенно иное – стать жертвой крохобора-торговца, привыкшего обсчитывать покупателей. В первом случае чувствуешь себя великой личностью, которая, к сожалению, совершила ошибку, а во втором – обычным дураком, ни на что не пригодным в жизни. Отсюда напрашивается весьма простой вывод, как следует себя вести в человеческом социуме, чтобы тебя уважали. Главное – не принимать правильные решения, главное – не «не ошибаться», а убедить людей, что ты достоин задач большого масштаба. В этом и только в этом кроется секрет успеха. Гордо выпирающему грудь и нахально лезущему напролом дураку люди простят все, списав заведомо неверно принятое решение на обычное невезение.
Патриун не был человеком, ему было безразлично мнение других, и он сам был себе судьей, притом куда более беспристрастным, чем все вершители закона и надзиратели за порядком вместе взятые. В тот день дракону с прискорбием пришлось констатировать, что в его голове что-то нарушилось, он перестал адекватно воспринимать окружающий его мир и зачастую выстраивал ущербные цепочки логических взаимосвязей. Нет, что касалось решения сложных задач, с этим как раз все было в полном порядке, но зато он один за другим допускал просчеты в ничтожных мелочах, и подобный нонсенс его просто бесил.
Казалось бы, когда спасаешься в подземелье от идущего по пятам врага, вполне разумно гасить за собой факелы и замедлять противнику продвижение. Однако убегавшая от них Онветта, видимо, придерживалась иного мнения, чем заметно снизила Патриуну и без того расшатавшуюся за последние дни самооценку.
Довольно удобная и совершенно не опасная лестница с перилами привела парочку преследователей заигравшейся в политику девицы не в обычный подземный лаз, наспех вырытый и не укрепленный даже прогнившими бревнами, где вода капает с потолка и сочится из стен, а под ногами ползают всякого рода отвратные букашки, а в широкий туннель, столь же комфортабельный, как подземелье королевского замка.
Хорошо освещенный факелами проход вел куда-то в глубь земных недр. Стены, потолок и пол туннеля были выложены камнем, а швы кладки промазаны каким-то особым раствором, не пропускавшим внутрь ни сырость, ни мелких обитателей земной тверди. Это было очень странно, и дракон заподозрил неладное. В новых землях камень являлся далеко не основным строительным материалом, поэтому такое обустройство тайного хода для экстренного случая, а проще говоря, обычного побега, было не только весьма трудоемким занятием, но и откровенным расточительством.
– У тебя есть предположение, куда может вести ход? – спросил Вуянэ, отпуская руку спутника, за которую до этого момента послушно держался.
– В нашу могилу, – проворчал мрачный, как грозовая туча, дракон, судорожно пытавшийся найти логическое объяснение увиденному и отвергавший одно за другим все возникающие в голове предположения.
– А что? Очень даже похоже, – кивнул Вуянэ, у которого с костлявой старушкой с косой были свои, особые отношения. – Чисто, культурненько да и светло, как днем. Надо б по возвращении завещаньице чиркнуть, чтоб благодарные потомки в точно таком вот месте меня и похоронили…
– В твоем случае с этой писулькой можно еще лет двести подождать, – произнес дракон и, жестом подав знак маркизу следовать за ним, направился в глубь коридора, откуда доносился мелодичный звук, весьма похожий на пение.
Неприятное ощущение, возникшее у Патриуна еще в самом начале, когда он только открыл чересчур податливые, как будто специально для них смазанные створки люка, ускоренными темпами переросло в нехорошее предчувствие. Дракон колебался, одной его половине очень хотелось снова подняться наверх, но другая настолько сильно желала поставить точку в этой истории, что неуклонно тянула его вниз, к источнику постепенно усилившегося звука. Похоже, трусливая интуиция терзала не только его, дракон услышал за спиной тихий лязг доставаемого из ножен меча. Маркиз не нервничал, но явно чуял беду, или ему что-то на ухо нашептывал коллективный разум, чей мудрый глас дракону никогда не суждено было услышать. Зато он узнал мелодию, разносимую гулким эхом по каменному коридору. Это было церковное песнопение, а точнее, индорианский гимн Свету, исполняемый совершенно неподобающим образом: не в том месте да и изрядно фальшивящим женским голосом.
– Видать, помолиться приспичило. Неужто в угол гадюку загнали? – оптимизм маркиза поражал, Патриуну хотелось быть столь же наивным, но он не мог позволить себе подобной роскоши.
– Будь осторожен, возможно, мы, как глупые грызуны, сами идем в мышеловку, – честно предупредил о своих опасениях дракон.
– Но мышек же все равно тянет к сыру, – тихо рассмеялся моррон, показывая, что он совершенно не против хорошей драки, лишь бы от нее была польза.
Два довольно рослых и упитанных мышонка в обагренных кровью одеждах осторожно приближались к каменной мышеловке, представляющей собой просторный подземный зал. Вокруг не было темно, скорее наоборот – в подземелье было чересчур много света, идущего от факелов как на стене, так и воткнутых в специальные каменные пирамиды. Посреди совершенно пустого зала находился невысокий постамент, на котором, воздев тонкие ручки к потолку, стояла на коленях фальшивящая и дающая петуха на высоких нотах певунья.
«А вроде бы девица ничего: высокая, стройная, да и волосенки приличные, – бегло оценил внешние данные Онветты Патриун, весьма сожалея, что певунья стоит спиной к ним и что нельзя увидеть ее лица. – Хотя, если подумать, портные такими пакостниками бывают – шьют платья, дефекты стана маскирующие, а мех для таких обманщиков мужского братства самый желанный, самый податливый материал».
На госпоже «полковнике» было действительно чересчур много меха, который, однако, не мешал узреть, что дамочка стройна и фигуриста. Впрочем, иного трудно было бы ожидать. Маркиз Вуянэ, во взоре которого сейчас присутствовали признаки всех чувств, присущих обманутым влюбленным: печаль, горечь, грусть, ненависть и сожаление – вряд ли бы сделал своей избранницей кособокую дурнушку. Чем дольше мужчина живет, тем придирчивей становится к формам женского тела!
Блестящие, из-за падающего на них света факелов, казалось, горевшие волосы ниспадали двумя водопадами на закрытые мехом плечи. Патриун удивился, как опрометчиво маркиз убрал в ножны меч и направился к постаменту в центр зала. Коварная и уже доказавшая свою изобретательность госпожа «полковник» явно удалилась сюда не для того, чтобы поупражнять свой далекий от совершенства голос. К тому же странный выбор репертуара почему-то навевал дракону мысль, что девица открыто издевается над ними, точнее, над ним одним, как будто зная, что его связывало с Индорианской Церковью. Патриун почуял ловушку, поэтому замер у входа в зал, казавшийся с первого взгляда совершенно пустым. Симбиоты славились умением становиться на время невидимыми, но вот только дракона им было не обмануть. За доли секунды Патриун просмотрел зал во всех доступных ему спектрах зрения, которых насчитывалось чуть более двадцати, и, так и не заметив присутствия иных существ, кроме них троих, прошел из коридора в зал. Ощущение все равно оставалось прескверным, как будто множество невидимых глаз не просто смотрели на него, а ощупывали каждый кусочек его тела, разбирали по косточкам…
– Как ты могла, Онветта, как могла? – печально произнес маркиз голосом обманутого возлюбленного.
Хоть сердце моррона было явно уязвлено вероломным предательством близкого человека (теперь даже последнему простофиле было ясно, что между главами кланов имелась любовная связь), но его холодный, расчетливый мозг не позволил эмоциям выйти из-под контроля рассудка. Вуянэ не только держал ладонь правой руки на рукояти меча, но и не подошел к обманщице вплотную, остался стоять на дистанции в три-четыре шага.
– Как я могла, что? Связаться с таким идиотом-романтиком, как ты? – усмехнулась Онветта и, не меняя позы, презрительно посмотрела на Вуянэ. – Видишь ли, у тебя есть одно очень полезное качество. Когда ты спишь, то часто болтаешь во сне, а еще, глупый моррон, ты весьма охотно отвечаешь на все поставленные вопросы. Грех было не воспользоваться таким прекрасным источником информации, так что пришлось побороть природную брезгливость и залезть к тебе в койку.
Растоптанному и раздавленному всего одной фразой маркизу никто бы не позавидовал. После такого откровения не только нечего сказать, но и перестаешь уважать себя как мужчину. Надо признаться, Вуянэ достойно выдержал жестокий удар и не вступил с обманщицей в бессмысленную словесную перепалку, в которой брюки никогда не выиграют у юбки, поскольку язык у женщин подвешен гораздо удачней, чем аналогичный мужской инструмент изъяснений.
Преспокойно высказав моррону все, что она думала о его внешности, манерах, мужских талантах и мыслительных способностях, Онветта наконец-то встала с колен и одарила красавца, спутника маркиза, приветливым взглядом.
«Ошиблась, девица! Я тебе не новая жертва, я тебе не по зубам», – подумал в первую секунду дракон, но затем понял, что в этом взгляде крылась не только попытка обольщения. Жгучая рыжеволосая красавица смотрела на него глазами давней знакомой, уже много лет назад расставшейся с мечтою повстречать еще раз прежнюю любовь. Патриун почувствовал себя неловко, он судорожно пытался припомнить, не пересекались ли раньше их пути, но так и не находил ответа.
– Вижу, не можешь припомнить, а жаль… – когда девица говорила, ее голос звучал приятней, чем во время пения. – Ну припомни, припомни, красавчик! Опушка леса, пустынная дорога, карета, прекрасная спутница на козлах и низкий бродяга, усыпивший ее какой-то гадостью…
Намек лег на благодатную почву, капризная память неожиданно быстро воссоздала в голове дракона картинку почти полувековой давности. Патриун вдруг вспомнил, где и когда он уже видел эти прекрасные черты, правда, тогда их обладательница выглядела совсем по-иному, носила длинные белокурые волосы и звучное имя Ола.
– Вижу, мой старый недруг, ты меня узнал, – на лице красавицы появилась улыбка, а руки как будто сами стали срывать с нее одежду. – А коль меня припомнил, вспомнишь и это…
Глаза моррона, который, в принципе, должен был стать главным героем в этой полной жизненного трагизма сцене, расширились. Под меховой курткой мерзавки, сыгравшей на струнах его души увертюру, показалась не белоснежная грудь, а блестящая сталь черных, как воронье крыло, доспехов.
– Братство Лотара, так я и знал, симбиоты, – прошептали губы дракона, почувствовавшего несказанное облегчение оттого, что его умозаключения оказались верными.
– Кто-кто? – искренне удивился Вуянэ, до этого момента пребывавший в неведении, кто же на самом деле противник, с которым ему суждено было судьбой столкнуться.
– Некогда, потом расскажу, – оборвал дальнейшие расспросы дракон.
– А для тебя, бывший дружок, у меня припасено еще одно откровение, – с нескрываемым презрением произнесла ставшая в сверкающих доспехах еще более прекрасной и желанной красавица. – Догадываюсь, кто тебя уму, разуму научил и глазки слепенькие на мир открыл, да только чуть-чуть ошибся он. – Ола-Онветта выдержала подольше паузу, чтобы насладиться моментом триумфа, а потом вдруг заявила: – Я не «полковник» и даже среди них его нет…
Не сговариваясь, оба мужчины одновременно допустили одну и ту же ошибку – посмотрели в сторону, куда кивнула хитрющая девица. В результате моррон получил сильный удар стальным кулаком по затылку и, падая на пол сам, сбил с ног еще и дракона. Патриун быстро поднялся, он почти мгновенно вскочил, а заодно и не дал товарищу расшибить лоб о каменные плиты пола. Однако за несколько долей секунды вынужденного замешательства диспозиция изменилась и, кроме того, стал постепенно меняться и сам зал. Видимо, перед тем как отпрыгнуть назад и выхватить из ножен меч, Онветта привела в действие потайной механизм. В результате каменные стены зала стали медленно перемещаться, они уже закрыли выход в спасительный коридор и открыли в стенах два других прохода, откуда теперь величественно выходили высокие и статные рыцари в черных доспехах.
Стало ясно, что враг специально заманил их в эту западню, и шутка про могилу прозвучала из уст дракона не напрасно. Еще задолго до начала партии прозорливый противник просчитал все до единого возможные ходы игравшего в священника дракона, а затем создал обстоятельства, приведшие в каменный мешок и его, и доверчивого маркиза. Последний камушек мозаики встал на искомое место, в голове у Патриуна возникла картинка, столь ясная, что стало даже смешно. Он понял, где и когда просчитался, а также уже точно знал, кто именно скрывался под звучной и высокопарной кличкой «полковник». Во всем мире существовал лишь один персонаж, знавший его настолько хорошо, что смог без ошибок, на твердую пятерку с огромным жирным плюсом просчитать ход его мыслей. Когда-то дракон его пощадил, теперь же ему придется исправить собственную ошибку, допущенную в приступе губительной сентиментальности.
Приговор был вынесен, но прежде, чем привести его в исполнение, палачу и его подмастерью предстояло выдержать бой против двух десятков желавших пролить их кровь рыцарей – симбиотов из братства Лотара. Довольно неудачный расклад даже для дракона, взявшего в подручные почти бессмертного моррона.