Сердце Пламени Казаков Дмитрий

— Обрадовал, нечего сказать, — пробурчала Саттия. — Пойду, проверю лук на всякий случай…

Ближе к вечеру островов стало еще больше. Корабль запетлял в узких протоках, где требовалось все мастерство рулевого, чтобы не налететь на мель или затонувшее бревно. Появился и исчез из виду высящийся на скале замок — сплошь зубцы и башни с острыми верхушками.

Находившийся на палубе Олен собрался спуститься вниз, в каюту, когда закричал впередсмотрящий. Что-то свистнуло и в борт вонзилась стрела. Вторая едва не проткнула горло Харену.

— Тревога! — рявкнул тот. — К оружию! Пираты!

Олен вытащил клинок из ножен и, пригнувшись, подбежал к борту. Выглянул из-за него и обнаружил, что к «Дракону» от близкого берега идет дюжина длинных челнов, забитых вооруженными людьми. Еще одна стрела пролетела над головой, брошенная снизу веревочная лестница вонзилась стальными крючьями в фальшборт. Подскочивший матрос попытался перерубить ее, но меч бессильно звякнул по цепи, идущей от крюков к веревке.

— Стреляйте по ним! — донесся сверху, с надстройки, голос капитана, и вниз полетели стрелы.

Лучниками матросы оказались хреновыми. Несколько выстрелов нашли свою цель, и раненые с воплями попадали в воду. Но пираты не обратили на потери внимания, они деловито закинули еще несколько лестниц и полезли штурмовать корабль. Привязанные к лестницам лодки потащились за ним, как утята за матерью. В этот момент на палубу выбралась Саттия, а за ней — Гундихар с «годморгоном».

— Эй, Олен! — заорал он. — Иди сюда, прикроем девчонку!

— Иду, — Рендалл огляделся и понял, что пираты атакуют и с противоположного борта, и что не пустить их на «Дракон» не получится. Развернулся и побежал туда, где девушка натягивала лук.

Рядом с капитаном, нарядившимся в настоящий таристерский доспех, появился гоблин. Вскинул руки, молния ударила с треском, превратила голову перепрыгнувшего борт пирата в обугленную головешку. Но на смену погибшему явился второй, звякнули клинки.

— Аааа! — Харен вскинул пернач и ринулся к носу, туда, где речные разбойники теснили сбившихся в кучку матросов.

— Ну куда!? — Саттия спустила тетиву. — Чего он лезет под выстрел? Так, а теперь этого…

Стрела вонзилась в распахнутый рот одного из пиратов, он захрипел. Второму досталось в глаз, он с воем закружился на месте. В этот момент атакующие хлынули со всех сторон, их встретили оружием, и на палубе «Дракона» закипела беспорядочная схватка. Девушка выстрелила еще раз, промахнулась и выругалась так, что даже гном хмыкнул с уважением.

Замершую у надстройки лучницу заметили, несколько пиратов, размахивая мечами и топорами, бросились к ней. Самый шустрый упал со стрелой в брюхе, второму Гундихар могучим ударом размозжил голову. Третий оказался более везучим и даже отбил первый выпад Олена.

Широкий клинок с заточкой по вогнутому краю легко порхал в руках противника, выдавая умельца. Но он ничем не помог хозяину, когда лезвие из кости йотуна прорезало кольчугу на его груди. В глазах разбойника появилось удивление, изо рта выплеснулась кровь. Взамен погибшего на Олена насели сразу двое. И он закрутился, отражая выпады, атакуя в ответ.

Над ухом рычал гномий боевой клич орудовавший цепом Гундихар. Саттия стреляла через головы, целясь туда, где битва кипела яростнее всего. Сверху раздавался голос отдававшего приказы Шлурса, от носа долетал бешеный рев боцмана. Несколько раз била молния, поднимался дымок и в стороны летели ошметки дымящейся плоти. Но в основном маг держал воздушный щит, прикрывая от стрел и метательных ножей стоявшего у штурвала капитана. Корабль кренился то вправо, то влево, давая понять, что им по-прежнему управляют.

Пиратам удалось занять пространство между мачтами, но к державшим паруса веревкам их не подпустили. Матросы стояли насмерть, понимая, что в том случае, если «Дракон» потеряет ход, они обречены.

Очередной противник, шагнув вперед, насадил себя на клинок Олена. Он спихнул пирата с меча, занес оружие для нового удара, и тут из люка с ревом выбрался Калист ари Бон в тяжелых доспехах и глухом шлеме. Взмахнул коротким мечом, выставил кинжал и ринулся на пиратов.

— Ого! — восхищенно проговорила Саттия, расстрелявшая стрелы и взявшаяся за клинок.

Дородный таристер мог не бояться оружия противника, клинки скользили по латам, не причиняя вреда. Сам он рубил и колол, не останавливаясь, меч и кинжал сверкали, из-под шлема доносилось тяжелое пыхтение.

— Бей курвиных детей! Круши! — завопил во всю глотку Гундихар, уловив смятение меж пиратов.

Металлическая часть его «годморгона» со звоном обрушилась на плоский шлем одного из речных разбойников. Его сосед получил укол в руку от Саттии и выронил оружие себе под ноги. На лице, украшенном клочковатой бородой, отразилась паника, и раненый устремился в бегство, чуть ли не расталкивая соратников. За ним ринулись остальные, начали прыгать за борт. Донесся гулкий всплеск, за ним еще один, третий, четвертый…

— Кажется все, — Олен опустил ледяной клинок, на котором не осталось и следа крови.

— Нет, не все! — кровожадно заявил гном, извлекая из ножен устрашающе иззубренный широкий тесак. — Надо дорезать раненых! Ну и обыскать трупы! Вдруг у кого что ценное найдется?

— Ну уж это без меня, — сказала Саттия. — Хотя стрелы собрать нужно…

И она вслед за Гундихаром двинулась в сторону носа, останавливаясь у каждого лежавшего на палубе тела.

— Этот наш… это труп, а вот этот шевелится. Ха-ха! — сортировал павших гном.

— Э… уже закончили? — из люка выглянул Бенеш, а вслед за ним выбрался сонно моргающий кот. Увидев следы схватки, он протяжно мяукнул и разочарованно посмотрел на Олена, как бы говоря — и чего меня не позвали?

— Ага, — Рендалл опустился на корточки, погладил Рыжего по спине. — Управились, хотя в один момент мне показалось, что нас одолеют…

На то, чтобы осмотреть и выкинуть за борт тела, понадобился примерно час. К этому моменту солнце закатилось, так что палубу от крови отмывали при свете факелов, луны и сигнальных фонарей. Олен спустился в каюту и обнаружил там Гундихара, у масляной лампы разглядывавшего длинный и узкий кинжал с ромбовидным в сечении лезвием.

— Вот, у одного из разбойников снял, — проговорил гном хвастливо. — Знаешь, что это такое?

— Конечно. «Жало милосердия», — сам Олен не имел дела с клинком, предназначенным для того, чтобы добить поверженного врага в латах. Но предки-императоры использовали его по назначению не раз.

— О, точно! Можно будет продать. Стоит такая штука немало. Еще я добыл три кошелька, пара цехинов в них наберется. А то твоя девица жаловалась, что денег у нее не осталось.

— Она не мо…

Дверь каюты открылась, в нее заглянула Саттия.

— Совещание мародеров? — поинтересовалась она. — Я бы попросила вас выйти, поскольку собираюсь раздеться и лечь спать…

— Как скажешь, — Олен поднялся. Гундихар засунул кинжал в золоченые ножны и закинул на койку. Они вышли в коридор и ждали там в темноте, пока из каюты не донесся окрик «Можно!».

Олен первым зашел внутрь, за ним шмыгнул Рыжий и устроился у отвернувшейся к стене девушки в ногах.

— Где там Бенеша носит? — спросил гном, подходя к столу. — Тушить свет или подождать?

— Туши, — сонно ответила Саттия. — Он сказал, что собирается смотреть на эти… звезды, чтобы что-то там прозревать…

Забравшись под одеяло, Олен услышал, как звякнул стеклянный колпак лампы. В каюте стало темно. Когда Гундихар улегся и перестал возиться, то стал слышен мерный шорох воды под днищем, поскрипывание досок обшивки и равномерное сопение спящего оцилана.

Вслушиваясь в эти звуки, Олен закрыл глаза и… оказался на ярко освещенной равнине.

Исходящий от низкого неба свет, багровый и очень неприятный, бил в лицо. Висящие в зените сизые тучи не двигались, и походили на перекошенные, свирепые морды неведомых чудовищ.

Черная почва под ногами была твердой и гладкой, словно камень. Из нее торчали бурые столбы с пирамидальными вершинами. На них виднелись колышущиеся отростки, напоминавшие уродливые, сочащиеся белым гноем лепестки. Воздух от зноя казался шершавым, как точильный камень, от него першило во рту. Каждый вдох обжигал горло и легкие.

Громадный дом из камней располагался на том же месте, что и в прошлый раз, только выглядел много солиднее. К небу возносились башенки с бойницами, в окнах полыхало оранжевое пламя. Иногда оно вырывалось через щели в крыше, и тогда над строением расцветали огненные хризантемы…

Жара была такой, что любое движение сопровождалось болью. Олен чувствовал, как поджаривается, словно поросенок на вертеле. Пот выступал и мгновенно высыхал, оставляя корочку соли.

«Ты погибнешь, умрешь тут. Сгинешь. Пропадешь, — зашептал в уши назойливый голос. — Смерть будет долгой и жуткой. Сначала облезет кожа, затем обгорит плоть. А ты будешь все это чувствовать. Но можно спастись. Возьми меч и ударь, сруби столбы. Когда покончишь с ними, пойди вон к тому дому и разнеси его на кусочки. И тогда тебе станет холодно, ты выживешь…».

Но осознание того, что так делать ни в коем случае нельзя, оказалось еще более острым, чем в прошлый раз. Олен закрыл глаза и терпел, погрузившись в воспоминания тех жизней, которыми никогда не жил. Передумывал чужие мысли, видел места, в каких не бывал. Зной усиливался, от него ломило зубы и жгло тело, от пяток до макушки, сердце то и дело сбивалось с ритма.

А затем яркая вспышка проникла под опущенные веки. Олен понял, что лежит в каюте мокрый от пота, и что кто-то довольно настойчиво трясет его за плечо.

— Эй? — голос Саттии был полон тревоги. — Ты так хрипел… Ничего не случилось?

— Все нормально… — он открыл глаза и попытался улыбнуться. Судя по тому, как нахмурилась девушка, улыбка вышла хреновая. — Это только сон…

Через крохотное оконце в стене каюты проникал дневной свет, корабль слегка покачивался.

— Сон? Да ну? — Саттия прищурилась. — Опять видения у тебя начались, что ли?

Олен кивнул.

— Эй, голубки, хватит ворковать, — донесся сверху сердитый голос Гундихара. — Тут, между прочим, роданы спят!

— Выходи на палубу. Там поговорим, — шепнула она и ускользнула за дверь, оставив пряный запах, тот самый, который Олен уловил во время их первой встречи.

Поднялся он с трудом, преодолевая сопротивление окаменевших мускулов. Натянул штаны, надел колет, затянул поверх него пояс. Подумав, взял меч, погладил Рыжего, раскинувшегося на койке Саттии, и вышел в коридор. У лестницы столкнулся с только что спустившимся матросом.

— Утро доброе, мессен, — поприветствовал тот пассажира. — Не спится?

— Спится, да еще как. А ты после ночной вахты?

— Ага. Теперь в койку до полудня, — и, зевнув, матрос утопал по коридору в сторону кубрика.

На палубе царил только что родившийся рассвет. Перистые облака цвета бледного золота пламенели в зените, небо с востока к западу меняло цвет от опалового к темно-лиловому. Лучи едва вылезшего из-за горизонта солнца кололи глаза. Берега терялись в дымке, Дейн выглядел спокойным, как сытый и довольный жизнью младенец.

Стоявший у штурвала рулевой поглядел с удивлением, когда Олен и Саттия отошли к борту.

— Рассказывай, — требовательно сказала девушка, поправляя белые волосы на лбу. — Что случилось?

— Повторилось видение с постоялого двора, — уныло проговорил он, — только на этот раз все оказалось куда более мучительным. Я едва не сгорел там заживо.

— Но вчера Бенеш к тебе даже пальцем не прикасался. Значит, его магия тут не при чем.

— Дело, вероятнее всего, в клинке, — Олен поднял руку с ножнами. — Шесть дней назад видение случилось после похода в Золотой замок, где я отнял много жизней с помощью этого меча. Вчера отправил к вратам Адерга не одного пирата. И — вновь попал на жаркую равнину…

Серо-голубое лезвие тускло сверкнуло, когда лучи восходящего солнца упали на него. От рукояти к кончику прошла волна серебристого свечения, в стороны брызнули и растаяли белые звездочки. Саттия нахмурилась. Синие глаза ее потемнели, а личико стало озабоченным.

— Ты думаешь, это что-то вроде платы за право владеть таким оружием? — спросила девушка. — Но кто ее взимает?

— Скорее всего, нет. Клинок просто использует меня, чтобы набираться сил, и в то же время пытается что-то сделать со мной, к чему-то принудить… — проговорил Олен с горечью. — А чувствовать себя инструментом на редкость противно! И пусть он дает могущество, помогает побеждать, но я готов к тому, чтобы избавиться от этой штуки! Бросить его в Дейн хотя бы!

По клинку прошла еще одна волна свечения, на этот раз золотистого.

— Тише, не ори, — Саттия положила руку Олену на предплечье. — Не хватало еще, чтобы услышал кто-нибудь. Понятно, что совет никого не убивать прозвучит глупо, но для начала сгодится и он.

— А если на нас нападут? Что, я должен безропотно подставить шею?

— Нет. Вспомни первую схватку с эльфами? Ту, у Вечного леса. Тогда ты обезоружил их, но никого не убил. Кроме того, неплохо бы купить тебе обычный меч, из простой стали. На случай, если в самом деле придется сражаться насмерть.

— А деньги? — Олен убрал оружие в ножны. — Или ты внезапно разбогатела?

— Кое-кто другой, — девушка загадочно улыбнулась. — Если отобрать у Гундихара плоды его мародерского труда, то на обычный клинок должно хватить.

— Наверно. Ты знаешь, я давно хотел спросить… — Олен ощутил, как робость сковывает язык, путает мысли. Не позволяет задать вертевшийся в голове с самого Безариона вопрос — что значили слова, произнесенные на залитой ночным дождем улице?

Донесся громогласный зевок, и из люка на палубу выбрался один из плывших на «Драконе» купцов. Помахав молодым людям, он решительно направился к ним.

— И что?

— Ничего… так, ерунда, — остатки смелости, напуганные появлением свидетеля, бежали с позором. Олен отвел взгляд и в очередной раз проклял себя за дикую нерешительность.

Купец подошел, пришлось отвечать на его приветствия и выслушивать длинный рассказ о приключившейся ночью желудочной колике. Пока беседовали, корабль ожил. На палубу выбрался боцман, послышался его рычащий голос. Засуетились матросы с тряпками и швабрами. От кухни, расположенной около каюты капитана, донесся аромат съестного.

Возможность для разговора оказалась утрачена безвозвратно.

Через несколько часов на правом берегу показался Ахерн, небольшой городок, над стенами которого поднималась необычайно высокая башня ратуши. «Дракон» простоял тут недолго, часть тюков и бочек покинули трюм, но их место заняли другие. На берег сошел Калист ари Бон, напоследок бросивший на Саттию довольно унылый взгляд.

А затем корабль отошел от причала и двинулся дальше. Острова пропали, русло очистилось. Дейн заново стал напоминать широкую дорогу, идущую точно на северо-восток меж низменных берегов.

Вечером с запада принесло черную, рокочущую и плюющуюся молниями тучу. Первый шквал заставил «Дракон» качнуться, матросы бросились сворачивать паруса. По палубе ударили струи настоящего ливня. Речная гладь посерела, пошла пупырышками волн, на них появились барашки. Пассажиры спустились в каюты, но мощь бушевавшей над Дейном бури ощущалась и там. Корпус вздрагивал, клокотала стекавшая по борту вода.

Бледный Гундихар, мучимый тошнотой, лежал на койке и громко стонал.

— Ну вот, — сказал Бенеш, глядя на него. — Это… А говорил, что опытный путешественник, что все тебе нипочем…

— Когда иду пешком — да, клянусь своей бородой. А так мы, гномы, не предназначены для всякой болтанки. Ой-ей-ей…

Но буря закончилась, и Гундихар быстро вернул себе отличное расположение духа. Выбравшись вместе со спутниками на палубу, пришел в обычное громогласное состояние, принялся рассказывать анекдоты и хохотать над ними громче всех.

Поэтому момент, когда гном неожиданно стал серьезным, все упустили.

— Вон, глядите, — сообщил он, указывая за левый борт, где в вечернем сумраке прятались поросшие лесом холмы. — Если пойти на север, то через пять миль выберешься к очень странному месту. Там поляна большая, так на ней по ночам трава светится. Зеленым таким огнем. Сам видел!

— Ничего удивительного, — Саттия гордо задрала нос. — Там когда-то располагался главный храм альтаро. Еще в те времена, когда о людях в Алионе никто ничего не слышал.

— Храм? — удивился Гундихар. — Да ну? Там даже развалин нет!

— Откуда они возьмутся? Наши храмы располагаются внутри стволов огромных деревьев!

— Наши? Так ты что — эльф? — гном хмыкнул. — В таком случае я — большой жуткий тролль, а…

— Заткнись, тупой коротышка! — рявкнула Саттия, глаза ее блеснули, на щеках вспыхнули алые пятна. — Что бы ты понимал! Кроме баек и мыслей о пиве, в твою пустую голову не поместится ничего!

Бенеш удивленно открыл рот, Олен невольно отступил на шаг. На носу удивленно повернулся Харен, замолчали шушукавшиеся за надстройкой матросы.

— Э, ну… — Гундихар выпучил глаза. — Если…

— Я сказала — заткнись! — прозвучало это не только сердито, но и повелительно. — Еще одно слово, и…

Саттия умолкла, бешеным взглядом скользнула по лицам спутников. Повернулась и почти бегом направилась к люку.

— Мда… ну, я… как бы не знал, — по манере разговора растерянный гном стал напоминать ученика мага. — И чего это она?

— А того, что думать надо, прежде чем языком молоть! — сердито бросил Олен. — Дать тебе в рожу, что ли?

Гундихар засопел, широкие плечи его как-то поникли, весь обычный гонор исчез без следа.

— Ладно, чего уж там, — сказал он примирительно. — Кто же знал, что она так отреагирует? Пойду извиняться…

— Лучше утром, — покачал головой Олен. — Когда Саттия успокоится. Сейчас она пошлет тебя подальше, и все.

— Хорошо, как скажешь.

Заходящее солнце целиком опустилось за горизонт, и напоследок выпустило яркий, почему-то зеленый луч. Он метнулся через небосвод, на миг затмил висящую в зените луну, и исчез.

Закатный архипелаг — тысячи островов, протянувшихся широкой дугой от берегов Мероэ по просторам Алого океана. Есть среди них маленькие и пустынные, есть большие, населенные густо, точно большие города. Примерно половина архипелага принадлежит людям, вторая — гоблинам.

Именно во владениях каснокожего народа лежат Большие или Внешние острова. Их цепочка протянулась по самой границе архипелага, и дальше на запад, до Края Мира, закрытого для смертных, плещут волны. Крупнейший из Внешних островов называется Калнос. По форме он похож на сапог с широким голенищем и острым изогнутым носом. Именно у основания «носа» расположен главный порт острова — Стритон.

В его просторной гавани могут укрыться десятки больших кораблей, на торжищах с утра до ночи кипит жизнь. Над домами высятся иссиня-черные, как плащ Хозяйки Ночи, стены княжеского замка. Дальше, в глубине суши, к аквамариновым небесам вздымаются поросшие апельсиновыми рощами и буковыми лесами горы. Белеет вершина гигантского Искрия — спящего много столетий вулкана.

День для обитателей Стритона начинается до восхода солнца. Открывают лавки торговцы, берутся за дело ремесленники. В порт отправляются бравые капитаны, в чьих ушах посверкивают золотые, а не серебряные, как у простых гоблинов, серьги — знак отличия. Но раньше всех на улицах появляются городские стражники. Едва продрав глаза, они берутся за дело — начинают совать нос в чужие дела, гонять попрошаек и вымогать деньги.

В двадцать пятый день второго летнего месяца, именуемого среди краснокожего народа Верхушкой Зноя, трое доблестных стражей начали утро с обхода доверенного им участка порта. Осмотрев его и не обнаружив ничего интересного, они зашагали в сторону таверны «Морская крыса», дабы утолить пробудившийся голод.

— Отличный денек, — проговорил старший из стражников, гребень на голове которого начал уже белеть. — Эх, солнышко-то как греет… Очень полезно для моих старых костей.

— Ага, неплохой, — поддакнул самый младший, откликающийся на имя Блунч-Лис, — только вот жарко…

— Это разве жарко? — хмыкнул старший с чувством собственного превосходства. — Вот, помню, тридцать три… или четыре?… года назад, такой зной стоял, что рыба варилась прямо в море!

Средний по возрасту страж, с очень большим даже для гоблина носом, уныло зевнул. Разговор о погоде его не интересовал, хотелось забраться в укромный угол и вздремнуть.

«Морская крыса» была открыта, а под навесом, где располагались столы, суетился хозяин — Третий Грич-Нас. До него таверной по очереди заправляли дед и отец, носившие то же имя.

— Славного дня, вооруженные родичи, — сказал он, едва увидев стражников.

— И тебе славного дня, торгующий родич, — ответил, как положено, старший. — Нам — как обычно.

Троица уселась за крайний стол, из-за которого хорошо просматривалась бухта и ближние причалы, а хозяин засуетился вокруг стражников. Принес кувшинчик с молоком, три чашки из обожженной глины, блюдо с кусками желтого сахара, а в последнюю очередь — нагретый на жаровне кувшин с напитком из смолы дерева нол, что растет в Мероэ.

На островах Закатного архипелага его пили много чаще, чем вино или пиво.

— Взбодримся маленько, — проговорил старший, разливая по чашкам черную смолистую жидкость. — А то ты, Трик-Рес, какой-то сонный.

— Ага, — кивнул носатый стражник, но тут дремотное выражение исчезло с его лица, глаза с алыми зрачками расширились. — Ба, смотрите! Людское судно!

— Где? — Блунч-Лис торопливо повернулся. Старший сначала добавил молока себе в чашку, и только затем глянул в сторону гавани.

К одному из причалов медленно подходил большой корабль, построенный, судя по корпусу и такелажу, в окрестностях Деарского залива. На средней его мачте вился флаг с черно-золотым гербом Танийского союза. Штевень украшала вырезанная из дерева голова хищной кошки.

Человеческие суда не были такой уж редкостью в Стритоне. Но гоблины чаще всего имели дело с соседями по архипелагу, а те строили легкие и маневренные галеры, пригодные для плавания между многочисленными островами. Большие корабли с материка забирались так далеко на запад нечасто.

— Действительно, людское, — проговорил старший и задумчиво пошевелил ушами. Для гоблина этот жест означал примерно то же, что для человека — чесание в затылке. — Интересно, что им надо?

— Скоро узнаем, — Блунч-Лис отхлебнул нола с молоком и взял с блюдечка кусок сахара. Соратники последовали его примеру.

Корабль пришвартовался, на причал упали сходни. И по ним начали сходить люди — один за другим, с мешками за плечами, серьезные и сосредоточенные. Трик-Рес, сам не зная, зачем, принялся их считать, и остановился на числе пятьдесят четыре.

— О, еще приплыли… — заметил хозяин «Морской крысы», ставя на стол блюдо с тонкими сладкими лепешками, именуемыми карван.

Такие обычно едят со сметаной, соленой рыбой или мясным фаршем, накладывая их на лепешку и сворачивая в трубочку. Но на завтрак карван подают без начинки, разве что с острой приправой из перца.

— Что значит — еще? — удивился старший. — Были другие?

— Как, вы не знаете? — Третий Гринч-Нас всплеснул руками. — Вчера с пришедшего из Гормандии судна сошла толпа старших эльфов. Самых настоящих, с луками и мечами! Они поселились у моего троюродного брата, в «Черной короне» и заплатили за месяц вперед!

В голосе владельца таверны прозвучала понятная зависть — за толпу эльфов на месяц вперед можно столько золота содрать…

— Эльфы? Люди? — Блунч-Лис высунул длинный узкий язык, выражая недоумение. — Чего им нужно у нас? Сидели бы в своих землях и не высовывались.

— Надо донести князю, — солидно заметил старший, взяв карван и обмакивая в приправу. — Он прикажет изгнать чужаков с Калноса! Ведь они не купцы и не послы. Нечего им тут делать.

— А мне брат сказал, — затараторил Третий Гринч-Нас, — что эльфы сами отправили гонца в замок.

— Да? — Трик-Рес покосился в ту сторону, где люди, выстроившись цепочкой, двинулись прочь от причала. — Невероятно, клянусь утробой Искрия!

— Вот и я о том же, — кивнул хозяин таверны. — Ну что, подавать завтрак?

— Подавай, — разрешил старший, а когда Третий Гринч-Нас отошел, мрачно добавил: — Но в любом случае нам теперь придется глядеть в оба! Хорошего от олдагов ждать нельзя! Это я вам говорю!

Его молодые приятели дружно кивнули.