Сердце Пламени Казаков Дмитрий
— Все валяешься? — спросила девушка, а кот вспрыгнул на кровать к Олену и стал его обнюхивать.
— Думаю, что делать. Вроде бы нужно от меча избавляться, а с другой — как выпустить из рук такое оружие? Без него я не выстою в схватке с Харуготом.
— Почему? Главное — не клинок, а тот, кто его держит. Ты и с обычным ножом опаснее, чем десяток хирдеров.
— Так то хирдеров… — Олен отпихнул оцилана, залезшего носом человеку в ухо. — Где там остальные?
— Бенеш гордо расхаживает по палубе, задрав нос, — Саттия улыбнулась, лицо ее на мгновение стало мягким, исчезла надменная маска суровой воительницы. — Сегодня он у нас герой. Гундихар, судя по воплям, развлекает матросов в кубрике.
— Ага, понятно… Где бы найти человека, который хорошо разбирается в магии? В мечах из кости йотуна и во всем прочем… И спросить у него совета.
— Ох уж этот ваш людской видизм! — девушка нахмурилась. — Почему человека? На этом корабле есть маг, довольно опытный, как мне кажется. Может быть, он тебе что подскажет?
— Гоблин? — Олен потянул себя за мочку уха. — А что, интересная мысль. А где он обитает?
— Каюта рядом с капитанской. Время до ужина еще есть, так что иди прямо сейчас.
— А, да… пойду, — он торопливо встал, принялся натягивать сапоги. Рыжий улегся на нагретое место, вытянул лапы и блаженно заурчал. — И спасибо большое за совет.
— Ладно хоть поблагодарить не забыл, — вздохнула Саттия, когда дверь каюты закрылась.
Он прошел до лестницы, поднялся на палубу. У двери в надстройку на мгновение задержался, но тут же отогнал непонятно откуда взявшийся страх и шагнул внутрь. По узкому коридору прошагал мимо двери в капитанские апартаменты и остановился у следующей. Чувствуя, как мощно и судорожно бьется сердце, поднял руку и постучал.
— Заходи, — донесся изнутри голос, похожий на человеческий и все же отличающийся так, что нипочем не спутаешь.
Олен толкнул дверь и вошел. Оказался в просторной комнате, чьи стены украшали раскрашенные в алый и желтый цвет циновки. Они же, только толстые и бурые, лежали на полу. Напротив двери стоял небольшой столик из темного дерева, слева от него — сундук с окованной металлическими полосами крышкой, а справа — широкая тахта, застеленная зелено-алым покрывалом.
На ней и сидел гоблин, отзывавшийся на имя Нрек-Вас. На круглом лице блестели алые глаза. Рубаха из некрашеного холста была расстегнута, виднелась безволосая грудь.
— Что ты хочешь? — поинтересовался маг.
— Помощи и совета.
— Ага, понятно, — гоблин почесал ухо, треугольное и мохнатое, как у собаки. — Вынь меч из ножен и положи на стол.
Обнаженный клинок мягко засветился в полумраке, внутри него забегали синие и белые огоньки. Когда лег на стол, то раздался мягкий костяной стук, а свечение немножко ослабело.
— Так, так… — гоблин поднялся, сделал шаг и склонился над мечом. Глаза его заискрились отражением живущего в лезвии пламени. — Эта вещь настолько опасная, что мне лучше к ней не прикасаться…
— А мне что с ней делать? — вздохнул Олен.
— Знаешь, что… — ноздри длинного носа зашевелились, маг принялся с шумом втягивать воздух, — избавиться от него у тебя не получится… ты не просто его владелец, ты стал частью этого клинка… Рукоятью, способной наносить удары.
— Но почему тогда он хочет меня убить? Для чего создал лед на реке?
Гоблин посмотрел на человека с удивлением, тонкие губы его тронула улыбка.
— Ты думаешь, что безмозглый предмет способен на то, чтобы посреди лета заморозить кусок Дейна? Я в этом сомневаюсь. Тут что-то другое…
— А сны? Что мне делать со снами? — и Олен рассказал про видение каменистой равнины, посещавшее его после убийств, совершенных ледяным мечом.
— Ты слишком многого хочешь от меня, — хозяин каюты протянул к лезвию четырехпалую руку, клинок в ответ замерцал тревожным голубым огнем. — Я обычный маг-ремесленник, умею запрягать ветер, но и только. Я чувствую опасность и могущество, исходящие от этой вещи, но не могу понять, какая сила в ней сокрыта и как именно она себя проявляет. Тебе мог бы помочь кто-нибудь из гномьих колдунов, они хорошо разбираются во всем, что связано с оружием.
— А где можно найти кого-нибудь из них?
— Под горами, — гоблин улыбнулся, обнажив зубы, похожие на человеческие. — Маги-гномы очень редко выходят на поверхность. Расспроси своего приятеля, может он подскажет чего.
— Это вряд ли. Но в любом случае, спасибо, — Олен взял меч, засунул его в ножны и зашагал к двери.
— Пожалуйста, — прозвучало это почти виновато.
В каюту Олен вернулся в глубокой задумчивости. Если не оружие из кости йотуна виной тому, что на могучей реке посреди лета появился лед, то кто? Кто вообще способен на такое? Боги? Но что им за дело до наследника безарионских императоров, лишенного власти? Или тут постарался кто-то из могущественных магов, обладающих властью над стихией воды? Но для этого он должен находиться рядом с кораблем или на нем, а эльфов в окрестностях не наблюдалось.
Следующие два дня прошли безо всяких событий. Утром второго «Дракон» на несколько часов пришвартовался в Виле, небольшом городке в пределах герцогства Вителия. После того, как на борт взошло двое купцов и были погружены их товары, отправился дальше. Пассажирам, севшим на корабль еще в Нюренге, плавание с одной стороны несколько поднадоело, а с другой — они привыкли к тому, что без усилий двигаются вперед.
Ученик мага листал книжки, гном развлекался как мог, веселил себя, команду и соседей по каюте. Девушка откровенно скучала, частенько наведывалась в трюм, дабы проведать Чайку. Солнце палило так, что над палубой стоял душный запах плавящейся смолы, а по утрам идущая от воды прохлада проникала внутрь каюты, заставляя кутаться в одеяла.
Олен загорел еще больше. Бенеш прекратил облезать, а кожа его из красной стала наконец просто смуглой. Саттия и Гундихар сохранили цвет кожи, присущий обоим от рождения. Рыжий, пристрастившийся к охоте на крыс и визитам в кубрик, где его всегда чем-то угощали, растолстел. Один раз забрался на самую верхушку мачты и, слезая, едва не свалился.
До самого вечера потом просидел в каюте.
А на следующий день показался Танненг. Сердце Олена забилось, когда из-за поворота реки явился знакомый город. «Дракон» проплыл устье Милавицы. Оставил позади укрепления, двенадцать лет назад показавшиеся Олену величественными, а ныне — слабыми и обветшавшими.
А затем повернул к берегу.
— Ну что, прибыли? — сказал подошедший к пассажирам Харен, когда «Дракон» пристал к одному из причалов. — Клянусь утробой Дейна, это плавание было интересным благодаря вам!
И он первый раз с самого Нюренга снял шляпу, обнажив круглую лысину в обрамлении жиденьких кучеряшек.
— Это уж точно! — самодовольно кивнул Гундихар, синяк на лбу которого за два дня из лилового стал желтым. — Со мной не соскучишься!
— А вам спасибо, что все-таки довезли, — сказал Олен.
— А что, могли и не довезти? — улыбнулся боцман. — Ладно, мне пора. Сейчас будет очень много работы…
Он отошел, над палубой понеслись зычные и изощренные ругательства. Матросы засуетились, заскрипели вороты, открывающие створки большого люка. Когда опустили внутренние сходни, путешественники отправились за лошадьми. Кусака встретил Олена сердитым ржанием, Чайка радостно затрясла гривой при виде Саттии, а мерин Бенеша равнодушно махнул хвостом.
Коней во время плавания чистили каждый день, хорошо кормили, поэтому выглядели они ухоженными, даже несколько отъевшимися.
— Ну, потолстела, — приговаривала девушка, седлая кобылку, — ничего, скоро ты у меня жирок-то растрясешь…
Вывели животных наверх. С надстройки пассажирам помахал капитан, кто-то из матросов пожелал удачной дороги, и они сошли на берег.
— Ну что, теперь куда? — спросил Бенеш, когда шумный порт остался позади, и потянулись извилистые улочки, застроенные одинаковыми убогими халупами.
— Нам нужна лавка оружейника, — Саттия вопросительно посмотрела на Олена.
— Увы, в этом городе я знаю, где находится рынок, — он улыбнулся и покачал головой. — А там продают репу, брюкву, но не мечи и копья…
— Гундихар фа-Горин не подведет! — вмешался гном. — Я в Танненге ориентируюсь не хуже местных! Следуйте за мной и, видят боги, мы скоро достигнем цели!
И он решительно затопал на север. Ведя лошадей в поводу, путники прошли мимо торговых рядов, где стоял неумолчный гам. Через Воротную башню проникли внутрь Старого города, где стояли дома посолиднее, в два этажа, а улицы кое-где были вымощены бревнами. Миновав короткую улочку с несколькими пекарнями, оказались на главной площади Танненга.
Тут было людно и шумно. Стрелки висящих на ратушной башне часов показывали то ли полдень, то ли полночь, но при этом точно врали. Прямо под ними цирюльник лихо щелкал ножницами над головой сидевшего на стуле клиента. Тот жмурился, опасаясь за целостность собственных ушей. Голосили, предлагая горячие пирожки и колбаски, разносчики с лотками. Рядом со святилищем Всех Богов дергал струны менестрель, а в центре площади, вокруг помоста, украшенного парусиновым занавесом, толпились люди.
— Что там такое? — заинтересовался Бенеш. — Представление?
— Ага, бродячие актеры, — кивнул остановившийся Гундихар и завертел головой. — Что-то я позабыл, куда именно идти…
— Пока ты вспоминаешь, мы пойдем, посмотрим, — и Саттия решительно повернула к помосту.
Актеры, судя по всему, разыгрывали сценку из фаблио. Один, в торлаке из алого бархата и шлеме из фольги, размахивал деревянным мечом, изображая таристера. Другой, в рванье и с дубиной, прыгал вокруг него, уворачивался от ударов и время от времени отвешивал противнику хорошего пинка.
Над толпой разносилась его звучная декламация:
— Когда ты злато жрать горазд, готовься ты к поносу! Коль любишь деньги ты и власть, лови, дружок, по носу!
И дубинка обрушилась на шлем. Тот развалился под смех зрителей. «Таристер» с утробным воем упал на помост и задергался, изображая дикие мучения. Но ему на смену явился «патриус» с невероятно толстым брюхом, на которое пошло не меньше трех подушек.
— Грех! — густым басом завопил он. — Пагуба, несчастье и рыданья! Но боги не простят такого беснованья!
— Э, я спросил… ну, вспомнил, куда идти… — проговорил Гундихар, дергая Олена за рукав. — Пойдем, или вы досмотрите до конца?
— Пойдем, — кивнул тот.
Вслед за гномом обогнули ратушу и оказались на узкой улочке, где едва проехала бы телега. Дома теснились, нависали над головой, на многих висели вывески. Меж бревен мостовой хлюпала грязная жижа, пахло сырым деревом и гнилой парусиной. Рыжий шел осторожно, дергал шкурой на спине и всем видом показывал, что ему тут не нравится.
— Так, нам сюда, — гном остановился у двери, висящий над которой меч из дерева был бы по руке троллю или йотуну. — Клянусь своей бородой, это лучшая оружейная лавка в Танненге!
— Посмотрим, — Саттия сунула поводья Бенешу. — Подержи лошадей. Все равно в мечах ничего не понимаешь.
Ученик мага только печально вздохнул, глядя вслед уходящим спутникам. Олен похлопал его по плечу и вслед за Гундихаром и Саттией прошел через дверь. Зазвенел привешенный к ней колокольчик.
Лавка оружейника занимала просторную комнату. Свет, проникающий через узкие оконца, играл на десятках клинков. Они стояли в стеллажах вдоль стен, лежали на длинном столе. Тут были кинжалы широкие и узкие, фламберги в рост человека, а рядом с ними — тяжелые фальчионы. Имелись боевые топоры и чеканы, в углу на крюках, вбитых в стену, висели перевязи с метательными ножами. Под столом виднелись чурбаки со следами ударов.
Дремлющий на табурете у стены худощавый мужчина в темно-синем ремизе, вышитом золотой нитью, открыл глаза.
— Добро пожаловать, — сказал он неожиданно густым голосом. — Что угодно мессенам и мессане, во имя светлых и темных богов?
— Мы хотим кое-что поменять, — гном вытащил из мешка ножны с «жалом милосердия», бросил его хозяину лавки. Тот ловко поймал, вытащил клинок, тщательно осмотрел его, попробовал ногтем заточку.
— Что вы хотите взамен? Вещь, конечно, хорошей ковки, но не новая. Больше чем в пять золотых я ее не оценю…
— Вот только выдумывать не надо, — в голосе Саттии лязгнул металл. — Любой таристер отдаст за этот кинжал не меньше десяти золотых! А взамен нам нужен самый обычный меч, из простой стали…
— Вот из этих? — хозяин кивнул в сторону стеллажа, где стояли ничем не примечательные клинки длиной около трех локтей. — Отдам любой.
— И два золотых в придачу! — Гундихар не упустил возможности поторговаться.
— Один, — ответил хозяин.
Олен, не слушая их, подошел к стеллажу. Раньше он просто растерялся бы, стоя перед таким выбором. Но сейчас обладал возможностью обратиться к памяти сотен предков, имевших дело с оружием. Поэтому он без раздумий взял меч, в центре лезвия у которого тянулся желобок, а на рукояти змеилась оплетка. Поначалу тот показался тяжелым, но после первого же взмаха рука привыкла.
— О, мессен — мастер! — уважительно проговорил хозяин, переспоривший-таки упрямого гнома. — Понятно, зачем ему еще один клинок…
Из-под стола выкатили посеченный чурбак. Олен примерился, рубанул наискосок. Лезвие со скрипом прорезало вязкое дерево, лязгнуло, ударившись о пол.
— Годится. А где ножны?
— О, они стоят еще один золотой… — сказал хозяин лавки, но Гундихар надвинулся на него с грозным рычанием, и оружейник пошел на попятную: — Хотя ладно, забирайте так, во имя светлых и темных богов… Что-то я добрый сегодня…
Олен переместил ледяной клинок на правый бок. Только что купленный меч повесил на левый, и так вышел на улицу.
— Э, ну… Купил? — сказал Бенеш. — О, да… теперь ты самый настоящий хардаг… Только кольчуги не хватает.
— Обойдусь без нее, — ответил Олен, забирая поводья Кусаки. — Ну что, теперь куда?
— Э, у Гундихара фа-Горина есть еще важное дело в этом городе! — решительно заявил гном. — Не может же он дальше бежать пешком, глотая пыль, летящую из-под копыт ваших коней? Мне тоже нужен скакун! А еще неплохо бы купить запасов в дорогу. В Заречье постоялые дворы встречаются реже, чем старшие эльфы!
— Вот и отправляйся за покупками, — пожала плечами Саттия. — А мы пока перекусим где-нибудь. Олен, в этом городе есть таверна с коновязью?
— И не одна.
— Ну и отлично, — не стал спорить Гундихар. — Тогда встречаемся за Северной башней.
Вместе добрались до главной площади. Гном свернул куда-то за ратушу, а Олен повел остальных мимо помоста, где фаблио закончилось и голый по пояс силач жонглировал гирями размером с бочонок. Блестели потные мускулы, из толпы доносились восхищенные ахи, в основном — женские.
Таверна обнаружилась на ближайшей улочке — на удивление большая, с черным псом на вывеске. Рыжий поглядел на него мрачно, мяукнул и шмыгнул куда-то в переулок. Ну а двуногие путешественники привязали лошадей и прошли в дверь под вывеской. Пообедали недорого и очень сытно — сковородой жареных в сметане карасей и кругом острого сыра. Запили все пивом. После трапезы забрали лошадей и вышли на улицу. Когда миновали ворота в Северной башне, то обнаружили, что Гундихар ждет за ними и держит за повод… серого ушастого мула.
— Хорош твой скакун, — рассмеялась Саттия. — Самый настоящий боевой конь!
— Насчет боевого не знаю! — обидчиво засопел гном. — Но в выносливости он лошади не уступит, а ростом мне как раз под стать! Так что нечего зубоскалить!
Около полумили проехали вдоль Милавицы, а затем по широкому деревянному мосту перебрались на другой берег. Когда Танненг скрылся за деревьями, из зарослей на обочине выбрался оцилан, махнул хвостом и побежал следом.
— Я никогда раньше не возвращался домой после такой длинной отлучки… — сказал Олен, — и поэтом не знал, как это… волнительно… Хотя понимаю, что там никто не ждет, что на месте дома пепел… — голос прервался, — но все же мне хочется туда.
Отодвигая события недавнего времени, из глубин памяти явились воспоминания многолетней давности. Как они с отцом ездили этой дорогой на ярмарку, как охотились, как мать встречала их горячим супом. Как улыбалась Алирна, как сладко пахли ее черные волосы. Нестерпимо захотелось вернуться туда, чтобы не было никакого клинка у пояса, врагов за плечами и неизвестности впереди.
От душевной боли Олен заскрипел зубами, отвернулся, чтобы его терзаний не видели друзья.
До наступления сумерек успели проехать достаточно много. На ночлег встали у небольшого озерца или скорее болотца, на темной глади которого плавали кувшинки, а травянистые кочки у берега облюбовали лягушки, очень большие и голосистые. Гном натаскал дров и принялся готовить ужин из закупленной им в Танненге снеди. Бенеш отправился в лес — искать травы, как он выразился. Рыжий улегся около пламени и задремал.
— Ты как, не хочешь проверить новый клинок? — Саттия глянула на Олена с вызовом. — Лучше привыкать к нему заранее, а не в тот момент, когда на нас нападут.
— Давай-давай! — подбодрил от костра Гундихар. — Заодно и меня развлечете, а то скучно за стряпней просто так глядеть!
— Можно, — Олен снял с пояса ножны с ледяным оружием, положил их на землю. Вытащил приобретенный сегодня меч. — Ну что, будем спорить, сколько ударов сердца ты выстоишь?
— Защищайся! — Саттия бросилась в атаку, гном завопил что-то донельзя азартное и неприличное.
От первого и второго удара Олен увернулся, третий пришлось отбивать. Лязгнули, столкнувшись, клинки. Раздался выразительный треск, лезвие приобретенного в Танненге меча обломилось примерно в локте от рукояти и упало на землю. Девушка остановилась, захлопала глазами.
— Ну ничего себе! — выразил общее удивление Гундихар. — Это что, брак проглядели?
— Нет. Я бы сразу это заметил, еще в лавке, — Олен нагнулся, поднял обломок. — Что-то здесь не так…
— Ну-ка дай сюда, — гном помешал в котелке и отложил ложку. — Посмотрю, чего там с ним такое…
Взяв развалившийся клинок, он долго осматривал его, чуть ли не нюхал и не лизал. Затем принялся драть себя за бороду и неразборчиво ругаться на своем языке.
— Ну, что? — не выдержала Саттия.
— Такое впечатление, что металл перекален самым грубым образом. Но это обнаружилось бы во время удара по чурбаку. Или второй вариант — меч побывал на чудовищно сильном морозе, из тех, что случаются на вершинах гор. Но кто-нибудь замерз сегодня? Так что я вообще ничего не понимаю.
Олен бросил взгляд на принесенное из Вечного леса оружие. Подумал, что если к случаю на реке оно и не причастно, то произошедшее только что — дело «рук» ледяного клинка. Ему необходимо купаться в чужой крови. Поэтому он каким-то образом повлиял на обычный меч, сделал его непригодным к использованию.
В голову вновь полезли мысли, что от чудесного оружия нужно как-то избавляться. Но вспомнились слова гоблина-мага, о том, что сделать это будет не просто. Значит, придется убивать и по ночам терпеть дикую жару на каменной равнине. Или отказаться от попыток мести Харуготу и бежать туда, куда не доедут убийцы, посланные консулом.
Но есть ли такое место на просторах Алиона?
— Ладно, — сказал Олен мрачно. — Что случилось, то случилось. Меч этот можно выкинуть, обойдусь и одним.
Саттия нахмурилась, но ничего не сказала. Гундихар успокаиваться и не подумал, и когда из леса вернулся Бенеш, сунул ему сломанный клинок под нос и велел «разобраться, нет ли тут колдовства». Ученик мага долго чесал в затылке, но ничего волшебного так и не обнаружил.
Сваренный гномом кулеш оказался наварист и вкусен, спалось после него отлично, даже под лягушачьи трели. Снедаемый нетерпением Олен встал первым, еще до рассвета, поднял спутников. В дорогу отправились до того, как выбравшееся из-за горизонта солнце разогнало туман.
Ехали целый день. Останавливались всего один раз, чтобы перекусить и напоить лошадей. После полудня с наезженной дроги, ведущей в Три Холма, свернули на куда более узкую, направленную на север. Потянулись знакомые Олену места, угодья, где он бродил с охотничьим луком.
От волнения Рендалла трясло, но несмотря на это, он не забывал поглядывать по сторонам. Кто знает, что за люди или нелюди могут таиться в диких лесах, идущих от Танненга до самой эльфийской границы?
Поэтому первым заметил на дороге отпечатки — будто кто-то тут проезжал, и не так давно. Выглядели они глубокими, говоря о том, что конь нес на себе достаточно тяжелый груз. Попадались часто, намекая на то, что тут проехал не один всадник, а несколько. О своих наблюдениях Олен ничего не сказал, промолчал, хотя заметил, что и Саттия с подозрением косится под копыта Чайке.
К Заячьему Скоку добрались перед закатом, когда небо затянули тяжелые серые тучи, а тонкая полоска чистого неба осталась лишь на западе. Стоило меж деревьев впереди блеснуть глади пруда, как сердце Олена дернулось и застучало так часто, будто собралось вырваться из тела. Держащие поводья руки затряслись, во рту стало сухо, как в кузнечном горне.
Там, где еще два месяца назад стояли дома и жили люди, раскинулось пожарище. Из черных проплешин торчали уцелевшие печи, куски стен, ветер носил горький запах пепла. А на его черном слое отчетливо выделялись отпечатки конских копыт и сапог, следы того, что тут неплохо порылись.
Подбежавший к самому краю пепелища оцилан чихнул и, дернув ушами, вернулся обратно.
— Вот тут я и жил… много лет… — выдавил из себя Олен.
— А кто же сжег дома-то? — удивился Гундихар. — И что мы тут ищем?
— Одну вещь, принадлежавшую моим родителям. А уничтожили все слуги Харугота из Лексгольма, консула Золотого государства. Вон там стоял наш дом, а тут… — говорить было так же трудно, как тянуть за шершавую веревку ободранными до крови руками, — жила моя невеста…
На лице Саттии появилось сочувствие, Бенеш уныло вздохнул, а гном сердито нахмурился.
— Но тут побывали до нас. И, клянусь Селитой, какие-нибудь мародеры… Не погнушались рыться среди… — тут Олен не выдержал и замолчал.
— Это… не стоит лезть на пепелище вечером, да, — неожиданно проговорил ученик мага. — Я чую… там непогребенные и неотомщенные, витает голодная смерть. Лучше подождать до рассвета и только потом… Ну вы поняли?
— Мысль здравая, — кивнул Гундихар. — Олен, ты как? Потерпишь до утра?
— Потерплю.
На ночевку встали к юго-западу от пруда, на противоположном от пожарища берегу. Торопливо поужинали, затем Бенеш заявил, что останется на страже. Никто не стал с ним спорить, Гундихар быстро захрапел, Саттия завернулась в одеяло и затихла. А Олен быстро понял, что в эту ночь уснуть не сможет.
Так и лежал до самого рассвета. По небу плыли тучи, иногда открывая круглую луну. В верхушках деревьев мрачно и грозно шумел ветер, тоскливо кричали в лесу птицы. Казалось, что за прудом, по пожарищу, бесшумно скользят темные тени тех, чья жизнь оборвалась так внезапно и жестоко…
И все потому, что узурпатору императорского трона понадобилось убить законного наследника.
Все из-за него, Олена. Про то, что обитатели Заячьего Скока погибли по его вине, Рендалл никогда ранее не думал, но сейчас догадка ударила с необычайной силой. Он скрипел зубами, гнал воспоминания прочь, но они возвращались раз за разом: улыбка на лице той, кого он считал матерью; запах выпеченного ее руками хлеба; дождь, колотящий по крыше дома; друг Витор, в десять лет погибший от скоротечной горячки; Серко, запряженный в телегу; вкус холодного кваса, льющегося в горло после целого дня работы в поле…
К утру чувствовал себя таким разбитым, словно не лежал всю ночь, а таскал бревна и камни. Тело ныло, голова болела, глаза чесались, и глухая тоска давила на сердце, как булыжник. Мысль, что неплохо бы покончить со всем самым простым образом — воткнув ледяной клинок себе в горло — являлась с назойливостью ночного комара.
Поднялся Олен, когда зевающий Бенеш подкинул в костер охапку дров и тот бодро затрещал. Ученик мага поглядел на друга и только головой покачал.
— Выглядишь, словно покойник, в гроб краше кладут, — проговорил он.
— А здесь я и чувствую себя покойником. Рядом с теми, кто погиб из-за меня. Если бы не везение, я бы лежал рядом с ними.
— Что, уже утро? — Саттия высунула голову из-под одеяла, будто черепаха из-под панциря. — А где завтрак?
— Где-то он точно есть, — глубокомысленно изрек Гундихар, — но не здесь. Так что придется немного посуетиться.
Позавтракали в молчании, гном вызвался посторожить лошадей, а молодые люди и девушка зашагали к пожарищу. Рыжий с ними не пошел, остался рядом с костром. В тот момент, когда Олен ступил на черный пепел, из-за леса на востоке брызнули солнечные лучи, ударили прямо в глаза.
— Ну и слепит, — буркнул ученик мага, поднимая руку.
— Ага, — кивнул Олен, думая, что на яркий свет будет легко списать текущие слезы.
Тут и там среди обгорелых бревен и рухнувших заборов он видел трупы, точнее то, что от них осталось после двух месяцев под открытым небом. Сохранившиеся клочья одежды ничего не прикрывали, и кости белели немым укором тому, кто ухитрился выжить. Олен шел, стиснув зубы до ломоты в челюстях, и старался глядеть только под ноги.
На том месте, где стоял их дом, он остановился и глубоко вздохнул, прежде чем поднять глаза. От сарая осталась груда черных досок, напоминанием о когда-то жившем тут счастье казалась печь. И повсюду виднелись отпечатки тяжелых сапог с квадратным каблуком.
— Кто-то здесь пошарил, — проговорила Саттия, отводя со лба выбившуюся прядь. — Вон там все разрыто. Бревна оттаскивали в сторону и искали под ними.
— Мародеры, — вздохнул Олен. — Но, может быть, их не заинтересовало простое кольцо?
И они приступили к поискам. Перерыли все развалины, перепачкались в пепле так, что стали напоминать углежогов. Нашли множество самых разных предметов от фигурок богов до сковороды, но кольца не обнаружили.
— Нет его… — Олен сжал кулаки и заскрипел зубами. — Похоже, что ничего не остается, как пойти по следу…
— Погоди! — Бенеш поднял руку, глаза его забегали. — Я чую что-то здесь… какой-то дух, он перебивает даже вонь смерти, да… А ну-ка…
Ученик мага принялся ходить кругами, водя носом из стороны в сторону. Затем остановился и присел на корточки. Из-под опустившихся к самой земле пальцев полетели белые искры, на веснушчатом лице выступили крупные капли пота, а дыхание стало редким и прерывистым.
— Тут… оно… лежало… сейчас… проверим…
Размашистыми движениями нарисовал на пепле три символа, а когда ничего не произошло, добавил еще три. Налетевший ветер запорошил глаза, взъерошил волосы, яростно взвыл в печной трубе. Олен невольно сделал шаг назад, схватился за рукоять меча.
— Вот оно… — проговорил Бенеш, когда из земли перед ним в небо ударил столб желтого свечения, расплескался по серым облакам и исчез. — Теперь я вижу его так же отчетливо, как и вас…
— Что видишь? — нахмурилась Саттия.
— След кольца. Он… это, висит в воздухе подобно серебряной нити, и уходит обратно по той дороге, которой мы приехали.
— Ну что, пора отправляться в погоню? — девушка вопросительно глянула на Олена.
— Нет, — твердо сказал он. — Иди к лошадям и скажи Гундихару, чтобы он шел к нам. Мы должны похоронить всех, кто погиб здесь.
— Но это же долго! — воскликнул Бенеш. — Мы потеряем время… И много работы, да… — под спокойным взглядом Олена он говорил все тише и тише, пока не замолк совсем.
— Скажи Гундихару, пусть идет сюда. А мы пока поищем лопаты. На них мародеры вряд ли позарились.
Саттия ушла, на смену ей явился гном, снявший кафтан и закатавший рукава рубахи.
До самого полудня они копали большую яму там, где недавно был огород, а теперь буйно колосились сорняки. А затем сносили в нее останки жителей деревни. Вытаскивали их из-под обломков, клали на найденные в одном из уцелевших сараев носилки. Опускали в братскую могилу.
А потом зарыли ее, и некоторое время молча постояли рядом.
— Теперь в путь, — сказал Олен, чувствуя, что стало немного легче. По крайней мере, он сделал для погибших все, что мог.
— Э, да… это, странно, и мозоли совсем не болят… — вздохнул Бенеш, оглядывая покрытые красными волдырями ладони.
— Ты недоволен? — напоказ удивился Гундихар. — Если хочешь, могу садануть по затылку «годморгоном». Сразу голова заболит, ха-ха!
Но от такого предложения ученик мага отказался. Вернулись к Саттии, забрались в седла. Пришпорив лошадей, двинулись по дороге в обратном направлении.
— Интересно, кто мог добраться до этих мест и ограбить пожарище? — задумчиво спросила девушка, когда Заячий Скок исчез из виду.
— Честно говоря, не знаю, — покачал головой Олен. — Места тут дикие, поживиться нечем, банды хирдеров и таристеров-разбойников появляются редко. Хотя, может быть, кто-то перешел Дейн…
Лошади мягко ступали по усеянной иголками земле, запах смолы щекотал ноздри, солнце ярко светило с очистившегося неба. Печаль и чувство вины постепенно уходили, слабели, точно красота окружающего мира вымывала их из души. Воткнуть ледяной меч себе в горло больше не хотелось.
Примерно милях в пяти от селения едущий первым Бенеш неожиданно остановил коня.
— Что такое? — поинтересовался Гундихар.
— След уходит вон туда… — ученик мага показал на восток, — прямо в лес, хотя там нет даже тропы…
— В той стороне брод через Головицу, — проговорил Олен, — а за ней — дорога к замку барона Куртиана ари Онистера, хозяина Заречья. Кажется, теперь я понимаю, что за мародеры порезвились в Заячьем Скоке…
— Клянусь подштанниками моего прадедушки, мы сравняем с землей замок этого барона! — грозно пообещал гном. — Гундихар фа-Горин слов в шахту не бросает!
— Короче говоря, поехали, — сказала Саттия.
И они свернули туда, где на лесной подстилке отпечатались подковы большого коня. Между двумя громадными соснами въехали в лес. Последним убрался с открытого места Рыжий.
Ведущая из Заячьего Скока дорога опустела.
Восемь дней, проведенных на реке, посланцы Харугота отчаянно скучали. Им было тошно на палубе, муторно в трюме, на места в котором только и хватило денег. До скрежета зубов хотелось выпить, подраться или подкатить к податливой девице. Но ни для того, ни для другого, ни для третьего возможности на корабле не имелось. Приходилось обходиться игрой в кости, а без выпивки она быстро надоедала.
Поэтому большую часть времени Чернокрылые валялись в гамаках, при каждом удобном случае бросая злобные взгляды на мага. Нивуч их не замечал, по крайней мере, никак не реагировал. Листал толстую книжонку в буром кожаном переплете с золотым тиснением, и был вполне доволен жизнью.
Хуже всех приходилось неугомонному Серафу, и он постоянно ворчал, жалуясь на жизнь. Парам Терсалимец каждое утро выбирался на палубу помахать тяжеленным мечом, и этого развлечения ему хватало. Близнецы Мкарчик и Левон играли в какую-то тердумейскую игру. Передвигали фишки по разбитой на черные, белые и красные шестиугольники доске.
Андвайн Гедари на второй день пути попросил научить его играть. Объяснение правил продлилось несколько часов, а закончились тем, что прославленный боец чуть ли не впервые в жизни признал свое поражение. Пришлось ему ограничиться ролью зрителя.
Картил Одлан, следопыт и хозяин большого лука, чувствовал себя на корабле лучше всех. Сна в него влезало не меньше, чем в медведя зимой, так что на палубу норциец за плавание выходил считанное количество раз.
Но сегодня на рассвете, когда судно под названием «Единорог» добралось до гавани Танненга, с облегчением вздохнули все, в том числе и маг.
— Итак, этот робкий вонючий городок называется Танненг, — проговорил он, сойдя с борта корабля. Шестеро воинов, промолчали, только Картил Одлан позволил себе улыбнуться краем рта.
— Нам… а точнее мне, — продолжил молодой человек, — для начала неплохо бы отыскать след, поскольку у этого причала им и не пахнет.
Он сунул поводья в руки Параму, и пошел вдоль берега. Солнце поднялось недавно, и порт Танненга пока еще выглядел не слишком оживленным. По палубам немногочисленных кораблей ходили люди, на один, широкий и неповоротливый, грузили бревна. От воды пахло свежестью, а не грязью, как обычно, и даже шныряющие около складов крысы выглядели не до конца проснувшимися.
— Откуда он узнает, что они сошли именно тут? — коренастый воин, на руке у которого не хватало мизинца, сплюнул через дырку в гнилых зубах.
— На то он и маг, — проговорил хозяин двух мечей, висевших на широком кожаном поясе. И вообще, Сераф, заткнись. Еще за время плавания надоело слушать твои стоны. Все тебе не так…
— А что, я виноват, что еда тухлая, койка жесткая, а… — поняв, что маг возвращается, гнилозубый замолк.
— За мной, — сказал Нивуч. — След тут, и ведет он в город.
Они покинули порт, проехали через предместье, сопровождаемые опасливыми взглядами обитателей убогих халуп. У Воротной башни задержались, чтобы Нивуч мог переговорить со стражниками, и двинулись дальше.
— Не помнят они ничего… — сердито бурчал маг под нос. — Если у тебя настолько мерзкая память, то паши землю или проси милостыню, а не торчи с мечом у ворот… На кол нужно сажать таких…
Копыта цокали по бревнам мостовой, Сераф Мокрый мерзко ухмылялся, глядя Нивучу в спину.
На центральной площади объехали телегу водовоза, около которой толпились женщины с ведрами. Открывавший дверь ратуши дряхлый писец в черном колпаке, сером торлаке и деревянных башмаках посмотрел им вслед с удивлением, но поймал мрачный взгляд Парама и спешно отвел глаза.
Тянулись улочки, кривые и узкие, как мысли торгаша. Встречные горожане спешно отступали к стенам домов, пропуская всадников. Собаки облаивали их, кошки шипели на мага.
— Приехали, — сказал Нивуч, останавливая коня около двери, над которой висел громадный меч. — Интересно, что наши «друзья» забыли в лавке оружейника?
— Они просто решили приготовиться к встрече с нами, — Картил Одлан улыбнулся.
— Очень смешно, ха-ха, — хмыкнул маг, с грацией увечного барсука покидая седло. — Левон, Мкарчик, вы со мной. Остальные ждут здесь.
Внутри посетителей встретил хозяин — маленький и тщедушный, с бегающими серыми глазами.
— Добро пожаловать! Что угодно доблестным мессенам? Видят все светлые и темные боги, что… — затараторил он, но быстро осекся.
— Ничего из твоего барахла нам не нужно, — сказал Нивуч, за спиной которого статуями, вышедшими из-под резца одного скульптора, замерли близнецы. — Мне необходимо знать, когда к тебе заходил русоволосый парень в компании девицы с луком.