Мик Джаггер. Великий и ужасный Андерсен Кристофер

Глава четвертая

Ангелы и демоны

29 июня 1967 года

Ноги Мика подкашивались, кровь отлила от лица, и на мгновение ему показалось, что он вот-вот отключится. Кита только что приговорили к году тюремного заключения, а теперь судья Лесли Блок в мантии зачитывал приговор, согласно которому Джаггер должен провести за решеткой три месяца. «Я едва не умер, когда вынесли приговор», – вспоминал Мик. До его слуха доносились выкрики восьмисот поклонников, собравшихся у суда Западного Суссекса, в Чичестере, которые скандировали «Позор!» и «Отпустите их!». Мик добавил, что он ощущал себя «как в фильме с Джимом Кэгни. А затем все почернело».

Через несколько минут Марианну с Миком отвели в общую камеру, где они обнялись и заплакали. В ходе этого судебного разбирательства слезы у Мика лились еще не раз. Через два дня его, закованного в наручники, перевезли в тюрьму Льюис, где он должен был ожидать отправки к месту исполнения приговора. Когда у него брали отпечатки пальцев, фотографировали и выдавали тюремную одежду, Мик тоже плакал.

Теперь, когда ему вместе с другим заключенным предстояло целых три месяца делить камеру в лондонской тюрьме Брикстон, в мрачном здании девятнадцатого века, Мик был подавлен и угнетен. По его исхудалому лицу текли слезы, а сам он, дрожа, говорил посетителям, что вряд ли вытерпит пребывание в камере.

Мик и Кит, которого вместе с Фрейзером отправили в не менее устрашающую тюрьму Уормвуд-Скрабс, могли найти слабое утешение в том, что их приговор породил волну протестов по всему миру. В десятках стран у британских посольств собирались демонстранты, требовавшие немедленного освобождения Мика и Кита. Диджеи клялись круглосуточно крутить записи «Роллингов», пока рокеров не выпустят на свободу. А группа The Who в знак солидарности выпустила двойной сингл, записав песни «Роллингов» с соответствующими ситуации названиями – The Last Time («В последний раз») и Under My Thumb («У меня под каблуком»).

В Палате общин свое возмущение арестом Джаггера и Ричардса высказал друг Мика и его политический наставник Том Дриберг, утверждавший, что их наказывают «как убийц». Пылкая речь Дриберга не осталась незамеченной – уже на следующий день Мика и Кита выпустили под залог в семь тысяч фунтов (примерно пятнадцать тысяч долларов по курсу того времени), и теперь они могли дожидаться решения по своей апелляции на свободе.

Но общественная кампания «Свободу Мику и Киту» на этом не закончилась. Во многих газетах печатались передовицы, в которых суровое наказание «Роллингов» называлось «очередным проявлением британского лицемерия» (лондонская Evening News) или «непропорционально чудовищным» (Sunday Express). Но самый громкий резонанс вызвала статья Уильяма Риса-Могга, редактора консервативной лондонской Times. Ее название «Кто раздавит бабочку колесом?» Рис-Могг позаимствовал у английского поэта восемнадцатого века Александра Поупа, и этот заголовок стал одним из самых известных в истории британской журналистики.

31 июля лорд главный судья Паркер отменил вынесенный Киту приговор за недостаточностью улик, но приговор Мику оставил в силе, чем на пару мгновений заставил поволноваться осужденного и наблюдателей. Правда, через несколько секунд лорд Паркер заменил тюремное заключение годом условного осуждения.

Мик в ответ на это проглотил несколько таблеток валиума и отправился в «Роллс-ройсе» на телевизионную пресс-конференцию. Поотвечав пятнадцать минут на вопросы журналистов («Я против своей воли оказался в центре внимания… Я не стараюсь навязать свои взгляды людям, как некоторые другие поп-звезды»), Мик схватил Марианну под руку, и они сели в вертолет, который доставил их в поместье в Эссексе. После этого Джаггер появлялся перед объективами камер еще не раз, сидя с политическими деятелями, представителями церкви и журналистами и обсуждая такие серьезные вопросы, как законы относительно наркотиков, социальные волнения и будущее британской молодежи.

«Я не утверждал себя в качестве общественного лидера, – говорил он размеренными интонациями джентльмена, позабыв о фальшивом выговоре кокни, – это общество подталкивало меня занять такую позицию».

Буквально за ночь скандальное судебное разбирательство превратило Мика в публичную персону, мнением которой стали интересоваться по любой злободневной теме. Сидя перед камерами с умным видом и демонстрируя необычную для его двадцати четырех лет зрелость, Джаггер казался образцом добропорядочного гражданина. В глубине же души он восхищался своей победой над истеблишментом – теми социальными институтами, которые хотели сломить его, а теперь присылали своих седовласых представителей, пытающихся всячески добиться его расположения.

Но очень скоро Мик вернулся к своей прежней манере поведения и образу мыслей, и не без веских оснований. Сила «Роллингов» заключалась не в умении вести интеллектуальные беседы или рассуждать на острые темы. Она заключалась в ничем не сдерживаемой энергии, в бунтарском духе молодежи, в анархии. Уже через несколько дней после освобождения Мик вновь припал к этим трем источникам.

«Сейчас как раз подходящее время – революция актуальна, – сообщил Джаггер на пресс-конференции журналистам, которые деловито записывали каждую его фразу и мысли вслух о политике и обществе. – Анархия – вот единственный проблеск надежды». На этом рок-идол, неплохо разбиравшийся в финансовых вопросах и уже тогда возмутительно богатый, не остановился: «Такого понятия, как частная собственность, вообще не должно существовать».

Хотя Мик и призывал своих фанатов выйти на баррикады, это не мешало ему обставлять дорогим антиквариатом свой новый особняк в стиле времен королевы Анны, расположенный по адресу Чейни-Уок, 48. Фламандские гобелены и персидские ковры подбирал для него Кристофер Гиббс, обладавший безупречно изысканным вкусом. В свою новую резиденцию на берегах Темзы Джаггер въехал на новеньком «Бентли» вместе с Марианной и ее малолетним сыном Николасом.

Всего лишь в нескольких шагах находился величавый каменно-кирпичный особняк самого Гиббса, прежде дом американского художника Джеймса Макнила Уистлера. Именно там, в скупо освещенных комнатах, украшенных в марокканском стиле и пропитанных благовониями, Гиббс принимал самых известных представителей музыки, изобразительного искусства, моды, кинематографа, бизнеса и политики.

Когда через Лондон по пути из Италии проезжал Аллен Гинзберг, Гиббс устроил вечеринку, на которую пригласил принцессу Маргарет и несколько ее титулованных кузин, пять членов кабинета министров, интеллектуалов из Оксфорда и Кембриджа, а также своих чрезвычайно богатых соседей – Пола Гетти II и его симпатичную жену Талиту. (Несколькими годами позже Талита Гетти, которая на той вечеринке, как обычно, была облачена в полупрозрачное платье без нижнего белья, скончается от передозировки героина.)

Но самыми яркими звездами стали Мик и Марианна: она – в плотно облегающей лиловой блузке без бюстгальтера, он – в малиновой рубашке с оборчатыми рукавами. Когда они беседовали с сестрой королевы, дворецкий с серебряным подносом в руках принялся обносить гостей пирожными, испеченными по рецепту из «Поваренной книги Алисы Б. Токлас». Правда, в данном случае повар решил удвоить количество гашиша в рецепте, и, как вспоминал один из гостей того вечера, приятель Мика Джон Мичел, то, что поглощали гости, было «очень токсичным, очень опасным».

«Люди стали отрубаться, – продолжал Мичел. – Всех этих леди и лордов, кураторов Британского музея, членов парламента, относили в их автомобили с личными шоферами и увозили на прочищение желудка». В том числе и принцессу Маргарет. Спавшую в Букингемском дворце королеву незадолго до полуночи разбудили и сообщили, что ее сестру доставили в больницу с «тяжелым пищевым отравлением».

Даже Джаггер и Фейтфул, несмотря на свой опыт и устойчивость к наркотикам, «под большим кайфом и очень веселые», как Мик сказал Джону Мичелу, вышли наружу и принялись бегать вдоль по Чейни-Уок. К счастью для всех присутствовавших на вечеринке, этот инцидент не был упомянут в британской прессе. Если бы подробности происходившего попали на страницы газет, то, как сказал Мичел, «поднялся бы такой скандал, что досталось бы всем – и членам правительства, и королевскому семейству».

Но, несмотря на всю шумиху вокруг «Роллингов», ведущими исполнителями на британской музыкальной сцене оставались «Битлы», выпустившие летом 1967 года свой эпохальный альбом, St. Pepper’s Lonely Hearts Club Band («Клуб одиноких сердец сержанта Пеппера»). «Роллинги» даже приняли небольшое участие в записи альбома, подпевая с другими исполнителями в композиции All You Need Is Love («Все, что вам нужно, это любовь»). Beatles в ответ приняли участие в записи сингла «Роллингов» с похожим названием, We Love You («Мы любим вас»), но он не пользовался такой популярностью, как песня «Битлов». Джаггер постарался уделить внимание тому, что сделало «Сержанта Пеппера» таким эпохальным достижением в современной музыке.

Главным фактором конечно же были психоделические мотивы. Но, чтобы превзойти «Битлов», «Роллингам» недостаточно было просто предложить свою вариацию «Сержанта Пеппера» на тему мира, любви и ЛСД. Их концептуальный альбом требовал более зловещей и мрачной атмосферы. Перефразировав стандартную надпись на британском паспорте – «Государственный Секретарь Ее Величества королевы Великобритании по международным делам и делам Содружества просит…», – Мик придумал название «Их сатанинские величества просят» (Their Satanic Majesties Request).

Этот альбом, записанный в лондонской студии «Олимпик-Студиос», ознаменовал собой конец крайне плодотворного и очень тесного сотрудничества группы с Эндрю Олдэмом. К тому времени Олдэм промотал свое состояние на наркотики, его творческий запал иссяк, и он страдал от клинической депрессии. Несколько выходных он посвятил электрошоковой терапии, после чего появился в студии, собираясь, как всегда, предложить свои идеи.

Мик ясно и откровенно дал понять, что присутствие Олдэма больше не требуется. «Когда дело касалось внешнего вида, имиджа «Роллингов», то они всегда соглашались с Эндрю», – говорил фотограф «Роллингов» Джеред Манковиц. Но теперь они не собирались идти у него на поводу. «Не посоветовавшись с Эндрю по этому вопросу, Мик как бы говорил, что сотрудничество закончено. Я ясно помню выражение лица Эндрю».

Манковиц был «поражен бессердечием» Мика, как и типичной для него неблагодарностью к людям, которые помогли ему взойти на вершину. «Если кто-то вам открывает дверь, когда вы желаете только одного – оказаться по другую сторону этой двери, то нельзя относиться к этому человеку как к простому привратнику», – сказал Манковиц.

Джаггер настаивал на том, что группе больше не нужен отдельный менеджер. Повседневными финансовыми вопросами может заниматься Аллен Клейн, но важные решения по поводу финансов и творчества будут принимать сами «Роллинги» – точнее, Мик. Олдэм, понятное дело, вышел из себя и вознамерился даже преследовать Клейна в судебном порядке, чтобы тот дал ему откупные. В итоге Эндрю согласился отойти от дел за миллион долларов наличными – по сегодняшним меркам это примерно девять миллионов, но в свете того, что группе предстояло заработать миллиарды, эта сумма выглядит едва ли не скудной подачкой.

Если уж Джаггер без особых проблем отвернулся от Олдэма и Джорджио Гомельского, как и от многих других, то отвернуться от Брайана Джонса ему и вовсе не составляло труда. Через несколько дней после разрыва с Олдэмом Брайан был приговорен к шести месяцам заключения в тюрьме Уормвуд-Скрабс. Джонс давно страдал от респираторных заболеваний, и этот приговор вызвал у него тяжелый приступ астмы.

Хотя сказать, что Джонс заслуживал особенной заботы и внимания, было бы большим преувеличением. Не успел он выйти под залог, как на следующий день познакомился с двумя девушками-подростками, привел их к себе в квартиру, где они все накачались ЛСД, а после так жестоко избил их, что они выбежали на улицу голые и в крови.

Позже приговор изменили и приговорили Джонса к трем годам условно, но только после того, как психиатр заявил в суде, что Джонс страдает от «эдиповой фиксации» и «суицидальных склонностей» и тюремное заключение для него может означать «полный уход от реальности, психологический срыв».

Что касается связи с реальностью самого Джаггера, то она казалась в лучшем случае сомнительной. Отгородившись от внешнего мира в стенах особняка на Чейни-роуд, они с Марианной курили гашиш, поглощали кислоту, занимались любовью и, как позже признались оба, играли в переодевание.

Кит и Брайан уже несколько лет менялись одеждами с Палленберг и другими своими подружками, а теперь этой игрой увлекся и худощавый Мик, надевая платья Марианны, пока та натягивала на себя его брюки-клеш и рубашки в оборках. По настроению Джаггер мог и полностью преобразиться, украсив себя драгоценностями Фейтфул и одним из ее боа из перьев, надев туфли на высоких каблуках и, виляя бедрами, танцевать под песню River Deep – Mountain High («Река глубока, гора высока») своего кумира Тины Тёрнер.

Игра в переодевание вообще была широко распространена среди представителей британского высшего общества и не обязательно свидетельствовала о гомосексуальных склонностях. В случае же с Джаггером и Марианной одной игрой дело не ограничивалось.

«У меня действительно бывали подружки, и у нас случался секс, – признавалась Марианна. – Мик знал о них». Иногда, когда Мик возвращался домой и обнаруживал Фейтфул в кровати с какой-нибудь девушкой, он охотно присоединялся к ним.

Марианне казалось разумным, что Мик не имеет ничего против ее лесбийских увлечений. Она говорила, что Джаггер ревновал бы, если бы ему пришлось бороться за ее сердце с другим мужчиной. «Он относился к этому так, что лучше бы у меня была подружка, чем парень, – объясняла она. – Также и я предпочитала застать его в постели с мужчиной, чем с женщиной».

Марианна сказала, что в той среде, где она росла, к гомосексуализму относились снисходительно, и она привыкла считать, что «в его основе лежит нарциссизм. Это просто желание, очень сильное желание, чтобы люди тебя любили. А мужчина это или женщина, не так уж важно».

Одним из тех мужчин, которым молва приписывала связь с Джаггером, был молодой Эрик Клэптон, гитарист из группы Cream, которая тогда только что выпустила свой хит Sunshine of Your Love («Солнечный свет твоей любви»). Клэптон был знаком с Джаггером еще по джаз-клубу в Илинге, где Мик выступал с группой Blue Boys, а Эрик еще не присоединился к группе Yardbirds.

«Да, Эрика и Мика застукали вдвоем в постели, это правда, – говорил Джон Данбар. – В той среде был очень распространен нарциссизм. Бисексуальность и андрогиния не только считались допустимыми, но и поощрялись».

Не всем в близком окружении «Роллингов» было известно об интимных отношениях между Джаггером и Клэптоном, хотя почти все знали об их тесной дружбе. Однако бывший муж Марианны, похоже, действительно знал о том, кто с кем спит. На протяжении всего этого периода Данбар не только поддерживал близкие отношения с Фейтфул и Джаггером, но и, будучи совладельцем модной лондонской галереи «Индика», занимал поистине уникальное положение в самом центре «свингующего Лондона». Именно в «Индике» Данбар в ноябре 1966 года познакомил своего друга Джона Леннона с неизвестной художницей-авангардисткой Йоко Оно.

Знакомый Мика, американский журналист английского происхождения Виктор Бокрис, освещавший музыкальную жизнь Лондона того времени, знал, что многие сверстники Джаггера не чужды таким «шалостям». Их образ жизни был «крайне гедонистическим, спровоцированным употреблением наркотиков». Клэптон, который потом много лет боролся с пристрастием к героину, по выражению Бокриса, был «неотъемлемой частью всего этого. Ничто не считалось священным, и все стремились к чему-то запретному. В то время никому не приходило в голову тыкать в тебя пальцем, если ты бисексуал. Это не воспринималось как нечто такое, чего нужно стыдиться. Все экспериментировали, в том числе и гетеросексуальные рок-звезды».

Хотя впоследствии Эрик Клэптон культивировал совсем другой образ, в 1967 году он был, как вспоминал Джаред Манковиц, «довольно симпатичным андрогинным созданием». В рубашке с психоделическими рюшками, в цветастом кафтане и в башмаках на платформе, Клэптон одним из первых рокеров сделал завивку в стиле «афро» и стал красить ногти.

Тем, кто знал этих молодых людей в то время, казалось вполне естественным, что они сблизились. У Эрика был довольно большой опыт выступления с разными группами, такими как Yardbirds, Bluesbreakers Джона Мейолла и Cream, и в определенных кругах его считали даже величайшим гитаристом. По всей Великобритании, от Лондона до Эдинбурга, на заборах красовались надписи «Эрик – Бог!». «Их обоих боготворили, и их обоих окружали подхалимы, – говорил Данбар. – Рок-звезды их величины начинают верить тому, что о них говорят и пишут. Они теряют связь с реальностью и обманываются, как обманывается и публика».

Возможно, была и более глубокая психологическая причина, по какой Мик находил интимные отношения с мужчинами особенно привлекательными. «Мне кажется, многое здесь связано с тем, что Мику все женщины казались не более чем пустоголовыми фанатками «Роллингов», – говорил Данбар. – С мужчинами отношения более равноправны, потому что они тебе ровня».

Что касается ровни, то больше всего Мик мечтал о том, чтобы сравняться с представителями высших слоев королевства. «Аристократы, правда, никогда бы не сочли его своим, – сказал Данбар. – Для них он оставался просто любопытной диковинкой».

Как убедил себя Джаггер, ему недоставало того, что было у всякого истинного английского джентльмена: загородной резиденции. Кит Ричардс владел поместьем Редландс, Билл Уаймэн – Геддин-Холлом в Саффолке, поэтому вполне понятно, что Мик принялся искать подходящий своему статусу представительный английский дом.

Его выбор пал на Старгроувз, великолепное поместье елизаветинской эпохи в беркширском городе Ньюбери. (Несколько десятилетий спустя это место наводнят папарацци и туристы, надеющиеся хотя бы одним глазком увидеть еще одного обитателя Беркшира, Кейт Мидлтон.)

Прошло одиннадцать месяцев с выхода последнего крупного альбома «Роллингов», Between the Buttons («Между пуговицами»), ознаменовавшего отход от блюзовых корней и увлечение психоделикой. Теперь Джаггер надеялся превзойти необычайный успех «Сержанта Пеппера» своим альбомом Their Satanic Majesties Request («Их сатанинские величества просят»).

Казалось вполне логичным, что так и должно быть. В конце концов, «Битлов» и «Роллингов» теперь связывали как никогда дружеские, творческие и финансовые связи. Они втайне помогали друг другу в работе над проектами и даже согласовывали время выхода своих синглов, чтобы не составлять друг другу конкуренцию, как раньше, – предполагалось, что такие популярные группы, как Beatles и Rolling Stones, должны выпускать свежие синглы каждые восемь-девять недель. Эта схема была разработана, чтобы «Роллинги» с «Битлами» не лишали друг друга очередного суперхита.

С тех пор Леннон и Джаггер встречались каждые пять-шесть недель и сообщали друг другу о том, как движется работа над следующей записью. Между ними происходил примерно такой разговор:

– Не нравится мне пока наша. Возвращаемся в студию. А вы?

– Мы уже готовы выпускать.

– Ну, тогда ваш ход. Давайте.

«Это была необычайно хитрая стратегия», – вспоминал Аллен Клейн. Весь мир воспринимал их как заклятых соперников, но Мик смотрел на «Битлов», особенно на Джона и Пола, как на братьев «Роллингов» по музыке. В какой-то момент Джаггер даже вознамерился оформить их партнерство официально. За несколько месяцев до этого от передозировки снотворного скончался долговременный менеджер и наставник Beatles Брайан Эпстайн, что стало настоящим шоком для всего музыкального сообщества. Теперь же, избавившись от Олдэма, Мик предложил «Битлам» разделить студию и менеджерский офис в Лондоне. Джон и Пол сразу согласились, но в последний момент, уже когда студия была выбрана, не разделявший их энтузиазма Клейн отказался от объединения.

В ожидании выхода нового альбома Мик раздумывал, как бы поскандальнее обставить его, разозлить родителей фанатов и бросить вызов истеблишменту. Вскоре до него дошло, что если он хочет вызвать раздражение добропорядочных, ведущих размеренный образ жизни обывателей, то для этого как нельзя лучше подходит сатанизм. В нем, казалось, слились все необходимые компоненты: насилие, анархия, ересь, зрелищность, секс. От такого сочетания у Мика просто дух захватывало. Джаггера уже не прельщала роль посредственного антигероя. Он вознамерился стать самим Антихристом.

Мик забросил своих любимых писателей-битников – Берроуза, Джека Керуака, Гинзберга – и стал поглощать оккультные сочинения, такие как «Книга проклятых», «Манускрипт ведьмовства» и роман «Мастер и Маргарита», в котором идет речь о происках Люцифера в Москве после большевистской революции. Позже эта книга вдохновила Джаггера на хит Sympathy for the Devil («Симпатия к дьяволу»).

В качестве своего учителя Мик выбрал Кеннета Энгера, который с детства снимался в кино, а потом утверждал, что стал «магом», своего рода сатанинским Мерлином. Как и Том Дриберг, Энгер был учеником Алистера Кроули, «Великого зверя» и скандально известного отца-основателя современного британского оккультизма.

Энгер с удовольствием сыпал заклинаниями, насылал проклятия и вскоре нашел преданного приспешника в лице очень впечатлительной (и психически неадекватной) Аниты Палленберг. Однажды, когда они с Китом ехали в его «Бентли» из Феса в Марракеш, внимание Палленберг привлекла ужасная автомобильная авария. Она приказала шоферу остановиться, подбежала к одной из жертв аварии на обочине и обмакнула свой шелковый шарф в кровь. Энгер говорил, что кровь умирающего обладает магическими свойствами, и поэтому Палленберг с помощью этого шарфа насылала проклятия на своих врагов. Позже она попробует проклясть с его помощью и Мика.

Энгер обладал необычайным даром убеждения. Надеясь распространить свое учение посредством кинематографа, он воспользовался полученным в Голливуде опытом и создал несколько авангардных фильмов, в том числе ставшие классикой «Фейерверки» (1947) и «Восход Скорпиона» (1963). Но самым мрачным и демоническим фильмом должен был стать его шедевр, «Восход Люцифера».

Позже искусство найдет свое отражение в жизни. В главной роли Энгер хотел снять малоизвестного рокера по имени Бобби Босолей. После того как они поссорились на съемочной площадке, Босолей, который к тому времени близко сошелся с группой возглавляемых Чарльзом Мэнсоном маргиналов, сбежал и совершил жестокое убийство, оставив на стенах сатанинские надписи кровью жертвы.

Когда Босолей оказался в камере смертников, Энгер спросил Мика, не хочет ли он исполнить роль Люцифера. Джаггер некоторое время серьезно размышлял над этим, но затем вежливо отклонил предложение. При этом он пообещал Энгеру написать музыку для его фильма и помочь со звуковым сопровождением, но и это обещание он так и не выполнил.

12 декабря 1967 года – по стечению обстоятельств в тот же день, когда Брайан и Мик присутствовали в суде, где рассматривалась апелляция по обжалованию приговора о тюремном заключении Брайана, – на прилавках музыкальных магазинов появился альбом Their Satanic Majesties Request. Но ажиотажа не последовало. Критики обвинили «Роллингов» в неудачном подражании «Сержанту Пепперу», и хотя альбому как-то удалось занять вторую строчку в чартах США, большая часть из миллиона отправленных копий осталась непроданной. Позже этот альбом, содержавший только один запоминающийся хит, She’s a Rainbow («Она радуга»), явный ответ «Роллингов» на битловскую Lucy in the Sky with Diamonds («Люси в небе с бриллиантами»), Мик и сам назвал «мусором».

Наступал 1968 год, который для Мика с «Роллингами» обещал стать переломным. После альбома Their Satanic Majesties Request их и так уже многие списали со счетов, а теперь им приходилось признавать тот факт, что со времен выхода Paint It, Black («Покрась это черным») двумя годами ранее они ни разу не возглавляли британские чарты. «Мы были просто обязаны выпустить хит номер один», – говорил Билл Уаймэн.

Источников вдохновения у них было хоть отбавляй. За всю послевоенную эру трудно найти такой же насыщенный в социально-политическом отношении год, как 1968-й. В США, где набирало силу движение против вой ны во Вьетнаме, газеты с громкими заголовками выходили каждый день: президент Линдон Джонсон принял решение не выдвигать свою кандидатуру на второй срок; убиты Мартин Лютер Кинг и Роберт Ф. Кеннеди; кровавая потасовка между протестующими и полицейскими на съезде демократической партии в Чикаго; волнения среди чернокожего населения в Вашингтоне, Канзас-Сити, Чикаго и Балтиморе.

Но главной темой была война во Вьетнаме. Во всех крупных городах мира проходили антивоенные демонстрации, выливавшиеся в столкновения с полицией. Весной, когда демонстранты осаждали посольство США в Лондоне, Мик решил, что не следует упускать возможность стать выразителем протеста молодежи. Без всякого смущения он доехал до посольства на своем лимузине с личным шофером, вышел и присоединился к протестующим, взявшись с ними за руки. Некоторое время все внимание было приковано к нему, к тому, как он раздает автографы и позирует для фотографий, после чего он сел в «Бентли» и покинул акцию протеста.

В результате родилась песня Street Fighting Man («Уличный боец»), настоящий гимн лета и осени того года, который распевали размахивающие плакатами и швыряющие камни демонстранты от Беркли до Парижа. Воспользовавшись моментом, Том Дриберг снова стал настаивать, чтобы Мик выдвинул свою кандидатуру на выборах в парламент.

Впервые Джаггер задумался над этим предложением серьезно. «Если в политику приходит человек с анархическими убеждениями, то к кому он примкнет?» – спрашивал Мик Дриберга. И Мик внимательно слушал будущего барона Брэдвелла, который рассуждал о том, что «старый порядок рушится» и что «когда это произойдет, то молодому человеку лучше оказаться в лейбористской партии».

Вскоре выяснилось, что Мик придерживается более радикальных взглядов. «Возможно, троцкисты правы, – соглашался с ним Дриберг. – Революция может начаться в любой момент». Поначалу Дриберг просто надеялся, что Джаггер привлечет свежие, молодые силы в его партию, которая нуждалась в обновлении, но позже он признавался, что и его самого увлек дух времени. «Когда находишься в обществе такого человека, как Мик, то трудно не разделять его революционных идей», – вспоминал он.

Что же касается музыки, то новый толчок их пошатнувшейся карьере дал Билл Уаймэн. Как-то раз, когда Мик с Китом расхаживали по студии, они услышали, как Уаймэн проиграл рифф на клавишных, который подхватили Брайан с Чарли Уоттсом, и тут же замерли на месте. Кит иначе вспоминал этот эпизод и утверждал, что вдохновение пришло к нему примерно так же, как в случае с Satisfaction, и что он записал музыкальную фразу на свой кассетный плеер, который повсюду таскал с собой. «„Jack Flash“ – это, по сути, Satisfaction наоборот», – объяснял Кит. Но по поводу слов разногласий не было. Однажды Мик гостил в поместье Кита Редландс и, едва проснувшись дождливым утром, услышал доносившиеся снаружи тяжелые шаги садовника Джека Дайера. Когда он спросил Кита, кто это, тот ответил: «А, это Джек. Попрыгунчик-Джек». Мик взял гитару и попробовал подобрать какую-нибудь мелодию под слова «Попрыгунчик-Джек», потом посмотрел на Кита и выпалил: «Jack Flash!»

Джаггеру потребовалось менее часа, чтобы написать весь текст песни. Исполняя ее, он играл главного персонажа, отчасти проворного Джека из английского детского стишка, но по большей части сатанинского бесенка. Хит Jumpin’ Jack Flash тут же занял первое место в Англии и третье в Америке.

Тем летом, несмотря на непрекращающиеся увещевания Аллена Клейна навсегда избавиться от Брайана Джонса, Мик и Кит решили дать Брайану последний шанс. Это решение далось им нелегко. Джонс, которого в очередной раз обвинили в хранении наркотиков, был убежден, что Мик пытается выжить его из созданной им группы, и потому вел себя непредсказуемо. Другие «Роллинги» даже не пытались приглашать его на выступления. Во время звукозаписи они накладывали на композицию трек Брайана на цимбалах или ситаре, записанный в отдельной студии.

Пока Джонс с беспокойством ожидал очередного суда, Джаггер и Ричардс пригласили его на неделю отдохнуть в Редландсе. Но примириться им не удалось – напротив, они еще больше поссорились. Обвинив Мика в том, что тот хочет заменить его на Эрика Клэптона, Брайан завопил, что сейчас покончит с собой, и прыгнул вниз головой в ров с темной холодной водой. Мик бросился на помощь, но обнаружил, что Джонс просто прячется от них и не собирается тонуть во рву, глубина которого была всего около метра. «Надеюсь, тебя посадят за решетку, и на этот раз надолго!» – в сердцах выпалил Мик.

Если бы Брайана и в самом деле посадили в тюрьму, то «Роллингам» пришлось бы отменять запланированный тур в честь выхода нового альбома Beggars Banquet («Пир нищих»), если только они действительно не решили бы, что в его услугах больше не нуждаются. Участники группы еще не были готовы к такому повороту, и Мик надеялся, что Брайан благополучно выпутается, как это получалось у него не раз. Конечно, если при этом он не вляпается в новую историю – и в газетные статьи о скандальных происшествиях.

Было решено, что Брайан должен провести остаток лета в Редландсе со своей новой подружкой, сногсшибательной моделью, блондинкой по имени Сьюки Пуатье. (Она выжила в автомобильной аварии, в которой погиб наследник состояния «Гиннесс», Тара Браун, но год спустя разбилась насмерть в другой аварии.)

Через неделю в поместье вернулся Мик, поддавшись на уговоры Марианны Фейтфул, которой казалось, что жизни Джонса угрожает опасность. Ведь Джонс, по ее словам, был Рыбами, водным знаком. Да и книга «И-Цзин» предупреждала: смерть от утопления. Но едва лишь Джаггер появился на пороге, как оба они снова вступили в перебранку. На этот раз Брайан попытался всадить нож в грудь Мика, а когда Джаггер отскочил, закричал, что хочет умереть, и снова прыгнул в ров. Джаггер опять кинулся спасать его – и так три раза. После третьего раза Мик с трудом дотащил мокрого, всхлипывающего и явно очень пьяного Брайана обратно в его комнату.

Если не считать параноидальных срывов Брайана, то не Мику было критиковать кого бы то ни было за пристрастие к наркотикам. Он подозревал, что власти только и ждут удобного случая, чтобы предъявить им новое обвинение, и потому они с Китом решили основать свой клуб, в котором могли бы до определенной степени поддерживать свои правила и контролировать ситуацию.

Торжественное открытие клуба «Везувио» состоялось в июле 1968 года, во время пышного празднования двадцатипятилетнего юбилея Мика, на котором присутствовали Джон с Йоко, Пол Маккартни и сливки британского общества. Поскольку совладельцем клуба был давний товарищ Кита и поставщик наркотиков Испанец Тони Санчес, повсюду на столах вместе со столовыми приборами стояли бокалы с приправленным метедрином пуншем и лежали косяки. Мик с Марианной удалились в отдельную комнату, чтобы насладиться самым главным подарком на день рождения: трубкой, набитой чистейшим тайским опиумом.

Самым главным сюрпризом того лета стало известие, что Марианна ожидает ребенка. Марианна к тому времени уже стабильно сидела на своеобразной диете – алкоголь и наркотики, – принимая таблетки горстями, но, по всей видимости, забывая принять противозачаточные.

Как бы то ни было, от этой новости Мик пришел в восторг. Тогда еще не существовало ультразвуковой диагностики пола будущего ребенка, но почему-то будущие родители были уверены, что у них родится именно девочка. Они даже выбрали ей имя – Карена.

В то время Фейтфул все еще была замужем за Данбаром. И хотя Данбар соглашался дать ей развод, она не спешила становиться «миссис Джаггер». Она не хотела выходить замуж за Джаггера только затем, чтобы их ребенок родился в официальном браке. «Брак? Ну, это неплохо для тех, кто занят стиркой», – шутил сам Мик. Но в серьезном разговоре он утверждал, что не имеет ничего против того, чтобы жениться на любимой женщине, «если ей действительно это нужно… Но сейчас я живу не с такой женщиной».

Мика поражали обманчиво непорочная красота и царственные манеры Марианны, но в не меньшей степени он восхищался ее артистическим талантом. К тому времени она уже сыграла несколько ролей в театрах Вест-Энда и две небольшие роли в кино, а теперь настаивала, чтобы и Мик попробовал свои силы в этой области.

Недостатка в предложениях у него не было. Мик уже отклонил десятка два сценариев, поскольку, как заметил Данбар, он «боялся рисковать… Сама идея его пугала. Тут-то и вышла на сцену Марианна. Она играла на его самолюбии и придавала уверенности, убеждая хотя бы попробовать».

К сожалению, природная подозрительность Мика мешала ему принять сценарий, если его не написал кто-нибудь из тех, кого он знал лично, и неважно, насколько был известен этот человек. Когда же его американский знакомый Дональд Кэммелл, наследник судостроительной компании и художник-любитель, живущий в Париже, предложил ему одну из ролей в фильме «Представление», Мик с радостью согласился.

Принять решение ему помогло и то обстоятельство, что сценарий фильма о бандите с садистскими наклонностями, который начинает сомневаться в своей сексуальной ориентации после встречи с бывшим рок-идолом, был будто специально написан для Мика. Заручившись поддержкой Джаггера и известного кинематографиста Николаса Роуга, который согласился стать сорежиссером, Кэммелл без труда договорился с компанией «Уорнер Бразерс».

Сыграть роль героя-бандита сначала подумывал Марлон Брандо, но когда он отклонил предложение, на эту роль взяли английского актера Джеймса Фокса, получившего образование в школе Харроу. Фокс и Джаггер были хорошо знакомы. Между ними завязался «своего рода роман», по выражению их общего приятеля Кэммелла, «и оба они были скрытыми геями».

Фокс охотно погрузился в роль громилы, а Мика попросили сыграть роль живущего затворником бисексуала Тёрнера. Это означало, что ему нужно облачиться в трико, блузку с оборками и в цветастый кафтан. Перед каждой сценой ему красили губы красной помадой а-ля Джоан Кроуфорд и наносили тени на веки, но в остальном режиссеры советовали ему быть «самим собой».

Но Марианна считала иначе. Она советовала Мику представить, что он «бедный, обдолбанный, разочарованный, двуполый торчок Брайан» с «прекрасной склонностью к преступлениям» Кита. Когда Мик впервые появляется перед камерой в черном трикотажном костюме и в поясе с огромной серебряной пряжкой, Фокс произносит многозначительную фразу. «А ты будешь смешно выглядеть в пятьдесят», – говорит гангстер рок-звезде.

Фейтфул и сама собиралась сыграть в фильме, но врачи сказали ей, что это может осложнить беременность. Поэтому роль секретарши-нимфоманки Мика досталась подружке Кита Аните Палленберг, которая в то время тоже ожидала ребенка. Но Анита, не задумываясь, сделала аборт и на следующее утро уже стояла перед камерами.

Кит не возражал против съемок Аниты в фильме, даже после того как прочитал в сценарии, что Мик, Анита и подстриженная под мальчика восемнадцатилетняя актриса Мишель Бретон по прозвищу Муш должны сыграть сексуальную сцену втроем. Но все изменилось, когда выяснилось, что Анита и Мик довольно серьезно отнеслись к сексу перед камерами и Палленберг даже не пыталась это скрывать. Хотя она скрыла, что спит также и со своим бывшим любовником Кэммеллом. Ричардс ненавидел Кэммелла, этого «гипнотизера, абсолютного предателя, манипулирующего женщинами», как писал он позже. «Самый опасный подонок, с каким мне доводилось иметь дело».

Поглощенный ревностью, Кит каждый день сидел в своем синем «Бентли» перед съемочным павильоном и кипел от ярости. И не без оснований. Его подозрение в том, что Кэммелл на самом деле задумал снять «третьеразрядное порно», имели реальные основания. Полная версия «Представления» в конечном итоге была показана на порнографическом фестивале в Амстердаме и завоевала первый приз.

Палленберг пользовалась щекотливой обстановкой, чтобы дразнить Кита, утверждая, что все это время ее основной целью было затащить в постель Мика и что она спала с Китом и Брайаном, только чтобы добраться до Джаггера. Если она планировала вбить клин между двумя друзьями, то это ей удалось. В первый раз – но далеко не в последний – партнерство Джаггера и Ричардса дало трещину.

«Высокая драма» – так описывал настроение во время съемок фильма продюсер Сэнди Либерсон. Все на съемочной площадке были «ужасно капризными. Каждый раз начинались крики, споры, вспышки гнева. Мик был особенно взвинченным и несдержанным. У меня складывалось впечатление, что он ко всему относится слишком серьезно или далек от реальности».

В «Представлении» было с лихвой непристойностей, наркотиков и жестокостей, чтобы заслужить рейтинг X и шокировать зрителей. Фильм и в самом деле шокировал владельцев студии, которые почему-то считали, что подписались на съемку музыкального фильма, наподобие кассового «Вечера трудного дня» или «На помощь!», снятых с участием Beatles. На одном из первых просмотров некую даму, увидевшую слишком откровенную сексуальную сцену, вырвало прямо на ботинки руководителя студии, прежде чем она успела выбежать.

После двух лет судебных споров фильм наконец-то вышел в 1970 году, но был прохладно принят критиками. Правда, большинство отмечало поразительное мастерство Мика и особенно, как выразился Роджер Гринспан из New York Times, его «садизм, мазохизм, изысканное декадентство и небрежную всесексуальность».

И все же этот фильм так вымотал Роуга, что «почти разрушил» его. Фокса же кипевшие на съемочной площадки страсти – особенно то, что он называл «психологическими играми» Мика, – утомили настолько, что он совсем забросил актерскую деятельность и следующие двадцать лет провел в христианской секте «Штурманы», распространяя Благую весть. Кэммелл снял еще три незначительных фильма, после чего покончил с собой, выстрелив из пистолета в голову и с чувством долга засняв это на пленку, пока его жена находилась в соседней комнате.

Что касается «Роллингов», то интрига Мика с Палленберг, как вспоминал Кит, «пожалуй, больше всего другого расширила пропасть между мной и Миком. Возможно, даже навсегда». Впрочем, впоследствии выяснилось, что и сам Кит изменял Мику с Марианной еще до ее беременности. Однажды, когда Мик вернулся на Чейни-Уок ранее условленного времени, Кит поспешно выскочил из окна, забыв надеть носки. «Я до сих пор ищу твои носки», – такова была шутка Марианны, понятная только Киту на протяжении последующих сорока лет.

22 ноября 1968 года, на восьмом месяце беременности, у Марианны случился выкидыш. По странному стечению обстоятельств выкидыш в тот же день произошел и у Йоко Оно, которая также находилась на восьмом месяце беременности и ожидала ребенка от Джона Леннона. Сама Марианна не питала никаких иллюзий на свой счет и винила во всем наркотики, которыми увлекалась уже несколько лет.

Марианна еще долго мучилась угрызениями совести, но Мик быстро оправился от этого удара – пожалуй, даже слишком быстро. Вскоре его поглотила работа над новым альбомом, который должен был выйти на той же неделе, что и новый двойной альбом Beatles с названием группы, но более известный как White album («Белый альбом»). В первый раз за несколько лет обе группы выпускали свои долгоиграющие пластинки практически одновременно, и после неудачи с альбомом Their Satanic Majesties Request Мик очень нервничал.

Но его волнения были напрасными, ведь на этот раз «Роллинги» постарались не просто обойти своих музыкальных соперников, а выпустили альбом, который многие считают их лучшим альбомом за всю историю группы. Beggars Banquet содержал такие смелые композиции, как Sympathy for the Devil («Симпатия к дьяволу»), Stray Cat Blues («Блюз бродячей кошки») и Street Fighting Man («Уличный боец»). Как писал Джон Ландау из журнала Rolling Stone: «В „Уличном бойце“ они первыми из групп сказали: „К стене, подонок, мать твою!“» В New York Times Мика просто назвали «демоническим… и дико возбуждающим».

Мик решил воспользоваться благоприятным моментом. За год до того Beatles сняли часовой фильм «Волшебное таинственное путешествие», выхода которого публика ожидала с большим нетерпением, но который был показан по Би-би-си без особого успеха. Джаггеру захотелось отличиться там, где потерпела поражение легендарная четверка.

Фильм «Рок-н-ролльный цирк Роллинг Стоунз» был снят за три дня, и помимо Мика с кнутом дрессировщика в нем фигурировали клоуны, пожиратели огня, дрессированные животные и гимнасты, не говоря уже о таких приглашенных знаменитостях, как Джон Леннон, Эрик Клэптон и The Who в полном составе.

Леннон назвал съемку в этом фильме «вдохновляющим» занятием, и после многократных дублей даже Джаггер казался довольным. Но когда он посмотрел результат на экране, то его поразило, насколько он выглядел усталым и старым, особенно по сравнению с похожим на мальчишку вокалистом The Who Роджером Долтри. В итоге «Рок-н-ролльный цирк Роллинг Стоунз» положили на полку и показали лишь через двадцать восемь лет.

По крайней мере, на какое-то время Мику и Киту удалось забыть о разногласиях. В декабре они отправились путешествовать из Лиссабона в Рио-де-Жанейро вместе с Марианной и Анитой; эта поездка дала два хита: HonkyTonk Women («Кабацкие бабы») и You Can’t Always Get What You Want («Нельзя всегда получать то, что хочешь»).

Заодно в этом путешествии дуэт обрел и новое прозвище. Когда Кит с Миком поглощали виски в баре на судне, одна пожилая дама никак не могла узнать их и постоянно спрашивала, кто они такие. «Ну ладно вам, скажите, кто вы? – повторяла она. – Может, хотя бы намекнете?»[5] С тех пор Мик и Кит называли себя «мерцающими близнецами» (Glimmer Twins).

Джаггер не оставлял надежды стать звездой кинематографа и согласился сыграть главную роль в фильме «Нед Келли» Тони Ричардсона, посвященном известному австралийскому бандиту девятнадцатого века. Мик, конечно, не слишком походил на мужественного разбойника, но он имел все шансы попасть за решетку. В тот день, когда было официально объявлено о его участии в фильме, полицейские выбили парадную дверь и обыскали весь дом Джаггера. В результате его обвинили в хранении четверти унции марихуаны и приговорили к штрафу в 500 фунтов.

Приближалась весна 1969 года, и с каждым днем становилось все яснее, что Брайан не сможет отправиться на гастроли вместе с остальными членами группы. Мик сказал Алену Клейну, что, по его мнению, настало время окончательно порвать с Брайаном. Ему предложили навсегда покинуть группу в обмен на 100 тысяч фунтов стерлингов (примерно 200 тысяч долларов по курсу того времени) и право на авторские отчисления за каждый хит «Роллингов», записанный до того времени. «Мик упорно настаивал на этом, – сказал Иэн Стюарт. – Он сказал, что нам обязательно нужно избавиться от Брайана и заменить кем-нибудь, кто может выступать».

Незадолго до полуночи 1 июня Мик пригласил гитариста Мика Тэйлора, которому тогда исполнился двадцать один год, заменить Джонса при исполнении песни Honky Tonk Women. Довольный тем, что Мик Тэйлор, который играл в группе Джона Мейолла Bluesbreakers, обладал всеми необходимыми для выступления качествами, Джаггер на следующей неделе отправился в Суссекс, взяв для поддержки Кита и Чарли Уоттса. Ему предстояла нелегкая задача сообщить человеку, который основал Rolling Stones, о том, что он должен покинуть группу.

К тому моменту Брайан наслаждался неким подобием размеренной жизни в живописном поместье Котчфорд-Фарм, некогда принадлежавшем создателю Винни-Пуха Алану Милну. Когда Мик пришел к нему и сказал, что «все кончено», Брайан вопреки всеобщим опасениям вовсе не вышел из себя, а просто кивнул в знак согласия. «Мы останемся друзьями, – заявил он на пресс-конференции, посвященной разрыву. – Мне нравятся эти парни». Когда Мик с другими поспешно покинули конференцию, чтобы заняться своими делами, Брайан вовсе не выглядел расстроенным. Но ночью он заперся у себя в спальне и прорыдал несколько часов.

После того как с неприятной задачей было покончено, Мик решил уделить внимание финансовым вопросам. «Ему явно нравилось заниматься деньгами, – говорила Стефани Блустоун. – Он заходил в зал заседаний, и все эти деловые люди в костюмах вскакивали со своих мест».

По расчетам Джаггера, «Роллинги» к тому времени получили валовую прибыль в 17 миллионов долларов. Но, судя по финансовым отчетам, группа находилась в долгах. Мик подозревал, что Клейн запускает руку в кассу, и пригласил в качестве финансового советника банкира с солидной внешностью, принца Руперта Левенштейна, которого в элитном кругу Кристофера Гиббса прозвали «немецкой клецкой». Левенштейн, потомок немецкого короля тринадцатого века Рудольфа I Габсбурга и партнер престижной лондонской фирмы Леопольда Джозефа, с самого начала произвел неизгладимое впечатление на Мика, заявив, что не имеет ни малейшего представления о том, кто такой Джаггер, и что никогда не слышал Rolling Stones.

Левенштейн открыл Джаггеру глаза на то, что американское отделение «Нанкер Фелдж» вовсе никакое не дочернее предприятие, а совершенно независимая компания, контроль над которой полностью принадлежит Клейну. Более того, Клейну принадлежали права на все оригиналы записей и на все произведения «Роллингов» – так продолжалось до тех пор, пока группа не разорвала отношения с «Декка Рекордз» в 1970 году.

Под руководством Мика и принца Руперта Rolling Stones в конечном счете избавились от железной хватки Клейна, но это им стоило семи судебных разбирательств, растянутых на семнадцать лет. А тем временем Мик поручил Левенштейну упорядочить его личные финансы. Удивительно, но Мик так же погряз в долгах, как и все остальные «Роллинги».

Единственным из всей компании, кого не волновали эти разбирательства, был Брайан. После своего «увольнения» он пребывал в настоящей эйфории. Всего лишь через несколько дней он, помимо всего прочего, получил предложения о сотрудничестве от Джефа Бека, Джона Леннона и Джимми Хендрикса. «Похоже, темное облако, сгустившееся над головой Брайана, рассеялось, – говорил Стюарт. – Он уже не боялся, что Мик что-то замышляет против него. Он вдруг весь преисполнился энергией, новыми идеями и оптимизмом».

Джаггер тоже хотел попробовать что-нибудь новенькое. Эрик Клэптон и Стив Уинвуд, только что покинувшие группы Cream и Traffi c, основали новую «супергруппу» под названием Blind Faith, барабанщиком которой стал ударник Cream Джинджер Бейкер. На их концерт в лондонском Гайд-парке собралось 150 тысяч человек, что было невероятным достижением. Мик с Марианной, которые, как и многие другие зрители, на протяжении всего выступления балдели от ЛСД, дешевого разливного вина и травки, тут же пришли к мнению, что бесплатный концерт «Роллингов» соберет вдвое больше. Через три дня Аллен Клейн объявил дату предстоящего концерта: 5 июля.

Брайан узнал о бесплатном концерте из газет и в разговоре со своей новой подружкой из Швеции Анной Волин, пошутил, что единственным человеком, с которого Мик возьмет деньги, будет он. «Но это его совершенно не волновало, – говорила Волин. – Он планировал основать свою собственную группу. Для него это было временем новых начинаний».

Лето выдалось особенно сухим и пыльным, и 2 июля Брайан гораздо чаще обычного прибегал к помощи «пыхача», как он называл ингалятор с углекислым газом, которым пользовался во время приступов астмы. Тем днем в Котчфорд-Фарм работали строители, которых наняли обновить полуторавековое главное здание. Брайан предложил им после работы поплавать со своими подружками в бассейне.

Примерно в десять часов вечера, после просмотра их любимой телепередачи «Роуэн и Мартин высмеивают», Джонс с Волин решили присоединиться к рабочим в бассейне. Пребывая в приподнятом настроении от полбутылки виски и нескольких таблеток амфетамина, Брайан натянул разноцветные плавки, прыгнул в бассейн и принялся брызгаться с подружками рабочих.

Волин быстро надоели проказы Брайана, и она пошла в дом переодеться. Рабочих Брайан тоже порядком вывел из себя, и они принялись погружать его под воду и вытаскивать в последний момент, чтобы он успел вдохнуть, и так снова и снова.

Свидетелями этой сцены стали два приятеля Брайана, Ричард Кэдбери и Николас Фицджеральд, приехавшие в одиннадцать часов. Когда один из рабочих крикнул им: «Вы следующие!» – они поспешили скрыться.

Когда Волин вернулась, то обнаружила, что рабочие с подружками сбежали, а Брайан лежит на дне бассейна с распростертыми руками. Волин поразило, что временно проживающий в доме бригадир рабочих Фрэнк Торогуд и его подружка, которая, как оказалось, была медсестрой, «просто стоят» и смотрят на Брайана. Волин вытащила Брайана и стала делать искусственное дыхание, и только тогда медсестра ей помогла. Неожиданно Брайан схватил Волин за руку, «а потом перестал двигаться».

В заключении о вскрытии утверждалось, что смерть двадцатисемилетнего Брайана наступила в результате утопления и «серьезного поражения печени». Но в заключении коронера, описывавшем происшествие на Котчфорд-Фарм запутанным языком девятнадцатого века, говорилось, что смерть «наступила в результате несчастного случая». (Двадцать семь лет спустя, на смертном одре, Фрэнк Торогуд признался, что утопил Джонса. Кит ничуть не удивился этому. По его словам, Брайан «просто бесил строителей, занудный подонок».)

В два часа ночи третьего июля «Роллинги» находились в студии, работая над кавер-версией I Don’t Know Why («Я не знаю почему») Стиви Уандера (которая появится на их альбоме Metamorphosis («Метаморфоза») год спустя), когда зазвонил телефон. Сидевший за контрольным пультом Мик поднял трубку и тут же побледнел, по его щекам потекли слезы. Тут в студию вошел Кит Олтхэм.

Когда Мик сообщил ему о гибели Брайана, Олтхэм подумал, что группа тут же закончит работу. «Нет! Мы продолжаем», – крикнул Мик, приказывая возвращаться по местам.

Шумиха, вызванная неожиданной смертью Брайана, не помешала «Роллингам» выпустить новый двойной сингл с песнями Honky Tonk Women («Кабацкие бабы») и You Can’t Always Get What You Want («Нельзя всегда получать то, что хочешь»). По какому-то жутковатому совпадению выпуск пластинки был запланирован на этот же самый день.

Не видел Мик и причин отменять концерт в Гайд-парке, который планировалось транслировать по английскому телевидению. А чтобы уйти от обвинений в безразличии к смерти друга, Мик заявил, что это выступление посвящается Брайану. На самом деле Мику было необходимо провести концерт 5 июля, потому что через четыре дня он собирался отбыть в Австралию на съемки фильма «Нед Келли».

В половине третьего в Гайд-парке собралось более трехсот тысяч человек: протянувшаяся почти до горизонта пестрая толпа с цветами, перьями, бусами и в цветастых футболках. Охранять сцену поручили «Ангелам ада» в кожаных жилетках со свастиками – слабому подобию скандально знаменитых калифорнийских байкеров.

Когда на сцену вышел Мик в белом «вечернем платье» эксцентричного модельера Майкла Фиша и в плотно облегающих штанах и принялся посылать воздушные поцелуи, по толпе пронесся вздох изумления. Его лицо украшали густо наложенные румяна, губная помада и тушь для ресниц; с шеи свисало деревянное распятие.

Мик призвал к тишине и стал читать строки из элегии Перси Биши Шелли «Адонаис»: «Не умер он; он только превозмог сон жизни». Так он продолжал читать несколько минут, а потом из коробок в толпу было выпущено четверть миллиона белых бабочек. Вскоре после этого под звон колокольчика началась песня Honky Tonk Women. Тогда для толпы это еще был новый звук, но вскоре его стали узнавать повсюду.

Остальное время концерт имел мало отношения к поэзии: Мик целый час прыгал, дергался, расхаживал по сцене и поправлял волосы, обливаясь потом под хиты Rolling Stones. Казалось, его нисколько не заботило, что выступление показывают по телевизору в прямом эфире: в какой-то момент он опустился на колени и начал двигать микрофоном возле рта, вызывая недвусмысленные ассоциации.

Но никакие гимнастические уловки не могли скрыть того, что музыканты играли скверно. Критики и фанаты открыто выражали свое разочарование; зрители выключали телевизоры. Концерт, объявленный музыкальным событием столетия, обернулся явным провалом.

Сидевшая на сцене вместе с женами и официальными подружками «Роллингов» Марианна Фейтфул была слишком под кайфом, чтобы замечать это. Похоже, ее больше всех из близкого окружения «Роллингов» шокировала смерть Брайана. И еще больше ее печалило то, что никто из самих «Роллингов», казалось, не придавал этому особого значения. Однажды она услышала, как Мик шмыгает носом в ванной, и подумала, что смерть товарища наконец-то проняла его, но оказалось, что это просто приступ аллергии на пыльцу.

После концерта Мик сказал Марианне, что должен закончить кое-какие дела, а потом вернется к ней, в дом на Чейни-Уок. После этого он провел ночь со своей новой подружкой, чернокожей Маршей Хант, дочерью психиатра из Филадельфии. Марша уже блеснула в постановке мюзикла «Волосы» в Вест-Энде, но привлекла внимание Мика только после того, как из-за неполадок в прямом эфире «засветила» свою грудь по телевизору.

Джаггер хотел видеть ее на обложке «Кабацких баб» и на рекламных плакатах, но она отказалась. Поначалу Марша Хант отклоняла и его сексуальные домогательства, но он быстро растрогал ее рассказами о пристрастии Марианны к наркотикам и слезным признанием, что он очень одинок, несмотря на всеобщее обожание. На выступлении в Гайд-парке ее было трудно не заметить на помосте для специальных гостей, возведенном в девяти метрах над сценой. Из одежды на ней были белая кожаная куртка на голое тело и брюки с густой бахромой, но эффектнее всего смотрелась ее прическа «афро», из-за чего Мик прозвал ее «мисс Кудряшкой».

На следующий день под проливным дождем Мик попрощался с Маршей и улетел с Марианной в Австралию – но только после того, как сказал Хант, что работает над посвященной ей песней. Он собирался назвать ее Brown Sugar («Коричневый сахар»).

Поскольку в день похорон Брайана, проходивших в Лондоне, Джаггеру нужно было находиться на съемочной площадке «Неда Келли», ему не пришлось выдумывать отговорки, почему он не приехал отдать последнюю дань уважения старому другу. Посетить похоронную службу вместе с несколькими десятками других имевших отношение к Rolling Stones людей удосужились только Билл Уаймэн и Чарли Уоттс.

Едва Мик с Марианной оказались в отеле в Сиднее, они сразу же завалились спать, устав после суточного перелета. Но у Марианны, все еще переживавшей от безвременной кончины Брайана, заснуть не получалось. Пока Джаггер спал крепким сном, она повторяла свой обычный вечерний ритуал, размешивая в горячем шоколаде две таблетки снотворного – амитала натрия.

Но только на двух таблетках она на этот раз не остановилась, а проглотила целых сто пятьдесят, прежде чем лечь рядом с Миком и погрузиться в забытье на границе сна и реальности. В тяжелом бреду она летела с Брайаном в космосе, а ее сын и мать тянули ее назад, к жизни.

Час спустя Мик неожиданно проснулся и заметил, что коробка с пилюлями Марианны на столике пуста. Он схватил Марианну, принялся бить ее по щекам и изо всех сил трясти, но безрезультатно – она не приходила в сознание. В ужасе он вызвал «скорую» и поехал вместе с ней в больницу. Даже после того как Марианне промыли желудок, сохранялись опасения, что ее организм не выдержит напряжения, поскольку она в то время испытывала жестокую ломку после употребления героина. Она вполне могла скончаться, не приходя в сознание.

Мик сидел рядом с Марианной, пока она не очнулась, за что Фейтфул была ему бесконечно благодарна – а также за то, что он своевременно вызвал «скорую помощь». Следующие два месяца она провела в больнице под Сиднеем. Так она потеряла небольшую роль, которую Мик обещал ей в «Неде Келли», но это было даже к лучшему. Разногласия в съемочной группе усиливались, Мик все чаще сердился на выдвигавшего различные требования режиссера, и становилось понятно, что на роль сурового разбойника, австралийского грубоватого аналога Робин Гуда он совершенно не подходит.

Поскольку главный герой родился и вырос в Ирландии, Мику сказали, что он должен говорить с ирландским акцентом. По какой-то причине именно этот выговор ему, обладавшему прекрасными способностями к подражанию, никак не давался. В сценах драк он выглядел жалко, несмотря на свой артистизм и на то, что на сцене постоянно демонстрировал эффектные движения. Вдобавок ко всему он единственный на съемочной площадке получил физическую травму: случайно выстрелившее реквизитное ружье едва не оторвало ему правую руку.

Вернувшись в сентябре в Лондон, Мик с Марианной обнаружили, что у них теперь новые соседи: Кит и Анита Палленберг переехали в дом номер 3 по Чейни-Уок. Это случилось за пять дней до рождения их сына. В честь любимого актера Ричардса его назвали Марлоном.

Переезд Кита на Чейни-Уок был вызван стратегическими соображениями. «Мерцающие близнецы» хотели находиться ближе друг к другу, чтобы работать над новым материалом и готовиться к предстоящему туру по восемнадцати городам в США – первому за три года. Не желая полагаться на волю случая, они договорились с легендой блюза, Би Би Кингом и с заводной Тиной Тёрнер о том, что те будут выступать у них на разогреве.

Мик с Китом прилетели в Лос-Анджелес 13 октября и сразу же поехали в поместье Лорел-Каньон, где жил их знакомый Стивен Стилз из группы Crosby, Stills, Nash & Young. Мик писал любовные послания Марше Хант и Марианне, развлекаясь в обществе постоянно сменявших друг друга фанаток-тинейджеров и таких «ветеранш», как Сьюзи Кримчиз, Сейбл Стар, Свит Кони и Сьюзи Сак.

В шестидесятые и семидесятые годы, когда две молодые женщины из известной чикагской студии Plaster Casters («Гипсовые формы») возвели в ранг искусства отливку копий интимных органов таких рок-идолов, как Джаггер, Хендрикс, Джим Моррисон и все члены (в буквальном смысле) группы Led Zeppelin, мало кто из «групи», как называли следовавших за своими кумирами фанаток, мог похвастаться настолько высоким признанием, как Памела Де Барр. Когда бойкая поклонница из Калифорнии впервые встретилась с Миком во время тура «Роллингов» в 1966 году, он почти не обратил на нее внимания. Но Джаггер славился тем, что едва ли не бредил идеей переспать с женами своих друзей и знакомых, и потому когда Де Барр (тогда еще Памела Миллер) стала официальной подружкой Джимми Пейджа из Led Zeppelin, Мик вознамерился соблазнить ее во что бы то ни стало.

Несколько недель Мик добивался признания «мисс Памелы», но безрезультатно. Перепробовав все традиционные приемы, он был готов встать на колени и умолять о снисхождении.

Недостатка в женском внимании он конечно же не испытывал. Родни Бингенхеймер, один из представителей музыкальной тусовки Лос-Анджелеса, вспоминал, как они вместе с Джаггером отправлялись куда-нибудь на вечеринку и останавливались под утро у ресторана House of Pies на Норт-Вермонт-авеню, чтобы «подобрать девчонок. Все эти фанатки при виде Мика говорили: „А ты похож на Мика Джаггера!“ – на что он отвечал: „Ага, все так говорят“. А потом забирал с собой парочку».

Но ситуация резко изменилась, когда после первого концерта в Далласе пришло сообщение о том, что Марианна бросает Джаггера и переезжает к итальянскому художнику-постмодернисту Марио Скифано, одному из многочисленных бывших любовников Палленберг. Мик почувствовал себя униженным и оскорбленным и начал волноваться о том, как этот эпизод отразится на его образе беспечного распутника и рок-звезды. Он названивал Марианне в Рим и сквозь слезы упрашивал ее вернуться.

В конечном счете она вернулась. А тем временем мисс Памела решила использовать возможность подняться на несколько ступенек выше в мире рок-музыки. Она наконец-то ответила на ухаживания Мика, и тот овладел ею прямо в кабинке клуба Whisky a Go Go на Сансет-стрип. «Ах, эти губы! Я вас умоляю! – вспоминала Де Барр. – Мы занимались любовью несколько часов».

Что же касается американской аудитории в целом, то здесь его успехи были не столь внушительны. Отчасти это объяснялось «шероховатым» (по выражению самого Джаггера) исполнением группы, а отчасти и тем, что реальные музыканты на сцене казались бледным подобием своего идеального образа, который они так тщательно создавали на протяжении нескольких лет. После очередного выступления критики хором высказывали свои разочарования, и новость о приближении «Роллингов» уже не вызывала тех истерических восторгов, как раньше.

Но в День благодарения, когда «Роллинги» выступали в Нью-Йорке, им удалось завести зрителей по-настоящему. Свидетелями их успеха стали Джимми Хендрикс, Дженис Джоплин, давний приятель Мика Энди Уорхол и легендарный композитор и дирижер Леонард Бернстайн. Происходящее снова походило едва ли не на массовый припадок эпилепсии. Как вспоминал Уорхол, Бернстайна больше всего «впечатлило сексуальное обаяние Джаггера. Ленни буквально влюбился в Мика». Сам Бернстайн нисколько не постеснялся сообщить Джаггеру о своих чувствах. Мик был ужасно польщен, что такой великий человек удостоил его своим вниманием, но не принял предложение Бернстайна.

Поочередно изображая из себя то черноглазого скромника, то горделивого самца, Мик Джаггер, по выражению Кеннета Энгера, излучал «своего рода бисексуальное очарование», возбуждавшее американскую публику. «Роллинги» ставили один рекорд за другим по кассовым сборам и в итоге заработали крупнейшую по тем временам сумму в два миллиона долларов.

Не все, конечно, были довольны заоблачными ценами на билеты, самыми дорогими для любой рок-группы той поры. После того как «Роллингов» в прессе раскритиковали за то, что они едва ли не силой «выколачивают» деньги из своей аудитории, Мик провел конференцию, на которой заявил, что они собираются порадовать своих американских поклонников бесплатным концертом.

Правда, выступить перед журналистами Мик смог только после того, как один из них предложил ему валиум. Собравшись с духом, Джаггер сказал, что они давно раздумывали над этой идеей. «Мы еще когда прилетели в Лос-Анджелес, уже тогда решили сделать это под конец тура. Мы сразу выбрали Лос-Анджелес, потому что там погода лучше. Но там нет подходящего места, и нам сказали, что легче это устроить в Сан-Франциско».

В конце концов, это был весьма неплохой выбор. Район Хайт-Эшбери в Сан-Франциско прославился тем, что именно здесь зародилось движение «детей цветов», и, если уж на то пошло, он стал настоящим символом контркультуры. Лучшей площадки для первого бесплатного концерта «Роллингов» в Америке, чем великолепный парк «Золотые ворота», и представить себе было нельзя.

Власти города, сославшись на негативный опыт предыдущих рок-концертов, на которых вовсю распространялись наркотики, отказались от такого предложения. Поэтому «Роллинги» перенесли концерт в район гоночной трассы, Сирс-Пойнт, в тридцати пяти милях к северу от Сан-Франциско. Они уже закончили возводить сцену и начали устанавливать мачты освещения, когда владельцы трассы потребовали аванс в 125 тысяч долларов. Возмутившись, Мик отказался заплатить, не забыв сказать представителям Сирс-Пойнт, куда они могут засунуть свои осветительные мачты.

Тогда вмешался устроитель автомобильных гонок Дик Картер, предложив «Роллингам» воспользоваться его трассой в Алтамонте совершенно бесплатно. Официально это место считалось пригородом города Ливермора, в сорока пяти милях к востоку от Сан-Франциско, но в действительности здесь не было ничего, кроме поблекших от непогоды трибун под открытым небом и рекламных щитов вокруг овального трека. Попасть к гоночной трассе, расположенной вдали от цивилизации, можно было по единственной грунтовой дороге.

6 декабря 1969 года, чуть позже двух часов ночи, в центре гоночного трека приземлился вертолет, из которого выпрыгнул Мик в красном бархатном плаще и в сдвинутом набекрень красном берете, а за ним последовал Кит. Дрожа под влажным калифорнийским ветром, Мик прокладывал себе путь между несколькими тысячами уже подтянувшихся поклонников, словно генерал, осматривающий свои войска перед решающим сражением.

Поначалу казалось, что те же самые «вибрации мира и любви», которыми был пронизан фестиваль в Вудстоке, состоявшийся менее четырех месяцев назад, преобладают и в Алтамонте. Всю территорию освещали привезенные из Сан-Франциско работавшие от дизельных двигателей прожекторы; некоторые фанаты перекидывались летающими тарелками, другие играли в футбол, но большинство старалось просто согреться, прижимаясь друг к другу в спальных мешках и передавая бутылки с дешевым вином. На склонах холмов горели костры из обломков фермерских заборов. Те, кому не хватило сообразительности привезти свои спальные мешки или одеяла, забирались под ржавые корпусы брошенных автомобилей и с нетерпением ждали рассвета.

Увидев, что все готово к величайшему живому выступлению всех времен, Мик с Китом удовлетворенно кивнули, залезли обратно в вертолет и улетели в свой номер на верхнем этаже отеля «Хантингтон», расположенного на холме Ноб в Сан-Франциско. Этот ночной визит и другие события на протяжении последующих суток прилежно запечатлевали на пленку кинематографисты Альберт и Дэвид Мэйслзы (позже они совсем в другом стиле сняли документальный фильм «Серые сады»). Мик хотел утереть нос компании «Уорнер Бразерс», отказавшейся показывать его фильм «Представление» из-за обилия откровенных сцен, и решил выпустить свой собственный фильм, который превзошел бы широко разрекламированный репортаж о Вудстоке. Впоследствии документальная лента «Дай мне укрытие» (Gimme Shelter) действительно стала сенсацией, правда, не совсем такой, на которую рассчитывал Мик.

С самого начала находились люди, предупреждавшие о том, что вся эта затея может обернуться катастрофой. Астрологи сверялись со звездными картами и предсказывали несчастье; более серьезные опасения высказывали продюсеры, утверждавшие, что организаторы уделяют слишком мало внимания безопасности зрителей. Билл Грэм, управляющий концертными залами «Филлмор» в Сан-Франциско, и «Филлмор-Уэст» в Нью-Йорке, недвусмысленно давал понять, кого следует обвинить в первую очередь, если что-то пойдет не так. Грэм называл Мика «самодовольным болваном», готовым пойти на что угодно, лишь бы оказаться в центре внимания.

Когда на шоссе номер 50 стали скапливаться автомобили, местные диджеи предупреждали радиослушателей, что они не смогут подъехать к месту выступления. Но молодые люди просто бросали свои автомобили на обочине и шли несколько миль пешком.

К полудню к месту выступления подтянулось 350 тысяч человек – весьма заманчивый рынок для наркоторговцев, распространявших товары на любой вкус, от марихуаны, амфетаминов и ЛСД до кокаина, галлюциногенных грибов и героина. Количество тех, кто принял слишком большую дозу или кому стало плохо, исчислялось сотнями; дежурившие на концерте медики делали все возможное, чтобы помочь пострадавшим до прибытия машин «скорой помощи», которые отправляли пострадавших в местную ливерморскую больницу, где явно не хватало свободных мест.

На всю толпу, превышавшую по численности население Окленда, имелось не более десятка перевозных туалетов. Как и следовало ожидать, между стоявшими в длинных очередях людьми начались драки.

Далее сюрреалистичность происходящего только усилилась. Парочки занимались любовью прямо на земле, а рядом сновали бритоголовые кришнаиты в шафрановых одеждах, размахивая благовониями и распевая свои религиозные гимны. Один одурманенный подросток на нетвердых ногах подошел к бетонному водопроводному колодцу и упал в него. Позже его тело выловили из дренажной трубы в миле вниз по течению.

На то, что без несчастных случаев дело не обойдется, все указывало еще до прибытия «Ангелов ада». Об этой грозной банде мотоциклистов крайне почтительно отзывались музыканты из группы Grateful Dead, да и сам Мик Джаггер был доволен работой, которую выполнили их английские собратья в Гайд-парке. Особенно скаредному Мику понравилась цена: ангелы согласились обеспечить безопасность всего лишь в обмен за места в первых рядах и пиво – все, какое смогут выпить.

Кроме того, байкеры способствовали укреплению сатанинского образа, над которым Мик без устали работал в последнее время. Эти похожие на откровенных бандитов парни с татуировками, обтянутые черной кожей, с нацистскими шлемами и пиратскими банданами на головах, казались идеальными кандидатами на роль верных слуг Люцифера.

И они его не разочаровали. Примерно в полдень под рев моторов своих «Харлеев» они ворвались прямо в толпу, заставляя собравшихся разбегаться в разные стороны. Для начала они расчистили дорогу к сцене для желтого школьного автобуса, в котором перевозили наркотики, выпивку и неплохой запас оружия: пистолеты, ножи, цепи, бильярдные кии со свинцовыми наконечниками – всем этим они вволю попользовались на протяжении всего дня.

Первой среди звездных коллективов, выступавших на разогреве, была группа Santana. Ее фанаты, заслышав заводные латиноамериканские ритмы, ринулись было к сцене, но тут их встретили громилы с ножами и цепями в руках. «Ангелы ада» пинали зрителей прямо в живот башмаками со стальными каблуками и избивали до потери сознания медными кастетами и свинцовыми трубами.

«Господи Иисусе! – воскликнул Мик, взглянув из окна вертолета на собравшуюся толпу. – Вы когда-нибудь видели столько людей в одном месте?!» Но когда вертолет приземлился и «Роллинги» вышли, энтузиазм его быстро пропал – особенно после того, как один из зрителей закричал: «Я ненавижу тебя! Ненавижу!» и бросился на него с кулаками. В шоке Джаггер отпрянул и побежал к трейлеру «Роллингов», пока «ангелы» выколачивали дух из его обидчика.

Тем временем на сцене выступали Jefferson Airplain, и пока Грейс Слик усердно исполнял хит Somebody to Love («Кого-то любить»), Марти Балин постарался помочь одному молодому афроамериканцу, которого избивали байкеры, но в итоге только получил кием по лицу, да так, что кий сломался, а сам Балин упал без сознания.

Остановить насилие не смогли даже гармоничные и успокаивающие аккорды группы Crosby, Stills, Nash & Young. Наоборот, вся тусовка с лозунгами «мира и любви» еще сильнее потянулась к сцене, где байкеры набрасывались на хиппарей с удвоенной силой. Через полчаса группа прервала выступление и погрузилась в первый летевший обратно вертолет. «Тут все равно что Вьетнам, – сказал Грэм Нэш. – Я со страху чуть не обосрался».

Уже после наступления темноты на сцену вышел Мик в образе Люцифера: в стильном карнавальном костюме, созданном британским модельером (и любимцем королевского семейства) Осси Кларком. Посреди исполнения песни Jumpin’ Jack Flash («Джек-попрыгунчик») Мик был вынужден прерваться, и вовсе не из-за фанатов, а из-за того, что на сцену забралось столько «Ангелов ада», что даже сам «Сатана» передвигался с трудом.

Когда несчастные поклонники пытались приблизиться к своему кумиру, они платили за это сполна. Какой-то подросток, скинув с себя одежду, попробовал взобраться на сцену, но тут же получил ботинком по лицу и упал со сломанной челюстью. Во время песни Sympathy for the Devil («Симпатия к дьяволу») одна фанатка, раздевшись догола, залезла на сцену, но ее сбили с ног и бросили головой в толпу. «Когда мы исполняем эту песню, всегда случается что-то забавное», – прокомментировал Мик этот эпизод.

На самом деле Мик просто не знал, как совладать с призванными им самим демонами. Пока он демонстрировал свои фирменные движения, по сцене расхаживала немецкая овчарка, а «Ангелы ада» без всякого смущения подходили к певцу и что-то шептали ему на ухо.

От гнева штурмовиков не были застрахованы даже близкие знакомые Джаггера. Один из «Ангелов ада» плюнул на Памелу Де Барр, после чего она поспешила покинуть концерт на ближайшем вертолете. «Как выяснилось, это было самым мудрым решением», – вспоминала она.

Когда «Роллинги» запели Under My Thumb («У меня под каблуком»), один из байкеров погнался в толпе за высоким восемнадцатилетним парнем – охраннику просто не понравилось, что у чернокожего Мередита Хантера была белая подружка. Хантер отступал, пока его не прижали к самой сцене, где его, облаченного в зеленый костюм и в большой шляпе, было видно как на ладони. В отчаянной попытке защитить себя он достал пистолет.

Даже посреди всего хаоса Мик разглядел мелькнувшее в огне прожекторов дуло пистолета. «Вот черт, – закричал Джаггер Мику Тэйлору, – этот ловкач наставил на нас пушку!»

Правда, Мик не слышал, как подружка Хантера умоляла его убрать пистолет и отойти. Не видел он и последующего избиения, происходившего прямо у него под носом. Хантер все еще размахивал пистолетом, когда один из «Ангелов ада» всадил ему в спину нож. Из последних сил Хантер попытался убежать от преследователей, но они гнались за ним среди толпы, нанося один удар за другим, пока не свалили с ног.

Когда «ангелы» сгрудились над Хантером, он вытянул руку вверх и сказал: «Я не собирался стрелять в вас», но нападавших это не остановило. «А зачем тебе пушка?» – рявкнул один из них, после чего схватил тяжелый бак для мусора и обрушил его на голову Хантеру. Затем члены банды по очереди избивали его ногами, оставив последний удар в лицо тому, кто первым напал на парня. Байкер, явно довольный собой, несколько минут стоял на голове своей жертвы, после чего вернулся к сцене и дослушал Under My Thumb.

Свидетели нападения, поспешившие на помощь жертве после того, как «Ангелы ада» отошли, увидели ужасные раны на спине, на боку и на правом виске. Когда Мик увидел, что Хантера несут на носилках, подняв их над головами собравшихся, он прервал песню и крикнул, чтобы кто-нибудь вызвал «скорую помощь».

«Вечер мог стать таким замечательным, – обратился Мик к толпе. – Прошу вас, примиритесь. „Ангелы ада“ и все остальные, не кипятитесь и расслабьтесь».

Но неразбериха продолжилась. Когда одна девушка с голой грудью в очередной раз попыталась взобраться на сцену, ее избили и бросили в толпу. Это произошло во время исполнения песни Midnight Rambler («Полуночный гуляка»), посвященной «бостонскому душителю» Альберту Де Салво.

«Эй-эй-эй! – завопил Мик. – Эй, чуваки, эй, кто-нибудь, успокойте ее!» Не зная, что в кабине комментатора уже лежит труп Хантера, Мик затянул жутковатый при сложившихся обстоятельствах припев песни Gimme Shelter («Дай мне укрытие»): «Насилие, убийство, на расстоянии выстрела!» – а потом собрал розы, которые накидали на сцену во время исполнения Satisfaction и Honky Tonk Women («Кабацкие бабы»). Закончили свое выступление «Роллинги» песней Street Fighting Man («Уличный боец»). Более подходящей финальной композиции, учитывая происшедшее, придумать было нельзя.

Прежде чем уйти со сцены, Мик наклонился и послал воздушные поцелуи в толпу. «Мы целуем вас на прощание, а теперь и вы целуйте друг друга!» – крикнул он, словно это был переход к очередному шоу. – Вы были такие классные! Спокойной ночи!»

Но в разговорах между собой «Роллинги» вряд ли называли этот вечер «классным». «Вот зараза, едва сделали ноги, – сказал Мик. – Хотя фильм из этого выйдет просто потрясный».

Мик также понимал, что вся шумиха вокруг представления пойдет только на пользу новому альбому, который должен был выйти в тот же день, и поднимет его на первые места в чартах. После всего случившегося, на что и надеялись «Роллинги», обрастало новыми смыслами его название: «Пусть течет кровь».

Триста пятьдесят тысяч человек покидали место представления словно беженцы, и в каком-то смысле так оно и было: оставшиеся в ночи люди собирали свои вещи и шли пешком в темноте. Но не все добрались до цивилизации. Двоих спавших у костра бедняг задавил фанат, в спешке решивший проехаться на машине прямо по полю, и еще двоих сбил, причинив серьезные увечья.