Пятерка Мечей Солнцева Наталья
– Почему?
– Платон Иванович сильно нервничал, этот разговор был ему неприятен. Мы умели уважать друг друга, поэтому я не стал настаивать.
Горин налил в рюмки еще коньяка, предложил выпить за дружбу.
– Когда вы виделись в последний раз? – спросил Юрий, после того, как они выпили.
– Недели за две до смерти Платона. Он показался мне тогда расстроенным… Вы знаете, он предчувствовал свою кончину.
– У вас есть какие-то основания так думать, или это только ваше предположение?
Прокофий Константинович долго смотрел на свои руки, худые, с увеличенными подагрическими суставами. Наконец, он поднял глаза на молодого гостя.
– Я бы хотел, чтобы это было только предположение, но… Платон Иванович сам говорил мне об этом. Он жаловался на сердечную тоску, на то, как соскучился по своей незабвенной супруге. «Скоро уж мы встретимся!» – эту фразу он произнес несколько раз.
– А еще что-нибудь он говорил? – напрягся Юрий. – С чего бы деду заговаривать о смерти? Он был здоров, крепок, сердце его не беспокоило! Из врачей он признавал только стоматологов.
– Так и я удивился! Помню, даже сказал ему, что на него просто «накатило». Такое бывает, а потом пару дней или неделя пройдет, и как не бывало. А он стал мне возражать, доказывать, что точно конец его близок, что он сам чувствует, и что… Аграфена Семеновна его зовет к себе. И еще он говорил, что ничего не боится, никаких угроз, – а, дескать, жизнь ему надоела. Чего он в ней еще не видел? Все имел и все испытал! И богатства достиг, и свободы… и что все стало ему неинтересно! «Жалеть мне, Проша, не о чем и некого. Устал я землю топтать, суетиться. Покоя хочу». Так и сказал!
Юрий вышел от Горина в тяжелом раздумье. Как ни мало он смог узнать у дедушкиного друга, но одно ему стало ясно: Платону Ивановичу тоже угрожали, чего-то требовали. Интересно, дед знал, чего от него хотят, или терялся в догадках, как Юрий?
Господин Салахов вспомнил, какой неожиданной, совершенно непонятной оказалась для всех них кончина Платона Ивановича. Старик не приходил к ним несколько дней, отговаривался занятостью… И тут Юрия осенило. Дед приводил в порядок дела! Ведь после его «внезапной» смерти не было никакой неразберихи, – все оказалось определено, расписано, оформлено, назначено: что, кому, куда и как. Все фирмы еще за полгода до трагического события были переведены на Юрия. Правда, старший Салахов объяснял это тем, что устал и хочет отойти от дел, что вся эта суматоха и беготня не для него…
– Как мы бываем слепы и глухи к своим близким! – подумал Юрий. – Никому тогда не пришло в голову, что с дедом творится неладное. Все были озабочены собой и своими проблемами. Ну, отец понятно, – он от своих бумаг если отрывается, то только поесть. А я? Как я не увидел в дедушке ни беспокойства, ни тоски, ни того, что старик готовится к смерти?
Одно во всем этом было утешение, – Юрий не сумасшедший. Во всяком случае, не настолько. Угрозы и требования, которые он принимал за возможные извращения рассудка, вовсе ему не привиделись! Платон Иванович тоже испытывал нечто подобное по отношению к себе.
– Почему он никому ничего не говорил? – ломал голову молодой человек. – Даже мне? Что он обо всем этом думал? Может быть, он знал больше меня? И как странно он умер! Сидел за своим рабочим столом, да так и упал головой на лист бумаги… Что это был за лист, кстати? Вверху дед успел написать только одно слово, – «Юра». Возможно, он собирался признаться мне во всем, посвятить меня в свою тайну…
Господин Салахов начал напряженно думать, припоминая малейшие подробности того страшного вечера. Платон Иванович засиделся допоздна в офисе, он ждал какого-то посетителя. Все думали, что делового партнера… Сотрудники разошлись по домам. Оставалась только уборщица, которая домывала холл. Кажется, она говорила, что из кабинета Платона Ивановича вышла незнакомая женщина. Конечно! Никто тогда не обратил на это внимания, да и неделикатно было выспрашивать подробности. Женщина, так женщина! Мама еще предполагала, что у них могло быть любовное свидание, после которого организм старика не выдержал… В его возрасте любовь противопоказана! Именно так она и говорила. Врачи установили причину смерти – обширный инсульт.
Никто из уважения к деду не стал разыскивать ту женщину, копаться в деталях. Уборщицу расспросили, но она толком посетительницу не видела. Было темно, свет везде потушен, кроме холла… а поздняя гостья, ясное дело, не стремилась быть узнанной, проскользнула в двери, да и была такова.
Особенно настораживало Юрия то, что дед даже охрану отпустил. Тогда и это объяснили желанием сохранить в тайне визит дамы. Возможно, так и было. Но теперь молодой человек сомневался, что свидание было интимным, как все подумали.
Платона Ивановича обнаружили мертвым охранники, которые пришли через час после того, как уборщица закрыла дверь в офис. Бабка клялась и божилась, что не заходила в кабинет Салахова, потому что он терпеть не мог, чтобы его беспокоил кто попало.
Все эти обстоятельства как-то ускользнули от внимания Юрия, – слишком тяжело было обрушившееся на него горе. Теперь он мог более хладнокровно и тщательно все обдумать.
Глава 29
В огромной квартире стоял запах еловых веток, свечного воска и увядших цветов, – застоявшийся аромат смерти. В большой гостиной все было сдвинуто к стенам, дверцы шкафов оказались приоткрытыми, как будто кто-то неведомый перебирал вещи, рылся на полках с бельем, полотенцами и одеждой. Зеркала были завешаны черным газом. Повсюду лежала пыль…
– Откуда столько пыли за три дня? – подумала Анна Григорьевна, переходя из комнаты в комнату.
От мебели слабо пахло полиролем. Посуда в сервантах тоже запылилась. Анна Григорьевна отодвинула стекло, достала высокий стеклянный бокал с золотым ободком по краю, повертела в руках… Непонятное тоскливое ожидание было разлито в воздухе; казалось, все в квартире было пропитано им, даже стены.
– Хорошо, что я не взяла с собой Лизу! – со вздохом сказала себе Анна Григорьевна. – Нужно тут все убрать, проветрить, поснимать с зеркал эти ужасные черные ткани!
Она начала с того, что открыла окна настежь, включила пылесос и принялась наводить порядок. За работой время полетело незаметно, и Анна Григорьевна удивилась, заметив, что наступили сумерки. Хрустальная люстра отбрасывала радужные блики на стены и потолок, на стекла фотографий в рамочках из красного дерева.
– Надо их убрать! – решила Анна Григорьевна, рассовывая фотографии по ящикам пузатого комода. – Они будут расстраивать Лизоньку.
На фотографиях были запечатлены сцены из спектаклей, артисты в костюмах и гриме, музыканты и танцовщики. Особенно много оказалось сцен из «Пиковой дамы»: Герман с пистолетом в спальне графини, сцена в игорном доме, Лиза с высокой прической, в платье с оборками…
– И что Альшванг так привязался к этому спектаклю? – недоумевала Анна Григорьевна, внимательно разглядывая фото, перед тем, как убрать их в комод. – Прямо помешался старик! Может, такое увлечение объяснялось возрастным маразмом? Сам с ума сходил и Лизоньку растревожил своими глупостями!
Она покосилась на иконку в красивом позолоченном окладе и торопливо перекрестилась. О мертвых плохо не говорят!
В целом Анна Григорьевна была очень довольна. Все ее грандиозные планы осуществились. Альшванг хоть и не женился на Лизе, но это даже к лучшему, – что они за пара? Старик и молоденькая девушка! При мыслях о возможной свадьбе дочери с Германом Борисовичем, будущая теща представляла себе почему-то известную картину «Неравный брак», на которой были изображены дряхлый пожилой жених и юная невеста в роскошном подвенечном наряде. Это было бы не самой лучшей перспективой для Лизоньки! Так что все устроилось удачно. Квартира досталась дочери, – свалилась, можно сказать, с небес! – и для этого не пришлось ничем жертвовать. Разве не чудо?
Анна Григорьевна снова покосилась на иконку и перекрестилась.
– Господи! Прости мою душу грешную! – пробормотала она, ежась от холода. – Надо окна закрыть, а то дует!
Рамы закрывались туго, но плотно, новые подоконники блестели: Альшванг пол года назад сделал отличный ремонт. Анна Григорьевна нарадоваться не могла, любуясь дареной квартирой. Просторная гостиная сверкала дубовым паркетом и мебелью розового дерева, тяжелые шторы ложились мягкими густыми складками, в углу стоял маленький концертный рояль. Библиотека, кабинет и спальня были хороши по-своему. Большая кухня, обставленная на старинный манер, имела необычайно уютный вид. Ванная, облицованная темно-бордовой плиткой, напоминала что-то римское. Гостиная и библиотека были смежными, а двери остальных комнат выходили в длинный коридор, устланный китайским ковром.
– Какая прелесть! – восхищалась женщина. – И вовсе тут не мрачно! Лиза это нарочно говорит, чтобы оправдать свое нежелание переезжать сюда. Просто у нее депрессия…
Уже собираясь уходить, Анна Григорьевна спохватилась, что не сняла траурную ткань, которой они завешивали зеркала. Убирая черный газ с последнего, самого большого зеркала в гостиной, женщина вздрогнула: на миг ей показалось, будто кто-то неслышно прошел у нее за спиной. На гладкой зеркальной поверхности мелькнули сияющие очи красавицы в пышном напудренном парике, пена кружев, розовый атлас…
Анна Григорьевна резко оглянулась, дрожа от нахлынувшего страха. Никого! Гостиная оказалась пуста.
– Естественно! – подумала женщина. – Это у меня от бессонницы и переутомления нервы разыгрались. Надо принимать на ночь пустырник!
На всякий случай она еще раз перекрестилась.
К Динаре пришла Изабелла Юрьевна, похвастаться подарками, которые преподнесли ей на Новый год любовники.
– Тебе нравится? – спрашивала она, вертясь посередине комнаты в блестящем платье ярко-зеленого цвета. – Правда, эффектно? Это Гена мне подарил! И размер угадал!
– Ничего…
Дине Лазаревне, несмотря на ее цыганскую кровь, такие откровенно вызывающие, яркие и бросающиеся в глаза наряды были не по душе. Она, конечно, тоже одевалась экстравагантно, но не так, как Изабелла. Во всяком случае, настолько обтягивающую модель с разрезами везде и всюду, глубоким декольте и елочным блеском, она бы не надела. Но госпоже Буланиной это платье вполне подходило, оно оказалось ей к лицу и по фигуре.
– А Толик мне подарил браслет! Смотри, какой!
Пышнотелая блондинка показала свою гладкую, холеную руку, на которой был надет тонкий золотой браслет с зелеными камушками.
– Они будто сговорились! – улыбнулась Динара. – Браслет точно подходит к платью. Балуют они тебя, мужчины твои!
– Так я же заслуживаю! – откровенно любовалась собой Буланина. – Разве я не красивая? Не сладкая? Ну, чего мне не достает?
– Скромности!
– Пф-ф-ф! – возмущенно фыркнула блондинка. – Вот еще! Скромность мне ни к чему, Диночка! Это пережиток викторианской эпохи!
– Чего-чего? – изумилась Чиляева. – Викторианской эпохи?! Это где ты такие слова слыхала?
– Где? – насторожилась Изабелла. – Гена говорил… Он страсть, какой умный! Прямо ходячая энциклопедия! Это было такое время в Англии, когда все вели себя жутко скромно. Платья носили глухие, закрытые по самый нос и только серого или коричневого цвета! А с мужчинами можно было иметь интим только в супружеской постели, в полной темноте и под одеялом. Представляешь?
– Ужас! – подтвердила Динара. – Ты бы этого не вынесла!
– Еще бы! От такой жизни бежать надо, куда глаза глядят! Или лучше броситься в эту… как ее…
– Темзу! – подсказала Чиляева. – С какого-нибудь лондонского моста!
– Во-во! Правильно! Чем так себя ограничивать, лучше лежать на дне, среди водорослей и ила! Это ж пытка какая – спать только с одним мужчиной, изо дня в день…
В голосе Изабеллы Юрьевны прозвучала такая неподдельная, тяжелая тоска, что Динара не выдержала и расхохоталась.
– Ой, Диночка, – ничуть не обидевшись, затараторила блондинка. – Я ж зачем пришла? Угадай с трех раз!
– Давай, я с одного попробую! Ты хочешь погадать про очередного кавалера! И я даже подозреваю, про кого. Гена с Толиком тебе надоели…
– Чуть-чуть, – опустила густо накрашенные реснички Изабелла. – Самую капельку…
– Значит, новый счастливец это… Егор Фаворин! Правильно?
– В самую точку! – захлопала в ладоши блондинка. – Какая ты умная, Диночка! Ты все видишь насквозь! Как ты догадалась?
– Это было нетрудно, – вздохнула Дина Лазаревна. – Ладно, пошли, бросим карты!
Знаменитый стол, покрытый зеленой скатертью, приводил Изабеллу в трепет. Она сразу утихла, посерьезнела и превратилась в робкую школьницу, которую вызвал в свой кабинет директор школы. Пока Дина раскладывала на столе карты, госпожа Буланина сидела, затаив дыхание и боясь слово вымолвить.
То, что показали карты, привело Динару в ужас. Расклад оказался почти таким же, как тот, что она делала для Вероники Лебедевой… Что за наваждение? Или это у нее «крыша едет», или это проделки дражайшего господина Вольфа. Получается, теперь и гадать никому нельзя! Женщинам неизменно выпадает Смерть… Но такого быть не может?! Просто не может быть, и все!
Дина Лазаревна резко смешала карты и застыла, глядя в одну точку. Изабелле она этого говорить не будет. Еще не хватало на подругу беду накликать! Тут она вспомнила, что уже скрыла подобный результат гадания от Анны Григорьевны, и ее настроение окончательно испортилось.
– Что там, Диночка? – несмело поинтересовалась Буланина. – Егор…другую любит? Да?
Ее большие, чуть навыкат, глаза наполнились слезами.
– На что он тебе сдался, Егор этот?! – разозлилась Динара. – Ты ж его терпеть не могла! Забыла уже, как вы ругались из-за котов?
– Кто старое помянет, тому глаз вон! – возразила блондинка, глотая слезы. – Я глупая была! Зачем мы с Егором ссорились, не пойму? Яшку своего я закрою, пусть его кошечка гуляет себе спокойно. Разве нельзя такой ерундовый вопрос решить мирным путем?
– Вот скажи, что ты нашла в Фаворине? Мне даже интересно! Внешность у него неказистая, характер скверный, деньги он зарабатывать не умеет. Таких подарков, как от Гены и Толика, ты от него не дождешься! В лучшем случае, получишь на восьмое марта букет подснежников и коробку конфет подешевле…
– Ну и что же… – возразила Изабелла Юрьевна, вконец расстроенная. – Не все счастье в деньгах. Я как увидела его с тромбоном, в парике и старинной одежде… аж дух захватило. Знаешь, кем он мне показался? Принцем! Как на картинке из книжки! Оказывается, у него глаза такие…мечтательные и страстные…
– Ты на него днем посмотри! При свете солнца! Принца нашла! Это не смешно даже.
– Нет, я все про Егора поняла! – твердила свое Буланина. – Он…особенный! Творческий человек! Ему не до заработков… Романтика и грезы! Вот его удел.
– И поэтому он на похоронах играет! – съязвила Динара. – И котов продает! А с соседями ругается, как портовый грузчик. Романтично… дальше некуда. Рыцарь трубы и бутылки! Он еще и попивает к тому же.
– Гениальные люди все пьют… У них судьба такая…трагическая!
Последнее высказывание Изабеллы Юрьевны окончательно вывело Динару из себя.
– Все! – завопила она. – Хватит! Никаких гаданий больше не будет! Такой балбес и недотепа, как Фаворин, тебе не нужен. Ты, наверное, еще слез настоящих из-за мужиков не лила, вот и бесишься с жиру-то! Мало тебе двух любовников? Так найди третьего! Только не Фаворина!
– И за что ты его так не любишь? – искренне удивилась блондинка. – Вы ведь не ссорились ни разу!
– Ссорились, не ссорились, – какая разница? Все, Иза! Ты меня ужасно разозлила! Иди, пожалуйста, домой.
– Хорошо, – покорно согласилась Буланина. – Но ты мне все-таки скажи, что там…карты предсказывают? Не получится любви у нас с Егором?
– Не получится! – отрезала Динара. – Думать забудь! А сейчас иди… мне одной побыть надо.
Когда разобиженная Изабелла Юрьевна удалилась к себе домой, теряясь в догадках, чем она так рассердила подругу, Динара обессилено рухнула на диван в гостиной. У нее заболела голова от попыток понять, что за полоса началась в ее до сих пор благополучной жизни. Неужели, сбываются угрозы этого страшного хромого человека? Сама она не сможет с этим справиться!
Дина Лазаревна решила позвонить Артему. Плевать на приличия и на то, что он о ней подумает!
– Слушаю, – суховато ответил Пономарев, но Динаре звук его голоса показался райской музыкой.
– Артем, вы не могли бы приехать? – не называясь, спросила она.
– Дина Лазаревна? Что-то случилось?
Она замялась. Что, на самом деле, случилось? Ей не понравился расклад карт? Это не повод отрывать человека от работы, и вообще… Как все глупо!
– Н-нет, – выдавила она. – То есть да, случилось… Я хочу с вами поговорить! Как можно скорее!
– Вы бы не могли в двух словах…
– Нет, – перебила его Динара. – Только не по телефону. Приезжайте, и я все расскажу!
Артем посмотрел на часы. Рабочий день заканчивался, а ему еще надо было съездить по нескольким адресам. Отложить на завтра, что ли? Пожалуй, придется встретиться с госпожой Чиляевой и узнать, что у нее произошло.
– Хорошо, – ответил он. – Через час-полтора я буду!
Артем положил трубку и занялся писаниной, которая ему очень не нравилась. Но… ничего не поделаешь! Начальство требует. Отложив, наконец, ручку, он потянулся и посмотрел в окно. Уже стемнело. Кажется, пошел густой снег. Сыщик быстро оделся и вышел на улицу. К остановке, на которой столпились люди, подъехал троллейбус. Господин Пономарев решил, что в час пик он гораздо быстрее доберется общественным транспортом, чем машиной.
Он вышел за одну остановку до театрального дома и свернул в проходной двор. Хотелось посмотреть, нет ли еще любопытных, наблюдающих за кем-то из жильцов? Длинная фигура в пальто и шляпе показалась знакомой. Неужто, Касимов, собственной персоной?
– На этот раз ты попался, дружок! – прошептал Артем. – Сейчас узнаем, что ты тут делаешь?
Он подкрался к человеку в шляпе и железным захватом сдавил ему горло. Шляпа слетела вместе с париком, и сыщик удостоверился, что не ошибся и перед ним действительно Павел Васильевич Касимов.
– Кто вы? – отрывисто спросил чиновник. Головы он повернуть не мог, к тому же было темно, но дрожи в голосе Касимова не было. – Что вам надо? Денег у меня нет.
– А мы сходим к вам домой, дорогой Павел Васильевич, – ласково произнес Артем. – И там возьмем, сколько надо. Вы ведь не жадный! Правда?
– Да кто вы такой, черт вас возьми? – безуспешно пытаясь вывернуться, прохрипел Касимов. – Что за шутки?
– Это вы оказались шутником, Павел Васильевич, да еще каким! Кто бы мог подумать? Шастаете по темным дворам, паричок нацепили! Что за манеры? Что за дешевый маскарад? Вам это не к лицу…не соответствует ни вашему положению, ни вашему возрасту.
– Так вы знаете, кто я?
– Разумеется, – ответил Артем. – Но мне этого мало. Я хочу знать больше! Например, что вы здесь делаете?
– Гуляю! – зло прошипел Касимов, дергаясь всем телом, чтобы освободиться. – Дышу свежим воздухом!
– Может, кто-то бы вам и поверил, но только не я! Вы, господин Касимов выбрали местом для прогулок этот старый двор? С какой радости, позвольте спросить?
– Какое ваше дело? Где хочу, там и гуляю! Это никого не касается.
– А для чего вы затеяли дурацкое переодевание?
– У меня такой вкус! Вы удовлетворены? Теперь отпустите меня! – потребовал Касимов, делая очередную попытку вырваться. – У меня шея болит!
– Это славно! Вы должны заботиться о своей шее, а о репутации еще больше! Не так ли? Что, если у вас на службе станет известно о ваших ночных похождениях, подглядывании в окна? А?
– Я не подглядываю! – возмутился Касимов. – Я наблюдаю! В этом нет ничего противозаконного. Так что я не боюсь…
– Ой ли? – не поверил Артем. – Так уж и не боитесь? Бесстрашный вы наш! Рыцарь без страха и упрека. А чего ж паричок напялили, пальтишко до пяток, шляпку на глаза натянули?
– Прекратите говорить со мной таким тоном! – разозлился чиновник. – Что вам надо от меня?
– Я же сказал! – усмехнулся Артем. – Меня интересует, что вы здесь делаете в таком непотребном виде? За кем-то следите? Может, это женщина? Уж очень экзотический способ ухаживания! Чтобы чиновник такого ранга шлялся по подворотням?! Кто эта счастливица?
– Отпустите меня немедленно! – зашипел Касимов.
Но Артем, наоборот, чуть сильнее сдавил ему горло.
– Я не шучу! – серьезно сказал он. – Еще немного, и вы не сможете дышать.
– Вы что, убить меня хотите?
– Почему бы и нет? Никто не знает, что вы здесь! Ни одна живая душа. Вы ведь позаботились о об этом? Вот и чудненько! Ваш труп найдут не скоро… Думаю, только весной, когда растает сугроб, под которым вы упокоитесь.
– Ладно… черт знает, кто вы такой… и какую цель преследуете… отпустите же горло… – просипел Павел Васильевич. – Мне трудно говорить…
Артем немного ослабил хватку.
– Я… хочу отомстить! – заявил Касимов. – Поэтому я здесь!
– Вот как! – присвистнул сыщик. – Неуловимый мститель, значит. Интересно… И кто же объект вашей мести?
– Вы поверите, если я расскажу?
– Говорите!
Павел Васильевич понял, что человек, который поймал его «на месте преступления», оказался здесь не случайно. Что он знает его, следил за ним, и что у него есть какие-то свои, неизвестные Касимову цели. К тому же, он действительно мог испортить репутацию чиновника. Ничего предосудительного Павел Васильевич не делал, но… его поведение любому показалось бы странным. И это еще мягко сказано! Неизвестно почему, у Касимова появилось ощущение, что ему надо рассказать все начистоту.
– Вон там, – Павел Васильевич показал в сторону театрального дома, – живет женщина… Она преступница. Или связана с преступниками! Это, наверное, банда. Они убивают людей…
– Что? – сыщик так удивился, что чуть не выпустил Касимова из своих железных объятий. – Банда?
– То есть, я не знаю… Но я предполагаю! Я хочу выследить их!
– А почему вы не обратитесь в милицию? Или не используете свои связи, наконец?
– Кто мне поверит, по-вашему? – возмутился чиновник. – Даже вы не верите! Я должен раздобыть доказательства! Они…сломали мою жизнь… И я не могу покончить с ними! Я не могу заявить на них!
Артем не увидел, а, скорее, почувствовал, что Касимов плачет. По его щекам потекли слезы.
– Но почему? – спросил сыщик. – Что вам мешает?
– Вы хотите, чтобы меня приняли за сумасшедшего? Сами же говорили о моем положении, ранге?!
– Ладно, – согласился Артем. – Кто эта женщина, и почему вы решили, что она преступница?
– У меня… была невеста. Вероника Лебедева! Может, слышали?
Пономарев ничего не ответил, и чиновник продолжил свои объяснения.
– Она… Мы решили пожениться. Но Вероника сомневалась. Она все время сомневалась! И обратилась к гадалке. Я ее отговаривал, но… вы же знаете женщин! Если уж они вобьют что-то себе в голову, то…переубеждать бесполезно. Я хотел пойти вместе с ней, а она отказалась. Я потихоньку поехал за ней на своей машине, и выяснил, в какой дом она ходила. К тому же я должен был убедиться, что Вероника в безопасности. Ходить по всяким магам и экстрасенсам – настоящее безрассудство! Город просто кишит мошенниками… После этого гадания Вероника вернулась домой сама не своя. Она не сразу призналась мне, что произошло. Эта женщина… гадалка, предсказала ей, что она скоро…умрет! Что я ни говорил, как ни пытался переубедить Веронику, она меня не слушала. Страшная мысль запала ей в сердце, полностью овладела ею… Время от времени она возвращалась к разговору о предсказании. Я, разумеется, смеялся, называл все это ерундой. А потом… ее убили.
– Кого? – на всякий случай уточнил Артем.
– Веронику! Женщину, с которой я мечтал связать свою жизнь… Кто-то ее убил!
– Разве дело не расследуется?
– А! Расследуется, конечно, – обречено произнес Касимов. – Но я не верю, что убийцу найдут. Я никому не говорил ни о предсказании, ни о гадалке. Эту глупость никто не стал бы слушать. Я решил сам…отомстить за Веронику. Выследить гадалку и ее сообщников, и… не знаю, что я хотел бы сделать с ними…
– Почему вы решили, что гадание всему причина?
– А что же еще? Как только Вероника узнала, что ее ждет…она изменилась, стала подавленной, ушла в себя. Я не думал, что предсказание исполнится. Может быть, в городе существует тайное общество или шайка сумасшедших? Я понимаю, насколько дико звучит то, что я говорю… Сколько я ни ломал себе голову, никакого другого объяснения ее смерти не придумал! Возможно, что я заблуждаюсь! Но я должен выяснить это! Все! Больше мне добавить нечего. Теперь вы можете отпустить мое горло?
– Да, конечно.
Артем разжал захват и отступил на шаг. Касимов, потирая шею повернулся к нему лицом. Надо сказать, чиновник оказался не из робких. Он не скулил, не молил о пощаде и не потерял соображения от страха. Близоруко щурясь, он всматривался в своего противника без тени паники или стремления бежать.
– Вот оно что! – усмехнулся Павел Васильевич. – Господин сыщик! Не ожидал! Это что, у нашего доблестного уголовного розыска появились новые методы работы?
– Считайте, что так.
– Ловко вы меня подловили. Ну и как собираетесь поступить со мной? Сдадите в кутузку? Или проведете душевную беседу о вреде ночных прогулок по темным подворотням и отпустите?
– А для вас что предпочтительнее?
– Второе, разумеется. Я же не враг себе! Или вы принимаете меня за свихнувшегося от любви старика?
– Вы далеко не старик, господин Касимов! – возразил Артем. – Признаться, ваша прыть меня удивляет! Неужели, вы действительно решили стать мстителем? Интересно, как вы себе представляли расправу с преступниками? Бомбу бы подложили? Или что?
– Детали я не обдумывал. Мне нужно было хоть что-то сделать, – вздохнул чиновник. – Вероника была всей моей жизнью! Я думал, она украсит остаток моих дней. Когда ее не стало… Словом, я чувствовал, что я прежде всего мужчина, а потом уже государственный деятель, и так далее…
– Понимаю. – Артем помолчал. – Скажите, Павел Васильевич, вы ничего подозрительного не заметили, наблюдая за домом?
Касимов огорченно покачал головой.
– Почти ничего. Единственное, что меня насторожило…за домом следит кто-то еще. Мужчина с бородой, который прихрамывает. Это очень злой человек, поверьте. У меня чутье на людей. И вообще, мне этот дом не нравится… веет он него чем-то этаким… чертовщиной какой-то!
Глава 30
Князев после разговора с Анной Наумовной первого января, решил больше ей не звонить. Зачем? Мало он терпел унижений? Два дня он держался, стиснув зубы и стараясь не думать о ней. А на третий он поймал себя на том, что вся его жизненная энергия уходит на то, чтобы прогонять от себя мысли об Анне. Получалось, что он так или иначе погружается в состояние страдания, которого стремился избежать.
– Что ты такой бледный? – спросила Эля за завтраком. – Ты здоров?
– Чахну от тоски! – зло ответил он, стыдясь своей несдержанности. – Ты это хотела услышать?
Жена промолчала, размешивая ложечкой сахар в чашке с чаем. Раньше она не замечала за Князевым такой откровенной, немотивированной агрессии. Лучше совсем ничего не спрашивать. Грубость Виталия Андреевича больно ранила ее. Она не понимала, чем заслужила такую неблагодарность. Уж если он ее не любит и никогда не любил, то какие-то теплые, близкие отношения между ними были? Иначе они не прожили бы в браке столько лет! В кругу друзей и знакомых их семья считалась благополучной. Собственно, так оно и было. Что она теперь скажет подругам и родителям? Почему мужу стало наплевать на нее? Брошенная жена! Она не хотела, чтобы о ней так говорили, обсуждали ее семейную драму. А ведь будут! Будут судачить на все лады, обсасывать пикантные подробности, злорадствовать! Некоторые подруги давно ей завидовали, – ее достатку, связям, положению в обществе. Теперь, небось, порадуются, когда узнают… А что они могут узнать? Виталий из семьи пока не уходит… Вот именно, что пока!
Эля почувствовала, как у нее снова начинается эта ноющая боль в желудке: сначала почти незаметная тошнота, постепенно переходящая в ощущение спазма и сжатия. Она с трудом допила чай. Супруги доедали свой завтрак в полном молчании.
Князев ушел на работу, даже не взглянув на жену, которая стояла в прихожей и ждала, пока он оденется. Он будто стремился поскорее вырваться за пределы квартиры, чтобы не видеть ее укоризненного лица, поджатых губ. Князев чувствовал груз вины, который он не желал нести и который давил ему на сердце смутной тяжестью. Там, за дверью, он станет свободным, вольным, как ветер, который летит, куда хочет.
Внизу Виталия Андреевича уже ждала служебная машина. Он посмотрел на разлитый вокруг сиреневый рассвет, вдохнул полной грудью и бодрым шагом подошел к автомобилю. Привычный путь на работу показался ему путешествием по зачарованному городу, укрытому снегами, переливающемуся акварельными тонами в бледном свете утра. Воздух, насыщенный туманом, окутывал романтической дымкой дома, бульвары и мосты, которые казались оторванными от земли и будто парящими в серебре и позолоте поднимающегося на востоке солнца.
Князев вспомнил, как Анна всегда восхищалась изящной и строгой красотой Санкт-Петербурга, словно вычерченного гениальным и точным карандашом Растрелли.[35] Мысль о госпоже Левитиной сразу лишила его покоя, а петербургское утро присущего ему очарования. Виталию Андреевичу нестерпимо захотелось позвонить Анне. Он знал, что в это время она еще спала, или лежала с открытыми глазами, любуясь утренним светом, проникающим через лиловые шторы. Ну и что? Он скажет ей, как он любит ее, как каждый миг без нее превращается в тоскливую пустоту безвременья… Эх, да разве Анна станет его слушать?! Она снова безжалостно напомнит ему о том, что они оба свободны, – он и она, – и что никто не имеет ни на кого никаких прав. Князев заскрипел зубами. Проклятая свобода! Он уже забыл, как только что, пытаясь вырваться из пространства Эли и своих прошлых обязательств, которые утратили смысл и стали невыносимо тягостными, считал свободу своим неотъемлемым правом, на которое никто не смеет покушаться!
Что же такое эта свобода? И почему люди то стремятся к ней, то неистово ее отвергают? Отчего отсутствие ее в одном случае естественно и желанно, а в другом вызывает бешеный протест?
Князев был не мастер философских раздумий. Непонятная сеть, в которую он угодил ненароком, изменив своим жизненным принципам и поддавшись жажде удовольствий, опутала его. Ее широкие, но крепкие ячейки давали возможность жить, дышать, и даже просовывать наружу то руку, то ногу, то голову. И только вырваться оказалось не под силу. Виталий Андреевич вдруг ощутил проснувшееся в нем чувство пленника, – варвара, прикованного за железный ошейник к обозу римского легиона.[36] Там, далеко, на зеленых, душистых равнинах скачут его счастливые соплеменники, которым не взбрело в голову искать лучшей доли! А те, которые грезили прохладой мраморных дворцов, ломящимися от золота сокровищницами, жирными, плодородными землями и жестокими, кровавыми, упоительными зрелищами Рима, – либо лежат, бездыханные, разрубленные страшными ударами коротких римских мечей, либо превратились в бесправных рабов.
– Что же? Я наказан за то, что не умел довольствоваться тем, что у меня было? – спрашивал себя Князев. – Или за то, что стремился получить от жизни больше, чем она могла мне дать?
Так и не ответив на эти вопросы, он потянулся рукой к мобильному телефону. И только присутствие шофера помешало ему тут же, сию минуту позвонить Анне и молить ее о встрече. Он, словно мазохист,[37] проверял крепость своего ошейника и радовался, что никакой надежды на свободу нет и не будет! «Вожделенный Рим» и Анна смешались в его воображении, соединившись в нечто притягательное, достойное риска и жизни, полной лишений. Увы! Человек, как неразумное дитя, презрев опасность, тянется к яркой, диковинной игрушке, отвергая простые, незатейливые утехи. И против этого вечного, губительного стремления, все бессильно!
Уже поднявшись по устланной ковром лестнице, раздевшись и расположившись в своем просторном, добротно обставленном кабинете, Князев все еще думал об Анне.
– Разве лучше было бы, если бы я вовсе не встретил Анны? – продолжал он спрашивать себя. – Ведь если я пустился на поиски своей погибели, значит, что-то в жизни перестало меня удовлетворять? Мне захотелось иных ощущений, иных, сильных и неизведанных чувств… Я будто начал задыхаться в своей темнице и пришел к выводу, что могу заплатить всеми бессмысленными, пусть и долгими годами затхлого, стоячего существования, за пару глотков свежего, пьянящего воздуха! Что они того стоят! Так почему я злюсь на Анну, когда я должен быть безмерно благодарен ей за то, что она раскрыла для меня двери моей тюрьмы? Пусть не надолго, но я был счастлив! И это воспоминание никто не в силах отнять у меня!
Виталий Андреевич несколько успокоился, поостыл и набрал номер госпожи Левитиной.
– Аннушка! – произнес он голосом, полным раскаяния. – Я так соскучился по тебе! Как ты провела эти дни?
– Отдыхала, – спокойно ответила Анна Наумовна. – Спала, ела и ездила на прогулки. Ты знаешь, как я люблю праздновать, – без суеты и излишеств. Но чтобы можно было немного пощекотать нервы.
Она приглушенно засмеялась, и у Князева сжалось сердце при этих звуках. Нет, как бы ни сложились в дальнейшем их отношения, он не жалеет, что судьба свела его с Анной.
– Узнаю твои привычки, – на удивление мягко сказал Виталий Андреевич.
Он перестал сердиться на Анну Наумовну. Внезапно на него снизошло озарение: он понял, что Анна не виновата, – она такая, какая есть, и что если она переменится, то это уже будет другая женщина. Бесполезно сетовать на розу, из-за того, что у нее есть шипы, которые больно ранят. Она цветет для всех, и если не стремиться сорвать ее, то не возникнет опасности уколоться.
– Я хотел, чтобы красивый цветок принадлежал только мне! – сказал он с улыбкой. – Я был не прав!
– Приятно слышать здравые речи, – отозвалась Анна. – Я всегда ценила в тебе это умение прийти к верному выводу, и считала тебя мужчиной, достойным уважения.
– Давай сходим куда-нибудь, – предложил Князев. – В новом году мы еще с тобой не встречались. Я хочу исправить впечатление о себе, как о любителе мелких придирок.
– С удовольствием составлю тебе компанию! Куда ты меня приглашаешь?
– В «Парадиз». Сегодня вечером! Ты давно хотела побывать там.
– Ах, Виталий, ты учишься мне угождать! Это так приятно. Во сколько я должна быть готовой?
– К семи я заеду за тобой.
Анна положила трубку и задумалась. В Князеве ее привлекало то, чего не хватало Юрию, – зрелости и известной доли мудрого терпения. Эти вещи приходят к людям, особенно к мужчинам, только с возрастом.
Виталий Андреевич купался в эйфории очередного, и на этот раз, как он считал, окончательного примирения с Анной. Ему не надо требовать от нее невозможного. Роза распускается под ясным и чистым небом, а снегопады и бури могут погубить ее…
В кабинете Пономарева было сумрачно. Он пришел рано и специально не зажигал света. В полумраке ему лучше думалось.
Вчерашний визит к Динаре прошел бурно и во многом неожиданно для Артема. Гадалка встретила его как дорогого гостя, угощала чаем и пирогами, а потом принялась жаловаться на судьбу.
– Теперь вы видите, что все это неспроста! – восклицала она, рассказывая снова о Лизе и том, какой ей выпал расклад. – Я еще могла подумать, что с этой клиенткой получилось просто совпадение! Но когда ко мне приходит Изабелла, просит погадать, и Таро показывают почти то же самое, что и той актрисе…
– Какой актрисе? – уточнил Артем.
– Той, про которую вы меня расспрашивали… Лебедевой! Ну один к одному! Смерть, понимаете? Это ужасно…
– Не станете же вы утверждать, что Веронику убили из-за вашего предсказания? Мы с вами взрослые люди, Дина Лазаревна, – уговаривал ее Артем, хотя в его трезвый и рациональный ум начали закрадываться сомнения.
Чего только на этом свете не бывает?
– Я уже сама не знаю! – с отчаянием в голосе заявила Динара. – Но когда умер Альшванг, я так испугалась!
– Герман Борисович тоже приходил к вам гадать?
– Нет, ну что вы! Он не приходил.
– Вот видите?! Люди умирают не только после того, как узнают у вас, что их ждет, а еще по тысяче и одной причине. Вам не стоит винить во всем себя!
– Допустим… – вынуждена была согласиться Динара после некоторого раздумья. – А как же Изабелла? Она влюбилась в этого дурака Фаворина, представляете? И теперь спит и видит, как его окрутить.
– Что же тут ужасного?
– Вы как будто притворяетесь, господин сыщик! – возмутилась Динара. – В этом, конечно, ничего! Она пришла ко мне, чтобы узнать, как Егор к ней относится, есть ли надежда. Но… когда я увидела, что за карты ей выпали… у меня волосы зашевелились на голове! Опять то же самое! Смерть! Вы понимаете?
– Честно говоря, нет, – вздохнул Артем. – В конце концов, что произошло? Ведь обе женщины живы и здоровы, насколько мне известно?
– А вы что, хотите, чтобы их убили? – взвизгнула цыганка, вскакивая и начиная нервно ходить по комнате. – Вы что, этого ждете? Так вы дождетесь, смею вас уверить! Не говорите тогда, что я не предупреждала вас! Вы готовы полностью разделить со мной ответственность за жизнь этих женщин?
Читать бесплатно другие книги:
