Пятерка Мечей Солнцева Наталья
Отец дал ему ключи от секретера, в котором Платон Иванович держал свои личные бумаги, – письма, фотографии, открытки, записные книжки. Архив старика оказался больше, чем рассчитывал Юрий. Все это просмотреть и перечитать он сразу не сможет. Придется обрабатывать бумаги по частям.
Юрий начал искать семейный альбом Салаховых. Впервые он задумался о том, почему Платон Иванович, оставшись смолоду вдовцом, так больше и не женился. Сын вырос, денег хватало… Почему дед прожил все эти долгие годы один? Как он обходился без женщины? Или у него все-таки были любовницы?
Выдвигая внутренние ящички, Юрий наткнулся на один, оказавшийся запертым. Подбирать ключ не хватило терпения, и господин Салахов воспользовался методом взломщиков. Кухонный нож послужил отличным инструментом для открывания замка.
Ящичек был пуст, и только на дне его лежало нечто прямоугольное, завернутое в тончайший, пожелтевший от времени батист. Это оказался портрет Аграфены Семеновны, в легком светлом платье и цветами в волосах. Ее узкое лицо было прелестно, – высокие скулы, большие глаза и маленькие пухлые губы, замершие в улыбке. Пышные волосы убраны наверх и заколоты, только несколько вьющихся прядок обрамляют изящные линии висков и щек. На нежной шее – бархатка с бриллиантом посередине.
Это Юрий так подумал, что с бриллиантом. На самом деле он не знал, так ли это. Скорее всего, обыкновенный недорогой камушек. Откуда в то время взяться бриллианту? Просто женщина настолько красивая, что все, имеющее к ней отношение, кажется драгоценным.
– Как Анна! – подумал Юрий. – Она тоже распространяет вокруг себя сияние… Все, что с ней связано, как бы несет на себе ее отпечаток. И это дороже любого бриллианта!
Портрет бабушки Юрий положил обратно в ящичек. Интересно, почему дед его спрятал в секретер, вместо того, чтобы держать на виду?
Тщательно обыскав квартиру, Юрий нашел еще два портрета – родителей Платона Ивановича. Все остальное было ему знакомо: фотографии папы и мамы, его собственные, начиная с карапуза, которого держат на руках, общие семейные… Ни одного факта, указывающего на наличие у Платона Ивановича отношений с другими женщинами, он так и не обнаружил.
Господин Салахов не переставал удивляться своему равнодушию к судьбе деда и своему нелюбопытству. Платон Иванович всегда был для Юры «любимым дедулей», который баловал его, ласкал, учил… и как-то не думалось, что он был прежде всего мужчиной, сначала молодым, потом зрелым, что он нуждался в любви и что он мог любить еще кого-то, кроме внука. Стариком Платона Ивановича можно было назвать с натяжкой, – и то скорее по возрасту, чем по виду. Его жизнь не могла заключаться только в бизнесе и тех отношениях с семьей сына, которые помнил Юрий. Это были несколько праздников в году, – дни рождения, семейные юбилеи, Новый год и Рождество, – когда все Салаховы, живущие в Санкт-Петербурге, собирались вместе.
Все Салаховы? Юрий вдруг подумал, что никогда не интересовался другой родней. Кроме деда и его родителей, давно умерших, он не знал больше никаких родственников. Даже о бабушке Аграфене Семеновне вспомнил чисто случайно, из-за тех событий, что начали происходить с ним самим. С маминой стороны родни тоже не было. Ее отец погиб на фронте, мать умерла несколько лет назад. Словом, ни дядек, ни теток у Юры не оказалось.
– Надо еще раз пересмотреть бумаги, и повнимательнее, – решил он. – Может, зацеплюсь за что-то! Должно же быть какое-то объяснение тому, что со мной творится?!
Внезапно он похолодел от мысли, что все это ему только кажется, что это плод его собственного мозга, пораженного страшной наследственностью. Да, но ведь охранник тогда достал письмо из почтового ящика, он тоже его видел, держал в руках!
– Все это так, – возражал второй внутренний голос. – Но! Охранник письма не читал! И еще: сама сцена с охранником и письмом могла быть галлюцинацией, порожденной болезнью.
– А как же гвоздики и свеча на капоте?
– Тоже показалось, – нашептывал голос. – Женщина, которая продавала мороженое, никого не видела.
– Она читала книгу… – слабо, уже почти сдаваясь, возражал Юрий. – Могла не заметить.
– Письма лежат в сейфе, они – доказательство, что я не придумываю!
– Но их никто не видел, кроме тебя, – доказывал свое голос. – А показывать ты их никому не хочешь, потому что боишься…
– Чего?
– Тебя пугает мысль, что люди не увидят того, что видишь ты. И тогда…ты не сможешь больше себя обманывать… Перед тобой встанет страшная правда о состоянии твоего рассудка, и наступит конец всему…бизнесу, жизни, любви…
– Господи, нет! – Юрий вскочил, вытирая обильно выступившую на лбу испарину. – Только не это!
Он прошел на кухню, умылся холодной водой и долго стоял, опершись руками о край раковины, бессмысленно глядя на струю воды. Рывком выпрямился, не вытираясь, открыл холодильник, достал бутылку водки, налил себе почти полный стакан и выпил.
Платон Иванович не признавал никаких коньяков и вин, отдавая предпочтение хорошей водке.
– Оттого у меня и здоровье такое! – говорил он. – Водка – от любой хвори первейшее лекарство! Нешто я буду таблетки глотать? Химию эту ядовитую? Я ж не враг себе!
Юрию стало немного легче, острота душевной боли притупилась. Он оттянул узел галстука, расстегнул рубашку… Ничего в жизни ему не было жалко, – ни денег, ни вещей, ни даже красот природы! Денег у него было много, и он успел ими насытиться. Вещи никогда не производили на него особого впечатления, – у него было все, что хотелось, и все успело ему надоесть. Он попутешествовал в свое удовольствие, объездив моря и курорты, Дальний Восток и всю Россию, бывал и за границей, которая ничем особо его не поразила… Отчего же он испытывает этот смертельный страх, железной петлей сдавливающий ему горло? Ведь он не трус, чтобы бояться смерти. В сумасшедший дом он не пойдет! В домашнем сейфе у него давно приготовлен отличный итальянский револьвер, который поможет ему окончить свою жизнь по собственному желанию, а не так, как решат за него другие, пусть даже и сама судьба.
Юрий Салахов мог отказаться от чего угодно, кроме Анны! Это она не отпускала его! Она пришла в его жизнь, чтобы наполнить ее светом и нежностью, неисчислимыми восторгами, от которых он не в силах отказаться! Только не от нее! Он еще не выпил ни капли из этого золотого кубка, подаренного ему провидением…
Как всегда, минуты слабости, панического ужаса, длились недолго. Юрий научился справляться с ними. Так произошло и на этот раз. Посидев немного на кухне, у открытой форточки, молодой человек принял решение искать разгадку, а не списывать все происходящее на признаки душевного расстройства. Сколько он уже ошибался по этому поводу, принимая действительные вещи за болезненные фантазии?! Возможно, все гораздо проще. Просто кто-то хочет подшутить над ним! Или напугать. А может, отомстить?
Кровная месть… Это в обычаях у горцев, а Салаховы – коренные новгородцы, выходцы с Волги. Да и злодеев у них в роду не бывало, чтобы вызвать чью-то ненависть. Впрочем…кто знает? Нужно искать, рыться в бумагах деда, думать…
Юрий отправился в кабинет Платона Ивановича, чтобы отобрать часть писем. Он их прочитает дома, внимательно, без спешки, не упустив ни одной подозрительной детали прошлого. Положив пачку писем на стол, Салахов принялся перебирать их. Один из конвертов показался ему слишком плотным. Он заглянул внутрь и вытащил фотографию. Больше в конверте ничего не было. Фотография запечатлела дорогой могильный памятник, выполненный с необычайным вкусом. Гладкая горизонтальная плита из светлого мрамора, над которой возвышается такой же беломраморный крест, увитый гирляндой изящных мраморных цветов, наподобие дикой розы. На плите высечена надпись печатными буквами, – «Аграфена Семеновна Салахова», – а чуть ниже, курсивом: «С надеждой на встречу… безутешный супруг».
Памятник был ухожен, обнесен низенькой витой оградой, вдоль которой росли густые цветущие ландыши. В ногах, рядом с калиткой, стояла маленькая резная скамеечка из дуба. Юрия поразила одна деталь… На мраморной плите лежали две белых гвоздики, а между ними горела церковная свеча.
Молодой Салахов протер глаза и взглянул на фотографию еще раз. Ни одна мелочь не изменилась. На обороте фотографии была проставлена дата. Выходит, неизвестный фотограф сделал снимок в начале прошлого лета. Юрий взял конверт и посмотрел на штемпель – письмо пришло в Санкт-Петербург через десять дней после даты на фото. Обратного адреса не было, но второй почтовый штемпель говорил о том, что письмо отправили из Нижнего Новгорода.
Глава 16
Динара не могла разобраться, довольна она посещением бородатого мужчины, или нет. Как клиент, он ее устраивал, но как человек… бородатый ей не понравился. По всему видно, что он и сам неплохо понимает в Таро. Зачем же тогда приходил? И взгляд у него тяжелый, нехороший. Черный взгляд. Зато денег он не жалел, не то, что некоторые скупердяи, которые трясутся над каждым долларом, как будто он у них последний!
Рубли Динара за свои услуги предпочитала не брать. Еще бабуля крепко внушила ей, что валюта надежнее. А валюта у хромого бородача водилась в немалых количествах, раз он так легко заплатил!
Все бы хорошо, но непонятная тревога овладела «прорицательницей». Жажда денег боролась в ней с плохими предчувствиями, и победила.
В свою очередь, бородатый клиент тоже был доволен. Выбрав в качестве объекта гадалку из театрального дома, он не ошибся. Цыганка оказалась не только простофилей, но еще и красавицей. Бородача это устраивало.
Карл Фридрихович Вольф был из семьи обрусевших немцев, предки которых были приглашены в Россию самим Петром Великим и помогали ему строить среди болот европейскую столицу Санкт-Петербург. Царя Петра бросало в дрожь от Москвы, где затаились ненавистные бояре, а из-за каждого угла смотрели мертвые глаза казненных стрельцов. Он мечтал о городе на Неве, среди северных лесов, который затмит своим великолепием хваленые Париж, Лондон и Рим. Вольфы оказались хорошими строителями и имели от царя много милостей.
Карл Фридрихович гордился своими предками, своей фамилией и своим недюжинным умом. Но строительство его не интересовало. Он мнил себя новым доктором Фаустом. Персонаж, воспетый гениальным немцем Гете, наполнял его душу благоговением. С детства «Магия» Папюса была его настольной книгой, а в юношеских снах он видел не обнаженных одноклассниц, а магические действа, доступные его развитому воображению.
Когда Карлу исполнилось восемнадцать лет, у него появился Учитель. Врожденная хромота уберегла молодого человека от службы в армии, и он всецело отдался постижению оккультных наук. Работая то там, то сям, он все свободное время посвящал практическим занятиям по магии.
– Начинай с мелочей! – говорил ему учитель. – Научись достигать результата в незначительном, и постепенно накапливай уверенность.
Карл с упоением окунулся в пространство «черной магии», чувствуя себя в нем, как рыба в воде. Он изучал заклинания, ритуалы, знаки, астрологию, биоэнергетику, и развивал способность влиять на других людей. Некоторое время Карл увлекался гипнозом, но разочаровался. Годы летели незаметно, и наконец, наступили времена, когда господин Вольф мог не скрывать свои способности и род занятий. На его услуги появился спрос, и немалый!
Карл Фридрихович насылал порчу и проклятия, составлял заговоры на неудачи и несчастные случаи, насылал кошмарные сны, разлучал влюбленных. Чем большую мерзость он творил, тем сильнее становилось испытываемое им удовольствие. Худая слава тянулась за ним, как страшный черный шлейф, но его это только радовало. Его начали бояться, и человеческий страх сделал его еще сильнее. Соседи пробегали мимо него, боясь поднять глаза, а клиенты смиренно топтались у порога, не в силах совладать с нервной дрожью.
Он наделал слишком много зла, и оно начало возвращаться. Господин Вольф стал получать обратно то, что он насылал на других людей. Внезапно у него начались сердечные боли непонятного происхождения, на лице появился нервный тик, и вообще, Карл Фридрихович чувствовал себя отвратительно. Уже дважды его автомобиль чудом избежал аварии, а жильцы с верхнего этажа опять залили его квартиру. Его энергия работала против него самого, и он оказался в ситуации, когда стоило позаботиться о собственной безопасности. Но как это сделать? Учитель обучил его парочке приемов на такой случай, но они казались Вольфу неэффективными. Однако, ничего лучшего в голову не приходило.
– Что ж, попробую, – решил господин Маг. – Мне нужно изменить тактику и вместо себя подставить другой объект. Пусть всякие пакости и злодейства исходят от него, а я буду всего-навсего идейным вдохновителем. Идеи ненаказуемы… Исполнитель – вот точка приложения сил! Мне нужно найти достойного «исполнителя» и переложить на него «черную карму».
И Карл Фридрихович взялся за поиски. Ко всему, что касается магии и лично его, Вольфа, подход был самый серьезный. Кандидатуры рассматривались одна за другой, и забраковывались. Динара оказалась где-то в третьем десятке. Совершенно неожиданно, она пришлась Вольфу по нраву. Несколько дней он просто наблюдал за ней, – как она выглядит, ходит, разговаривает, сколько клиентов посещает ее в течение дня, что это за люди, в каком настроении они выходят… Картина в целом выглядела удовлетворительно. Но кое-что насторожило Вольфа. Он обратил внимание на сам театральный дом, в котором проживала госпожа прорицательница. Этот дом почему-то интересовал не только Вольфа. Несколько раз господин Маг замечал у дома мужчин, которые занимались слежкой. В конце концов, это могли быть незадачливые поклонники или частные детективы, нанятые ревнивыми мужьями. Да мало ли еще кто? Дело даже не в этом. Сам дом! Он словно таил в себе угрозу. Карл Фридрихович чувствовал простертую над ним тень смерти…
Но даже и это можно было объяснить. В доме проживают пожилые люди, – старик со второго этажа, немолодая дама, которая выходит во двор кормить котов, – так что все вполне естественно. Почему Вольф ощущал скрытое напряженное движение внутри этого жилища? Он был достаточно проницателен и знал о том, что существует то, чего он не знает.
И все же… Динара очень подходила для осуществления его плана, и Карл Фридрихович решил остановиться на ней. Он больше не колебался. Настало время поближе познакомиться со своим «двойником». Господину Вольфу не пришлось долго придумывать предлог, – он отправился к Динаре как клиент! Простодушная женщина клюнула на его приманку. Теперь остается только захлопнуть капкан.
Госпожа прорицательница выбрала расклад «Тайна Верховной Жрицы». Она сама рассказала Вольфу, как будут развиваться события. По дороге домой он не мог сдержать смех.
В подъезде пахло сладким тестом, корицей и яблоками. Берта Михайловна пекла свои знаменитые пироги. Артем вспомнил, как давно он не ел домашних пирогов. Его мама терпеть не могла кухню, и Соня тоже слышать не хотела ни о каких пирогах, тортах и домашнем печенье. Сыщик вздохнул и нажал на кнопку звонка. После Фаворина он решил поговорить со старой актрисой. Берта Михайловна все время дома, и о своих соседях знает много, если не все.
– Это ты, Коля? – спросила она через дверь.
Глазок в двери был, но Берта Михайловна сняла очки, а без них она плохо видела.
– Я по поводу…
Он не успел договорить, как дверь распахнулась, и Берта Михайловна, несколько раскрасневшаяся, в красивом фартуке, посторонилась, пропуская господина Пономарева в прихожую.
– Осторожно, молодой человек, я вся в муке!
– Не боитесь открывать дверь незнакомым мужчинам?
– Что вы! – улыбнулась хозяйка. – Я уже ничего не боюсь, кроме привидений… А вы на привидение не похожи.
– Пожалуй, не похож, – согласился Артем. – Я из милиции.
Он протянул Берте Михайловне удостоверение. Старая актриса сделала вид, что посмотрела. Не хотелось признаваться, что она не видит без очков.
– Кто-то из жильцов написал на меня жалобу? – спросила хозяйка.
– Почему вы так решили?
– Я люблю котов… То есть, мне их жалко, и я… В общем, не всем это нравится!
В подтверждение ее слов из комнаты вышла толстая полосатая кошка и громко мяукнула.
– Я по другому вопросу, – уклончиво ответил сыщик.
– Ой, простите, ради Бога! Что ж это я гостя держу на пороге? Проходите в комнату, молодой человек, присаживайтесь, я сию минуту приду. Только посмотрю, как там пироги!
Она действительно не заставила себя ждать.
– Я вас слушаю, молодой человек, – церемонно поджимая губы произнесла старая женщина.
– Видите ли, меня интересуют отношения между жильцами вашего дома.
– Почему? – удивилась Берта Михайловна. – У нас хулиганов нет, все люди очень приличные. Вот только эти студенты, – они живут в соседней квартире, – весьма шумные ребята. Но драк никогда не было. Нет!
– А господин… Альшванг?
– Герман Борисович? Что вы! Он уже слишком стар, чтобы хулиганить!
– Берта Михайловна, – терпеливо произнес Артем. – Поверьте, что о хулиганстве речь не идет.
– А что тогда?
– Ну…это специфический интерес, не связанный с чем-то криминальным.
Старая актриса ничего не поняла, но больше спрашивать не стала. На это Пономарев и рассчитывал.
– Нет ли в поведении Германа Борисовича чего-то необычного? – поставил он вопрос по-другому.
– Вы хотите, чтобы я сплетничала о своих соседях?
– Вовсе нет. Сплетни мне не нужны. Я собираю информацию, которая может помочь следствию.
– Но у нас в доме не происходило никаких преступлений! – возразила Берта Михайловна. – Ой, подождите! Кажется, у меня пироги горят!
Она вскочила и, смешно переваливаясь, кинулась в кухню. Вернулась актриса спустя десять минут, с подносом, полным пирогов, и большой чашкой чая.
– Отведайте, прошу!
– Спасибо.
Артем пил чай и расхваливал пироги, надеясь завоевать расположение хозяйки.
– Понимаете, Берта Михайловна, то, что вы мне расскажете, никак нельзя назвать сплетнями. Эти данные могут помочь в одном запутанном деле, от которого зависит жизнь людей.
– Ну, если так…
– Именно так, Берта Михайловна!
– Тогда вы лучше спрашивайте, что вас интересует. Ах, да, Герман Борисович! Это одинокий пожилой человек, вежливый, спокойный. У него астма.
– Может, вы замечали что-то необычное?
Старая актриса задумалась.
– Живет он замкнуто, посетители у него бывают редко.
– А кто?
– Бывшие коллеги, актеры, которые играли в его спектаклях… Родни у него, насколько мне известно, в Питере нет. Но иногда господин Альшванг берет учеников.
На лице Артема появилось такое удивление, что старая женщина улыбнулась.
– Вам это кажется странным?
– В некотором роде, – честно признался Пономарев. – Чему же он их учит? И кто это? Дети?
– Не совсем. Это молодые люди, желающие поступить в театральный институт или какую-нибудь хорошую актерскую студию. Так что ничего необычного я в этом не вижу. А вы?
– Похоже, вы правы! – согласился Артем, припоминая, что пару раз видел входящую в подъезд молодую девушку. Он еще решил, что она студентка, подружка арабов. Выходит, она могла быть ученицей Альшванга. – А сейчас Герман Борисович кого-нибудь обучает? – на всякий случай поинтересовался сыщик.
– Как раз, да! – снова улыбнулась актриса. – Прелестное молодое создание ходит к нему два раза в неделю, по вторникам и пятницам.
– Это девушка? – уточнил Артем.
– Конечно! Юная, стройная и, наверное, талантливая. Других Герман Борисович на обучение не берет.
– Понятно… Может, вы замечали в поведении господина Альшванга что-нибудь не совсем обычное?
Старая актриса ненадолго задумалась.
– Единственная странность Германа Борисовича, это его поездки по вечерам, – наконец, сказала она. – Представляете, он вызывает такси и куда-то едет, приезжает поздно и очень довольный? У меня бессонница, поэтому я часто сижу у окна, не зажигая света, и смотрю во двор.
– Куда он мог бы ездить, как вы думаете?
Берта Михайловна покачала головой.
– У меня есть предположение на этот счет, но… оно слишком неправдоподобное. Если хотите, я расскажу.
– Берта Михайловна, пожалуйста! Любая незначительная мелочь может оказаться полезной!
– Хорошо… К Коленьке однажды приходил друг: он устроился на работу в казино, кажется, охранником, или крупье…не помню. Так вот, он столкнулся на лестнице с Германом Борисовичем и очень удивился. Сказал, что старик – божий одуванчик, а туда же, любит поиграть! И где он только деньги берет? Нас с сыном это поразило. Коля стал выспрашивать подробности, и этот молодой человек сказал, что один раз видел Альшванга в казино, он там играл в карты.
Артем Пономарев боялся спугнуть удачу. Снова карты!
– А не мог друг вашего сына перепутать?
– Мы тоже сначала так подумали, а молодой человек объяснил, что у Альшванга очень колоритная внешность и ходит он, опираясь на трость. Он был уверен, что видел в казино именно Германа Борисовича.
Надо проследить за стариком, и выяснить, куда он ездит. Скорее всего, действительно в казино! – решил Артем. – Но где он берет деньги?
– Берта Михайловна, что вы можете сказать о Фаворине?
– Почти ничего. Егор работает в театре, играет в оркестре. Домой иногда возвращается очень поздно, а если спектакль длится дольше обычного, то остается у кого-то ночевать. Жены у него нет… Подрабатывает, где только можно. Очень любит своих персидских котов. Из-за кошки у него испортились отношения с Изабеллой. Они все время ссорятся! Вот и все.
– Спасибо. А супруги Авдеевы?
– Обычная семья. У них нет детей, а это всегда осложняет отношения. Но живут они мирно, никогда не скандалят.
Артем вынул из кармана фотографии Вероники Лебедевой и Авроры Городецкой, которые были сделаны еще при жизни.
– Берта Михайловна! Посмотрите, пожалуйста, внимательно. Вы знаете этих женщин? Может, где-нибудь случайно видели?
Старая актриса смешалась. Без очков она толком ничего не рассмотрит, а надевать их перед таким красивым мужчиной ей не хотелось. Но все же чувство ответственности взяло верх над женским кокетством.
– Простите, – сказала она, вставая. – Мне нужно сходить за очками.
Через минуту она вернулась и принялась изучать фотографии.
– Какая красивая девочка! – с легким оттенком грусти произнесла Берта Михайловна, глядя на Аврору. – Никогда ее не видела! Такую красоту не забудешь.
Она отложила фотографию Городецкой в сторону и взяла другую.
– Постойте… Я могу ошибиться, но… эту женщину, я, кажется, видела. Она была в такой экстравагантной шляпке! По-моему, в этой же, что и на фото.
– Где вы ее видели, Берта Михайловна?
– Да здесь… Она приходила к Динаре. Думаю, погадать! У такой необычной, привлекательной женщины, вероятно, непростая судьба.
– Вы уверены, что это она?
– Уверена! Я как раз спускалась вниз, кормить своих полосатых питомцев, а эта красавица звонила в дверь Динары. Когда я шла обратно, ее уже не было. Значит, что? Ее впустили! Потом я села у окна, чтобы посмотреть, как она будет выходить. Очень интересная дама! Есть в ней этакий особый шик!
– Сколько времени она пробыла у Динары? – спросил Артем.
– Около часа, может, чуть меньше…
– И вы все это время сидели у окна?
– А что мне еще делать, молодой человек? Телевизор смотреть? Так он мне надоел! А во дворе идет жизнь: кто-то приходит, кто-то выходит… снег падает, ветер дует… птицы клюют рябину. Это мой Коля посадил, чтобы у птичек на зиму еда была!
– Понятно. Так вы дождались, когда эта женщина вышла?
– А как же? Она выглядела чем-то сильно озабоченной, голову опустила и пошла. Говорю же, что у таких женщин сложные чувства и запутанная жизнь!
– Ее никто не сопровождал?
Старая актриса покачала головой.
– Во дворе никого не было. Она одна вышла из подъезда и пошла.
– А куда?
– Откуда я знаю? Пошла к дороге, видно, хотела такси поймать. У нее такая чудная коротенькая шубка из норки… Разве в такой одежде ездят в общественном транспорте? Там ведь любую приличную вещь испортят!
Артем был доволен. Его предположение полностью подтвердилось! Вероника Лебедева ходила таки к Динаре гадать!
– Берта Михайловна! Вы не представляете себе, как вы мне помогли!
Господин Пономарев поцеловал старой актрисе руку, поблагодарил за угощение и распрощался. Уже у самой двери он сказал:
– Наша с вами беседа должна остаться в тайне.
– Не беспокойтесь, молодой человек, я все понимаю.
Артем вышел на улицу. Дома вокруг стояли, как зачарованные. Снег лежал повсюду, создавая в воздухе тусклое серебряное свечение. Сыщик оглянулся на театральный дом, и ему показалось, что в одном из окон второго этажа мелькнула тень. Кажется, это окно Альшванга.
Итак, он сегодня многое узнал. Осталось уточнить детали. Если старый Альшванг ездит по вечерам в казино играть в карты, то это нетрудно будет установить. Еще вопрос: откуда у старика деньги на игру? Интересно, выигрывает он или проигрывает?
Сложнее с Динарой. Как выяснить у гадалки, зачем приезжала блистательная Вероника? Что узнать хотела? Гадала ли ей Динара, и если да, то каково было предсказание? Почему у госпожи Лебедевой испортилось настроение?
Какая между всем этим связь? – мучительно думал Артем. – Допустим, Альшванг играет в карты. Ну, и что это доказывает? Только то, что у него склонность к азартным играм. Это не преступление. Убить обеих женщин он вряд ли смог бы. Возраст, плохое здоровье… Не похоже. К тому же, маньяк долго выслеживал свои жертвы, чтобы воспользоваться благоприятным моментом. Старику это явно не под силу. Он целыми днями сидит дома, даже в магазин не выходит. Вечера не в счет, так как Герман Борисович использует такси, которое его увозит и привозит. Для убийцы показания таксиста смерти подобны… такого он бы не допустил.
Выходит, что у Альшванга хоть и подозрительное поведение, но на маньяка он не тянет.
А Динара? С какого боку тут она? Допустим, она гадала Веронике… И что? Как это связано с убийствами? Аврору Берта Михайловна не опознала. Или девушка к гадалке не обращалась, или старая актриса ее визит пропустила. Не может же она замечать каждого клиента?! Хорошо было бы поговорить с самой Диной Лазаревной… Но как это сделать? Как расположить ее к откровенности?
Интуитивно Артем чувствовал: Динара – единственная связующая нить в этой путанице событий и действующих лиц. Если он не найдет к ней подхода, то не сможет распутать весь клубок. Ни в коем случае нельзя ее спугнуть…
Кроме всего прочего, сыщик не знал, кто и с какой целью следит за жильцами театрального дома. Не за всеми, конечно. Касимов, например! Что он здесь делает? Неужели, его интересует Динара? Может, Вероника что-то рассказала будущему супругу? Что?
Павел Васильевич не пожелал поделиться с Артемом всем, что ему было известно. Почему?
И еще один вопрос, насчет бородатого человека. Кто он? И за кем наблюдает?
Господин Пономарев так увлекся своими размышлениями, что чуть не забыл позвонить Соне. Она опять обидится. Вот черт! И как это другим мужчинам удается быть галантными кавалерами?
Глава 17
– Аннушка, так я за тобой заеду? – спросил Князев.
Он звонил с работы. Так было удобнее, и от жены не надо прятаться. Эля следит за каждым его шагом, – ни один вздох, ни один жест не остаются без внимания. Ее обостренный интерес объяснялся просто, – законная супруга почувствовала витающую в воздухе угрозу своему положению. Заключенный много лет назад брак казался ей незыблемым, и вдруг…
– Седина в голову, бес в ребро! – говорила ее мама.
Как только Виталий Андреевич уезжал на работу, Эля звонила маме и со слезами жаловалась ей на неузнаваемо изменившегося мужа.
Князев этого не знал, но домашняя атмосфера напряженного внимания тяготила его. Поэтому он под любым предлогом старался проводить время вне дома. Он ничего не мог поделать с собой.
– Куда ты хочешь меня везти? – спросила Анна Наумовна, возвращая Князева к действительности.
– Давай поужинаем вместе, – предложил он. – А потом поедем к тебе. Я хочу поговорить.
– О чем?
Госпожа Левитина не признавала выяснения отношений. Это так утомительно! И бессмысленно.
– О нас с тобой.
Анна Наумовна подавила вздох недовольства. Виталий Андреевич опять за свое! Как ему хочется бесконечно обсуждать одно и то же?
Она успела одеться и чуть подкраситься, пока Князев ехал в отдел культуры. Рабочий день закончился, и уборщица включила пылесос, чтобы почистить ковры. Анна Наумовна осталась в опустевшем отделе одна.
– Ты готова? – спросил Виталий Андреевич, входя. – Как я рад тебя видеть! Какая ты красивая! Анннушка, как я по тебе скучаю, ты себе не представляешь!
Она уклонилась от его поцелуя, натянула перчатки и вышла. Князев поспешил взять ее за локоть, помогая спускаться по лестнице.
– Так куда мы?
– В «Изумруд», – ответил он, чувствуя ее недовольство. – Ты не в настроении?
– Угадал. Как тебе удается быть таким чутким?
В ее голосе звенела ирония. Чем он рассердил Аннушку, Князев не знал, но ее немилость пугала. Почему она так сурова с ним в последнее время? Виталий Андреевич хорошо помнил, как начинался их роман, – медленно и спокойно, как будто даже с холодком. Он хотел немного отвлечься от надоевшей семейной рутины, а вот мотивы Анны так и остались от него скрыты. Сначала он думал, что Анне не хватает мужского внимания, близости, и что она не против восполнить существующую в ее жизни пустоту, но потом… Ее поведение оказалось странным. Она не старалась увлечь Князева, но и не уклонялась от его ухаживаний: принимала подарки, охотно ходила с ним на прогулки и даже позволяла некоторые вольности в виде полунамеков и как бы случайных объятий.
Виталий Андреевич все больше втягивался в эту замедленную игру. Он не рассматривал их отношения как нечто серьезное и собирался иметь их как дополнительное удовольствие к тому, что у него уже было, – жене, теще, сыну и невестке. Князев не любил изворачиваться, лгать и притворяться, поэтому он так и сказал Анне:
– Ты должна понимать, что у меня семья.
На что госпожа Левитина улыбнулась без тени обиды или недовольства.
– Конечно, – ответила она. – Не волнуйся. Я не собираюсь выходить за тебя замуж, и я не ревнива.
Виталий Андреевич никогда не изменял своей жене. Более того, семья была на первом месте в системе его жизненных ценностей! Он не был гулящим или распущенным мужчиной, никакие длинные ноги юных секретарш не могли соблазнить его настолько, чтобы он забыл свои обязательства перед женой. После работы он торопился домой, в отпуск они всегда ездили вместе, а выходные и праздники предпочитали проводить дома иди за городом. Нежные чувства к Эле с годами притупились, что Князев считал совершенно естественным. Зато остались дружеская привязанность и теплота.
Встретившись с Анной, он почувствовал необъяснимую тягу к ней. Сначала ему нравилось просто с ней разговаривать, потом он погрузился в какую-то лихорадочную жажду быть рядом, – ему уже не хватало двух-трех часов, которые они проводили вместе по вечерам пару раз в неделю. Самое интересное, что никакого интима между ними еще не было. Князев отчего-то робел, а Левитина не поощряла его к ласкам. Ей словно ничего и не надо было!
Каким образом произошло так, что Виталий Андреевич начал разговор о любви, он сам до сих пор до конца не понял. Князев и в юности особым красноречием не отличался, и, встречаясь с девушками, никогда им не говорил о своих чувствах. Он и Эле сделал предложение, не рассыпаясь в любовных признаниях. Это звучало примерно так:
– Ты мне нравишься. Думаю, мы сумеем понимать друг друга. Выходи за меня замуж!
Так или примерно так, – подробностей Князев уже не помнил.
Виталий Андреевич не был обойден женским вниманием. Он умел производить впечатление на прекрасный пол, но никогда этим не пользовался. В основном, ему приходилось отбиваться от женских ухаживаний и охлаждать пыл не в меру горячих подруг жены или коллег по работе. Его не интересовали внесемейные связи.
С Анной Наумовной все получалось по-другому. Казалось, она равнодушна к Князеву, и все же встречается с ним. Виталий Андреевич закипал от обиды, принимал решение больше не звонить, не приходить, и даже «выдерживал характер» от одной до двух недель. На большее его не хватало. Наступал период горького раскаяния и мольбы о прощении.
– Но вы ни в чем не виноваты передо мной, – скучающим тоном уверяла его госпожа Левитина. – Вы свободны и можете вести себя, как хотите.
– Этим вы желаете подчеркнуть, что и вы свободны? – раздражался Князев.
– Разумеется! А вы имеете что-то против?
– Но я не хочу быть свободным! – взревел он, безмерно удивляясь вырвавшимся словам.
Неужели, это говорит он, который всю жизнь считал свою свободу единственным идолом, достойным поклонения?! Эля с первого дня их брака была приучена к тому, что она не может давать супругу никаких указаний. Виталий Андреевич все решения принимал сам. Он советовался с женой, но они оба понимали, что это дань вежливости, – не больше, чем соблюдение ритуала.
Анна Наумовна не покушалась на его свободу, а, напротив, предоставляла ее Князеву. А он воспринимал это чуть ли не как оскорбление. Они стали любовниками перед самым Новым годом, когда по всему Санкт-Петербургу горели праздничные огни и красовались нарядные елки. Это произошло в квартире Анны, поздним вечером, после шампанского и взаимных поздравлений. Виталий Андреевич чувствовал себя юношей, у которого первое свидание с женщиной, и не смог проявить всю силу своего желания. Она же была холодновата и насмешлива, но не разочарована. Госпожа Левитина прекрасно изучила Князева и знала, как именно все произойдет. Она не высказала своего недовольства, понимая, что лучшие ласки ждут их впереди. Интимная близость – непростая и очень тонкая сфера любовной игры, которая совершенствуется по мере развития.
Виталий Андреевич все сильнее привязывался к Анне. Он думал только о ней, и начал беспокоиться, что проговорится во сне. Эля ничего не знала, но, как всякая супруга, ощущала нарастающее отчуждение мужа. У Князева пропал к ней интерес, – и как к близкому, родному человеку, и как к женщине. Он испытывал угрызения совести, но жажда быть с Анной оказалась непреодолимой. Чувствуя свою вину перед женой, Виталий Андреевич стал бежать из дома, где совместное пребывание становилось все тягостней.
Наконец, его внутреннее состояние достигло какого-то предела, и ему стало безразлично, что подумает Эля и как она поступит, если догадается. И тогда Князев впервые заговорил с Анной о том, что хочет жениться на ней. Вряд ли он ожидал от себя такой инициативы, но…уже произнося «роковые», как он думал, слова, – понял, что действительно желает этого, со всей страстью своего любящего сердца. Оказалось, что весь потенциал любви, нежности и привязанности к женщине, у Виталия Андреевича не растрачен, что ему не на кого было тратить его, потому что он никого не любил.
Госпожа Левитина выслушала его предложение без восторга. Она задумчиво молчала, покачивая ногой в изящном ботинке, и заговорила только, когда Князев потребовал от нее ответа.
– Ты уверен, что будешь счастлив со мной? Я не думала о замужестве. Мы же с тобой договорились!
Это был не то, чтобы отказ. Это было предложение подумать.
С тех пор Анна Наумовна делала вид, что такого разговора не было, а Князев периодически к нему возвращался, разумеется, мысленно. Он не понимал, почему Анна сразу не согласилась. Разве не об этом мечтает каждая женщина? Чтобы мужчина, который ее любит, на ней женился? Разве не это считают они мерилом преданности своего возлюбленного? Неким завершающим аккордом любовного мотива?
Сегодня Виталий Андреевич особенно остро почувствовал необходимость объясниться с ней. И для этого разговора выбрал ресторан «Изумруд». Здесь было немноголюдно, тихо и очень изысканно. Анне понравится.
Они вошли в отделанный под малахит вестибюль, не спеша, разделись. На пальто Князева и шубке Анны таяли крупные снежинки. Ее каблучки громко стучали в гулкой тишине гардеробной.
Зал «Изумруда» был разделен на несколько зон, одни из которых были ярко освещены, а другие затемнены. Зеленоватые стены, ковер, скатерти и даже подсветка, создавали оригинальную гамму всевозможных оттенков зеленого. Метрдотель проводил их к заказанному Князевым столику в затемненной зоне.
– Посмотри, дорогая, – сказал Виталий Андреевич, протягивая Анне меню. – Чего тебе хочется?
Читать бесплатно другие книги:
