Пятерка Мечей Солнцева Наталья
– В общем…я никогда не отказывался от ответственности…
– Так сделайте что-нибудь!
– Помилуйте, Дина Лазаревна, что я могу сделать, по-вашему? Приставить к ним охрану? У нас нет людей, да и какие я могу назвать причины? Предсказание карт? Вы хотите, чтобы начальство отправило меня на прием к психиатру?
– Я хочу только одного! Чтобы вы приняли меры! Это ваша работа, господин сыщик! И не увиливайте! Изабелла – моя подруга, да и Лизу мне жалко. Девочка красивая и талантливая, она только жить начинает! Между прочим, я тоже боюсь! Вы уже забыли о том письме с угрозами?
– Понимаю вас, но существенно ничем помочь не могу. Обещаю только, что буду стараться не упускать девушек из виду. Кстати, вы тоже можете поспособствовать этому.
– Как? Я не милиция! – рассердилась Динара. – До чего наши органы любят перекладывать свои обязанности на граждан, просто диву даешься!
– Давайте судить непредвзято, Дина Лазаревна. Какие меры вы предлагаете мне принять? Вы знаете, откуда исходит опасность?
– Ну… – гадалка застыла в нерешительности, – скорее всего, от этого жуткого хромого Вольфа.
– Вы на «нечистую силу» намекаете?
– Прекратите свои шуточки! – возмутилась женщина. – Ваша ирония неуместна!
– Согласен, – кивнул Артем. – И все-таки?
– Он же говорил, что я еще прибегу к нему, буду молить о помощи?! И смерть упоминал… что в этом доме… ею пахнет!
– Может, он просто пугал вас? С чего вы взяли, что Лизу и Изабеллу кто-то собирается убивать?
– Предчувствия! Вас такой ответ устраивает?
– Не совсем. Кроме предчувствий должно быть еще хоть что-нибудь, за что можно было бы ухватиться. Какая-то ниточка… за которую можно потянуть и распутать клубок.
– А Вероника Лебедева? – торжествующе воскликнула Динара. – Ее же убили? Вы же сами мне говорили, что это связано с гаданием! Неужели вы хотите в качестве доказательства моей правоты иметь еще один труп?
– Бог с вами, Дина Лазаревна! – опешил Артем. – Вы совершенно не так меня поняли…
– Ладно! – перебила его гадалка. – Как я могу помочь вам?
Весь ее вид выражал благородное негодование и желание прекратить бессмысленный разговор. Артем посмотрел на ее пылающие щеки и… почувствовал сильное влечение к ней. Он больше не воспринимал Динару как свидетельницу или ясновидящую, а только как женщину. Желание поднялось в нем горячей волной так стремительно, что он с трудом сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться.
– Вы меня слышите? – спросила она, подозрительно глядя ему в глаза. – О чем вы думаете?
Артему стало жарко при мысли, что она может догадаться…
– А? Что вы сказали? – поспешно забормотал он, стараясь скрыть возбуждение. – Помочь? Ах, да! Конечно, вы можете мне помочь! Вы… – он с трудом подыскивал слова, находясь в совершеннейшем замешательстве. – Обе девушки ваши соседки? Не так ли?
– Да, – подтвердила Динара. – Изабелла давно живет в нашем доме, а Лиза скоро переедет. Пока в квартиру Альшванга наведывается одна Анна Григорьевна. Но на днях они продают ту свою старую квартиру, и Лизе придется жить здесь. Так что они будут моими соседками.
– Хорошо! Вы сможете наблюдать, что у них происходит, и сообщать мне.
– Вы предлагаете, чтобы я следила за Лизой и Изабеллой? – возмутилась Дина Лазаревна. – Хотите превратить меня в этого… «стукача»?
– Ничего подобного! – возразил Артем, ощущая, как его желание растет. – Просто вы находитесь тут, рядом, и вам проще быть в курсе дела. Ведь они будут встречаться с вами, приходить гадать, советоваться, или поболтать? Вот вы и обращайте внимание, не происходит ли в их жизни чего-то, скажем так… странного или непредвиденного. Мой телефон вы знаете, так что позвоните, если вдруг заметите неладное.
– Это я могу сделать, – согласилась Динара.
– Кстати, а вы никому не рассказывали о том, какие карты выпали Лизе и Буланиной?
– Только вам! Больше никто не знает. Я даже им ничего не сказала! Может быть, если бы я Веронике тогда не наговорила ужасов…она осталась бы жива?
– Не стоит сожалеть о том, чего уже нельзя вернуть, – вздохнул Артем. – Знаете, сколько раз я убеждался в мудрости этого суждения? К тому же, я не думаю, что предсказание имело решающее значение в смерти актрисы Лебедевой. Скорее всего, это странное, трудно объяснимое совпадение.
– Вы верите в совпадения?
– Приходится! Хотя…чем дольше я расследую всякие трагические происшествия, тем больше я убеждаюсь, что в жизни очень мало вещей происходит случайно. Но я бы не стал во всем винить «злодея» Вольфа. Судя по вашим словам, это просто Фредди Крюгер!
– Он гораздо страшнее, – серьезно сказала Динара. – Фредди Крюгер – придуманный киношный персонаж, а господин Вольф существует наяву, он живет с нами в одном городе, ходит по улицам! Я его боюсь…
– А я нет!
Сыщик не кривил душой, – он действительно никак не мог заставить себя хоть чуточку испугаться господина Вольфа. «Черная магия» не входила в список вещей, которые Артем считал по-настоящему опасными.
Обдумав разговор с Динарой, Пономарев перешел на Касимова. Павел Васильевич удивил его! Оказывается, высокопоставленные люди – такие же, как и все остальные. Пережитая драма заставляет их терять рассудок, совершать необдуманные поступки и даже мстить. Неподдельное, глубокое отчаяние Касимова, который потерял любимую женщину, а вместе с ней и надежды на счастье, тронуло Артема. Вчера ему показалось, будто бы Павел Васильевич немного не в себе. Он признался, что считает Динару виноватой во всем: якобы она, каким-то необычным образом способствует убийству людей.
– Вы не знаете! – громко шептал чиновник Артему на ухо. – После Вероники убили еще одну женщину… совсем молоденькую! Так же! Мне сообщили по моим каналам. Он не остановится!
– Кто?
– Убийца! А эта…гадалка… она у него наводчица! Их надо остановить, любой ценой! Я хотел сам это сделать, но вижу, что…силенок у меня маловато.
– Павел Васильевич! Это не вы, случайно, написали угрожающее письмо Динаре?
Касимов сначала отрицательно покачал головой, потом подумал, махнул рукой и признался.
– Я! Глупо, конечно! Мне казалось, что если она испугается, то может себя выдать как-нибудь. Но этого не произошло. А кто тот бородатый человек, которого я видел здесь?
– Точно не знаю, – ответил Артем. – Но установить его личность будет не так уж и трудно. Вас-то я разоблачил, значит, и бородатый никуда не денется.
– Вы думаете?
– Это моя работа, Павел Васильевич! И я умею ее делать. А вы мне только мешаете, сбиваете с толку!
– Путаюсь под ногами, да? – поникшим голосом сказал Касимов.
– В некотором роде! – улыбнулся Артем.
Чиновник вызывал у него сочувствие и жалость. Но заниматься самодеятельностью, когда речь идет о маньяке, бесполезно и даже опасно.
– Господин Касимов! – решительно сказал сыщик. – Вы должны дать мне слово, что больше не станете переодеваться и бродить по темным подворотням.
– Хорошо.
– И оставите Динару в покое. Она тут ни при чем… я надеюсь. В любом случае, вы только спугнете того, кто нам нужен. Ваши неумелые действия…
– Да-да! Я понял. – кивал головой Касимов. – Я обещаю. Вижу, что вы занимаетесь этим делом. Это меня успокаивает. Признаться, я решил, что милиция давно все забросила…
– Как видите, это не так! – возразил Артем.
– Вы можете на меня рассчитывать, господин… Пономарев, кажется?
– Вашей памяти можно позавидовать! – искренне восхитился сыщик. – Вы еще не потеряли мои телефоны?
– Что вы! Как можно?!
– Тогда звоните мне, если вдруг что-нибудь вспомните или появятся новые идеи. Обязуюсь отнестись к ним с величайшей тщательностью.
– Спасибо… Я буду звонить. Вы можете на меня рассчитывать, господин Пономарев! Если нужно будет что-то уладить, о чем-то договориться… лучше меня вам никто не посодействует. Я заинтересован помогать вам!
Он полез в карман, потом в другой…
– Черт! Забыл портмоне! Вдруг вам понадобятся деньги… так вы не стесняйтесь, обращайтесь прямо ко мне. Мне ведь их теперь вроде как и тратить некуда…
Вспоминая, с каким лицом, с какими несчастными, полными боли глазами Касимов говорил об этом, Артем исключил его из списка подозреваемых. Это не Павел Васильевич расправился с Вероникой и Авророй. Динаре тоже не следует его бояться. Кажется, Артему удалось договориться с Касимовым, и тот будет неплохим помощником в случае необходимости!
Глава 31
– Ты довольна, Лизонька? – спрашивала Анна Григорьевна, заглядывая дочери в глаза. – Это будет твоя комната.
Она сделала в квартире Альшванга небольшую перестановку и теперь показывала Лизе результат своих трудов. Прошла уже неделя с тех пор, как они продали свое старое жилье и переехали в дареную квартиру. Эта неделя далась им обеим нелегко. Лиза прожила ее как во сне, пугаясь собственной тени. Анна Григорьевна находилась в постоянном напряжении, так как Лиза не хотела оставаться одна ни на минуту. В первый день она вообще заявила, что поедет ночевать к подруге. Еле удалось отговорить ее от этой затеи.
– Ну скажи, Лизонька, чего ты боишься? – пыталась вразумить ее Анна Григорьевна. – Ведь Герман Борисович умер не здесь, а в больнице! Его и домой-то не привозили, только у подъезда поставили, чтобы соседи могли попрощаться, и сразу увезли в театр.
– А почему тут такой запах?
– Какой?
Анна Григорьевна ежедневно устраивала сквозняки, но неуловимый запах еловых веток и горящих свечей продолжал присутствовать. Странного тут ничего не было, потому как в квартире ставили цветы, складывали венки и жгли свечи. Потом все это забрали, а запах остался. И никак не хотел покидать квартиру. Анна Григорьевна даже решила, что это ей кажется, и пригласила для проверки Берту Михайловну. Старая актриса потянула носом и подтвердила наличие слабого сладковато-хвойного аромата.
– Вы сквознячок устройте, Анна Григорьевна! – посоветовала она новой соседке. – Через часик все вытянет!
Но запах оказался на удивление стойким. В конце концов, Анна Григорьевна купила освежитель воздуха и два раза в день распыляла его по всей квартире. Запах продолжал держаться: непостижимым образом он перебивал все остальное – ароматы кофе, жареного мяса, духов, средства против моли, которым пришлось обрызгать все ковры и некоторые вещи Альшванга. Все оказалось бессильным!
– Тебе кажется, Лиза! – уговаривала дочь Анна Григорьевна. – Это все нервы!
Комнату для Лизы решили устроить в бывшей спальне. Анна Григорьевна повесила новые, более светлые занавески; одну из двух кроватей убрали, а вместо нее в углу поставили рояль.
– Ты сможешь заниматься прямо здесь! Видишь, как удобно?
Лиза послушно кивала головой, но мыслями была далеко.
– Где ты витаешь? – рассердилась Анна Григорьевна. – Я так старалась! Скажи хоть, нравится тебе, или нет?
– Нравится, – еле слышно отвечала Лиза.
– Кровать я застелила новым шелковым покрывалом, и на подушки надела такие же наволочки. Правда, прелесть? Это я в шкафу нашла. Там столько добра, Лизонька, – просто глаза разбегаются…
Покрывало действительно было красивое – нежно-розовое, с персиковым отливом. С изнанки оно оказалось мягкое на ощупь и более светлое, чем с лицевой стороны. Лиза подошла и залюбовалась, поглаживая гладкую шелковистую поверхность. И вдруг она закричала, – громко, отчаянно…
– Что с тобой? – подскочила испуганная Анна Григорьевна. – Что случилось?
Лиза зажала рот руками и выбежала из комнаты, едва не сбив с ног свою мать. Анна Григорьевна посмотрела вокруг и сначала ничего особенного не заметила: она была близорука, а очки носить не любила. Приглядевшись, она обнаружила, что на одной из подушек лежит карта, – обыкновенная карта из игральной колоды. Анна Григорьевна протянула руку и взяла карту, повертела ее туда-сюда… Карта, как карта! Чего Лиза так испугалась?
– Лизонька! – позвала она дочь. – Это обыкновенная карта! Иди сюда!
С картой в руках, Анна Григорьевна отправилась на кухню, откуда раздавались рыдания Лизы.
– Чего ты так расстроилась? – недоумевала она. – Успокойся, прошу тебя! Смотри, это просто карта из колоды. У Германа Борисовича их полно… Но как она попала на кровать? Ума не приложу!
– Я тебе говорила, мама, что не смогу жить в этой квартире! – рыдала Лиза. – Мне страшно! Я не могу ночью уснуть! Я все время прислушиваюсь… Мне кажется, что та женщина… она все еще здесь…
– Какая женщина? Что ты выдумываешь?
В этот момент Анна Григорьевна вспомнила, что ей привиделось, когда она убирала черную ткань с зеркал. Она прогнала так некстати пришедшее видение и достала из холодильника бутылку с водой.
– На, выпей водички, – сказала она дочери, подавая стакан. – И перестань плакать, ради Бога! Ничего не случилось!
– Ничего?! – закричала Лиза. – Ты посмотри, что это за карта! Это же дама пик!
– Да… ну и что? – растерялась Анна Григорьевна. – Что здесь такого?
– Ты действительно не понимаешь, или притворяешься?
Анна Григорьевна не то, чтобы не понимала, – она боялась или сознательно не хотела понимать. Дама пик такая же карта, как и все остальные. Только больное воображение делает ее чем-то иным. Творческие люди часто бывают неуравновешенными, легковозбудимыми! У них неустойчивая психика. Лизонькин отец был таким же.
Лиза пила воду, и ее зубы стучали о край стакана.
– Не волнуйся же так, доченька! – гладила ее по плечу Анна Григорьевна. – Нельзя переживать из-за всякой ерунды.
– Это ты положила карту на подушку? – спросила Лиза, когда немного пришла в себя.
– Может, и я! – соврала Анна Григорьевна. – Не помню…
– Зачем?
– Ну… машинально. Мало ли? Бросила, да и забыла!
На самом деле Анна Григорьевна прекрасно помнила, что никакой дамы пик из колоды не вытаскивала, и тем более, не ложила на подушку. Она что, враг своей дочери? Лиза и так дрожит от каждого шороха!
Анна Григорьевна спрятала злополучную карту в карман фартука. А ведь странно, – подумала она. – Откуда взялась карта? Я ее не ложила, Лиза тем более… Посторонние, кроме Берты Михайловны, в квартиру не заходили. Но старая актриса в спальне не была, следовательно…
Нет, ничего вразумительного Анне Григорьевне в голову не приходило. Нужно идти к Динаре! Только ясновидящая сможет разобраться во всей этой путанице!
Повинуясь безотчетному порыву, Анна Григорьевна вытащила карту из кармана, чтобы еще раз посмотреть на нее. Дама пик! Она никуда не исчезла, не испарилась… Что-то она живо напоминала своим орлиным профилем, вычурным цветком в руке!
В молодости у Анны Григорьевны были честолюбивые мечты: она хотела стать известным театральным критиком или даже сделать научную карьеру. Имея прекрасную память и развитый интеллект, она со страстью погрузилась в мир литературных образов и театральных постановок. Потом жизнь, как это обычно бывает, внесла свои коррективы. Анна Григорьевна не очень удачно вышла замуж, родила Лизу и поневоле переключилась на домашние заботы. Время было упущено. Брак ее расстроился, и карьера тоже. Лишь только литература и театр не потеряли для нее былой привлекательности.
Анна Григорьевна превосходно знала русскую классику, и окончание повести А.С. Пушкина «Пиковая дама» само, без усилия возникло перед ее глазами.
«В эту минуту Герману показалось, что пиковая дама прищурилась и усмехнулась. Необыкновенное сходство поразило его…
– Старуха! – закричал он в ужасе.»
Анна Григорьевна бросила карту на пол, как будто она обожгла ей руки.
– Я становлюсь неврастеничкой, как Лиза, – подумала она. – Так мы обе сойдем с ума! Надо что-то делать…
Князев был на седьмом небе от счастья, проведя с госпожой Левитиной восхитительный вечер в «Парадизе». Виталий Андреевич хорошо танцевал и с удивлением обнаружил тот же талант в Анне Наумовне.
В «Парадизе» играли отличные музыканты. У них в репертуаре были старые танго, вальсы, блюзы и джазовые композиции. Сюда приходили любители потанцевать, а не в обнимку бессмысленно переминаться с ноги на ногу или прыгать друг напротив друга, как заведенные.
Князев пригласил Анну на танго. Они уже немного выпили, и легкое опьянение придавало полумраку и звукам саксофона особое очарование. Сначала Виталий Андреевич решил, что будет выполнять самые легкие па и вести Анну, чтобы скомпенсировать ее неумение. Однако, она сразу почувствовала ритм и двигалась так точно улавливая намерение партнера, что Князев пустил в ход самые замысловатые и красивые комбинации. Танцующих было мало, и на Князева с Анной обращали внимание. Они выделялись какой-то редкостной статью и угадывавшимся в них внутренним достоинством. Виталий Андреевич прижимал к себе теплое, гибкое тело Анны, ощущая аромат ее духов и то, как бьется ее сердце.
– Никогда ничего подобного я не испытывал с Элей! – внезапно подумал он. – Существует, все-таки, тайная сила, притягивающая одного человека к другому. Но она слепа, ибо не гарантирует взаимности.
Когда они вернулись за свой столик, Князев сказал:
– Я не знал, что ты так хорошо танцуешь!
– Во мне много скрытого, – полушутя ответила Анна. – Есть люди, о которых всего не знает никто. В том числе и они сами! Последнее наиболее удивительно.
– Я сам узнал сегодня кое-что о себе впервые! – улыбнулся Виталий Андреевич.
– Правда? Это интересно… И что же?
Князев налил в рюмки коньяк, обдумывая, как лучше объяснить свои ощущения.
– Наверное, я осознал одну вещь, – медленно произнес он. – Оказывается, можно получать удовольствие от жизни, не привязываясь к будущему. Просто переживать настоящее со всей силой, на которую способно сердце! Ни на что не рассчитывая, ничего не откладывая на потом. Все, что тебе дают, бери сейчас!
– Разве раньше ты жил не так? – удивилась Анна.
– Совсем не так, – вздохнул Виталий Андреевич. – Я жил для какого-то мифического будущего, которое даже толком и представить себе не мог! А настоящее утекало от меня, неуловимое и прекрасное, как цветение весеннего сада… Я думал о плодах, которые еще не завязались, о том, как я стану собирать их, что буду с ними делать. А в это время ветер и дождь сбивали на землю нежные розовые цветы, чья мимолетная красота исчезла, так и не коснувшись меня… В каждом мгновении есть неповторимость, достойная бессмертия! Я это понял только сейчас, когда танцевал с тобой…
– Не замечала в тебе лирических настроений, – улыбнулась Анна. – А тем более, склонности к поэтическим сравнениям.
– Это ты сделала меня таким. Твоя душа – это сады, в которых я заблудился…
– Жалеешь об этом?
– Нет. Я хочу остаться в них… навсегда.
Когда они ехали домой, Анна задремала в машине. Ей снился шум олив, смешивающийся с шумом прибоя…
Фионика третий раз выходила на галерею и напряженно всматривалась в море. Не появился ли в сверкающей синеве корабль с полосатым парусом? Ветер рвал виноградные листья и носил их по вымощенному камнем двору. Пахло дубовыми ветками, из которых служанки сделали гирлянды, чтобы развесить их повсюду в честь победителя…
Славный Лаэрт возвратился из военного похода, о чем сообщало письмо, присланное им с торговым судном, которое привозило на продажу благовония из Аравии и отлично выделанные кожи.
Фионика не думала, что будет тосковать, провожая Лаэрта в поход. Он был опытным воином и провел на военной службе более двадцати лет. Широкоплечий и коренастый, с мощной грудью и сильными ногами, он производил впечатление несокрушимого бойца, которое полностью оправдывал в многочисленных сражениях. Все тело военачальника было покрыто следами былых ран, давно зарубцевавшимися шрамами. Вначале Лаэрт совершенно не понравился Фионике,-он не умел поддерживать изящную и легкую беседу о философии и поэзии, за столом сидел молча и, когда Фионика переводила на него взгляд, смущался. У него было спокойное и приятное лицо с крупными чертами, тяжелый подбородок и светло-серые глаза.
К гетерам Лаэрта привел друг, богатый торговец кожами, толстый и добродушный, с постоянным румянцем на полных щеках. Он привозил женщинам щедрые подарки и души не чаял в Гликере. Гетеры любили его за веселый нрав, шутки и неназойливое поведение.
– Это мой друг, – представил Лаэрта торговец кожами. – Он настоящий герой, который заслуживает приятного отдыха после тяжких битв!
Военачальник молча склонил голову, увенчанную золотым шлемом, и приложил руку к сердцу жестом, полным достоинства.
– Индюк! – незаметно шепнула Гликера на ушко старшей подруге.
Она любезно улыбнулась и пригласила мужчин в дом. За столом Фионика присматривалась к Лаэрту, стараясь вызвать его на откровенность, но воин отделывался общими фразами и легко избегал разговора, предоставляя инициативу торговцу кожами.
Служанки принесли свежий, только что собранный виноград, черепаховый суп, жареную утку, фаршированную оливками и яблоками, пшеничные хлебцы и мед. Вино из красивой амфоры с изображением Артемиды, стреляющей в бегущую лань, наливали в серебряные чаши. Все, кроме Лаэрта, разбавляли его горячей водой.
– Вино, так же, как и кровь, не должно быть чрезмерно жидким, – усмехнулся он. – Это их портит!
После трапезы и долгой беседы гости ушли, а гетеры отправились спать. Фионика отчего-то не смогла сомкнуть глаз до самого утра. Она вспоминала Федру, не в силах сдержать слез. Лаэрт своим видом и родом занятий походил на Артиса. Возможно, это и привлекло к нему внимание Фионики. Федра была для нее матерью, сестрой и подругой в одном лице, оставив неизгладимый след в душе. Сходство между Артисом, возлюбленным Федры, и Лаэртом, решило судьбу последнего. Предостережения Федры не возымели действия!
– Мужчина-воин горяч и страстен, как клинок в разгар боя, – говорила Федра. – Но у него есть один серьезный недостаток. Он-вечный заложник смерти. Если ты позволишь себе привязаться к нему, он разобьет тебе сердце.
Бессонная ночь сменилась беспокойным утром. Фионика не находила себе места,-она то смотрела часами на море, то ходила по комнатам из угла в угол. Гликера не могла понять, что происходит с подругой.
– Тебе понравился Лаэрт?-наконец, догадалась она.-Не может быть! Я глазам своим не верю, – Фионика сохнет по угрюмому военачальнику! Не ты ли говорила, что нет такого мужчины, который способен увлечь тебя?
– Это говорила не я, – объясняла Фионика. – Это говорила женщина, которая еще не проснулась!
– И что теперь?
– Не знаю…
Через несколько дней к воротам их дома прискакал всадник в красном плаще. Это был Лаэрт. Он привез Фионике в подарок широкое золотое ожерелье, искусно сделанное, блестящее, как солнце.
– Варвары иногда делают чудесные вещи!-сказал он, подавая ей украшение.-У них дикая и необузданная фантазия. Возьми это ожерелье! Оно никогда еще не украшало такую женщину, как ты… Жены варваров невежественны и похожи на неповоротливых овец,-они не в состоянии оценить эту красоту.
– Ты не очень учтиво отзываешься о женщинах,-заметила Фионика.-Наверное, они насолили тебе?!
Лаэрт искренне расхохотался.
– Имеешь в виду, они пересаливают мою пищу? – спросил он.
– Вроде того! – улыбнулась Фионика.
– Скорее, все обстоит наоборот,-ответил он, притворяясь серьезным. – Это я им насолил, и теперь они очень сердиты на меня.
– Как это тебе удалось?
Лаэрт пожал сильными плечами, усмехнулся.
– Видишь ли…я не приходил к ним на свидания… Очевидно, им это не понравилось! Суровая жизнь воина не располагает к изнеженности и любовным ухаживаниям. Поэтому мне приходилось обходиться малым.
Фионика не стала уточнять, чем именно.
– Это твой военный трофей?-спросила она, примеряя ожерелье. Оно красиво легло на ее открытую грудь.
– Представь себе, да!-ответил Лаэрт. – Тебе нравится?
Гетера все больше привлекала его своими замедленными, как будто ленивыми движениями, плавно текущим разговором, загадочной улыбкой. Его неискушенное сердце дрогнуло…
– У тебя неплохой вкус, – похвалила его Фионика. – Пойдем в дом, я сыграю тебе на арфе.
Лаэрт старался использовать каждый свободный момент, чтобы заехать к Фионике. Он попал к ней в плен так стремительно, что не успел этого сообразить. Они вместе ужинали и разговаривали, гуляли по берегу моря, купались… Лаэрту все труднее становилось уезжать от нее. И только накануне очередного военного похода, он понял, что его привязанность к Фионике нечто большее, чем приятная дружба.
Военачальник впервые подумал о смерти. Он привык к ней, видя ее во всех видах на полях сражений. Но теперь смерть могла помешать ему вернуться с победой и трофеями, снова увидеть Фионику.
– Может ли быть, чтобы я полюбил ее?-в растерянности спрашивал себя Лаэрт. – Кажется, об этом так много написано в стихах, которые обсуждают в обществе? Вот что воспевают поэты!-догадался он.-Но что же теперь будет со мной? Как я поведу в бой своих воинов, зная, что больше не могу и не желаю пренебрегать своей жизнью? Не дрогнет ли моя рука в критический момент?
Лаэрт решил, что должен провести ночь с Фионикой до своего отъезда. Иначе… он просто не сможет выполнять свой долг. Сражение непредсказуемо, и в нем воина могут подстерегать увечья, раны и гибель. Ночь любви – это шанс, который нельзя упустить! Попрощавшись с Фионикой, он может никогда больше ее не увидеть…
Гребное военное судно, поблескивая заостренным медным носом, груженое осадными орудиями, уже ждало Лаэрта.
– Отплываем на рассвете!-сказал он кормчему, вскочил на коня и ускакал.
У Лаэрта не было семьи. Походная жизнь, полная лишений и опасностей, отбирала все его силы. У него не было даже собственного жилища. Только пару лет назад он купил себе дом в Афинах, чтобы проводить в нем хотя бы несколько месяцев в году. Женщины интересовали его по необходимости удовлетворять здоровые инстинкты могучего тела. Он никогда не думал о них, как о существах, достойных его внимания.
Влечение к Фионике он принял сначала за желание развеять скуку. Она умела вести увлекательную беседу, что было совершенно не свойственно греческим женщинам, играла на прелестной маленькой арфе, и удивляла его приятной, любезной манерой поведения. У нее были длинные волосы, убранные вверх на висках и затылке, большие глаза, пушистые ресницы и капризные розовые губки. Под тонким хитоном угадывалась развитая фигура, а на шее и руках звенели золотые украшения.
Лаэрт с удовольствием проводил время в обществе гетер, что оказалось для него в новинку. Когда торговец кожами предупредил его, что гетера не вступит с ним в близость за одну только плату, даже и весьма щедрую, удивлению Лаэрта не было границ.
– А что же ей надо, любезный друг? – спросил он.
– Ну, поухаживай за ней… привлеки ее к себе тем или иным способом! Она ответит тебе любовными ласками только если сама захочет.
Военачальник задумался. Ему еще не приходилось добиваться расположения женщины, и задача показалась ему интересной.
– Одерживать легкие победы не столь почетно, как выиграть у сильного и коварного противника! – воскликнул он и принялся за дело.
Думая, что он увлекает Фионику, Лаэрт увлекся сам, да так, что опомнился только когда капкан уже захлопнулся. Подергавшись, он смирился перед неизбежным. Будучи солдатом, он привык отдаваться в руки Судьбы, и еще ни разу не пожалел об этом.
Ночь перед отплытием он провел с Фионикой, вымолив у нее утехи любви, которые наполнили его душу восторгом и нежностью. Возвращаясь в предрассветных сумерках на корабль, он чувствовал себя так, будто сердце его больше не принадлежит ему: оно осталось там, в доме с мраморными полами, густо увитом виноградом, где на галерее стоит женщина и машет ему рукой. Он должен вернуться к ней, во что бы то ни стало!
Проводив Лаэрта, гетера ощутила в своей жизни пустоту, которую нечем было заполнить. Что бы она ни делала, о чем бы ни думала,-мысли ее летели вслед за кораблем, увозившим Лаэрта к неведомым опасностям. Пока он был с ней, Фионика незаметно для себя привыкла к его спокойной, уверенной силе, чувству защищенности, которого у нее никогда не было. Она находила в Лаэрте все новые и новые достоинства, и ее тоска по нему усиливалась. Жизнь ее до сих пор была полна веселья и развлечений, но с отъездом Лаэрта Фионике начало чего-то не хватать…
И вот он возвращается! Его корабль вот-вот появится на горизонте, синем от прозрачного воздуха. Что он скажет ей, ступив на землю? Так же ли он тосковал по ней долгими ночами, считал дни до встречи?..
Глава 32
– Как жизнь? – спросил резкий, неприятный мужской голос. – Приносит сюрприз за сюрпризом?
Динара вздрогнула, узнав господина Вольфа. Первым ее побуждением было бросить трубку телефона, но через секунду она передумала. Надо послушать, что он скажет на этот раз.
– Молчите? – с затаенной угрозой спросил маг. – Ну-ну, посмотрим, как будут развиваться события! Возможно, прекрасная Динара и сменит гнев на милость…
Он разразился суховатым отрывистым смехом, от которого у госпожи Чиляевой мурашки побежали по коже.
– Что вам нужно? Чего вы добиваетесь? Оставьте меня в покое, наконец! – в очередной раз возмутилась она.
– Охотно! – весело согласился Карл Фридрихович. – Но… услуга за услугу, мадам ясновидящая! Только с таким условием.
– Хорошо, я подумаю…
Динара не заметила, как роковые слова слетели с ее губ. В эту минуту ей пришла в голову мысль о Лизе, Изабелле и других женщинах, которые могут пострадать. Все-таки, бородатому магу удалось запугать ее! Она почти поверила, что жизнь ее клиенток находится в опасности, и не хотела рисковать. Может быть, господин Вольф отстанет от нее, если она кое в чем пойдет на уступки? Пусть скажет, что ему от нее надо.
– Что вы решили, любезная Динара? – напомнил о себе Карл Фридрихович.
– Я попробую… – устало ответила она. – Что от меня требуется?
– Сущие пустяки! – обрадовался маг. – Безделица для такой колдуньи, как вы!
– Я не колдунья!
– О, простите! Конечно, нет! Вы – предсказательница! Дельфийский Оракул![38] Как я мог себе позволить так оговориться?! О колдовстве речь не идет, прекраснейшая, восхитительная Динара! Такого я вам и не посмею предлагать.
– Говорите яснее.
– Перейдем к делу, – серьезно ответил господин Вольф. – Вы поможете мне, а я вам. Договорились?
– Допустим…
– Итак, ко мне обратилась милая девушка. Проблема в том, что парень, которого она любила, жестоко обманул ее.
– Очень жаль, но что же я могу сделать?
– Не перебивайте меня, услада моего сердца, и я все объясню! – вкрадчиво продолжал маг. – Девушка в отчаянии. Впрочем, не буду зря занимать ваше драгоценное время! Она сама все расскажет. Как женщина, вы ее поймете гораздо лучше, нежели я! Вы ее выслушаете, и если ее рассказ тронет вас, посодействуете ей.
– В чем будет заключаться это…содействие? – поинтересовалась Динара.
Предложение господина Вольфа уже не казалось ей таким уж страшным и ужасным. Тем более, он не настаивал, а предлагал ей самой вникнуть в суть дела и принять решение.
– Видите ли, дорогая Динара, – ответил он. – У меня есть твердое убеждение, что злой и разрушительный проступок должен быть наказан. Думаю, в этом мы с вами сойдемся!
– Пожалуй. И все-таки, что конкретно я должна буду выполнить?
– В общем, ничего особенного… Если сочтете обиду девушки справедливой, то пусть она принесет вам носовой платок своего коварного возлюбленного.
– Напоминает Шекспира! – улыбнулась Динара. – Отелло, Дездемона, Яго и злополучный платок…