Наперекор судьбе Винченци Пенни

– Себастьян, успокойся, – сказала Пандора. – Там только один ребенок. У доктора возникали такие мысли. Но он умеет распознать, когда один ребенок, а когда двойня. Он постоянно выслушивал мой живот. Два сердца он обязательно услышал бы. Но там только одно.

– Врачи не всегда могут обнаружить двойню. Наверное, Селия знает. Надо спросить у нее.

– Селия ничего не знает, – возразила Пандора. – Она мне так и сказала.

– Так и сказала? Когда?

– Когда в прошлый раз приезжала меня навестить. Она не слишком тактично заметила, что я слишком громадная… Я передаю тебе ее слова. Тоже спросила, не жду ли я двойню, а затем рассказала, как рожала Венецию и Адель.

– Ты мне не говорила.

– Как ты, должно быть, заметил, я предпочитаю не говорить с тобой о Селии, – холодно произнесла Пандора.

Себастьян молча наклонился к жене и поцеловал ее:

– Я невероятно тебя люблю. Сам не перестаю удивляться, до чего же я тебя люблю и как мне повезло, что я тебя встретил. Я не заслуживаю такого счастья.

– Вероятно, не заслуживаешь, – согласилась Пандора. – Между прочим, настало время для моих восьмичасовых подушек. Спина болит.

– Сильно?

– Достаточно сильно. Но результат стоит моих мучений. Это я тоже знаю.

– Да уж, – мрачно пробормотал Себастьян.

ММ сознавала всю абсурдность подобной страсти. И к кому! К мальчишке, шестнадцатилетнему мальчишке. Она дошла до того, что потакала своему дурацкому восхищению от одного только его вида и звука его голоса. Гордон без конца поддразнивал ее по этому поводу. А ведь многие мужья проявили бы ревность. Делить женщину с ее ребенком от другого мужчины, да еще с таким ребенком, которого она любила почти слепо. Хвала небесам, Джей не был испорчен материнским обожанием. Сознавая эту опасность, ММ сражалась с ней на протяжении всего его детства. Она держала себя с сыном строже, чем большинство матерей; правильнее сказать – чем большинство матерей в ее положении. Слишком многие женщины, которых война сделала вдовами, сосредоточили свою жизнь вокруг сыновей, цепляясь за них, ревнуя к друзьям, не умея проявить строгость и вообще боясь упрекнуть хоть одним словом.

Конечно, ей очень помог Гордон. Он искренне полюбил Джея, и у них с самого начала нашлось на удивление много общих интересов: дикая природа, прежде всего птицы, фотографирование и, конечно же, игрушечные железные дороги фирмы «Хорнби». Если бы кто-нибудь сказал ММ, что, когда ее сыну исполнится шестнадцать, они с Гордоном будут проводить в «железнодорожной комнате» по многу часов, переводя стрелки, загоняя товарные вагоны на запасные пути, пуская пассажирские через туннели, поднимая семафоры и так далее… она бы не поверила. Это было настолько по-детски, что вызывало в ней с трудом сдерживаемое раздражение. То ли дело выходные на высокогорных шотландских лугах, где они следили за полетом кондоров и орлов. Или поездка в Африку охотиться на крупную дичь – сын даже копил на это деньги. Или часы, проводимые в темной комнате, где Джей и Гордон проявляли фотографии. Все это нравилось ММ, казалось ей полезными развлечениями, дающими пищу для ума и выход юношеской энергии. Но чтобы двое взрослых людей – рост Джея приближался к шести футам – считали возню с игрушечными поездами не только игрой, но и вполне серьезным занятием… здесь у ММ просто не было слов, чтобы выразить свое отчаяние.

– Привет, мама! – крикнул ей Джей, выскакивая из поезда, на сей раз настоящего.

У ММ сладко защемило сердце. Джей, учившийся в Винчестерском колледже, получил разрешение уехать на несколько дней домой. Глядя на сына, она думала, что он выглядит не только взрослее сверстников, но и гораздо красивее их. Джей подбежал к ней и наградил коротким поцелуем.

Теперь, когда она видела сына реже, при каждой встрече с ним она замечала, что Джей становится все больше похож на Джаго. Тот же кельтский тип лица с темными вьющимися волосами и синими глазами, тот же квадратный подбородок. Джей во многом унаследовал и фигуру Джаго, который не отличался высоким ростом. На самом деле он был даже ниже, чем ММ. Зато у него были широкие плечи, крупные ладони и такие же крупные ступни. Всякий раз, встречая сына, ММ думала, как горд был бы Джаго. Ему бы не верилось, что его сын может оказаться таким способным к учебе и в то же время таким простым в общении, что он начисто лишен спеси и зазнайства. Она хорошо потрудилась над воспитанием сына, да и Гордон тоже. Пожалуй, его заслуг здесь больше. Женщина способна дать сыну далеко не все; мальчишке нужен отец. Джею исполнилось шесть, когда в его жизни появился Гордон со своим мягким обаянием, юмором и чувством справедливости. Все эти качества он в нужной пропорции передал Джею.

– Как поживаешь? – спросил Джей, беря мать под руку. – Ты так элегантно выглядишь.

– Джей, не говори глупостей! Когда это я выглядела элегантно? Да любая мать на этом перроне выглядит элегантнее меня.

– Нет, они выглядят совсем не так, – серьезно возразил Джей. – Возможно, моднее. Но мне нравится, как ты одеваешься. В твоей одежде… есть здравый смысл. Некоторые из этих женщин своим видом приводят в замешательство. Посмотри вон на ту даму…

ММ посмотрела. Женщина была одета так, как, скорее всего, оделась бы Селия, отправившись встречать сына: узкое облегающее платье, затейливая соломенная шляпка, а на шее – длинная нитка жемчуга. В сравнении с нарядом незнакомки, строгость одежды ММ, словно не имеющей привязанности к эпохе, и могла показаться воплощением здравого смысла. Но надолго ли? Очень скоро Джей начнет взирать на таких женщин с нескрываемым восхищением. Возможно, его даже потянет к ним.

– Что ж, я рада, что ты такого мнения о моей одежде, – сказала ММ. – А теперь идем к машине. Я оставила ее за углом.

– Ты без Барти? – с заметной грустью спросил Джей.

Барти он просто обожал.

– Без. Но она обещала прийти сегодня вечером на ужин. И Кит тоже. Я знаю, ты будешь рад видеть и его. Барти попросила разрешения привести свою подругу Абби. Ты ее помнишь? Она учительница.

– Конечно помню. Это очень здорово, – обрадовался Джей. – Абби мне нравится. Когда ты сказала, что Барти попросила разрешения прийти не одна… я немного испугался, что она может привести молодого человека.

– Джей, – прежним суровым тоном произнесла ММ. – Рано или поздно у Барти появятся молодые люди. Она же не обещала тебе дождаться, когда ты вырастешь.

– А почему бы и нет? – спросил Джей, сопроводив вопрос типично отцовской улыбкой, которую правильнее было бы назвать самонасмешкой. – Как-никак, она спасла мне жизнь. Ну и Себастьян тоже. Одного этого достаточно, чтобы не отпускать ее от себя.

– Себастьян!

– Да, дорогая. – Себастьян оторвался от книги и улыбнулся жене. Было восемь часов вечера. Он только что закрыл французские окна. – Тебе подложить еще одну подушку?

– Нет, спасибо. Я думала, что она мне понадобится, но сейчас чувствую, что нет. Прости, что помешала тебе читать.

– Это не помеха. Если подушка все-таки понадобится, обязательно скажи.

– Скажу.

Пандора изменила положение. Ну вот, началось: ее обычные вечерние боли. Теперь они приходили в виде судорог. Ее ноги постоянно сводило судорогой, и они будили ее, прерывая столь драгоценный и нужный ей сон. С таким большим животом не наклонишься и не помассируешь ногу. Боль, которая пришла к ней сейчас, лишь напоминала судороги, но была слабее. Гораздо слабее. Пандора снова взяла книгу – одну из тех, что прислала Селия. Издательство «Литтонс» теперь выпускало детективы. Пандора незаметно пристрастилась к ним – этим историям, способным удерживать внимание и не требующим чрезмерного умственного напряжения.

Пандору всегда удивляла в Селии коммерческая жилка. Познакомившись с такой женщиной, побеседовав с нею, увидев ее на обеде, можно было подумать, что все издаваемые ею книги относятся к числу серьезных, интеллектуальных произведений вроде всеми любимой серии «Биографика». Но ухо Селии умело чутко улавливать запросы публики. Этот дар проявился у нее в годы войны, когда издательство могло выжить, издавая лишь то, что будет покупаться. И Селия создала серию «Письма», которая была рассчитана на широкие массы и пользовалось совершенно немыслимой популярностью. Эта серия практически спасла «Литтонс» от разорения. И вот теперь новое поветрие – детективные романы. Интерес к ним охватил все слои населения. Селия объясняла это стремлением к эскапизму, стремлением людей убежать от страшных реалий экономической депрессии. То же стремление сотнями и тысячами гнало их в залы кинематографа – забыться в сладких грезах голливудских музыкальных комедий… Черт, опять спазмы…

– Что значит, она спасла тебе жизнь? – спросила Абби и тут же ответила на вопрос ММ: – Да, миссис Робинсон, еще по порции всего, что на столе. Я ужасно голодна, а ваш пирог просто изумителен.

Абби улыбнулась ММ и всем, кто был за столом. Гордон явно проникся к ней симпатией. В гости она пришла в белой рубашке, черном пиджаке и брюках. С прической «а-ля Кристофер Робин» Абби вполне можно было принять за мальчишку, что, впрочем, не лишало ее привлекательности. «Она понравилась им всем, – думала Барти. – И они все ей тоже понравились». От этой мысли Барти стало очень хорошо на душе.

– Просто пальчики оближешь, – сказал Джей. – Мама, ты изумительно готовишь.

– ММ, пирог – это действительно ваше произведение? – спросила Барти. – А я думала, вы терпеть не можете стоять у плиты.

– Что ты, я обожаю готовить, – ответила ММ. – Вот только мне вечно не хватает времени, чтобы приобрести достаточно навыков. Когда мы с Джеем после войны жили в Эшингеме, там я готовила почти постоянно. А этот пирог я обычно пеку по субботам, особенно когда Джей приезжает домой.

– И заставляешь дуться нашу повариху, – добавил Гордон. – Моя жена выгоняет ее с кухни, все самое интересное делает сама, а поварихе достается потом заметать рассыпанную муку и отскребать противень.

– Совсем как тетя Селия у себя в кабинете, – заметила Барти и тут же покраснела, увидев, как все повернулись в ее сторону, и услышав их смех. – Простите. Я не должна была так говорить. Гордон, пожалуйста, больше не наливайте мне вина.

– Обязательно налью, – отозвался Гордон Робинсон. – Я просто обязан это сделать. Обожаю, когда у людей развязываются языки, в том числе и твой.

– Барти, расскажи про спасение жизни Джея, – попросила Абби.

– Я сам расскажу, – вызвался Джей. – Понимаешь, я лежал в больнице после того, как Гордон сбил меня на своем автомобиле. Конечно, я был сам виноват. Выскочил у него перед самой машиной. Дело в том, что меня тогда похитили.

– Похитили? Какая удивительная история! – воскликнула Абби. – Впервые вижу человека, которого похищали.

– Началось с того, что я убежал, – продолжил Джей. – Мне было ужасно скучно в Лондоне. Я скучал по Эшингему. Там было так чудесно, но моя отчаянно жестокая мать увезла меня оттуда. – Джей улыбнулся и подмигнул ММ. – Я был тогда совсем маленький и боялся переходить дорогу. Какой-то человек вызвался мне помочь, но вместо этого куда-то меня потащил. Одному Богу известно, что могло бы со мной случиться, если бы я не сумел вырваться. Я вырвался, бросился бежать и угодил прямо под колеса машины Гордона. Но он ни при чем. Он в тот момент ехал со скоростью пять миль в час. Увы, машина меня все-таки сбила, и я попал в больницу. А там мне стало плохо. Врачи даже боялись, что я, как говорят, откину копыта. Меня все время тянуло спать, а спать как раз было нельзя. Требовалось, чтобы я постоянно находился в сознании. И тогда Барти приехала в больницу с тетей Селией и привезла книгу Себастьяна. Она читала мне несколько часов подряд, а утром мне стало лучше. Вот такая толстая книга была. Правда, Барти?

– Да, Джей, книга была очень толстая. – Барти улыбнулась Джею.

Драма той ночи впечаталась в личную историю их обоих, создав нерушимые узы дружбы. Случившееся было важным для нее по многим причинам. Она не только спасла жизнь Джею, но и впервые сыграла собственную роль в семье Литтон, став полноценной силой в этом семействе. Селия, которая там тоже присутствовала, потом всегда говорила, уверенная, что это известно каждому: случившееся той ночью не только исцелило ее душевные раны, но и помогло принять ее личную ситуацию.

– Какая удивительная история, – произнесла Абби.

– Еще бы не удивительная! С тех пор мы с Барти – самые лучшие друзья. Только мне всегда приходилось делить ее с Джайлзом.

Раздался звонок в дверь, затем из коридора донесся громкий голос. Бой? Черт побери, недоумевала Барти, а он чего заявился? ММ его не приглашала.

– Бой! – воскликнула ММ и встала, целуя его. – Как мило с твоей стороны. Чем мы обязаны такой чести?

– Венеция отыскала несколько новых детских книжек и хотела, чтобы вы на них взглянули. В свой клуб я все равно езжу мимо вас, вот и взялся их завезти… Джей, дружище, рад тебя видеть. Как успехи в колледже? Привет, Кит. Привет, Барти. А это, наверное, и есть Абби? Слушайте, этим вечером я буквально напал на золотую жилу. Я столько слышал про вас.

– Неужели? – засмеялась Абби. – И что же вы про меня слышали?

Барти довольно хмуро посмотрела на подругу. В голосе Абби появились странные нотки. Если не знать характер Абби, можно было бы сказать, что она кокетничает с Боем.

– Что слышал? Сейчас припомню… – Бой взял протянутый Гордоном бокал вина, обошел вокруг стола и остановился напротив Абби. – Итак, вы, конечно же, пугающе умна. Далее, у вас очень интересные родители. И амбициозное желание стать директрисой Итона.

– Не совсем так, – возразила Абби, – хотя идея интригующая. Все эти милые маленькие мальчики. – Она улыбнулась Бою какой-то сонной улыбкой. – Но нет. Я мечтаю о школе для девочек. Хорошей средней школе, чтобы они приходили ко мне еще совсем маленькими и я помогала бы расширять их кругозор. Видеть, как каждая из них растет и добивается успеха.

– Замечательные слова. Я полон восхищения. А где вы преподаете сейчас?

– В начальной школе на Эдж-стрит. Это в Брикстоне, – засмеялась Абби. – Далеко не та школа, о которой я мечтаю.

– Пожалуй, вы занимаетесь важным делом. Вы встречаете этих мальчишек и девчонок на самой первой ступени, и от вас зависит, захотят ли они пойти в среднюю школу. И начните готовить документы для назначения стипендий вашим ученикам.

– Удивительно, что вы знаете о стипендиях, – сказала Абби.

– Знаю, поскольку мой отец возглавляет крупную благотворительную организацию. Она помогает детям из бедных семей. По крайней мере, на начальном этапе. Назначает стипендии, оказывает другие виды помощи.

– Что, серьезно? – удивилась Барти. – Я и не знала.

– Видишь ли, Барти, Уорвики не совсем уж беспутное семейство. Хотя, наверное, тебе приятнее думать именно так. – Бой улыбнулся Барти, затем снова повернулся к Абби. Она сидела, глядя прямо на него, уперев подбородок в ладони. Ее большие зеленые глаза сияли. – Если хотите, чтобы я замолвил словечко о вашей школе на предмет стипендий, просто дайте мне знать, – добавил Бой. – Мой отец очень открыт к подобным просьбам. Я говорю серьезно. – Он снова улыбнулся Абби.

«А ведь она ему нравится, – подумала Барти. – Он находит Абби привлекательной. Ему всегда нравились умные женщины. Селия об этом часто говорила, тактично подразумевая, что Венеция отнюдь не из их числа».

– Даже не знаю, что и сказать. Это очень любезно с вашей стороны. Возможно… возможно, я действительно обращусь к вам.

– Обращайтесь без стеснения. Барти расскажет, как меня найти. Или вот, возьмите мою визитную карточку.

– Спасибо. Огромное вам спасибо.

Бой залпом допил вино.

– Мне пора. Если я опоздаю, то наслушаюсь от Венеции разных разностей.

«Как будто его хоть сколько-то волнует, что скажет Венеция», – подумала Барти.

– Всем приятного вечера. Был рад всех вас увидеть. И особенно был рад познакомиться с вами, Абби.

Она ничего не сказала, только улыбнулась ему этой новой, сонной улыбкой.

После ухода Боя некоторое время все молчали, потом Абби сказала:

– А он совсем не такой, каким я его себе представляла.

– Он исключительно обаятельный человек, – подхватила ММ. – Даже я не могу ему не симпатизировать.

– Да, очень обаятельный, – согласилась Абби и, словно спохватившись, поспешила переменить тему. – В вашей семье полно обаятельных мужчин. Тот же Себастьян.

– Он не совсем семья, – возразила ММ, – но…

– Барти называет его почетым Литтоном. Удивительно, как он соответствует своим книгам. Он сам яркий и сильный человек. Я так боялась, что он вдруг окажется каким-нибудь тщедушным человечком. А он такой красивый, по-другому не скажешь. И конечно же, очень обаятельный. Мне думается, в его личности есть что-то магическое. – Абби взглянула на ММ и вдруг улыбнулась. – Вам он не нравится?

ММ бросила на гостью ответный взгляд, и ее темные глаза неожиданно сделались серьезными.

– Мне он очень нравится, – торопливо произнесла ММ. – Только не позволяйте себе подпадать под его обаяние, Абби. Боюсь, это происходит довольно легко. Вы точно подметили: он обладает магией. Правильнее сказать, чарами. Сильными чарами.

– Скажи, а миссис Робинсон не была сама влюблена в Себастьяна? – спросила Абби, когда они ехали домой. – Мне показалось, у нее и сейчас сохраняются к нему сильные чувства.

– Кто? ММ? Ни в коем случае. Себастьян не тот типаж мужчины, в которого она могла бы влюбиться.

Голос Барти звучал немного холодно. Ее шокировала та скорость, с какой интеллектуальная, свободомыслящая Абби превратилась во флиртующую девицу.

– Мне показалось, ММ говорила о нем весьма эмоционально, – не унималась Абби.

– Конечно, мне не следует тебе этого говорить… Это все вино Гордона… Но я иногда думала, что… Ну, в общем, что тетя Селия и Себастьян были в весьма близких отношениях. Конечно, это было давным-давно. И мне кажется, ММ, как сестре Уола, это не нравилось.

– Слушай, а с чего ты вдруг заговорила про Селию и Себастьяна?

– Сама не знаю. Мне не проследить почему. Но когда он жил в Лондоне и часто бывал у Литтонов, она становилась другой. Мягче. Счастливее. Уступчивее. А он бывал у них очень и очень часто. Взрослые почему-то всегда думают, что дети не замечают подобных вещей. Но дети замечают, поскольку свободного времени у них много, а занятий мало. Наблюдать за взрослыми – любимое развлечение детей.

– Надо же! Как интересно. Ты говорила об этом с Джайлзом?

– Нет, конечно. Ведь Селия – его мать. Джайлза это невероятно расстроило бы, даже на уровне предположения. Он обожает мать. Как бы она его ни третировала, он шагу ступить без нее не может.

Какое-то время они молчали, потом Абби сказала:

– Я думала, что Бой Уорвик – просто интересный человек. А он оказался… таким удивительным. Честно говоря, он самый привлекательный мужчина, каких мне доводилось встречать.

– Так это очевидный факт, – бросила Барти.

– Только не для меня. Я же его увидела впервые. Барти, не сердись на меня.

– Я не сержусь. Просто хочу сказать, что ты не видишь дальше его обаяния.

– Он же не виноват, что такой обаятельный, – вступилась за Боя Абби.

– В этом – не виноват. Но он очень гадко обращается с бедной Венецией.

– В каком смысле гадко?

– В самом обычном, присущем многим мужьям. Он прилюдно унижает жену, не выказывает ей ни малейшего уважения.

– Может, она не заслуживает его уважения? Вдруг она не верна мужу?

– Этого я не знаю, но не удивилась бы. Он коварный человек, Абби. Мне он ничуть не нравится.

– Наверное, коварство как раз и делает его таким привлекательным, – сказала Абби. – Барти, не смотри на меня, как классная дама. Давай поговорим на другую тему. Расскажи об отце Джея. Что он был за человек?

– Я его никогда не видела. Я тогда была совсем маленькой. Знаю только, что его убили в самом начале войны.

– Сколько тебе тогда было? Семь? И он так и не вернулся домой? Мне это кажется весьма странным.

– Абби, – начала Барти, – когда ты получше узнаешь Литтонов, тебе многое в них покажется весьма странным.

Судороги становились все сильнее. Пандора подалась вперед, медленно, с трудом спустила ноги на пол. Себастьян поднял голову, все еще наполовину пребывая в своей книге.

– Дорогая, тебе что, плохо?

– Нет. Со мной все в порядке. Просто хочу немного подвигаться.

Пандора улыбнулась ему, потом встала. Ее ночная сорочка была слегка мокрой. Пандора взглянула вниз и… вдруг застыла, оцепенев от леденящего ужаса.

– Боже мой, – пробормотала она. – Себастьян, боже мой…

Он медленно поднял голову, наполовину удивленный, наполовину встревоженный ее словами.

– Дорогая, что…

Потом увидел и он, и его лицо стала белым, как простыня, на которой лежала Пандора. Но сейчас по простыне расплывалось большое блестящее пятно ярко-красной крови.

Следующие несколько часов он запомнил на всю жизнь. Нет, на всю вечность.

Страх, сковывающий его сердце. Ужас в глазах Пандоры. Ее отчаянные попытки сохранять спокойствие. Судороги, быстро перешедшие в родовые схватки. Десять минут, которые они оба ждали прихода акушера и которые показались им бесконечными. Сдавленные стоны Пандоры, когда они ехали в машине «скорой помощи». Ее рука, цепляющаяся за его руку, когда он бежал рядом с каталкой в операционную. Внезапная тишина, когда началось действие анестезии. Потом их разлучили, и потянулось нескончаемое ожидание. Он сидел, обхватив голову руками, и молился Богу, в которого не верил, прося Бога сохранить ей жизнь и одновременно готовясь к жизни без нее, готовясь к потере последней и самой сильной его любви. Он проклинал биологию, которая сотворила этого нежелательного ребенка, проклинал рождение этого жуткого комочка живой плоти. Он жадно ловил известия, любую мелочь, долетавшую из того залитого ярким светом помещения, где жизнь и смерть пытались обмануть друг друга… Потом дверь открылась, и на пороге появился хирург, лицо его было непроницаемо. Снова напряжение, к которому добавилась чудовищная усталость. Снова бесконечное молчание, и наконец слова:

– Мистер Брук, у вас дочь. Ваша жена чувствует себя хорошо и настолько спокойно, насколько этого можно ожидать.

Глава 9

– Они собираются назвать ребенка Изабеллой. Сокращенно Белла, – сообщила Селия. – Думаю, потому, что она… – Селия замолчала, будто ей не хватало сил докончить фразу, – …такая красивая [24] .

– Очаровательная, – сказал Оливер.

– Удивлена, что ты так считаешь. По мне – ребенок как ребенок.

– Только не говори об этом ее родителям. И все-таки какая она на вид?

– Как и все новорожденные младенцы. Уродливая.

– Дорогая, а про близняшек ты говорила совсем другое.

– Говорю тебе: уродливое маленькое существо. Конечно, потом она станет красавицей, но сейчас я этого сказать не могу.

– А как Пандора?

– Вполне хорошо себя чувствует. До смешного горда. Можно подумать, будто до нее никто не рожал детей. А Себастьян вообще ведет себя смешно: ребенка как будто не замечает, сидит возле постели, крепко держит Пандору за руку, словно она чудесным образом спаслась от ужасной опасности.

– Отчасти это, наверное, так, – примирительно сказал Оливер. – А теперь, дорогая, не обратиться ли нам к другим делам? Прежде всего к издательским.

– С удовольствием переключу свой разум на другие дела, – отозвалась Селия. – Подумаешь, ребенок.

– Бекенхем, жена Себастьяна родила дочь.

– Кто, дорогая? Кто родил дочь?

– Пандора, жена Себастьяна Брука. Ты должен ее помнить. Она…

– А-а, да-да, конечно помню. Такая маленькая, миленькая женщина. Глаза красивые. Что ж, приятная новость. Конечно, лучше бы это был мальчик, но…

– Бекенхем, не все удостаиваются чести продолжать свой род. По-моему, Себастьян этого не заслужил. Селия мне только что звонила. От нее я и узнала. Я сегодня хочу ее повидать.

– Кого? Новорожденную?

– Нет, конечно. Селию.

– Черт побери, неужели из-за того, что жена Себастьяна родила ребенка, тебе приспичило увидеться с Селией?

– Даже если бы я и взяла на себя труд тебе объяснить, ты бы все равно не понял. Так что обойдусь без объяснений. К обеду вернусь.

– Ох, Себастьян, какая чудесная новость! Мы с Аделью так рады и горды за вас обоих. Девочки гораздо приятнее мальчиков. Особенно когда вырастают. Я надеюсь, что теперь у меня будет девочка. Когда нам можно навестить Пандору? Завтра? Отлично. Только скажите, в какое время. Передайте Пандоре наши наилучшие пожелания и, конечно, нашу огромную любовь.

– Абби, Пандора родила дочку. Правда, здорово? Обе чувствуют себя на редкость хорошо. Я так рада за них. Словно камень с души свалился. Мне разрешили сегодня навестить Пандору. Правда, ненадолго, всего на несколько минут. Но я успею передать ей, как мы обе ее любим. Ты согласна?

– Дорогая, потрясающая новость из Англии. Пандора родила дочь. Обе чувствуют себя хорошо. Назвали Изабеллой Лили, в честь тебя. Что ты думаешь об этом?

– Что я могу думать, Джек? Это замечательно. Как только закончим фильм, поедем домой и повидаем ее.

– Я с удовольствием.

– Кит, дружище, хочешь завтра поехать со мной навестить Пандору? Пандору и ее малышку? Можем сделать это, когда у тебя закончатся уроки. Я пошлю за тобой Дэниелза, он тебя привезет прямо в больницу, там и встретимся.

– Как здорово, Джайлз. Я обязательно поеду. Жаль, конечно, что не мальчик. Я бы с ним играл.

– Папа, Адель прислала телеграмму. Помнишь Пандору? Такая миниатюрная, симпатичная женщина, жена Себастьяна Брука. Она родила очаровательную девочку.

– Мод, откуда ты знаешь, что девочка очаровательная?

– Все новорожденные младенцы очаровательны. Я так за нее рада. Обязательно пошлю Пандоре поздравительную телеграмму. Пап, ты не думаешь, что это отличный предлог для новой поездки в Англию?

– Едва ли, Мод. Эти люди – близкие друзья семьи, но не родственники. И…

– Знаю, знаю. Сейчас у нас не столько денег, как раньше. Я пошутила. Но в одном ты ошибаешься. Они часть семьи. Все говорят, что Себастьян – часть семейства Литтон. Как это здорово! Даже плакать хочется от радости.

– Знаешь, Гордон, она показалась мне очень милым ребенком. Не скажу, что особой красавицей, но девочка спокойная и приятная. А главное – Пандора хорошо себя чувствует. Что касается Себастьяна, мне даже не передать, как он выглядит. Ну разве не странно, что новорожденные дети одним своим появлением в мире способны принести счастье?

– Я не помню, чтобы был так счастлив. Я и не надеялся, что буду так счастлив. Никогда. Бог оказался на редкость добр ко мне. А теперь, дорогая, я хочу, чтобы ты отдохнула. Слишком много посетителей. Я бы даже сказал, чересчур много. Пусть старшая медсестра и говорит, что это нормально. Ей легко говорить. А ты выглядишь совсем усталой. Вон как побледнела. Ложись и возьми меня за руку. Пока ты спишь, я буду сидеть рядом. И потом тоже. Мне невыносима сама мысль покинуть тебя хотя бы на время. Наконец-то ты вернулась ко мне. Закрой глазки, дорогая, и ни о чем не думай. Малышка чувствует себя превосходно. Я только что заходил к ней в палату. Я сейчас тебя поцелую, а потом, моя дорогая, ты будешь спать. Крепко спать, любимая. Спасибо, что ты есть.

Сегодня Селия задержалась на работе. Ей хорошо работалось, когда издательство пустело. И, как назло, в этой тишине раздался звонок у входной двери. Селия решила не обращать на него внимания. Нечего беспокоить ее по пустякам. Оливер поехал на обед, все сотрудники ушли более часа назад. Благословенная тишина. Селия любила оставаться одна. В такие моменты ей казалось, что время целиком принадлежит ей. А сейчас ей требовалось много времени, очень много. Рукопись биографии Шарлотты и Эмилии Бронте, представленная леди Анабеллой, была на удивление сырой и требовала значительной правки. Сделать это надо было тактично, но конструктивно. Задачка не из легких.

Звонок повторился, потом еще раз. Селия нахмурилась. Наверняка посыльный с гранками из типографии. Но ведь должны же печатники знать, что это надо делать до пяти вечера. Видно, наборщики торопились успеть до выходных. Селия уже имела разговор с управляющим типографии и все четко растолковала. Лучше всего их не баловать. Пусть тащат гранки назад. Может, научатся ценить не только свое, но и чужое время.

Опять звонок. Долгий, протяжный. Придется все-таки спускаться вниз. Ну что за наглость! Опять звонят, и каждый раз все дольше и требовательнее. Это уже никуда не годится.

Наверное, она ошиблась, и это не посыльный из типографии, а почтальон с телеграммой. Или личное послание от леди Анабеллы. Должно быть, почувствовала, что Селия недовольна ее работой. Она и раньше посылала сюда свою служанку с записками. Иногда к записке добавлялись цветы. Наверное, это от нее. Хотя служанка обычно звонила очень осторожно, даже робко, и вид у этой бедняжки был какой-то изможденный, будто она работала сутками. Так может звонить шофер. Вероятно, сегодня записку привез он.

Селия открыла дверь. На пороге стоял не посыльный из типографии, не почтальон, не пугливая служанка леди Анабеллы и даже не ее шофер. На пороге стоял Себастьян. Стоял и просто смотрел на нее, не в силах вымолвить не слова.

– Селия, – наконец произнес он, и его голос был странным, тяжелым и начисто лишенным эмоций. – Селия, позволь мне войти. Пожалуйста. Пандора… Она… Умерла.

Глава 10

– Это ужасно, – заявила Мод. – Ужасно и чудовищно. Столько бедных, обездоленных людей. Они голодают, и ты это знаешь.

– Не преувеличивай, дорогая, не голодают, – возразил Роберт. – Да, времена нынче тяжелые, но…

– Папа, они голодают. И их семьи тоже. Самое ужасное – у них нет никаких надежд. Знаешь, сколько приходится стоять в очереди за бесплатным обедом? От четырех до пяти часов. Можешь себе это представить?

Роберт молчал. Он смотрел на дочь, ощущая некоторую неловкость. Мод не преувеличивала. Чудовищная бедность, словно эпидемия, захлестнула Нью-Йорк. Он вспомнил фотографию, быстро ставшую знаменитой: Таймс-сквер, опоясанная несколькими кольцами очереди за миской бесплатного супа – благотворительной акции одной из газет. Люди стоят, опустив головы и понурив плечи, а мимо них в шикарных машинах и дорогих одеждах беспечно проезжают другие люди. Жуткий символ расточительства и упадка. На каждом углу люди с одинаковыми плакатами: «Ищу работу». Любую, дающую хотя бы малейший шанс остаться на плаву.

– Да, это скверно, – сказал наконец Роберт. – Я согласен.

– Тогда мы должны что-то сделать. Мы могли бы принять этих людей, дать им работу.

– Мод, мы никак не можем «принять этих людей».

– Почему? Мы легко могли бы нанять дополнительную прислугу. У нас два громадных дома. Неужели у тебя не найдется для них работы? Даже неквалифицированной?

– Нет, Мод. Я не могу это сделать. Я тебе уже объяснял неоднократно. Я тоже переживаю тяжелые времена. Все мои контракты разорваны.

– Папа, да как ты можешь такое говорить? Это мы-то переживаем тяжелые времена? Да мы выбрасываем больше еды, чем множеству семей хватило бы на несколько дней.

– Мод, когда ты станешь чуточку старше, ты приобретешь более реалистичный взгляд на все эти вещи. Да, серьезные трудности нас вроде бы не затронули. Но я потерял значительные суммы. Все было бы гораздо хуже, если бы мне не посоветовали вывести деньги из страны и продать акции несколько раньше, чем начался обвал на бирже. Мы сейчас живем на заграничные инвестиции и на активы, которые мне удалось сохранить. Джон очень беспокоится по поводу нашего ближайшего будущего. Я тоже. Вместо того чтобы брать на работу новых людей, нам придется увольнять всех, кто уже работает. И такое положение не только в Соединенных Штатах. Кризис охватил весь мир, и это надо понимать.

– Да, но в Европе – в той же Англии, в Германии – правительства выдают неимущим пособия. А у нас они просят подаяние и голодают. Но больше всего меня злит мысль о том, что Лоренс сидит себе в своем дворце и ему ровным счетом наплевать, что происходит вокруг.

– Мод, я уверен: он тоже потерял кучу денег. Почти все банкиры разорились.

– И когда я думаю об этом, у меня просто сердце разрывается. Почему он не предупредил людей? Он и другие банкиры? Почему люди не пошли и просто не забрали свои деньги? Это гадко, гадко и чудовищно, но все эти банкиры и биржевые маклеры, такие как Лоренс, – они самые гадкие из всех. Мне невероятно стыдно за него. Стыдно, что я хоть как-то связана с ним.

– Десятая книга «Меридиана времен» – просто потрясающая вещь, – сказала Селия.

Она говорила с чувством глубокого облегчения, какое бывает у людей, сумевших уцелеть при серьезной аварии или излечившихся от почти смертельной болезни.

– Слава богу, – произнес Оливер, глядя на жену. – И одному Богу известно, как Себастьян сумел закончить эту книгу.

– Не говори глупостей, Оливер, – оборвала его Селия. – Работа – лучшее лекарство от боли.

– Неужели? – спросил он, улыбаясь своей обманчиво-туманной, милой улыбкой. – Наверное, тебе это известно.

Селия оставила его слова без ответа.

– Больше всего я боялась, что книга получится плохой. Не хотелось бы печатать слабую вещь и потом получать язвительные рецензии. Со времени публикации его предыдущей книги прошло три года. Читатели ждали шедевра. Представляю, как переживал бы Себастьян, если бы мы отказались печатать его книгу и объяснили причину.

– Но к счастью, все обошлось. Ты уже сообщила ему об успехе?

– В двух словах. Я пригласила его сегодня на ужин. Надеюсь, ты не против?

– Селия, даже если бы я сказал, что против, это что-то изменило бы?

Селия весьма странно посмотрела на него:

– Но я знала, что ты не станешь возражать.

– За десятую книгу «Меридиана», – произнес Оливер, поднимая рюмку.

– За десятую, – отозвался Себастьян. – Надеюсь, с книгой все нормально.

– Селия говорит, это просто чудо.

Себастьян замолчал, потом угрюмо произнес:

– Она вряд ли сказала бы что-то другое… учитывая обстоятельства.

– Мой дорогой Себастьян, когда дело касается издания книг, Селия говорит только правду.

На Себастьяна смотрели выцветшие синие глаза. Смотрели очень спокойно, без каких-либо эмоций. Писатель помолчал еще немного.

– Оливер, ты очень добр ко мне. Больше, чем я того заслуживаю.

– Мы должны заботиться о наших авторах, – уже менее серьезным тоном произнес Оливер. – Наше издательство в большом долгу перед тобой.

– Я лишь хочу… – начал Себастьян и замолчал.

Оливер понял его молчание и взялся за бутылку портвейна.

– Еще рюмку?

– Пожалуй, нет… Ну, если самую малость.

Оливер налил ему полную рюмку.