Наперекор судьбе Винченци Пенни

– Пусть будет так, – согласился Оливер. – Я могу припомнить несколько твоих в высшей степени бескомпромиссных решений. Однако речь сейчас не о нашем браке. Вмешаться в семейную жизнь Венеции было бы не только глупо, но и разрушительно. Дай ей время. Ей только девятнадцать. Девочка быстро умнеет. Думаю, когда она еще повзрослеет, то станет более чем достойной парой для Боя. Он крайне эгоистичен, почти целиком зациклен на себе. Это делает его слепым к реальному положению вещей.

Селия посмотрела на мужа. Он ответил ей своей милой, немного рассеянной улыбкой. Обычно он так заканчивал разговоры, которые не хотел продолжать. Она знала, о чем он вскользь упомянул, и потому действительно лучше было не продолжать. Их прошлое далеко не всегда бывало тихим и безоблачным. Они прошли через свои бури и рифы, но все-таки пройденный путь сделал их крепкой супружеской парой, на которую смотрели с уважением и восхищением. Люди, почти четверть века прожившие в браке и зримо счастливые. Такие образы обладают собственной магией, обладают силой переписывать историю, и попытки поколебать их сопряжены с большим риском.

– До чего же ты умен, Оливер, – сказала Селия и подошла к нему, чтобы поцеловать.

Бой в тот вечер был само обаяние. Он улыбался, вел непринужденные беседы, расточал комплименты, расспрашивал о делах издательства, говорил с Селией о новых книгах и новых авторах.

– Думаю, роман Розамунды Леманн был самым заметным событием этого сезона. Ну и конечно, Барбара Картленд – это такая прелесть. Я получил большое удовольствие.

Не желая расстраивать Джайлза, Бой тактично упомянул о новой страсти своего друга – игре в гольф:

– Дружище, я составлю тебе компанию. Давай в следующую субботу, если она у тебя не занята. И конечно, если жена меня отпустит.

– А если не отпущу? – спросила Венеция.

Сказано это было словно в шутку, однако ее глаза смотрели жестко. Бой послал ей воздушный поцелуй:

– Тогда я, конечно же, не поеду.

– Венеция, тебе тоже стоило бы поехать, – сказала Пандора. – Гольф – прекрасная игра. Я сама немного играю.

– А что, замечательная идея, – подхватил Бой. – Дорогая, я был бы рад поехать с тобой. Вот только жаль, что дамы по субботам не играют.

– Почему? – простодушно удивилась Барти.

– Барти, дорогая, у дам есть возможность играть в любое время. А суббота – мальчишеский день. Они целую неделю ждут этого дня.

– Только те, кто работает, – заметила Барти, улыбаясь еще шире.

«А девочка становится зубастой, – подумала Селия. – Хороший пас».

Бой тоже улыбнулся.

– Да, ты права, – беззаботно согласился он. – Но это значит, что у нас, завзятых бездельников, есть больше партнеров для игры.

– Бой вовсе не завзятый бездельник, – быстро возразила Венеция. – Он очень занят в своей галерее. Да и на Корк-стрит [18]  у него есть дела. Добавьте к этому его участие в благотворительных комитетах, где он…

– Дорогая, спасибо за поддержку, – поблагодарил Венецию Бой. – Только, боюсь, Барти права. Я не могу похвастаться усердной работой. Не правда ли, постыдное признание для современного молодого человека?

– У меня есть подруга, которая считает, что работать должны все: и мужчины, и женщины, – сказала Барти. – В следующем поколении так оно и будет. Она говорит, что работа придает жизни смысл, а самому человеку – достоинство. Особенно женщинам.

– Совершенно верно! – воскликнул Бой. – А знаешь, очень интересная точка зрения. В высшей степени интересная. Я бы не прочь познакомиться с твоей подругой и поговорить о ее идеях. Что касается моей жизни, у меня есть планы.

– Неужели? – не выдержала Селия. – Пожалуйста, поделись с нами.

– Начнем с того, что мой отец не может вечно держать дела в своих руках. Я давно понимал: когда отец будет готов передать дела мне, я займу его место. И это время постепенно наступает. Я все больше времени провожу у него в кабинете. Правда, Венеция?

– Сущая правда, – ответила Венеция и покраснела.

«Но это же жестоко, – подумала Селия. – Жестоко и непростительно. Нашел время и место, чтобы задним числом объяснять жене причины своих постоянных отлучек. И без предупреждения, как удар наотмашь».

Селия сердито посмотрела на зятя:

– Я очень удивлена, что мы не слышали об этом раньше. Не далее как вчера я виделась с твоим отцом на обеде. Почему-то он ничего не сказал о твоем вхождении в его дела.

– А вот я не удивлен, – ничуть не смутился Бой. – Отцу это дается непросто. Не очень-то хочется признаваться, что тащить фирму на своих стареющих плечах становится все тяжелее. Наверняка такие мысли посещали и вас с Оливером. Правда, леди Селия? Думаю, вы поступите мудрее и заранее начнете готовить Джайлза.

«А ведь вывернулся, проныра, – подумала о Бое Барти. – И счет в его пользу». Она не питала большой любви к Венеции. В детстве Барти достаточно настрадалась от ее пухленьких ручек. И все же Венеция заслуживала лучшего. Барти стало невыносимо оставаться дальше за столом; она чувствовала все унижение и боль Венеции.

– Я дико извиняюсь, – сказала Барти, – но мне пора. Утром рано вставать. Работы целый воз. Надеюсь, вы меня отпустите?

– Конечно, – отозвался Оливер. – Не смеем тебя задерживать. Ты на машине?

– Нет. Джайлз меня подвез с работы.

– Я отвезу тебя домой, – вызвался Джайлз. – Буду только рад.

Весь вечер он пребывал в угрюмом, отрешенном состоянии, не поддаваясь даже попыткам Боя его разговорить. С тех пор как Джайлз узнал о беременности сестры, их дружба с Боем буквально рассыпалась. Его бесило не только то, что Бой посмел так гадко поступить с Венецией, но и странное поведение родителей. Ему казалось, что они были даже рады спихнуть дочку замуж.

– В этом нет необходимости, – возразила Селия. Она уже справилась с собой и говорила ровным, ледяным тоном. – Так у нас все торжество развалится. Дэниелз отвезет Барти. Он сейчас свободен. Спокойной ночи, дорогая. – Селия подставила щеку для поцелуя.

«Будь на моем месте Джайлз, – подумала она, – его бы обязательно спросили, что это за работа, почему он так копается и нужна ли помощь». Несмотря на то что издательство давало ей место под солнцем, Барти искренне сочувствовала Джайлзу.

Ей было непривычно сознавать, что она сейчас счастливее, нежели Литтоны. Но как ни странно, это ее совсем не радовало. Должно быть, она любила их сильнее, чем ей казалось. Потом она вспомнила о желании Боя познакомиться с Абби. Стоит ли их знакомить? Хотя, наверное, было бы весело посмотреть, как Абби за считаные минуты сдерет с этого повесы весь лоск.

Глава 6

Себастьян был очень, очень сердит. Пандора поглядывала на него. Мрачный, угрюмый, чужой. Он сидел, закрывшись газетой, на вопросы отвечал односложно. Завтракать не стал. Сегодня он не хотел ни яичницы с беконом, ни поджаренных ломтиков хлеба. Даже от кофе отказался. Пандора впервые пожалела о своем замужестве, а следом ощутила волну раздражения.

Она никак не ждала такой оскорбительной реакции на то, о чем она ему рассказала. Абсурдное поведение, свойственное капризному, избалованному ребенку. Но тогда получается, что он и есть абсурдный, капризный, избалованный ребенок. И она любила все эти черты его характера, какими бы тяжелыми они ни были.

– Себастьян…

– Не сейчас, Пандора. Я читаю.

– Приношу свои глубочайшие извинения, что помешала тебе. Но…

– Пандора!

– Я помню свое имя.

У них никогда еще не было крупных ссор. Вечные препирательства по поводу того, где жить и в каком саду праздновать Рождество, не в счет. И вдруг… Пандора не знала, как ей поступить.

Себастьян отложил газету, посмотрел на жену и нахмурился:

– Пойду-ка я, пожалуй, прогуляюсь.

– Иди. А я пойду на работу.

– Не забудь, что вечером у меня лекция. В Лондоне.

– Я помню. – Она взглянула на Себастьяна, глаза которого были совсем чужими. – Пожалуй, я на нее не приеду.

Себастьян несколько секунд пристально смотрел на нее.

– Ну, это уже слишком! – Он встал и покинул дом, громко хлопнув дверью.

Недоумевающая и расстроенная, Пандора собралась и пошла на работу. Она не сомневалась: к полудню Себастьян обязательно явится к ней в библиотеку с громадным букетом цветов. Попросит прощения, скажет, что был не прав и что он любит ее. Но Себастьян не пришел. Рабочий день закончился. Пандора подумала, что муж, должно быть, ждет ее дома. Будет виновато смотреть, просить, чтобы поехала вместе с ним в Лондон. Однако в доме было пусто. Себастьян не оставил ей даже записки. Должно быть, позвонит из Лондона. Она представила его виноватый голос, извинения, сбивчивые признания в любви.

Пандора поужинала, послушала радио, затем уселась читать книгу. Телефон молчал. Она приняла ванну и легла в постель. Теперь уже ей стало тревожно. Ее пугало молчание Себастьяна и, конечно же, его реакция: злая, неоправданно жестокая. Можно подумать, будто она совершила что-то ужасное.

А она ведь ничего ужасного не совершила. Просто сказала ему. Думала, он обрадуется не меньше ее. Ведь это такая потрясающая новость: у них будет ребенок.

– Он просто чудо! Чудо! – воскликнула Мод. – Честное слово, таких красивых маленьких мальчиков я еще не видела. Можно мне его подержать?

– Конечно. Бери, – с улыбкой разрешила Венеция. Сейчас кратчайший путь к ее сердцу вел через Генри. – Надеюсь, он не испортит тебе платье какой-нибудь своей «неожиданностью». Мод, прости, что говорю о таких вещах, но малыша только что покормили.

– Не волнуйся! – Мод улыбнулась и прикрыла колени салфеткой, протянутой ей Венецией. – Мне говорили, что такое бывает у всех малышей.

Мод баюкала Генри, а Венеция разглядывала двоюродную сестру. Явно не красавица, но чертовски привлекательна. Эти рыжие волосы, зеленые глаза. Да и фигура у нее замечательная: высокая, худощавая, но с большой грудью. И какая дивная кожа: бледная, почти прозрачная, усыпанная такими милыми веснушками. И руки у Мод тоже красивые: очень белые и узкие. Она протянула двоюродному племяннику свой длинный палец. Генри захватил палец пухлым кулачком и радостно улыбнулся.

– Ну вот, теперь у меня есть друг на всю жизнь. Знаешь, Венеция, я так рада, что приехала сюда. Зря мы не выбрались к вам раньше.

– А как проходило плавание?

– Замечательно. Я очень люблю океанские лайнеры. Помню, как папа впервые привел меня на корабль. Я тогда была совсем маленькой и подумала, что это плавучий дворец. Представляешь, зал в корабельной столовой большой, как в ресторане. И оркестр играет во время обеда. А какая там изумительная парная. Обожаю парную. Просто чудо.

– Твоему отцу тоже понравилось путешествие?

– Да. Но у него бывают приступы морской болезни. Бедный папочка. Он просил передать, что, скорее всего, приедет завтра, когда оправится. А я не могла дождаться. Адель сказала, что к чаю тоже появится. Знаешь, я в восторге от твоего младшего братика. Просто джентльмен в миниатюре. Сказал, что тоже хочет приехать на чай. Адель, наверное, ходит по магазинам или еще где-то.

– Думаю, по магазинам, – ответила Венеция. – Боюсь, ей сейчас тоскливо. И одиноко. Мы скучаем друг по другу.

– Я еще понимаю, что она скучает по тебе, – сказала Мод, – но вряд ли у тебя есть время скучать по ней.

– Представь себе, я по ней скучаю. – Венецию всегда удивляло, что люди не понимают особенностей близнецов. – Адель для меня важнее, чем кто-либо. Естественно, за исключением Генри.

– Ну и наверное, думаю, за исключением твоего элегантного мужа. Венеция, он у тебя такой обаятельный. Адель показывала мне свадебные фотографии.

– Да, – суховато согласилась Венеция. – Очень обаятельный.

– Но Джайлз, пожалуй, обаятельнее.

– Джайлз? Ты считаешь Джайлза обаятельным?

– Невероятно обаятельным. По-моему, он очень похож на твою маму. Те же удивительные темные глаза, восхитительный нос. Он такой очаровательный… Настоящий англичанин.

– Я и забыла, что он всегда тебе нравился, – усмехнулась Венеция. – Помню, когда тебе было лет девять, ты говорила, что хочешь выйти за него замуж.

– Я такое говорила? Наверное. Уже и не помню. Но даже если бы я и хотела, это невозможно: он ведь мой двоюродный брат. В Америке такие браки запрещены. А какой у вас потрясающий дом. Я им просто восхищаюсь. Кто это вам делал? Я про интерьер.

– Джеральд Уэллсли [19] .

– Я так и думала. Узнала его стиль. Все в листовом серебре. Это просто шикарно. Очень мудро было с вашей стороны выбрать его для оформления дома.

– Надо же, Мод, как хорошо ты разбираешься в таких вещах, – засмеялась Венеция. – Меня удивляет, что ты вообще слышала о нем.

– Конечно слышала. Не забывай, я же собираюсь стать архитектором.

– Совсем забыла… А вот и наша Адель. Адель, дорогая, я так рада тебя видеть. Правда здорово, что Мод приехала в Лондон?

– Это просто божественно, – ответила Адель, целуя сестру. – Привет, Генри? Как ты сегодня? Венеция, я купила нам в «Вуллэндсе» просто убийственно красивые блузки. Шелковые и очень длинные. Тебе они понравятся. Как увидела, просто удержаться не смогла.

– Тебе уже лучше? – спросил Оливер вошедшего в гостиную старшего брата.

– Значительно лучше, спасибо. Морская болезнь – мое проклятие. Мешает общаться с родными. И погода была вполне сносная, но все равно.

– Вскоре ты сможешь летать в Англию, – сказала Селия. – Мистер Хинклер [20]  уже запросто летает в Австралию. Всего за пятнадцать дней! Уму непостижимо. Оливер, а сколько туда плыть морем?

– Шесть или семь недель – это самое малое, – ответил Оливер. – Я уверен: скоро начнутся пассажирские полеты в Америку. Роберт, что желаешь? Чаю? Или бренди?

– Лучше чаю, – ответил Роберт. – Ну, как дела в вашем издательстве?

– Я бы сказал, на редкость успешно, – отозвался Оливер. – У нас впечатляющий список публикуемых книг. Выпускаем литературу по широкому кругу тем. И что забавно, очень ощутимый доход дает именно выпуск учебной литературы. Ты согласна, Селия?

– Да, – лаконично ответила Селия.

Она не любила скучный перечень книг для внеклассного чтения по литературе, атласы и таблицы логарифмов. Всем этим в издательстве заведовал Джайлз и, надо сказать, справлялся весьма умело. Но и это не радовало Селию, а служило лишним подтверждением того, что ее сын – преимущественно исполнитель, лишенный столь ценимого ею редакторского чутья.

– С нами все сильнее начинают конкурировать немцы, – заметил Оливер. – Они становятся новой силой, и не только в издательском мире, а в мире вообще. Странная ирония, правда?

– Я слышал от Фелисити, что нью-йоркский филиал издательства процветает.

– Так оно и есть. Стюарт Бейли – очень способный молодой человек. Но у вас вся страна охвачена процветанием. Меня не перестает удивлять подъем, переживаемый Америкой. Думаю, на твоем месте я был бы немного осторожнее. В Англии картина не столь радужная. У нас чертовски высокий уровень безработицы. Все это началось много лет назад, когда и здесь был послевоенный подъем. Экономика – как двигатель. Ее опасно перегревать.

– Конечно. Но ведь это было прямым следствием войны, – возразил Роберт. – Вспомни, какое громадное количество разного рода премиальных акций выпускалось в войну. У нас это время было годами стабильности и роста. Думаю, наш финансовый бум начнет плавно снижаться. Рынок ценных бумаг не может постоянно расти столь бешеными темпами. Но я абсолютно уверен: серьезных проблем у нас не будет.

– Это ты так считаешь, или это общее настроение большинства американцев?

– Можно сказать, что так. Есть, конечно, единичные паникеры, однако…

– Сам знаешь, мы в Старом Свете уже испытали несколько толчков.

– А что думает твой пасынок? – спросила Селия. – Он ведь большая шишка на Уолл-стрит.

– Что думает он, мне неизвестно, – ответил Роберт. – Мы с Лоренсом до сих пор практически не общаемся. Похоже, он никогда не простит мне женитьбу на его матери, и здесь я бессилен что-либо изменить. Зато меня очень радует Джейми и, конечно же, моя любимая Мод. Мы втроем – маленькая счастливая семья. Как бы то ни было, а мой собственный бизнес пока только процветает. Должен признаться, что это не совсем согласуется с общей картиной в строительстве, но мы с Джоном уверены в успехе.

– Как он? А как Фелисити? Уверена, что она остается все такой же идеальной женой. – В голосе Селии появились новые и довольно нервозные интонации.

– Да они оба хорошо поживают. Ее стихи нравятся людям всех возрастов и социальных категорий. Она постоянно выступает с публичными чтениями на разных женских собраниях.

– Представляю, какое удовлетворение ей это приносит, – сказала Селия. – Автору очень важно ощущать интерес читателей.

– Думаю, тут нечто большее, чем интерес, – отозвался Роберт. – Просто она успешная поэтесса. На прошлой неделе ей присудили какую-то премию.

– Ах, эти премии за поэзию, – усмехнулась Селия. – Их такое множество, что чуть ли не каждую неделю кому-то и за что-то присуждают премию.

– Селия, – мягко одернул жену Оливер, – Фелисити много работает и пишет по-настоящему талантливые стихи. Не будем принижать ее успех.

– Я ни в коем случае не хочу принижать ее успех, – возразила Селия. – Если уж на то пошло, это я открыла Фелисити.

– Конечно ты, – подтвердил Роберт, – и она этого никогда не забудет. Между прочим, молодой Кайл тоже делает стремительные успехи. Он уже старший редактор в «Даблдей». Считают, что у него большой талант. Джон и Фелисити всегда будут помнить, как вы помогли мальчику с его первой работой. И он сам, естественно.

– Но я всего-навсего написал письмо, – заметил Оливер.

– Письмо письму рознь, – возразил Роберт. – Фелисити постоянно говорит, что просто мечтает принять вас у себя, когда вы будете в Нью-Йорке. Можете рассчитывать на гостеприимство с королевским размахом.

– Думаю, Оливеру куда целесообразнее отправиться в Нью-Йорк одному, – сказала Селия. – Нам нельзя обоим уезжать из Лондона. Не на кого оставить здешний «Литтонс».

– Даже на ММ не рискнете? А потом, Джайлз уже совсем взрослый. Кстати, как у него дела? Мне он кажется очень знающим.

– Хотела бы с тобой согласиться, – вздохнула Селия, – но боюсь, что в профессиональном плане Джайлз – источник постоянного разочарования. Он совсем не похож на молодого мистера Бруера. У него нет настоящего редакторского чутья. Он не ощущает творческую сторону издательского дела. Разве не так, Оливер?

– Ты же знаешь, Селия: я больше жизни ценю возможность возражать тебе всегда и по любому поводу. – Оливер произнес это в шутку, но его синие глаза смотрели на жену холодно и жестко.

– Дорогая, ну пожалуйста, прости меня. Пожалуйста. Я отчаянно виноват. Я вел себя отвратительно, словно мерзопакостный избалованный ребенок. Сам не могу поверить.

– Да, Себастьян, – довольно холодно ответила Пандора. – Именно так это и выглядело. Если бы нас кто-то слышал, они бы и подумали, будто я призналась тебе, что завела любовника.

– Но, дорогая, милая моя Пандора, в чем-то ты недалека от истины. И пожалуйста, не смотри на меня так. Я изо всех сил стараюсь помириться с тобой.

– Думаю, ты мог бы приложить побольше стараний. И для начала – принести мне теплого молока. Будущим матерям нужно пить много молока. А еще они нуждаются в повышенном внимании и заботе.

– Конечно. А я ведь даже не спросил, как ты тебя чувствуешь. С запозданием спрашиваю сейчас. Дорогая, как ты?

– Чувствую я себя прекрасно, – бодрым тоном ответила Пандора. – Немного устала, и только. А теперь иди и согрей мне молока. Потом, надеюсь, мы сможем поговорить более осмысленно, чем в прошлый раз.

– Я пытаюсь думать осмысленно. Честное слово, – сказал Себастьян.

Он сел на кровать рядом с нею и стал нежно теребить ее длинные темно-рыжие волосы. Под вечер Пандора вернулась из библиотеки и увидела, что Себастьян ждет ее с огромным букетом белых роз, склоненной головой и таким искренним раскаянием на лице, что Генри Ирвинг [21]  был бы посрамлен. Она довольно холодно поздоровалась с мужем и поднялась наверх, чтобы принять ванну и лечь. Себастьян поднялся следом, осторожно постучав, прежде чем войти.

– Думаю, тебе и по части осмысленности нужно приложить больше стараний, – сказала Пандора. – Себастьян, я не могу тебя понять. Большинство мужей просто ликуют, когда жены сообщают им, что ждут ребенка.

– Я не «большинство мужей», – сразу же отреагировал Себастьян. – И прошу тебя, не употребляй этого жуткого выражения «ждут ребенка».

– А как прикажешь выражаться? Сказать «женщины с начинкой»? Или, хуже того, «брюхатенькие»? Так это лексикон близняшек.

– Оборотная сторона той же медали. Единственное приемлемое для меня слово – это французское enceinte. В нем ощущается какая-то пристойность.

– Хорошо, я сказала тебе, что я enceinte. Теперь попытайся мне объяснить, почему это тебя так расстроило?

– Я не желаю тебя ни с кем делить, – без обиняков ответил Себастьян. – Я так сильно тебя люблю, что хочу, чтобы ты вся была моя. Мы дивно прожили целый год. Мне не хочется, чтобы половина твоего разума была направлена на кого-то другого. Знаю, глупо так говорить, но я ничего не могу с собой поделать. Конечно, потом я привыкну к неизбежности случившегося и научусь любить маленького молокососа, но в то утро, когда ты мне сказала, я просто испугался, что теряю тебя.

– Но, Себастьян, как ты можешь потерять меня из-за ребенка? Ведь это твой ребенок. Точнее, наш. Ребенок, которого мы вместе сотворили.

– Дорогая, я знаю. Уверен, ребенок родится красивым, очаровательным, изумительным и все такое, хотя признаюсь тебе: я нахожу маленьких детей весьма непривлекательными. Но со временем они становятся все интереснее. Это я тоже знаю.

– Тогда в чем же…

– Потому что мы с тобой договорились, что детей у нас не будет. Во всяком случае, в течение долгого времени. Мы ведь хотели быть вместе. Вдвоем, в нашем… как бы это назвать?.. в нашем личном мире. Пандора, с тех пор как я тебя встретил, мне не хотелось ни смотреть на других женщин, ни говорить с ними, ни находиться с ними рядом. Я ведь даже еще толком не начал познавать тебя, твой мир. Каждый день я узнаю что-то новое, и это усиливает мою любовь к тебе. А теперь, похоже, я должен делить тебя. С малышом.

– Себастьян, я не знаю, как это получилось. Клянусь тебе, я аккуратно предохранялась. Я не сделала это намеренно… если такая мысль пришла тебе в голову.

– Нет, что ты. Такой мысли мне в голову не приходило. Но…

– И потом, насколько я помню, ты сам играл очень активную роль в сотворении этого ребенка. По-моему, я даже знаю, когда это произошло. В Лондоне, после нашего возвращения из театра. Мы тогда ходили на «Богему». Потом мы легли… Ты заснул, а я лежала и слушала музыку, звучавшую у меня в голове. Арию «O care mio». Я слушала эту внутреннюю музыку и думала, как у нас все замечательно. У нас было жаркое любовное слияние. Ты тогда был в ударе. Я получила редкостное наслаждение. Дорогой, ну пожалуйста, постарайся обрадоваться этому событию.

– Постараюсь, – пообещал Себастьян, наклоняясь и целуя жену. – Я буду очень усердно стараться. Может, для тебя я тогда и был в ударе, но я практически не почувствовал ничего особенного. Не стану тебе лгать. Я тоже помню «Богему» и вечер после спектакля. Это уже в прошлом. Теперь для меня главное – заботиться о тебе. Что нужно делать, чтобы ты оставалась здоровой и сильной? Думаю, тебе нужно уйти с работы. У тебя появится больше свободного времени. Мы бы с тобой каждый день вместе обедали.

– Не уверена, что мне хочется каждый день вместе обедать, – со смехом сказала Пандора. – И потом, за едой я люблю читать, причем чтобы мне не мешали, – добавила она, увидев, что Себастьян уже открыл рот, приготовившись возражать. – Но ты прав. Доктор посоветовал мне оставить работу. Считается, что для рождения первенца я уже достаточно стара. Мне понадобится много отдыхать, есть массу свежих овощей и все такое.

– А когда… когда ребенок должен родиться? – спросил Себастьян.

– В мае. По мнению доктора, в самом начале мая. Думаю, нам пока не стоит никому об этом рассказывать. Ты согласен? Я хотела бы сохранить это в тайне. По крайней мере, первое время. Поднимется шумиха, а я такие вещи плохо переношу. И я просто с ужасом думаю, как к этому отнесется Селия и что она скажет.

– Да, – согласился Себастьян, и его лицо помрачнело. – Тут есть чему ужасаться.

– Хелло, Барти. Ты еще помнишь меня?

Мод стояла в дверном проеме тесного кабинета и улыбалась. Барти тоже улыбнулась ей. Ей всегда нравилась Мод.

– Конечно помню. И очень рада тебя видеть.

– И я тоже рада. У тебя найдется свободная минутка или ты очень занята?

– В общем-то…

Барти действительно была очень занята.

– О’кей, – сказала Мод, сразу поняв, что явилась не вовремя.

– Знаешь, на меня сейчас действительно навалилось много работы. Сроки подгоняют. Потом я освобожусь.

– Да ты не волнуйся, я же понимаю. Слушай, мы тут с Джайлзом шикарное местечко наметили для ланча. Почему бы тебе не присоединиться к нам?

– Не могу. Честное слово. Прости. А вот после работы – с удовольствием. Могли бы пойти выпить горячего шоколада или чего-нибудь еще. Конечно, если к тому времени у тебя не появятся дела.

– Какие у меня дела? – улыбнулась Мод. – А горячий шоколад – это по мне. Обожаю его. И куда мы пойдем?

– Тут недалеко есть чайная «Лайонс-Корнер-хаус». Спроси Джайлза, может, и он захочет с нами пойти.

– Обязательно.

Горячий шоколад в «Лайонс-Корнер-хаус» незаметно превратился в ужин. Потом все трое отправились в кино, которое Мод на американский манер именовала «movies». Фильм назывался «Бродвейская мелодия». В этом году он получил премию Академии кинематографических искусств и наук. После кино пошли в квартиру Барти. Мод заявила, что просто умирает от желания увидеть, как Барти устроилась одна. Вскоре их стало четверо: зашла Абби. Снова пили горячий шоколад и говорили, говорили. У Абби и Мод нашлось много общих тем. Наверное, разговор продолжался бы и дальше, но Мод, спохватившись, посмотрела на часы и сказала, что ей нужно спешно возвращаться на Чейни-уок.

– Папа до сих пор считает, что мне четыре с половиной года, – рассмеялась Мод.

– Тебе еще повезло, – ответил Джайлз. – Моя мама думает, что мне и двух не исполнилось.

– Вам бы таких родителей, как у меня, – заметила Абби. – Они почти не вспоминали о моем существовании.

На следующее утро, когда Джайлз ушел, Роберт слегка попенял дочери:

– Где тебя носило почти до полуночи?

– Я вела интересные разговоры. С Джайлзом и Барти, – ответила Мод.

– Весь вечер?

– Нет, конечно. Сходили в киношку, потом пошли к Барти. Мне понравилось. Тесновато, но она постаралась. Очень уютно. Я была в восторге, и Джайлз тоже.

– И от чего, интересно, Джайлз был в восторге? – спросила вошедшая в комнату Селия.

– От апартамента Барти. Ой, простите, я хотела сказать, от ее квартиры. Он говорил, что часто заходит туда после работы выпить горячего шоколада и поговорить. Слушайте, ну и умеет же она готовить горячий шоколад.

– Странно. Джайлз и Барти работают в одном здании. Неужели его еще тянет на разговоры с ней после работы? – удивилась Селия.

– Наверное. На работе ведь они заняты, там не до разговоров. Они очень дружат, – сказала Мод. – А когда у вас есть друзья, с ними никогда вдоволь не наговоришься. Да, а еще там была чудная девушка. Ее зовут Абби. Лучшая подруга Барти. Такая прелесть. Вы, наверное, с нею знакомы?

– Нет, не довелось, – ответила Селия. – Кое-кому из нас вместо разговоров приходится весь день заниматься делами. А сейчас мне пора. Я и так уже опаздываю. Мне сегодня предстоит тяжелый день. До вечера. Или ты опять исчезнешь к Барти? Естественно, ты уже взрослая и можешь делать, что считаешь нужным, однако…

– Сегодня, тетя Селия, я никуда не пойду. – Когда Селия ушла, Мод призналась отцу: – Наверное, я сболтнула лишнее. Думаю, не надо было ей рассказывать, что Джайлз ходит в апартамент Барти.

– А почему бы и нет? Беседы под горячий шоколад – весьма невинное занятие, – весело произнес Роберт. – Они же, считай, брат и сестра.

– Не совсем, – задумчиво возразила Мод. – По правде говоря, совсем даже нет. Знаешь, папа, Джайлз испытывает к Барти далеко не братские чувства. Он ее явно обожает. Что бы она ни делала, он с нее глаз не сводит.

– Ты читаешь слишком много любовных романов, – засмеялся Роберт. – Кстати, а как по-твоему, Барти тоже смотрит на Джайлза с обожанием?

– Если хочешь знать, я вообще не читаю любовных романов, – обиделась Мод. – А Барти… Нет, не думаю. Для нее Джайлз и впрямь что-то вроде брата. Все силы Барти направлены на карьеру. Ты же знаешь, она очень амбициозна. Совершенно удивительная девушка.

– Согласен, удивительная. Обаятельная, интересная. И красивая. Если Джайлз в нее влюблен, я его вполне понимаю. Однако, учитывая все существующие обстоятельства, думаю, было бы лучше, если бы ты ошиблась в своих предположениях.

– Тогда до вечера, папа.

– Добрый день, Себастьян, – сказала Селия. Ее голос в телефонной трубке был на удивление мягок. – Не будешь ли ты любезен в течение ближайших нескольких дней навестить наше издательство? Нам нужно обсудить встречи и чтения, связанные с продвижением десятой книги «Меридиана времен» в рождественский период. Обычно мы обсуждали выход твоих новых книг гораздо раньше. Да ты и сам знаешь. Ты сейчас столько времени проводишь в Оксфорде, и эта твоя… недосягаемость… она создает определенные трудности.

– Прошу прощения, если тебе это создает трудности. – Голос Себастьяна звучал раздраженно. – Может, нам с Пандорой бросить Оксфорд и постоянно жить в Лондоне, чтобы быть более досягаемыми для тебя?

– Не помешало бы.

– Ты понимаешь, я пошутил. Пандора любит и свой дом, и свою работу. Ты об этом тоже знаешь. Я постараюсь выбраться в Лондон. Правда, на этой неделе у меня вряд ли получится.

Ему не хотелось оставлять Пандору одну. Ее часто тошнило. Все былые силы куда-то подевались. Пандора постоянно жаловалась на усталость.

– Так что, нам решать эти вопросы без тебя? – спросила Селия.

– Нет. Ни в коем случае.

– Тогда, – голос Селии стал заметно жестче, – тебе необходимо приехать. Прости, если нарушаю твои планы. Или у тебя возникли серьезные трудности?

– Нет, что ты. Никаких трудностей. Просто у Пандоры… В общем, есть некоторые проблемы и…

– Проблемы? Какого характера?

– Разумеется, профессионального.

Боже, как было бы здорово, если бы его вранье оказалось правдой и все проблемы Пандоры были бы простыми и легко контролируемыми.

– Мне больно это слышать. Должно быть, ее проблемы действительно очень серьезны, раз ты ставишь их выше своей работы.

– Селия, они не такие уж и серьезные, – возразил Себастьян, изо всех сил стараясь говорить спокойно. – Но в течение ближайших нескольких дней я хочу быть здесь, рядом с ней. Всего доброго.

В тот же день Селия получила письмо из книжного магазина «Фойлз», что на Черинг-Кросс-роуд. Письмо было написано от руки и содержало вопрос: согласен ли Себастьян быть почетным гостем на одном из их знаменитых литературных обедов в ноябре? Леди Селию просили непременно дать ответ в течение ближайших двадцати четырех часов…

Когда зазвонил телефон, Пандора дремала, сидя у камина. Себастьян вышел, чтобы купить семги. Это была единственная пища, которую желудок Пандоры принимал на ужин. Им звонили не слишком часто, и Пандора, недоумевая, кто же потревожил ее дрему, спустилась вниз, сняла трубку и села на ступеньку, чтобы не говорить стоя.

– Пандора? Добрый день. Это Селия. Как поживаете? Я была очень обеспокоена, услышав, что у вас проблемы.

– У меня… проблемы?

Неужели Себастьян проболтался ей про ребенка?

– Да. Себастьян говорил, что очень тревожится за вас. Наверное, у него есть основания.

– Он вам так и сказал? – осторожно спросила Пандора.

– Да. Отказывается ехать в Лондон, тогда как ему необходимо быть на очень важной встрече. Он очень предан вам. Кстати, он сейчас дома?

– Нет, Селия. Боюсь, в данный момент его нет. Он…

– Хорошо. Вас не затруднит передать ему, чтобы позвонил мне, когда вернется? Это очень важно. Передайте ему, что возник еще один вопрос, который мне нужно с ним обсудить.

Пандора пыталась себя уверить, что Селия звонит по важному делу. Ей действительно необходимо присутствие Себастьяна на какой-то там встрече. Ведь она его издатель и редактор. Они должны поддерживать регулярные контакты. Пандора пообещала Селии, что непременно передаст мужу ее просьбу.

– Если можно, не могли бы вы подробнее рассказать о сути дела? Так мне будет легче передать ему вашу просьбу, а вам не понадобится тратить время на объяснения.

– Увы, подробнее не получится. Вопрос слишком сложный. Просто попросите Себастьяна мне позвонить. И желаю вам скорейшего решения ваших проблем.