Милый друг Натаниэл П. Уолдман Адель
Конечно, сказала Ханна, можно сходить в спорт-бар.
Отправились в «Аванпост». И кто только придумал такое название для относительно нового заведения, посещаемого почти исключительно белыми, которые лишь недавно начали селиться в этом исторически «черном» районе?!
Игра еще не началась. Они устроились за столиком, и Ханна, сказав, что решила взять дополнительную работу литературным редактором, принялась в деталях описывать предъявляемые издателем требования.
И это такая теперь у него жизнь? Сидеть вот так, напротив Ханны, в баре? Сегодня в одном, завтра в другом? И так до бесконечности? Неужели вот на это он согласился в тот вечер, когда они поспорили из-за бранча со Сьюзен и когда он заверил Ханну, что все в порядке – он с ней?
Нейт оторвал краешек бумажной ленты, которой была перевязана салфетка, и от нечего делать поиграл ножом и вилкой.
Он пытался слушать Ханну – она продолжала расписывать свою подработку, – но мысли ушли в сторону. Так ли уж ей нужен приработок? С нынешними темпами она и основную работу не закончит. К тому же у нее отец – корпоративный адвокат. Если будут нужны деньги, Ханна всегда может взять у него. Приятная роскошь для того, у кого она есть…
На календаре – последний день сентября, но вечер выдался теплый. Ханна сняла жакет, под которым обнаружился топ на лямочках. Топ ей шел. У нее были красивые плечи, но когда она, жестикулируя, поднимала руки, кожа внизу провисала, почти как у старушки. «Странно, – подумал Нейт, – она ведь держит себя в форме». Ему стало неудобно, как будто он подсмотрел что-то исподтишка, и еще хуже оттого, что увиденное отозвалось неприязнью. Но тем не менее Нейт не отвернулся. В самом отвращении, в его кристаллизованной чистоте, было что-то противоестественно приятное. Он ждал, когда она снова поднимет руки.
Ханна закончила, и Нейт кивнул.
Хотелось есть. Интересно, где их заказ?
– Как думаешь, почему они так долго? – на взводе спросил он.
Его горячность застала ее врасплох. Ханна развела руками:
– Понятия не имею.
Она поинтересовалась, чем он занимался в последние дни. Ответы получились короткие. Проникнуться ее шутливым, доброжелательным духом не получалось. И ладно, будь она посторонней, просто другом или знакомой, тогда бы его дурное настроение ничего не значило, они бы нашли устраивающий обоих ритм вежливого, пусть и банального, разговора ни о чем. Но с Ханной ситуация была другая. Положение редко накладывало на него такого рода обязательства; обращаясь с ней подобным образом, он как бы признавал свое поражение. Или даже капитуляцию.
Заполнить вакуум пыталась Ханна. Но пока она бодро перескакивала с одной темы на другую, Нейт чувствовал себя так, словно, отступив, оценивающе наблюдает за ней со стороны. И хотя рассказывала она живо и с юмором – об одной подруге, «почти агрессивно тактична; ты еще не закончил, а она уже соглашается и готова тебя поддержать» – что-то в ее тоне, стремление угодить, некая просительная нотка, неприятно его цепляло.
– Нейт?
– Да?
– У тебя все в порядке? Ты какой-то… даже не знаю… Ты как будто витаешь где-то?
– Все хорошо, – он торопливо улыбнулся, компенсируя неубедительность тона.
Через пару секунд Ханна поднялась и отправилась в дамскую комнату. Глядя ей вслед, он заметил, что в этих джинсах ее нижняя половина выглядит больше верхней, а бедра и задница какими-то странно широкими и плоскими. Но почему никто из подруг не сказал Ханне насчет джинсов? Почему она сама этого не заметила? В конце концов, у нее в спальне есть большое, в полный рост зеркало…
Вернувшись, Ханна спросила, не сердится ли он на нее.
Как будто сделала что-то такое, из-за чего он должен рассердиться. Почему женщины, в том числе умные и независимые, неизбежно возвращаются в это состояние добровольного слабоумия? Как будто он обзавелся эмоциональным регистратором бинарной системы, как будто он мог пребывать только в двух состояниях – «счастлив» и «злюсь на тебя».
– Нет. Я не сержусь.
Ханна отпрянула.
Прежде чем кто-то успел что-то сказать, официант принес бургеры. Наконец-то. Игра началась. Нейт переключил внимание на большой экран над баром. Настроение понемногу шло на поправку.
– Самое то, что надо, – отметил он, имея в виду бургер.
Ханна делала что-то с телефоном и его подачу не приняла.
Нейт притворился, что не заметил:
– Как твой?
Она медленно подняла голову и несколько раз моргнула, словно пытаясь определить, действительно ли он такой тупой.
– Ты спрашиваешь, как мой бургер?
– Извини. Когда голодный, я порой бываю немного ворчливым. Это не для оправдания, но мне жаль.
– Неважно.
– Пожалуй, стоит носить камешки в карманах.
По ее губам скользнула и тут же пропала улыбка.
Ну, хоть так…
Обхаживая Ханну, возвращая ее в прежнее, добродушное настроение, Нейт и сам оттаял. Решение проблемы – заслужить расположение подружки – рассеяло скуку и заглушило критический голос. Он рассказал ей об Аурит (женщины ведь любят потрепаться о личной жизни), которая снова сама не своя из-за того, что ее Ганс не желает перебираться в Нью-Йорк.
– Она твердит, что беспокоится о его карьере, но это только предлог. Думаю, надо убедить ее остановиться, а то ведь Ганс может рассердиться по-настоящему.
К концу обеда от прежнего настроения не осталось и следа. Нейт даже смог оценить самоотверженность Ханны, согласившейся пойти ему навстречу в вопросе о бейсболе. И он отлично провел время.
Уже по пути домой Ханна повернулась к нему:
– Нейт?
– Да?
– Мы о чем договаривались?
Нейт напрягся. Он ведь уже извинился. И вроде бы ничего такого не сделал. Может, говорил слишком резко? Но он только сказал, что не сердится на нее. Это вряд ли можно квалифицировать как оскорбительный комментарий. Может, раньше что-то сорвалось? Но… Ладно.
– Не хотелось бы устраивать сцену, но я так больше не хочу. Не хочу, чтобы ты так со мной обращался. Если тебе что-то не нравится… если ты несчастен…
– Мне все нравится.
А что еще сказать? Посоветовать подтянуть трицепс, чтобы кожа не провисала? Купить ей другие, утягивающие со всех сторон джинсы? Господи, предлагать такое мог бы только какой-нибудь больной на голову фетишист женского истощения. Полный придурок.
Нейт взял ее за руку:
– Не знаю, что на меня нашло. Извини.
– Знаешь, Джейсон, – сказала Аурит, – некоторым мужчинам нравится быть с женщинами, чье интеллектуальное превосходство они ощущают.
– А кто говорит, что модели не бывают умными? – Джейсон бросил взгляд на Нейта, ища у него поддержки.
Они стояли втроем у раскрытого окна в новой квартире их общего приятеля Эндрю. По поводу новоселья Эндрю и его бойфренд устроили небольшую вечеринку. Джейсон как раз рассказывал о некоей литовской модели, свести его с которой обещал арт-директор журнала.
– И, к твоему сведению, Бригита изучала электротехнику в Вильнюсе.
– Например, Лидгейт[67] в «Миддлмарче», – продолжала Аурит, на которую упоминание о таком предмете, как электротехника, никакого впечатления не произвело. – Свойственный ему интеллектуальный пыл отнюдь не распространяется на чувства и суждения в отношении мебели и женщин. – Она мило улыбнулась Джейсону. – Кстати, Лидгейт, в конце концов, связался с туповатой блондинкой. И она сломала ему жизнь. А заодно и карьеру.
Джейсон обнял ее одной рукой за плечи:
– Дорогая, ты такая прелесть, когда выходишь из себя. Просто Майти Маус![68] Но должен сказать тебе, в этой книге Лидгейт – самый лучший персонаж. Ну и, конечно… – он отхлебнул пива, – Джордж Элиот наверняка бы с тобой согласилась. Она далеко не беспристрастна. Женщины с мозгами считают личным долгом мазать черной краской мужчин, которые не ценят умных представительниц вашего пола. Поверь мне, мужчины способны вершить великие дела независимо от того, на ком женаты.
– Господи, Джейс, – вздохнул Нейт.
– А вы подумайте. Если бы так называемое договорное партнерство между равными в интеллектуальном плане мужчиной и женщиной было мерилом мужской значимости, во всей нашей истории нашлось бы от силы двое великих мужчин – собственно псевдо-муж самой Элиот и Джон, чтоб ему пусто, Адамс.
Аурит вывернулась из-под руки Джейсона и холодно на него посмотрела:
– Тебя никогда не беспокоил факт отсутствия у тебя души, а, Джейсон?
Нейт хмыкнул.
Группка распалась. Нейт потянулся от окна в сторону гостиной и в заполнившей комнату толпе заметил Грир Коэн, выглядевшую весьма соблазнительно в узких джинсах. Но не успел он поздороваться, как кто-то похлопал его по плечу. Это был Джош, парень, с которым Нейт играл в футбол. Он работал в издательстве и, поздравив Нейта, сказал, что слышал о его книге много хорошего и что ее ждут с большим нетерпением.
– Спасибо, старик, – поблагодарил Нейт.
– Выходит, если не ошибаюсь, в феврале? – спросил Джош.
Нейт кивнул и, увидев Юджина Ву, подошел к нему. Слушая хвалебный отзыв коллеги о рецензии на роман британского писателя, Юджин изо всех сил старался не выказать удовольствия. В какой-то момент разговор перерос в затянувшийся спор о соотношении числа женщин с грудными имплантами в Нью-Йорке и «красных» штатах. Нейт поймал себя на том, что ему здесь хорошо, и сделал важный вывод: если у тебя есть пара, вечеринка проходит веселее, чем когда ты являешься туда в статусе одиночки. Наличие подружки избавляет от необходимости ухлестывать за девушками, вести долгие и скучные разговоры даже с теми, кто едва нравится, в надежде затащить объект внимания в постель. Он был свободен и мог разговаривать с теми, с кем действительно хотел.
Уже уходя, Нейт позвонил Ханне.
– Привет, – сказал он в трубку, когда она ответила. – Чем занимаешься?
Судя по голосу, Ханна засыпала.
Хотя они и не договаривались о встрече, Нейт все же сказал днем, что, может быть, заглянет. Он даже собирался спросить: не хочет ли она пойти с ним, но потом все же отказался от этой мысли. Почему? На этот вопрос четкого ответа у него не было. Просто не захотел. К тому же Ханна сама ведь сказала, когда они ругались из-за бранча, что им вовсе не обязательно проводить вместе каждую минуту.
У спуска в метро Нейт остановился и спросил, хочет ли она, чтобы он зашел. Ханна ответила не сразу:
– Я, наверно, уже лягу. Но ты приходи. Если хочешь.
В вечернем воздухе витал приятный запах паленых листьев. Во всем уже чувствовалась осень. Поразмышляв – сесть в поезд или пойти к Ханне, – Нейт выбрал второй вариант. По пути он заскочил в гастроном и купил Ханне батончик «херши» – эту марку она предпочитала всем остальным шоколадкам.
– Извини, что не позвонил раньше, – сказал Нейт, когда она открыла. – Немного замотался.
Ханна встретила его в свободной футболке, с распущенными и растрепанными волосами.
– Неважно. Зато я немного почитала.
Нейт принюхался – похоже, она еще и курила недавно.
Сели в кресла у окна. Поговорить было о чем, они не виделись несколько дней. Ханна сказала, что в последние дни пребывала в не лучшем расположении духа. Пригладила ладонью волосы. Сказала, что ей надо всерьез заняться книгой, что в последнее время почти ничего не написала. Может, работа ее взбодрит. Нейт ощутил укол вины – наверно, в том, что Ханна не в духе, какую-то роль сыграла и размолвка между ними. Он как-то отдалился…
Так или иначе, с ее планом Нейт согласился.
– Мне работа всегда помогает. В смысле настроения. И еще – спорт, какая-то физическая нагрузка.
Ханна вскинула брови:
– А ты знаешь, сколько сил я трачу на пилатес?
Ее тон, прозвучавший в вопросе вызов напомнили их первые свидания. В последнее время Ханна была другой… не такой уверенной, осторожной, даже нервной.
Нейт пробежал взглядом по ее едва прикрытому одеждой телу.
– Я знаю, чего ты хочешь. Идем.
Он взял ее за руку и потянул к спальне.
В постели он стащил с нее футболку и трусики. Сигаретный запах во рту, когда они поцеловались, не добавлял энтузиазма – со временем ее курение беспокоило его все больше, – но и не так уж мешал. Он поиграл с ней немного. Потом устроился сверху и легко вошел. Поначалу все шло отлично. Но он был пьян и хотел большего, а потому включил фантазию. Представил Ханну голой на постели, такой, какой увидел ее в первый раз – с врезавшимся в память отрешенным выражением. Когда он подошел, она выгнула спину, выпятив груди. Вызванный из памяти образ на мгновение задержал внимание, но потом он услышал тиканье будильника и вой автобуса внизу. Пришлось вспомнить изящную, чем-то похожую на Грир Коэн брюнетку в деловом костюме из интернетовского порно – в том эпизоде ее трахали сзади на большом деревянном столе. Лежавшая под ним Ханна открыла глаза. Какое-то мгновение они смотрели друг на друга. Она замерла, словно ее застали за чем-то неприличным. И в это мгновение, прежде чем она успела надеть маску, он увидел в ее глазах полную пустоту, как будто она была плывущим по реке бревном, как будто едва сознавала, что ее трахают.
Нейт перенес вес на локти, отвернулся и, вытянув шею, сердито уставился на стену. Если уж она не может получить удовольствия от лучшего в мире секса, тут ничего не поделаешь. По крайней мере, он уж точно ни в чем не виноват.
Она была слишком… слишком уступчивой. Кроткой, послушной. Даже тело, бледная плоть, как будто размякло, растеклось, подрагивая и обволакивая, совершенно утратив пластичность, гибкость, сопротивляемость.
Он перевернул ее, поставил на колени, пригнул и, прилаживаясь сзади, ощутил боль. Поза по-собачьи хороша, когда секс динамичен и вульгарен, когда партнеры чувствуют друг друга. Здесь этого не было. Здесь все было почти как при мастурбации. Ханна тут словно и не присутствовала.
Когда ее белые половинки запрыгали вперед-назад и обвисшая кожа на боках зашлепала в такт, Нейт подумал, что во всем этом есть что-то унизительное – для женщины. Но – в смысле ощущений – лучше. Да и ей, наверно, какое-то облегчение – не надо хотя бы смотреть на него. Сейчас ее лицо выражало, должно быть, кое-что похуже просто пустоты – абсолютную покорность.
Он поднажал. Влажные от пота волосы Ханны расползлись по обе стороны шеи. Почувствовав приближение конца, он подсунул под нее руки, стиснул груди и, нанеся еще несколько ударов, содрогнулся на волне оргазма.
Потом он лежал на ней. Разрядка смыла раздражение. Ему даже стало немного не по себе – мог бы и понежнее, надо было постараться, в следующий раз… Он обнял ее покаянно и ткнулся подбородком в плечо. Сил не осталось, и его потянуло в сон.
Нейт едва успел уснуть, как почувствовал, что Ханна вывернулась из-под него и соскользнула с кровати. Дверь в ванную закрылась. Открыв глаз, он успел увидеть лишь полоску желтого света на полу. И снова уснул. Потом опять проснулся, когда Ханна вернулась в постель. Ему показалось, очень не скоро.
– Все хорошо?
– Да. Ты спи.
Нотка обиды, прозвучавшая невысказанной укоризной, пробудила в нем, даже в этом полусонном состоянии, невнятное ощущение тревоги. Завтра, решил Нейт, проваливаясь в сон, завтра он позвонит Джейсону или Юджину и узнает, что там у них и как. Ему определенно недоставало мужской компании.
Глава 14
Как-то ночью Ханна призналась, что потеряла невинность еще в школе. Для него это стало новостью. Они возвращались домой из кино, и Нейт отпустил какую-то реплику насчет женщин в прикидах потаскушек – приближался Хэллоуин.
Ханна сказала, что в колледже, на втором году, переспала с парнем с последнего курса, футболистом. Переспала из жалости, потому что он «был такой тупой», хотя и милый. «Я думала тогда, что это лучшие годы жизни», – добавила Ханна. Встречаться с ней потом хотели многие ребята из его команды. И она гуляла с ними, со всеми, по очереди. Сообщая об этом Нейту, Ханна пожала плечами: «Мне казалось тогда сексизмом и пережитком вести себя так, словно непорочность – это действительно добродетель, такая же, как и вера в возрождение».
Она была немного «под мухой» – как и он, – она флиртовала, но и дерзила тоже, будто бросала вызов – ну же, ханжа, накажи меня или пожалей. Будто Ханна раздразнила его своей историей. Завела. Давненько он так не заводился…
За то время, что Нейт был с Элайзой, он понял, что у презрения много общего с похотью. Злость, даже неприязнь и вспышки ненависти, достаточно близки к сексуальной страсти, чтобы и результат получался буквально одним и тем же. Чувство вины, с другой стороны, – эмоция очень несексуальная. Но теперь… Дело не только в том, что наплевательское отношение Ханны к девственности показалось ему сексуальным – атеизм, марксизм и прочие протестные интеллектуальные «измы» сексуальны в любой привлекательной женщине. Тут было что-то еще, что-то более порочное. Нейт представил, как эти тупые подонки трахают Ханну, как пускают ее по кругу и как она, по доброте, обслуживает каждого. Нарисованная воображением картина подействовала на него не хуже порно. Глупая наивность, легкомысленная, в духе Мэрилин Монро, доверчивость превратили ее из Ханны, которую он знал, в девушку, которая позволяла пользоваться собой, безмозглую чику, которую и должно трахать. Вот ее-то, ту, другую Ханну, Нейт и поимел тогда.
Такого бурного секса у них не было давно. Возможно, с определенной точки зрения (к примеру, порнографа), не было никогда.
Следующее утро Ханна встретила в прекрасном настроении, бодрая и веселая. Предложила сделать яичницу. Ничего обидного или оскорбительного в этом не было, но то, как она сидела, чуть наклонив набок голову в ожидании ответа – да или нет, – поразило его неестественностью, перебором в желании угодить, словно в мире не осталось ничего такого, что она хотела бы сделать больше, чем приготовить этот гребаный завтрак. На самом же деле, как он подозревал, Ханна с куда большим удовольствием провела бы утро в постели, наслаждаясь посткоитальной близостью.
– Я не хочу яичницы.
Счастливое выражение как будто смыло с ее лица вместе со всеми красками.
– Ладно… Ну, а я проголодалась. Хочешь, схожу за рогаликами?
– Ты же у себя дома. Можешь делать все, что только хочешь.
Ханна скорчила гримаску и быстро, так что волосы разлетелись в стороны, тряхнула головой:
– Ладно. Я хочу есть. И я схожу за рогаликами.
Она повернулась к нему спиной и начала натягивать джинсы.
– Что-нибудь цельнозерновое со сливочным сыром и томатным…
Ханна обернулась – с таким видом, будто собиралась послать его куда подальше.
Нейт примирительно улыбнулся:
– Пожалуйста. И возьми деньги у меня в бумажнике. Извини, что я такой раздражительный. Не выспался. – Он поднял одну из валявшихся на кровати плисовых подушек и швырнул ее через комнату: – Эта штука изгрызла мне все лицо.
Секунду-другую Ханна молча смотрела на него.
– Хорошо.
Дверь за ней закрылась. Нейт свалился на постель и уставился в потолок.
Временами Ханна как будто пробуждала в нем что-то садистское. Он бы мог поклясться, что никоим образом не хотел ее обидеть, но иногда, когда она смотрела на него с неким особенным выражением, или в ее голос закрадывалась угодливая нотка, в нем само собой поднималось какое-то извращенное упрямство, и тогда подыграть, согласиться, откликнуться становилось невозможно, как проглотить еще одну ложку меда, когда тебя уже тошнит от сладости.
Свежий октябрьский ветерок колыхал прозрачные белые занавески на окне. Нейт поднялся. Выглянул на улицу. Легкая шторка коснулась голой груди, и он на миг – вот смех-то – ощутил себя мужчиной, настоящим мачо.
На прикроватном столике высилась стопка книг. «Письма Абеляра и Элоизы», «Воспитание чувств», «Крейцерова соната». Может, ему только кажется, но не вырисовывается ли тут вполне определенная тема? Книги о женщинах с неразделенной любовью и мужчинах, чьи чувства так недолговечны. Или у него уже паранойя? Может, у Ханны просто такой вот, особенный литературный вкус?
Нейт услышал, как повернулся ключ в двери, потом быстрые, решительные шаги – Ханна прошла через соседнюю комнату. Он ждал в спальне, настраиваясь на примирение.
Через минуту она открыла дверь спальни:
– Твоя булочка на столе.
Ответить Нейт не успел – Ханна швырнула чек и несколько монет. Потом повернулась и захлопнула дверь.
Собирая с простыни мелочь, Нейт размышлял, намеренно ли Ханна повела себя вот так: бросила деньги, как клиент, расплачивающийся с проституткой. Если так – а он на это надеялся, – то тогда жест отражал бы некое наличие у нее некоего порочного воображения, которым можно было бы только восхищаться. Эстетически.
Он натянул футболку и осторожно вышел из спальни. На столе лежал белый бумажный пакет с надписью La Bagel-Telle. Ханны видно не было, но из ванной доносился шум воды. Нейт сел за стол и принялся за свой рогалик.
Если честно, он предпочел бы яичницу.
Элайзе потребовался его совет насчет предстоящего собеседования в одном политическом еженедельнике, где открылась вакансия. Когда они встретились, Нейт спросил себя: только ли в этом причина их встречи? Потому что присутствовало кое-что еще…
– У тебя, похоже, все хорошо. Выглядишь счастливой.
– Спасибо.
Элайза посмотрела на него поверх бокала с вином, и Нейт вспомнил, что вот так же она смотрела, когда, склонившись, делала ему минет. В штанах зашевелилось, и он машинально переменил позу.
Поймав себя на этом, Нейт моргнул и потер лоб. Он уже забыл, когда в последний раз реагировал таким образом на Элайзу.
Она поставила бокал и, склонив набок голову, спросила:
– Как Ханна?
Нейт пожал плечами и отпил виски.
– Нормально. – Он помолчал, посасывая кубик льда. – Вообще-то в последнее время как-то не очень…
– Жаль, – сказала Элайза, но по ее кривой усмешке было видно, что именно это она и надеялась услышать. – Бедняжка.
Несмотря на столь откровенное проявление злорадства, Нейт ощутил вдруг прилив рожденных давним знакомством нежных и теплых чувств к сидящей напротив женщине. Облокотившись о стойку бара, он улыбнулся смиренно, как бы говоря: «Ну, что тут поделаешь». А между тем в камере виртуальной реальности его мозга уже разыгрывались откровенные сцены с ее участием.
Засиделись допоздна, почти до полуночи – смеялись, сплетничали, обсуждали коллег Элайзы и других общих знакомых, разбирая по косточкам не только их писания, но и беспорядочную личную жизнь, отвратительные привычки и отталкивающие черты. На какое-то время Нейт выскользнул из-под морального влияния Ханны – в ее присутствии он, несомненно, устыдился бы самого себя за всю эту злобность, язвительность и жестокость. Ценя ее за справедливость, искренность и полное отсутствие мелочности, Нейт в целом уважал Ханну больше, чем Элайзу, но в свете натянутых отношений с первой удовольствие от компании со второй выглядело вполне заслуженным.
Прощаясь с Элайзой у спуска в метро, он ощутил легкое прикосновение грусти и торопливо чмокнул ее в щечку:
– Удачи тебе на собеседовании. Ты достойна этого места.
На следующий день Нейт встретился с Ханной.
– Ну как, повеселился вчера? – спросила она по дороге в бар. – Ты ведь с Элайзой был, да?
Не уловив ноток ревности, Нейт инстинктивно приписал это ее сообразительности, но никак не отсутствию таковой. Он тут же отступил на оборонительные позиции, немного раздраженный необходимостью совершать этот маневр – в конце концов, ничего предосудительного (мысли не в счет) он не совершил.
– Да, – с вызовом ответил он. – С ней.
– Хорошо, – холодно сказала она.
Вообще-то они направлялись на встречу с ее знакомыми по школе журналистики. В баре настроение пошло вверх. Друзья Ханны были, в принципе, простыми, практичными, выпивающими репортерами, большую часть времени проводившими в муниципалитете, с полицейскими патрулями или с персонажами Уолл-Стрита. Ханна вскоре потерялась из виду, но беспокоиться Нейт не стал – компания собралась веселая. Однако через какое-то время он понял, что она имела в виду, когда, в самом начале их знакомства, сказала, что чувствует себя немного одинокой в интеллектуальном плане. Выразить определенные аспекты своей личности в обществе этих ребят ей было трудно. Мысль эта отозвалась в нем приливом нежности…
Оглядевшись, Нейт обнаружил Ханну около игрового автомата с двумя женщинами. Он подошел к ней, положил руку на бедро:
– Привет.
– Привет.
Короткий, как отрезала, ответ. Холодный, почти враждебный тон. А еще через секунду он понял – она же пьяна!
Ее поведение становилось все агрессивнее, брошенные им вскользь замечания воспринимались как критика, удостаивались непропорционально развернутых комментариев и сопровождались «шуточными» тычками, нанесенными с нешуточной силой. Когда Ханна сказала, что выпьет еще, он заметил, что ей, может быть, стоит воздержаться.
– А ты кто такой, чтобы мне указывать?
Нейт пожал плечами, и она направилась к бару.
Позже, уже у него дома, Ханна повела себя открыто враждебно, бормотала что-то не вполне связное, но определенно нелицеприятное в его адрес. Фальшивый тон, грубые, циничные фразы, напускной цинизм вылились в странную, неестественную браваду.
– Ты знаешь, что Айрин, Джей и Мелисса – хорошие люди?!
Прозвучало это вызовом, хотя Нейт и не собирался спорить. Наверное, так оно и было.
– Только это и важно. И ты знаешь, что все остальное – суета, так? Я про писательство.
Она отпустила саркастическую реплику насчет «искусно составленных предложений» Нейта, который «имитирует истинные чувства», не зная, что это такое. Он копирует стилистические приемы писателей, которыми восхищается, не сознавая, что для самих авторов они были не просто приемами, но средствами выражения правды.
Жестоко. Но обижаться Нейт не стал. Ей хотелось отыграться, наказать его за то, что в последнее время у них немного разладилось. Ему было лишь немного неприятно, что она потеряла контроль над собой…
Поскорее бы уснуть.
Пока ложились, Ханна успела сообщить, что с ним носятся, как с большой шишкой, потому что он мужчина и считает себя вправе просить всего, чего только пожелает, да еще ожидать, что его пожелания будут исполнены. Мнит о себе неведомо что!..
Самое смешное – почти все ею сказанное было правдой. Но сама она сносила и большее. Он критиковал ее, главным образом, за недостаток амбициозности. Вместо того чтобы заранее, заняв оборонительную позицию, высмеивать изъяны и упущения, ссылаться на «спешку» и «редактора, который все равно все испортит» или твердить о маловажности публикации («да кто теперь вообще читает такой-то журнал?»), ей следовало бы подходить серьезно к каждому пункту. И вдобавок ко всему она просто слишком мало писала в последнее время, если не считать той рутины, за которую ей платили. Что бы ни говорила Ханна в ту ночь, когда упомянула про плохое настроение, реальная работа над книгой с тех пор не продвинулась. Тем не менее она по-прежнему безоговорочно верила в свой талант. Верила, что заслуживает большего, чем имеет. Это было несправедливо, о чем он и сказал ей теперь. После чего потянулся, чтобы выключить свет.
– Как мило, что ты напомнил мне об этом, – пробормотала Ханна в темноте. – Каждый раз, когда я хочу выставить тебя полным болваном, ты говоришь что-нибудь милое. Меня это убивает.
Темные тени на потолке смешались с пылью. Нейт подумал, что, может быть, им стоит расстаться. Но она нравилась ему, и он не хотел причинять ей боль.
Нейт повернулся на бок. Он слишком устал, чтобы думать об этом сейчас. Лучше подождать, пока в голове прояснится. Отложить на завтра. На потом.
В начале ноября из Мэна приехал Питер. Нейт не сомневался, что ему понравится Ханна, и с нетерпением ожидал возможности представить их друг другу.
В общении с незнакомыми женщинами Питер являл собой образец любезности и обходительности, отвратительный и претенциозный, по мнению некоторых. Но за обедом, куда попал также Джейсон, Питер завоевал симпатии Ханны своим замечанием о том, что это Флобер несет ответственность за то, что несчитанное множество мужчин получили от женщин желаемое.
– Леон устранил последние сомнения Эммы замечанием о том, что «все женщины в Париже делают это». Забудьте любовь, забудьте мораль – воззовите к тщеславию!
Ханна рассмеялась – замечание явно пришлось ей по душе, – а ее реакция в свою очередь порадовала Питера.
В какой-то момент главной темой стало имя Линдси. Ни у кого из них, ни в Гарварде, ни в Йеле, не было знакомой, которую звали бы Линдси, а между тем, согласно свидетельству одного из ученых друзей Питера, Нью-Йоркский университет буквально кишит девушками с этим именем – не значит ли это, что имена в некоторой степени отражают некие незначительные социальные различия? Взглянув украдкой на Ханну, Нейт обнаружил, что снобистские высказывания нисколько ее не задевают, что она слушает их с интересом, а когда вступает в разговор, то парирует скорее иронично, чем сердито…
Они заказали пару бутылок вина и пропустили по несколько коктейлей. К полуночи Ханна немного поплыла, и Нейт, не желая портить вечер, затолкал ее в такси. Сам он пребывал в прекрасном настроении. Когда машина свернула на Девятое авеню, он наклонился к Ханне и провел большим пальцем по брови:
– Ты такая забавная.
Добравшись до дому, Ханна исчезла в ванной. Нейт залез в постель. Через несколько минут она вернулась – в топе и откровенном белье.
Присмотревшись, он понял, что она плакала, а потом пыталась это скрыть. Нет, не совсем так. Судя по всему, попытка скрыть слезы была всего лишь уловкой, рассчитанной на то, чтобы он понял, что она расстроена, и спросил, в чем дело.
Хотя слезы, пусть и закулисные, были чем-то новеньким, большим сюрпризом для Нейта они не стали – удивило лишь то, почему они пролились именно сейчас, после хорошо проведенного вечера, который вполне можно было бы продолжить и перевести в хорошую ночь. Пока Ханна искала что-то в забитых до отказа ящиках комода – тушь размазана, губы поджаты, – Нейт наблюдал за ней, не чувствуя ни жалости, ни сочувствия, а только раздражение. «Ты же сама все портишь! – хотел он крикнуть ей. – Неужели не понимаешь?»
Но моральное преимущество было на ее стороне.
– Ты в порядке? – спросил он.
– В порядке.
– Тогда почему не ложишься?
Он разговаривал с ней терпеливо-покровительственным тоном человека, привыкшего иметь дело с умственно отсталыми.
Она сглотнула и опустила глаза, моргнув, будто от боли или смущения. Потом… Что-то случилось. Что-то – какая-то мысль или настроение – овладело ею. Лицо прояснилось, посветлело и оживилось.
– Ладно, – глаза ее заблестели. – Пошли в другую комнату. Выпьем.
Ее голос оказал на него странный, почти лунатический эффект. Раздражение рассеялось, и Нейт, ведомый любопытством – что-то будет дальше, – последовал за ней.
Не включая свет, Ханна прошла к холодильнику, достала бутылку бурбона и взяла два стакана с голубой каймой. Нейт сел возле окна. Тишину нарушало только негромкое гудение холодильника. Вернувшись из кухни, Ханна устроилась в кресле и подобрала под себя ноги. Потом налила бурбон и протянула Нейту стакан.
Пить ему, в общем-то, и не хотелось – желание пропало еще в ресторане, когда он понял, что за ней надо присматривать.
Ханна с ходу ополовинила стакан. Поморщилась.
– Все хреново. – Она произнесла это четко и ясно, но с какой-то горькой, отчаянной бесшабашностью. – Я это вижу, но ничего не могу с этим поделать.
– Что ты видишь?
Ханна посмотрела в окно. Сквозь их блеклые и полупрозрачные отражения в стекле проступала кирпичная стена дома на другой стороне улицы. Она повернулась и посмотрела на него. Бурбон в стакане мерцал расплавленным янтарем.
– Я даже не курю больше в твоем присутствии. Как тебе это? Замечательно, да?
– Хочешь покурить? Если хочешь, давай, возьми сигарету.
– Заткнись! Тоже мне наставник. Я так и подумала, когда только познакомилась с тобой. Ты был такой манерный, такой самодовольный и не слишком интерес… Я еще подумала, сколько ж раз он помянет свой хренов Гарвард? – Ханна усмехнулась. – Мне тогда и в голову не приходило… – Она покачала головой. – Ладно, проехали.
Голос ее звучал теперь монотонно, словно она разговаривала с каким-нибудь выживающим из ума старичком.
– Так что это сегодня было? – Вопрос резанул слух. Она посмотрела на него в упор. – Ты был такой заботливый, такой внимательный.
Нейт сжал стакан. Что бы там ни надвигалось, он этого не хотел.
– Так в чем дело? Только из-за того, что я понравилась твоему приятелю Питеру?
Кровь стучала в висках неугомонным будильником.
– Без обид, но меня от этого воротит. Я к тому, кем же надо быть, чтобы так ценить мнение друзей?
– Ты пьяна.
– И зачем в таком случае я тебе понадобилась? Покрасоваться перед ними, чтобы ты потом… – она не договорила. Поежилась. – К твоему сведению, мне за себя было стыдно.
Читать бесплатно другие книги:
