И танки наши быстры Верещагин Павел
Образованная продавщица в отделе кормов для животных встретила Бурцева как старого знакомого и не отпускала его до тех пор, пока не нагрузила самыми сбалансированными, питательными и здоровыми сублимированными калориями.
Когда Бурцев с пакетом, полным «Вискаса», возвращался из магазина, уже начало смеркаться. «Вот так, – думал он. – Не успело рассвести, а уже опять темнеет! Живем, как кроты…»
Он ждал лифта, когда дверь распахнулась и в подъезд вошла девушка, та самая, из восьмой квартиры.
Она вошла раскрасневшаяся и оживленная, с какими-то нарядными пакетами и коробками в руках. Лестничная площадка заполнилась приятным запахом чистоты и свежести. Бурцев вспомнил слова Зины о том, что девушка целыми днями оплакивает расставание с любимым человеком, но никаких следов грусти в ее глазах в эту минуту не нашел.
При виде Бурцева девушка улыбнулась. Улыбнулась так, будто они были давно знакомы.
– Здравствуйте, – сказала она.
Бурцев насторожился. «И эта тоже… И что это они все мне так радуются?» – подумал он.
Подошел лифт, Бурцев пропустил девушку вперед и вошел сам.
– Ну? – спросила девушка. – Как ваш пингвин?
«И она знает! – мысленно охнул Бурцев. – Да что же это такое?»
– Осваивается понемногу, – лаконично ответил он. Девушка внимательно посмотрела на недовольного
Бурцева и пояснила:
– Мы вчера вечером вместе ехали в лифте. И, кажется, успели с ним подружиться.
Бурцев склонил голову в ответ на ее слова.
– Как я вам завидую! – сказала девушка. Бурцев посмотрел вопросительно. – Я так люблю пингвинов. Они такие потешные… Эти их фраки. И клювы… Для меня пингвин – существо особенное!
– Почему?
– С детства. Я одна росла, с мамой… И жили мы бедно. Мама все время работала – и днем, и вечерами. А я ее ждала, сидя на подоконнике. Смотрела в черное окно… Там фонарь качался… Ветер завывал, метель… Было страшно. Я сидела, закутавшись в платок, и представляла себя маленьким пингвиненком, который посреди полярной ночи ждет свою маму…
Бурцев вежливо улыбнулся.
– Да-да! И не смейтесь! – сказала девушка.
Лифт остановился на ее этаже. Девушка собралась выходить, но помедлила.
– А ваш пингвин очень симпатичный, – подумав, сказала она. И добавила: – Передавайте ему привет.
Бурцев не нашелся, что ответить, и лишь поклонился в ответ.
Дома Бурцев насыпал пингвину целую миску «Вискаса», выставил ее на балкон и некоторое время стоял, любуясь, как пингвин поглощает корм. Пингвин, наклоняясь, подхватывал из миски очередной кусок сухого корма, тряхнув головой, проглатывал его и тут же нагибался за другим.
«Смотри, не обожрись с голодухи», – мысленно предупредил пингвина Бурцев. Как все оказывается просто, когда знаешь, что делать.
В это время на столе опять затрезвонил телефон.
– Бурцев! Где ты ходишь! Я уже полчаса звоню без перерыва.
– А что такое? – спросил Бурцев.
– Пляши, Бурцев! Тебе повезло!
– В чем повезло?
– Я тут навела кое-какие справки. Выходит, не трепал ты по поводу пингвина. Они в самом деле почти по тонне баксов идут.
На этот раз Бурцев почти не удивился.
– Я, Зин, никогда не треплю, когда дело касается бабок, – торжественно заметил он. – Бабки – это святое. А в чем вопрос?
– Я тут с одной подружкой поговорила… Короче, Бурцев, там, где ты своего пингвина брал, еще одного такого не было?
«Ну, с Богом, – сказал сам себе Бурцев. – Теперь главное – не суетиться!»
– Еще одного?…
– Моя подруга… ты про нее слышал… У ее мужика четыре ларька у метро… Ну та, что у экстрасенса лечится от женской болезни токами высокой частоты.
– Ну-ну. Припоминаю.
– Она с этим мужиком поссорилась. Купила новую шубу, а он ей – скандалешник на всю округу. Совсем обнаглел, куском хлеба попрекает. И главное, был бы мужик мужиком. А то противный, как скунс… «Все, – говорит моя подруга, – буду свой бизнес начинать. Чтобы этот гад подавился от злости». Хотела йоркширского терьера взять, чтобы щенков разводить, но мы посчитали, что пингвин покруче будет.
– Конечно, круче, – согласился Бурцев. – Я, Зин, фуфлом не занимаюсь.
Зина почему-то хмыкнула.
– Да уж молчал бы! – насмешливо сказала она. И спросила: – Ну, так как?
– Что?
– Где бы мне взять пингвина подешевле?
Бурцев выдержал паузу.
– Не знаю, Зин. Боюсь, что с этим проблема. Я ведь прямо у полярника брал. Как говорится, из первых рук. Последнего унес. Следующая партия будет после того, как он опять в Антарктиду съездит.
Зинка издала какой-то звук, значение которого Бурцев не очень понял. Поэтому он продолжал:
– А в Антарктиду, сама понимаешь. Путь неблизкий. Уйдет как минимум месяц. Если, конечно, на самолете. Потому как, пока туда… Обратно… А там еще пингвинов нужно наловить… Да и самолеты не каждую неделю летают…
Зина некоторое время молчала. Потом спросила язвительным голосом.
– Ты, Бурцев, у нас что – доктор?
– Почему доктор?
– А что ты меня лечишь? Что ты все пытаешься меня на туфту развести?
– Что за выражения, Зина! – укоризненно сказал Бурцев.
– Ежу понятно, что ты своего пингвина сдуру купил, по пьяни. И теперь рад его поскорее сплавить. Ты ведь даже не знаешь, самца тебе подсунули или самку. Ведь так?
– Почему это не знаю?! Знаю. Если бы был самец – то лапу бы приподнимал, когда писает. А этот – приседает. Значит, самка!
– Не смеши народ, Бурцев! Пингвин лапу не задирает. Короче, я даю за твоего пингвина четыреста баксов. Согласен?
«Вот зараза! – подумал он. – Откуда она взяла цифру четыреста?»
– Подружке-то, небось, за восемьсот отдашь… – заметил он.
– А это уже не твоего ума дело. Понятно, что я не за просто так с ним париться собираюсь.
Бурцев почувствовал, что прижат к стенке.
– Да уж не знаю, Зина, – сдаваясь, сказал он. – Я к нему как-то привыкать стал. Уж и воспитывать его начал. И он, подлец, чувствую, ко мне привязался.
– Не ной, Бурцев. Лови момент, пока я добрая.
Бурцев задумался.
– А что ты будешь делать, если это окажется самец? – прямо спросил он.
– Какая разница! Думаешь, у нее дело до яиц дойдет? Я на каждый день рождения ей рыбок в аквариум дарю, они еще ни разу больше двух недель не прожили.
Бурцев помолчал. Зина знает, что делает.
– Короче, я звоню ей и говорю, что ты согласился уступить нам своего и дожидаться следующей партии, – подвела итог Зина. – А ты будь наготове. И чтоб пингвин блестел, как стеклышко.
Бурцев вздохнул. Не дождавшись его возражений, Зина собралась вешать трубку.
– Зин, Зин, постой! – остановил ее Бурцев. – А как же чай? Не надумала еще заглянуть?
Зинка фыркнула и дала отбой.
Бурцев прошелся по квартире, остановился у балконной двери и снисходительно посмотрел на пингвина.
«Ну что, морда? Вел бы себя прилично, мог бы наслаждаться покоем и любовью нашей семьи. Дочка водила бы тебя гулять на поводке. Жена баловала бы рыбными котлетками. А так… Будут тебя лечить от бесплодия токами высокой частоты. Сам виноват!»
Он отошел от балкона и закурил.
«Но-но! Не расслабляться, – одернул он себя. – С этим клиентом еще работать и работать! Да и вообще… Ежу понятно: одного покупателя, да еще такого ненадежного – крайне недостаточно».
Он сменил домашние шлепанцы на туфли, накинул пиджак и уже через минуту звонил в дверь квартиры номер восемь, той самой, где жила девушка-ангел. После разговора с Зиной Бурцев чувствовал коммерческий кураж и особенную легкость в общении с женщинами.
К дверям долго никто не подходил. На площадке стояла тишина. Откуда-то сверху доносились звуки скрипки – это знакомая Бурцеву девочка проделывала свою ежедневную работа, потому что музыкант, как известно, должен упражняться каждый день. Да из-за дверей напротив доносились бойкие голоса гостей популярного телевизионного шоу.
Постепенно Бурцев понял, что монотонные звонки телефона, к которому никто не подходит, доносятся именно из восьмой квартиры. Телефон умолк. Помолчал несколько мгновений и зазвонил опять, как будто звонивший никак не хотел поверить в то, что в квартире никого нет.
Бурцев собрался было развернуться, как вдруг камера видеонаблюдения над дверью зажужжала, отыскала его объективом, замерла, защелкали замки – и дверь отворилась.
На пороге стояла молодая хозяйка в домашних джинсах и свитере. Ее лицо было отчего-то встревоженным.
– Это вы! – с облегчением сказала она. – Как я рада! Заходите!
– Простите, что я вторгаюсь без звонка… – церемонно начал Бурцев.
– Ничего, ничего! Это хорошо, что без звонка!
– Я зашел, чтобы познакомиться. А то живет рядом очаровательная девушка, а я даже не знаю, как ее зовут! Это неправильно!
Хозяйка невнимательно улыбнулась на комплимент и отступила назад, освобождая Бурцеву проход в квартиру.
Бурцев ступил в прихожую и огляделся. Интерьер квартиры был таким, как Бурцев и предполагал, – хорошие материалы, подобранная профессионалом цветовая гамма, строгость и стиль. Прихожая без дверей переходила в гостиную. Пахло свежестью и дорогим деревом.
– Как хорошо, что вы зашли! – возбужденно сказала девушка, жестом приглашая его проходить дальше, вглубь квартиры. – Вы правы, нам уже давно пора познакомиться! А то я живу в вашем доме уже больше полугода, а из жильцов знаю только одну соседку, Валентину. Да и с той познакомилась лишь на прошлой неделе. – Девушка улыбнулась, что-то вспоминая. – Очень любознательная женщина и… приятная…
Бурцев согласился с тем, что с соседями нужно знакомиться, и не стал возражать по поводу приятности Валентины.
– Ну, проходите, проходите!
Демонстративно пошаркав о коврик возле двери, Бурцев вслед за девушкой прошел вглубь квартиры.
Квартиру, которая до ремонта была такой же трехкомнатной, как и у Бурцева, решительная рука дизайнера перекроила на современный манер – появились ниши и полуколонны. Дверь дорогого дерева вела, видимо, в спальню. Из-за угла мерцали космические формы какой-то современной кухни с никелированными стержнями и полусферами.
Но вся эта красота, как показалось Бурцеву, оставалось какой-то необжитой, слишком с иголочки, почти нетронутой после ремонта. Стулья с высокими спинками вокруг стола, вазочки с искусственными цветами и несколько случайных книг на полках и в нишах, подобранные по цвету корешков стояли именно так, как их расставил дизайнер.
Лишь кусочек дивана перед телевизором нес следы человеческого пребывания: на спинку был сброшен с плеч бабушкин пуховый платок, через подлокотник лицом вниз была перекинутая раскрытая книга, рядом лежал телевизионный пульт, а в углу сидел потертый плюшевый бегемот внушительных размеров – старенький и, видимо, любимый…
– Ну, давайте знакомиться, – проговорил Бурцев. – Вас как зовут?
– Настя.
– Очень приятно. А я – Бурцев.
– Просто Бурцев? А по имени?
– Георгий. Но меня все Бурцевым зовут. Даже дочка. Настя кивнула.
Она указала Бурцеву на кресло, стоящее напротив дивана, а сама уселась рядом с бегемотом, переложив на журнальный столик переносную трубку телефона.
– Как хорошо, что вы зашли! – повторила девушка. – А то сидишь дома одна, и в голову лезут всякие нехорошие мысли, – она виновато улыбнулась. – А рядом, оказывается, живут такие хорошие люди. Я вчера, как только увидела вас с пингвином, так сразу поняла, что вы хороший человек.
«А она ничего, – подумал Бурцев. – Симпатичная». Он напустил на себя вид потешной строгости.
– Кстати, вам от моего пингвина привет, – сказал он. Настя оживилась и охотно вступила в предложенную игру.
– Спасибо, – так же шутливо ответила она. – Как он поживает?
– Он-то? Очень хорошо! А что бы ему не жить? Только и знай – ешь да спи. Я бы сам так не отказался. Вот только… – Бурцев опечалился.
– Что?
– Скучновато ему…
Настя вопросительно вскинула бровь.
– Он ведь еще молодой, охота поиграть… пошалить… – пояснил Бурцев. – А со мной разве пошалишь? Нет. И это еще в выходной день! А что будет в понедельник, когда я уйду на работу?… – Бурцев вздохнул.
Девушка пытливо посмотрела на Бурцева, вникая в скрытый смысл его слов, потом рассмеялась, кивнула и заговорила о другом.
– Какая сегодня погода противная! Бр-р-р! – Настя передернула плечами. – Снег не снег, дождь не дождь! Может быть, от этого и на душе как-то не по себе?…
– Конечно! Погода, она, знаете, как на людей действует! – горячо поддержал Бурцев.
«Ничего, ничего! – успокоил он сам себя. – Хорошие мысли приходят людям в головы не сразу… Их нужно подготовить. Постепенно, шаг за шагом…Только, черт, времени мало. Эта морда там на балконе…»
Бурцев начал терпеливо заходить с другой стороны.
– А вы, наверное, ездили по магазинам… – предположил он.
– Почему вы так решили?
– Женщины любят магазины, я знаю… Наверное, накупили себе кучу разных приятных мелочей.
Настя терпеливо улыбнулась.
– Нет-нет. Я была не в магазине.
Бурцев удивился.
– А где же вы были?
– Я была в церкви, – сказала девушка. И почему-то смутилась.
Бурцев кивнул. Церковь – хорошее место. Хотя ему лично больше бы подошло то, что Настя ходила по магазинам.
Он сокрушенно вздохнул.
– С этими покупками просто беда, – признался он.
– Да? А что такое?
– Да вот, хотел я сделать дочке приятное… Купил ей пингвина… Думал, она обрадуется… А она… – Бурцев в досаде махнул рукой и вопросительно посмотрел на Настю.
Настя встретила его взгляд, некоторое время внимательно изучала его лицо, потом покраснела, поджала губы и нахмурилась.
– А знаете что? – сказала она. – Давайте пить чай! У меня, кажется, где-то было печенье!
Девушка спрыгнула с дивана и отправилась на кухню. Вскоре оттуда послышался шум наливаемой в чайник воды, стук дверок и звяканье посуды.
«Ну вот! Все ясно, – сам себе сказал Бурцев. – Напрасно я сюда и притащился. И, как маньяк, пристаю к человеку со всякими глупостями. А у него о домашних питомцах – даже мыслей нет. Ну да ладно. На нет – и суда нет! Хотя бы чаю попью. А то дома после вчерашнего – хоть шаром покати».
Чтобы не сидеть, как истукан, Бурцев тоже встал и прошелся по комнате, от нечего делать оглядываясь по сторонам.
Он рассмотрел фарфоровые безделушки в нише на стене, вьющееся растение, свисающее со шкафа, картину, изображающую Венецию, и остановился перед столиком в углу, на котором стояла группа фотографий в рамочках.
На всех фотографиях были запечатлены памятные для Насти моменты ее недавнего прошлого. Везде она была в обществе одного и того же мужчины лет сорока пяти, с лицом красивым, мужественным и романтичным. «Ба! – мысленно воскликнул Бурцев. – Да это же… Как его…» Лет пятнадцать назад это самое лицо с печальной и мужественной улыбкой смотрело на город с сотен афиш кинотеатров – то в роли героя отечественной войны, то Казановы, то мудрого шута, то ковбоя, то доброго волшебника… Но потом, после какого-то скандала, лицо как-то разом исчезло, Бурцев даже не был уверен, что артист все еще жив или не уехал за границу… А он оказался живехонек и неплохо проводил время.
«О-па! – с неожиданной досадой подумал Бурцев. – Так вот кто, оказывается, участник этого романа! Герой-любовник! Тогда все ясно!» Бурцев почему-то почувствовал себя разочарованным.
Киногерой и Настя позировали фотокамере то в нарядных горнолыжных комбинезонах на фоне Альпийских вершин, то в купальных костюмах на борту океанского катера, то за столиком ресторана на фоне тропической ночи, прямо на песке средиземноморского пляжа… Бурцев одну за другой внимательно изучил все фотографии. Одна из них ему не понравилась. На ней бывший ковбой и волшебник был заснят во время охоты: в сапогах выше колена и с ягдташем на поясе он переломил ружье над поверженной метким выстрелом косулей. «Ну конечно! – подумал Бурцев. – Тут никогда не любили животных». Впрочем, на другой Настя и ее друг кормили декоративных курочек на лужайке какого-то поместья в наших широтах.
– Вы уж извините, что я вам не предлагаю кофе, – донесся с кухни голос Насти. – У меня тут есть кофеварка, и очень современная… Но я так и не научилась ею пользоваться. Кипячу воду по-старинке, в мамином чайнике…
Она появилась в дверях, катя за собой сервировочный столик с чайными приборами. Заметив Бурцева, рассматривающего фотографии, она на мгновение помрачнела.
– Так вот кто, оказывается, ваш бывший друг! – не удержавшись, воскликнул Бурцев. – Популярный человек!
Настя непроизвольно вздрогнула.
– В том смысле, что… – попробовал исправить свою оплошность Бурцев и не договорил.
– Вы уже знаете мою историю… – печально сказала девушка. – Откуда?…
– Да так… Во дворе говорили…
– Ах да, понимаю… Валентина…
Настя нахмурилась. И молчала все время, пока выставляла на стеклянный журнальный столик чашечки тонкого фарфора, чайник, молочник, вазочку с печеньем.
– Не смущайтесь… – посоветовал Бурцев. – Вам нечего стесняться…
– Что вы имеете в виду? – неприязненно спросила девушка.
– То, что с вами случилось, – ответил Бурцев. – Вас можно понять. Популярный артист, красивый мужчина, богач… В такого грех не влюбиться!
Девушка покраснела. И некоторое время сердито молчала.
– Это совсем не то, что вы подумали… – отрывисто сказала она.
«А и правда, кто меня за язык тянет, – подумал Бурцев. – Мне-то какое дело?»
– Да я, собственно…
– Это совсем, совсем не то!… – повторила Настя. Она некоторое время сидела, хмурясь и стараясь справиться с собой. – Наша история – другая. Ведь мы с этим человеком – земляки. Он родился в том же маленьком городке, что и я. И учился в той же школе. Девчонки даже хотели музей в нашей школе сделать в его честь, «наши знаменитые горожане», но РОНО не разрешило.
Она помолчала, сердясь на Бурцева, который втягивал ее в неприятный разговор, а потом все-таки заговорила, сначала с усилием, потом – все с большим и большим чувством.
– Он ведь был очень популярен лет пятнадцать назад. По всей стране. А уж в нашем городке – можете представить… У каждой девчонки над кроватью висел его портрет. И у меня висел… Но если другим девчонкам портрет был нужен для того, чтобы целовать его на ночь и млеть, то мне – совсем, совсем для другого.
– Если вам неприятен этот разговор, то вы можете не продолжать… – заметил Бурцев.
– Нет, отчего же. Раз уж начали… – упрямо проговорила Настя. – Конечно, тогда я была самонадеянной и глупой… Но дело не в этом. Теперь я понимаю, что была влюблена не в него самого… Он для меня был воплощением другой жизни, знаком того, что эта жизнь достижима… Ведь как мы жили в нашем городке?… Учительница приходила в класс в сапогах по колено, потому что на улице грязь. Один фонарь на всю округу – и тот постоянно разбит. Кинотеатр с индийскими фильмами, а под ногами хрустит ковер из подсолнечной шелухи. На улицу после семи выйти нельзя – девчонкам опасно. А в телевизоре мы видели – есть другая жизнь. Автомобили, высокие дома, шум и по ярко освещенным улицам запросто ходят люди – и в том числе известные на всю страну. И вот я всегда знала, что когда-нибудь эта жизнь будет моей – и его фотография над кроватью напоминала мне об этом.
Настя замолчала. Бурцев подумал и кивнул. Так бывает. Кажется, что любишь человека, а на самом деле…
– Тогда он был очень популярен, – вспомнила Настя. – Это потом у него случились известные неприятности. Его втянули в политику, он выступил в поддержку людей, а они оказались негодяями. Вышел скандал… Его поливали грязью… Только ленивый журналистишка не трепал его имя. Он страшно переживал. Пропал из виду. Говорили, что навсегда оставил театр и кино… Ушел в бизнес…
Настя помолчала. И заговорила опять.
– А я между тем выросла. И дважды пыталась поступать в столичный вуз. И оба раза провалилась. А его стали забывать… И уже над кроватями местных девчонок висели другие фотографии. Кумиры меняются быстро… Лишь я… я по-прежнему оставалась ему верна… – сказала она.
Бурцев опять кивнул: это правильно.
– А потом мне выпал шанс переехать в этот город. И я переехала. – Настя запнулась, вспомнив что-то неприятное, и почему-то посмотрела на телефонный аппарат, стоящий на журнальном столике. – И первое время ходила по этим улицам так, будто со мной произошло чудо. Оттого что я все-таки здесь… И могу запросто пойти в этот театр или в этот музей. Или увидеть, как проезжает в машине известный всей стране человек. И даже случайно повстречать его, моего кумира… Я уже знала, как сложилась его судьба. Знала, что он по-прежнему живет в этом городе. И стал преуспевающим бизнесменом. После моей глубинки мне казалось удивительным, что я могу запросто пройти мимо офиса его компании, ставшей известной. И, может быть, увидеть у дверей его…
Девушка взглянула в глаза Бурцеву, и тот кивнул.
– А потом опять большая удача… В его фирму набирали новый персонал. Я пришла на собеседование – и меня взяли! Взяли почти никем, девочкой в торговый зал… И уже это было вообще невероятно! Если бы я рассказала кому-нибудь из школьных подружек – мне бы не поверили. Я по нескольку раз в день видела его в коридорах. Слышала его голос. Попадалась ему на глаза. Вблизи он оказался еще лучше, чем на экране… Такой интеллигентный. Деликатный… И в то же время сильный. А глаза – грустные-грустные… И седые виски. Я влюбилась по уши, уже по-настоящему…
Настя некоторое время сидела, глядя невидящими глазами перед собой. Потом накинула на плечи пуховый платок, зябко укуталась и заговорила опять:
– Я мечтала, молилась, колдовала, чтобы он меня заметил, – и он заметил. Я была такая свеженькая, такая непосредственная, веселая. К тому же землячка. Я ему понравилась… Он перевел меня в свою секретарскую группу, помощницей, я стала работать в соседнем с ним кабинете, общалась с ним по нескольку раз в день.
Она мимо Бурцева посмотрела на деревья за окном.
– А дальше… Дальше… Все эти двадцать он лет был женат на одной и той же женщине, с которой познакомился еще студентом. Интересная женщина, независимая. Дизайнер. Сама зарабатывает деньги. У них взрослая дочка. И вот мы узнали, что его жена увлеклась другим мужчиной… То ли продюсером… То ли режиссером… И оставила мужа. Ради этого режиссера. Она вообще такая… Отчаянная… И думает только о себе.
Настя посмотрела на Бурцева, и Бурцев почувствовал, как на дне ее глаз зарождается привычная застарелая боль.
– Все были потрясены. И он, конечно, в первую очередь. Перестал показываться в компании, все дела вел через заместителя… Говорят, пил… А я каждый день ходила в церковь. И молилась, молилась… Через несколько недель он появился, всего на несколько минут, чтобы…
Настя замолчала. Глядя широко раскрытыми глазами в пространство и думая о чем-то своем.
– Он пришел, чтобы поговорить со мной. Чтобы позвать меня к себе. И мы стали жить с ним вместе. И опять я не могла поверить своему счастью… Думала вот проснусь – и все исчезнет. Это была как сказка… Он решил на время оставить дела на заместителя и немного отдохнуть… И мы стали просто жить… И нам было так хорошо вместе. Он был внимательный… И благодарный. А я чувствовала, что родилась на свет именно для этого… Для того, чтобы готовить ему еду, гладить рубашки, и мне ничего в жизни не надо, только видеть рядом его удивительные глаза, чувствовать запах его одеколона, ночью доставлять радость, когда-нибудь потом, может быть, родить сына. И у меня нет другого предназначения. Мы ездили путешествовать. Ходили по театрам… Вели светскую жизнь… Но мне все это было не нужно, не обязательно… Даже мешало…
Она горько усмехнулась.
– И вот казалось бы… Если вспомнить ту смешную девчонку в маленьком городке, ожидающую на подоконнике мать с работы и мечтающую о знаменитом артисте… И потом меня, рука об руку с ним, влюбленным, где-нибудь на океанской яхте или в кафе на Елисейских полях… Какая счастливая судьба… Какой фантастический путь… Какая череда невероятных удач…
Она замолчала и постаралась справиться с собой. Но вопреки воле ее глаза стали медленно наполняться слезами.
– А оказалось… Оказалось… Что все эти удачи нужны были только для того, чтобы… – Она подняла лицо вверх, старясь, чтобы слезы затекли обратно. – Для того, чтобы потом все обернулось для меня таким ужасным несчастьем… Бедой… Пустотой…
– А что случилось? – осторожно спросил Бурцев.
– Сначала я стала замечать, что он как будто остывает, привыкает ко мне… Ему как будто иногда становится скучновато. Я пыталась что-то придумать, развлечь его. Может быть, ему нельзя было оставаться без дела? Теперь поздно гадать… Только я стала чувствовать, что я ему не так нужна, как раньше… А потом… Потом… Потом у его жены кончилось там… С этим человеком… Она позвонила и предложила моему любимому начать все сначала…
Настя встретила вопросительный взгляд Бурцева и кивнула: да-да, так все и было.
– …И он подумал-подумал и согласился.
На глазах Насти опять появились слезы, и ей пришлось замолчать, справляясь с собой.
– То есть все это произошло не сразу, не в один день… Он сначала стал какой-то задумчивый. И смотрел на меня какими-то мудрыми глазами. А в один прекрасный день…
Настя достала из заднего кармана джинсов носовой платок и высморкалась.
– В один прекрасный день все кончилось. Все мое счастье. Он собрал вещи и ушел. То есть он постарался быть честным по отношению ко мне… Не хотел, чтобы я терпела неудобства. Устроил так, чтобы я ни в чем не нуждалась… Могла жить в свое удовольствие… Чтобы мне не нужно было бы возвращаться к прежней жизни. Но оказалось, что мне все это совсем-совсем не нужно…
Настя умолкла и молчала, наверное, целую минуту. Потом горько усмехнулась:
– Вот я знаю, все вокруг считают, что мне ужасно повезло. Что я ловко устроилась… Пожила с мужиком пару годиков и раскрутила его на все сто! А я жила как в тумане. Просыпалась утром и начинала плакать. Все спрашивала себя: «Ну почему, почему? Зачем все так получилось? Зачем нужно было давать мне такое удивительное, неслыханное счастье, чтобы потом разом все отобрать? Ну чем я провинилась?» И плакала, плакала.
– Может быть, я просто не могла поверить в то, что мое счастье ушло сквозь пальцы?… В то, что все позади?… Я садилась с утра у телефона, обнимала вот этого бегемота и начинала колдовать: «Ну, пожалуйста, пусть он сегодня позвонит. Пусть позвонит! Пожалуйста! Он не может не позвонить!» Смешно!
Она попробовала рассмеяться. Но смех у нее не получился.
Наступило молчание.
На журнальном столике неожиданно громко зазвонил телефон. И опять Настя вздрогнула от неожиданности, впилась глазами в аппарат и не стала снимать трубку.
Бурцев помолчал некоторое время, дожидаясь, пока телефон умолкнет. И не стал спрашивать, почему Настя не снимает трубку. Вряд ли это звонил ее друг. А если нет, то мало ли какие соображения могут быть у человека.
– Да-а… Грустная история, – согласился он. – Но вы знаете, время – оно все лечит. Точно. Я по себе знаю… Вы еще очень, очень молодая… И красивая… У вас вся жизнь впереди! И в ней еще будет много хорошего. Поверьте!
Девушка вскинула на Бурцева горящие глаза и упрямо помотала головой.
– Нет, в моей жизни уже ничего больше не будет! Вся моя жизнь уже в прошлом.
Бурцев пожал плечами и не стал спорить. Есть вещи, которые нельзя объяснить и которые человек должен понять сам.
Читать бесплатно другие книги:
