Страна Рождества Хилл Джо

Вик прищурилась, глядя на свет, и различила тощую девушку ненамного старше ее самой — ей было около двадцати, — в шляпе федоре, сидевшей набекрень на флюоресцентно-фиолетовых волосах. На ней было ожерелье, сделанное из отрывных язычков пивных банок, и пара сережек из фишек игры «Эрудит»; ноги были засунуты в высокие кеды-конверсы Чака Тейлора[30] без шнурков. Она походила бы на Сэма Спейда[31], если бы Сэм Спейд был девушкой и проводил на выходных концерт в качестве лидера ска-группы.

— Я в порядке. Просто поцарапалась, — сказала Вик, но девушка уже перестала ее слушать. Она смотрела на «Короткий путь».

— З-знаешь, мне всегда хотелось, чтобы там был мос-ст, — сказала девушка. — Лучшего мес-ста, чтобы он с-свалился, не найти.

Вик приподнялась на локтях и оглянулась на мост, который теперь перекрывал широкий, шумный поток коричневой воды. Эта река была почти так же широка, как Мерримак, хотя берега у нее были гораздо ниже. Группы берез и вековых дубов возвышались над кромкой воды, которая текла всего в паре футов ниже осыпающейся песчаной набережной.

— Он что, так и сделал? Мой мост свалился? Вроде как с неба?

Девушка продолжала на него смотреть. У нее был этакий немигающий, застывший взгляд, который у Вик ассоциировался с травкой и любовью к «Фиш»[32].

— М-м-м… нет. Это было больше п-п-похоже на п-п-проявление «Поляроида». Видела когда-нибудь, как проявляетс-ся «Поляроид»?

Вик кивнула, представив себе, как коричневый химический квадрат медленно бледнеет, детали вплывают на места, краски непрерывно становятся ярче, предметы обретают форму.

— Твой мост проявился как раз там, где стояла пара старых дубов. До свиданья, дубы.

— Думаю, твои деревья вернутся, когда я уйду, — сказала Вик, хотя, немного подумав об этом, она вынуждена была признаться себе, что понятия не имеет, правда ли это. Это чувствовалось правдой, но она не могла удостоверить это как факт. — Ты, кажется, не очень удивилась, что мой мост появился ниоткуда, — сказала она, вспомнив мистера Югли, как он дрожал, прикрывал глаза и кричал, чтобы она убиралась.

— Я тебя высматривала. Не знала, что ты появишься так с-сногс-сшибательно, но и понимала, что ты не придешь с-с-с-с-с… — И без какого бы то ни было предупреждения девушка в шляпе замолчала на полуслове. Губы у нее разделились, чтобы сказать следующее слово, но слово не слетало, и на лице у нее выразилось такое напряжение, словно она пыталась поднять что-то тяжелое: фортепиано или автомобиль. Глаза у нее выкатились. Щеки покраснели. Она заставила себя выдохнуть, а затем так же внезапно продолжила: — …Сюда, как нормальный человек. Прости, я з-з-заикаюсь.

— Ты меня высматривала?

Девушка кивнула, но продолжала рассматривать мост. Медленным, сонным голосом она сказала:

— Твой мост… он не идет на другую сторону Сидар-ривер, верно?

— Нет.

— А куда он идет?

— В Хэверхилл.

— Это здесь, в Айове?

— Нет. В Массачусетсе.

— Ну и ну, издалека же ты явилась. Теперь ты оказалась в кукурузном поясе. На земле, где все плоское, кроме дам.

Мгновение Вик не сомневалась, что видит, как та ухмыляется.

— Прости, но… нельзя ли вернуться к тому, что ты меня высматривала?

— Ну конечно! Я ждала тебе несколько месяцев. Думала, ты никогда не объявиш-шься. Ты же Пацанка, да?

Вик открыла рот, но ничего не сказала.

Ее молчание послужило достаточным ответом, а ее удивление явно обрадовало другую девушку, которая улыбнулась и убрала прядь флюоресцирующих волос себе за ухо. При ее вздернутом носе и слегка заостренных ушах в ней было что-то от эльфов. Хотя, возможно, это являлось побочным эффектом окружения: они находились на травянистом холме, в тени окутанных густой листвой дубов, между рекой и большим зданием, которое сзади выглядело как собор или старинный колледж — крепость из цемента и гранита с белыми шпилями и узкими щелями вместо окон, идеально подходившими для стрельбы через них из лука.

— Я думала, ты окажешься мальчиком. Ожидала увидеть парнишку, который не ест латук и ковыряет в носу. Как ты относишься к латуку?

— Не поклонница.

Девушка крепко сжала свои маленькие руки в кулаки и потрясла ими над головой.

— Так и знала! — Затем она опустила кулаки и нахмурилась. — А в носу ковыряешь?

— Сморкайся, не кайся, — сказала Вик. — Так ты говоришь, это Айова?

— Ну да!

— А где именно в Айове?

— Это Тут, — сказала девушка в шляпе.

— Да ладно, — начала Вик, чувствуя вспышку раздражения. — То есть да, я понимаю, что это тут, но вот тут — это где?

— Тут, штат Айова. Так город называется. Ты прямо у дороги из прекрасного Сидар-Рапидса, возле Тутской публичной библиотеки. И я знаю, зачем ты прибыла. Тебя смущает твой мост, и ты пытаешься понять, что к чему. Боже, сегодня тебе повезло! — Она захлопала в ладоши. — Ты нашла себе библиотекаршу! Я могу помочь тебе разобраться, что к чему, а заодно показать кое-какие хорошие стихи. Я как раз этим и занимаюсь.

Девушка сдвинула назад свою старомодную шляпу и сказала:

— Я Маргарет Ли. Так же, как в книге «Ты здесь, Бог? Это я, Маргарет»[33], только я терпеть не могу, когда меня так называют.

— Маргарет?

— Нет. Богом. У меня и так достаточно большое эго. — Она усмехнулась. — Можешь звать меня просто Мэгги. Если мы войдем внутрь и я раздобуду тебе пластырь и приготовлю чашку чая, как ты думаешь, мост останется?

— Да. Думаю, останется.

— Хорошо. Прекрасно. Надеюсь, твой мост без тебя не исчезнет. Я уверена, что мы смогли бы отправить тебя домой и без него, — можно было бы провести сбор средств или еще что-нибудь, — но будет лучше, если ты вернешься тем же путем, каким пришла. Просто тогда тебе не надо будет объяснять родителям, как ты оказалась в Айове. Я имею в виду, было бы с-совсем неплохо, если бы тебе пришлось немного з-з-задержаться! Я сплю в романтической поэзии. Провела здесь несколько ночей. Но ты могла бы устроиться там, а я ночевала бы у дяди в трейлере, по крайней мере, пока мы не соберем тебе на автобусный билет.

— В романтической поэзии?

— Это полки с 821-точка-2 по 821-точка-6. Я не должна с-с-спать в библиотеке, но мисс Говард позволяет нарушать это правило, если это время от времени. Она жалеет меня, потому что я сирота и вроде как чудная. Это ничего. Я не возражаю. Некоторые считают, что уж-ж-жасно, когда тебя ж-ж-жалеют, но я говорю: эй, я могу спать в библиотеке и читать книги ночь напролет! А не будь жалости, где бы я была? Ради жалости я полная потас-с-скушка.

Она взяла Вик за плечо и помогла ей встать на ноги. Наклонилась, подобрала байк и прислонила его к скамейке.

— На цепь запирать не обязательно. Не думаю, чтобы у кого-то в этом городе хватило воображ-ж-жения его угнать.

Вик последовала за ней по тропинке через лесопарк к задней части большого каменного храма книг. Библиотека была встроена в склон холма таким образом, что через тяжелую железную дверь можно было войти в то, что, как догадалась Вик, было подвалом. Мэгги повернула ключ, торчавший в замке, толкнула дверь внутрь, и Вик без колебаний пошла за ней. Ей и в голову не приходило не доверять Мэгги, задаваться вопросом, не ведет ли ее девушка постарше в темный подвал с толстыми каменными стенами, где никто не сможет услышать ее криков. Вик инстинктивно понимала, что та, кто носит сережки из фишек «Эрудита» и называет себя «потаскушкой ради жалости», не представляет большой угрозы. Кроме того, Вик хотела найти не сумасшедшую, а того, кто мог бы сказать ей, что она сама не сумасшедшая. Не было никаких причин бояться Мэгги, если только Вик не полагала, будто «Краткопуток» мог умышленно привести ее не туда, а на каком-то уровне Вик знала, что он этого не мог.

В комнате по другую сторону железной двери было на десять градусов прохладнее, чем в парке снаружи. Вик почуяла, что оказалась в огромном хранилище с книгами, прежде чем его увидела, потому что ее глазам потребовалось время, чтобы приспособиться к пещерной темноте. Она глубоко вдыхала запахи разлагающейся беллетристики, распадающейся истории и забытых стихов и впервые заметила, что комната, полная книг, пахнет как десерт: сладкая закуска из инжира, ванили, клея и сообразительности. Железная дверь захлопнулась за ними, с тяжелым лязгом ударив по раме.

Мэгги сказала:

— Если бы книги были девицами, а читать было бы все равно что трахаться, это было бы самым большим борделем в округе, а я была бы самой безжалостной сводней, какую только встретишь. Хлестала бы девиц по задницам и гнала бы их проделывать свои выкрутасы как можно быстрее и чаще.

Вик рассмеялась, а потом зажала себе ладонью рот, вспомнив, что библиотекари терпеть не могут шум.

Мэгги вела ее через темный лабиринт стеллажей, по узким коридорам со стенами из высоко поднимающихся полок.

— Если тебе когда-нибудь понадобится быстро отсюда выбраться, — сказала Мэгги, — например, убежать от полиции, просто запомни: держись правой стороны и все время спускайся по ступенькам. Самый быстрый выход.

— Думаешь, мне понадобится спешно бежать из Тутской публичной библиотеки?

— Не сегодня, — сказала Мэгги. — Как тебя зовут? Надо же как-то тебя называть, кроме как Пацанка.

— Виктория. Вик. Пацанкой, кроме отца, меня в жизни никто не называл. Это просто его шутка. Как так вышло, что ты знаешь мое прозвище, а не имя? И что ты имела в виду, когда сказала, что ждала меня? Как ты могла меня ждать? Я ведь минут десять назад даже не знала, что тебя увижу.

— Верно. Я помогу со всем этим разобраться. Давай-ка сначала остановим у тебя кровотечение, а потом займемся вопросами и ответами.

— По-моему, ответы важнее, чем мое колено, — сказала Вик. Поколебавшись, она с непривычной робостью сказала: — Я кое-кого испугала своим мостом. Одного чудесного старикана у себя в городе. Как бы я и в самом деле не испортила ему жизнь.

Мэгги обратила на нее глаза, ярко блестевшие среди темных стеллажей. Тщательно осмотрев Вик, она сказала:

— Не очень-то по-пацански так говорить. С-с-сомневаюсь я, что у тебя правильная кличка. — Уголки ее рта разошлись в едва приметной улыбке. — Если ты кого-то расстроила, то ведь не нарочно. И я сомневаюсь, что ты причинила какой-то там длительный ущерб. Мозги у людей очень даже растяжимы. Могут немножко пошуметь, и все. Пойдем. Пластырь и чай. И ответы. Они прямо здесь.

Они вышли из-за стеллажей на прохладную открытую площадку с каменны полом, своего рода обшарпанный кабинет. Это, подумала Вик, могло бы быть офисом частного детектива в черно-белом кино, а не библиотекарши с кольцом в пупке. В нем имелись пять важнейших предметов, необходимых для обиталища любого частного детектива: темно-серый письменный стол, просроченный календарь с красотками, вешалка, раковина с пятнами ржавчины в ней… и курносый пистолет 0,38 калибра в центре стола, прижимавший какие-то бумаги. Еще был аквариум, большой, заполнявший выемку в пять футов длиной в одной из стен.

Мэгги сняла свою серую федору и бросила ее на вешалку. В лучах света из аквариума ее металлические фиолетовые волосы засияли — тысячи горящих неоновых нитей. Пока Мэгги наполняла электрический чайник, Вик подошла к столу, чтобы осмотреть револьвер, который оказался бронзовым пресс-папье с надписью на гладкой рукоятке: СОБСТВЕННОСТЬ А. ЧЕХОВА.

Мэгги вернулась с пластырем и жестом указала Вик сесть на край стола. Вик села, куда показала Мэгги, поставив ступни на потертый деревянный стул. Когда она согнула ноги, жалящая боль в колене снова вышла у нее в сознании на первый план. Вместе с этим явилась глубокая, противная пульсирующая боль в левом глазном яблоке. Глаз, казалось, зажали между стальными зубцами какого-то хирургического инструмента и сдавливали. Она потерла его ладонью.

Мэгги коснулась колена Вик холодной и влажной мочалкой, счищая с царапины песок. Дым от ее сигареты был сладок и приятен; она трудилась над ногой Вик со спокойной расторопностью механика, проверяющего масло.

Вик обратила долгий оценивающий взгляд на большой аквариум, встроенный в стену. Он был размером с гроб. В аквариуме вяло трепыхался один-единственный золотой карп кои с длинными усами, придававшими ему мудрый вид. Вик пришлось посмотреть дважды, прежде чем она разобралась в том, что лежит на дне аквариума: не ложе из камней, но груда белых фишек «Эрудита», целые сотни, но только с четырьмя буквами: Р, Ы, Б, А.

Через колеблющуюся зеленоватую муть аквариума Вик видела, что находится с другой стороны: застеленная ковром детская библиотека. Около десятка детей и их матерей собрались свободным полукольцом вокруг женщины в аккуратной твидовой юбке, сидевшей на стуле, который был слишком для нее мал, и державшей в руках картонную книгу так, чтобы малыши могли видеть картинки. Она им читала, хотя Вик не могла расслышать ее через каменную стену, поверх бульканья компрессора в аквариуме.

— Ты прибыла как раз к часу историй, — сказала Мэгги. — Час ис-с-сторий — лучший час дня. Единственный час, который не люблю пропускать.

— Мне нравится ваш аквариум.

— Замучаешься чистить, — сказала Мэгги, и Вик пришлось сжать губы, чтобы не рассмеяться.

Мэгги улыбнулась, и ямочки появились вновь. С пухлыми щечками и яркими глазами она выглядела очаровательно. Как панк-роковый эльф Киблер[34].

— Это я побросала туда фишки «Эрудита». Немного помешалась на этой игре. Теперь два раза в месяц приходится вытаскивать их и крутить в стиральной машине. Это большая боль в заднице, чем рак прямой кишки. Тебе нравится «Эрудит»?

Вик снова глянула на сережки Мэгги и впервые заметила, что на одной из них значится буква Ф, а на другой — У.

— Никогда не играла. Но твои сережки мне нравятся, — сказала Вик. — Неприятностей из-за них не возникало?

— Не-а. Никто не смотрит на библиотекаршу слишком уж пристально. Боятся ослепнуть от с-с-сияния с-с-столь многой с-с-с-ж-ж-жатой мудрости. Можешь проверить: мне двадцать лет, и я одна из пяти лучших игроков в «Эрудит» во вс-с-сем штате. Думаю, это больше говорит об Айове, чем обо мне. — Она наклеила пластырь на царапину Вик и похлопала по нему. — Так-то лучше.

Мэгги загасила сигарету в консервной банке, наполовину заполненной песком, и улизнула, чтобы налить чай. Через мгновение она вернулась с парой щербатых чашек. На одной из них было написано: БИБЛИОТЕКИ — ЭТО ГДЕ НАДО Ш-Ш-Ш. На другой значилось: НЕ ЗАСТАВЛЯЙТЕ МЕНЯ ГОВОРИТЬ БИБЛИОТЕЧНЫМ ГОЛОСОМ. Когда Вик взяла свою кружку, Мэгги наклонилась рядом, чтобы открыть ящик стола. Тот самый ящик, где частный детектив держал бы свою бутылку самопального виски. Мэгги достала оттуда старый фиолетовый мешочек искусственного бархата с выцветшей надписью золотыми буквами: ЭРУДИТ.

— Ты спраш-ш-шивала, как я о тебе узнала. Как уз-з-знала, что ты появишься. Э-э-э… — Щеки у нее покраснели от напряжения.

— Это «Эрудит»? Как-то связано с «Эрудитом»?

Мэгги кивнула.

— Спасибо, что закончила за меня фразу. Многие з-з-заики терпеть не могут, когда за них заканчивают их ф-ф-фразы. Но, как мы уж-ж-же установили, мне нравится, когда меня ж-ж-жалеют.

Вик почувствовала, что у нее разгорелось лицо, хотя в тоне Мэгги не было ничего саркастического. Почему-то из-за этого было еще хуже.

— Прости.

Мэгги, казалось, не слышала. Она уселась на стул с прямой спинкой рядом со столом.

— Ты приехала по крытому мосту на своем байке, — сказала Мэгги. — А ты можешь добраться до моста без него?

Вик помотала головой.

Мэгги кивнула.

— Так. Значит, с помощью байка ты вызываешь у себя сон о мосте, и он появляется. А потом с помощью моста находишь вещи, верно? Вещи, которые тебе нужны? Типа, независимо от того, как далеко это находится, то, что тебе нужно, всегда оказывается прямо на другой с-с-стороне моста?

— Да. Да. Только не знаю, ни почему у меня это получается, ни как. Иногда у меня такое чувство, будто я только воображаю все свои поездки через мост. Иногда я чувствую, что схожу с ума.

— Ты не сумасшедшая. У тебя творческая натура! Ты с-с-сильна в творчестве. И я тоже. У тебя есть этот велосипед, а у меня — фишки с буквами. Когда мне было двенадцать, я увидела с-с-старую игру «Эрудит» на гаражной распродаже, за доллар. Она лежала на прилавке, и первое слово уже было составлено. Как только я ее увидела, сразу поняла, ч-ч-что она должна быть моей. Мне нужно было ее получить. Я бы отдала за нее что угодно, а если бы она не продавалась, я схватила бы ее и убежала. Одно лишь то, что я впервые оказалась рядом с этой доской для игры в «Эрудит», принесло в реальность какое-то мерцание. Сам собой включился электропоезд и сразу же съехал со своих рельсов. У машины ниже по дороге заработала сигнализация. В гараже был включен телевизор, и, когда я увидела все причиндалы для «Эрудита», он сошел с ума. Начал ш-ш-шипеть с-с-с-с…

— Статическими помехами, — сказала Вик, забыв только что данное себе обещание никогда не заканчивать за Мэгги ее фразы, как бы сильно та ни заикалась.

Мэгги, казалось, не возражала.

— Да.

— У меня что-то вроде этого, — сказала Вик. — Когда еду по мосту, то повсюду вокруг слышны статические помехи.

Мэгги кивнула, словно находила это наименее удивительной вещью на свете.

— Несколько минут назад здесь разом погасли все лампы. Во всей библиотеке пропало электричество. Поэтому я и поняла, что ты уже рядом. Твой мост — это короткое замыкание в реальности. В точности как мои фишки. Ты отыскиваешь вещи, а мои фишки пишут мне их. Они сообщили мне, что сегодня ты приедешь и я найду тебя, если выйду через черный ход. Сказали, что Пацанка переедет через мост. Они болтали о тебе несколько месяцев.

— Можешь мне показать? — спросила Вик.

— Думаю, надо. По-моему, ты здесь отчасти из-за этого. Может, у моих фишек есть что-то такое, что они хотят написать именно для тебя.

Она растянула шнурок, сунула руку в мешок, взяла несколько фишек и с грохотом бросила их на стол.

Вик обернулась, чтобы посмотреть на них, но это была просто путаница букв.

— Тебе это что-нибудь говорит?

— Пока нет.

Мэгги наклонилась к буквам и стала подталкивать их мизинцем.

— Они что-то скажут?

Мэгги кивнула.

— Потому что они волшебные?

— Не думаю, чтобы в них было что-то волшебное. Они больше ни для кого работать не будут. Эти фишки — просто мой нож. Ч-ч-что-то такое, с помощью чего я могу поделать дыру в реальности. Думаю, таким ножом всегда должна быть вещь, которую любишь. Я всегда любила слова, а «Эрудит» дал мне возможность играть с ними. Пригласите меня на турнир по «Эрудиту», и кое-кому придется уйти оттуда с ущемленным самолюбием.

К этому времени она так перетасовала буквы, что они образовали фразу: «У ПАЦАНКИ ЖМОТ КРАДЕТ ПРИЗ АВЬЕ».

— Какой жмот? И что значит А-В-Ь-Е?

— Ни черта не значит. Я еще не разложила, — сказала Мэгги, хмурясь и продолжая передвигать фишки.

Вик отхлебнула чай. Он был горячим и сладким, но не успела она сделать глоток, как почувствовала на лбу покалывание холодного пота. Воображаемые щипцы, сжимавшие ее левое глазное яблоко, слегка усилили давление.

— Все живут в двух мирах, — рассеянно говорила Мэгги, разглядывая свои буквы. — Существует реальный мир, со всеми его раздражающими фактами и правилами. В реальном мире есть вещи, которые являются истинными, и вещи, которые таковыми не являются. По большей части реальный мир — это отс-с-с-стой. Но при этом каждый живет и в мире, который находится внутри его собственной головы. Это инскейп[35], мир мыслей. В мире, состоящем из мыслей, — в инскейпе — каждая идея является фактом. Эмоции так же реальны, как гравитация. Сновидения обладают такой же силой, как история. Творческие люди, например писатели, в том числе Генри Роллинз[36], проводят много времени, подвисая в своих мысленных мирах. Но с-с-сильные творческие личности могут взять нож и разрезать стежки между двумя мирами, могут свести их воедино. Твой байк. Мои фишки. Такие у нас ножи.

Она снова наклонила голову и решительно передвинула фишки. Теперь они гласили:

ТИК ПАЦАНКИ ПРЕДАТЬ ВЗДОР МУЖА

— Какой тик, какой вздор? — спросила Вик.

— Да и выглядишь ты несколько юной, чтобы мужа иметь, — сказала Мэгги. — Сложная штука. Жаль, у меня нет другого «Э-э-эрудита».

— Значит, мой мост воображаемый.

— Но не тогда, когда ты на байке. Тогда он вполне реален. Это инскейп, втянутый в нормальный мир.

— Но вот твой мешочек с фишками. Это же просто мешочек. Он не очень-то похож на мой велосипед. И не делает ничего, что было бы явно невозмож…

Но не успела Вик договорить, как Мэгги взяла мешок, растянула шнурки и сунула руку внутрь. Фишки скрипели, постукивали и щелкали, словно она проталкивала свою ладонь в целое ведро с ними. За ладонью последовали запястье, локоть, плечо. Мешок был, возможно, в шесть дюймов глубиной, но рука Мэгги в один миг исчезла в нем по самое плечо, а на поддельном бархате даже не появилось никакой выпуклости. Вик слышала, как она зарывается глубже и глубже в то, что звучало, словно тысячи фишек.

— А-а-а! — закричала Вик.

По другую сторону аквариума библиотекарша, читавшая детям, огляделась вокруг.

— Большая старая дыра в реальности, — сказала Мэгги. Теперь казалось, будто левую руку ей удалили по самое плечо, а место ампутации зачем-то увенчали мешком «Эрудита». — Я лезу в свой инскейп, чтобы достать нужную мне фишку. Не в мешок. Когда я говорю, что твой велосипед или мои фишки становятся ножом, который прорезает щ-щ-щель в реальности, это вовсе не метафора.

У Вик в левом глазу усилилось тошнотворное давление.

— Не могла бы ты вытащить руку из мешка? Пожалуйста! — попросила Вик.

Свободной рукой Мэгги дернула фиолетовый бархатный мешочек, и другая ее рука выскользнула из него. Мэгги положила мешок на стол, и Вик услышала, как в нем щелкнули фишки.

— Это жутко, я знаю, — сказала Мэгги.

— Как тебе это удается? — спросила Вик.

Мэгги сделала глубокий вдох, скорее походивший на вздох.

— Почему некоторые говорят на дес-с-сятках иностранных языков? Почему Пеле мог исполнять удар ножницами в прыжке через себя? Получаешь, что получаешь, так я думаю. Не находится и одного из миллиона, кто был бы настолько красив, талантлив и удачлив, чтобы стать кинозвездой. Не находится и одного из миллиона, кто бы знал о словах столько же, сколько знает поэт, вроде Джерарда Мэнли Хопкинса. Он знал об инскейпах! Он сам придумал этот термин. Кто-то становится кинозвездой, кто-то — звездой футбола, а у тебя — с-с-сильная творческая натура. Это немного странно, но не страннее, чем родиться с глазами разного цвета. И мы не единственные. Есть и другие вроде нас. Я с такими встречалась. Найти их помогали фишки. — Мэгги снова наклонилась к своим буквам и стала подталкивать их то здесь, то там. — Например, однажды я встретила девушку с инвалидным креслом, красивой старой штуковиной на шинах с белой боковиной. С его помощью она могла исчезать. Ей нужно было только покрутить колеса назад — и она попадала на то, что сама прозвала Скрюченной дорожкой. Это был ее инскейп. Она могла укатываться на эту дорожку и пропадать, но по-преж-ж-жнему видеть, что происходит в нашем мире. На земле нет такой культуры, в которой не рассказывалось бы о людях вроде нас с тобой, людях, которые с помощью тотемов меняют реальность. Навахо… — но голос у нее замирал, теряя громкость.

Вик увидела, что лицо у Мэгги исказилось от горестного понимания. Она не отрывала взгляда от своих фишек. Вик подалась вперед и посмотрела на них. Едва она успела прочесть образованные ими слова, как Мэгги выбросила руку и смела их прочь.

ПАЦАНКА МОЖЕТ УВИДЕТЬ ПРИЗРАК

— Что это значит? Что за Призрак?

Мэгги бросила на Вик взгляд ярких глаз, в котором, казалось, испуг был смешан с просьбой о прощении.

— Ой, страсти-то… — сказала Мэгги.

— Это что-то, что ты потеряла?

— Нет.

— Но ты хочешь, чтобы я его нашла? Что это? Я могла бы тебе помочь…

— Нет. Нет. Вик, пообещай мне, что ты не поедешь его искать.

— Это парень?

— Это беда. Худшая беда, какую только можно себе представить. Тебе типа сколько? Двенадцать?

— Тринадцать. Практически.

— Пусть так. З-з-з… — На этом Мэгги застряла, не в силах продолжать. Она сделала глубокий, прерывистый вдох, втянула в рот нижнюю губу и прикусила ее… вонзила зубы в собственную губу с такой яростью, что Вик едва не вскрикнула. Мэгги выдохнула и продолжила вообще без каких-либо следов заикания: — Значит, обещай.

— Но почему твой «Эрудит» хочет сообщить тебе, что я могу его увидеть? Зачем ему это говорить?

Мэгги помотала головой.

— Это совсем не так действует. Фишки ничего не хотят — так же как нож ничего не хочет. С помощью фишек я могу добираться до фактов, которые вне досягаемости, как с помощью ножа для писем вскрывают свою почту. А это — это — все равно что получить письмо от Унабомбера[37]. Способ взорвать свое собственное маленькое «я».

Мэгги облизывала свою нижнюю губу, водя по ней языком.

— Но почему бы мне его не увидеть? Ты же сама сказала, что я, может, оказалась здесь только затем, чтобы твои фишки могли мне что-то рассказать. Зачем им упоминать об этом Призраке, если мне нельзя его видеть?

Но не успела Мэгги ответить, как Вик наклонилась вперед, прижимая руку к левому глазу. Воображаемые щипцы давили так сильно, что глаз, казалось, вот-вот лопнет, как перезрелая виноградина. Она не смогла сдержать тихого стона боли.

— Ты ужасно выглядишь. Что-то болит?

— Да, глаз. Вот так же паршиво бывает, когда я еду через мост. Может, потому, что я здесь с тобой засиделась. Обычно мои поездки заканчиваются быстро.

Если принять во внимание ее глаз и губу Мэгги, то разговор оказывался вредоносным для них обеих.

Мэгги сказала:

— Помнишь, эта девушка, о которой я тебе рассказывала? С инвалидным креслом? Она, когда только начинала им пользоваться, была вполне здорова. Кресло было бабушкино, и ей просто нравилось с ним играть. Но если она засиживалась на Скрюченной дорожке, то у нее немели ноги. К тому времени, как я с ней познакомилась, ее уже полностью парализовало до пояса. Такие вещи даром не даются. Удерживая мост на месте, ты можешь поплатиться прямо сейчас. Пользоваться мостом надо оч-ч-чень экономно.

— А чего тебе стоит пользоваться своими фишками? — спросила Вик.

— Скажу тебе по секрету: я не всегда з-з-з-за-за-за-заикалась!

И она снова улыбнулась, причем рот у нее был заметно окровавлен. Вик потребовалось лишь мгновение, чтобы понять: на этот раз заикание Мэгги было притворным.

— Пошевеливайся, — сказала Мэгги. — Надо тебя вернуть. Если просидим здесь слишком долго, у тебя голова взорвется.

— Тогда быстрей расскажи мне о Призраке, а то у тебя весь стол в мозгах будет! Никуда не пойду, пока не расскажешь.

Мэгги открыла ящик, бросила туда мешочек с фишками «Эрудита», а затем захлопнула его с излишней силой. Когда она заговорила, то у нее в голосе впервые не было и следа дружелюбия.

— Не будь чертовой… — она замялась, то ли не находя слов, то ли поперхнувшись на каком-то из них.

— Пацанкой? — подсказала Вик. — Что, теперь это прозвище лучше мне подходит, да?

Мэгги медленно выдохнула, раздувая ноздри.

— Я не морочу тебе голову, Вик. От Призрака надо держаться подальше. Из тех людей, кто может делать то же, что мы с тобой, не все хороши. Я об этом Призраке знаю только одно: это старик со старым автомобилем. И этот автомобиль — его нож. Только вот он с помощью своего ножа режет глотки. Он приглашает в машину детей, чтобы прокатиться, и она с ними что-то делает. Он пользуется ими — как вампир, — чтобы оставаться в живых. Он увозит их в свой инскейп, дурное место, которое ему пригрезилось, и там оставляет. Они, когда выходят из машины, уже не дети. И даже не люди. Они становятся существами, которые могут жить только в холодном прос-с-странстве воображения Призрака.

— Откуда ты это знаешь?

— От фишек. Они начали рассказывать мне о Призраке пару лет назад, после того как он умыкнул ребенка из Лос-Анджелеса. Тогда он работал на западном побережье, но все изменилось, и он перенес свое внимание на восток. Видела с-с-сообщения о русской девочке, которая ис-с-с-счезла из Бостона? Всего несколько недель назад? Испарилась вместе со своей матерью?

Вик видела. В их захолустье это было ведущей новостью на протяжении нескольких дней. Мать Вик смотрела каждый репортаж с этакой зачарованностью, смешанной с ужасом; пропавшая девочка была того же возраста, что и Вик, темноволосой, костистой, с неловкой, но привлекательной улыбкой. Милый гадкий утенок. Как ты думаешь, она мертва? — спросила мать Вик у Криса МакКуина, и отец Вик ответил: «Если ей повезло».

— Грегорская — так ее звали, — сказала Вик.

— Точно. Водитель лимузина приехал к отелю, чтобы ее забрать, но кто-то оглушил его и схватил Марту Грегорскую и ее мать. Это был он. Призрак. Высосал все из маленькой Грегорской, а потом бросил ее ко всем остальным детям, которых использовал в каком-то своем фантастическом мире. Инскейп никуда и ни к никому на свете не захотело больше наведываться. Он вроде твоего моста, только размерами гораздо больше. Много больше.

— А как насчет матери? Из нее он тоже все высосал?

— По-моему, от взрослых он питаться не может. Только от детей. У него есть кто-то, кто работает с ним, как Ренфилд, — помогает похищать детей и сбагривает взрослых. Знаешь, кто такой Ренфилд?

— Приспешник Дракулы, что ли?

— Ну да, примерно. Я знаю, что Призрак очень старый и что у него была уже куча Ренфилдов. Он им врет, вешает всякую лапшу, может убедить их, что они герои, а не похитители. В конце концов он всегда приносит их в ж-ж-ж-жертву. Так они для него полезнее всего. Пока его не разоблачили, он может сваливать вину на кого-нибудь из сподручных тупиц. Он давно уже забирает детей и хорошо прячется в тени. Я собрала о Призраке все подробности, но пока не смогла узнать о нем что-то такое, что реально помогло бы мне его определить.

— Почему ты не можешь просто спросить у фишек, как его зовут?

Мэгги моргнула, а потом с печалью, смешанной с некоторым недоумением, сказала:

— Правила такие. В «Эрудите» настоящие имена не допускаются. Вот почему фишки сказали мне ждать Пацанку, а не Вик.

— Если бы я его нашла, узнала, как его зовут или как он выглядит, — сказала Вик, — тогда мы смогли бы его остановить?

Мэгги так сильно хлопнула ладонью по столешнице, что подпрыгнули чайные чашки. Глаза у нее были разъяренными… и напуганными.

— Ой, Вик! Ты что, совсем меня не слушаешь? Если ты его найдешь, то можешь умереть, и тогда это будет по моей вине! Думаешь, я хочу, чтобы это было на моей совести?

— Но как же все те дети, которых он заберет, если мы ничего не сделаем? Разве это не то же самое, что обречь их на… — но, увидев выражение лица Мэгги, Вик мало-помалу умолкла.

Черты лица Мэгги были искажены страданием и болью. Но она протянула руку, достала из коробки бумажный носовой платок и передала его Вик.

— Левый глаз у тебя… — сказала она, вручая ей увлажненную ткань. — Ты плачешь, Вик.

— Надо тебя вернуть, — сказала Мэгги. — Как можно быстрее.

Вик не стала спорить, когда Мэгги взяла ее за руку и повела из библиотеки, вниз по тропе, в тень дубов.

Из стеклянных колбочек, висевших на одном из деревьев, пил нектар колибри, крылья у которого жужжали, как маленькие моторчики. На восходящих воздушных потоках поднимались стрекозы, крылья которых под солнцем Среднего Запада сияли как золото.

«Роли» стоял, прислоненный к скамье, там, где они его и оставили. За ней шла однополосная асфальтированная дорога, огибавшая библиотеку с тыла, а затем травянистая кайма над рекой. И мост.

Вик потянулась за рулем, но не успела она его взять, как Мэгги стиснула ее запястье.

— Тебе не опасно туда въезжать? Уверена, что сможешь?

— До сих пор ничего плохого не случалось, — сказала Вик.

— Звучит не очень-то обнадеживающе. Так мы договорились насчет Призрака? Ты еще слишком маленькая, чтобы его разыскивать.

— Хорошо, — сказала Вик, выравнивая велосипед и перекидывая через него ногу. — Я слишком маленькая.

Но даже не успев договорить это, она подумала о своем «Роли». Когда она в первый раз увидела его в велосипедном магазине, продавец заявил, что он для нее слишком велик, но отец сказал, что купит его, когда она подрастет. Потом, в день ее рождения, наступивший три недели спустя, «Роли» стоял на подъездной дорожке, украшенный бантом, в точности как она себе это представляла; ей даже в голову не приходило хоть сколько-нибудь в этом усомниться.

Ну вот, сказал тогда отец. Ты же теперь постарше, верно?

— Как я узнаю, что тебе удалось переехать мост? — спросила Мэгги.

— Мне это всегда удается, — ответила Вик. Солнечный свет стал стальной булавкой, всаживаемой Вик в левый глаз. Мир размывался. Мэгги Ли на мгновение разделилась на двойняшек; соединившись снова, она протягивала Вик лист бумаги, сложенный вчетверо.

— Вот, — сказала Мэгги. — Здесь объясняется все, что я не успела рассказать тебе об инскейпах и о том, почему ты можешь делать то, что можешь. Специалист писал.

Вик кивнула и убрала листок в карман.

— Ой! — воскликнула Мэгги. Она коснулась мочки одного уха, потом другого, а затем сунула что-то в руку Вик.

— Что это такое? — спросила Вик, глядя на серьги из фишек «Эрудита» у себя на ладони.

— Броня, — сказала Мэгги. — А также краткое руководство з-з-з-заики по обращению с миром. Когда в следующий раз тебя кто-то разочарует, сразу надень их. Почувствуешь себя увереннее. Мэгги Ли гарантирует.

— Спасибо тебе, Мэгги. За все.

— Для этого-то я и здесь. Источник знаний — вот я кто. Возвращайся в любое время, и я всегда окроплю тебя с-с-своей мудростью.

Вик снова кивнула, чувствуя, что не в силах сказать что-либо еще. Казалось, от звука ее же собственного голоса голова у нее разнесется вдребезги, словно лампочка под высоким каблуком. Так что вместо дальнейших разговоров она просто пожала Мэгги руку. Мэгги ответила тем же.