Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони Гольман Иосиф

– Подстрахуйте Олежку, ладно? – попросила Шеметова.

– Не сомневайся, – улыбнулся Вейзер.

Ольга в нем и не сомневалась.

Через пятнадцать минут Олег Всеволодович отзвонился сам.

– Меня встретили, – кратко сказал он.

В ЧОПе «Броненосец» было достаточно надежных сотрудников.

Самым же главным, несомненно, стало сообщение Муны.

– Оба живы, – весело доложила она. – Волику ногу прооперировали, репозиция прошла удачно, теперь весь в гипсе. Перелом сложный, но ходить будет. Сотрясение еще. Остальное в порядке.

– А Маринка? – затаив дыхание, спросила Шеметова.

– А Маринка живее всех живых, – ответила… сама Марина. И уже обращаясь к Муновар, добавила: – Муна, трубку повыше подними, пожалуйста.

– А почему не сама… – зажмурилась от страха Ольга.

– Не играть мне больше на виолончели, – вздохнула подруга.

– Мы тебя к лучшим врачам… – начала была Шеметова, но Марина ее перебила:

– Множественные переломы обеих рук. И пальцев тоже. Несовместимо с игрой на смычковом инструменте. Вообще пока ни с чем не совместимо, – невесело рассмеялась она, – слава богу, что вы Муну привезли.

Ольга молчала, не зная, что ответить. Да и что тут ответишь?

Так что разговор закончила сама Марина:

– Ладно, переживем. Будем играть на барабанах.

А потом – предельно искренне:

– Главное – Волик жив!

Волжск. Шеметова и свидетели. Пора возвращать долги

Ольга вылетела в Волжск почти успокоенная.

Багров вернулся в Москву, скачал с почты и просмотрел видеозапись аварии – Муна оказалась вполне продвинутой пользовательницей. И Матой Хари в придачу. После чего вновь уехал в Гагарин, с видео на флешках, твердо намеренный теперь уже законным путем ввести в перечень вещдоков видеорегистратор с «Форда».

Кстати, в этот раз он ехал с договором и адвокатским ордером на представление интересов своих доверителей – супругов Томских.

За вечер, проведенный в столице, взбешенный Олег Всеволодович успел нагнать большие волны. Коллегия адвокатов взяла дело под особый контроль, влезть в драку были готовы первые лица юридического сообщества. Потому что если еще и адвокатов беспределить, то что останется в этой стране от юриспруденции?

Не факт, что вся развязанная Багровым войнушка возымела бы действие, будь хозяин «Мерседеса», сидевший за рулем в момент аварии, действительно крупным чиновником или политиком. Сейчас же, после поднятой бучи, его, похоже, просто сливали.

По крайней мере, больше никто в официальное расследование ДТП вмешиваться не пытался, о чем Багрову поведали друзья из соответствующего ведомства.

Вообще, тема друзей в этой области не менее, а может, и более важна, чем в любой другой. Поэтому круг дружественного общения серьезного юриста весьма обширен. Да и юрфак оканчивали не только будущие адвокаты, но и будущие федеральные судьи, и прокуроры, и даже некоторые ответственные сотрудники спецслужб.

Короче, хорошо все то, что хорошо кончается.

Хотя осадок все равно остался. А если б в аварии пострадал не адвокат? Если б это был местный мужик на «Жигулях»? Чем бы тогда все кончилось, один бог знает. Может, всю жизнь чинил бы машину пьяному мелкому божку, маленькому звену нижней части выстроенной вертикали власти. А если, не дай бог, в тебя влетит пьяный представитель верхней ее части? Пожалуй, и коллегия адвокатов не поможет.

Короче, как был холопский строй, так и остался. И все тридцать вертикальных слоев так и остались холопскими: для того, кто ниже, – барин, для того, кто выше, – раб. А самый верхний – который вроде бы ни для кого не холоп – так он в свою очередь вечный заложник. Потому что при любой перетряске будет отвечать за все.

Единственная возможность для верхушки современного социума жить по-человечески – это смириться с нормальной, раз в сколько-то лет, добровольной сдачей власти. Только тогда высшие начальники смогут жить без страха и до, и после властвования. Да и во время властвования тоже. Но, видать, рефлексы не позволяют. Каждый следующий, схвативший закон и общество за горло, надеется, что уж его-то обойдет участь предыдущего.

Не обойдет…

На этот раз Ольга летела в Волжск не одна, а в компании Петра и Елены. Те откровенно наслаждались очарованием бизнес-класса: они и в обычной жизни здорово подотстали от своего бывшего кумира. Впрочем, как посмотреть – в отличие от их любимого Борика ребята не сидели в тюрьме.

Утром свидетели уже были на допросе у Владимира Евграфовича.

Опытный следователь смотрел на них с плохо скрываемой усмешкой, но старательно записывал детали: про пересчет купюр в пачках, про серенькую сумку, про «лично слышал». Думается, Колышкин знал цену этим свидетельствам. Однако – одновременно с понятным недоверием – старый волк вполне допускал, что все могло бы быть именно так, как рассказывали москвичи. Так сказать, исторически достоверная реконструкция событий.

Шеметова с интересом наблюдала за ним, испытывая безусловное уважение к Владимиру Евграфовичу как к профессионалу.

Она уже была наслышана о его подвигах.

Именно Колышкин, вместе с дружественными операми, раскрутил шайку местных черных риелторов, отправивших на тот свет более десятка одиноких пожилых людей. Это только доказанные эпизоды. А сколько осталось нераскрытых… Единственное, в чем были виноваты жертвы, – они владели враз ставшей дорогой недвижимостью. Шайка оперировала так долго, поскольку была очень хорошо прикрыта. Имелся свой нотариус, свой риелтор, два собственных киллера, водители и даже куратор из силовых структур. На суде он клялся, что ничего не знал о крышуемом бизнесе. Хотя, конечно, знал. Просто отстегиваемые нелюдями деньги напрочь закрывали алчные глаза.

Проблема в том деле была не только в его сложности и запутанности. Сразу два участника – нотариус и один из киллеров – были родственниками очень высокопоставленных людей. На следователя и оперативную группу оказывалось невероятное давление, апофеозом которого стали три выстрела из переделанного в боевой травмата. Практически в упор.

Колышкин, к счастью, особо не пострадал – только ребра снесло, – поскольку давно уже носил под своей знаменитой трехцветной рубахой тонкий кевларовый бронежилет.

Отлежал меньше недели в больнице. Не прекращая и там пасти своих мерзких клиентов. Потом вышел на работу. Спокойный.

Сутулый. Нисколько не похожий на импозантных детективов из голливудских боевиков.

Все так же бесстрастно подводил главных фигурантов дела к заслуженному ими финалу, деловито выстукивая на старинной пишущей машинке обвинительное заключение.

Приговор черным риелторам давно оглашен.

Оба киллера и глава группы, нотариус – теперь уже бывший, понятно, – уехали бессрочно на остров Огненный в Вологодскую область. Родственники не помогли, более того, сами потеряли свои посты. Ну, а вечным зэкам ходить ныне в позиции КУ до самой смерти. Хотя ходят они не так много. В основном сидят в своих камерах, по двое-трое, коротают один бессмысленный день за другим, уже не понимая, зачем им были нужны все эти квартиры, машины, деньги…

Говорят, многие из них, отсидев с десяток лет и даже избавившись от некоторых хворей – там относительно неплохое медицинское обеспечение, – слезно просят потом прекратить их муки и привести смертный приговор в исполнение.

А Владимира Евграфовича по-прежнему ценило, но не любило начальство.

Да и за что любить? Конфликтный он человек. Не от мира сего. Как сыч, охотится по ночам со своей огромной машинкой за зачумленными крысами.

Он, кстати, пристрастием к ночному образу жизни и Шеметову поверг в сильное изумление. После первого визита она успела забыть про странные привычки следователя.

Так вот, когда Ольга попросила Владимира Евграфовича выделить ей время для серьезного разговора, тот немедленно дал согласие.

В два часа ночи, перед следственным управлением. Очень походило на знаменитое «в полночь, возле амбара».

Почувствовав смущение адвоката, смутился сам, покраснел даже. Тут же вновь напомнив, мол, народ не выдерживает стука его машинки, поэтому работать Колышкин предпочитает ночами.

Впрочем, Шеметова и сама уже проявила в памяти когда-то услышанный факт. Она согласилась. И сейчас идет для решительного разговора.

– Доброй… ночи, Владимир Евграфович, – поприветствовала Ольга, слегка запнувшись вначале.

– Для меня это день, – ухмыльнулся тот.

– Тогда доброго дня, – не стала спорить она. – Ну и как вам мои свидетели?

– Никак, – коротко ответил следователь.

– Я уверена, что деньги Митяшеву были переданы, – убежденно сказала Шеметова.

– Может быть, – не стал спорить Колышкин.

– Ну, а вы сами-то как считаете? – спросила Ольга.

Вообще-то не дело адвоката допрашивать следователя. Но в два часа ночи – можно.

– Пока не знаю. Думаю, – ответил Владимир Евграфович.

– А можно вместе подумаем? – улыбнулась Шеметова.

– Давление на следствие? – осведомился Колышкин.

Но как-то не всерьез. Не видел он в адвокатессе плохого человека.

– Не давление, а помощь. Чем могу. Вот, например, справочек мне в местном реестре нарыли, – она положила на стол три бумаги.

Следователь молча взял одну, потом другую. Третью смотрел дольше всех.

– Андрей Юрьевич еще умереть не успел, а первая квартира уже куплена, – мягко сказала Ольга. – Обычно, когда глава семьи болен, не до таких покупок.

– Да, – без каких-либо эмоций ответил следователь. Ответил ли?

– Следующие две квартиры куплены наследниками покойного в течение полугода после его смерти, – продолжила гнуть свою линию девушка. – Как будто опасались, что чужие деньги отберут.

– Могли накопить, – бесцветным голосом предположил Колышкин.

– Не могли, Владимир Евграфович, не могли. Они не смогли его даже в Москву в онкоцентр отправить, хотя справки наводили. А тут три квартиры. Не считая машин.

Еще две справки легли на стол следака. Тот повертел их в руках, равнодушно положил обратно.

– Ладно, – сказал он. – Допустим, Незванову хотели вернуть бабки. Так не вернули же.

– Есть такое дело, – согласилась Шеметова.

– Значит, вы со мной согласны? – удивился тот.

– Абсолютно, – снова согласилась адвокат. – Вашего вице-губернатора, с его точки зрения, практически обокрали.

– Вот-вот, – теперь уже согласился с ней Колышкин. – Нехорошо получается.

– Но это уже не вина моего подзащитного, – упрямо гнула свое Ольга.

– Конечно, он белый и пушистый, – кивнул следователь. – Только подпись свою на договоре поставил. А Незванов остался без акций и без денег.

– Можно откровенно? – спросила Шеметова.

– Пожалуйста. – Он удобно откинулся на спинку своего старого протертого кресла.

– У меня, как защитника Бориса Семенова, есть только два пути. Первый – доказать, что Семенов не виноват в мошенничестве. Если он действительно передал деньги для Незванова Митяшеву, то виноват Андрей Юрьевич, а не Борис Викторович.

– Покойник всегда виноват, – буркнул Колышкин. – И во всем.

– Итак, первый путь, – мягко гнула свое Шеметова. – Есть два свидетеля, которые показывают, что мой подзащитный деньги отдал.

– Почему только два? – удивился следователь. – Я думал, у вас их будет больше.

– Можно найти и больше, – согласилась она. – Люди потихоньку вспоминают, может, кто-то и добавится.

– Вот-вот, – кратко прокомментировал тот.

– То есть свидетели подтверждают выдачу денег Митяшеву. Справки о покупке недвижимости и автомобилей подтверждают то же самое. В любом случае, если Борис пытался отдать деньги, пусть и через посредника, то это уже не мошенничество, так как исчезает умысел.

– Или свидетели лгут, – усмехнулся Владимир Евграфович.

– Свидетели, конечно, бывает, и лгут, – допустила Ольга. – Но справки точно не лгут. Да и Борис точно не мошенник. Они тогда такие деньги зарабатывали, что заплатить за те акции было просто финансовым чихом. Вывод однозначен: это эксцесс, а не мошенничество.

– Вы хорошая девушка, – вдруг выдал Колышкин. – Но разрешите вам не поверить. Я знал таких богатых людей! А воровали по-мелкому, вплоть до «жучков» в коттеджном электросчетчике. Вор – это, знаете ли, пожизненно.

– Согласна! – обрадовалась Шеметова. – И если не вор – тоже пожизненно!

– Мне кажется, наш разговор начинает идти по кругу, – сказал Владимир Евграфович и посмотрел на часы. За окном светало. – Вот когда ваш подзащитный с извинениями вернет деньги истцу, тогда можно говорить об эксцессе.

– Вы прямо с языка сняли, – снова обрадовалась Шеметова.

– Что снял? – не понял Колышкин.

– Борис завтра напишет ходатайство о перечислении истцу требуемой суммы.

– То есть вы заявили свидетелей, его реабилитирующих, а сами собрались отдать деньги?

– Не мы, – поправила адвокат. – У нас таких денег никогда не водилось.

Колышкин ничего не сказал, но, похоже, подумал то же самое.

– Так вы что, все двести тысяч решили перевести Незванову? – еще раз, после паузы, спросил он. Для него это были мало представимые деньги.

– Все двести тысяч, – подтвердила Ольга. – По курсу Центробанка.

– Вот это да, – удивился Владимир Евграфович. – Неожиданный поворот.

– Более того, Борис был не против и проценты отдать, лишь бы закрыть историю, – добавила адвокатесса. – Однако Незванов проценты простил. Сказал, что Семенов ему в чем-то тогда все-таки помог. Типа за проценты.

– Незванов тоже согласен снять претензии? – Редко когда старого следака удивляли дважды подряд.

– Согласен, – торопливо сказала Шеметова. – Он простил Бориса. Вернее, простит, если тот вернет деньги.

– Обещает вернуть, – поправил ее уже успокоившийся Колышкин. – Что-то мне не верится в такие порывы.

– А вы дайте мне реквизиты для платежки, – попросила Ольга. – И потом проверьте. Завтра же деньги будут.

Владимир Евграфович задумался. Право он такое имел. В целях возмещения ущерба от противоправных действий. К тому же заявитель точно не будет обжаловать решение, получив такие деньги.

– А вы понимаете, – спросил он, – что даже если я дело закрою, то это не будут реабилитирующие обстоятельства?

– К сожалению, – согласилась Шеметова. – Хотя, если не закроете, гарантирую все инстанции, включая Страсбург. Это у нас в России не очень верят свидетелям. А там очень верят в презумпцию невиновности. Не доказано, что украл, – значит, не крал.

– Мне тут надо испугаться? – улыбнулся следователь.

– Упаси бог! – запротестовала она. – У нас с вами трений нет, каждый делает свою работу. Я только хочу указать, что если и будет Семенов признан виновным, то только в России. А он – гражданин Франции. Возня продлится еще годы, в итоге его все равно оправдают. И понятно, кого сделают крайним.

– Но, к счастью, есть смелая и бескорыстная девушка, которая спасет старого следователя, – улыбнулся он.

– Ничего не спасет, – даже обиделась адвокат. – И совсем не бескорыстная, у меня договор. Просто девушка предложила вариант, который все расставит на свои места.

– Вашими бы устами… – задумался Колышкин. – Ладно, в итоге, что вы хотите?

– Вы даете реквизиты. Семья Бориса напрягается и возмещает ущерб. Пока что в долг готова дать структура, в которой он работал. Они тоже уверены, что Семенов не вор.

– Дальше?

– Дальше уголовное дело прекращается за изменением обстановки. Следователь добился возмещения ущерба. Потерпевший счастлив и всех простил. Подозреваемый навсегда уехал во Францию и, как потенциальный мошенник, стал безопасен для российских граждан. Какой результат был бы лучше?

– И Семенов не будет жаловаться? Коли он второй раз платит.

– Не будет. Я гарантирую. Я тоже люблю свое отечество и не хочу, чтобы Волжский суд штурмовали злобные иностранные журналисты.

Колышкин немножко посопел, обдумывая новую ситуацию. Потом достал чистую бумагу и загрохотал на своей «Ятрани».

Выходила Шеметова из здания следственного управления на восходе. В руках у нее были реквизиты, по которым следовало перевести двести тысяч долларов по курсу ЦБ РФ…

Впрочем, это не было концом истории.

Измученная бессонной ночью, Шеметова дошла пешком до гостиницы – до утра автобусы не ходили. Не успела толком заснуть, как получила приглашение на роскошный завтрак в лучшем ресторане города.

Семья была в сборе.

Торжественно-печальный отец. Дико переживающая за Бориса французская юридическая дама – теперь у нее от невероятного сочувствия к арестанту разыгралась мигрень. Несгибаемая, но тайком выплакавшая все глаза Екатерина Андреевна. И конечно, мощно выпиравшая с обеих сторон бесконечно веселая Маша.

– Лягушачьи лапки здесь явно хуже, чем в Будапеште! – предположила она, даже не заметив, как у матери арестанта при слове «Будапешт» вздрогнули губы.

Потом Маша пыталась выяснить Ольгины музыкальные предпочтения. Той, после бессонной ночи, очень хотелось вывалить Маше на голову вазу с фруктовым салатом, но, взяв себя в руки, политкорректная Шеметова созналась Бориной жене в любви к «Beatles».

– Вы только вытащите его, милочка, – попросила Ольгу Екатерина Андреевна.

Ольга хотела ответить, что сейчас они близки к этому, как никогда. Но, как все судейские, испугалась сглаза и лишь постучала пальцами по дереву.

Впрочем, сразу обрадованная мама и так все поняла.

Ольга улетела домой дневным рейсом, опять со своими веселыми свидетелями. Те были еще веселее обычного: видимо, щедрых командировочных от Кочергиной вполне хватило на приятный вечерок.

Завтра снова ожидались бешеные гонки.

Сначала поход в СИЗО, к бесплатному арестанту, теперь уже за отсутствовавшего Волика. Потом – в мировой суд, где они с судьей Инессой Алексеевной чуть не подругами стали, болтая в ожидании так и не являвшегося Воронцова. Потом – в город Гагарин, к Волику и Марине.

Разумеется, они под контролем. Багров профессию знает. Дело развивается, как положено. Виноватым Волика не выставят, об него, если реально смотреть на вещи и на видеозапись аварии, просто затормозили.

Муна сидит в больнице целыми днями, бегая по очереди от одного к другой и обратно. Один только начал ходить на костылях. А другая – с целиком загипсованными приподнятыми руками – вообще напоминает героиню научно-фантастического фильма.

И тем не менее, похоже, все налаживается.

А еще в городе Гагарине, рядом с ранеными друзьями, рядом с ней будет ее Багров. Наверное, это и есть самое главное ее пожелание, если смотреть из списка имеющихся.

Москва. Смерть наркомана и жалоба Немцовой. Ариэль почти на воле

Между тем время бежало. Даже не бежало, а прыгало. Огромными скачками, от одного важного события к другому.

Только что Багров, по сути, освободил члена банды наркоманов, убедительно доказав, что тот не мог лично участвовать в инкриминируемых ему деяниях.

Затем вся компания, почти в полном составе, оказалась в древнем ганзейском городе Любеке.

Потом – прыжок Ольги в Волжск и громадный кусок работы по подготовке освобождения Бориса Семенова.

И тут же – страшная авария на Минском шоссе, едва не приведшая к гибели друзей.

А еще ведь была погоня на шоссе и детективное похищение видеорегистратора. И онкологическая операция Гескина, тоже вопрос жизни и смерти, между прочим. И не менее необычная история превращения сиделки-таджички в любимую женщину известного московского адвоката.

Вот это все, между прочим, и называется обычной жизнью. И в этой обычной жизни иногда такое происходит…

Мама наркомана Немцова буквально боготворила своего защитника. Он ведь не только единственного сына от десяти лет строгого режима спас. Он и ее саму спас – у Натальи Ивановны едва ли не через день, пока сынуля был за решеткой, появлялось стойкое желание свести счеты с постылой жизнью. И каждый раз последней возможностью удержаться на плаву был звонок Олегу Всеволодовичу. Вот ведь кто всегда выслушает, поймет, что-то умное посоветует. Словно у него не было других дел, кроме оказания психологической помощи матери своего подзащитного. Даже если был чертовски занят, обязательно отзванивался позже и выслушивал накопившуюся ежедневную порцию негатива. Конечно, Багрову не улыбалось быть громоотводом и подушкой для выплакивания, однако Олег Всеволодович считал это частью своей любимой профессии. Ведь он работал защитником.

После освобождения сына, после бурной радости в зале суда, когда, казалось, плохая жизнь кончилась и вот-вот начнется хорошая, ожидаемое хорошее так и не началось.

Мамочка по привычке звонила адвокату – кто ж еще станет ее выслушивать? То сынок украл серебряный фамильный медальон. На дозу, конечно, не на учебники же. То исчез на три дня в компании себе подобных, вернулся обобранный и избитый. Потом он заболел, и у него нашли гепатит С.

Багров, как мог, успокаивал несчастную женщину, даже дважды встречался с ней: один раз – с сыном, другой – в парке, на скамейке, в приватном разговоре.

Сына, разумеется, ни в чем убедить не смог. Чувствовал полную свою беспомощность в этом вопросе. Смотрел ему в глаза и удивлялся. Вроде бы человек. Вроде бы умный.

Но уже без нутра, без какого-либо духовного стержня. Это был чистой воды зомби, управляемый теперь лишь единственным командиром – дозой.

Во время последнего разговора с Натальей Ивановной уловил новое настроение в ее размышлениях. Нет-нет, она по-прежнему была исключительно благодарна своему адвокату за все, что он для нее сделал. Но некий нюанс уже ощущался. Он как бы недостаточно умело предсказал будущее ее сыночка. И, соответственно, недостаточно точно выстроил свою деятельность по реализации этого будущего.

Может, надо было добиваться принудительного лечения, пока тот полтора года просидел в тюрьме? Может, требовать направления в больницу закрытого типа?

Это не были еще упреки в полном смысле слова. Но и они очень напрягли Олега Всеволодовича.

Нет, он не обижался. Людям свойственно забывать содеянное для них добро. И это тоже часть его профессии. Однако он снова и снова прокручивал в голове все этапы дела.

Что могло быть упущено? Как можно было помочь мальчишке и его глубоко несчастной матери?

Разумеется, Багров не был психологом, наркологом или специалистом по девиантному поведению подростков. Но он был чутким к чужой беде человеком и поэтому времени на раздумья не жалел.

Более того, посетил четыре центра борьбы с наркотиками. Один – официальный, три – волонтерских. Встретился с кучей народу, в том числе с родителями несчастных и с теми единицами из тысяч, кто сумел покинуть виртуальные, сумеречные миры счастья, вернувшись в обычный, единственный.

Единого рецепта не было. Тысячи разных имелись.

Все это так задело адвоката, что он прибился к одному из центров, управляемому очень искренними и бескорыстными людьми. Стал оказывать им юридические услуги. Разумеется, бесплатно, ибо проблем в центре было гораздо больше, чем денег.

Пытался привести в центр Витю Немцова и Наталью Ивановну. Безуспешно.

Первого не интересовало ничего, кроме очередной дозы. Вторая уже открыто не доверяла своему защитнику.

Пожалуй, несмотря на абсолютное понимание Багровым психологической подстежки происходящего, это все же было обидно. Хотя Олег не винил женщину, прошедшую довольно обычный для слабых людей путь: трансформирование своей беды в чужую вину.

И все равно, после блестящей победы в процессе это было по-настоящему обидно, несмотря ни на какие логичные объяснения.

Последний звонок от Немцовой Олег Всеволодович получил месяца через два после освобождения юноши.

– Поздравляю, – сообщил металлический голос, мало похожий на прежний, скрипуче-жалобный.

– С чем? – удивился Багров.

– Витенька умер, – сказала мама. – Отмучился. Он уже на небесах.

– Соболезную, – сказал ошарашенный адвокат.

Он ожидал чего-то подобного. Наркоманы не живут долго. Но не ждал такой скоропостижной кончины.

– Да уж, вы соболезнуете! – зло сказала Немцова. – То пугали меня десятью годами. То не организовали Витеньке лечение, пока он был в тюрьме.

– Но я же его освободил… – машинально сказал Багров, уже понимая, что зря.

– В могилу вы его освободили, – сказала женщина, заплакала и повесила трубку.

А Багров как стоял с телефоном у уха, так и остался стоять.

– Что с тобой, Олежка? – спросила вернувшаяся откуда-то Шеметова.

– Витя Немцов умер, – глухо отозвался он.

– Печально, – вздохнула Ольга. – Все наши старания – коту под хвост.

– Наталья считает, что я виноват в его смерти.

– Что за чушь? – возмутилась Шеметова. – А «Титаник» тоже ты потопил?

– Понимаешь, – вздохнул Олег. – Логика-то в ее словах есть. Если бы парень остался на зоне, получил бы естественную ремиссию. И сейчас был бы живой.

– А адвоката она зачем приглашала? – разозлилась Шеметова. – Чтобы сына на зоне оставил? Лечиться от наркомании? Что-то ты расслабился головой, Олежек. Обидно чертовски, это факт. Но твоей вины здесь нет никакой.

– Есть моя вина, – упрямо гнул свое Багров. – Не по кодексам, конечно, но есть.

А про себя решил взять на себя постоянную обязанность помогать центру. Раньше это называлось «обет». В честь Вити Немцова. Только не вчерашнего, зомбированного и бесчеловечного. А того Вити, которого помнят лишь его исстрадавшиеся мама с папой: доброго, веселого, у которого вся жизнь впереди, на счастье родителям.

Для Олега Всеволодовича не составило труда узнать причину смерти Немцова-младшего. Хотя он сам ее и предположил.

Мамаша после судебного процесса ребенка некоторое время не трогала. И он так углубился в наркотики, что Наталье Ивановне пришлось силовым путем отправить сына на диализную чистку, чтобы, выходя из «запоя», не мучился отходняком. В итоге после курса лечения Витя вышел физиологически прозрачным. Но психологически-то не измененным! Не было для него счастья слаще дозы!

Дрожащими руками развел привычную концентрацию. Введенная в очищенный организм доза стала смертельной.

Мать враз постарела, физически ослабла, потеряла работу. Рядом с ней теперь оставался только Кинг, который любил Наталью Ивановну всем своим собачьим сердцем. Он же был единственным, кроме отца, кто оплакал Витину смерть.

В прямом смысле: в ночь, когда Виктор скончался, стокилограммовый огромный пес стонал и выл, словно от боли.

Теперь жизнь в Наталье Ивановне поддерживалась только одним чувством – ненавистью к пройдохе-адвокату. Не зря же говорят, от любви до ненависти – один шаг.

Жалобы приходили в контору, в полицию, в ОБЭП, в коллегию адвокатов. Поначалу их разбирали, выделяли проверяющих, вызывали Багрова. Потом, когда в жалобах стали появляться Х-лучи и гипноз, их стали просто аккуратно складировать, не давая дальнейшего хода.

В общем, Олега Всеволодовича никто, конечно, не наказал. Кроме собственного, очень даже тяжкого осуждения. Он теперь точно знал, чего именно недодал своей доверительнице.

Собственного верного понимания ситуации. Настоятельного требования начать медицинское лечение мальчишки. Психологической заботы о подзащитном даже после завершения процесса.

Впрочем, он так же точно понимал, что трать даже все свое время на Немцова, не смог бы его уберечь. А потому еще с большей энергией занимался юридическими делами Центра борьбы с наркоманией. Вот они бы, возможно, сумели спасти парня.

Хотя какие и тут могут быть гарантии? Единственный, кто гарантирован от наркомании, – тот, кто ни разу в жизни не употреблял наркотики.

Короче, тяжелое было время после столь выдающейся судебной победы.

Ольга поддерживала друга, как могла. Однако и она понимала, что внутренние душевные проблемы извне можно лишь облегчить. Но не решить.

У самой Шеметовой тоже было дел невпроворот.

Гонка на выносливость в мировом суде – между Воронцовым и Вейзером – продолжалась. Занятой финансист раз за разом прогуливал заседания, прося отложить разбирательство дела по существу. На месяц отложить, а то и на два. Ольга продолжала дело мультипликационной Бабы-яги, то есть всегда была против. Раз за разом потомку аристократического рода ставили неявку без уважительных причин. Но закрывать дело Инесса Алексеевна Гоголева явно опасалась, сознавая мощность ресурса, используемого истцом. Да и фотографии его разбитой Вейзером физиономии тоже, откровенно говоря, впечатляли. Сделать такое за считаные секунды смог бы не всякий выдающийся боксер.

Страницы: «« ... 56789101112 »»

Читать бесплатно другие книги:

Эта игра страшна и чудовищна по своей жестокости. И все же ее организатору удалось собрать команду д...
Я расскажу вам о путешествии в одну странную и интересную обитель. В живое прошлое, которое живет и ...
Данное пособие включает в себя правила поведения человека и его действия в различных экстремальных с...
Хорошо родиться сыном влиятельного аристократа. Еще лучше родиться сыном мага. Неплохо при этом и са...
Реальный и виртуальный миры… Что между ними общего? Люди отдыхают во втором от скуки и повседневност...
В учебном пособии «Психология рекламы» рассматриваются законы восприятия рекламной информации, анали...