Защитница. Гроздь винограда в теплой ладони Гольман Иосиф
Для разговора вышли в парк, это не возбранялось. Там росли вековые деревья. Нашлась и пара удобных скамеек, друг против друга.
Гескин сел с Валентиной, Багров, Ольга и Волик – напротив.
– Марина вам привет передает, – сказал Волик. – И билеты. Через три недели будет большой концерт.
– Дожить еще надо, – непроизвольно вырвалось у старика.
– А почему вы засомневались? – спросил Багров. Он уже успел выяснить состояние Аркадия Семеновича с точки зрения врачей. – Ничего фатального пока нет.
Гескин пропустил заявление, как малозначащее, мимо ушей.
А зря, все, что говорил Олег Всеволодович, он, как правило, умел обосновать.
– Здесь же все свои? – спросил он старика.
Гескин утвердительно кивнул. Это точно, других своих ближе, чем эта молодежь, у него на расстоянии в десять тысяч километров не было – сыновья давно жили в Америке.
– Ну вот, – листая виртуальные страницы смартфона, искал главное Багров. Наконец, нашел.
– Метастазов не обнаружено, – начал выборочно зачитывать он. – Сердце в норме, кровь в норме. Пациент к операции готов. Высокая вероятность ее абластического исхода.
– Чего? – не поняла Валентина.
– Все плохое уберут начисто. Удалят в пределах здоровых тканей, – пояснил подкованный Олег Всеволодович. И вдруг неожиданно добавил: – Я спросил своего дружка, хирурга, чего ждать.
– И что он ответил?
Теперь было видно, что Гескину, конечно, небезразличен исход лечения. Просто старик устал все держать в себе. А те, с кем можно поделиться, – кто далече, а кто и совсем далеко…
– Он ответил, что если не оперировать – жить останется полгода, и закончится эта жизнь больно, кишечной непроходимостью. – Гескин явно напрягся, но Багров знал, что делал. – А если оперировать, – продолжил он свою мини-лекцию, – и все пойдет стандартно, то через день вы будете свободны от опухоли: все назначено на послезавтра, на утро. Через два-три дня встанете. Через неделю начнете нормально питаться и гулять по парку.
– А через две недели – в космос? – невесело улыбнулся Аркадий Семенович.
– Про космос он ничего не говорил, – отшутился Багров.
Эстафету перенял Волик.
– Через две недели – пойдете домой, – сказал он. – Мы вас заберем. А через месяц – бегом в контору. Потому что в августе все хотят в отпуск. Вон Ольга вашего подзащитного почти выпустила на свободу. Однако всех ей одной не потянуть.
– Думаешь, я смогу мотаться по судам? – спросил Гескин.
– Первое время – вряд ли, – честно ответил Томский. – Но нам о таком помощнике только мечтать можно.
И это сказанное было правдой. Гескин пользовался всеобщим уважением и имел столько знакомых, что его ресурсом питалась вся контора без исключений. Конечно, ребята уже и своих связей поднабрали. Однако здесь был как раз тот случай, когда старый конь борозды не портит.
Закончила общую беседу Ольга.
– Вы, Аркадий Семенович, сильно ошибаетесь, – взяла она быка за рога, – если считаете, что никому не нужны. Вы нам нужны. Честное слово. Вы для нас и советчик, и друг, и главный по связям с юридической общественностью, – улыбнулась Шеметова. – Короче, вы просто обязаны вернуться.
Немудреная была речь, зато искренняя. Именно этого «лекарства» сейчас старику и не хватало. Он им нужен – вот лейтмотив выступлений ребят. И это же – лейтмотив бессонных стариковских ночей-сомнений. Мало кто умеет жить только для себя. И когда человек становится не нужным окружающим (или считает себя таковым) – он уходит.
А потом неожиданно выступила Валентина Семеновна. Она прогнала ребят и, судя по виду Гескина – слов слышно не было, – устроила показательную порку старому адвокату.
Валентина никогда особо не стеснялась в выражениях. Может, только Гескина и не трогала из уважения к сединам. Здесь же, видимо, оторвалась на полную. Когда молодая часть конторы вернулась обратно, старик еще оправдывался, попутно клянясь и божась выполнять все требования врачей и суровой секретарши-распорядительницы.
– Так-то! – всем своим видом говорила Валентина Семеновна, впрочем, уже сменив гнев на милость.
Уходили через час, порешав множество немаловажных дел.
Главное – подняли настроение Гескину. Даже больше, чем настроение. Напомнили ему, что жизнь прекрасна и нужно делать все, чтоб в ней задержаться. Напомнили, что он не один. Да, родные и любящие дети в Америке. Но и эти не совсем чужие. И тоже любящие.
Остальное было менее важно, однако не менее для старика ощутимо. Багров через друга договорился, что Аркадия Семеновича завтра переведут в одноместную палату – оплату ребята взяли на себя. Валентина Семеновна должна была купить и доставить все необходимые для больницы причиндалы – от эластичных противотромбозных чулок до спецсредств, насоветованных Багрову все тем же его приятелем. Последнее по счету, но не по важности – Гескину нашли сиделку, средних лет таджичку с веселым характером, фельдшерским образованием и хорошими рекомендациями. Это уже Волик расстарался.
Расстались, оставив старика в другом состоянии.
Но все равно уходили грустные – само название больницы оставляло не много простора для веселья.
Уже въехав в Москву, Багров неожиданно спросил Шеметову:
– Ты к себе?
– Да. А ты? – вопросом ответила она.
– Да, – неоднозначно ответил он.
Однако и Шеметовой, и Багрову, и Волику с Валентиной Семеновной все было очень даже понятно. И, главное – отвечало общим устремлениям…
Довольный Волик остановил свой дилижанс у дома Шеметовой.
Они с Багровым поднялись наверх, зашли в квартиру.
Вроде бы в жилище ничего не изменилось. Но оно перестало казаться Ольге пустым…
Москва – Хельсинки —
Травемюнде – Любек.
Первый отпуск за два года
Чем хороша работа? Сколько людей – столько и мнений. Упомянут интерес, зарплату, приятное общество, расширение кругозора. Хотя, несомненно, главным достоинством работы, даже любимой, является отпуск.
Уйти в него было нелегко.
Только Марине нужно было для этого лишь принять волевое решение. Волику же пришлось энергично расшвыривать дела, потому что стандартный пред-отпускной метод – скинуть их на остающихся – не представлялся возможным. Ибо в отпуск уезжали все сразу. Трое обитателей конторы плюс Марина – на вместительном «автобусе» Волика, Валентина Семеновна – почти по классику: на поезде, к детям, в Саратов.
Гескин пока находился в больнице, но он, как и обещал прогноз, уже гулял по парку, избавленный от страшной мины с часовым механизмом, которая еще недавно отсчитывала остававшиеся недолгие месяцы. Теперь мины нет, и Аркадий Семенович вновь привыкал к долгой жизни.
Эвакуировать Гескина из клиники требовалось немного позже прогноза, это Багров его слегка поддерживал перед операцией. Как раз успевали съездить и через пару дней после возвращения забрать своего старика.
Багров к поездке тоже готовился. Но ему на руку сыграл уход судьи Горшкова в отпуск, так что в деле хулиганов-наркоманов появился законный перерыв.
Да и Ольге было что раскидывать.
В деле Вейзера ей, как всегда, помог побитый финансист Воронцов. Начальство отправило его в месячную командировку, и Шеметова через две недели мягко потребовала у мирового судьи «продолжения банкета», то бишь процесса. Инесса Алексеевна, и без того злая на заявителя и его бесцеремонных адвокатов, оформила неявку, сдвинув суд еще на две недели. Этого промежутка было вполне достаточно, чтобы отдохнуть.
Визит в Волжск состоится примерно через два с половиной месяца, если брать средние сроки ожидания выдачи и этапирования арестованных по запросу Интерпола.
Остальные проблемы тоже удалось разрулить без потерь.
И вот оно, начало счастья: к дому Шеметовой подкатил белый «Форд Транзит».
Точнее, не так.
Счастье уже две недели было в ее доме, с тех пор, как вернулся Багров. Они никак не обсуждали произошедшее, просто каждый сделал для себя свои выводы. И еще один – общий: поодиночке им плохо. Когда же подъехал микроавтобус с Воликом за рулем, счастья стало еще больше.
Устроились в обширном чреве машины: изнутри та даже казалась больше, чем снаружи. Купил ее перфекционист Волик не из любви к рубленым фордовским обводам. А для поддержки обожаемой Мариночки: именно в этот «сарайчик» влезали все четыре участника их квартета, включая инструменты, концертную одежду и просто одежду. Волик уже дважды возил их выступать за тысячи километров.
Нынешний маршрут был куда длиннее.
Собирались, заехав в Питер, добраться до Хельсинки. Оттуда на пароме доплыть до Травемюнде или Ростока. После чего осмотреть ганзейские города Германии. Это планировалось успеть примерно за полторы недели. Затем Ольга с Багровым возвращались из Берлина на самолете, а Волик с Мариной – на своих четырех через Польшу, с заездом в Варшаву.
Багров тоже был не прочь покататься подольше и вернуться с друзьями, но не хотел бросать Ольгу, которая, как всегда, боялась опоздать на одно из ключевых дел и желала иметь запас времени.
Выбирались из Москвы в четыре утра. Это был единственный способ избежать пробки, особенно обидной перед дальним маршрутом.
Ни Шеметова, ни Багров никогда раньше не ездили в такую несусветную рань по мегаполису. В отличие от Волика, который еще недавно как раз в это время привычно возвращался из ночных клубов. Впрочем, когда обсуждалась эта тема, Волик благоразумно помалкивал: только-только был насовсем заглажен инцидент, едва не стоивший ему счастливой семейной жизни.
Ольгу удивило большое количество автомобилей в такой час. Это ж сколько народу не спит! Потом она подумала о пятнадцати миллионах жителей города, и все стало на свои места. Если хотя бы один из ста захочет побыть полуночником, гулять выйдет немаленький городишко.
Выехали на Ленинградку и понеслись на северо-запад. Разумеется, понеслись в данном случае было образным выражением: за городом шоссе оккупировали деревни, а в них засели фискальными агентами фотоаппараты гаишников с радарами. Но, тем не менее, даже ограниченная скорость, помноженная на часы и не деленная на пробки, в итоге давала приличное расстояние.
В салоне царило приподнятое настроение. Марина смотрела на широко разлившуюся Шошу и слышала неведомую другим музыку. Ольга думала о том, что становится, наконец-то, настоящим адвокатом и профессия нравится ей все больше и больше. Мужчины же радовались не только заоконным видам, но и присутствию своих женщин. А все вместе это и называется «хорошая жизнь».
Пробку поймали в Вышнем Волочке. Здесь главная федеральная трасса проходит прямо по городу, приторможенная светофорами. Багров привычно подумал, что если бы властная вертикаль на всех своих этажах крала чуть меньше – ну, хотя бы на один процент, – то главная федеральная трасса была бы минимум восьмиполосной. А над несчастным нынче Волочком можно было бы построить гигантскую эстакаду…
То ли пробкой навеяло, то ли еще чем, но путешественники решили не останавливаться в Питере. Туда легко махнуть на любые выходные, хочешь – на поезде, хочешь – на машине. Ребята же рвались на дальнюю дистанцию, и всякая остановка казалась нежелательной. В итоге решили свернуть на кольцевую и сразу двинуть на Выборг.
Смешно, но на подъезде к городу указатель каким-то образом проскочили. То есть искренне считали, что объезжают город. Однако увидев известные с детства красоты, поняли, что пересекают Питер насквозь.
Ничего страшного, постояли лишь у светофоров.
И вот уже покидают Петербург, идя на северо-запад вдоль Финского залива. Местность сменилась на характерный для севера пейзаж с соснами и гранитными валунами.
Ехали уже часов десять, а не устали совершенно. Волик не давал себя менять, потому что Багров лишь месяц назад получил права, а Шеметова не подходила по гендерному признаку.
– Ну и веди сам, – не всерьез обиделась Ольга, которой гораздо больше нравилось разглядывать окружающие красоты, чем напряженно крутить баранку фордовского мастодонта.
Выборг путешественники решили оставить в стороне: их целью был пограничный переход в Торфяновке. Однако, как и в случае с Питером, непонятно почему въехали в город.
Разумеется, не пожалели. Припарковав большого белого друга прямо на улице, пошли прогуляться в старый центр.
Брусчатка ровно ложилась под пятки, а друзья как будто погружались в средневековую европейскую архитектуру, жить с которой им предстояло следующие две недели.
В Торфяновку приехали под вечер, но еще не стемнело.
Огромный пограничный переход был практически пуст. Машину наскоро осмотрели, стукнули штампами по паспортам, и все – ребята уже катили по шенгенским просторам.
Впрочем, внешне мало что поменялось. Дороги и на российской стороне были неплохие, а валуны ровно так же валялись тут и там, делая лес каким-то дизайнерски-ландшафтным.
Любоваться дорогой оставалось недолго – надвигалась ночь. Не было смысла искать приключений – паром отходил из Хельсинки в четыре часа дня по местному времени, а оно, между прочим, на пару часов отстает от московского.
Так что свернули в первый же найденный по навигатору отель и уже через двадцать минут получили ключи от номера.
Последнее впечатление дня – нереально длинное путешествие по коридорам до своих комнат. Проходили один длинный коридор, поднимались на пару пролетов лестницы и шли дальше. И так – раза четыре. Зато, раздевшись и приняв душ, вдруг поняли, что изрядно устали. Рухнули в постели и уснули как убитые.
Утром, проснувшись, разгадали загадку длинных коридоров.
Открыли балконную дверь и вышли… на зеленую чистую лужайку – завтракать можно было и там, за предусмотрительно расставленными столами.
Оказывается, когда они гуляли по коридорам и поднимались по лестницам, гора шла параллельно с ними: здание было пристроено к ее боку, повторяя изгибы рельефа.
Подсвечиваемые солнечным светом сзади – глаза совсем не слепило, – двинулись в Хельсинки.
Добрались быстро, Волик когда-то ездил по этому маршруту со своими родителями. Собственно, поэтому он и предложил такой неочевидный путь.
Хельсинки выглядел совсем не так, как представлялся по географическому описанию: солнечный, нарядный и веселый. Жара была близка к тропической, синь неба сливалась с синью моря, а огромные океанские лайнеры органично вплетались в пеструю ткань города. Море, корабли и суденышки были повсюду, сливаясь с городским колоритом и создавая его.
Шеметова была в восторге. Если бы не жила в любимой Москве – жила бы в мгновенно ставшем любимым Хельсинки.
Остальным тоже нравилось это веселое пестрое мельтешение.
Добрались до главной площади, запарковали автобус. И сами окунулись в атмосферу праздника.
Вся главная площадь, окаймленная с одной стороны морем и прогулочными суденышками, а с другой – городскими домами, являла собой место для приятного гулянья, шопинга и вкуснейшей еды.
Кстати, там же, в гавани, приткнулись носом не только туристские катерки, но и довольно серьезные паромы, делавшие жизнь на разбросанных вдоль побережья островах вполне цивилизованной. И там же сбоку притулился рыбацкий баркасик, только что, прямо на глазах ребят, мастерски отшвартованный пожилой тетечкой в шляпе и очках. Она выключила дизель, ловко принайтовила суденышко канатом к кнехту и, достав электронные весы, начала продавать пару часов назад пойманную рыбу – к ней сразу выстроилась небольшая очередь хельсинкских домохозяек.
– Круто! – простонала Шеметова. – Ой, как мне нравится!
– Я тоже бы здесь пожила, – в ответ призналась Марина.
Они с первой встречи – Волик в свое время устроил для друзей «смотрины» невесты – понравились друг другу и потихоньку, неспешно становились хорошими, надежными подругами.
Впрочем, девушки не были бы девушками, если б не любили шопинг. По серьезным магазинам идти не хотелось – для этого нужно было бы покидать полную жизни и света площадь. Однако и здесь соблазнов хватало.
В торговых палаточных рядах продавали все – от съестного до модного. Мужчин привлек торговец самодельными финскими ножами. Удобные ручки – из дерева или клыка морского зверя, иногда обшиты кожей. Клинки – из отборной стали, они даже в мирной витрине смотрелись хищно.
А Волик тем временем уже недвусмысленно водил носом, учуяв вкуснейшие запахи.
Весь первый, примыкавший к воде ряд импровизированного базара занимали, если так можно сказать, рестораны. Ну, не рестораны, конечно – пластиковые стулья, одноразовая посуда и самообслуживание. Но и общепитом такое назвать язык не поворачивался.
Поймав умоляющий взгляд своего большого мужа, Марина сжалилась и разрешила ему выбрать еду по собственному вкусу, а не по диетсправочнику.
Друзья устроились за столиком. В пяти метрах, создавая ровный, приятный фон, плескалась морская вода. А на открытой кухне умелые повара жарили рыбу, которая несколько часов назад плескалась в этой воде.
Пахло нестерпимо вкусно. И есть было нестерпимо вкусно: дули на куски, обжигались, но ждать не могли.
Марина, волнуясь за сосуды и преддиабет супруга, все-таки не вытерпела, отодвинула от мужа часть порции – себе она заказывать предусмотрительно не стала. Но встретив скорбный взор Волика, подвинула тарелку обратно и пошла к раздаче за своей порцией.
Ольга порой поражалась тому, как эта умная и спокойная девушка управлялась с могучим и не особенно спокойным супругом. В голову почему-то приходила московская подруга, хозяйка огромного черного кане корсо. У пса лапа была толще, чем у хозяйки рука. И он ее обожал. Что позволяло хозяйке обращаться с огромным мощным зверем, как ребенок с тряпичной куклой.
Надо постричь когти – хватала лапу и стригла. Надо посмотреть, не расцарапал ли пузо, – ловко переворачивала мощную громадину на спину и беспощадно мазала зеленкой.
Здесь была примерно та же картина, только еще забавнее.
За полчаса до начала посадки поехали в порт – Волик прихватил оставшуюся с давних времен план-карту города.
Приехали и… Вокруг было пусто. Никаких паромов. Да и въезд закрыт опутанными проволокой воротами.
– Что за черт? – недоумевал Волик. Посадка вот-вот должна была начаться.
Наконец сообразили спросить у навигатора. Как только без него раньше передвигались? Ввели название порта с билета. Тот показал берег моря километрах в пятнадцати от места, где они находились.
Не очень веря, рванули туда. Оказалось, финны за эти годы построили новый порт, очевидно, разгружая центр столицы.
Встали в очередь за двумя десятками байкеров. Живописно граждане смотрелись, в коже, банданах, на огромных мотоциклах. Молодежи среди них было мало, а вот женщины-байкерши попадались.
Дежурный махнул им рукой, направляя в другие ворота. Правильно. Машины здесь сразу рассортировывали по размерам.
Минут десять движения за лидером и мельтешения по железным полам безразмерной автомобильной палубы. Наконец, двигатель выключен, чемоданы – в руки. И вот они, каюты. На седьмом этажа сине-белого красавца-парома. А всего одиннадцать этажей-палуб. Номера небольшие, двухъярусные кровати. Зато – с огромным окном, заливавшим всю каюту солнечным светом.
Не успели попить презентованной минералки, как корпус парома едва заметно задрожал, и огромная махина плавно пошла к выходу из гавани.
Друзья поднялись наверх, на открытую палубу, проститься с так понравившимся им берегом.
Гигантский паром ушел в залив, и очень скоро берега исчезли в дымке. А ветер стал такой, что на верхней палубе не всякий устоит – скорость судно развивало очень приличную.
Начинались сутки полного релакса. Ребята сидели в библиотеке, где стена была стеклянной и можно было наблюдать множество других кораблей – море в этих местах было загружено, словно шоссе. Не менее приятно посидеть в баре. Кофе становился гораздо вкуснее, когда его пьешь, одновременно разглядывая морские дали.
Разве что в сауну не пошли. В сауну и в Москве можно сходить. Но в Москве нет моря.
В общем, время пролетело незаметно. И вот уже корабль втягивается в узость бухты Травемюнде. Идет великаном среди лилипутов, так близко к прибрежным ресторанчикам, что, кажется, протяни вниз руку, и получишь там местное знаменитое пиво. Если, конечно, рука длиной с многоэтажный дом.
Узкий канал закончился небольшим расширением. В нем капитан парома мастерски развернулся и исключительно точно ошвартовался кормой у причальной стенки.
Еще немножко подождали береговые службы, после чего «Форд» ступил колесами на немецкую землю. За ними съехала степенная банда байкеров – у них, как оказалось, намечался большой сходняк.
Целью путешественников был Любек, отец знаменитых ганзейских городов. Когда-то он был самым великим из них. Зато сегодня в нем сохранилась вся центральная часть, чего не скажешь про крупные города Германии, подвергшиеся жестоким бомбардировкам во время Второй мировой.
Была тогда такая доктрина английского авиационного генерала Харриса – «тысяча бомберов». Именно столько боевых машин должны были ежедневно и еженощно утюжить Германию, выводя из строя заводы и фабрики врага.
С середины войны концепция изменилась. Заводы и фабрики фашисты восстанавливали, рассредоточивали, прятали под землю. А вот города, где жили рабочие и их семьи, рассредоточить было невозможно. И защитить от налетов, несмотря на радары и мощнейшее ПВО, – тоже.
В итоге союзники приняли решение бить по городам, тем более немцы тоже не стеснялись в этом вопросе. Их беспилотные крылатые ракеты «Фау» в другую цель, кроме как город, не могли попасть по определению. А строили «Фау» тысячами.
Да и вообще, после Освенцима-Аушвица с его комбинатом уничтожения людей (летом сорок четвертого – по десять тысяч человек в день!) говорить о каких-то правилах войны было странновато.
С момента начала войны против городов генералы начали считать результаты не по разрушенным цехам, а по выжженным квадратным километрам.
Некоторые до сих пор считают, что это было неоправданным варварством, как и атомная бомбардировка Японии. Некоторые придерживаются иного мнения. Шла жесточайшая война, самая жестокая в человеческой истории, агрессор по-прежнему мог убивать сотнями тысяч, и любой способ сокращения времени его «деятельности» был приемлем. Чья точка зрения правильная? Каждый должен решить для себя сам.
Так вот, в Любеке остался нетронутым исторический центр города. Он совсем невелик – примерно километр на полтора, окруженный кольцевым судоходным каналом, по которому можно прокатиться на туристском катере. А потом исходить вдоль и поперек эти улочки, каждый камень которых имеет собственное историческое значение.
Остановились в частном доме, нашли его по Интернету. Очень дешево, очень чистенько и в самом центре. Впрочем, на маленьком острове – все в центре. Домик узенький, зато трехэтажный. Внизу – стол и барная стойка. На втором этаже – спальня Марины и Волика, он хоть и похудел, но лестниц по-прежнему не любил. На третьем, под самой островерхой крышей – Багров и Ольга.
Хозяин, вручавший ключи, попался колоритный. Приехал на «Харлее» и предложил с утра покатать ребят на собственном аэроплане «Пайпер Кэб».
– А разве разрешение заранее не надо заказывать? – поразился Багров.
– Обязательно надо, – подтвердил пилот-мотоциклист. – Диспетчер, разреши взлет. Пока не разрешит, взлетать нельзя.
Да, похоже, россияне с немцами еще долго будут говорить на разных языках.
Договорились назавтра полетать, благо это стоило всего полсотни евро в час на всех. А сегодня, расставшись с хозяином, пошли гулять по Любеку.
Впечатляло все.
На некоторых домах имелись годы постройки, и три сотни лет для этого города был не возраст. Зашли в марципанную, которая работает с 1542 года. И все время – в качестве марципанной.
Возвращались с прогулки уже в темноте, облазив практически весь остров.
И вдруг неожиданно наткнулись на площадь, плотно заполненную народом. Там собралось несколько сотен человек. Все они дружненько потребляли алкоголь.
И пиво, и шнапс. Однако девяносто процентов собравшихся пило свежее местное вино, дешевое и вряд ли виноградное, судя по широте взращивания.
Площадь была ярко освещена, но не центральным освещением, а просто у каждого ларечка стоял свой бензогенератор. Их тарахтение ловко вписывалось в общую атмосферу праздника.
– Черт, тысяча человек пьет, и ни одной драки, – то ли восхитился, то ли посочувствовал Волик.
Да, менталитеты у наших народов, так долго соседствующих, все-таки разные.
Вернулись поздней ночью.
Мужички, продегустировавшие-таки местные вина – и не только местные, – подозрительно быстро отправились спать. А девушки остались внизу, попивая кофеек и наслаждаясь покоем так славно начавшегося отпуска.
– Чего вы с Багровым не женитесь? – наконец спросила Марина.
– Даже не знаю, – ответила Ольга. Потом, неожиданно для себя выдала страшную девичью тайну: – Он же не предлагает.
– Так придумай что-нибудь, – предложила та.
– Что, беременность? – усмехнулась Шеметова. – Неохота как-то из ребенка ошейник делать.
– Для его же счастья, – теперь уже улыбнулась Марина. – Они ж глупые. Пока их в счастье не ткнешь, ничего сами не поймут.
– Но тебе-то своего тыкать не пришлось, – не поверила Ольга. – Он за тобой сам бегает, как теленок на веревочке.
– Не с первого дня, – возразила та.
– Как не с первого? – удивилась Шеметова. – Разве он не мгновенно втюрился?
– Очень даже не мгновенно, – хитро улыбнулась математик-виолончелистка. – Пришлось приложить массу усилий.
– А он тебе сразу понравился?
– Сразу. Как только увидела. Никогда бы раньше не подумала, что мне могут нравиться огромные толстые плейбои.
– Чудны дела твои, господи, – со вздохом произнесла Шеметова.
Оказывается, и в этом классическом случае мужской любви женщине пришлось бороться за свое счастье!
– Слушай, – вдруг озарило Шеметову. – А в этой истории, с дурой в ресторане, ты что, тоже притворялась? Я была уверена, что ты его всерьез бросаешь.
– Я и бросала всерьез, – вздохнула Марина. – Умом бросала. А как вспоминала Волика или, еще хуже, когда он звонил – ум отключался. В общем, решила просто повоспитывать, все равно бросить не смогу.
– Слушай, давай потише говорить, – предложила Ольга, и девушки перешли на шепот. Такие откровения их любимые мужчины слышать не должны точно.
Утро выдалось чудесное, солнечное – а еще говорят про дождливую балтийскую погоду.
Все с удовольствием попили кофе. Не дома, конечно. Еще раз сгоняли в марципанную и съели завтрак вместе с пятисотлетней историей.
Возвращались довольные и готовые к новым приключениям.
Хозяин оказался точным, его «Харлей» уже стоял у двери. Это приятно, гораздо лучше лететь с пунктуальным пилотом, чем с разгильдяем и росомахой. Больше вероятность благополучно приземлиться.
– Ох как тут классно! – предвкушая новые удовольствия, сказала Шеметова. И достала телефон – на него пришла какая-то эсэмэска.
– Что там? – поинтересовался Багров. – Не про Гескина? – Несмотря на удачно прошедшую операцию и период восстановления, они все-таки опасались за старика.
– Нет, к счастью, – сказала Ольга. Но каким-то подозрительно мрачным тоном.
– Так что случилось? – Это уже Волик встрепенулся.
– Да ничего особенного, – усмехнулась Шеметова. – Мой подзащитный Борис Викторович Семенов прибыл в тюрьму города Волжска. Только и всего.
Минуту помолчали.
Потом Ольга сказала:
– Олежек, ты хоть оставайся.
Он отрицательно махнул рукой. Мол, вернутся вместе.
Что ж, это было приятно. Может быть, даже приятнее, чем если б отпуск не лопался. Даже намного приятнее.
Отпусков будет еще много, а Багров – один.
Волжск. Шеметова. Тюрьма, гостиница, оперный театр
В Москве Ольге не удалось побыть ни денечка. Хорошо хоть билет в Берлине купили мгновенно, чуть не у трапа. Надеялись на непришедших, поскольку в кассе не было ни одного билета, а им очень хотелось лететь вдвоем. К счастью для Шеметовой, Багрова и арестанта Бори, не явились как раз два пассажира.
Ольга очень обрадовалась, не забыв машинально попросить Всевышнего, чтобы ее радость не строилась на чужой беде. Могли же не поехать не явившиеся на регистрацию, ну, например, потому, что муж получил новое прекрасное назначение, пусть и взамен отпуска. Ерунда, конечно, однако радость Шеметовой всегда была подпорчена, если ее удача, хоть и не по ее вине, выстраивалась на неудаче другого.
Впрочем, вдвоем с милым другом Ольга провела лишь время от Берлина до Москвы.
В аэропорту ее уже ждал посланец Кочергиной с билетами, довольно крупной суммой на личные расходы и автомобилем. Даже Багрова подвезти не получилось, потому что посланцу необходимо было максимально быстро доставить Ольгу в Домодедово, чтобы успеть на самолет в Волжск.
Он гнал, не обращая внимания на радары – видимо, Кочергина все заранее включила в расходы. Поэтому успел за двадцать минут до начала регистрации.
Шеметова собиралась подкупить газет – все же три дня не была на Родине. Однако это не понадобилось. Билет у нее снова оказался в бизнес-класс, а следовательно, ожидание вылета предполагалось в спецзале, где пресса имелась в свободном доступе.
Почитать, правда, ничего не удалось, так как, кроме прессы, в бизнес-ложе ждала вылета почти вся семья Семеновых. Они, естественно, тоже летели в Волжск, поддержать павшего духом арестанта.
Мать Бориса очень обрадовалась, быстро пошла навстречу Ольге, обняла и поцеловала.
– Ох, Оленька, только на вас и надежда! – сказала она.
Несмотря на идеально прямую спину и столь же идеальную прическу, видно было, что Екатерина Андреевна сильно измучена бедой, свалившейся на единственного любимого сыночка.
– Пока все идет по плану, – как могла, успокоила ее адвокатесса. – Следователь разумный. Есть кое-какие заготовки. И вот-вот должны появиться еще.
Заготовки действительно были, Ольга приняла решение пустить в ход обе имевшиеся идеи сразу: и что долг Борис уже отдавал, и что, несмотря на это, он готов отдать деньги еще раз.
Была еще третья идея, для подстраховки.
Следовало обязательно поговорить с заявителем Незвановым, попытаться перевести его из списка врагов в список нейтральных – на дружеские отношения с обманутым акционером рассчитывать не приходилось.
Кроме мамы Бориса, в Волжск летели уже знакомые люди: отец, жена волжского арестанта Маша и вечно взволнованная местная – в смысле французская – адвокатесса.
Ольга была уверена, что Екатерина Андреевна понимала полную бесполезность этой дамы, тем более в России. Однако от безысходности использовала любые варианты, даже заведомо безнадежные. Так легче, чем просто ждать страшных новостей.
Француженка и теперь переживала, громко рассказывая, как ее буквально начало тошнить, когда Борис (с ударением на первом слоге) попал в эту ужасную русскую тюрьму.
– Милочка, надо как-то попытаться облегчить его положение! – строго указала она Шеметовой.
– Дорогая, вам есть что сказать по делу? – мягко поинтересовалась Ольга.
Адвокатесса скорчила обиженную физиономию, но от Шеметовой сразу отвязалась.
Читать бесплатно другие книги:
