Письма президенту Минкин Александр

№ 54 Ты русский язык понимаешь?

Владимир Владимирович, это самое простое письмо. Специально короткими предложениями. Без иностранных слов. Чтобы понял министр обороны.

К самому Иванову обращаться бесполезно. Он слышит только вас. Прочтите ему. И помедленнее.

«Ты русский язык понимаешь?» – так спрашивают не иностранца. Так спрашивают русского. Такого, которому сто раз объяснили, а он – ни туда, ни в Красную Армию.

Иванов выступал в Думе. Опять валил беды армии на общество. Мол, каково общество – такова и армия.

О каком обществе речь? Об обществе слепых? Об обществе с ограниченной ответственностью? Нет. Иванов имел в виду всю Россию. Он сказал:

– Да, в Вооруженных силах, к сожалению, совершаются преступления… Но совершаются они в том числе и потому, что наша армия – часть всего российского общества.

Владимир Владимирович, это нечестно. Наши танки мы сравниваем не с «Жигулями» и не с «Окой». Наши танки мы сравниваем с американскими. Наши «МиГи» и «Су» – с лучшими западными истребителями.

Сравниваем наших спортсменов с лучшими атлетами мира. И не говорим, что наша сборная отражает больное и бедное общество.

Нашу армию, наших солдат и офицеров надо сравнивать с лучшими армиями мира.

В чужих странах тоже полно преступников и сумасшедших. Но ведь если придется воевать – то не с ихними инвалидами и алкоголиками.

Вот пример. В России и в Швейцарии примерно одинаковое число самоубийц (на тысячу жителей). В нашей армии самоубийств полно, а в швейцарской – их нет совсем. Их армия не равняется на психов.

В армии нет пенсионеров, нет грудных, нет смертельно больных. Не надо сравнивать смертность в армии со смертностью населения.

В обществе каждый двадцатый – сумасшедший, каждый седьмой – алкоголик. Но не хотелось бы, чтобы так было на атомных подводных лодках и везде, где ядерные кнопки, танки, огнеметы.

…Владимир Владимирович, а министры – тоже часть общества?

В обществе около шести миллионов уголовников. Речь при этом не идет о детях и глубоких стариках. Значит, среди трудоспособного населения каждый десятый – уголовник.

Значит, среди министров… А среди депутатов… А среди губернаторов… А в вашей администрации… Ой-ой-ой.

Нет, жизнь министров и генералов не похожа на жизнь общества. Общество не берет гигантские взятки, не продает оружие врагу.

Солдаты стирают носки сержантам, а генералам строят особняки. Это большая разница.

Когда заходит речь о зарплате, наши генералы сравнивают себя с генералами богатых западных стран, а не с нищими племенами.

А когда речь заходит об уме…

Ум Иванова хотелось бы сравнивать с министерским, а не с больным среднеарифметическим. Но увы. Ему терпеливо объясняют (как недоразвитому ребенку), а он не понимает. Или прикидывается.

И похоже, он нравится вам все больше и больше. Он говорит глупости. Вы его повышаете. Значит, именно такие качества вы цените в подчиненных.

17 февраля 2006

№ 55 Родной товар

Владимир Владимирович, присмотритесь к народу. У него опасное направление ума и дурные склонности. Он предпочитает «мерседесы», «хонды», «рено», «форды» – короче говоря, народ предпочитает заграничные машины. Отечественные ему не нравятся. «Оку» покупают те, у кого на хорошие денег не хватает. Можно сказать, по бедности.

Сыр, вино, телевизоры, магнитофоны и сигареты, даже воду! люди предпочитают иностранные.

Валюта, банки, отдых у моря, велосипеды, лыжи, одежда, обувь, часы, медицинские инструменты, музыкальные инструменты…

Можно было бы долго перечислять лекарства, фотоаппараты, батарейки, телефоны и компьютеры, но процесс зашел гораздо глубже. Дело не только в списке товаров. Дело в образе жизни и образе мыслей.

Богатые предпочитают заграничные роддома. Жены русских министров и депутатов рожают в Америке (и не только ради гражданства, но и ради здоровья).

Наши дети играют заграничными игрушками. Когда магазины завалены китайскими куклами и машинками, нам объясняют: это, мол, потому, что у китайцев дешевая рабочая сила. А чем объяснить пистолетики из Германии? В Германии рабочая сила очень дорогая.

А почему люди предпочитают заграничную эстраду? Ведь многие не понимают ни слова.

Дошло до «святого» – сперва футболистов, а теперь и тренера сборной выбираем заграничных. А ведь футбол – это наша национальная идея (другой, увы, пока нет).

Не стал бы вас попусту беспокоить, но тут выяснилось, что даже вы, Владимир Владимирович, – плоть от плоти родного народа.

Вы подарили нашим спортсменам «лексусы» и «тойоты». Русский президент дарит русским олимпийским чемпионам японские машины. Согласитесь, это плохо похоже на поддержку отечественного производителя.

(Приличнее было бы подарить девочкам – «японочек», а мальчикам – что-нибудь немецкое, вроде «БМВ». А еще бы лучше – подарить русское: девочкам по корзиночке якутских алмазов, а мальчикам по мешку уральских самоцветов. А еще бы лучше, чем дарить от имени президента то, что куплено на деньги послушных богачей, сделали бы что-нибудь своими руками: нарисовали бы какую-нибудь картинку или женская часть вашей семьи вышила что-нибудь крестиком.)

…Итак, положение ужасное. Если наш человек выбирает свободно – он выбирает чужое.

Только президента и депутатов народ почему-то выбирает своих. По бедности? Или закон не разрешает выбирать иностранцев?

Похоже, это очень полезный закон. Потому что на граждан положиться нельзя. Они однажды уже выбрали варягов. (Даже страшно подумать, что при этом чувствовали русские князья.)

Впрочем, артистов все-таки предпочитают наших. Вы артист, Владимир Владимирович? Депутаты наши точно артисты. Ни разу никто не видел, чтобы хоть один депутат покраснел, рассказывая, как заботится о народе.

Вам не кажется, что люди предпочли бы выбрать себе шведского депутата (варяга), который ездит в парламент на трамвае?

17 марта 2006

№ 56 Куски вертикали. Недорого

Владимир Владимирович, наконец-то я получил ответ на письма к вам. Вечером меня выловила милиция в густом потоке машин на Кутузовском (и как это они разглядели мой задрызганный номер?). Ко мне сел лейтенант, велел ехать в отделение.

– За что, товарищ начальник?

– Ваша машина в розыске.

– Почему?

– Это вы должны знать. Не догадываетесь?

Я стал догадываться. Мысленно я догадывался, а словесно тем временем убеждал лейтенанта сжалиться. Он задумался. Видя его колебания, я спросил, сколько примерно будет стоить душевная доброта. Тогда мне велели пересесть в милицейскую машину.

В машине они посовещались и сказали, что случай сложный, что меня «пробили по базе» и теперь в их компьютере (у одного на коленях светился отличный компьютер) зафиксировано, что они меня нашли. И как же они потом объяснят, если отпустят? Потом один вышел и звонил кому-то по телефону. Вернулся, тяжело вздохнул:

– Триста долларов.

Когда он сказал «триста», я обрадовался. А когда он добавил «долларов»…

Доставили в отделение. Оказалось, Владимир Владимирович, что «хонду» у меня отнимают по требованию вашего Управления делами.

Вы на днях в Кремле дарили японские машины олимпийским медалистам. Может, думаю, одной не хватило? Но тут же себя одернул: не станет Президент России дарить чужую подержанную машину. Дарить чужую станет (ведь за «лексусы» и «тойоты», которые вы подарили, заплатили не вы), а подержанную – нет, неприлично.

Потом оказалось, что машину у меня отняли за долги. Якобы я годами не вносил квартплату. Как вы понимаете, это вранье.

Меня с женой и ребенком два года назад действительно выселили из квартиры (она, к несчастью, была в доме, принадлежащем Управлению вашими делами). Принесли бумагу: «Срочно освободите помещение, так как оно уже выписано другому человеку» (могущественному чиновнику). Я не послушался, тогда они без предупреждения отключили воду, телефон, электричество и отопление. В декабре! А у ребенка ангина.

(Про выселение я как-нибудь вам отдельно напишу – обхохочетесь. Первый заместитель управляющего вашими делами дал нашей семье билеты в Кремль на елку, на то единственное представление, где будете вы лично, и сладким голосом предупредил: «Только обязательно пойдите, а то если рядом с президентом будут пустые места, меня накажут».

На елку мы сдуру поехали. Хотелось дать чуть-чуть радости ребенку, запуганному угрозами, замученному жизнью в темноте и холоде.

А в Кремле тепло! А в Кремле светло! Мы сидели рядом с вами, вы детям улыбались, а мы на вас любовались. А в это время сотрудники вашего Управления делами взломали дверь нашей квартиры, сменили замок, чтобы, вернувшись с Кремлевской елки, мы уже домой не вошли.)

Отключать воду и отопление, выселять без решения суда – это уголовное преступление, Владимир Владимирович, вы как юрист, надеюсь, это знаете. Но прокуратура уголовного дела не возбудила, хоть мы и настаивали.

Что делать? Возмущаться по «Свободе» и «Эху» было совестно. Писать в газете? А о чем? Ну выселили, но ведь не убили, не посадили. Не хотелось превращать частное дело в митинг.

Вероятно, ваши служащие-негодяи решили, что мое молчание объясняется страхом. Тогда (через девять месяцев после выселения) они подали в суд иск, будто бы я годами не платил за квартиру. Изготовили фальшивые документы, обучили лжесвидетелей. Суд во всем пошел им навстречу, вынес постановление об аресте моего имущества за долги. И вот в пробке вечером меня «случайно» нашли, прижали…

А все-таки приятно знать, что всего за триста долларов менты готовы послать (не скажу куда) всю вашу шпану.

…На следующий день я, как было приказано, позвонил судебным приставам, которые объявили мою машину в розыск (по просьбе Управления вашими делами):

– У меня машину забрали, хотя законного судебного решения еще нет. Говорят, вы можете разрешить, чтобы я пока на ней ездил.

– Посмотрим на ваше поведение.

– У меня хорошее поведение. Вы скажите, как с машиной будет?

– Как договоримся.

Владимир Владимирович, я понимаю, что в кремлёвском журнале у меня по поведению двойка. Даже многим читателям эти наивные «письма президенту» кажутся непростительной дерзостью. (Некоторые думают, будто писать вам такие письма опасно для жизни. Что-то, значит, такое витает в воздухе.)

…Приехали мы с редакционным адвокатом в милицию, где во дворе стояла арестованная и опечатанная «хонда», а на крыльце – пристав.

– Ну что? Арестовать или дать покататься?

– Дайте покататься.

– Я вам прямо скажу: двести баксов.

Мы, Владимир Владимирович, оторопели. Пристав был спокойный, веселый, его не смущало, что нас двое; он не брал никого за локоток, не отводил за уголок, не понижал голос.

Адвокат тихо спрашивает: «У тебя сколько есть?» «Три тысячи рублей», – отвечаю. «И у меня полторы. За четыре с половиной, наверное, отдаст».

Нас, Владимир Владимирович, поразила не сумма, а именно открытость и громкость требования. Как это получается, что преступник требует взятку не таясь, а мы шепчемся?

И тут нам пришло в голову, что пора помочь вам в борьбе с коррупцией. И вы, и министр внутренних дел, и генеральный прокурор, помнится, призывали: мол, если граждане не будут бороться с отвратительными явлениями, то милиция и прочие органы бессильны.

Адвокат для виду пошел торговаться с приставом, а я стал звонить в МВД, прямо в министерство, на Житную.

– С меня в милиции взятку вымогают. Что мне делать?

– Вы должны приехать к нам, написать заявление.

– Но ведь он же уйдет, избавится от денег.

– Ничем не можем вам помочь.

– Девушка, а с кем я разговариваю?

– Это не важно.

Она права, Владимир Владимирович, это не важно. Будь на ее месте другая – сказала бы то же самое.

Что же делать? Не скажешь же приставу: вы тут подождите, пока я съезжу куда надо и вернусь с группой захвата. И сколько времени пройдет, пока заявление примут, зарегистрируют, найдут людей («Вам русским языком говорят: все на обеде!»).

Тогда я в коридоре этой милиции остановил симпатичного молодого человека в штатском:

– Вы сотрудник?

– Да, я оперуполномоченный.

– У меня тут пристав взятку вымогает, давайте его возьмем с поличным.

Опер огорчился, нахмурился:

– А он – что, вызывает у вас личную неприязнь? У вас к нему какие-то счеты?

– Нет. Но это же преступление.

– Да? М-м-м, подождите здесь. Только никуда не уходите. Вот тут и стойте.

Пока я «тут стоял», они сбегали и предупредили пристава. Когда я вернулся к нему, он сидел задумавшись. Ничего не говорил, ничего не писал, на меня не смотрел. А потом вдруг поднял голову и улыбнулся:

– Я насчет этого самого пошутил. Вы найдите своего адвоката, скажите ему, что я пошутил. Только тихонько, чтобы никто не слышал.

(Адвокат в это время тоже бегал по отделению, искал какого-нибудь офицера, который знает, что взятка – это преступление.)

Друг от друга они не скрывают – это ясно. А от жен, от детей, от пап и мам? Если они и от детей не скрывают – это конец.

Все удивляются: как это так – благосостояние растет, а население вымирает со страшной скоростью? Есть, значит, что-то, чего власть и статистика не могут понять.

Жизнь загажена, как подмосковные леса.

…Как нарочно, в пятницу выступил ваш министр юстиции: «В местах лишения свободы смертность за год возросла на 12 %, а число должностных преступлений – вдвое». Эти данные разойдутся по разным отчетам. Число смертей – в демографию. Число преступлений – в другую графу. Но эти числа связаны.

Должностные преступления – это преступления охраны, а не зэков. 12 % – это тысячи людей, убитых кусочками вертикали.

Симпатичный, наивный опер был искренне изумлен: «Что этот пристав вам сделал?» Такой опер – важнейшая деталь вашей вертикали. Он не воспринимает взятку как преступление, он ее воспринимает как норму. И когда ему говорят: «Давай поймаем взяточника», он спрашивает: «За что?»

Плати и проезжай. Так проехали террористы на Дубровку и в Беслан, так шахидки прошли в самолеты. Это всем известно.

Нет преступления, нет взятки, есть цена вопроса.

Эту цену (в долларах) получает кусок вертикали, а платим мы (жизнью, унижениями…).

Пристав этим ментам – свой брат. И они по-братски (бесплатно) его выручили.

Есть система, которая умеет различать самолеты «свой-чужой». Это система вашей вертикали. Кто встроился – свой (даже если преступник). Кто мешает – чужой и подлежит уничтожению, даже если не виноват.

Владимир Владимирович, вы много раз говорили о борьбе с коррупцией, даже провозгласили диктатуру закона. Но в Евангелии написано, что надо судить не по словам, а по делам.

Дело, которым вы прославились, еще не забыто. Когда Собчака собирались арестовать (квартиры? бриллианты?), вы дали Собчаку самолет, открыли границу… Считается, что вы это сделали по дружбе, а не потому, что будто бы опасались, что арестованный Собчак расскажет нечто касающееся вас лично. Он умер, не успев ответить на такие вопросы.

Система выбросила всех, кто считал, что преступление – достаточная причина для наказания.

Теперь причина для наказания – личная неприязнь, личные счеты. А барская любовь обеспечивает даже дураку и вору немыслимую карьеру и богатство.

…Пишу вам эти банальные, простые, всем известные и надоевшие истины (но все же истины) и вижу, как вы, читая, поднимаете глаза на холуёв и спрашиваете: «Может, у этого журналиста ко мне личная неприязнь?»

…А может, я не понимаю своего счастья? Может, мне повезло, что Коптевский суд решил дело в пользу Управления вашими делами? Ведь реши судья, что я прав (а я прав на сто процентов), вышло бы, что они – уголовники, изготовители фальшивых документов. В такой ситуации они, без сомнения, могут убить (в порядке самозащиты).

В Конституции каждому гарантируется честный суд («Статья 45. Государственная защита прав и свобод человека и гражданина в РФ гарантируется»). Вы – гарант.

Давайте, Владимир Владимирович, дозвонитесь до генерального прокурора – пусть честно и беспристрастно расследуют дело. Я для Генеральной прокуратуры не чужой. До сих пор на контроле у них дело, возбужденное по статье «покушение на убийство». Несколько лет назад меня пытались убить, но органы никого не искали. Даже отпечатков пальцев не сняли с той железной трубы, которой мне пытались голову проломить. И милицейская собачка след потеряла…

Кстати, как там ваша Кони? Что-то о ней давно не слышно.

20 марта 2006

№ 57 Не бей своих…

Уважаемый Владимир Владимирович, убийцы 9-летней девочки не виноваты. Они ее убили, но суд решил, что они не убийцы, а просто хулиганы.

Ответьте по совести – то есть без протокола, по секрету, то есть не как президент, а как человек (мы понимаем, что вам это трудно), – ответьте по совести: если бы эти юноши зарезали русскую девочку – каким был бы приговор?

И еще скажите (опять как человек): если бы в вашем прекрасном городе русскую девочку убили таджики – что бы им за это было?

Понимаете, куда ведут эти вопросы? Если по закону – то это молодые подонки зарезали ребенка (11 ножевых ранений).

И никаких национальных подробностей не надо упоминать. Ибо в Уголовном кодексе жестокое убийство остается убийством независимо от национальности жертвы и преступников.

Увы, это теория. А на практике это молодые жители культурной столицы малость почистили Санкт-Петербург от мусора.

…Если водитель насмерть задавил женщину – его судят. Если водитель – сын министра обороны, он превращается в потерпевшего. Это волшебство.

Если бы олигарх вместо того, чтобы покупать дешевую Думу, купил самую дорогую футбольную команду или даже всю НХЛ, то сидел бы не в карцере, а в кресле министра или губернатора, правда?

…Возможно, вы обратили внимание, что убийц оправдал не какой-то там старорежимный суд, а суд присяжных. Тот самый, который в мечтах казался нам воплощением справедливости.

Что же случилось с присяжными ленинградцами? Они стали расистами? Или они смертельно боятся, что друзья бритоголовых обвиняемых встретят их в темном подъезде?

Владимир Владимирович, вы ж учились на юриста. Вам, наверное, рассказывали, что у Фемиды (богини правосудия) завязаны глаза. Но это не значит, что Фемида закрыла глаза на преступления. Это значит, что она выносит приговор, не глядя, кто преступник, – какая у него стрижка, какой чин у его папаши и какая была у зарезанного ребенка национальность.

А если Фемида подглядывает, да если она вдобавок подходит к телефону…

Как там у вас со связью, Владимир Владимирович? Без перебоев?

24 марта 2006

№ 58 Гитлер взял Ленинград

Владимир Владимирович, в Петербурге опять убивали 9-летнюю девочку с черным цветом кожи. Девять ножевых ранений. То, что она осталась жива, – случайность.

Прошлое письмо было о том, как суд в Петербурге решил, что убийство 9-летней девочки – это хулиганство.

Вы опытный – вы знаете, что жестокие люди воспринимают мягкость как поощрение. Вы знаете, что безнаказанность пьянит.

Одна девочка была виновата в том, что таджичка, другая – что мулатка. Они виноваты, что не русские.

9-летние девочки – значит, всякий раз убийцы точно знают, что убивают ребенка. Что в голове у этих юношей? Что у них в том месте, где у людей душа?

Они бросаются с ножом не на врага, не на оскорбителя, не из ревности, не спьяну.

Убийцы молоды – значит, не прошли Чечню. И значит, нельзя свалить эти случаи на чеченский синдром, на вспышку ярости контуженых ветеранов.

Они не маньяки – то есть мы даже не можем сказать «больные». Они здоровые. Они убивают ребенка за цвет кожи.

Это конченые фашисты. Таких даже у Гитлера было немного. Громить, стрелять, отправлять эшелоны в Освенцим – это для них была будничная работа. А вот по личной инициативе собственноручно резать детей – таких найти нелегко.

И вот они все чаще и легче находятся в России, в Ленинграде.

И почему-то кажется, что, сделав это, они пошли туда, где их ждали друзья и пиво, и похвалялись подвигом. (Пиво на душу мы пьем уже в разы больше, чем гитлеровская Германия времен пивного путча.)

Владимир Владимирович, почему вы молчите? Вы президент, вы гарант Конституции. Это происходит в вашем родном городе, где вы собираетесь принимать лидеров «Большой восьмерки». Остальные лидеры этой «Восьмерки» в таких случаях не молчат никогда. Может быть, вам не до этого. А может быть, вы опасаетесь потерять лицо. Ведь если вы резко осудите убийц, а убийства будут повторяться – станет ясно, что для этой молодежи вы не авторитет. Станет очевидно ваше бессилие справиться с ситуацией.

Хорошо, если вы были в горах и вам не доложили. Радио вы, наверное, не слушаете, чтобы не огорчаться и верить в свою мудрость и мудрость правительства (а если вы радио слушаете, верить в эти мудрости вам, конечно, трудно).

Если президент и вся вертикаль уклоняются от таких проблем, надо что-то делать, не дожидаясь распоряжений начальства.

Было бы правильно, если бы уехали черные футболисты, темнокожие студенты. Было бы правильно, если бы нас покинули посольства африканских стран, если бы к нам перестали ездить цветные артисты и спортивные команды, в составе которых есть небелые.

А по ТВ надо показывать советский фильм «Цирк», а не людоедов и педофилов. Помните этот фильм, Владимир Владимирович? Фашист в бешенстве орал посреди нашего цирка, указывая на белую женщину:

– У нее черный ребенок!

Он ждал всеобщего возмущения. Он ждал, что ее линчуют. Но в ответ он услышал смех. И добрый белый человек, взяв негритенка на руки, сказал фашисту:

– Да хоть в крапинку!

Это была нормальная реакция нашего народа. Что-то случилось за минувшие годы.

…Девятилетний возраст жертвы – гарантия личной безопасности для этих петербургских белокожих юношей. Нападая вдвоем на ребенка, они уверены, что ничем не рискуют. Уверены, что нет никакой опасности для их собственного здоровья.