Письма президенту Минкин Александр

№ 39 Сытый голодного не разумеет

Владимир Владимирович, говорят, что мои письма вызывают жуткую обиду у вашего окружения. А что я такого сказал?

Что доверять им нельзя – так это правда: разве мало они вас (и нас) обманывали? Что жадные – так это очевидно. Что безжалостные… а кого они пожалели?

Нет, Владимир Владимирович, никакой напраслины мы на ваших не возводим. Наоборот: мы только и думаем, как сказать помягче то, что мы думаем. Это, поверьте, нелегко. Иное дело – наши читатели. Они не стеснены законом о печати и пишут в редакцию прямо (по-русски), называют вещи своими именами. Читаешь – даже завидно: какой язык! какая свобода! А мы ходим по струнке.

К примеру, в письме «Козырная шестерка» об одном из ваших всего-то и было сказано: «Ну какой Зурабов – министр здравоохранения?» Даже не написано, что плохой; мягче не придумаешь.

И вот мы о них – нежно, а они – злятся и вам на нас жалуются. А ведь не только жадные и коварные, но еще и умом не блещут. Хотите убедиться?

Недавно «МК» опубликовал большое интервью Зурабова. Он и его пресс-служба сами редактировали текст перед публикацией, вылизывали как могли.

Интервью начинается восхвалением монетизации: «По проезду на пригородном железнодорожном транспорте вообще нет ни одного замечания».

«Нет замечания по проезду» – такой у них русский язык. И это бы ладно: чиновник – какой спрос? Но что значит «ни одного замечания»? От кого – от вас или от нас? Вы на электричках не ездите – от вас и замечаний нет. А люди… Но что такое «люди» для министров? – это ж только надпись на военном грузовике.

Зурабов хвалит себя за аптечную монетизацию: «Потребление лекарств выросло в несколько раз. Нам впервые удалось составить нормальный реестр людей, имеющих право на социальную поддержку. В первоначальный список вошло 14,4 миллиона человек. Через четыре месяца он вырос всего на 200 тысяч. Отсюда можно сделать вывод: список качественный».

Отсюда, Владимир Владимирович, можно сделать и другой вывод: «всего» 200 тысяч человек четыре месяца не получали обещанных необходимых лекарств. Если бы одним из этих двухсот тысяч были вы – посмотрел бы я на то мокрое место, что осталось бы от Зурабова. (Список он хвалил в апреле. А в июне правительство под председательством Фрадкова признало, что достоверного и полного списка льготников нет до сих пор.)

А вот как Зурабов объясняет протесты, выхлестнувшие на улицу: «Подавляющая часть протестующих – это рядовые российские пенсионеры, которые в большинстве регионов пользовались одной, но очень важной для них льготой: бесплатным проездом в общественном транспорте. Ее отмена без соответствующих компенсаций и вызвала протесты. Теперь установлено, что сумма субсидий на транспортное обслуживание должна быть не меньше, чем цена проездного билета».

Владимир Владимирович, как вам нравится это «теперь»? Если льготу «отменили без компенсаций» – на что рассчитывали? На рабское молчание?

Зурабов признает отдельные ошибки: одним дали меньше, чем надо, другим – не дали совсем… Но разве кому-нибудь дали больше, чем положено? Так «ошибались» советские кассирши – всегда в свою пользу.

Все интервью Зурабова – очень откровенное саморазоблачение власти. Подчеркну: невольное разоблачение. Он не понимает, что говорит. Вот его финальные жалобы: «Недавно я решил разобраться, какого рода льготами я обладаю как федеральный министр. Единственное, что у меня есть, – служебный автомобиль».

А охрана? А федеральный номер и мигалка, позволяющие лететь по резервной, когда простой народ (люди) стоит в пробке?

Зурабов продолжает: «У меня зарплата выросла то ли в два с половиной, то ли в три раза. Я не знаю точного размера своей зарплаты. Кроме того, зарплата чиновника складывается из его оклада и всевозможных доплат и надбавок. Поэтому понять, какая у меня зарплата, довольно сложно. А времени вникать в это у меня нет».

Владимир Владимирович, как вы думаете: если министр не знает своей зарплаты – что это означает? Похоже, он считает ее ничтожной. Он на нее не живет. Иначе бы знал[50].

Среди читателей «МК» есть малообеспеченные. Пенсионеры, ветераны, инвалиды, люди с нищенской зарплатой (уборщицы, учителя, санитарки). Для них и сто рублей – существенная сумма. Вы согласны? (А если сто рублей «не деньги» – зачем вы гордо сообщали по ТВ, что кому-то прибавлено сто рублей к пенсии, к стипендии?)

Каково беднякам читать, что министр не замечает в своем семейном бюджете четырех тысяч долларов (110 тысяч рублей в месяц)? Типичный случай.

(Помните, глава Госкомимущества Кох получил несусветный, похожий на взятку, гонорар за ненаписанную книгу? Его друг, знаменитый реформатор[51], защищая Коха по телевизору, с досадой сказал: «Из-за каких-то несчастных ста тысяч долларов!..» Понятно, что для некоторых сто тысяч долларов – малая часть заурядной взятки, мелочь. Но для большинства это – недостижимое богатство.)

Владимир Владимирович, может, запретите им давать интервью? Ведь позорят всю вертикаль. Неужели после такого интервью хоть один читатель переменил свое отношение к министру в лучшую сторону?

Вдобавок добровольные признания министра уничтожают вашу национальную кремлевскую идею. Помните, прежде чем отнимать льготы у людей, высшим чиновникам повысили зарплату в несколько раз?

Идея была замечательная: мол, если министры станут получать достойную зарплату, они перестанут брать взятки. Зарплата их изменилась, но в их поведении не изменилось ничего. Ничего в нашу пользу.

Идея плохая? – так мы думать не решаемся, зная, что она одобрена вами. Значит, мало прибавили.

Может, назначить им 40 тысяч долларов в месяц, а не поможет – четыреста. Ради идеи стоит попробовать.

Вообще идея платить человеку за то, что он будет честным, – это супер. Но, боюсь, порог ихней честности труднодостижим. Чем наглее вор – тем больше придется платить за его честность. Причем платить сразу (на практике), а потом ждать, окажется ли права теория.

Есть, правда, другой путь: назначать честных людей. Но с ними хлопотно. Да и рискованное это дело – кадровую политику менять.

Помня о вашем высоком положении, не рискую напоминать старый анекдот: если у заведения падает престиж, то надо менять не занавески, а девочек.

Не удивляйтесь, Владимир Владимирович, что письмо пожелтело. Оно было написано в апреле. Не решился отправить! Мы же с вами оба понимаем, что нехорошо делать вид, будто один жадный министр (и даже десять) что-то решает. Все дело в том, кто их назначает (почему и зачем). Прямо говоря: вы-то сами – такой же, как они? Или можно надеяться?

10 июня 2005

№ 40 Cвои опаснее врага

Владимир Владимирович, это письмо вас не обрадует. Не стал бы вас лишний раз огорчать, но дело важное, а вы, может быть, об этом не знаете.

Матери Беслана (дети которых погибли) беспокоятся за жизнь террориста Кулаева. Единственный пойманный бандит утверждает, что заложники в школе погибли из-за действий федеральных сил, и подробно рассказывает, как именно это происходило.

Председатель Комитета матерей Беслана заявила, что они готовы просить о смягчении приговора Кулаеву, лишь бы он говорил в суде правду. Она сказала: «Мы не можем совсем освободить его от наказания, потому что он должен отвечать по закону. Но мы готовы его простить ради того, чтобы все узнали, что произошло на самом деле».

А еще она сказала: «Мы боимся, что его убьют, потому что его показания очень сильно отличаются от официальной версии. Мы боимся вдруг услышать, что у Кулаева инфаркт, что он скоропостижно от чего-то умер. Мы просим, чтобы следствие и суд гарантировали нам, что с Кулаевым ничего не случится до конца процесса».

Владимир Владимирович, в это трудно поверить, но это факт. Кажется, впервые матери погибших детей готовы простить террориста. Добавлю: кавказские матери.

Это еще можно было бы списать на чувства родителей, которые не могут прийти в себя от горя. Но матерями Беслана движут в этой ситуации не эмоции, а разум. Они не возлюбили врага христианской любовью. Они воспринимают его как важный источник информации, то есть по-деловому. Они хотят его сберечь как вещественное доказательство, как улику. Они и без Кулаева знают, как все было на самом деле. Но им важно, чтобы это было доказано в суде.

Что тут огорчительного? Всего лишь то, что эти осетинки больше верят чеченскому террористу, чем всей судебно-следственной системе России. Больше того, они боятся, что эта система устранит опасного свидетеля.

Что же нужно было сделать с судебной и прочими системами, чтобы простые женщины не верили им и считали опаснее врага?

Еще раз извините, если огорчил. Изо всех сил думаю, чем бы вас порадовать. Как придумаю – сразу напишу.

15 июня 2005

№ 41 На правах рекламы

Владимир Владимирович, поздравляю с получением письма от пятидесяти деятелей. Они одобряют приговор Ходорковскому и осуждают тех, кому приговор и суд показались несправедливыми.

Во вторник «письмо 50-ти» появилось в «Известиях», но вы, наверное, читали его до публикации, а может, и редактировали. Если это так, то выходит, что вы сами себе написали письмо. Так спокойнее, без неприятных сюрпризов.

Заголовок «письма 50-ти» длинный и подробный: «Обращение деятелей культуры, науки, представителей общественности в связи с приговором, вынесенным бывшим руководителям НК “ЮКОС”».

В заголовке не хватает малости: обращение к кому? Если к народу, то тираж «Известий» маловат, лучше бы в «МК», а еще лучше – в «СПИД-инфо».

А если это обращение к той небольшой просвещенной части общества, которая читает «Известия», то сделано оно из рук вон плохо.

Обращение набрано несуразным шрифтом и обведено специальной рамкой – читателям должна броситься в глаза чужеродность текста. А для невнимательных сверху напечатано «На правах рекламы».

Владимир Владимирович, к рекламе люди относятся с недоверием. Мы привыкли, что нам все время хотят что-то впарить. Многие ненавидят рекламу, мечтают, чтобы она вообще сгинула. Печатать текст под рубрикой «На правах рекламы» – значит вызывать к нему недоверие. Вдобавок возникает воп рос: кто платил за эту рекламу? Неужели подписанты скинулись?

И кто написал[52]? Мы же понимаем, что фигуристки и артистки это не сочиняли, а лишь подписали (может, даже не заметили подлостей, спрятанных в обтекаемые фразы). Забыли, что клеймо остается на всю жизнь.

Пятнадцать артистов (в том числе балета), пять спортсменов, модельер… и ни одного писателя, всего двое ученых. Почему внушать нам правильные мысли назначены фигуристки, гимнастки, танцовщицы?

Зачем к ним добавлены председатели обществ православных, инвалидов, молодежи, деловых женщин, пенсионеров и бог знает кого еще? Спортсменов и артистов мы хотя бы знаем в лицо, а кто эти функционеры?

В советское время такие письма были в большом ходу. Видимо, слишком долгий был перерыв, навыки утратились.

И уж точно в прежние времена не решилась бы газета так демонстративно отстраняться: мол, публикуем за деньги и к содержанию не имеем отношения.

Недавно «Известия» стали собственностью «Газпрома». И многие считали, что теперь эта газета полностью подконтрольна Кремлю. Но одно дело купить название (здание, акции), а другое – людей. Люди – в отличие от деятелей – не любят, когда их покупают. Люди не любят, когда их продают.

30 июня 2005

№ 42 Кошкины мышки

Владимир Владимирович, поверьте на слово: мышей не ем, а жена их боится до ужаса (при встрече визжит).

Тем не менее наша кошка (мы ее не выбирали, нам ее подкинули) приносит то дохлую, то живую – угощает от чистого сердца.

Она – кошка. Мурлычет – заслушаешься. Но она – хищник (с этим ничего не поделаешь).

Я к тому, что чистое сердце…

На Рублево-Успенском шоссе (на вашей трассе) в апреле, к 60-летию Победы, появился новый плакат – огромный рекламный баннер. На плакате – знаменитая фотография: теплушка, дверь сдвинута, в проеме сгрудились солдаты-победители (помните финальные кадры «Белорусского вокзала»?). Наверху надпись: «МЫ ИЗ БЕРЛИНА», а внизу слоган – «ДОРОЖЕ ДЕНЕГ».

Речь не о том, что какие-то гады для рекламы своего продукта используют святые чувства. Давайте вообразим, будто технолог-рекламщик хотел искренне прославить Победу и победителей. Допустим, он искренне старался привлечь наши сердца, а не кошельки. (Хотя если привлек сердце человека, то кошелек он раскрывает сам; помните Буратино?)

И вот этот технолог нашел фотографию, которая у всех нормальных людей вызывает горячий сердечный отклик, и хотел написать на ней «САМОЕ СВЯТОЕ». Но ему надо было передать эту мысль с максимальной силой – и вместо «самое святое» он написал «ДОРОЖЕ ДЕНЕГ».

Может, в своем кругу этот технолог считается гением, но…

Владимир Владимирович, надеюсь, вы поймете меня и согласитесь: для заказчиков этого плаката бог – деньги. И когда они от чистого сердца хотят сказать, что нечто выше Бога, у них получается «дороже денег».

Они хотели к нашим сердцам отмычку подобрать, а раскрыли свое. Принесли мышку.

Часто думаю о вас, Владимир Владимирович. Многие (и таких все больше) считают, что вами руководят мстительность, жадность, жестокость. Но большинство (миллионы) продолжает верить, будто вами руководит любовь к народу (не шучу). Казалось бы: небо и земля. А как задумаешься – какая разница?

Допустим, вы от чистого сердца отменяете выборы губернаторов, отменяете льготы, референдум… Допустим, что вы при этом чувствуете в себе любовь к народу. Но для людей это мышки. Люди приходят в ужас (некоторые даже взвизгивают).

…Ради справедливости пытаешься иногда встать на другую сторону, на кошкину. Может, когда жена визжит при виде подаренной мышки, наша кошка считает, будто это аплодисменты, переходящие в овацию. Она прыгает на колени, мурлычет свое послание – слушать так приятно…

Мы ее не выбирали, нам ее подкинули. Но раз прижилась – теперь пожизненно. Она стала нахалкой – требует еды, грязными лапами лезет на кровать; плодит котят, всех надо пристроить в хорошие руки; она небось думает, будто мы у нее на службе.

На улице их еще много, мы их подкармливаем, они очень ласковые. Вообще кошки, которые мечтают стать домашними, очень ласковые. Наша к ним выходит, то да се (очень дружелюбно), но если кто-то из дворовых сунется к двери: мол, твой срок закончился, теперь моя очередь, – у-у-у! шипит, плюется, бьет лапой (когтями), а потом – к нам, мур-мур, лапки мяконькие (коготков будто и нету). Утром просыпаешься – очередная мышка.

Включаешь радио – и еще одна. Включаешь телевизор – еще десяток.

Все от чистого сердца.

Хотелось бы знать, Владимир Владимирович, что вы об этом думаете.

1 августа 2005

№ 43 По уши в волне

Владимир Владимирович, соскучились? Не бойтесь, я о вас не забыл. Просто давно обещал вас порадовать (нельзя же все время огорчать), но никак не мог найти – чем. А тут 1 сентября, дети-школа, годовщина Беслана, и вспомнилось, как однажды в темный и морозный зимний вечер…

Но сперва хочу спросить: как ваши нервы? Успокоились ли вы? Надеюсь, да – ведь с первого июня (со Дня защиты детей) прошло уже три с лишним месяца. А в тот день (1 июня) всех поразил министр внутренних дел. Черт ли его дернул или он сам придумал вас огорчить (за что?!), но речь его была беспощадна. Как серпом по вертикали.

– Россия переживает сейчас, – заявил министр Нургалиев, – третью после Гражданской и Великой Отечественной войн волну беспризорности. По самым приблизительным подсчетам, в стране более 700 тысяч детей-сирот, 2 миллиона неграмотных подростков, более 6 миллионов детей находятся в социально неблагоприятных условиях – не получают необходимого воспитания и образования. Около 4 миллионов подростков употребляют наркотики. 2 миллиона ежегодно подвергаются различным видам насилия…

Все это, конечно, правда (и не вся), но министр, прежде чем говорить правду, должен был бы подумать о вас.

Помните, Владимир Владимирович, вы 14 января 2002-го приказали «принять незамедлительные меры по решению проблем детской беспризорности». Спустя три с половиной года заявление министра означает, что слова ваши (президентские) – пустой звук.

«Третья волна»! – и как это милицейский генерал придумал такое изящное выражение? Но выходит, Первая мировая война не дала волны. И Отечественная война 1812 года тоже. Потери были огромные, но сироты не оказались на улице.

А нынешняя «волна» – это что, цунами? Где-то земля треснула? Или – результат политики?

Взгляните: благотворное руководство, предотвращен распад страны, налажен порядок, построены вертикаль и губернаторы, побеждены три олигарха (двое бежали), льготы монетизированы – все это на благо народа, правда?

Во всяком случае, ТВ говорит, что все это ради государства. Это что ж такое? Власть изо всех сил старается, а люди продолжают умирать, а беспризорников все больше. Скажем, за то время, пока побеждали Ходорковского, беспризорников стало на миллион больше. Это же странно.

Растут цены на нефть и число беспризорников. Хотелось бы понять, как это связано?

Во времена ваших предшественников (Ленина, Сталина) людей губили ради идеи, бескорыстно. А теперь?..

Простите, сбился. Забыл, что обещал порадовать. Начинаю.

Вам будет приятно узнать, как хорошо работает ваша охрана. Вы пролетаете по Рублево-Успенскому шоссе и даже не подозреваете… – там вся природа (лес, полянки) насыщены заботой о вас.

Вам с вершины вертикали не видны мелочи быта… Однажды в темный и морозный зимний вечер ребенок захотел писать. Где-то в районе Барвихи он сказал, что ему невтерпеж. Я остановился на обочине, мальчик шагнул в кусты… Дети, Владимир Владимирович, писают быстро; некоторые взрослые даже завидуют. Но он еще и не начал (зима, много одежек), как притормозила рядом машина, осветила фарами; из лесу, из-за кустов вышли какие-то мужики – кто их знает, дровосеки, что ли…

Какой-нибудь иностранец подумал бы, что полиция хотела нам помочь: мало ли, что у людей может случиться в дороге. Нет. Подъехавшие ничего не спросили, участия не проявили – просто зафиксировали машину: марку, номер. Они беспокоились не за нас, а за вас.

Они охраняют вас даже там, где вас нет. А нас не охраняют даже там, где мы есть.

На ближайшем посту ГАИ нас тормознули, долго проверяли документы, а потом:

– Зачем останавливались?

Я смущенно объяснил. Последовал новый вопрос:

– А в штаны он не умеет?

Даже жалко офицеров иногда. Сами-то они, наверное, умеют и хотели бы нас научить.

…Как вы понимаете – мой сын не беспризорник. Но за ним государство присмотрело; примерно шесть-семь вооруженных людей…

А где-нибудь на шоссе Энтузиастов несколько мужиков могли бы даже покакать, и никакие машины не подъезжали бы, и некие люди в форме ГАИ не интересовались бы, что там осталось на обочине – не заминировали ли?

Обидно. Обидно за вас. Мне кажется, что за минувшие годы мой сын стал меньше вас любить. Осенью 2000-го (вы всего полгода были президентом) – если нас останавливали, чтобы пропустить ваш кортеж, – сын хватал российский флажок и тащил меня из машины – махать (он видел по телевизору, как вам махали миллионы в Северной Корее, и хотел, чтобы и дома вам было хорошо). А теперь махать он совсем не хочет.

Да теперь не очень-то и получится. Недавно на Рублевке загнали меня в какой-то карман… Чтобы вас пропустить, нас сгоняют с трассы в любые проулки. Ждал, ждал – захотелось поглядеть, далеко ли огни вашей кавалькады? Не успел вылезти – окрик:

– Вернись в машину!

Это, конечно, оскорбительно и противно. Ты не в армии, не в тюрьме, а тебе не только ехать не дают, но даже из машины выйти запрещают.

Но благодаря этому случаю я догадался, зачем древние египтяне и прочие подданные деспотов падали ниц при приближении владыки. Это не от восхищения. Это совсем другое. Когда все лежат ниц, тогда охрана видит спины, зады, затылки – и любой, кто попытается встать, будет сразу виден, и его легко застрелить (мало ли зачем он встает; что у него на уме?).

А представьте – демократическая толпа, все толкаются, идут куда хотят, машут руками – поди отгадай, кто выстрелит. Жертвами этого демократического хаоса пали братья Кеннеди, папа римский, президент Рейган (двое последних выжили, но это же случай).

Пока все мы закрыты в машинах, пока все мы одинаковые, охране очень удобно.

После Беслана охрану поставили у каждой школы. Еще сотни тысяч умных и сильных мужчин выдернуты из производства, посажены на стулья у входа. (А если они хилые и глупые – то какая ж из них охрана?)

Охрана у каждой школы, но стало ли нам спокойнее за детей по сравнению с теми временами, когда не было охраны?

Помните, совсем недавно, всего несколько лет назад, чеченцы были, арабы были, даже международные террористические организации были, а терактов в России не было. Чем-то мы их приманили.

Во всех школах поспешно поставлены решетки на окнах. Защищают ли они от террористов? (В Беслане, к слову, спаслись только те, кто смог выпрыгнуть в окно. Были бы решетки – не выпрыгнули бы.) Защитить тела детей решетками на окнах невозможно. А души детские, конечно, уродуются. Они сидят за решетками. Это значит, что либо они арестанты, либо мир за окном жестокий, смертельно опасный.

Всем родителям велено купить «памятку» за 20 рублей. Там написано, как прятаться, как себя вести ребенку, если он попал в заложники (если вы своим дочкам купили, то, наверное, читали). Как входить в лифт, в подъезд, как оглядываться на улице. То ли это инструкция нелегалу, то ли партизану на оккупированной территории.

Если бы «памятка» помогала – это было бы счастье. И недорого. Но ведь не поможет. Мы платим еще один, абсолютно бессмысленный налог за безопасность, но не получаем ее. Опасность создали непродуманные действия власти, бездарность силовиков. Вы бы и платили. А платим мы. 17 миллионов школьников по 20 рублей = 340 миллионов; кто-то опять заработал, изображая заботу о безопасности наших детей.

И никто не спросил: а что происходит с детьми, если в дверях школы мужик в камуфляже, на окнах решетки, а в обязательную программу включен учебник, где подробно описаны три способа ползать? «Необходимо лечь плотно на землю, подтянуть правую (левую) ногу и одновременно вытянуть левую (правую) руку как можно дальше вперед. Затем, отталкиваясь согнутой ногой, передвинуть тело вперед и подтянуть другую ногу, вытянув другую руку как можно дальше вперед, продолжая таким образом непрерывное движение. При этом нельзя поднимать голову (продолжая наблюдение) и подставлять под обстрел тазобедренную часть тела». Вот так и получаются толстые тупые учебники, если тратить 22 буквы там, где достаточно четырех или трех (зад).

Собрали с нас (с родителей) по 250 рублей «на театр». Это старый добрый советский культпоход. Школа заказывает в театре сотню-другую билетов, и дети с учителями едут на автобусе…

Приносит деньги обратно. Что случилось – артисты заболели? театр сгорел? Нет, надо, чтобы каждый экскурсионный автобус с детьми сопровождала машина ГАИ. А гаишников свободных нет; все стерегут вашу трассу.

Ежедневный автобус, который детей в школу (сельскую) и из школы возит, сопровождать не надо, а экскурсионный надо – такой теперь закон! – объясняет мне третьеклассник.

Вот, значит, какие результаты борьбы с чеченским сепаратизмом. В столице России в воскресный день дети в театр не могут пойти. Вы ж не предвидели таких последствий.

Если бы вы были ребенок – тогда все это было бы детской неожиданностью; неприятно, но – какой спрос? Но вы же не ребенок. Вы же разведчик, вас учили анализировать и делать выводы, прогнозы.

…Погибших детей Беслана можно списать на международный терроризм. А сотни тысяч погибающих беспризорников – на кого? Помните свою встречу с женщинами (в канун 8 Марта 2002-го). Вы им сказали, что «сегодня страна переживает третью волну беспризорности после Гражданской и Второй мировой войн».

«Третья волна»! – где-то мы недавно слышали это изящное выражение? Ах да! – от милиционера. Это что же – министр берет вашу старую речь и выступает, как со своей?

Нургалиев добавил: «Средний возраст начала употребления наркотиков снизился с 17 до 11 лет». Средний возраст – 11! Но если есть 15-летние начинающие, то, значит, есть и 7-летние. Похоже, Владимир Владимирович, это произошло с тех пор, как вы создали для Черкесова и 40 тысяч его подчиненных гигантскую кормушку – министерство по наркотикам. Какой неожиданный результат.

Какая долгая волна, Владимир Владимирович. И не спадает. Нефть за это время подорожала почти вчетверо. Может, это и отвлекает.

На Рублевке, на Кутузовском, на Новом Арбате, на Большом Каменном мосту, на Кремлевской набережной, на Ленинском проспекте вы ежедневно создаете огромные пробки.

В пробках есть и дети, их везут в школу, детский сад. Малыши не умеют долго терпеть. Мучения ребенка, дикая нервотрепка для отца или матери, а куда деваться?

…Может, где-то это иначе. Но у нас ребенок, родившись, попадает в пробку, состоящую из плохо отрегулированных взрослых. Моторы ревут, извергают клубы агрессии, злобы, глупости, жадности… Грудной таращит глаза: что это за мир?

А к девяти годам – где это сияние глаз, где улыбка, излучающая чистую радость? Он уже циник, обманщик, лодырь. И плохие взрослые продолжают калечить этого, каждый день вынуждая его врать изощреннее. А хорошие взрослые гордятся собой: «Ах, я так люблю маленьких!» И рожают еще, как богатый водитель, разбив машину, обзаводится новой.

14 сентября 2005

№ 44 Было наше – стало ваше

Сказка ложь, да в ней намек! – добрым молодцам урок

Владимир Владимирович, ходите ли вы в Библиотеку Ленина? Если нет, то, может быть, вам будет интересно…

Опаздываю как-то раз в театр (Москва, вечер, пробки страшные) – думаю: брошу-ка машину, доеду на метро. Сворачиваю к Библиотеке Ленина – вдоль ее фасада на Воздвиженке огромная парковка, авось хоть одно место найдется.

Вижу – мест полно, но – шлагбаум, а раньше не было. Чертыхнулся (или, может, матернулся, не помню), значит, и эта теперь платная. Но капризничать некогда, придется платить. Уперся в шлагбаум, а он не открывается. Парковщик подходит:

– Пропуск есть?

– Какой пропуск?

– Служебный.

– А это что – думская парковка? (Там, Владимир Владимирович, Дума недалеко.)

– Нет. Это теперь парковка Управления делами президента.

Ни фига себе! Я задумался: тьфу, так вас и разэтак (в данном случае ругался я не на вас, а на темные силы). И тут заметил, что в сердцах плюнул на асфальт стоянки Управления делами.

Оказывается, и я плююсь, когда задумываюсь о своем, точнее, о том, что было нашим – стало вашим.

Ладно, думаю, в театр как-нибудь в другой раз. Пошел в библиотеку.

– Здравствуйте.

– Здравствуйте.

– Это библиотека?

– Да.

– Все еще библиотека?

– А с вами все в порядке, молодой человек? (Там очень пожилые люди работают, Владимир Владимирович, я для них еще молод.)

– Нет, вы все-таки ответьте.

– Ну да, библиотека.

Эх, думаю, была не была. Вошел в читальный зал, собрался с духом и, ужасно нарушая столетние порядки, крикнул:

– Внимание! Сотрудники Управления делами Президента, срочно на выход!

Верите ли, Владимир Владимирович, никто не шелохнулся. Это ж не Лазурный берег, не пляж, не ресторан. Головы читатели, конечно, подняли, но никто не вскочил. Да и по лицам сразу было видно, что к вашим они никак не относятся; глаза другие.

Владимир Владимирович, Управление вашими делами (далее УД), как вы знаете, мультимиллиардер. Даже непонятно, почему вас нету в списке «Форбса». Уверен, вы бы потеснили Абрамовича; напрасно он занимает первую строчку.

Вы ответите, что все это – ваше временно. Мол, покуда вы президент… Но и мы все тут временно. И любой олигарх – временный владелец своих богатств. С собой ничего не возьмешь. И не только на тот свет, но даже и в камеру.

Глядишь на суету ваших наследников, и – никаких иллюзий. Возможно, когда-нибудь все это перестанет быть вашим, но нашим не станет никогда.

Вам принадлежат санатории, гостиницы, роскошные здания за границей – короче, все, что раньше принадлежало ЦК КПСС и Совету министров СССР. В самых лучших местах Родины расположены дачи, где ваши чиновники живут за 100 долларов в месяц, а с бизнесменов за точно такую же берут по 5 и более тысяч. Вот, значит, какова рыночная цена. И значит, ваши платят меньше 2 %, что особенно им приятно в дни реформы ЖКХ.

Это ваше УД очень жадное. То кинотеатр на площади Маяковского захватит, то еще чего-нибудь. Расползается по карте Москвы, как пятно по промокашке. Шагу не ступишь.

А вдруг они – оборотни?! Насчет некоторых нет сомнений. Но ведь мы это узнаем, только если их арестуют. Кого арестуют – тот и оборотень. Но он же им был до ареста, как мы догадывались.

Называется оно Управление вашими делами, а получается – нашими. Дворцы, ладно, пусть будут ваши, нам все равно не по карману их содержать. Но леса, луга, реки, улицы, площади…

Не подумайте, Владимир Владимирович, что я преувеличиваю. Вам небось кажется, что захватываются только леса и реки. Но ваш управляющий (Кожин) в интервью «Известиям» был ужасно откровенен: «Наша позиция однозначная: все, что прилегает к Кремлю, – зона наших интересов. В первую очередь это Александровский сад, Васильевский спуск, с другой стороны – дом Пашкова и другие…»

Жуть, правда? И ведь о многом мы не знаем; процесс идет шито-крыто. Начинается земля, как известно, от Кремля (писал поэт). А где кончается?

Все больше захватывают ваши. Все больше зданий, чиновников, объектов и территорий нуждается в охране. Значит, все больше охранников. И значит, они все хуже.

Это как с футболом. В сборной 11 игроков, и это лучшие. А если бы их стало 11 тысяч, то ясно, что в среднем они стали бы гораздо хуже.

А нравственность охраны? ее боевой дух? Охранять дворцы, а потом ночевать в каморке – что они думают? Любят ли вас защитники ваших территорий? Чувствуют ли они себя защитниками Родины?

На стоянке возле Библиотеки Ленина машины ставили кто хотел, было б место свободное. Теперь – только ваши слуги. Слуг все больше – нас все меньше. Если нас совсем не станет, то откуда брать охранников? Из Китая?

Но если нас не станет – тогда вроде и охрана не нужна. Если нас нет – от кого охранять?

Какая-то нехорошая сказка стала былью.

Помните хорошие сказки? Глупый, злой король; глупые, злые, жадные министры; тупая, жадная стража; покорный, замученный народ… А потом что-то случается – бац! – и рушится все это, все, что вытягивалось по струнке, все, что вытягивали, натягивали, вертикалили.

И сразу – солнце, радость, свобода, а от дракона даже чешуи не осталось.

Сказка ложь, да в ней намек! – добрым молодцам урок. Так кончается сказка Пушкина «Золотой петушок». Ужасная сказка, где…

Три вещи занимают иногда воображение:

1. Добрым молодцам урок. А недобрым? Не урок? Или им не впрок?

2. Почему в темя, а не туда, куда полагается клевать петушку?

3. Где была охрана? Столбняк на нее напал, что ли? Или – если кара приходит сверху – они бессильны?

26 сентября 2005

№ 45 Минное поле

Владимир Владимирович, вы, сидя в Кремле, без малого три часа говорили «халва-халва-халва»[53]. У многих, наверное, во рту стало сладко.

Народ очень удобный. У Кашпировского перед телевизором раскачивались: считали, что лечатся. Теперь перед вами сидят – думают, что богатеют.

Впечатление вы произвели отличное: крепкий, умеющий запоминать много цифр, – нет сомнений, вас хватит еще на три-четыре срока.

Несмотря на обилие конкретных процентов и чисел (в основном рублевых), ваши ответы звучат уклончиво. Вас спросили: останетесь ли вы на третий срок? Вы ответили:

– Я свою задачу в этом смысле вижу не в том, чтобы вечно сидеть в Кремле и чтобы, знаете, на экранах телевизоров и по первой, и по второй, и по третьей программам все время показывали одну и ту же физиономию… Я свою задачу вижу в том, чтобы создать условия для развития страны на длительную перспективу, с тем чтобы к руководству страной пришли молодые, грамотные, эффективные управленцы. Поэтому никаких резких изменений в законодательство, прежде всего в Конституцию Российской Федерации, вносить считаю нецелесообразным. Ну а что касается меня лично, то, как военные люди говорят, я свое место в строю найду.

Владимир Владимирович, вас спросили про 2008 год. А вы отвечаете насчет «вечно». Не ясно, сколько лет вы собираетесь «создавать условия для развития на длительную перспективу».

Вы вроде бы обещаете не вносить резких изменений в Конституцию. Похоже, что нерезкие будут. Кто определит степень резкости?

«Свое место в строю найду», – говорите вы. Еще не нашли? Или не хотите раньше времени раскрывать карты? После успешного руководства Россией надо идти на повышение, возглавить что-то более мощное. «Газпром»?

Если вы не остаетесь на третий срок – кто ваш преемник? Если он есть – хорошо бы нам узнать его сейчас, присмотреться к нему за оставшиеся два года. Если такого нет – значит, за шесть лет президентства около вас так и не появилось достойного…

Вас спросили про Чечню. Вы ответили, что возлагаете надежды на предстоящие там выборы. О том, что там продолжается война, что ежедневно гибнут наши солдаты и офицеры, – ни слова. За последние годы там было много выборов. Что толку?

Вас спросили о беспризорниках. Вы сказали:

– У нас существует программа решения этого вопроса, будут выделяться соответствующие средства и ресурсы, в том числе на укрепление приемных семей, хотя здесь у меня очень много вопросов и по укреплению института по усыновлению, укреплению детских домов. Все это планируется, и мы, конечно, это будем делать.

Что «это» вы будете делать? «Укрепление детских домов» – очень выгодно для чиновников. На каждого сироту государство выделяет много денег. Чем больше сирот – тем больше можно украсть. Поэтому воры изо всех сил препятствуют усыновлению.

Укрепление детских домов исключает «укрепление приемных семей».

Вся страна гудела из-за гибели в Америке двух усыновленных детей из России. Усыновление иностранцами российских детей практически остановлено. Там погибли двое из ста тысяч. У нас гибнет чуть ли не каждый десятый сирота. Тысячекратная разница вас не смущает?

Вы не сказали, где Басаев. Вы не сказали, почему не уволены те, кто уже десять лет (считая с Буденновска) не может поймать Басаева. Неужели из миллиона задавших вопрос никто об этом не спросил?

Неужели вас не спросили: считаете ли вы, что в России нет людей умнее и честнее, чем нынешние министры? А если такие есть – почему они не министры?

Вы сидите в Кремле. Люди стоят на площади. Толпы людей с непокрытыми головами (спасибо, что не в декабре, как в прошлые разы). Зачем они стоят часами? Зачем стоят десятки людей, хотя известно, что вопрос разрешат задать кому-то одному?

Для вас люди – как минное поле. Или вам показывают его в стереотрубу (Первый и «Россия»), а ее легко направить в приятную сторону. Или – впереди саперы с металлоискателями – всех прозванивают, просвечивают, ощупывают и обнюхивают (собаками).

Иногда ваша замученная охраной жизнь даже вызывает сочувствие. Бесконечная езда по заграницам, встречи с канцлерами и президентами – такая скука, а тут еще народ. Но…

У короля много забот, но самая тяжкая из них – это обязанность всех выслушивать и всем отвечать. Это, Владимир Владимирович, говорил Дон Кихот Санчо Пансе (чтобы тот не очень стремился к высоким должностям).