Пазл Варго Александр
В полумраке, под взором черно-белого Николая Чудотворца, Таня показалась самой себе грязной, перепачканной темно-желтым фонарным лаком. Захотелось принять душ и смыть с себя не только дурные мысли, но и слипшуюся на складках живота сперму Сергея.
Она вышла в коридор. Ванная находилась прямо по курсу, но до нее была еще густая тьма, не разбавленная даже фонарем.
Она бросила опасливый взгляд на Сергея, и он подбадривающе хрюкнул во сне. Сделав глубокий вдох, девушка пошла вперед, рассекая собой неожиданно густой мрак. Шаг, второй, третий. Сейчас будет дверь в спальню и выключатель за косяком. Она протянула руку, чтобы нажать на кнопку раньше, чем ноги донесут ее до спальни. Но пальцы скользили по рыхлым обоям, до спальни было еще далеко. Таня ускорила шаг, ей хотелось обернуться, посмотреть на мирно спящего Сережу, убедиться, что никто не преследует ее, но она не обернулась, боясь убедиться в обратном. Дверь в ванную белела перед ней, но не приближалась, коридор тянулся бесконечной кишкой. Таня автоматически сложила пальцы и перекрестилась. Слева возникла дверь в спальню, и девушка, облегченно скользнув внутрь, клацнула выключателем. Из грязного плафона под потолком полился ровный свет. Таня почему-то подумала, что религия и электричество – это то, что стоит на пути существ из-под кровати, то, что мешает им выковыряться наружу и убить всех, кто есть в доме.
Спальня Сережиной бабушки была обжита не больше, чем зал. Диван с матрасом и пустой сервант – вот и вся меблировка. Из-под немытого стекла серванта смотрела иконка с Иисусом, но не было ни фарфоровых тарелочек, ни деревянных шкатулок с полудрагоценными камнями и пластмассовыми бусами, ни вышитых скатертей, ни мраморных слоников, мал мала меньше. Короче, ничего того, что должно быть в квартире среднестатистической бабушки.
«Неужели все уже вынесли, выбросили, продали?» – подумала Таня, которая вообще хорошо относилась к пожилым людям и очень скучала по своей умершей пять лет тому бабке, которая готовила самые вкусные пироги на свете. Вряд ли бабушка Сережи готовила ему такие, учитывая состояние ее квартиры.
Оставив свет включенным, девушка вернулась в коридор и в три шага достигла ванной. Свет здесь был очень ярким, успокаивающим. Запершись от внешних комнат, Таня будто бы совсем покинула «сталинку», по крайней мере на душе стало легко, и мысли пришли нормальные: про Сергея, про дальнейшие с ним отношения. Ведь она до сих пор не знала, как он к ней относится. С таких, как Сережа, все надо тянуть щипцами. Про любовь, про брак. В одном она была уверена: перед тем как заселяться сюда, нужно купить мебель и пригласить священника.
Сняв Сережину футболку, Таня придирчиво рассмотрела себя в зеркале. От выпитой водки щеки ее раскраснелись, губы припухли от поцелуев, прическа-каре растрепалась. Послав отражению воздушный поцелуй, она включила душ и тщательно промыла ванну. Здесь было чище, чем можно было бы представить, но она опасалась, что на чугунных стенках остались отпечатки пальцев покойной старухи.
Стоя под душем и натирая себя худощавым бруском земляничного мыла, Таня тихонько пела под нос: «Я тебя любя искусаю в кровь, никаких следов на утро не отыщешь».
Вода согревала и расслабляла, казалось, выветрившийся хмель вернулся и закружил голову.
Дверь ванной ни с того ни с сего начала открываться, издавая при этом режущий ухо скрип. Недовольно поморщившись, Таня оторвалась от приятного занятия, спустила одну ногу на пол и потянулась к ручке. Дверь к тому времени открылась наполовину, и в проеме показались коридор и зала в конце. Кровать стояла точно напротив ванной, и Таня увидела спящего Сережу, а на его груди возвышалось что-то темное. Она решила, что это подушка, но это «что-то» вдруг зашевелилось, и челюсть девушки невольно поползла вниз. Прямо на Сереже сидело некое существо размером с ротвейлера. В льющемся из спальни свете было отчетливо видно, что оно плотно прижало свою морду к лицу спящего парня. А может быть, и не спящего уже. Душ, звякнув, выпал из Таниных рук.
Существо молниеносно повернуло голову, и в полумраке вспыхнули два красных уголька глаз.
Будто ледяная глыба выросла в груди девушки, мешая дышать, кричать, думать. Она просто смотрела на то, что смотрело на нее, а потом на то, что спрыгнуло с Сережи и понеслось к ней со скоростью гончего пса. Лишь когда существо пересекло половину коридора, Таня опомнилась и сама не своя от ужаса захлопнула дверь, потом попыталась задвинуть защелку, но пальцы ее не слушались. Что-то тяжелое врезалось в деревянную панель с обратной стороны, и она тоненько заверещала: первый звук после спетой под душем песенки, который вырвался с ее губ. Старая защелка никак не желала сдвигаться с места и резала пальцы. По дверям ударили, а вернее, прочертили. Как граблями. Или как когтями.
Тане таки удалось повернуть защелку, и дверь закрылась. Понимая, что радоваться рано, она прыгнула в ванну и встала, прижавшись спиной к кафелю, не замечая, что горячая вода из душа все еще хлещет по ее голени. Все ее внимание занимала дверь.
«Что это было? – лихорадочно соображала она. – В дом забралась собака? Но как, квартира же на третьем этаже? Может быть, это какой-то розыгрыш? Может быть, Сережа решил подшутить надо мной?»
Она заставила себя пошевелиться, выключила воду и прислушалась. В «сталинке» было тихо. Ни лая собаки, ни хихиканья шутника Сережи. Только стук сердца и удары капель по чугуну, только нарастающий свист, негромкий, но настойчивый, поначалу почти ультразвуковой, а теперь явственно ощутимый, близкий.
Волосы на голове Тани встали дыбом, когда она поняла, что что-то происходит, и происходит не в коридоре, за запертыми дверями, а внутри, рядом с ней. Она впечатала себя в стену и остекленевшими глазами смотрела в угол, под раковину, туда, откуда доносился свист.
Свист перешел в шипение, потом в неожиданный, заставивший ее подскочить звук «пшшш!», резко оборвавшийся, и под раковиной появилось то самое существо. Оно возникло из ниоткуда, просто материализовалось в воздухе. Только что там была лишь паутина и облупившийся кафель, а теперь сидело, сгорбившись, нечто росточком в метр, покрытое с ног до головы серебристой шерстью. И не успела Таня заорать, как существо вдруг заговорило:
– Тише, внучка, тише! Разбудишь Сережу, он тебя за дурную примет и разлюбит. Дурных никто не любит.
Это было не рычание, не вой, не то, что по идее должен производить материализовавшийся посреди ночи незваный гость. Обычный человеческий голос, причем женский, причем старческий. Тут Таня заметила своими обезумевшими глазами, что гость (гостья) вовсе не покрыта шерстью, что это волосы, свисающие с его (ее) головы, и они не серебристые, а седые. Существо откинуло назад длинные локоны, освободив лицо. Перед Таней сидела обычная старуха, разве что крошечная и появившаяся совершенно ненормальным способом. В облике старухи не было ничего жуткого, напротив, ее вид вызывал странное чувство жалости. На ней ничего не было надето, и она волосами пыталась скрыть одряхлевшую наготу. При метровом росте старуха не казалась лилипутом, в том смысле, что тело ее было пропорциональным, обычным, не считая одутловатых щек, не соответствующих общей худобе. Кожа на ее руках и ногах была мокрая и розовая, а вот лицо покрывал нездоровый серый румянец, словно женщина была сильно больна. Таня наконец поняла, на кого похожа гостья: на пожилых алкоголичек, вот на кого. Только те повыше, и если и появляются из ниоткуда, то исключительно в своих горячечных видениях.
Впрочем, говорила гостья трезво, а на Таню смотрела просящими светло-голубыми (а не красными, как померещилось сначала) глазами.
– Вы кто? – ошарашенно спросила девушка.
– Ты меня не боись, внучка, – произнесла бабушка, не двигаясь с места, – надень вон внукову футболку, а то холодно здесь.
Таня автоматически потянулась к футболке, быстро надела ее на себя, стараясь не упускать старуху из виду.
«Внукову футболку», – повторила она про себя и все поняла. Понимание это ее, как ни странно, успокоило.
– Вы – Сережина бабушка? – спросила она.
– Она самая, – закивала старушка.
– Вы – привидение?
Гостья поглядела на свои руки, на спутанные волосы и пожала плечами:
– Не знаю. Кто я теперь, мне не сказали.
– Вы живете здесь?
– Я не живу, – грустно ответила старуха, – я нахожусь. Уйти мне надо, а я не могу.
Таня переступила с ноги на ногу внутри ванны и с тревогой спросила:
– Что вы сделали с Сережей?
– Ничего! – искренне удивилась старуха. – Я бы ему ничего не сделала! Он спит просто, можешь пойти убедиться. Он единственный заботился обо мне раньше. Дочь-то меня знать не желала. Пьянью называла. Стеснялась меня. А он нет-нет да и хлебушка принесет, молочка. А то и чекушечку. Сядем с ним, бывало, самогоночки выпьем и за жизнь говорить начнем.
Слушая ее, Таня поняла, почему квартира не похожа на обычные старушечьи квартиры. При жизни Сережина бабка была алкоголичкой, и ей, видимо, было не до вышивания и слоников. Страх окончательно покинул Таню, а его место заняла печаль. Жалость к этой женщине с одутловатым лицом, которая сама разрушила себя и даже после смерти не смогла обрести покой, потому что не сказали, кто она и куда ей идти.
– Вы что, целовали спящего Сережу? – спросила Таня, и в груди у нее защемило от грусти.
– Не совсем, – вздохнула бабка. – Если расскажу, ты испугаешься и бросишь его. А он тебя любит. Он, знаешь, как на тебя смотрит!
– Я тоже его люблю! – выпалила Таня, хотя никогда не задумывалась, любит она Сережу или нет. – Расскажите мне!
Старуха опустила свои почти прозрачные глаза и виновато произнесла:
– Я ж, внучка, пила раньше немерено. И теперь выпить хочу. Душа горит, как хочу! Страшнее адских мук это, понимаешь?
– Я куплю! – не задумываясь, воскликнула Таня.
– Купишь, – благодарно улыбнулась старуха и добавила с какой-то тоской: – Только чем же я пить ее буду, она же здесь, окаянная, а я не здесь.
Таня кивнула с ужасом, но не с тем, что возникает при виде неожиданных зомби, а с тем, что пронзает вас, когда вы сталкиваетесь с опустившимся до самого дна человеком. Брошенным, никому не нужным.
– Простите, – зачем-то сказала она.
– Ты прости, что я тебя напугала. Я не хотела, чтобы ты увидела меня. Завтра просто сорок дней, как меня нет, а никто и не помянет. И Господь меня не заметит. И не скажет, кто я теперь.
– Мы вас помянем, – пообещала Таня искренне, – и в церковь сходим, свечечку за вас поставим.
Старуха посмотрела на девушку полными боли и слез глазами.
– Иди, – прошептала она, – спи и ничего не бойся. Завтра я куда-нибудь уйду. Не знаю куда, но знаю, что именно завтра.
Таня вылезла из ванны, подошла к несчастной старухе, желая хоть как-то утешить ее, и сказала:
– Все будет хорошо. Обещаю.
Она впервые обещала что-либо привидению и понимала, как глупо это звучит, но слова сами сорвались с ее губ.
– Ты хорошая, – произнесла старуха, – надеюсь, Сережа тебя не обидит.
Сказав это, гостья стала таять в воздухе так же стремительно, как и появилась здесь. Сперва зазвучало шипение, потом утихающий свист. Перед тем как окончательно пропасть, она попросила:
– Можешь убрать иконы со стен, а то от них жар еще сильнее. Глядят на меня святые и видят, какая я грешница. Больно…
Таня не спеша покинула ванную. В «сталинке» было тихо, только еле слышно похрапывал Сергей. Коридор больше не казался ей мрачным, и она подумала, что нашла парня с неплохой жилплощадью. Небольшой ремонт – и квартира засияет. Чувствуя себя как дома, она зашла в спальню, взяла с полки икону с Иисусом и, подумав, засунула ее под матрас дивана. Потом сходила на кухню и сняла со стены потемневшую иконку со Святой Троицей. Спрятала ее за газовую печь и, шаркая бабушкиными тапочками, вернулась к Сереже. Она уже легла в кровать, когда вдруг вспомнила про газетную вырезку с Николаем Чудотворцем. Встала, нашла в желтом фонарном свете вырезку и сорвала с булавки. Поколебавшись, она скомкала бумажку в шарик и забросила под батарею. Невольно улыбаясь, она устроилась рядом с Сергеем и ощутила плечом его теплую, ровно дышащую спину.
«Все будет хорошо, – подумала Таня, засыпая. – Каждый имеет право быть замеченным, чтобы он ни делал в своей жизни раньше. Каждый имеет право на свечечку в церкви».
Она проснулась посреди ночи от чавкающих звуков. Старуха сидела на Сергее и пожирала его лицо. Голова парня была повернута в сторону, и на ней все казалось желтым: и текущая из глазницы густая масса, и вырванная щека с оголившимися резцами, и откушенный наполовину нос. Старуха оторвалась от своего кровожадного занятия и посмотрела на Таню красными глазами. Девушка даже не успела пошевелиться: лапа с четырьмя желтыми когтями, каждый размером с лезвие перочинного ножа, придавила ее к постели. Другая лапа сдернула одеяло. Таня попыталась крикнуть, но старуха стиснула ее губы, шершавый коготь скользнул между зубов и рассек язык. Рот наполнился соленым устричным вкусом. Обезумевшая Таня смотрела, как старуха тянет свою клешню к ее животу. Когти оставляли на коже глубокие порезы, и постель стала набухать красным.
Внезапно лапа превратилась в ужасающее подобие душа, когти и пальцы сплелись и приобрели металлический оттенок, из желтой плоти выплыл прикрытый стальной сеткой раструб.
– Ибо сказано! – прорычала старуха набитым ртом. – Не верь бесам лукавым, не верь бесам просящим, не верь бесам плачущим, не верь бесам, притаившимся в углу твоей спальни, смотрящим на тебя спящую, не верь бесам!
Из отверстий душа вырвались сотни сверкающих игл, и Таня почему-то подумала, что у нее не получится умереть так же быстро, как умер Сережа. В ушах снова и снова звучало непрожеванное: «Не верь, не верь, не верь!»
Максим Маскаль. Терминатор против Пиковой дамы
Сколько лет я не прикасался к картам? Десять? Пятнадцать? Как же давно это было. Беззаботное детство в маленьком шахтерском городке. Плакат с Брюсом Ли висит на стенке, тетрадки пылятся на полке, потому что каникулы, а коробка с вкладышами от жвачек спрятана под кроватью – это мое самое главное сокровище. Потом мы с пацанами будем играть на лавочке, и, если повезет, если моя правая ладонь будет ловко бить по ярким, вкусно пахнущим бумажкам, моя коллекция станет лучшей во дворе. Мне оставалось собрать всего три вкладыша из «Бомбибома», чтобы получился полный комплект. Шестьдесят квадратных картинок с автомобилями, которых мы никогда не видели на наших улицах. Насколько я помню, тогда в городке была всего одна иномарка. Красного цвета «БМВ» у Денискиного отца. Как же мы мечтали на нем прокатиться! А он никогда нам не разрешал. Тем летом я так и не смог собрать полную коллекцию, потому что ладонью, с которой до мяса содрана кожа, очень больно бить по лавочке. Я пробовал играть левой рукой, но почти всегда проигрывал.
– А у меня родаки на дачу уехали! Пойдемте ко мне? – предложил Борька.
– Пошли, а есть чего пожрать? – спросил вечно голодный Антоха.
– Найдем что-нибудь. Айда! – Борька спрыгнул с качелей.
Пару часов мы валяли дурака, а потом он предложил вызвать Пиковую даму.
– Мне сеструха рассказывала, когда приезжала из Красноярска. Они там с соседками вызывали в общаге. Пиковая дама пришла и чуть их не убила. Высунула руки из зеркала, а девчонки словно загипнотизировались и не могут пошевелиться. Потом она стала одну из них душить и почти задушила, но тут моя сеструха очнулась, карту порвала, и Пиковая дама убежала. Давайте вызовем?
– Да ну, врет все твоя сеструха. Нет никакой Пиковой дамы, – заныл Антоха.
– Боишься? – подначил Борька.
– Чего я боюсь-то…
– Витька, давай с тобой вызовем, а то Антоха зассал, – повернулся Борька ко мне.
Я согласился: еще не хватало, чтобы меня обозвали зассанцем.
– А как?
– Мне, короче, сеструха все рассказала. Надо взять зеркало, нарисовать на нем красной губной помадой лестницу. Вверху черным фломастером точку сделать. Выключить свет и зажечь свечку. К зеркалу прислонить Пиковую даму и позвать ее. Тогда она спустится с лестницы, и, если она придет, можно загадать желание, любое, какое захочешь, она все исполнит.
– А если она злая придет? – спросил Антоха.
– Тогда она может из зеркала вылезти и нас задушить. Как только начнет руки тянуть, нужно быстро карту порвать, и она убежит. Ты лучше, Антоха, иди домой, если боишься, а то штаны намочишь.
– Сам ты штаны намочишь. Ничего я не боюсь, потому что нет никакой Пиковой дамы.
– Ну, я тебя предупредил.
– Пацаны, а какое желание загадаем? – спросил я.
– Если мы втроем вызывать будем, то и желание должно быть одно на всех. Вот если один вызываешь, то желание только твое. Так мне сеструха говорила. Но одному вызывать опасно. Если Пиковая дама придет злая и тебя загипнотизирует, то ты карту не сможешь порвать и она тебя задушит. У сеструхи в общаге одна девка вызывала, хотела себе велосипед загадать. Утром ее мертвой нашли, а во рту – карта Пиковой дамы, – перешел на шепот Борька.
Мне стало немного страшно, но отступать было поздно. Если даже Антоха не ушел, то мне тем более нельзя.
– А давайте загадаем ящик жвачки. «Бомбибома»! – бодрым голосом сказал я.
– Точно! Давайте! Борька, тащи зеркало и помаду! – Антоха тоже расхрабрился.
Мы нарисовали на зеркале лестницу и точку. Борька задвинул шторы, и комната погрузилась в темноту. Я чиркнул спичкой и зажег небольшую свечку в виде гномика. Мне показалось, что гномику тоже страшно: у него было какое-то грустное лицо с набежавшим на красный нос воском.
– Теперь ставь ее лицом к зеркалу, – протянул мне Борька карту.
– Что надо говорить? – спросил я его, прислонив Пиковую даму под лестницей.
– Пиковая дама приходи, и так три раза. Давайте все вместе.
– Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи!
– Надо ждать и смотреть на точку, – прошептал Борька, видно, тоже начиная бояться.
Мы ждали долго, не говоря ни слова. Неровный свет от свечи отражался в зеркале, и казалось, будто дама на карте шевелится. Гномик успел расплавиться почти до бровей, когда черная точка вдруг сдвинулась с места.
– Черт! Она спускается! – закричал Антоха.
У меня пересохло в горле. Я уставился на черную точку, опустившуюся еще на одну ступеньку нарисованной лестницы.
– Ребята, я боюсь. Давайте включим свет, – заныл Антоха.
– Вдруг она добрая? – как-то неуверенно сказал Борька.
Точка дошла до середины зеркала. Грудь сдавило от страха, и я бы кинулся бежать оттуда, но не мог пошевелиться. Кто-то схватил меня за руку, и я чуть было не заорал, но понял, что это Антоха.
– Я боюсь, я боюсь, – плаксиво причитал он, вцепившись в меня липкой от пота ладошкой.
Пиковая дама рывком спустилась еще на одну ступеньку, и тут где-то позади нас раздался грохот. Мы закричали и вскочили с пола. Борька задел гномика, и тот, ударившись об зеркало, повалил его. На мгновенье в комнате стало темно, а потом вспыхнул яркий свет.
– Это что вы тут устроили? – прикрикнул Борькин папа.
Я и Антоха бросились мимо него в коридор. В считаные секунды натянули ботинки и выскочили на улицу. По Антохиным штанам расползалось мокрое пятно.
Утром мы встретились с Борькой во дворе. У него были красные глаза. Видно, тоже не мог заснуть ночью. Я боялся, что Пиковая дама вылезет из зеркала в коридоре и придет меня душить. Но солнечным утром все страхи ушли, и мы начали бахвалиться друг перед другом.
– Эх, чуть-чуть не хватило, родаки все испортили, а то был бы у нас сейчас целый ящик жвачки, – размахивая руками, сказал Борька.
– Да! Что они так рано с дачи приехали? Ты видел, Антоха-то все штаны зассал, – ответил ему я.
– Трус, что с него взять. А мы с тобой потом вдвоем Пиковую даму вызовем, не надо будет с ним делиться.
– Точно!
– Пойдем в лапту сыграем?
– Пошли.
На поле к нам присоединился Вовка с соседнего двора. Родители у него часто летали в командировки, поэтому у Вовки всегда были новые вкладыши. Вот и сейчас он принялся ими хвастаться.
– Это от «Лазера», смотрите, какой танк. А это от новой жвачки, «Стар Трек». Это не просто вкладыш, а наклейка. Можно на портфель наклеить или на пенал. А вот еще от «Терминатора». Шварценеггер с пулеметом, такого ни у кого нет.
Терминатор меня впечатлил. По сравнению с ним мои «Бомбибомы» сильно проигрывали. Они продавались даже у нас в киоске, а «Терминаторы» наверняка только в больших городах.
– Давай сыграем? – сделав равнодушное лицо, предложил я. – Ставлю две «Турбы» против «Терминатора».
– Ага, размечтался. Да я его на все твои вкладыши не променяю. Говорю же, такого ни у кого нет, – пряча в карман Шварценеггера, заявил Вовка.
– Да кому он нужен, твой Терминатор – башка из чайника, – пытаясь скрыть обиду, ответил я.
Позже днем я проверил все киоски, где торговали жвачкой. Конечно, в нашей деревне никто про «Терминатора» и не слышал. За ужином я попробовал еще один способ.
– Мама, а когда нам тетя Аля посылку пришлет из Новосибирска?
– Какую посылку? Она же недавно присылала, рубашку тебе новую к школе подарила.
– Да что рубашку, их у меня полно. Попроси, чтобы она мне жвачку «Терминатор» прислала.
– Вы посмотрите на него, жвачку ему подавай! Тете Але больше делать нечего, как деньги на всякую ерунду тратить! Совсем уже! Ну-ка, доедай суп и марш из-за стола. Мне еще гречку перебирать надо, отцу кашу сварить.
Ничего эти взрослые не понимают, думал я в своей комнате. Вот на кой черт мне нужна эта рубашка? Что у меня, рубашек нет? На эти деньги можно было бы заказать тете Але, чтобы она штук двадцать «Терминаторов» купила, а то и больше. Вот бы Вовка обзавидовался, а то ходит гордый такой со своим Шварценеггером. Что же делать?
В пятницу вечером, когда родители ушли в гости, я снял в коридоре зеркало и отнес в свою комнату. Борьку звать не стал. Подумал, если обидится, подарю ему один вкладыш. У мамы на зеркале взял помаду, порывшись в шкафу, достал огарок свечи. А вот черный фломастер никак не мог найти и взял у мамы черный химический карандаш, которым она подводила глаза. Послюнявил его и нарисовал маленький кружок. Итак, все готово: зеркало с красной лестницей и черной точкой стоит у стенки на кровати, рядом на блюдце свечка. Я принес с кухни потрепанную колоду карт, которой папа иногда играл с друзьями в дурака, и вытащил оттуда Пиковую даму. Мне показалось, что карта улыбается. Хороший знак, подумал я, прислонив карту лицом к зеркалу. Затем выключил в комнате свет, задернул шторы и зажег свечку. Прикрыл дверь в коридор, где на всякий случай свет оставил.
– Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи, Пиковая дама, приходи! – прошептал я, уставившись на черную точку.
Сначала я хотел попросить у нее ровно сто жвачек с Терминатором, но потом решил – пусть будет еще одна для Борьки. Я сидел на кровати рядом с зеркалом и ждал. Сначала было страшно, но точка никак не хотела двигаться, поэтому бояться я даже устал.
– Ну, приходи же, – поторопил я Пиковую даму.
Точка неподвижно стояла на верхней ступеньке. Через некоторое время мне захотелось в туалет. Я немного потерпел, но все-таки покинул свой пост и вышел в коридор. При свете лампочки вся затея показалась глупой. Борька, поди, что-нибудь с фломастером придумал, вот нам и померещилось. Я вернулся в комнату, чтобы успеть все убрать к приходу родителей, и, подойдя к кровати, увидел, что свечка почти догорела. А где же точка? Ее не было!
Кружочек, который я нарисовал маминым карандашом, будто кто-то стер. Но в квартире, кроме меня, никого нет. Лишь присмотревшись, я заметил, что точка переместилась с верхней части зеркала в самый низ, остановившись напротив карты. Я тяжело выдохнул, и огонек свечки затрепыхался. И тогда из зеркала выскочила рука, которая крепко вцепилась в мою правую ладонь. Я закричал от ужаса и стал вырываться, но Пиковая дама держала крепко. Она тащила меня к себе. Я верещал во весь голос и пытался выдернуть ладонь из этой страшной лапы с черными ногтями, но бесполезно. Она затягивала меня все глубже и глубже в зеркало. Оттуда, из глубины, на меня смотрело ее злобно ухмыляющееся лицо. Она оказалась не уродливой или страшной, а даже красивой, но это была злая красота. Пиковая дама никогда не бывает доброй, внезапно понял я. Она не дарит велосипедов и жвачку, она затягивает детей в зеркало, душит и выбрасывает трупы обратно в наш мир. Моя правая рука уже по локоть вошла в зеркало, когда я вспомнил, что нужно разорвать карту. Где же она?! Отброшенная нашей борьбой карта лежала на краю кровати. Я дотянулся до нее и схватил. Но как ее порвать одной рукой?! Пробовал и так и так, но ничего не получалось. Тогда сунул карту в зубы и изо всех сил рванул. Зубы скользнули по глянцу, и мне удалось оторвать лишь уголок, где нарисованы пики.
Хватка Пиковой дамы ослабла. Ее губы, густо накрашенные красной помадой, скривились, словно от боли. Возможно, она даже закричала, но из зеркала не донеслось ни звука. Я снова вцепился в карту зубами, сумел оторвать еще один кусочек и принялся с удвоенной силой вырываться из ее ослабшей руки. Она пыталась удержать меня, но я все тащил и тащил руку из зеркала, до мяса разрывая ладонь, пока наконец не освободился. Наши взгляды встретились. Пиковая дама смотрела с такой яростью, что я застонал от страха и убежал.
Лишь поздней ночью родители нашли меня в гаражах. Я сидел возле фонарного столба в кружке света, размазывая по лицу слезы и кровь, и все твердил им про Пиковую даму, но они, конечно, не поверили мне, решили, что меня покусала собака. Ох, если бы это была собака. Пусть хоть сто собак.
Домой я зашел, крепко держа папу за руку, словно маленький. Но мне было все равно, что обо мне подумают. Я боялся, что она вылезла из зеркала и ждет меня. Но никого не было, даже зеркало висело на своем месте. Я решил, что его повесили родители, когда вернулись домой. Как же я ошибался. Пиковая дама сама умела заметать следы.
Почти неделю у меня была высокая температура. Я спал в зале у родителей, а в свою комнату ни разу не зашел. Папа принес мне оттуда книжки и игрушки, а я делал вид, что не могу встать из-за слабости. Наконец наступил день, когда температура спала.
– Слава богу, выздоровел, сынок, – улыбнулась мама.
– Сейчас отнесу постель в твою комнату, – подхватил отец.
Я боялся туда заходить, очень боялся, но пришлось. Днем я тщательно проверил шкаф, заглянул под кровать и унес в коридор маленькое зеркальце, которое лежало на полке. Пиковая дама не придет, успокаивал я себя. И верно – той ночью она не появилась. Пережив первую ночь, я поклялся больше не вызывать ее.
Кошмар начался на следующий день. К родителям в гости пришли Козловы. Я посидел на кухне за столом с гостями, потом заскучал и ушел к себе. Перебирая «Бомбибомы», мечтал, что скоро рука заживет, я выйду во двор, выиграю три недостающих вкладыша, и тогда с полной коллекцией мне и «Терминатор» будет не нужен. Мне захотелось пить, и я снова вернулся в кухню. Женщины ушли пить кофе в зал, а папа с Козловым играли в карты за кухонным столом. В карты! Но ведь в колоде не хватает одной. Я порвал Пиковую даму, когда боролся с ней. Я подошел к столу как раз в тот момент, когда папа выхватил из руки ту самую карту и припечатал пиковую десятку Козлова.
– А что вы скажете на это? – воскликнул папа.
– Нет, чтоб тебя. Ходи, – ответил Козлов.
Как такое возможно? Может, папа купил новую колоду? Но нет – я хорошо запомнил небольшое грязное пятнышко в углу карты. Это была именно она. Каким-то образом карта сумела восстановиться. Забыв про то, что хотел пить, я вернулся в комнату, попытавшись отбросить страшные мысли. Ведь это всего лишь карта. Наверное, папа ее просто склеил. Да, точно! Как я сразу не догадался? Нашел порванную Пиковую даму в моей комнате и склеил кусочки. Какой же я трус!
Осмелев, я вышел из комнаты. Мама стояла перед зеркалом в коридоре.
– Витя, мы проводим гостей. Скоро вернемся, а ты можешь включить телевизор, – сказала она, подводя глаза черным карандашом.
– Да, конечно, – ответил я и закашлялся.
Что-то было не так.
Мама подошла и обеспокоенно наклонилась к моему лбу:
– Ты что кашляешь? Опять заболел?
У нее в глазах, обведенных тем самым химическим карандашом, вместо зрачков были карточные знаки пик.
– Ну, мы идем? – Из кухни вышли папа с Козловым.
Мама быстро потрогала мой лоб и, убедившись, что он не горячий, кивнула папе.
– Посиди, малыш, мы скоро. – Пики из ее глаз пропали.
Я зажег в доме все лампочки и, подтащив телефон ближе к двери, набрал номер Борьки. Гудки, гудки. Наконец трубку взяли.
– Здравствуйте, а Борю можно?
– Его нет, а кто это? – спросила его мама.
– Это Витя Карманов.
– А, Витя, здравствуй. Бори нет, он с папой к бабушке уехал в поселок. Завтра приедут. Я скажу, что ты звонил.
– А там есть телефон?
– Сломался. Завтра поговорите, до свидания.
– До свидания.
Все против меня. Кто еще мне может помочь? Антоха? Нет, от него помощи никакой. Придется продержаться до завтра, пока не приедет Борька. Он что-нибудь придумает.
Когда через час вернулись родители, я уже подготовился. Под одеяло спрятал фонарик и книжку про партизана Леню Голикова, чтобы не спать всю ночь. Карандаш и колоду карт выбросил в окно, надеясь, что сегодня вечером их не хватятся. Долго думал, что делать с зеркалом. Разбить его и сказать, что случайно? Но в голове вертелась мысль, что разбить зеркало – к большому несчастью. Что же делать? Наконец я решил, что если не буду спать, то смогу закричать, когда Пиковая дама появится. Родители проснутся и, увидев ее, поверят мне. А вместе мы как-нибудь справимся. Позже я сам удивлялся, что смог доверить жизнь такому ненадежному плану. Леня Голиков меня бы в свой отряд после этого не взял.
Родители давно уснули, а я все читал про то, как Леня с другими мальчишками-партизанами взрывал фашистские поезда. Вот бы и мне сюда пару килограммов взрывчатки, я бы этой Пиковой даме устроил. От такой мысли я даже тихонько засмеялся. Но когда до конца книжки оставалось несколько десятков страниц, я, видимо, все-таки задремал. Проснулся от того, что в комнате кто-то ходил, с ужасом принялся искать фонарик, но его нигде не было. Постепенно глаза привыкли к темноте, и я различил силуэт у двери. Это была ОНА.
Пиковая дама приближалась медленно. Ростом с обычного человека, чуть выше моей мамы. Я закричал, чтобы разбудить родителей, но из горла вырвался лишь нелепый мышиный писк. Меня всего сковал липкий страх. Пиковая дама вытянула вперед длинные руки с острыми черными когтями. Я понял, почему не мог кричать – она меня загипнотизировала, как рассказывал Борька, а теперь будет душить. Однако был у меня козырь в рукаве. Точнее, под подушкой. Я нащупал две карты, которые не выкинул в окно вместе с колодой. Два красных короля – бубей и червей. Короли всегда бьют даму, а красные короли должны быть на моей стороне. Дождавшись, когда Пиковая дама приблизится к кровати, я швырнул карты ей в лицо. Черт! Бубновый король не долетел, бестолково шлепнувшись на пол. А вот король червовый достиг цели – он угодил прямо в лоб этому черному чудовищу. Карта приклеилась к коже Пиковой дамы и зашипела, словно была очень горячей. В коридоре с грохотом упало зеркало, раздался встревоженный голос родителей. Красивое лицо Пиковой дамы исказилось от злобы.
– Я вернусь. Следующей ночью я вернусь за тобой, – прошипела она.
Когда в комнату вбежал отец и включил свет, она исчезла.
– Что случилось, Витя?
– Мне приснился страшный сон, – ответил я, зная, что правде он не поверит, ведь у меня вновь не было никаких доказательств.
Остаток ночи прошел спокойно, а днем я дозвонился до Борьки.
– Плохо дело, – сказал он, выслушав мой рассказ. – Короли тут не помогут, точно тебе говорю. Нужно что-то помощнее. А зеркало не разбилось?
– Нет. Оно упало ночью, но родители повесили его обратно.
– Это хорошо. Есть у меня одна идейка. Жди меня вечером. – Он повесил трубку.
Весь день я ходил из угла в угол, томясь в ожидании друга. Если он ничего не придумает, то этой ночью Пиковая дама точно меня задушит. Какой же я был дурак, когда решил вызвать ее в одиночку! Если бы со мной был Борька, ничего бы не случилось. Я вспомнил, что хотел отдать ему всего один вкладыш, и мне стало стыдно.
Наконец он пришел, держа в руках что-то тонкое и квадратное, завернутое в коричневый плед.
– Привет! Что это?
– Т-с-с! – приложил он палец в губам и прошмыгнул в мою комнату. А когда я зашел вслед за ним, прошептал:
– Тащи зеркало.
На цыпочках я прокрался в коридор. Родители смотрели телевизор в зале. Стараясь не издать ни звука, я снял это чертово зеркало со стены и отнес в комнату, где Борька уже распаковал свою ношу. Это было зеркало. Зеркало, на котором чем-то черным была нарисована лестница. Над ней замерла жирная синяя точка. Борька выхватил из моих рук второе зеркало и быстро намалевал на нем лестницу и точку – помадой и фломастером, а потом прислонил к спинке кровати. Взяв со стола стопку книжек для опоры, он расположил свое зеркало напротив моего и деловито спросил:
– Пиковая дама у тебя?
– Что? Что у меня?
– Карта! – неторопливо пояснил он.
– Я выкинул ее в окно.
– Черт! Ты уверен? Она могла вернуться, сходи посмотри.
И точно: колода как ни в чем не бывало лежала на кухне. Я осторожно поднял ее за уголок и понес Борьке. Пока я ходил, он поставил свечку между зеркалами. Пиковую даму вытащил из колоды и прислонил к моему зеркалу, а потом достал из кармана то, отчего я присвистнул.
– Терминатор!
– Он самый, – ухмыльнулся Борька.
– Где ты его взял?
– Пришлось отдать Вовке мой перочинный нож и почти все вкладыши.
– Борька! Ты! Друг! – воскликнул я, уже догадавшись, что он задумал.
– Да чего там, потом сочтемся, – отмахнулся он, прислоняя картинку со Шварценеггером к зеркалу, где дегтем была нарисована лестница. – Шварц этой ведьме задаст жару!
Мы погасили свет, задернули шторы и стали произносить каждый свое заклинание.
– Пиковая дама, приходи! – начал я.
– Терминатор, приходи! – подхватил Борька.
И так три раза.
Черная точка сдвинулась с места первой. Но к середине лестниц синяя ее догнала. Только бы раньше времени не вошли родители и все не испортили, твердил я про себя. И вот точки достигли самого низа и остановись напротив своих персонажей.
– Приготовься! – громким шепотом сказал Борька.
Из зеркал вдруг потянулись рука с черными когтями и металлический протез, и мы тут же соединили зеркала. Они сильно завибрировали, вырываясь из рук. Тогда мы опрокинули их на кровать и запрыгнули сверху, удерживая ногами. Нам в пятки сыпались тяжелые удары.
– Во мочилово! – в восторге закричал Борька.
Верхнее зеркало начало подниматься вместе с нами, толкаемое могучей силой. Из-под него выскочила рука Пиковой дамы и ухватила Борьку за ногу, раздирая штанину и оставляя на коже глубокие царапины. Борька перекосился от боли, но тут зеркало начало опускаться, и Пиковая дама разжала пальцы, отпуская добычу. Перед тем как зеркала вновь соединились, из щели между них вылетел веер карт, забрызганных машинным маслом. Потом мы посчитали, когда несли их сжигать за гаражи, – там было ровно тридцать шесть пиковых дам. Последний удар по ногам – и все стихло. Мы постояли так некоторое время, а потом осторожно разъединили зеркала. На моем черная точка оказалась густо перечеркнута дегтем, а в Борькином мы на мгновение увидели Терминатора. Половина лица у него была человеческой, другая – маской киборга. Красный лазер подмигнул нам, и изображение исчезло.
– Круто! – выдохнули мы с Борькой и засмеялись.
Мы смеялись так долго и громко, что прибежали мои родители, которые не слышали великой битвы Терминатора с Пиковой дамой. С большим удивлением они смотрели на то, как мы прыгаем на диване, все заляпанные маслом.
– Мы победили! Терминатор победил! – кричали самые счастливые мальчишки на свете.
Много лет прошло с того дня. Я еду на поезде Москва – Абакан в маленький шахтерский городок, где у моего друга родился сын. Внизу соседи по купе играют в карты. С верхней полки я вижу, что у бородатого толстяка, который сидит подо мной, в руках улыбается Пиковая дама. Но я не боюсь. В сумке у меня лежат несколько коробок с самой лучшей жвачкой на свете. Я раздам ее всем ребятам, которых встречу.
Сергей Карпов. Вечером они смотрели телик
– Господи, этого не может быть, я здесь один, один, – бормотал про себя Дьюи, оглядывая ряды манекенов. Толпа неподвижных белых фигур на бесконечном мрачном складе…
И тут он почувствовал мягкое прикосновение к плечу.
Дьюи резко обернулся, готовый отразить удар, но это была всего лишь Кортни…
Читать бесплатно другие книги:
