Бои без правил Кокотюха Андрей

4

– Только не говорите, Неверов, что приехали к нам специально на кофе.

Он тут же отметил это «к нам» . Марина Покровская дома одна, пользуясь хорошей, как для начала апреля, погодой, возится в саду, не имея возможности самостоятельно, без мужских рук, осилить другую работу, которой требовал этот старый дом. Хижняка давненько нет, и все же она автоматически, без позерства произносит «к нам». Даже будучи одна, эта женщина не отделяет себя от Виктора, хотя он ей не законный супруг. И, учитывая образ жизни, который Хижняк привык вести, вряд ли в ближайшем обозримом будущем им станет.

Неверов считал себя достаточно циничным человеком. К такому жизненному подходу обязывала служба. Не важно, где она проходит в данный момент: в органах ли, в охранных структурах, которые курируют бандиты, снова в органах – так или иначе ему приходилось общаться с подонками, для которых не существовало моральных ограничений, и эти подонки были по обе стороны баррикад. Они носили погоны, имели за плечами тюремные сроки, подписывали приказы, ломающие судьбы, и отдавали устные распоряжения убить или покалечить неугодного. Неверову приходилось жить с пониманием этого и вариться во всем этом – он не мог, как Хижняк, переквалифицироваться хотя бы на время в таксисты. Однако, не считая себя полностью порядочным человеком, сейчас Максим Неверов наблюдал редкое не только в своей, но и окружающей его жизни явление.

Преданность.

Марина Покровская была предана Виктору Хижняку. И это, похоже, было взаимно, хотя оба, особенно Виктор, тщательно скрывали свои чувства не только от посторонних, но и от самих себя, укрощали эмоции. Нельзя давать слабину – такая вот жизненная установка у этой странной пары.

Тем не менее Неверов приехал к Марине. Он должен был это сделать.

– Меня зовут Максим Петрович.

– Я помню.

– Можно Максим.

– Нельзя, – отрезала Марина.

Почему?

– Потому что нельзя. Для Виктора у вас еще есть конфетки, вы знаете, как и чем его соблазнить и вынудить помогать вам. Только его не переделать! И знаете, что я вам скажу?

– Нет, не знаю.

– Слава Богу! Если мне это не удается, а ко мне Виктор относится лучше, чем к остальным, и нас многое связывает, то очень хорошо, что его не может переделать посторонний. Тем более враг.

– Я не враг, Марина. Я пришел с миром. – Неверов попытался смягчить разговор.

– Ну, так и идите с Богом!

Марина повернулась к нему спиной, снова вонзила лопату в мягкую землю у основания старой яблони. Неверов почувствовал себя идиотом.

– От Виктора ничего нет, – проговорил он.

– Вам лучше знать, – не оборачиваясь, ответила Марина.

– Это не вопрос.

Марина воткнула лопату в грунт, повернулась. Во взгляде мелькнула тревога.

– Не поняла…

– Вы закинули тут, что Хижняк помогает мне. Это не так, Марина. Судя по всему, сейчас он даже не помогает московским коллегам по моей просьбе. Виктор мог свернуть свои дела уже в Москве, но не остановился. Думаю, теперь он занимается как раз тем, с чем вы, по вашим же словам, смирились.

– То есть?

– Он ловит Антона Хантера. Не потому, что его кто-то впряг в эту охоту. Она нужна ему, Марина. Даже если бы я или кто другой, хоть те же москвичи, решили его остановить по каким-то причинам, они уже не в силах этого сделать.

– Допустим… – осторожно проговорила Марина, не совсем пока понимая, к чему клонит незваный гость. – Вы, Неверов, в свое время, в Донбассе, не так уж давно, кстати, на этом тоже сыграли. Виктор решил одним махом накрыть группу бандюков, для него в тот момент это стало делом чести, и я помогала ему. А потом оказалось, что все происходящее было выгодно непосредственно вам. Так что ничего нового о моем мужчине вы мне не рассказали.

– Но, Марина, в тот раз я не собирался останавливать Виктора. И я знал, где он находится, был в курсе всех его дел. Так что, поверьте, собирался в критической ситуации его подстраховать. Сейчас все по-другому. Вот и говорю – от Хижняка ничего нет. Он пропал, Марина. И его никто не может найти.

– Вообще-то, он так всегда себя ведет, когда…

Марина осеклась. До нее вдруг стал доходить глубинный смысл слов Неверова, и Максим понял это.

– Он исчез. Было одно сообщение, из Варшавы. Наверное, ваш Хижняк решил, действуя в своей манере, использовать меня как некий источник информации, которую сам он добыть и проанализировать то ли не хочет, то ли не может. Я кое-что выяснил. Потом произошло… гм… еще кое-что. В свете этих событий мне очень нужно донести до Виктора кое-какую информацию. Он должен прекратить охоту, Марина. Это не моя просьба, даже, упаси Боже, не приказ – это продиктовано здравым смыслом. Или если не прекратить, то хотя бы на время остановиться. Я знаю, ему не привыкать рисковать жизнью. Но теперь она под более серьезной угрозой, чем когда бы то ни было. И угрожает ему не Антон Хантер – это так, мелочи, всего лишь очередной плохой парень, которого надо найти и обезвредить.

Судя по тому, что Марина ни разу не перебила его, Неверов понял: она все-таки почувствовала критичный градус ситуации.

– Зачем вы приехали?

– Сказать, что с Виктором нет связи.

– Вы знаете, где он?

– Точно – нет. Был в Польше…

– Что вам нужно от меня?

– Если Хижняк и даст кому-то о себе знать, то только вам, Марина. Рано или поздно он почувствует жар за спиной, должен почувствовать. Или просто попросит помощи. Помочь сможет только тот, кому он доверяет, а это, опять же, только вы. Просто передайте ему наш разговор.

– Откуда я знаю, что вы меня опять не используете?

– А я больше не приеду. Все, что связано с киевскими «гастролями» Хантера, уже никого у нас не интересует. Это значит, что у меня, как сотрудника государственного учреждения, нет оснований брать вас под контроль, в том числе технический. Просто я, лично я, – он ткнул себя пальцем в грудь, – Максим Неверов, хочу предупредить Хижняка, чтобы он придержал лошадей. Хантер никуда не денется. Но есть обстоятельства.

– Какие? Договаривайте, Неверов.

Был огромный соблазн рассказать, поделиться своими расчетами, сомнениями и выводами, сделанными после звонка Логинова из Москвы. Он хотел узнать, как можно наверняка отозвать Хижняка, остановить, вывести его из игры, желательно совсем, чтобы он успокоился и вернулся к своим обычным делам. Намекал, что есть возможность заплатить ему некие деньги. Логинов не знал Хижняка, он думал, что у Неверова есть контакт со своим протеже. Максим объяснил ему, почему Виктора нельзя остановить, даже если бы у них был постоянный контакт. Логинов раздраженно попрощался.

А потом Неверов кое-что понял. Сам. Без специальной подсказки.

Теперь это его открытие, его тайна.

И он не готов посвящать в это дело Марину. Ведь в таком случае она тоже окажется втянутой в чужие игры, опасные и непредсказуемые.

– Только подозрения, – ответил он. – Извините, но сам Хижняк поймет меня быстрее. Может, я драматизирую. Именно потому прошу вас, если вдруг Виктор даст о себе знать, хотя бы передать наш разговор. А в идеале – пусть свяжется со мной. До свидания.

Он повернулся и зашагал через сад по сырой земле к калитке. 

5

– Кто меня искал?

Бора повторила вопрос, переводя взгляд с Ульбера на Хижняка, а тем временем из ее переплетенных пальцев получилась фигура: два указательных, сложенных вместе, вытянулись вперед, два больших поднялись, и все это сооружение, имитирующее пистолет, нацелилось на Микича – в нем она все-таки разглядела албанца.

– У нас был договор с Замиром! – зачастил тот, словно стараясь упредить Бору, так и сочившуюся угрозой, и не допустить нежелательных действий. И тут же повторил эту фразу по-английски, а затем продолжил: – Замир знает… знал меня… Я хотел ему помочь… Даже мог… Я мог ему помочь!

Теперь он смотрел на Бесо, как бы ища у него поддержки. Одноглазый пожал плечами, коротко перевел сестре его слова.

– Замир не мог ни о чем с тобой договориться, – отчеканила Бора. – Как тебя зовут?

– Микич, Ульбер Микич. Американец… Он знал меня как американца!

– Замир ничего не говорил мне ни о каких американцах. – Бора смотрела сквозь пленника. – Мне плевать на американцев. Чем ты мог помочь Замиру? Почему ты американец, раз тебя зовут Ульбер Микич? Американцев так не зовут. – Она широко шагнула, оказавшись на расстоянии вытянутой руки от него, ее пальцы уперлись в лоб Микича, будто пистолетный ствол. – Американцев зовут Джон или Джек. Ты врешь.

Теперь она стояла совсем близко к Хижняку, и, пока одноглазый переводил слова сестры, Виктор смог наконец рассмотреть Бору поближе. И убедился: женщина-воин под сильным кайфом, а значит, слова и фразы вытекают из нее подобно струе воды из плохо завернутого крана. Бора не отвечает за свои слова и, что еще хуже, вряд ли способна контролировать свои действия.

Он снова посмотрел на Антона Хантера, стоявшего сзади. На лице – выражение деланного безразличия, однако Виктор понял: тот сам напряжен и ко всему, что здесь происходило, происходит и будет происходить, не имеет ровным счетом никакого отношения. Более того, Хантер сам чего-то опасается.

Несколько дней назад в том доме, в варшавском пригороде, Хижняк успел бросить на беспомощного Хантера только один взгляд. Расстояние между ними было почти такое же. Освещение, правда, хуже. Но и доли секунды, мгновенной вспышки хватило, чтобы увидеть – Хантер если не слишком напуган, то растерян. Сейчас, здесь, на этой поляне, на лице наемного убийцы читалось то же выражение.

– Послушай, давай поговорим… Я все расскажу, и ты поймешь…

– Мне плевать! – рявкнула Бора, сильно ткнула Микича сдвоенными пальцами в середину лба, отступила. – Чем и как ты собирался помочь Замиру? Он ничего не говорил мне про американца, а у Замира не было секретов от своей жены! Бесо, разве я была плохой женой Замиру?

– Ты была хорошей женой, Борка, – ответил одноглазый, снова перейдя на албанский. – Успокойся. Тебе надо отдохнуть. А потом мы решим, что делать с этими людьми.

– Я уже все решила! – выкрикнула она. – Как они нашли нас, Бесо? Это ты привез их сюда!

Хижняк не понимал, о чем спорят албанцы. Но пот, струившийся градом по лицу Микича, в отличие от него все понимавшего, был красноречивее любых слов.

– Со мной связался вот он. – Одноглазый показал на Ульбера. – Этот канал связи знал Замир. Чужой человек просто не мог его выдать, Бора. Может, он говорит правду.

– Мне на хрен не нужна его правда! – Она уперла руки в бока, расставила ноги чуть шире плеч. – Спроси у него, чего он хотел от Замира!

– Я отвечу! – выкрикнул по-албански Микич, подавшись вперед. Длинноволосый, стоявший сбоку, дернул его за плечо, давая понять, чтобы тот оставался на месте. – Я отвечу, я все объясню! Я не враг!

– Не надо спрашивать, Бесо, – отрезала Бора. – Он соврет. Замира ищут, нас тоже. Он мог обмануть Замира и привести к нему американцев. Он ведь сам американец, Бесо. Ты американец, правильно?

– Нет! Все не так! Послушайте!

Хантер наблюдал за происходящим с каменным лицом. Ни его, ни Хижняка для женщины-воина сейчас не существовало.

– Ты врешь, – повторила Бора, расстегивая верхнюю пуговицу на кителе, так что его края разошлись сильнее. – Ты хотел обмануть Замира и нас. – Пальцы справились с очередной пуговицей. – Ты работаешь на американцев. Ты собирался сдать нас, продать за деньги.

– Но я ведь знал, что Замира нет! Послушай, я же сказал это вот ему! – Ульбер кивнул на Бесо. – Слушай, скажи ей! Скажи, что я знал!

– Он знал, Бора, – подтвердил одноглазый.

Хижняк по-прежнему не понимал сути разговора, различая только много раз упоминаемое имя Замир.

– Какой мне смысл готовить ловушку? Если Замира нет, то в нее некому попадать! Я бы не искал встречи с тобой!

– Зачем же ты искал?

– Хотел помочь Замиру! Но раз его нет, то я готов помочь его друзьям! Тебе!

– Я не друг, я его жена. – Следующая, предпоследняя пуговица не поддавалась, и пальцы нервно дергали ее, а затем, оторвав с мясом, швырнули на землю. – И раз его больше нет, ты решил заработать на мне! На всех нас! Ты думал, тебе поверят, сука?

Она расстегнула последнюю пуговицу. Под кителем ничего не было, только смуглое голое тело – к нему невольно прикипел взгляд Микича, даже Хижняк не удержался: женское тело всегда магнитит мужчин. Никто, в том числе старший брат Боры, пока не понимали, зачем она расстегнула китель. Впрочем, уже в следующее мгновение все стало ясно. Когда края разошлись, за поясом штанов, как раз чуть правее пупка, торчала рукоятка пистолета.

Бора сжала ее рукой и потянула оружие – а ведь могла просто задрать край кителя.

Никто ничего не успел сделать. Даже если бы попытался, вряд ли что-нибудь вышло.

Отступив еще на шаг, Бора вытянула руку с пистолетом, нацелила ствол на Микича и, с неистовой скоростью нажимая на курок, выпустила в него всю обойму. Словно поражая грудную мишень на стрельбище.

Расстрелянный Ульбер рухнул под ноги длинноволосому Заре.

Со щелчком вылетела из рукоятки пистолета пустая обойма.

Из кармана штанов Бора вытащила новую, зарядила оружие.

Теперь ствол смотрел на Хижняка. И все присутствующие, включая Антона Хантера, смотрели на него.

На звук выстрела подтянулись остальные – те, кто расположился у машины при въезде в лагерь, и другие, сидевшие все это время в палатке. Виктор машинально сосчитал их: семеро вместе с Борой и одноглазым, плюс Хантер. Но думал он сейчас не о том, с каким количеством врагов придется драться. Он вообще не думал о перспективе завязать драку.

Хижняк вдруг отчетливо понял: он еще никогда не был так близок к смерти.

Ни тогда – как же, черт возьми, давно это было! – когда против него и полковника Шулики бросили целое воинское подразделение, зачищая обоих. В том бою он уцелел только потому, что стрелявшие не видели цели. Ни несколькими месяцами позже, когда на мосту в Заднепровске его пытался взорвать и сжечь странный человек, назвавший себя Скорпионом. Ни прошлым летом, когда его убивали в Донбассе, в кабаке под маленьким, но громким Новошахтерском. В тех случаях его пытались уничтожить изысканно, вроде как играючи, а когда их с мятежным полковником зачищали , он вообще даже в какой-то момент сам захотел умереть, чтобы все поскорее закончилось.

Теперь он умирать не хотел.

Особенно на глазах Антона Хантера, за которым он сюда, на поляну, и пришел.

Но пистолет на него наставляла ошалевшая от наркотиков растерянная баба , которая, похоже, даже и не вспомнит потом, что вот так запросто застрелила двух безоружных. За что убила – тоже не вспомнит.

Хижняк молчал. Ему нечего было сказать.

– Ты все видел? – выкрикнула Бора. Ее вытянутая рука дрожала от напряжения.

– Да, – хрипло ответил Виктор, когда одноглазый перевел вопрос сестры.

– Ты все понял?

– Нет. Я ничего не понял. Я не понимал, о чем вы говорили. Но я… – Хижняк мысленно попросил у мертвого Микича прощения, – я плохо знал его… Совсем его не знал. Мне нужно было переговорить с тобой.

– Со мной? – удивилась Бора, даже чуть опустив пистолет. – Почему со мной?

– Замира нет. Вместо него дела ведет Бора.

– Откуда ты это знаешь? Он тебе сказал?

– Нет. Он искал Замира. Я – Бору. Я даже не знал, кто ты и как выглядишь.

Женщина-воин посмотрела на одноглазого. В ту же секунду Хижняк понял: он сказал что-то не то, – ствол снова смотрел ему в лицо, рука Боры перестала дрожать.

– Тот, которого ты не считаешь своим другом, говорил: он не знал, что Замира нет. Значит, ему об этом кто-то сказал. И тогда он стал искать меня, потому что думал: я в курсе его дел с моим мужем. Выходит, это ты ему сказал о смерти Замира?

Будет разумнее, если он промолчит, решил Хижняк.

Хотя молчание уже не спасет.

– О смерти Замира и о том, что я теперь старшая в группе, знали только наши враги. Ты – враг.

Бора произнесла эти слова с уверенностью судьи, вынесшего приговор.

Она не обратила внимания, что ее слова, переведенные одноглазым, каким-то образом оживили Хантера, до сих пор только наблюдавшего за происходящим. Он даже подступил на полшага ближе, Виктор поймал на себе его заинтересованный взгляд, еще не понял, чем именно заинтересовал киллера, но уже принял решение.

Даже не принял – оно само нашлось.

Губы сухие.

Он облизал их, иначе ничего не получится.

Встретив взгляд Хантера, глядя ему прямо в лицо, Хижняк начал свистеть. 

6

Парень, которого собралась убить совсем съехавшая с катушек Бора Ракипи, тоже не мог похвастаться музыкальным слухом. И все-таки Антон Хантер узнал эту мелодию – после той варшавской ночи он, человек отнюдь не впечатлительный, не спутает ее уже никогда и ни с чем. Даже будет угадывать полонез, чуть не ставший для него последней музыкальной темой в жизни, там, где его может и не быть. Для него это навязчивая мелодия что-то вроде патологии – вот как сейчас у Боры, злобной и растерянной, ищущей врагов вокруг себя. И не дающей никаких гарантий, что следующим врагом не станет любой из стоящих рядом.

Но сейчас это была не паранойя, не навязчивая идея и не слуховая галлюцинация. Незнакомец перед лицом смерти насвистывал именно полонез и, подняв голову, смотрел мимо пистолетного ствола, через плечо Боры на него, Хантера. Свист адресован ему.

Сигнал.

Слишком живы воспоминания о том вечере в доме варшавского психопата, когда в комнате вдруг появился кто-то, спутавший Копернику все карты, вступивший с ним в схватку и тем самым давший его пленнику шанс, которым он, Антон, сполна воспользовался. Тогда он не задумался над тем, кто такой этот неожиданный спаситель, хотел ли он спасти именно его и как он оказался в нужное ему, Хантеру, время и в том самом месте, где его собирался зарезать ненормальный бармен.

Сейчас незнакомый человек прямо давал ему понять: вспомни Варшаву, парень. И того, кто спас тебя.

Все это сложилось в голове Хантера мгновенно, в темпе, в котором он обычно принимал решения, возникшие в критической ситуации. А теперь создалась именно такая, нездоровая и опасная для него лично. Антон вдруг отчетливо понял: Бора уже неуправляема, любые разговоры с ней равносильны хождению по минному полю, продуманные им за ночь комбинации легко оборвет выстрел из ее пистолета – и только потому, что его слова почему-то могут не понравиться ей и вызвать у нее раздражение.

Она убьет его. Не через час, так через день. Сомнений у Хантера не осталось.

К этой мысли он начал приходить, как только балканская накокаиненная амазонка расстреляла человека, назвавшегося американцем и убеждавшего, что Замир был его другом. Не успев подкорректировать свои ближайшие планы, Хантер вдруг услышал от второго пленника фразу на английском языке, заставившую его напрячься и заинтересоваться этим типом. И сразу же – свист, полонез Огиньского, напоминание…

Сигнал.

Тем временем Бора разглядывала насвистывающего пленника как забавное насекомое, которое, оказывается, при определенных обстоятельствах может еще издавать какие-то звуки, свистеть, а возможно, даже изменит цвет. Он же продолжал насвистывать, все громче и громче, и Боре это надоело так же быстро, как и заинтересовало.

– Хватит! – произнесла она сухо и, видя, что пленник не реагирует, сорвалась сразу же с места в карьер: – Кончай! Замолчи, блядь! Молчать!

Парень покосился на нее, а после сделал нечто абсолютно противоречащее логике его незавидного положения. Вытянул губы трубочкой, демонстративно облизал их и снова, на этот раз как можно громче и четче, просвистел мелодию полонеза.

Перебросив пистолет из правой руки в левую, Бора замахнулась и хлестко ударила его по губам. Звук захлебнулся, брызнула кровь, а женщина-воин, снова переложив оружие в правую руку, опять ударила, теперь уже пистолетом в середину лица. Она метила стволом и достигла цели: жертва отшатнулась, теперь кровью окрасилось все лицо, а парень, вскрикнув от боли, выплюнул на ладонь красный сгусток. Протянул ладонь Боре, показывая выбитый зуб.

Длинноволосый Заре отреагировал на движение в сторону атаманши мгновенно: ствол его «кольта» нацелился в затылок пленнику, почти коснувшись кожи, – расстояние между телом и сталью составляла какая-то пара миллиметров.

– Заткнись! – повторила Бора, хотя тот уже не свистел, и ударила снова, на сей раз по протянутой к ней испачканной кровью руке.

Пленник снова посмотрел на Хантера.

Он подал сигнал. Он напомнил, кто так вовремя оказался рядом в Варшаве. Антон видел начало его схватки с Коперником, пусть не самым лучшим бойцом, но, тем не менее, сильным и озлобленным психопатом, готовым в битве идти до конца. Кто он такой, Хантер разберется позже – а разберется обязательно, ибо этот человек даже слишком заинтересовал его.

Но сейчас пленник своим сигналом не только дал подсказку, понятную только Хантеру. Он всем своим видом показывал, что готов к любым действиям и ждать себя не заставит. Во всяком случае теперь их двое против семерых, и свою жизнь Хантер тоже не собирался продавать албанским бандитам слишком уж дешево.

Между ним и пикапом, в кузове которого лежит заряженный «винторез», – метров десять, от силы – пятнадцать.

– Бора! – выкрикнул Хантер.

Он стоял у нее за спиной.

И она обернулась.

Удивленно, даже вздрогнула от неожиданности: кто посмел ее потревожить и чего хочет наглец? На Хантера вместе с ней посмотрели и остальные. Отвел взгляд от пленного одноглазый Бесо, повернул голову на окрик патлатый Заре, остальная команда, стоявшая на поляне вразброс, без какой-либо системы, тоже с интересом взглянула на вчерашнего гостя – ведь мужчины спали с ним в одной палатке минувшей ночью…

И пленник понял сигнал Хантера.

Принял подачу. Сполна воспользовался подаренными секундами, отвлекшими от него внимание.

Сделав полшага вправо, он нырнул под руку Заре, мигом оказался у него за спиной, перехватив вооруженную руку в этом неуловимом, молниеносном и в то же время плавном движении, рывком прижал Заре к себе, закрывшись им, как щитом.

А его рука крепко сжала пятерню, стиснувшую «кольт». 

7

Казалось, двигаться на поляне начали сразу все.

Почувствовав неладное рядом с собой, Бора резко обернулась на выкрик, даже не подумав, кто может кричать, и стрелять начала уже в движении, так что все пули приняла грудь Заре.

Одноглазый Бесо, в отличие от разъяренной сестры, быстро понял, что происходит и в кого нужно палить, потому ушел с линии огня, когда Хижняк, перехватив оружие длинноволосого, положил свой палец на спуск и открыл огонь, направив ствол в его сторону. Бесо попытался обойти Виктора сбоку, однако тот, по-прежнему прикрываясь мертвым телом, быстро попятился, увеличивая сектор обстрела, и на этот раз ему удалось задеть одноглазого – с криком ухватившись за пораженный бок, Бесо опустился на колени, на время выбыв из строя.

Тем не менее Хижняк оставался открытым для обстрела, албанцы уже схватились за оружие, и даже щит в виде мертвого тела не смог бы уберечь Виктора от перекрестного огня. Но в игру уже вступил Хантер – теперь общее внимание было отвлечено от него, и Антон, пользуясь драгоценными секундами, огромными прыжками пересек поляну, стремительно сократив расстояние между собой и пикапом, схватил из кузова винтовку и тут же повалился на землю – албанцы наконец-то обратили на него внимание, осыпав градом пуль. Только внезапность была на его стороне – как и на стороне Хижняка.

Боковым зрением заметив, что Хантер вооружился и откатился под прикрытие грузовика, Виктор, легко разжав мертвые пальцы длинноволосого, завладел его кольтом, оттолкнул мертвеца, сковывающего движения, щучкой прыгнул на землю, пришел на правое плечо и тут же откатился – пули взрыхлили грунт в том месте, где его тело было секунду назад. Сейчас жизнь напрямую зависела от того, насколько быстро он сможет двигаться, мелькая перед глазами бандитов и не давая им прицелиться, однако в этом своем умении Хижняк не сомневался – отключился от всего, полностью сконцентрировавшись на движении.

Что-то громко и истерично выкрикивала Бора, хотя продолжала стоять на месте, махать руками и палить почему-то в воздух. Остальные четверо уже рассредоточились по лагерю, пятый, раненый Бесо, все еще сидел на земле. Но если Хижняк был открыт, то все остальные тоже представляли собой отличные мишени даже для скверного стрелка. А уж Хантер, залегший за колесами пикапа, таким точно не был. В пылу схватки он не снял глушитель со ствола, его выстрелов слышно не было – потому-то никто и не понял, отчего это вдруг Бора, опустившая оружие, чтобы вновь сменить обойму, вдруг пошатнулась, повалилась вперед и рухнула лицом на землю. Бесо, увидев, как голова сестры окрасилась кровью, с ревом рванулся к ней, забыв на время о ране, но одноглазого остановил второй бесшумный выстрел. Бесо зарылся лицом в землю в полуметре от Боры.

Наконец албанцы поняли, откуда идет настоящая угроза. Четверо оставшихся в живых быстро разделились: двое кинулись под прикрытие джипа, стоявшего у въезда на поляну, другие двое, соблюдая дистанцию между собой, чтобы не стать групповой мишенью, бросились в обход палаток, пытаясь взять пикап и укрывшегося за ним Хантера в клещи. Позиция, занятая им, частично закрывала обзор, а попытка высунуться и сменить сектор обстрела тут же пресеклась автоматными очередями: устроившаяся за джипом парочка стала пристреливаться. Похоже, здесь все были достаточно опытными бойцами.

Но инициатива опять перешла к Хижняку. Они с Хантером находились в разных концах поляны, потому застигнутые врасплох албанцы не смогли грамотно распределить свои силы. Получилось так, что, отвлекшись на Хижняка, бандиты невольно должны были сами отвлечься от Хантера. И наоборот – переключая внимание на пикап, за которым тот укрылся, они с трудом могли контролировать перемещения Виктора, пусть даже по открытому пространству.

Положение можно было исправить тактически. Сейчас албанцы как раз пытались это сделать, разбившись на пары. Однако создавшаяся диспозиция пока еще не позволяла подавить одну огневую точку, так чтобы не тратить силы на другую. По сути, Хантер с Хижняком сейчас прикрывали друг друга, хотя Виктор имел больше возможностей для маневра и не позволял противнику пристреляться.

Но имел место и один существенный недостаток – у самого Хижняка не было укрытия. Если до сих пор ему удавалось удерживаться, маневрируя на открытой местности, то с каждой секундой, после того как албанцы пришли в себя от неожиданного нападения, шансов уцелеть, продолжая играть в кошки-мышки с пулями, с каждой секундой становилось все меньше.

Хижняк сейчас не видел Хантера. Но знал, что тот со своей позиции отлично видит его. И еще то, что редкий кустарник у Виктора за спиной – укрытие плохое и ни от чего не уберегающее. Однако Хижняк, в очередной раз перекатившись по земле и пальнув в ответ, вдруг резко вскочил, на ходу махнул рукой в сторону пикапа, потом зайцем стреканул с места и, экономя патроны, перебежками двинулся к кустарнику. Теперь бандитам, притаившимся у джипа, нужно было сменить позицию, при этом стараясь не слишком подставляться под прицел «винтореза». Единственный выход – на короткое время перестать стрелять, отдав эту инициативу двум другим, уверенно сжимавшим кольцо вокруг грузовичка.

Как только они прекратили пальбу, Хантер окончательно расшифровал жест Хижняка. Все очень просто, и сейчас есть шанс воплотить безумную идею.

Антон понимал, что «винторез» будет лишним, и все же не захотел с ним расстаться, подхватил, ужом скользнул к кабине, привстав, рванул на себя дверь, забросил на пол винтовку, вполз в кабину сам. Как и следовало ожидать, ключи были здесь – обычно машину в таких группах ведет тот, кто сел за руль, так проще, не нужно в критической ситуации искать, у кого они в кармане.

Поворот.

Мотор взревел, Хантер вцепился в руль, вовремя пригнулся, когда по пикапу открыли огонь и пули изрешетили лобовое стекло, начал выворачивать, давя на газ. Ему не нужно было смотреть вперед – он выруливал наугад, стараясь поставить грузовичок между джипом и кустарником, за которым укрылся Хижняк, – на эту возможность тот и намекал своим жестом.

Виктор не заставил себя ждать – рванул по кратчайшему расстоянию, сам не заметил, как оказался рядом с пикапом, ухватился за низкий бортик, перевалился через него, больно стукнувшись о ящики с оружием. Над головой засвистели пули, но грузовик уже двинулся вперед, прорываясь под беспорядочным огнем к выезду.

Приподнявшись, Хижняк увидел, как двое албанцев, так и не успевших окружить Хантера, бегут за машиной, и выстрелил без надежды попасть, – просто показывая зубы и отпугивая. Потом обернулся – пикап как раз поравнялся с джипом, но Хантер не проскочил мимо, взял вправо, сильным ударом толкая машину и вместе с ней бандитов, нашедших там укрытие.

А потом поляна стремительно стала исчезать из виду. Хантер наверняка знал обратную дорогу, и Хижняк на всякий случай улегся на пол кузова, чтобы не попасть под одну из шальных пуль, которыми их провожали.

Еще не до конца веря, что удалось вырваться, Виктор тут же, трясясь в грузовике рядом с ящиками, полными оружия, задался другим, не менее важным вопросом: как поступить теперь. Антон Хантер, за которым он охотится, сейчас как никогда близко – за рулем машины. Только что они объединили усилия, и поди разбери, кто кому спас жизнь и кто перед кем в долгу.

Ничего пока не решив, Хижняк вытянулся на полу, перевернулся на спину, проверил кольт, убедился, что последний патрон выпустил, уже отстреливаясь на ходу, из кузова, отбросил ненужное оружие. Рядом – целый арсенал, и если понадобится…

Грузовик вдруг резко затормозил.

Не успев понять, что случилось, Виктор выпрямился, вскочил на ноги, кинулся к борту.

И замер.

Антон Хантер, выйдя из кабины, держал его на прицеле «винтореза».

Поняв без лишних слов, что от него требуется, Хижняк медленно поднял руки.

Нужны какие-то слова. Надо что-то сказать, выиграть время. В голову ничего не приходило, и Виктор просто стоял, глядя на Хантера сверху вниз.

А тот сделал несколько шагов назад, отсоединил от винтовки магазин, бросил ее на землю, повернулся – и скрылся за ближайшим придорожным холмом, поросшим лесом. 

8

– Значит, снова прокол…