Джекпот для лоха Корецкий Данил

Эпилог

— Андрей Иванович, ну зачем вы каждую неделю личный прием проводите? — Вера подняла аккуратно выщипанные полукружья бровей. — Юрий Сергеевич раз в месяц принимал, и то не всех. А вы — каждого, кто запишется…

— У нас разные методы работы, Вера! — улыбнулся Говоров. — И потом, раз народ идет потоком, значит, доверяет.

— Пусть Вайс принимает, он же ваш заместитель. А то прут и прут, причем не только заводские идут, а со всего города. Вот, сегодня опять одноклассник ваш записался.

— Опять? Ах, ну да…

Месяц назад к нему пришла Маринка Медведева. Она плакала, жаловалась на жизнь, а потом попросила устроить «на хорошую должность». Отказать было неудобно, и он взял ее в отдел технического контроля. Там и зарплата хорошая, и премии, и прогрессивка… Только на нового контролера идет жалоба за жалобой: то опоздает, то брак пропустит, то спиртным от нее попахивает… Начальник ОТК просит ее убрать. Но неудобно как-то… Куда ей идти?

— Ну, давай, запускай по одному и одноклассников, и всех остальных…

Первым зашел Ванька Вельвет. Хотя нет, не Ванька — Иван Петрович Вельветов, начальник отдела кредитования «Тихдонпромбанка», как написано в красивой, золотом расписанной визитке. И выглядел он соответственно: строгий черный костюм, белая сорочка, черный галстук. И держался строго официально.

— Здравствуйте, Андрей Иванович, — Вельветов почтительно поздоровался, без какой-либо фамильярности и намеков на давнее знакомство. — Я к вам по делу, обоюдно выгодному для каждой из сторон…

— Да что ты такой официальный? — засмеялся Говоров. — Давай по-человечески.

Ванька облегченно улыбнулся:

— Я же не знал, как ты меня встретишь. Ты же теперь большой начальник!

— А должность разве человека меняет?

— Конечно! Всегда. И чем выше он забирается, тем больше меняется.

— Ну, я так не считаю. Давай к делу.

Вельветов наклонился вперед:

— Схема обычная. Завод берет у нас солидный кредит — миллиардов пять или десять…

— Сейчас нам это уже не нужно. Вот если бы год назад… А сейчас мы уже сами раскрутились. Конвейер запущен, машины продаются. У нас все нормально.

— Слушай меня, Говор, слушай внимательно, — зашептал Вельветов и оглянулся. — Половину ты откатываешь нам, а половина — твоя. Потом просите отсрочку, потом еще одну, а потом мы кредитную сумму списываем! И все при деньгах, все довольны!

— Да ты что, Вельвет, с ума сошел? — Говоров даже встал, нервно заходил по кабинету. — Зачем мне это надо? В тюрьму попасть?

— В какую тюрьму?! — возмутился Вельветов. — Ты что, с Луны свалился? Сейчас все так делают! Первоначальное накопление капитала!

— Лет десять за такое накопление дают! — Говоров распустил галстук. Его переполняли эмоции. — Я не все! Я такими вещами не занимаюсь!

— Кончай, Говорок! — Вельветов снова стал очень строгим. — Ты же среди людей живешь. И уровень у тебя уже не тот, что раньше. А эти люди, что теперь вокруг, на тебя расчитывают. Теперь твоя задача оправдать их ожидания. Иначе…

— Что «иначе»?

— Иначе тебя держать никто не будет. И вообще… Это не шутки…

— Знаешь что, Вельвет? Ты встал и ушел. Я тебя не видел, ты меня. И больше по таким вопросам ко мне не обращайся.

Ванька посидел, подумал, встал и направился к выходу. У двери остановился и посмотрел на Говорова. Как-то печально посмотрел, с сожалением.

В конце лета начались судебные процессы. Бескозырку и Филата приговорили к расстрелу, еще несколько членов группировки получили по двенадцать-пятнадцать лет.

Соучастие в убийствах Малышева и Фёдорова не доказали, они отделались тремя годами за злоупотребление служебным положением, хищения и взятки. Все отметили, что приговор слишком мягкий. Но, в конце концов, это были положительные люди, руководители, ранее не судимые, даже Фёдоров, ибо сей печальный факт его биографии был давно погашен.

Храмцова за недонесение о преступлениях осудили на два года, по соучастию в убийствах его оправдали подчистую. А вот Канаев и Каратаев по этой статье получили по три года. Специалисты списали гуманные приговоры на ушлых столичных адвокатов. С продажей фигурантами своих акций никто мягкие приговоры не связывал. Во всяком случае, вслух об этом не говорили.

Словом, все было сделано строго по закону. О чем и сообщили местные газеты.

— Это обычное дело, Андрей Иванович, — увещевал Митрофанов, как добрый папа ребенка-капризулю. — Мы производим эмиссию акций и растворяем в них прежние пакеты. Основным держателем будет, конечно, областная администрация. Но и вы не останетесь в обиде…

— А как же рабочие? Ведь их фактически обобрали, причем обманным путем! Теперь надо восстановить справедливость! Выпущенные акции надо распределить среди коллектива. Чтобы снова все были акционерами и получали справедливую прибыль!

Председатель комиссии по акционированию посмотрел на него как на полного идиота.

— Андрей Иванович, я же вам все объяснил четыре раза! Неужели надо что-то объяснять еще? Вы что, не понимаете, интересами каких людей вы пренебрегаете?

Говоров закусил губу.

— Я таких объяснений не понимаю! Кто будет отстаивать интересы рабочих, если не директор?

Митрофанов скривился:

— Ну, что ж… Если ты ничего не понимаешь в этой жизни… Тогда свободен!

И посмотрел на Говорова со странным выражением печального сожаления, как недавно смотрел на него Вельветов.

— Ой, Витя, я уже на молоко с медом смотреть не могу!

— Пей, Анжела, пей, а то Алину нечем будет кормить, — на маловыразительном лице Шрека проявилось не присущее ему обычно выражение любви и заботы. — Доктор сказал: молоко с медом, тогда и у тебя молока прибавится.

В кроватке заплакал младенец.

— Вот и Алинка настаивает…

— Ладно, давай, — Анжела взяла большую чашку, преодолевая себя, начала пить, струйки потекли по подбородку.

У Шрека зазвонил телефон. Это был Блондин.

— Готовься, заеду в пять, — лаконично сказал он.

— Понял, — так же лаконично отозвался Шрек.

— Опять этот твой… Санек, — догадалась Анжела и вытерлась ладонью. — Вы всегда как шифруетесь: есть, ясно, понял… Весь разговор три секунды…

— Военная привычка, — вздохнул Шрек. — Я отъеду ненадолго.

— Да уж и мне ясно, что он тебя вызывает…

Ровно в пять подъехал Блондин на незнакомом «Москвиче». Угнанный. Все понятно… Шрек сел, пожал напарнику руку.

— Кого работаем?

— Ерунда, одного лоха. Вот, запоминай… — Блондин показал фотографию девять на двенадцать.

Шрек посмотрел. Мужчина лет тридцати с небольшим, худощавый, высокий лоб, чуть изогнутые брови, широко расставленные серые глаза, ровный прямой нос, крепко сжатые губы. Самое обычное, ничем не примечательное лицо.

— Действительно, похож на лоха. Только ведь лохов не заказывают…

Блондин махнул рукой.

— Я не кадровик, биографии изучать. Похоже, он сорвал джекпот, а распорядиться им не сумел. Тебе-то какая разница?

— Да никакой, — пожал широкими плечами Шрек. — Поехали. Только надо в гараж завернуть.

— Завернем.

Шрек зевнул. Он не успел пообедать. «Если быстро управимся, надо купить курицу, — подумал он. — Анжела ее прекрасно зажарит. Она вообще у меня молодец…»