Схимники. Четвертое поколение Дорош Сергей
– Если честно, ошибся с дозировкой веществ. Но каков эффект! Если этой смесью начинить ядра, вставить запал, как в бомбах, то парой выстрелов можно полностью лишить вражескую артиллерию возможности целиться.
– А твои пушкари во что целиться будут? В клубы дыма?
– Верно подметил. – В голосе его я уловил нотки растерянности, тут же сменившиеся уверенностью. – А если в морском бою? Корабль-то остается виден, хотя бы силуэт, а большего и не надо. Зато в трюмах – полно дыма. В первые минуты собственных рук не видно в нем.
– Первые кого? – не понял я.
– Ми-ну-ты, – повторил брат по слогам. – Эх ты, темнота. Часы я давно изобрел. А ты небось и не слышал. Вы, венеды, небось до сих пор щи лаптем хлебаете. И этот лапотный Император еще разевает свой клюв на Золотой Мост!
– Приятно слышать это от человека, который даже собственное имя пишет с тремя ошибками, не меньше. Это потому ты письма не подписываешь? Зря, брось, в самом письме ошибок обычно столько, что еще три уже не навредят.
Он рассмеялся и наконец спустился вниз, предстал перед нами. Теперь клубы дыма не мешали разглядеть моего брата поближе. Он совсем не изменился. Сутулостью Механик был очень похож на Отшельника. Только приобрел ее, склоняясь над своими многочисленными изобретениями, корпя над пробирками и мелкими механизмами. Конечно, ему не составило бы труда избавиться от сутулости, как и всякому схимнику. Только я не знал человека, более безразличного к своей внешности, чем Механик. Бороду и усы он брил, как, впрочем, извел и волосы на голове. Часто приходилось ему работать с легко воспламеняющимися составами либо со сложными механизмами. И в том, и в другом случае длинные волосы были непозволительной роскошью. Либо вспыхнут, либо в какую-нибудь шестеренку попадут. Серые глаза – с постоянным прищуром, отчего выражение лица делалось каким-то ехидным, словно отражая любовь Механика к едкому сарказму. Это все делалось очевидным сразу, при первом взгляде на него.
– Рад, что ты все же пришел. – Механик ухватил меня за плечи и прижал к себе.
– Давно ли ты стал столь гостеприимен? – усмехнулся я, тоже сжимая брата в объятиях.
– Времена непростые, – честно признался он. – Не скажу, что каждый схимник, бегущий от Империи, мне сейчас нужен, но ты, брат, всегда был особенным. Твои суждения слишком ценны в столь необычные времена, чтобы отдавать их Империи.
– Ты преувеличиваешь. – Я мягко, но настойчиво вывернулся из его объятий. – И переигрываешь. Механик, я не верю, что с неба упал камень, ударил тебя по голове и что-то повредил настолько, что ты стал ценить людей больше, чем механизмы.
– Времена меняются, – помрачнел он. – А это и есть Ловец, знаменитый охотник на людей?
– Не такой уж и знаменитый, – ответил мой спутник.
– Не скромничай. Мой знакомец Егерь тебе даже завидует. Ну здравствуй, кузен.
– И тебе здравия, кузен.
Они пожали друг другу руки. Я услышал, как захрустели кости. Да, иногда приветствие схимников бывает и таким. Механик чуть выше степняка, но за счет сутулости первого сейчас их глаза были на одном уровне. И взгляды скрестились подобно мечам. Это тоже бывает. Мельчайшие детали мимики способны многое рассказать схимнику о собеседнике.
– Хорошо, что ты с нами, – наконец произнес Механик.
– Я не очень уживчив, – заметил Ловец. – Да, не очень. И твоя привычка приказывать вряд ли облегчит нам понимание друг друга.
– Вот он, взгляд охотника на людей. Пронзает, как копье, бьет быстрее пули. – Мой брат вернулся к своему ехидному тону. – Проходите. Пожрать предлагать не буду. Я вам не Мятежник.
Да, вот таким он и был, то ехидным, то грубым, то почти хамом. Брат распахнул перед нами дверь, ведущую на первый этаж.
– Быстрее, – поторопил он нас. – Пока дыма не напустили.
Дверь была чем-то уплотнена по краю, потому что в обширное помещение, открывшееся нашему взору, дым не проник. Мы быстро проскользнули внутрь и захлопнули дверь. Немного дыма конечно же проникло сюда вместе с нами. Но он стелился по полу.
– Да, – кивнул Механик, – для корабельной перестрелки – в самый раз. Заполнит нижние палубы, как раз там, где пушки и пороховые склады.
– Ты давно на поле боя был? – поинтересовался Ловец. – Наверно, очень. После первых же залпов обычно от порохового дыма уже ничего не видно. Да, вообще ничего.
– Но этот дым гуще и держится дольше. И если не корабли… – Механик задумался, – то вражеский лагерь или город. Короче, пусть воеводы думают, как применить. Мое дело – изобрести, – закончил он нервно.
Моему брату и в голову не могло прийти, что какое-то его изобретение может оказаться бесполезным. И люди, иногда намекавшие на это, ему очень не нравились. Но сейчас он заставил себя соблюдать хотя бы видимость радушия.
Комната занимала большую часть первого этажа. Чем она была для Механика, я затруднялся сказать. Посреди нее стоял огромный дубовый стол, сколоченный на совесть, но без изыска. Стулья – такие же прочные и простые. На стенах вперемешку висели карты различных земель, чертежи механизмов, несколько темных широких досок, исчерченных непонятными мне значками. Писали на них мелом, явно чтобы в случае ошибки стереть ее мокрой тряпкой и дописать как надо. Почерк принадлежал не только Механику. Я заметил, что к этим формулам приложили руку не меньше десятка человек. Слева от входа располагалась дверь, ведущая, судя по всему, в поварню. Как бы то ни было, а схимники остаются людьми и есть им иногда надо.
– Это – твоя основная резиденция, – усмехнулся я.
– Нет, склад картофеля, – отозвался он. – Для схимника ты слишком проницателен.
Он подошел к одной из досок, стер часть формулы и начал дорисовывать новые значки, иногда останавливаясь и бормоча что-то себе под нос. До меня долетело:
– Да-да, распределение… летучесть чуть-чуть повысить… и густота… Искатель, как думаешь, если снизить густоту дыма…
– Не знаю, – перебил я его. – И вообще недостойно схимника заниматься подобным.
– Что ты чистоплюй, я знал давно. Мы познаем мир, познавая себя. Я выбрал эту часть мира, она мне нравится больше. В человеческом теле заложена конструкция всех механизмов и основы всех алхимических реакций. Я это все разглядел, другие – нет. Вот и пусть каждый занимается своим делом.
– Смотри. – Ловец подошел и отобрал у него мел и тряпку.
Прежде чем Механик успел возразить, он стер часть формулы и начал дорисовывать свои значки. Мой брат открыл рот, собираясь излить на наглого хунну очередную порцию сарказма, и тут же захлопнул его.
– Стой, стой, а это зачем? – ткнул он в одну из частей формулы.
– Галлюциноген, – ответил Ловец. – Совсем немного, но противнику начинает мерещиться всякая ерунда. А благодаря вот этому дым будет распространяться равномерно, а не стекать вниз. А вот эта часть формулы сделает его еще белее. Темные силуэты будут явнее видны со стороны.
– Поразительно! – Механик хлопнул себя по лбу. – Оказывается, можно набраться мудрости и крутя хвосты кобылам. И давно ты знаешь алхимическую систему обозначения элементов?
– Только что изучил. Да, только что. То, что ты пытаешься изобрести, передается в нашей семье очень давно. Охотникам на людей иногда нужно быстро скрыться от преследователей. Дымовая завеса – отличный способ.
– Но где вы брали все элементы для состава? Не из кобыльей же мочи?
– Отчасти и из нее. А вообще все можно найти в степи. Кое-какие минералы, порошки из трав, один элемент, ты угадал, получается выпариванием конской мочи.
Я не выдержал и рассмеялся:
– Ну как тебе, брат, наш кузен?
– Для степного табунщика – поразительный гигант мысли, – откликнулся Механик. – Завтра испытаю и, если это будет работать так, как надо, начну носить халат и малахай.
– Как ты нас нашел так быстро? – сменил я тему разговора, пока он окончательно не превратился в обмен колкостями.
– Ну это же мой город, – развел он руками. – Если бы вы не ушли от Мятежника, все получилось бы гораздо быстрее.
– Хозяин таверны, – тихо произнес Ловец.
– Что? – не понял я.
– В городах, где настолько развиты тайные приказы, большинство хозяев подобных заведений служат осведомителями.
– Ты прав. Хозяин «Морского конька», где вы остановились, сообщил моим людям об этом. Парочка вы как-никак приметная. Венед и степняк.
– И много наших в городе? – поинтересовался я.
– Достаточно, чтобы я забеспокоился. Кроме вас я отправил письма Атаману, Мятежнику, Книжнику и троим из выводка Охотника: Караванщику, Егерю и Бродяге. Кто-то укрылся в квартале имперцев.
– А это что за чудо дивное? – удивился Ловец.
– У имперских купцов там склады, особняки. Ну и там же имперское посольство. Охрана в квартале не нашенская. Формально – это территория Империи. Даже моим послушникам туда доступа нет, пока, конечно, война не будет объявлена открыто. Думаю, тот, кто укрылся там, четко показал, на чьей он стороне.
– Не знаешь, кто это может быть? – спросил я, присаживаясь за стол.
– Понятия не имею. Он изменил облик, пробираясь в город.
– А может, ты поторопился с выводами? Мы с Ловцом тоже сперва пытались твои хвосты сбросить. Знали бы, что в городе существует имперский квартал, сами бы туда наверняка подались.
– Может быть, – легко согласился он. – Да уж менять что-то поздно. Разве что попросим Ловца смотаться в имперский квартал. Он этого схимника быстро сыщет. А, Ловец?
– Вопрос цены, – пожал плечами мой спутник.
Механик расхохотался. Потом присел напротив меня. Меж тем среди бумаг, которыми был усыпан стол, я заметил несколько весьма любопытных листов. Придвинул их к себе. На верхнем красовалось заглавие, написанное большими буквами: «Бродяга». Ниже шло краткое описание. Я бегло просмотрел его. Профессиональный нищий до схимы. Надолго нигде не задерживался, оправдывая свое нынешнее имя. Великолепно умел разжалобить человека, да так, что тот готов был ему последнюю рубаху отдать. В общем-то незаурядная способность. Понятно, чем он привлек своего учителя.
– Смотри-ка, Ловец, – вдруг воскликнул я, добравшись до краткой сноски о происхождении. – А Бродяга – твой земляк, оказывается.
– Да, – подтвердил Механик. – Он из пленных. В бою ему ногу покалечили. Сумел убедить купившего его венеда, что как раб бесполезен. Его просто отпустили на свободу, чтобы не тратить зря пищи. Потом кочевал по городам. Из выпрошенной милостыни закопал два неплохих клада. Сейчас его внуки жили бы безбедно, если бы Бродяга не принял схимы.
– Что это? – Я швырнул ему листы. Те упали, рассыпавшись веером.
– А на что похоже? – ехидно осведомился брат. – Наверно, чертежи новейшей пушки?
– Оставь свои шуточки! – вспылил я.
– А что ты кипятишься? Я ничего противозаконного не делал. И между прочим, основную часть работы проделал Книжник по моему заказу. Вот на него и ори.
– Зачем тебе это?
– Пытался выстроить механизм.
– Какой, на хрен, механизм?!
– Ах, ну да, я же забыл, для тебя слово «механизм» – это рычаги, блоки, шестеренки и тому подобная ерунда. Искатель, я пытался восстановить механизм набора учеников вторым поколением схимников. Чтобы понять их.
– И как?
– В общих чертах все ясно.
– Хм, и что ты скажешь про Дервиша? – заинтересовался Ловец.
– Самый бестолковый, но и самый схимник из всех.
– Ты бы полегче в словах, – прищурился мой спутник.
– О-хо-хо! – Это развеселило Механика. – Редкий момент! Вот он! Знаменитый прищур Ловца! Мало кто может похвастаться, что видел его. Большинство после этого умирали, что хвастовству весьма не способствует. Так ведь, Ловец? Я счастливчик!
– Не смей оскорблять моего учителя!
– Вот чудак-человек! Да вы там все такие дикие, в вашей степи? Я же ему комплимент сделал. Он набирал учеников не ради какой-то цели. Брал тех, кто казался ему подходящим, чтобы принять схиму. Потому и метод у него – бестолковый. Или, если тебе так больше понравится, бессистемный. Понял?
– Ну если так, тогда прости, неправильно тебя понял. А что с Охотником?
– О-о-о! – Механик откинулся на стуле так, что тот встал на две ножки и замер, балансируя. – Охотник! Он считал себя старшим братом и наследником своего учителя. Именно потому он убил Псеглавца, который, как ему казалось, отошел от основных принципов схимы. И учеников набрал по тому же принципу, что и Схимник. Хунну Бродяга, венед Егерь, заведей Караванщик и северянин Отшельник. Последний, конечно, недотягивал до Псеглавца, но Охотник решил, что антам доверять нельзя и, вместо того чтобы брать ученика от них, нужен кто-то, кто будет следить за северянами в оба глаза. А кто подойдет лучше, чем выходец с Северной Окраины? Там антов считают исконными врагами.
– Интересная теория, – кивнул я. – Только за уши притянута.
– Это почему же?
– Бродяга не контролирует степь. Там безраздельно влияние Акына. О Егере в Венедии тоже я особо не слышал.
– А о Мятежнике? Много слышал? Меж тем он был в центре Бочажской резни. Бродяга – единственный пробой в цепи, и то не факт. У Акына влияние явное. Он слишком самолюбив. А у кого тайное? Может быть, у Бродяги. Но этого я наверняка не знаю. Пока. Ловец, не хочешь помочь разузнать?
– Вопрос цены, – пожал тот плечами.
– Думаю, договоримся. Казна Золотого Моста необъятна.
– Информация входит в цену, – поспешил добавить степняк. – Иначе не договоримся.
– Обсудим. Ну а про нашего учителя узнать не желаешь? – повернулся Механик ко мне.
– Представь себе, нет. Неведение – великое благо.
– Ну тогда я Ловцу расскажу, – усмехнулся брат. – Тем более что он неведение благом не считает. Да и в будущем это пригодится. Ведь начал-то я именно с нашего учителя, когда нашел про него кое-какие занимательные сведения.
– Это какие, интересно? – тут уж я не сдержался.
– А вот это узнаешь, когда соберутся все. Пока же скажу, что собирал он своих учеников по весьма интересному принципу. Большинство из нас либо бунтари, либо те, кто за этими бунтарями охотится.
– Разве?
– Представь себе. С тобой и Мятежником все ясно. С Атаманом – тоже. Чубы – они вообще какое-то бунтарское образование. К ним всегда мятежники всех мастей бежали. Но начнем по порядку. Первым к нему Книжник попал как раз. Ох, известный в свое время был разбойник. Он вообще из ушкуйников. И кровушки когда-то пролил – ох, немало. Наверно, больше всех нас. Против него даже дружинники боялись выходить. Дури-то у детинушки много. Топором своим щиты раскалывал, как орехи, вместе с головами. Да что там, оглоблей любого мог уложить. Потому сейчас он из всех нас самый мирный. Напился кровушки в свое время.
– Допустим, – кивнул я. – С Паучихой тоже все ясно. Одна из лучших лазутчиц тайного сыска… вот только не знаю, какого княжества, да это и не суть важно. А такие люди всегда страдают вольнодумством.
– Дело даже не в этом. Вербуют их очень часто из бандитов. В юности наша сестра весьма попортила кровь будущим сослуживцам, в том числе и родному папочке. Роду она, можно сказать, знатного. Незаконнорожденная дочь. Ее банда держала в руках весь ночной город. Паучиха уже тогда научилась создавать тайные сети осведомителей, освоила в совершенстве маскировку. В тайном сыске ее малость пообтесали и пустили в дело. Практически она одна со своей сетью осведомителей противостояла лазутчикам Вилецкого княжества. А ты знаешь, там это – егеря, то есть парни, умеющие не только информацию разнюхать, но и вести бой в городских условиях малыми отрядами.
– Я знаю способности вилецких егерей лучше тебя.
– Не сомневаюсь. Еще бы, заполучить в послушники их воеводу.
– А ты разведал немало. Но дальше твоя цепочка рушится. Да, пять из восьми – это немало, а все же до системы недотягивает. К тому же вольнодумцы – из них лучшие схимники получаются. А от вольнодумства до мятежа – один шаг. Вот если бы еще хотя бы один мятежничек, совсем маленький, – тогда я с тобою согласился бы.
– Пират, к примеру, подойдет? – ухмыльнулся брат.
– Неубедительно, – покачал я головой. – Кто у нас, кроме тебя, остался? Близнецы? Мечтатель и Ведьма. Оба они даже моря не видели. Поверь мне.
– Они – как раз исключение. Ведьму Экспериментатор взял за острый ум и способность к просчету вариантов, которую путают со способностью предсказывать будущее. Кстати, большинство из нас попали в выводок учителя именно благодаря ее просчету наших действий. А Мечтатель просто был взят за компанию с сестрой. И оказался самым бесполезным. Я даже не знаю, где он сейчас болтается.
– Да уж, – согласился я. – Талантами он никогда не блистал. Зато гонору дурного хватало.
– Ага. – Механик хохотнул. – То с Атаманом рубку на саблях затеет, то с Книжником на руках борется. А как он однажды к Паучихе подкрадывался… Вы с Мятежником тогда ушли на месячное голодание. Помнишь?
– Как же не помнить! Месяц жить на одной воде!.. Постой. – Я вдруг понял. – Механик, не может быть. Ты был пиратом?
– А я все ждал, когда же тебя осенит. – Он вдруг сник, ссутулился еще больше. На губах появилась печальная отстраненная улыбка.
– Ты же изобретатель!
– Ага, изобретатель, – проворчал он. – Про «вороньи клювы» слышал?
– Абордажные мостики со штырями на конце, заточенными на манер гарпуна?
– Примерно. Моя придумка. Понимаешь, пираты нечасто носят доспех. С корабля на корабль прыгать неудобно при абордаже. А если оступишься и упадешь в воду – сразу на дно утянут. Вот я и придумал «клювы». Наши матросы сходились с вражеским кораблем борт к борту, а потом несколько таких помостов соединяли суда. После этого наша абордажная команда, даже в простых кольчугах, легко сминала впятеро превосходящие силы противника. Просто шли вперед стеной щитов. У противника зачастую и щитов не имелось. И пистоли тогда были не в пример слабее. Это потом я усовершенствовал формулу пороха, придумал нарезное оружие и специальные пули под него. А еще книппели.
– Это что такое?
– Два ядра, соединенные цепью. Такелаж крушили отлично. Тоже моя придумка времен пиратства. А еще десантные круги из пробкового дерева. Да и крепление косого паруса я усовершенствовал так, что он позволял галсами идти даже против ветра. Эх, молодость! Это вам не честных прохожих пугать, из кустов выпрыгивая. Тоже мне благородные разбойники.
– Так ты и в Заморье был? – Я пропустил его шпильку мимо ушей.
– Не доходили. На островах кое-каких бывал, нападали даже на колонии тамошние златомостцев. А в Заморье не высаживались. Да и зачем? На побережье они богатств не держат. Пираты от этой привычки их давно отучили.
В этот момент скрипнули петли. Гнусавый голос затянул:
– Люди добрые, подайте пару монет от щедрот ваших несчастному калеке, пострадавшему в Бочажской резне во имя свободы от Империи, да будет она разрушена.
Открылась дверь, ведущая в нашу комнату. Я уже понял, кто пожаловал. Тщедушная фигура мужчины, одетого в мешковину. Он хромал на правую ногу и казался перекошенным. Худощавое лицо с заострившимися чертами носило следы жизни впроголодь. Гнойные капельки в уголках раскосых глаз, на носу – бородавка. Волосы давно не мыты, кое-где свалялись в колтуны.
– Все юродствуешь? – неодобрительно спросил Механик.
– А ты все умничаешь? – прогнусавил Бродяга.
Он похромал в комнату и плюхнулся на стул недалеко от меня. В нос ударила вонь давно не мытого тела. Я не сразу обратил внимание, что Бродяга пришел не один, настолько колоритный образ предстал передо мной в его лице. Второй схимник оказался среднего роста, обычного телосложения. Одет вполне опрятно. Темно-зеленый кафтан, такого же цвета штаны, заправленные в высокие сапоги. Цепкий взгляд голубых глаз, аккуратно подстриженная светлая бородка и усы. Волосы – тоже светлые, со стальным отливом, слегка вьющиеся, подрезаны на уровне шеи. Немного курносый нос, щеки впалые, высокий лоб без единой морщины. Казалось, этого человека ни разу не смущали сомнения, он всегда четко видит цель и знает, как до нее дойти.
– Здравия всей честной компании. – Он поклонился не ниже, чем требовали правила приличия.
– И тебе здравствовать, – ответил Механик за всех на правах хозяина.
Мы встали и ответили таким же поклоном.
– А кормежка во сколько? – поинтересовался Бродяга.
– Если ты заявился сюда, чтобы пожрать на дармовщинку, то мог бы и не приходить, – откликнулся Механик.
– Я еще и на баньку надеялся.
– Могу окатить помоями. Может, пахнуть лучше станешь. Чем не банька? Тебе уж всяко не повредит.
– Зачем такие жертвы? Твои помои небось загнать в перегонный куб – так спирт чистейшей пробы получить можно.
– Откуда слов таких набрался, «перегонный куб», «спирт», «проба». Уж не твои ли блохи нашептали?
– Да уж, блохи у меня знатные, схиме обученные. Хочешь, поделюсь?
– Благодарю покорно, мне с людьми привычнее.
– Караванщик не с вами? – Я поспешил прервать грозивший затянуться обмен «любезностями».
– Мы заходили к нему в караван-сарай, но он там не ночевал, – ответил человек в зеленом, видимо Егерь.
– Думали, уже здесь, – подтвердил Бродяга, и голос его неуловимо изменился, стал серьезнее. – Хотя наш брат – известный нелюдим, мог и не прийти.
– И не придет, – произнес Механик, и я увидел, как словно бы туча набежала на его лицо. – Сегодня его труп всплыл в порту.
– Что?!
Вот теперь я увидел морщины на лбу Егеря, гневную складку между бровями.
– То самое. Его убили. И, насколько я знаю, это третья смерть в нашем поколении.
Я прикинул: Палач, Отшельник, а теперь Караванщик. Выходит, третья. И тут вспомнилось все: ночной порт, тихий всплеск, капля крови на пирсе и силуэт могучего мужчины в переулке, слишком приметный, чтобы я мог ошибиться.
– Не знаю, кто третий, но мы лишились второго брата. – Тон Бродяги был спокоен. – Как он погиб?
– Странно. – Механик тяжело вздохнул. – Очень странно. Сперва ему вогнали в шею нож сзади. Перебили спинной мозг и повредили голосовые связки. А потом отрубили руки и столкнули в воду. Он еще оставался жив. Умер ближе к полудню. Если можно так сказать, задохнулся.
– Действительно, странно. – Ловец нахмурился. – После удара ножом он остался совсем беспомощным. Тела не контролировал, даже «воплем гнева» не мог ударить. Почему бы просто не отрубить голову.
– Ты не понимаешь, – спокойно пояснил Бродяга, словно речь и не шла о его брате. – Без головы тело сложно опознать. Похоже, это послание.
– Кому?
– Мне, а скорее, тебе или Егерю. Это же вы охотитесь на людей. Караванщик мог бы выжить. Восстановить контроль над руками по периферийным нервам, вытащить нож, срастить спинной мозг, дышать через кожу. Потому ему и отрубили руки. А потом столкнули в воду, чтобы задохнулся.
Повисла тишина. Каждый из нас обдумывал услышанное. Да, Бродяга был беспощадно логичен. И вернулся страх, зароненный в мое сердце сообщением Ловца о смерти Палача.
– Ты ведь был там, Искатель, – вдруг прозвучал еще один голос.
Никто не заметил прихода еще одного схимника. И скрип двери не предупредил нас. Книжник появился абсолютно бесшумно. Впрочем, если он у Механика частый гость и они вместе собирали информацию о схимниках, брат знал о скрипучих петлях. А при его бычьей силе с Книжника станется приподнять тяжелую дверь, абсолютно не напрягаясь, и открыть ее бесшумно.
– Здравствуй, брат, – повернулся я к нему. – Да, ночью я был в порту, но и ты – тоже. Почему ты бежал от меня?
Ответить ему не дал Ловец. Прищурившись, он измерил меня взглядом и сказал:
– Ты вернулся мокрый и с царапиной на руке. И ты вчера был очень зол на Караванщика. Да, зол и выбит из колеи разговором с Мятежником. К тому же я видел твоих учеников. С их помощью ты вполне мог бы одолеть Палача. А Отшельник сам приходил к тебе за смертью.
– Ловец, ты никак меня в убийцы записал? – Я почувствовал злость.
– Я всего лишь говорю, что могло бы быть.
– Если бы я был способен на такое, то тебя точно прикончил бы первым. Тебе так не кажется?
– Я – не Караванщик! А твое объяснение, что, мол, решил искупаться в заливе, сразу показалось мне дурацким.
– Да? И как же тебе все это видится? Караванщик с ножом в глотке сумел утащить меня на дно, и, отбиваясь, я поцарапал ладонь? По-моему, это еще больший бред. А ты, Книжник, почему ты бежал? Я окликнул тебя, и ты просто не мог не узнать моего голоса.
– Так ты меня убийцей считаешь?! – возмутился мой брат.
– Всего лишь прошу объяснить.
– Потому и бежал, что не хотел ничего объяснять, – проворчал он.
Я пристально посмотрел на него. Про таких в деревнях говорят: «детинушка». Косая сажень в плечах. Даже просторное одеяние не скрывает мышц, которым позавидовал бы любой молотобоец. Широкое мясистое лицо, кожа пористая, мощные надбровные дуги, густые брови, лоб покатый, глаза светло-карие. Картину дополняла нечесаная рыжая борода. Сложно заподозрить в этом человеке собирателя человеческой мудрости. Но я знал, Книжник интересуется всем: историей, преданиями, сказками, научными трудами и полуправдивыми воспоминаниями первых путешественников в Заморье. Мой брат был настоящим кладезем мертвого знания. Копил и систематизировал ради него самого. Его книги переписывались втайне. Хватало в них мыслей и идей, которых не одобрили бы власть имущие. Ах да, еще из-под его пера вышло несколько сборников песен, тоже рассортированных по областям Венедии, в которых они популярны.
– Оставьте, дознаватели, – махнул рукой Механик. – Доказательств ни у кого нет. А обвинять друг друга на пустом месте мы можем до полуночи. И все равно каждый останется при своем мнении. Я знаю Искателя. Не станет он идти на такое сложное дело из простой обиды.
– Я тебя не обвиняю. – Книжник потупился. – Вчера просто встречаться не хотел. Прости, брат, если в словах моих послышалось тебе что-то другое.
– Не знаю. – Ловец тряхнул головой. – Извиняться пока не стану. Но если буду уверен, что убийца – ты…
– Не надо угроз, – предупредил я. – Нас убить не так просто. Я по-прежнему не верю, что это – дело рук одного человека. А ученики мои вчера были у тебя на виду.
– Не совсем так. Они ушли спать вскоре после того, как ты подался в гавань. Остался лишь Зануда. А остальные могли выбраться через окно и догнать тебя, пока он отвлекал мое внимание.
– Считай, как сам знаешь. – Я устало отмахнулся.
Не знаю, к чему бы мы пришли, до чего бы договорились, но в это время дверь вновь скрипнула. А еще миг спустя перед нами предстали Атаман и Мятежник. Кошевой чубов сверкнул белозубой улыбкой:
– Добрый дэнь, шановни добродийи, як ся маетэ?
Он оставался все таким же, каким я его помнил. Даже шрамов новых не прибавилось. Да и что они для схимника? Правильный овал лица, полноватые губы, черные усы подковой, гладко выбритый волевой подбородок. Голова тоже выбрита, лишь на макушке оставлен, по обычаю его народа, клок волос, свисающий до плеча. Собственно, чубы за него и получили свое прозвище. И очень им гордились, хоть сами себя предпочитали называть сечевиками – от названия их укрепленных поселений: Сечь. В ухе – серебряная серьга с сапфиром. Задорный блеск темно-синих глаз, гордый разворот плеч, твердая походка. Одет он тоже был для этих мест необычно. Коричневые шаровары, которые, как говорят чубы, шире бескрайней степи, просторная вышитая сорочка, кожаная жилетка, сапоги без каблуков. Подпоясан алым кушаком поверх кожаного ремня, укрепленного стальными бляхами, на котором висела простая сабля в потертых ножнах.
– Можно без этого твоего тарабарского наречия? – проворчал Бродяга.
– Кожэн розмовляе тиею мовою, яка йому до подобы. – Казалось, этот выпад еще больше развеселил Атамана.
– Большинство здесь – венеды. Не все тебя понимают. А ты можешь говорить и на венедском.
– Якщо ты мэнэ нэ розумиеш, хиба цэ повынно мэнэ турбуваты? Я тэбэ розумию добрэ.
– Атаман… – Механик поморщился. – Мы здесь не для того, чтобы выяснять, кому на каком языке говорить. Давай еще сейчас начнем спорить о ерунде. Тоже мне ключевая проблема – языковой вопрос. Тут кузены дохнут один за другим, Империя душит со всех сторон, а мы до утра о чепухе проболтаем.
– Выбач, братэ, алэ я з повагою ставлюсь до кожного, хто тут зибрався. А цэй жэбрак пэршый почав. Я б запропонував йому зъясуваты цэ пытання на шаблях, алэ бачу, що вин навить ножа соби купыты нэ можэ. Мабуть, вси гроши пропыв. А хворого на голову ображаты нэможна. Понял или перевести? – добавил он уже на чистейшем венедском, который услышишь разве что в Лихове.
Так уж повелось, что вильцы считают свое наречие истинно венедским, а остальные – диалектами. С ними не спорят. Это еще со времен первой Империи повелось, да так и прижилось. А вот чубы – те считают свой язык самостоятельным, родственным венедскому, но другим. Точно так же, как антский на венедский похож, но тоже считается самостоятельным языком. Кто здесь прав? Мне судить сложно. С какого момента ответвление, диалект становится самостоятельным языком? Наверно, когда так начинает считать народ, на нем говорящий.
– Ну вот, все в сборе, – произнес Механик. – Остался еще кто-то, проникший в Золотой Мост под видом имперского дружинника.
– Это я был, – усмехнулся Егерь. – Принял облик одного из них. Прости, Механик, привычка. Хотел сперва в городе осмотреться.
– А я-то думал, почему тебя так поздно обнаружили. Посчитал, что ты на галере ордынской приплыл. Порт контролировать сложнее ворот. Там народу больше. Ну что ж, рассаживайтесь.
Скрипнули петли. В прихожей послышался топот множества ног. Все головы невольно повернулись к двери. Атаман сделал шаг вперед, заложил большие пальцы за кушак, развернул плечи. Дверь открылась. Первыми вошли два имперских дружинника, встали по бокам от входа, стукнули об пол древками копий. Один провозгласил чистым, молодым голосом:
– Император венедский!
Я редко видел удивленных схимников. А сейчас довелось лицезреть полную комнату оных. Каждый подался вперед. Как ни странно, повелитель венедов был загадочной фигурой. Послов не принимал, перед войсками с зажигательными речами не выступал, оставляя все помощникам. Он вошел неторопливо, одетый как простой дружинник, только без шлема и оружия. Следом за ним появились две девушки.
– Анпиратор. – В голосе Атамана прорезался почти звериный рык. – Шут гороховый! Гони своих холуев отсюда! Иначе ножнами от сабли так обработаю, что мать родная не узнает!
– Ах ты, тварь! – воскликнул Мятежник.
Книжник тут же сжал его в своих медвежьих объятиях, шепча:
– Тише, тише, ну нельзя же так. Все понимаю, но остынь, братишка, остынь.
Девушки обошли Императора и присели на стулья в самой темной части комнаты. Одна – стройная и гибкая, в мужской одежде, вторая – самую малость полноватая, в дорожном платье. Да на них никто сейчас и не смотрел. Все внимание собрал на себе Император.
– Выйдите, – бросил он дружинникам.
Те тут же повиновались, отвесили ему поклон и выскользнули за дверь.
– Подозреваю, вы здесь собрались обсуждать мое детище, – хладнокровно произнес он. – И хоть приглашение так и не пришло, думаю, у меня есть полное право здесь находиться.
– Тварь. – Мятежник уже взял себя в руки, но голос его все еще сочился ненавистью.
– Прости, то, что случилось в Бочаге, – недоразумение. Так вышло. Наша скрытность сыграла против нас. Я не сразу понял, что и произошло. Из моих учеников никто не вернулся.
– Лицемер! Ты был там! Это ты убил Отшельника!
– Слишком сильное обвинение.
– Да больше некому! – воскликнул Ловец. – Империя приходит в Бочаг – умирает Отшельник, потом она приходит в Кхсар Фэй ар-Румал, и перед штурмом там находят труп Палача. Теперь ты в Золотом Мосту – и Караванщик мертв. Все они тебе мешали, да, мешали твоей Империи!
Резким движением Ловец сбросил на стол свою войлочную скатку. Я уже так привык к ней, что не обращал внимания, не задался вопросом, зачем он таскает ее с собой постоянно. Войлок развернулся, и на нем сверкнула кованая сталь. Теперь я понял, почему Ловец так боялся обыска. Моему взгляду предстали две легкие ордынские сабли в ножнах, штук пять кинжалов, с десяток метательных ножей, длинная тонкая цепь с крюком на одном конце и небольшим шипастым шариком на другом. Было там еще что-то, но Ловец уже сноровисто рассовывал оружие в недра своего халата.
– Никак на войну собрался? – насмешливо спросил Механик.
– Атаман, мы оба вооружены. Покараем убийцу! – Степняк проигнорировал вопрос.
– Дай мне одну саблю, – процедил сквозь зубы Мятежник.
– Не советую, – раздался тихий женский голос. – Мы втроем пришли. И вполне сможем уйти. Но тогда точно начнется война.