Схимники. Четвертое поколение Дорош Сергей

– Нет! – рявкнул он. – Я не хочу победить так! Хочу остаться схимником до конца, каким бы он ни был! Мы – не воины. За все эти годы я ни разу не прикасался к оружию. Пусть так будет и впредь!

– Любимый…

– Нет! И хватит об этом.

Ветер усиливался. Небо затягивали черные тучи. Казалось, гнев людей поднялся до небес и погода готова ответить на него ненастьем. Толпы были уже не такими плотными. На улицах оставались те, кто считал себя самым обиженным или же кого самые обиженные наняли. Но в возмущенных криках не осталось прежней мощи. Стихийное народное выступление катилось по инерции, готовое потухнуть под первыми струями ливня, который, я это прекрасно видел, разразится этой ночью. Дождь омоет огромный город и, возможно, вернет ему прежний покой.

Книжник зажег в доме множество свечей. Груды свитков теперь валялись насыпом в углу. На столе развернули карту Венедии в исполнении Зануды. Егерь и Ловец о чем-то спорили. Книжник сидел во главе стола и гладил маленькую черно-белую кошку. В его лапищах зверек казался совсем котенком. Зануда и Барчук тоже, видимо, участвовали в споре, но сейчас приумолкли, подавленные авторитетом второго поколения.

– Да нет же! – крикнул Ловец, когда я вошел. – Южнее эта битва произошла! Там до сих пор находят обломки мечей и эти странные облачения духовенства. Понимаешь? Облачения. Откуда бы им взяться?

– А я тебе говорю, у Кровавого брода они встретились! Княжьи рати сперва сдерживали противника, потому как в меньшинстве были. А на третий день острожские егеря севернее реку перешли. Вот тогда духовенство отступило, чтобы не быть окруженным. Но к тому времени на помощь князьям подошла лужская конница, а с юго-запада надвинулись вилецкие полки. Там, где ты показываешь, истребляли остатки армии духовенства.

– Кровавый брод назывался так задолго до богоборцев!

– Конечно, потому что по реке проходила граница между Острожским и Вилецким княжествами. И крови там довольно пролилось, у этого брода.

– О чем спорят? – спросил я у Книжника, который только и заметил мое появление.

– Да по поводу первой битвы в этих самых войнах за веру, – отмахнулся он.

– И кто прав?

– Наверняка не знаю. Но чувствую, что Егерь. Он сам из тех мест.

– А что это ты себе кота завел?

– Это кошечка, Паучихой кличут.

Я расхохотался. Книжник усмехнулся, но улыбка затерялась в густой бороде.

– Так соскучился по нашей сестре, что кошку в ее честь назвал?

– Нет, Искатель. Пергамента у меня здесь много, а мыши да крысы до него весьма охочи. Кошечка моя этих вредителей вылавливает. Совсем как тайный сыск, в котором, если не врет, раньше служила Паучиха.

– Не врет она. – Егерь оторвался от спора. – Знал я ее раньше.

– И из какого она княжества? – Ловец, казалось, наоборот, готов был спорить с Егерем по любому поводу. – Не припомню, чтобы сталкивался.

– Так на то он и тайный сыск. – Ученик Охотника развел руками. Да и тон его был не резким, скорее, каким-то примирительным.

– Для кого тайный, а для кого – нет. Мы своих возможных противников знали. Понимаешь, знали, нельзя было иначе.

– Мы с ней из Острожского княжества.

– Так вот откуда у тебя эта книга! – воскликнул Зануда.

Но еще громче прозвучал голос Ловца.

– Нет такого княжества! – заявил Ловец.

– Сейчас нет, – печально поправил его Егерь.

Я тяжело вздохнул. Слишком уж много за последние пару дней пришлось мне выслушать историй о прошлом. И вот вновь задели за живое еще одного схимника. С другой стороны, даже Книжник не знал, откуда родом наша Паучиха. Да и все равно, завтра ухожу из Золотого Моста. Что бы ни чуял Ловец, какие бы истории про богоборцев ни сочинил мой Зануда, хватит. Объединить одиночек, которые даже к общему мнению прийти не могут? Нет. Схима превыше всего. Пусть братья скалятся друг на друга, как псы, пусть кузены с Книжником ловят убийц. Дождусь Ведьмы, и мы уйдем.

Странно. Что на меня так повлияло? Беседа с Бродягой или последний разговор с бывшей возлюбленной? А бывшей ли? Вот рассказывал я ученикам, как со временем остывают чувства и желания, а стоило ей прикоснуться к моим губам – и больше нет схимника, который разменял девятый десяток. Откуда-то вынырнул тот пылкий юноша, который… Впрочем, не об этом сейчас. И все же… Вы не представляете себе любовь двух схимников. Об этом я могу поговорить лишь с Императором да Паучихой, со второй парой в нашем выводке.

Такая любовь очень сложна, ведь от партнера невозможно что-то скрыть. Полное доверие, по-другому никак. О секретах и речи нет, это сразу чувствуется. Да, у меня были женщины после нее… Нет, после нее у меня были бледные призраки той, единственной женщины. У меня не хватает слов, чтобы описать это единение… душ… да, именно душ, это слово как нельзя кстати. А вы можете себе представить единение тел тех, кто знает все о человеческом теле? Простые люди не имеют даже отголоска надежды испытать подобное, когда от наслаждения перестаешь понимать, жив ты или уже мертв.

Механик когда-то сказал со своим обычным сарказмом, что тело – механизм, и если ты знаешь, как заставить этот механизм испытывать удовольствие, зачем тебе еще кто-то? Мне не понять его, потому что я всегда брезговал подобными способами, а ему – не понять меня, потому что в третьем поколении схимников было лишь две женщины. Одна из них досталась мне, а другая Императору.

Тогда я верил, что она вернется ко мне. Ведь в тот день я смотрел в ее глаза, чувствовал, как за прочной броней сестры и советницы повелителя венедов прячется женщина, которая истосковалась по мне. Схимникам иногда тоже надо побыть простыми людьми…

Бешеная притащила с поварни самовар. Малышка отыскала уйму разнообразных кружек. Правда, их пришлось довольно долго отмывать со щелоком. Книжник запустил свой дом. Но вскоре карта и книга оказались на полу, а на столе водрузили принесенный самовар, тарелки со свежим липовым медом и крупными желтоватыми кусками, похожими на кристаллы, – заморским лакомством, называемым «сахар».

– Под чай беседа легче идет, – пояснил Егерь.

– Согласен, – кивнул Ловец, отправляя за щеку кусок сахару и запив его большим глотком чая.

– Ты лучше мед ешь, – посоветовал Книжник. – Для здоровья полезней. А эта заморская придумка – ерунда.

– А по мне, и то, и другое вкус чая перебивает, – заметил я.

– Ладно, так что там с этим легендарным Острожским княжеством? Даже я про него не слышал…

– Слишком рьяно истребляли все сведения, – тяжело вздохнул Егерь. – Первый Император покорил его почти в самом начале. От правящего рода мало что осталось. Как и от войска. Когда Империя распалась, часть нашей знати решила возродить княжество. Да только вильцы – под боком. Открытое восстание задушили бы сразу. Вот делом и занялись остатки тайного сыска. Им удалось склонить на свою сторону верхушку острожских егерей.

– Не слышал про таких, – вставил Ловец между двумя глотками чая. – Город Острог знаю, но он же всегда был частью Вилецкого княжества.

– Не всегда. Один пацаненок остался из правящего рода. Не сказать, что такой уж хороший князь. Да вообще не князь, но свой. В общем, мы пытались действовать изнутри. Где подкуп, где шантаж, а где и тихое убийство. Полк наш уже давно соединили с вилецкими егерями. Традиции-то общие, как и приемы. А сейчас – так вообще большинство ратников этого полка набраны в бывших острожских землях.

– Барчук? – Я перевел удивленный взгляд на своего ученика.

– Все так, – хмуро подтвердил он. – Я же рассказывал, кто моя мать и из какой местности моих людей набирали.

– Да, но ты не называл княжества.

– А зачем? Нет больше Острожского княжества. Деда моего, того самого пацаненка, о котором Егерь говорил, убили. Мать тоже погибла, сам знаешь как. Об Острожском княжестве вообще не принято говорить.

– Оно и понятно, – понуро промолвил Егерь. – Ничего у нас не вышло. Отца вашей Паучихи убили. И даже мы не знаем, кто это сделал. Она попыталась возглавить все, но продержалась недолго. Теперь я понимаю, что за ней пришел Экспериментатор.

– А ты воеводой егерей был? – спросил Ловец.

– Куда мне? Старшим всего лишь. Вильцы прознали о заговоре. Князь тогдашний принял решение казнить всю верхушку полка. Всех, даже старших. Я просто знал больше других, потому что какое-то время подчинялся напрямую Паучихе. Вот и сумел вовремя бежать. А Острожское княжество так и не возродилось. Книга эта от воеводы нашего осталась, – кивнул он на фолиант, лежащий на полу поверх карты.

– Что за книга? – спросил я.

– Любопытный экземпляр, – задумчиво проговорил Книжник. – Острожская летопись времен богоборческой войны. Конечно, то, что в ней написано, никакими другими летописями не подтверждается…

– Конечно, не подтверждается! – воскликнул Ловец. – Остальное было истреблено или переписано богоборцами. Только не уверен я, что летопись столько лет удавалось сберечь от их вездесущего внимания. Ох, не верю. Понимаешь?

– Откуда же тогда она? – резко вскинулся Егерь.

– Да твой же воевода бывший мог ее написать. Не сам, конечно. Заказал каким-нибудь умным людям. Понимаешь? Вас, вилецких, или острожских, егерей от тайного сыска и отличить-то трудно. Нет, тебе я верю. А книге нет. Понимаешь? Ведь твой воевода наверняка знавал людишек, которые что угодно подделать могут. На то и тайный сыск.

– Разобраться надо, – пробасил Книжник, огладив бороду.

– Да чего разбираться? Острожский патриарх – глава всего духовенства. Решающая битва с ним – на землях Острожского княжества. Написали это, дабы боевой дух егерей поднять – мол, видите, какое великое наше княжество было!

– А если по-другому? – тихо проговорил Зануда. – Если из-за этой книги княжество и уничтожили?

– Опять богоборцы? – с сомнением в голосе спросил Егерь. – Из-за одной книги? Не стоит без надобности творить лишних сущностей. Мы и так вильцам поперек горла стояли.

– В его словах может быть доля правды. – Ловец принял сторону Зануды. – Для богоборцев книги важнее людей. Я уже говорил Искателю, что мне доводилось спасать тех, на кого они охотились.

– Мне тоже стало интересно, как ты умудрялся это делать и не терять заказчиков, – кивнул я.

– Надо было спросить. Я бы пояснил. Да, пояснил бы. Ты, Искатель, не задумывался, откуда люди вообще могут узнать о вещах, сама память о которых вытравлена из умов и из большинства преданий?

– Я вообще до сегодняшнего дня о богоборцах не задумывался.

– Книги, – наставительно произнес он, усмехаясь. – Некоторые представители духовенства, видимо, поняли, что война, которую развязали против них, не простая. Что цель богоборцев – не победа, а полное истребление. Они пытались прятать свои книги, переписывать, передавать верным людям. Мне так кажется. Вы, венеды, слишком уж превозносите эти значки на пергаменте. А в наши времена человек может набраться запрещенных слов, только найдя старую книгу. Но ведь большая часть не знает, что эти слова могут навлечь смерть. Рано или поздно старые рукописи попадали к тем, кто любит и умеет читать. Понимаешь? А всевозможные переписчики и библиотекари – народ любопытный, но абсолютно оторванный от жизни и неспособный постоять за себя.

– Так уж и неспособный? – заворчал Книжник.

– Ты – лишь досадное исключение, – отмахнулся Ловец. – А большинство беззащитны, как только что вылупившиеся птенцы. Да, как птенцы. Но и убить их в открытую нельзя. Понимаешь? Богоборцы хранят свое существование в тайне. Они, как мне кажется, лишь сеть соглядатаев. Когда обнаруживают жертву, дается приказ посредникам, причем сами посредники не знают, от кого он пришел. Но чтобы сделать все тихо и чисто, нужен мастер.

– Такой, как ты? – спросил Егерь.

– Ты тоже сгодился бы.

– Но к чему это? – Книжник недоуменно нахмурился. – Тайны всякие…

– А ты посмотри, после падения первой Империи у каждого князя появился свой тайный сыск. Простые убийства рано или поздно привлекли бы внимание. Князья начали бы интересоваться, кто устраняет грамотеев. А там и до причины добрались бы. И как знать, не взбредет ли кому в голову, что вера в высшие существа гораздо лучше держит подданных в узде, чем все рати княжества. Убрать даже простого боярина – это уже задачка сложнее. Да, в десятки раз сложнее. И внимания привлечет это больше. Снежный ком получается, понимаете?

– Понимаем, понимаем. Выкладывай, к чему ведешь.

– А чего тут уже выкладывать? Я делал так, чтобы человек исчез. Не умер, а пропал из поля зрения богоборцев. Объяснял, что нельзя делать, что говорить. А запрещенную книгу приносил нанимателю как подтверждение того, что жертва мертва. Почему-то богоборцы и их посредники уверены, что такие книги – самое дорогое, что есть у грамотея. Так и получалось: и человек спасен, и наниматель доволен, и я при деньгах.

– Странно, – пробормотал Барчук. – А знаешь, дядя Ловец, после такого задания я бы и тебя попытался убить на месте богоборцев. Вдруг и ты заглянул в книгу?

Я заметил уважительный взгляд, который Егерь бросил на моего ученика. Если подумать, то присягал он, кстати, острожскому князю, последний наследник которого – мой ученик. Стало интересно: пожелай я противостоять Империи, опираясь на наследственные права моих учеников, – пошел бы за мной ученик Охотника?

– Я же читать не умею, – рассмеялся Ловец. – Про то все знают. Да и не задерживался долго на одном месте.

– В голове не укладывается, – вдруг произнес Зануда. – Княжество из-за книги…

– Ты же сам это предположил, – заметил Книжник. – Книга – это идея, а идея иногда сильнее любых армий.

– А ты думал, как погиб твой отец? – Ученик Дервиша произнес это еле слышно. По всему видно, вырвалось само. Но Зануда услышал.

– Что ты знаешь?! – воскликнул он.

– У него были запрещенные книги, и не одна. – Схимник не стал отпираться. – Сперва кто-то подстроил так, чтобы его сослали в Тихую Замуть. А дальше и делать ничего не надо. В этом городишке…

– Это было восстание! Бунт! Отца убили случайно!

– А убийц, вместо того чтобы вздернуть в назидание прочим, вскоре выпустили на свободу. Да, выпустили. Только мне это кажется странным? Ты сейчас жив лишь потому, что никто не мог предположить, что в том возрасте отец уже научил тебя читать. Хочешь узнать, кто все подстроил? Найди того, кому достался ваш дом, и главное – книги.

– Найти, – процедил сквозь зубы Зануда. Его ладонь сжала рукоять ножа так, что побелели костяшки пальцев. – Богоборцы.

– Брат, успокойся. – Барчук сунулся было к нему и отпрянул, натолкнувшись на взгляд, полный ярости.

Зануда резко развернулся и вышел из комнаты.

– Учитель! – воскликнула Бешеная. – Останови его.

– Как? – Я развел руками. – Ему сейчас не я нужен. Он слишком сильно любил своего отца. Рана никак не затянется. Я думал, все кончилось, когда он прирезал тех троих.

Дочь воеводы вскочила и бросилась вслед за ушедшим.

– Зря я, наверно, это сказал. Прости, Искатель. – Ловец потупился.

– Нет, все правильно, – печально ответил я. – Ему надо научиться жить с этим. Найти наконец покой. Бешеная уже один раз помогла ему. Иногда нужна не мудрость, а простое человеческое участие. Егерь, чего там в твоей книге такого, из-за чего могли уничтожить целое княжество и даже воспоминания о нем?

Не скажу, что в тот момент меня интересовало именно это. Хотелось последовать за Бешеной, найти своего ученика. Слишком внезапно настал переломный момент. Жизнь вытолкнула Зануду на распутье. И только он мог решить сейчас, посвятить себя мести, охоте за неуловимыми богоборцами – или продолжить путь схимы. Сам, без меня.

– Старая книга, – ответил Егерь. – Я ее особо не читал. Просматривал. Странно, только писал ее священник, сочувствующий богоборцам. Вначале он описывает все пороки духовенства: ложь, лицемерие, стремление к роскоши. На словах они вроде бы проповедовали любовь, всепрощение, скромность в желаниях. А на деле копили богатства, драли с тех, кто верил им, по три шкуры, развязывали войны с теми, кто поклонялся другим богам. А уж потом идет описание самой войны. Только летоисчисление непонятное. До первой Империи оно ведь в каждом княжестве свое было. Так что узнать, когда точно это все происходило, я так и не смог.

– Выводок Охотника, – задумчиво промолвил я. – А кто еще знает об этой книге?

– Никто. Я ее хранил как память о прошлом. Понимал, что она опасна, потому никому не показывал. Просто сейчас разгорелся спор из-за богоборцев, вот я и решил, что книга может пролить свет…

– Бродяга! – воскликнул я.

– Что? – не понял Егерь.

– Мы должны показать эту книгу твоему брату! Возможно, это то, чего ему не хватало.

– Для чего?

– Долго объяснять, – отмахнулся я. – Пусть он сам расскажет.

– И где мы его найдем?

– На чердаке, – усмехнулся я.

Он лежал ничком, и со стороны казалось, спал. Вот только огромная бурая лужа под ним и запах крови, бьющий в нос, говорили, что это не так. Мухи уже успели слететься и сейчас кружились над телом. В руке Бродяга продолжал сжимать саблю, и на лезвии я заметил неширокую кровавую полосу. Ученик Охотника задел своего убийцу.

– Как же так? – потерянно пробормотал Егерь.

– Похоже, на галере, которая отходит завтра, освободилось место.

Не зря, выходит, самый загадочный схимник из нашего поколения точил оружие. Даже Малышка не услышала звуков боя. Больше никогда Бродяга не вернется в степь. И Ловцу не с кем соперничать за влияние. Странные чувства я испытывал. Горя не было – я ведь не знал Бродягу достаточно хорошо, чтобы его уход стал настоящей потерей. Была досада. Кем бы ни оказался убийца, наглости ему не занимать. Все ведь происходило у нас под носом.

Я подошел к телу и перевернул его на спину. Сзади услышал испуганный вскрик Малышки. Барчук еле слышно выругался. Не знаю, может быть, существуют страны, где все по-другому, а у нас к смерти привыкают с детства. Все мы росли во времена войны княжеств. Труп с перерезанным горлом – обычная вещь. Но над Бродягой поработали основательнее. Кроме уже знакомого мне по описаниям следа от сабельного удара на шее брюхо его оказалось вспорото от паха до солнечного сплетения. Внутренности вырваны. Теперь я легко заметил их в одной из куч строительного мусора. Конечно, даже схимник мог прожить в таком состоянии не так уж долго.

– Труп свежий, – произнес Ловец. – Убийца ушел совсем недавно.

– Чума на вас! Чего вы все столпились?! – вдруг закричал Егерь. – Все следы затоптали!

Оцепенение, которое охватило последнего ученика Охотника, спало. Он почувствовал себя в знакомой стихии и преобразился. Отогнал нас подальше и начал изучать следы в пыли, которых осталось не так уж и много. Барчук, Малышка и Книжник ушли, мы же с Ловцом предпочли остаться и наблюдать за работой следопыта с безопасного расстояния.

– Убийца пришел тем же путем, что и Бродяга, – тихо шепнул степняк.

– Или убийцы, – задумчиво промолвил я.

– Убийца! – рявкнул Егерь. – Бой шел один на один.

Он подобрал саблю, лизнул кровь на лезвии и бросил оружие мне. Я отстранился. Странно, вроде бы просто брать оружие нам не запрещено, а все же не хочется делать этого. Ловец с кривой усмешкой поймал саблю, попробовал кровь и протянул оружие мне.

– Все верно. – В моем мозгу нужный ответ возник, едва язык коснулся окровавленной стали. – То, о чем рассказывал Бродяга. Нет частиц, которые отвечают за омоложение.

– Это ни о чем не говорит, – возразил Ловец. – Здесь мог быть схимник со своим учеником. Ученик получил саблей, что неудивительно, а схимник каким-то образом скрыл свои следы. Потому Егерь и уверен, что убийца был один. Понимаешь?

– Не знаю я, как бы он мог следы скрыть, – проворчал наш следопыт.

– И я не знаю, но теперь жду чего угодно. Страшная смерть, врагу такой не пожелаю. Может, и я осмотрю здесь все? Ты закончил уже?

– Закончил. – Егерь присел прямо в пыль и уронил голову на колени, сжавшись в комок. – Ловец прав, могло быть и двое. Следы затоптаны. Осмотри мы все сразу… Там, кстати, каракули какие-то.

– Это не каракули, – тяжело вздохнул Ловец. – Тайнопись.

– Жаль, ты читать не умеешь, но ничего, Атаман обучил меня чубовской тайнописи. – Я подошел к нему. На пыльном полу кровью были нарисованы какие-то знаки. Я такие встречал в первый раз.

– При чем здесь чтение, – недовольно проворчал степняк. – В таких семьях, как моя, существовала система знаков для передачи разведанной информации. Это – не письменность.

– И что тут зашифровано? – заинтересовался Егерь.

– Три знака. Давно я не встречал тайнописи. Хоть Охотник, судя по тому как он обошелся с Псеглавцем, вполне мог быть лазутчиком в прежней жизни. Да, мог. И Бродягу, как своего преемника, мог тайнописи обучить.

– Что за знаки?! – вспылил Егерь.

– Первый – смерть. – Ловец присел на корточки, рассматривая написанное. – Дальше, наверно, силы начали оставлять твоего брата. Неразборчиво. Следующий знак можно понять и как «хан», и как «старейшина». А последний… кажется, им мы обозначали чубов.

– Атаман! – прорычал ученик Охотника.

– Стой. – Я встал между ним и выходом. – Куда ты собрался?

– Уйди, Искатель! Уйди!

– Егерь, Ловец ведь сказал, знаки нечеткие, а он давно не пользовался тайнописью, мог что-то не так понять.

– Что там понимать?! Они вчера поссорились с Атаманом. Твой брат пришел и убил моего, это же ясно!

– Ни хрена не ясно! Стой, схимник, я сказал! Это совсем не похоже на Атамана. Он не стал бы убивать втихую. Скорее, на поединок бы вызвал!

– Кого? Нищеброда? Он презирал Бродягу! Явился со своими учениками и прикончил! Уйди, Искатель! – Он бросил руку на рукоять меча.

– Давай, руби. Сопротивляться не буду. – Я посмотрел прямо в глаза Егерю, и тот как-то сразу потух, потупился.

– Я не убийца.

– Вот и не спеши им стать. Подумай. Неужели ты один надеешься справиться с тем, кого не остановил твой брат?

– А кто мне поможет? Я один и остался.

– Мы поможем, – тихо ответил Ловец. – Правда, Искатель?

– Да, – согласился я. – Это уже переходит все границы. Сейчас мы все успокоимся.

– Как успокоиться?! За два дня я лишился двух братьев! Искатель, ты сам знаешь, Атаман – единственный воин из вас! Если кто и способен убить схимника, так это – он!

– Уймись. Надо во всем разобраться. Если Атаман виновен, он будет наказан.

Я опустил взгляд. Все та же лужа крови, брошенная сабля, оселок, сиротливо лежащий поодаль. Странное чувство пустоты. Непонятное волнение. Отголоски первых громовых раскатов. На Золотой Мост неумолимо надвигалась гроза. Я был почти уверен, что запала возмущенных горожан не хватит на эту ночь. Наверняка большинство уже разбежалось, спеша укрыться от непогоды. Почему-то вспомнились вилецкие егеря, державшие оцепление вокруг Лихова. Они ходили на волосок от смерти, не боясь любой погоды. Или анты. Они точно не дали бы какому-то дождю загнать себя в укрытие. А еще подумалось, что даже лучшие из мушкетов, которыми вооружены защитники Золотого Моста, сейчас вполне могут отказать, если порох отсыреет. Город торгашей. Их оружие такое же привередливое, как они сами. Честный антский меч не в пример симпатичнее, насколько вообще может быть симпатичной вещь, созданная, чтобы нести смерть.

– Надо его похоронить, – пробормотал Ловец.

– Успеется, – резко ответил Егерь. – Сперва разберемся с его убийцей.

Спустившись вниз, я подозвал к себе Малышку. Была она бледной, но держала себя в руках. Наверно, ей сейчас приходилось хуже всех. Кто знает, какие силы собрала она в кулак вчера, сидя в пороховом погребе с горящим факелом. Еще не успела отойти от пережитого. А тут смерть схимника, да еще и столь ужасная, что даже мне сделалось не по себе.

– Ты видела вчера Императора и его свиту? – спросил я и на всякий случай уточнил: – Две девушки.

Она молча кивнула и судорожно сглотнула. Я вкратце рассказал, как найти посольскую избу. Она все кивала, так и не произнеся ни слова. А может, это к лучшему? Паучиха та же словам моим может и не поверить, но, глядя на девушку, поймет, что видела она что-то жуткое.

– Найдешь кого-нибудь из троих. Скажешь, я послал, опишешь все, что видела. Передай им, что мы собираемся побеседовать с Атаманом. Пусть подходят.

Она в последний раз кивнула и вышла. Я поискал взглядом Книжника и не нашел. Куда же делся мой неугомонный брат? Сложно было даже представить, что взбрело ему в голову и что он собирается делать.

– Лучше бы меня отправил, – заметил Барчук. – Я быстрее найду этого самого Императора.

– Может быть. – Я не стал спорить. Вот только не знаю, чем нас встретит Атаман, если я ошибаюсь и за смертью Бродяги действительно стоит он. А тебя чубы уважают.

– И боятся?

– Не знаю, способно ли их что-то напугать, – с сомнением ответил я. – А вот уважать себя ты их заставил.

Он был стар, этот чуб. Усы и клок волос на голове – совсем седые. Глаза выцвели, кости ныли на непогоду. А по шрамам на теле можно было изучать полувековой боевой путь его куреня. Но руки еще крепко держали оружие, а зрению его завидовали даже молодые. Так, по крайней мере, мне рассказали. И может быть, не столь ловок уже был старик в сабельной рубке, как в годы молодости, но пулю из пистоля всегда укладывал точно в цель. Наверно, потому и вошел он в отборный отряд, сопровождавший кошевого атамана в Золотой Мост. Скорее всего, это был его последний поход, после чего осел бы седоусый ветеран на каком-нибудь хуторе или сменил саблю на бандуру и пел старые думы по вечерам, у лагерных костров, иногда порываясь тряхнуть стариной и взять в руки хотя бы рушныцю. Молодые соратники мягко отговаривали бы его – мол, стрелков у нас и так хватает. А хорошего музыканта где посреди степи найдешь?

А может, и не так все было бы на самом деле. Может, не успокоился бы старый опытный вояка, пока однажды не встретил врага сильнее себя. Одно точно – истории о жизни чубовской рассказывать он любил и умел. Дом, который облюбовал Атаман, принадлежал златомостской семье: отец, мать, сынишка лет десяти да две дочки. Жили они на первом этаже, отдав второй и третий постояльцам. Жена хозяйничала на кухне, кормя всю шумную ватагу, муж ухаживал за лошадьми. А больше ничего гостям и не надобно. Были они в походе, а значит, по суровому сечевому закону за пьянство полагалась смерть. Так что особых хлопот хозяевам чубы не доставляли.

Не могли горожане понять только одного: зачем в прихожей, как называлась деревянная пристройка, каждую ночь бодрствовал кто-то из постояльцев, без брони, зато при полном оружии. Чаще всего это был страдающий бессонницей старый чуб. Сынишка их любил, когда все уснут, прокрасться мимо родительской спальни в прихожую. Дед не гнал его. Возможно, на каком-то хуторе у него подрастали такие же внуки. И мальчишка часто до утра слушал истории и байки, с каждым разом все лучше понимая чубовское наречие и грезя геройскими подвигами наяву, играл пистолем, которого старик предусмотрительно не заряжал. Ну а чуб, что ж, в компании всегда легче скоротать ночь – ведь пить нельзя, потому что, во-первых, он в походе, а во-вторых, на посту.

И в эту ночь мальчишка очень удивился, когда «дедушка чуб», как он называл того, кого уже считал своим лучшим другом, замолчал на полуслове, а потом вдруг отобрал у него оружие, достал из-под стола бочонок с порохом и мешочек с пулями, после чего начал заряжать пистоль.

– Дедушка чуб, дай еще поиграть, – жалобно попросил он.

– Ось що, онучэ, – старик не смотрел на мальца. Его взор был обращен на что-то за окном. – Нумо йды до батькив, розбуды йих, та пэрэкажы, що нэхай кращэ на стайни сховаются.

– Дедушка, а что случилось? – не отставал неугомонный пацан.

– Можэ, ничого, а можэ, щось щэ трапытся. Йды, хлопчэ. Тилькы спочатку ходы на другый повэрх, мойих хлопцив розбуды.

Чуб заряжал пистоль не глядя. Привычные к этому занятию руки все делали сами. А взгляд его был устремлен сквозь маленькое окошко, на улицу. Мальчонка посмотрел туда же. Ничего. Хотя нет, промелькнул какой-то силуэт.

– Швыдшэ! – прикрикнул чуб, и пацаненок юркнул за дверь и бросился по скрипучей лестнице на второй этаж.

Старик забил шомполом пыж, заткнул бочонок пробкой, взял со стола потухшую люльку, раскурил от свечи. Нимало не смущаясь близостью огня, подсыпал пороха на полку и взвел курок. Мальчишка чуть ли не кубарем скатился по лестнице.

– Дедушка чуб, они меня не слушают, послали знаешь куда.

– Знаю, хлопчэ, – ответил тот, и черты его лица затвердели. – Бижы до батькив.

Ребенок замер, не спеша исполнять приказ, и чуб, схватив его за плечо, грубо вытолкал за дверь. В глазах мальчика отразилось непонимание и обида. Но старику было не до церемоний. Выталкивая своего маленького друга, он услышал один за другим два удара в дверь. Он был стар, этот чуб. Он многое видел и слышал за свою жизнь. Знал он и то, как вилецкие егеря выламывают двери. Засов был железным, и два топора ударили разом, выбивая его крепления. Тяжелая полоса не удержалась в скобе и с глухим звуком упала на пол. Дверь распахнулась.

Два воина в чешуйчатых доспехах и островерхих венедских шлемах ворвались в прихожую, за их спинами маячило еще несколько человек. А сколько их собралось там всего, и не разглядеть. Венеды вдруг остановились. Путь им преграждал одинокий седой чуб. В правой руке он сжимал пистоль, и черный зрачок дула, казалось, смотрит каждому из двух первых смельчаков аккурат между глаз. Ногой он подтолкнул им навстречу небольшой бочонок. Левой рукой вынул изо рта трубку, выпустил облако дыма и произнес:

– На добранич, вильци.

Пистоль опустился и оглушительно грохнул. Прогремел первый раскат грома, а следом рванул бочонок. Небольшой бочонок, набитый под завязку лучшим порохом с разрыв-травой. Добротная бревенчатая прихожая разлетелась в щепки. Обрушилась часть прилегающей к ней каменной стены. Имперцев разбросало, словно игрушечных солдатиков, попавших под горячую руку капризного ребенка. Те, кто оказался ближе всех к дому, уже не встали. Остальным повезло больше. Некоторые поднимались, тряся головами, пытаясь избавиться от шума в ушах. Другие оставались лежать, не понимая, живы они или мертвы. Умирая, старик все же поднял тревогу и задержал врага, дав соратникам время проснуться и приготовиться к бою. Да только и штурмующие знали, с кем связываются. И в окрестных переулках скрывалась далеко не одна сотня отборных воинов.

– Вперед! – прозвучала команда, и к дому бросились свежие бойцы.

Тяжелая вилецкая пехота умела многое, в том числе и грамотно штурмовать дома. Каменные стены выстояли, а вот дверь перестала существовать. Только проход был завален остатками пристройки. Ратники набросились на эту преграду, словно муравьи. Пороховой дым не успел до конца рассеяться. Первые капли дождя зашлепали по улице, вымощенной камнем, а имперцы уже расчистили себе проход и ринулись внутрь.

Лестница пострадала незначительно. Как-никак основной удар приняла на себя дверь и стена. Десяток имперцев двинулся обыскивать первый этаж. Остальные устремились наверх. Конечно, наблюдатели давно выяснили, где разместились чубы, но ратники Императора были слишком опытны, чтобы допустить хоть малую возможность, что кто-то из них случайно мог оказаться внизу и в решающий момент ударить в тыл атакующим. Опасения их оказались напрасными. Сечевики поджидали их на втором этаже, все восемнадцать.

В этом доме общий зал располагался наверху. А уж из него можно было попасть в отдельные комнаты. Имперскую тяжелую пехоту встретила пустота, тишина и перевернутые столы. Первые ратники, взбежавшие по лестнице, остановились, сомкнули щиты, ожидая, пока поднимутся остальные. Никто не собирался соваться в комнаты чубов малыми силами. Имперцы действовали довольно быстро и потому вполне могли рассчитывать застать врага врасплох. В конце концов, они были всего лишь тяжелой пехотой, силой, которая способна сломать хребет любому войску в чистом поле, да и при штурме городов. Только сообразительности егерей им не хватало. А потому громкий крик «Вогонь!» стал для них полной неожиданностью.

Спросонья чубы успели только впрыгнуть в свои широченные шаровары. Единицам хватило времени натянуть сапоги, остальные шли в бой босыми и полуголыми, но оружие у каждого было под рукой: сабли наточены, пистоли заряжены. Чубатые воители появились перед имперцами словно из-под земли, вынырнув из-за перевернутых столов. Первый залп уполовинил авангард, второй поставил крест на надеждах имперцев решить все быстро и малой кровью.

– Риж, рубы!

– Сич!

– Смэрть загарбныкам!

Боевые кличи чубов слились в один жуткий вопль. Наверно, это было действительно страшно – полуголые люди, бросающиеся с саблями наголо на закованных в сталь отборных ратников Империи. Лязг клинков наполнил просторную комнату. Возможно, останься имперцев больше, они смогли бы, сомкнув тяжелые каплевидные щиты, остановить эту дикую лаву, сейчас же каждый дрался сам за себя. А в такой рубке строевой пехоте надеяться не на что. Жалкие крохи первого отряда отбросили на лестницу. Большинство отступить не смогло – погибло под безжалостными саблями.

Чубы не собирались отпускать выживших, пятеро смельчаков бросились преследовать их. И в этот момент сказали свое слово егеря. Они не стали входить в дом, разумно рассудив, что рубку с отчаянными южанами лучше предоставить простой пехоте. Но навстречу преследователям хлестнул дружный залп из самострелов. Промахнуться с такого расстояния невозможно. Кольчуги вполне могли бы остановить болты, но полуголые чубы стали лакомой мишенью. Преследователи скатились вниз уже бездыханными. Еще двое сечевиков, попытавшихся прорваться в ближний бой, рассчитывая на то, что оружие егерей разряжено, были забросаны метательными копьями-сулицами. На этом контратака захлебнулась.

В то же время часть стрелков заняла крыши домов на противоположной стороне улицы. На втором этаже царил полумрак, разгоняемый светом лишь нескольких факелов, которые принесли с собой погибшие имперцы. Егерям этого хватило. Болты ударили, кроша оконное стекло, накрывая замеченные силуэты. Потеряв еще нескольких товарищей, чубы залегли, перезаряжая пистоли. Егеря продолжали постреливать, не давая им поднять голов. У дверного проема на первом этаже скапливался новый ударный отряд. На сей раз возглавили его ученики Императора.

Взрыва, слившегося с первым раскатом грома, мы различить не смогли. Зато выстрелы услышали. Они разорвали тишину ночи, как гнилую дерюгу. Мы прибавили шагу. Благо уже почти пришли. Когда вышли на широкую улицу, сейчас заполненную имперцами, чубы огрызнулись залпом из окон. Тела егерей посыпались с крыш горохом. А вдобавок из окна вылетели две гранаты, оставляя за собой дымный след от фитилей. Взрывы, крики раненых, новые выстрелы. Казалось, в Золотой Мост пришла настоящая война, а не имперцы пытаются выкурить горстку чубов.

– Что они затеяли?! – удивленно воскликнул Егерь.

– Если Атаман переживет эту ночь, не завидую я Империи.

Голос мой звучал тускло и безжизненно. Вчера и сегодня, разговаривая с братьями и сестрами, я пустил в ход весь отмеренный мне дар убеждения, чтобы не дать им развязать войну. Но все оказалось зря. Меня охватило какое-то странное безразличие. Пусть делают что хотят. Пусть хоть поубивают друг друга, коль уж это – их самое заветное желание. Я не знал, что еще могу сделать. Разве что бессильно наблюдать, как схима идет войной на схиму, вот уже в который раз. Только теперь все гораздо серьезнее, потому что в доме засел Атаман, а среди штурмующих я разглядел знакомую фигуру Императора.

– Надо помочь им! – закричал Барчук.

– Кому – им? – Я резко развернулся к нему. – Ты что, не понимаешь, по обе стороны – мои братья! Как я выберу между ними? Монетку подброшу?

– Там мои люди!

– Нет, сынок. Твоих людей там больше нет. Там люди Императора, а ты уже давно не воевода вилецких егерей.

– Это не так. Я сражался с ними бок о бок!

– И что ты сделаешь? Пойдешь и поможешь им прикончить горстку смельчаков, которые виновны только в том, что на них напали посреди ночи, не дав толком продрать глаза? Иди, я тебя не держу. Ты волен уйти от меня в любой момент.

– Я не это хотел сказать, учитель, – смутился он.

– А если все же передумаешь, – я сделал вид, что не услышал его слов, – пойди найди Малышку. Смысл в ее задании отпал, а город, боюсь, этой ночью станет весьма опасным. И лучше бы ей не ходить одной.

Он собрался что-то ответить, но улица содрогнулась от нового взрыва. Похоже, чубы собирались в Золотой Мост как на войну. По крайней мере, их запас гранат впечатлял. На сей раз они взорвали лестницу. Из окон вновь хлестнул свинцовый дождь, но еще три гранаты, упавшие на мостовую, не взорвались. Погода стала союзником Императору в лице обрушившегося с небес ливня. Он затушил фитили.

– Устаревшие гранаты, – с сожалением произнес Ловец. – Ой, устаревшие. Я слышал, в новых фитили простой водой не затушишь.

Меж тем егеря развили бурную деятельность. Со всего первого этажа сносилось все, что могло послужить заменой взорванной лестнице: бочонки, сундуки, даже несколько снятых с петель дверей и один шкаф. Арбалетчики иногда постреливали в дверной проем наверху, чтобы не дать оставшимся в живых чубам даже высунуться. Те, кто остался на крышах, притихли, не желая подставляться под меткие ружья южан. Я не знал, сколько людей Атамана осталось в здании. Не так уж много, вряд ли больше пяти. Но и имперцы понесли потери. Песья хоругвь лишилась львиной доли бойцов. Егерей оставалось с два десятка. Правда, последний свой козырь – учеников – Император пока еще на стол не выбросил. А еще – я не понимал, почему все еще бездействует Атаман. Его появление могло бы окончательно сломить боевой дух атакующих.

– Чего мы ждем? – спросил Егерь.

– Пока они прекратят заниматься дурью и начнут вести себя как схимники, – огрызнулся я.

– Может, нам стоит встать между ними? – неуверенно предположил Ловец. – Это может остановить их. Понимаешь?

– Сомневаюсь. Чубы будут рубиться до последнего. Влезем – недолго и пулю в спину получить. Признаться, опасаюсь я их длинноствольных ружей.

– И все же это – шанс прекратить глупую бойню, – поддержал Ловца Егерь.

Узнать, есть такой шанс или нет, нам не дали. Кто бы мог подумать, но чубы пошли в контратаку, не дожидаясь, пока имперцы закончат возводить импровизированный помост и задавят их числом. Один из них появился в дверном проеме, по пояс обнаженный, с двумя пистолями в руках. Сверкнула молния, и в ее свете мне померещился лик Атамана. Егеря замешкались, но потом дружно спустили тетивы арбалетов. Чуб даже не прыгнул, а словно бы резко бросил свое тело вперед и вверх, пропуская залп под собой. Вильцы не растерялись, хоть было от чего. Двигался их противник очень быстро. Арбалеты отлетели в стороны, в руках у бывших подчиненных моего Барчука возникли копья-сулицы. Чуб завертелся в воздухе, уворачиваясь от них. Грянули два выстрела.

– Сич! – закричал он. И крик слился с лязгом выхватываемых сабель.