Схимники. Четвертое поколение Дорош Сергей

Нет, обычные люди так не двигаются. Этот ученик моего брата напоминал рыбу в воде, только отталкивался он, казалось, от воздуха. Тела двух егерей не успели упасть на мостовую, а один из учеников Императора уже ринулся вперед, выхватив меч и прикрывшись тяжелым каплевидным щитом. Чуб рухнул на него. Имперец успел отразить сабли, но от силы удара рухнул на колени. Ученик Атамана и не собирался бить на поражение. Он использовал щитоносца для того, чтобы оттолкнуться и уйти в новый прыжок, окончившийся в самом большом скоплении егерей.

На сей раз кровь брызнула во все стороны. Сабли, казалось, зажили собственной жизнью. Чуб приземлился на колено, но вместе с ним упало семь трупов.

– Сич! – вновь огласил он ночную улицу криком.

– Сич!

Ответ донесся сверху. Еще двое чубов, каждый с парой обнаженных сабель, вынырнули из дверного проема и обрушились на остатки егерей. Пусть не столь хороши, как первый, но и они прикоснулись к схиме. Новый взблеск молнии. Один стрелок из трех, уцелевших на крышах, попробовал пристрелить чуба, бывшего сейчас как на ладони, но вновь грянул выстрел из окна-бойницы. Тело сползло по черепице.

Теперь стало ясно, что посреди улицы идут в самоубийственную атаку последние защитники Атамана. А тот, кто прикрывал их огнем, наверняка не может ходить, иначе рубился бы плечом к плечу с братьями по оружию. Теперь я узнал чуба, первым бросившегося в атаку. Один из близнецов, тот, который так жаждал скрестить оружие с Барчуком. Он ни в чем не уступал брату, а по ярости превосходил во много раз. Ученик Императора только поднимался с колен, когда противник налетел на него, пытаясь вновь бросить на землю. Но имперец успел подготовиться, и, казалось, молот ударил по наковальне. Сабли взвились, плетя сложный узор. Каждый их удар заставлял щит дрожать. Ученик Императора не отступил, выбрал момент, контратаковал. Чуб легко отразил его удары. Но за спиной имперца уже надвигались, сомкнув щиты, бойцы песьей хоругви. А с флангов ударили остальные ученики Императора, связывая боем двух других чубов.

Сабли людей Атамана ковались под силу схимников, массивнее обычных. Они крушили древки копий в щепки, проминали щиты, заставляли мечи пытаться упорхнуть из судорожно сжатых рук. Но видел я – это уже агония. Имперцы уступали сечевикам в самоотверженности ненамного. Теперь тяжелые пехотинцы обступили чубов со всех сторон, давя щитами, лишая возможности маневрировать и тем самым сводя на нет преимущество в ловкости и скорости. А ученики Императора не давали противнику ускользнуть. Разбившись на три тройки, они весьма успешно сдерживали каждого.

Длилось все это не так уж долго. Следующий взблеск молнии осветил тело чуба, пробитое пятью копьями. Двое оставшихся прижались спиной к спине. Каждого покрывало множество мелких порезов. Кровь стекала по телам и оружию, мешаясь с потоками дождевой воды.

– Сдавайтесь! – крикнул Император. – Я не желаю убивать вас или вашего учителя. Бросайте оружие!

Имперцы попятились, давая чубам возможность принять предложение своего господина. А те переглянулись. Близнец кивнул, и четыре сабли, звякнув, упали на мостовую. Он запрокинул голову к небу, подставляя лицо под струи дождя, и вдруг запел глубоким, низким голосом:

– В правий руци шабля стрымыть. Калэная…

– А по шабли ричка бижыть. Крывава, – подхватил второй чуб.

– Над ричкою ворон крячэ. Смутнэсэнько… – голоса сплелись.

С последним словом близнец ринулся вперед, на того самого ученика Императора, который первым заступил ему путь. Прыгнул на плечи, повалил, в руке сверкнул изогнутый нож и вонзился в горло имперца. Люди Императора бросились на непокорных сечевиков. Второй так и не успел схватиться за оружие или уклониться сразу от трех мечей. А вот близнец, прежде чем его подняли на копья, успел высоко подпрыгнуть и метнуть свой нож в Императора.

Мой брат отбил оружие голой ладонью, словно от мухи отмахнулся.

– Зря, – произнес он с досадой в голосе и спешился. – Ученики, за мной, – приказал он. – Остальным – занять оборону. Чубы полгорода взрывами всполошили. Коней держать наготове. Мы с пленником должны уйти в любом случае.

Командовал он резко, отрывисто, и послушники тут же бросились отвязывать от седел свернутые сети, разматывать арканы. Ратники же сдвинулись поближе, прикрывая собой дверной проем, частично разрушенный взрывами, с пятнами гари и крови. Тела оттаскивали в сторону, перевязывали раны тем, кого еще можно было спасти, но основной боевой кулак держался наготове. Многие подобрали арбалеты перебитых егерей. Другие – их сулицы.

– Господин, внутри еще один засел. – Кто-то из послушников попытался мягко отстранить Императора, но тот буквально отбросил наглеца гневным взглядом.

– Думаю, моих слабых сил хватит, чтобы не причинить вреда ему или себе, – отрезал он. – Вы об Атамане думайте. Ежели кто из чубов выжил – перевязать и следить пуще глаза, чтобы не умер!

– Они же враги. – Послушник попытался продолжить спор, но голос его дрожал.

– Они – не враги! – рявкнул Император. – Они – твои двоюродные братья по схиме прежде всего! Советую всем это запомнить! Не убивать сверх необходимого!

Император вошел внутрь, взбежал по сооруженному егерями помосту. Внутри его поджидали. Последний чуб сидел напротив прохода. Ружье в его руке чуть подрагивало. Грянул выстрел. Только схимник начал двигаться раньше, чем слабеющий палец надавил на курок. И ствол, поднятый могучей рукой против воли своего чубатого хозяина, изверг свинцовый шарик в потолок.

– Що ты робыш, дядьку? – прохрипел второй из близнецов.

Его нога, разрубленная Барчуком, все еще не повиновалась, несмотря на лечение Атамана. Но и в стороне от боя он остаться не смог. Чубы сражались до последнего. И сейчас, задавая вопрос, близнец тянулся к ножу. Такой же его брат метнул в Императора. Собрав силы в кулак, он успел выхватить оружие и даже ударить. Император вновь опередил ученика Атамана. Плавно ушел от изогнутого лезвия и успокоил чуба мягким ударом в висок.

– Делаю то, что должен, племянник, – печально ответил Император, хоть сечевик уже не слышал его слов. – За мной! Атаман должен быть наверху!

Я ждал, когда выволокут связанного Атамана. Не сомневался, что Император справится. Людей и сил у него достаточно, чтобы скрутить даже нашего неистового чуба. Тогда придет наш час. Сейчас же идти на прорыв… Нет, нас никто не остановил бы, но слишком уж много фанатиков готовы защищать своего повелителя. И случайно дело может не ограничиться выбитыми зубами и сломанными руками. Человеческая плоть хрупка, особенно когда кулак схимника становится подобным камню, а рука бьет сильнее, чем лягает самый могучий конь.

Жаль, забыл я, что в этом городе есть и другие мои братья. Наивно ожидать, что до Механика не дойдет весть о происходящем. Чубы, дав малыми силами столь яростный отпор, позволили ему собрать своих людей в ударный кулак.

Они выступили из-за пелены дождя на противоположном конце улицы. И лишь когда глаза поняли, что видят, до ушей донесся лязг железа и звон шпор. Серебряных шпор. Сколько их там? Две сотни? А сколько понадобится, чтобы урезонить обнаглевших гостей города? Забрала шлемов подняты. Страусовые перья плюмажей вымокли и свисают, подобно крысиным хвостам. Тяжелые латы не давят на плечи прикоснувшихся к схиме. Это – настоящий шедевр златомостских кузнецов. Пластины подогнаны так, чтобы не стеснять движений, при этом для вражеского клинка не оставлено даже малейшей щели. Сабатоны высекали искры из камней мостовой. Послушники Механика шли, чеканя шаг, и от их поступи, кажется, готовы были обрушиться каменные стены домов. Эти люди, привычные биться как в конном, так и в пешем строю, как поодиночке, так и единым отрядом, не испытывали страха или неуверенности. Песья хоругвь? Элита вилецкой тяжелой пехоты? А какое это имеет значение? У каждого на поясе пара пистолей новейшего образца, тяжелый кавалерийский палаш. На левом предплечье – небольшие треугольные щиты со стилизованным изображением моста, соединяющего два берега реки. Удивительно ли, что мост этот выполнен золотым литьем? Да, я слышал, что «Серебряные шпоры» должны внушать страх любому врагу одним своим появлением на поле боя. И с этой задачей они великолепно справлялись.

Признаться, я не сразу заметил, что они занимают лишь половину довольно широкой улицы. Те, кто шел рядом с ними, по привычке двигались бесшумно, мягким шагом дикого зверя. Но песьи морды над человеческими лицами иногда страшнее слитного лязга доспехов. Антов было всего лишь десятеро. А надобно ли больше? Механик и Мятежник шагали впереди своих учеников.

– Кто вами командует? – железным голосом отчеканил Механик, остановившись перед строем имперцев.

Ответом ему стал дружный стук опускающихся копий о края щитов. Вторя этому звуку, с крыши упало два тела. Вилецкие егеря. Глотки перерезаны от уха до уха, а там, где они только что залегали, целясь в предводителей неожиданно подошедшего отряда из арбалетов, встали два человека в длинных зеленых плащах и с такими знакомыми длинными луками. Лесные братья переиграли лучших лазутчиков Империи.

– Я хозяин этого города! – крикнул Механик. – Кто вами командует? Кто отвечает за все это?! Говорите, иначе…

Мы так и не узнали, что было бы «иначе», потому что в дверном проеме показался Император. Он шел, пошатываясь. В руке сжимал окровавленную саблю.

– Я отвечаю, – как-то потерянно произнес он и уронил клинок себе под ноги. – Атаман мертв.

Ловец тихо зарычал, Егерь затаил дыхание. Все получалось совсем не так, как думалось. Все летело в пропасть. Я не мог себе даже вообразить подобного. Механика с Мятежником эта весть тоже оглушила. Они просто не верили. Но сабля, с которой дождь смыл пятна крови, принадлежала нашему брату, а добровольно он с этим оружием не расстался бы.

– Ты перешел все рамки, – первым опомнился Мятежник.

– Я не убивал его. Когда мы ворвались, он лежал весь в крови. Ему перерубили горло тем самым ударом, а потом выпотрошили, словно рыбу! – воскликнул Император.

– Не верю! – рявкнул Механик, и в глазах его зажглись недобрые огни.

И в это самое время от гавани донесся звук пушечного залпа. А потом – мощнейший взрыв. Видимо, кто-то накрыл огнем пороховые склады.

– Уходи, учитель, ты нужен Империи! – воскликнул один из учеников Императора.

– Уничтожить! – приказал Мятежник.

«Вопль гнева» взвился к небесам. Его лишь называют воплем. На самом деле подобные звуки человеческое ухо различает с трудом. Но рядом с Императором стояли его воины. Для тех, кто не прикоснулся к схиме, этот звук может стать смертельным, заставив мозг буквально взорваться. Потому Император постарался ослабить его, насколько возможно. Сам он конечно же был готов, а значит, защищен от последствий «вопля». Это – последний шанс схимника уйти от нежелательного боя.

Пока люди Механика и Мятежника приходили в себя, Император швырнул в седла двух ближайших учеников, запрыгнул на коня и ударил его пятками в бока. Нас «вопль гнева» задел лишь краем. Просто в глазах все поплыло, звуки стали какими-то нечеткими, а тело, наоборот, налилось силой. Именно из-за этого побочного эффекта «вопль» нельзя использовать для убийства. Конечно, все органы чувств очень ослабляются, зато сила увеличивается во много раз. Стоит войти в поле зрения оглушенного «воплем» человека – и он разорвет тебя голыми руками. Даже слабейший из учеников в таком состоянии смертельно опасен для схимника. И остается лишь бежать.

Трое всадников прогрохотали мимо нас. Ученики твердо держались в седле, но, ошеломленные, не видели ничего вокруг. Император же не заметил нас, потому что взгляд его был устремлен вперед, и в его глазах я успел разглядеть те же кровавые огоньки, что и у Механика. Пока умирали кузены – это одно, но вот пал Атаман, сильнейший из нас. И после этого…

– Преследуем убийцу, – коротко бросил Ловец. Не вопрос, а приказ прозвучал в его голосе.

– Я с тобой, – откликнулся Егерь.

– С чего вы взяли, что убийца – он? – попытался я остановить их.

– Это же просто! Он, больше некому. И про Атамана он нам послание оставил, чтобы сбить со следа, а потом представить его смерть как справедливое возмездие! Искатель, это – твой брат, у тебя первое право карать!

– Нет, Егерь, я не верю! Нам лучше держаться вместе!

Ловец лишь махнул рукой:

– Он попробует прорваться в Имперский квартал. Перехватим его там! А ты оставайся, если больше неспособен действовать!

Засвистели стрелы. Лесные братья понимали толк в ловушках. Нас они обошли и заняли позиции на крышах дальше по улице. Ливень, не позволявший златомостцам применять даже новейшие пистоли, худо-бедно защищенные от слабого дождя, и северным стрелкам подмочил тетивы, снижая точность и силу выстрелов. Трое всадников проскочили. Навстречу им из переулка вынырнул еще десяток антов. Император направил коня прямо на них. В последний момент скакун взвился в воздух, хоть и с трудом, но перемахнув людей. Один из учеников, уже достаточно оправившийся от «вопля гнева», пустил коня вдоль стены. Псеглавец отпрыгнул в сторону, не решаясь преградить ему путь. Второй ученик решил повторить маневр Императора. Анты раздвинулись. Их целью был повелитель Империи, а не его послушники. Но в последний момент двое ринулись вперед. Широкие клинки ударили по ногам скакуна, и тот почти с человеческим криком боли покатился по мостовой.

Всадник успел вынуть ноги из стремян. Все еще находясь под действием «вопля гнева», он вскочил на ноги, выхватил меч. Анты попятились. Никто не горел желанием схлестнуться с имперцем, буквально бурлящим силой и яростью. Сверху ударили стрелы. Ученик Императора перерубил их в полете невообразимо быстрым движением. Но спешенный ученик не волновал людей Мятежника. Ему оставалось жить ровно столько, сколько длятся последствия «вопля гнева».

Император прорвался. Да только анты не собирались упускать его. Воины рванули с места обманчиво-неторопливой рысью. Но я сам когда-то бегал так. Хороший послушник в этом темпе способен ушатать любую лошадь. Лесные братья ринулись по крышам, игнорируя мокрую черепицу, на которой легко можно поскользнуться и сломать себе шею. А сзади в смертельной агонии билась песья хоругвь, последним судорожным усилием вцепившись в ноги послушникам Механика, давая своему господину шанс спастись. И впервые за многие годы «Серебряные шпоры» несли потери. А над городом, погружающимся в кровавое безумие, бушевала гроза, какой в этих местах не помнили даже самые древние старики.

Взрывы и пушечные выстрелы доносились теперь не только из порта, но и от стен. Золотой Мост просыпался. Горожане хватались за оружие. И я знал, не все из них защищают свой дом от имперских захватчиков. Очень многие помогают братскому венедскому народу сбросить собственных упрямых правителей, возлюбивших власть и вражду больше, чем мир и объединение братьев под властью одного Императора. У каждого в ту ночь была своя правда. И я не берусь судить, чья лучше. Но знаю, что утром в гавани море стало красным от крови. Много позже, выслушав тех, кто пережил эту ночь, я сложил мозаику событий в единую картину. Понимал ее разумом, но ощущение…

Молнии, крестящие небо, запах пороховой гари и крови. Дождь, бьющий словно палками. Сплошная стена воды. Безумные лица. Безумные крики. Безумные небо и земля. Противная жижа под ногами, замешенная на крови. А я – в стороне. Меня не посмеют тронуть, да и что эти люди мне сделают? Разве что с ними будет убийца схимников, тот, для кого эта ночь стала ночью жатвы.

Император направлялся к Имперскому кварталу. Скорее всего, там соберутся его сторонники. Оттуда он сможет руководить захватом города или покинуть его – ведь тот, кого я знал раньше как Мечтателя, стратегом не был. Вокруг него сплетется самое жаркое противостояние. И где-то там они, мои ученики. Мои неграненые алмазы. Мне не спасти обезумевшего города, но горе вставшему между Искателем и его детьми! Бросив последний взгляд туда, где «Серебряные шпоры» добивали песью хоругвь, я устремился вслед за Ловцом и Егерем.

Малышка не сразу нашла посольскую избу. Она редко бывала в городах. А если ты чего-то просто не знаешь, не поможет даже обостренный ум схимника. Гроза бушевала вовсю, когда моя ученица наконец отыскала описанное мною место. Город начинал бурлить, но здесь было тихо. Все приказы отданы, отряды заняли свои места. Захватом Золотого Моста командуют теперь воеводы. Схимникам делать нечего.

Девушка вбежала в дом без стука. Тишина, пустота, все как будто вымерло. Шелест дождя по крыше скрадывает все остальные звуки. Дом опустел. Малышка выскочила наружу, остановилась в растерянности.

– Не меня ищешь? – услышала вдруг она откуда-то сверху глубокий женский голос.

Ведьма сидела на коньке крыши. На нежданную гостью она даже не посмотрела. Платье и волосы ее вымокли. Струи дождя бежали по лицу, создавая иллюзию, что женщина-схимник плачет. Плачет вместе с небом над судьбой Золотого Моста. Кому, как не ей, знать, во что выльется попытка захватить город? Взгляд, полный тоски, устремлен в бесконечность. Малышке вдруг стало очень страшно. Страшнее, чем в пороховом погребе, где она готова было взорвать дом Механика вместе с собой. Ведьма тряхнула головой, словно сбрасывая наваждение. Во взгляде сверкнула решимость. Пальцы сомкнулись на рукояти меча.

– Я знала, что ты придешь. Но не думала, что окажешься девушкой, да к тому же простой ученицей. Прежде, чем мы начнем, ответь, кто обучал тебя?

– Искатель, – ответила Малышка, как завороженная.

– Искатель! – Ведьма рассмеялась. – Подобного даже я не предвидела. Он слишком хорошо меня изучил, сумел обмануть, воспользоваться чувствами. Ты ведь не торопишься, малышка? А даже если и так, неужели откажешь мне в последнем разговоре?

– Я не понимаю, – пробормотала моя ученица.

– Потому что обучали вас не понимать! О, Искатель, ты ведь создал их для другого! Сколько подобных тебе?

Сила гремела в голосе Ведьмы. Даже Малышка, лучше всех понимавшая, как слова, простые звуки в устах схимника могут влиять на волю, разум и тело, не смогла сопротивляться.

– Четверо, – пискнула она.

– Ну конечно же. Четверо. Лучшее число для того, за чем вы явились в Золотой Мост. Для вас это – ночь жатвы, ночь, когда схимники сами идут к смерти? И ты, естественно, без оружия. Я это поняла не так давно. Поправь меня, девочка. Важно ведь не само убийство? Достаточно простой готовности – и схимник становится уязвим. Повесить клинок на пояс – от этого ведь полшага до того, чтобы начать его применять. А рукоять в руке так и просит нанести смертельный удар, конечно же случайно. Нет, не простым людям. Чужим ученикам, к примеру. Ведь в горячке боя не очень понятно, что было первым – атака твоего врага или твоя контратака. Лучшая защита – нападение. И вот формально обычай не нарушен. Но схимник уже уязвим, потому что возжелал смерти чужого ученика, преисполнился решимости убить его. На это вы рассчитываете?

– Да нет же! – воскликнула Малышка.

– Именно на это, – эхом отозвался другой, хриплый мужской голос.

Ладонь легла на плечо Ведьмы, и остро отточенный нож полоснул по горлу, добираясь до голосовых связок. Малышка не сразу поняла, что произошло. И капли крови, упавшие на ее лицо, были малоотличимыми от капель дождя. Ведьма рванула меч из ножен, разворачиваясь. Противник схватил ее за запястье. Сила сошлась с силой. И все тот же нож ударил в живот, чуть ниже пупка. Рот Ведьмы раскрылся в мучительном крике, но вместо крика вырвался лишь хрип и бульканье. Мозг еще пытался контролировать тело, напрягать нужные мышцы, чтобы ужасные раны не помешали драться за жизнь, чтобы кровь вытекала не так быстро. Но безжалостное лезвие рванулось вверх. И внутренности Ведьмы вывалились ей под ноги. Она опустила на них помутневший, невидящий взгляд. Оброненный короткий меч упал прямо перед Малышкой. Еще миг, другой. Убийца отпускает ее руку и бьет снизу растопыренными пальцами. Его ладонь смыкается на все еще бьющемся сердце.

– Все верно, Ведьма. – Хриплый голос еле слышен. – Она была лишь приманкой, только сама не знала об этом. Ты хотела поймать меня на живца, на себя, но не рассчитала сил. И в другом ты права – это ночь жатвы. Ваша ненависть друг к другу дошла до предела. Вы готовы убивать, а значит, умрете.

Резкий рывок. Тело упало вниз. Последние капли жизни навсегда покидали его. Убийца бросил вниз сердце. Малышка смотрела снизу вверх, пятясь. Стоящий на крыше не виден за пеленой дождя. Он – лишь размытый силуэт.

– Ты без оружия? – В вопросе насмешка, тонкая, четко выверенная. – Это зря. Вон видишь, меч валяется. Поднять не хочешь?

– Не дождешься! – Малышка сорвалась на пронзительный крик. – Я не знала ее, но готова убить тебя за подобное! А если верить твоим словам, в этом случае за оружие мне браться просто нельзя.

– Где ж вас таких умных берут? Впрочем, ты уже исполнила свою роль. Ты – ничто, букашка. И я могу раздавить тебя, а могу отпустить. Сегодня работы достаточно, потому давай, красавица, бегом к своему учителю. Расскажи ему обо всем, обязательно расскажи. Не упусти ничего.

Отголосок странного звука донесся до них. Убийца тихо рассмеялся.

– А вот и еще один сигнал.

– Что это? – обреченно спросила Малышка.

– «Вопль гнева», – охотно пояснил убийца. – Значит, кого-то из схимников прижали к стенке и он использовал последнее средство, чтобы уйти. А это значит, в свою очередь, что он зол и готов перебить тех, кто обратил его в бегство. Неужели тебе не рассказывали про «вопль гнева»?

Поразительные вещи иногда случаются в этом мире. Дрожащая от страха Малышка сообразила, что убивать ее не будут. Но также она поняла, что собеседник ее наметил новую жертву. И если отвлечь его, у жертвы этой может появиться шанс спастись. Гнев утихнет, разум возьмет верх над яростью, уйдет желание убивать, а с ним и уязвимость.

– Нет, не рассказывали! – дерзко воскликнула она. – Может, ты объяснишь мне, что это. Не хочется умирать в неведении.

– Глупышка. – Убийца расхохотался. – Что за детские уловки, право слово? Отвлекать меня вздумала? Зря. Потому что не я пойду к своим жертвам, а они, так или иначе, придут сюда, в Имперский квартал. Времени заняться твоим просвещением у меня масса. И за смелость получай ответ. Все части человеческого тела, в том числе и мозг, испытывают постоянные колебания. Схимник благодаря полному контролю над своим телом, в том числе и голосовыми связками, может издать крик, который войдет в резонанс с колебаниями чужого мозга. Думаю, тебе, такой великолепной скрипачке, не надо объяснять, что такое резонанс. Сила этого крика воистину разрушительна. Мозг простого человека может превратиться в кровавую кашу. Схимники, и даже их ученики, защищены лучше. Вся хитрость в том, чтобы, издавая «вопль», защитить собственный мозг. Иначе проку в нем не будет. Ученики на подобное неспособны. Учатся этому очень долго, иначе можно ненароком кого-то убить. А схимникам ведь это запрещено. «Вопль гнева» оглушает, ограничивает способность органов чувств твоих противников воспринимать этот мир. Но подвергшееся ему тело в качестве защиты выбрасывает в кровь лошадиную долю частиц, заставляющих мобилизовать все доступные резервы. Схимник становится во много раз сильнее, быстрее и агрессивнее. Потому подходить к нему не то что опасно – смертельно. «Вопль гнева» – средство для бегства, а не для боя. Ну как, понятно?

– Вполне. Я читала умные книжки.

– Это хорошее занятие. Вот и читай дальше. А Искателя брось лучше. Все они – смертники.

– Мне другое непонятно…

– О-о-о, маленькая послушница, а твоя наглость не знает себе равных. Но нет, я достаточно задержался, а меня еще ждут. Так что прощай пока.

Он легко перемахнул улицу, приземлившись на соседней крыше, и скрылся в пелене дождя. А Малышка осела на мостовую, прямо в лужу, словно ноги перестали ее держать, и разрыдалась над трупом незнакомой ей женщины-схимника, сестры Императора, Ведьмы, той, которая…

Когда мы встретились, она не обмолвилась и словом об уведенном, прекрасно понимая, что цель у убийцы была одна – пробудить во мне ярость, заставить взяться за оружие, забыв обо всем, и тем самым подставиться под его клинок. Гораздо позже вытянул я из нее подробности этой встречи по одному словечку. Как знать, возможно, ее молчание спасло мне жизнь.

Сперва Императору удалось оторваться от преследователей. Но пробуждающийся город потихоньку начинал воевать сам с собой. Люди выходили на улицы. На самом деле за Империю и против нее дрались считаные единицы. Остальные под шумок сводили старые счеты, уничтожали конкурентов. Голытьба просто старалась стащить то, что плохо лежит, при этом не стесняясь ударить по голове чем-нибудь тяжелым прежнего владельца. Городская стража и полки заморцев пытались навести порядок. Боевые действия велись в порту или возле ворот. Оттуда доносился грохот пушек и даже треск ружейной пальбы. А здесь всего лишь бурлили многочисленные беспорядочные толпы. Правда, среди них уже вовсю работали провокаторы. Одни призывали вычистить Имперский квартал, другие – открыть ворота ратям Императора, которые, дескать, уже рядом. Словом, ничего нового. Только для всадников проехать сквозь эти толпы оказалось не так просто. Император начал объезжать людные места, анты же и лесные братья ломились напрямик. Первые способны были растолкать любую толпу, вторые перемещались по крышам, заодно следя за движением преследуемых.

Император думал, что он уже ушел. Вдали показался один из мостов. Два всадника вынырнули из переулка и устремились к нему. Анты, как им казалось, давно отстали.

– Справа! – вдруг закричал Император, бросая коня ближе к реке.

Ученик среагировать не успел. Анты не отстали. Мало того, они обошли преследуемых и залегли в засаде, навалив на себя кучи мусора, которого в переулках было предостаточно. Опытные охотники могли выжидать часами, ничем не выдавая себя. Гора мусора взорвалась. Человек в песьей шкуре вынырнул из нее и прыгнул на ученика Императора и повалил его вместе с конем. Встали на ноги лишь ант да испуганно дрожащий конь. Имперец корчился на земле с раной в боку, из которой толчками выплескивалась кровь. Не жилец – это любой сразу понял бы. Император хлестнул коня. До моста оставалось немного. Псеглавцы бросились за ним. Сверху вновь засвистели стрелы. И тут, загораживая проезд, на мосту показался высокий, широкоплечий человек.

– Книжник? – воскликнул Император. – Брат, я никого не убивал!

– Зато тебя, вижу, хотят убить, – громыхнул голос нашего брата-великана. – Чьи это ученики?

– Они пришли с Мятежником.

– Ох, прав Искатель, безумны вы все! Проезжай. Меня они тронуть не посмеют. Беги из города! Я приволоку Мятежника за космы, мы сядем и все обговорим.

– Спасибо, брат.

– Не благодари. За сегодняшнюю ночь я вам всем рыло начищу! Схимники-миротворцы, мать вашу!

Анты поначалу решили, что стоящий на мосту их союзник. Настигнув свою добычу, они не спешили броситься в атаку, прекрасно понимая, что такое схимник. Приближались медленно, прикрывшись небольшими круглыми щитами, обтянутыми звериными шкурами. Сейчас они и вправду напоминали огромных собак, зачем-то вставших на задние лапы и взявших в руки мечи. Лишь поняв, что добыча уходит прямо из-под носа, бросились они вперед.

– Стоять! – Злобный рык Книжника отбросил их. – Это не ваша война, не ваша земля, не ваш город. Уходите в свои леса, антские псы, иначе, учителем своим клянусь, первому, кто ступит на мост, сломаю ноги.

– Это ты уходи, схимник, – ответил предводитель. – Десятерых вполне хватит, чтобы одолеть тебя, но мы чтим тех, кто овладел схимой в полной мере. Мы преследуем убийцу и будем преследовать его, пока не поймаем или пока не умрем.

Будь здесь Малышка – она легко узнала бы нашего старого знакомца, того самого псеглавца, с которым свела нас судьба в северных лесах.

– Ты самонадеян, пес.

– Братья, вы нам нужны! – крикнул ант.

– Мы здесь! – ответ пришел сверху.

Первая стрела ударила Книжника в грудь. Вернее, должна была ударить. Мой брат протянул вперед огромную лапищу и взял посланницу смерти прямо из воздуха. Резко крутнулся вокруг себя, и стрела, посланная его рукой, вонзилась в бедро одного из антов.

– Побегать придется на одной ноге, – усмехнулся Книжник и сделал шаг вперед.

Лесные братья выстрелили разом. Семь стрел разлетелись в разные стороны, отбитые голыми руками. Вернее, в разные стороны разлетелись пять. А две – во вполне определенную. Один ант удержался на ногах, второй свалился набок, хватаясь за голень. Я-то знал, Книжник и иголку метнет так, что она пробьет человека насквозь.

– Вперед! – закричал предводитель псеглавцев.

Еще семь стрел выпустили лесные братья. И судьба их была той же. Пять отлетели, две оказались пойманы. Книжник замахнулся – и вдруг странно дернулся, словно пытаясь увернуться от чего-то за спиной. Под его кадыком, словно странный нарост, показалось острие еще одной стрелы. Тело с перебитым позвоночником обмякло, оседая на мост. Анты не успели понять, что произошло. Мечи врубились в плоть. Если враг не сопротивляется – тем хуже для него. Брызги крови и даже куски плоти полетели во все стороны.

– Довольно! – вдруг крикнул предводитель. – Назад все!

– Мы убили схимника, – пробормотал кто-то.

– Нам помогли его убить. Это – стрела лесных братьев, но выпущена не из их лука.

– Неблагодарный Император! Вот как отплатил он спасителю своему! – воскликнул тот же ант.

– Не думаю, что это дело рук Императора, – задумчиво промолвил предводитель. – Продолжаем преследовать. Братья, позаботьтесь о наших раненых. Дальше пойдут лишь сторожевые псы антских лесов.

Не знаю, почему не пошел Книжник с нами, что или кого искал в Имперском квартале, – ведь он знал, что с вестью туда я послал Малышку. Может быть, не доверял ей. А может, хотел найти Зануду. Слишком уж привязался он к последнему. Тот, как я узнал потом, тоже забрел сюда, правда, случайно. Как оказался Книжник на пути Императора? Почему позволил себе пустить в ход оружие? Эти вопросы так и останутся без ответа. Он загадочно жил и загадочно умер. И он стал первым, над чьим телом не надругались. Сообрази анты сразу, что произошло, – возможно, брат выжил бы. Псеглавцы не стали бы добивать беспомощного и не подпустили бы к нему убийцу. Увы, убийца слишком хорошо рассчитал время для своего удара.

В старые добрые времена, о которых я уже говорил, в те самые, когда вилецкие князья играли в Империю, войско их было не столь велико, чтобы отвлекать полки на охрану послов. То, что сейчас называлось Имперским кварталом, тогда находилось под защитой городской стражи. А вильцы держали здесь лишь малую посольскую дружину, далеко не самых лучших воев. Попасть в нее считалось большим счастьем – ведь Золотой Мост тогда был спокойнейшим местом. Дружинники бездельничали целыми днями, пропивали жалованье, жирели. Оружие их покрывалось ржавчиной. К чему я пишу это? А к тому, что Барчук в бытность свою воеводой егерей не бывал здесь ни разу. Он точно так же, как Малышка, с трудом представлял, где искать посольскую избу. Но справился гораздо быстрее. Все-таки опыт лазутчика никуда не делся. Только нашел он лишь труп какой-то девушки. Сейчас в нем уже сложно было узнать Ведьму, виденную им накануне издалека.

Он задержался ненадолго. Попробовал разобраться, что все-таки произошло. Но дождь смыл все следы. А потому Барчук, прикинув, куда могла податься сестра в схиме, двинулся обратно к мостам. Он жался к стенам, двигаясь бесшумно, чуть пригнувшись и держа оружие наготове. Отдаленная пальба ясно говорила: в городе небезопасно.

Бывший воевода выскочил на широкую улицу и тут же отпрянул назад. Со стороны реки надвигалась цепь заморских мушкетеров. Барчук прекрасно понимал, что в ночной битве обычно сперва стреляют, а потом спрашивают, свой или чужой. Заморцы старательно прикрывали замки мушкетов от льющейся с неба воды. Многие, не надеясь на новомодное изобретение, закинули их за спину и вооружились старым прадедовским оружием – метательными топориками.

Барчук замер, прикидывая, стоит ли переждать, пока наемники пройдут, или надо поворачивать назад. Наверняка отряды бойцов, верных Золотому Мосту, сейчас прочесывали Имперский квартал, подавляя любое сопротивление. И начали они конечно же от мостов. Малышка вполне могла попытаться скрыться от них в недрах квартала. Она тоже глупой не была и сообразила, что происходит. Барчук сейчас хорошо мог их разглядеть. Стеганые панцири, кованые шлемы с полукруглым верхом. Сапоги – с бахромой поверху, кожаные штаны. Скуластые лица, на которых не отражалось никаких чувств, приклады мушкетов и топорища украшены необычными резными узорами, в которых была своя, непонятная красота.

Принять решение он так и не успел. Дальний от него мушкетер, крайний в цепи, вдруг с коротким вскриком завалился на спину. Из груди его торчала арбалетная стрела. У егерских полков никогда не было своего боевого клича. Они атаковали молча, бесшумно, зачастую били первыми, враг умирал до того, как понимал, что происходит. Так произошло и в этот раз. Некоторые заморцы успели вскинуть мушкеты, один даже выстрелил. Но это спасти их уже не могло. Разрядив самострелы, егеря пустили в ход сулицы и только после этого пошли вперед с мечами наголо. Но добивать уже было некого.

Имперцы быстро собрали стрелы и копья. При этом половина егерей продолжала осматривать улицу. Барчук разглядел знакомое изображение арбалета на плечевой пластине. Он поднялся во весь рост, собираясь выйти к своим прежним подчиненным. Кто-то из дозорных заметил подозрительное шевеление. Тренькнула тетива. Барчук отбил болт мечом. Вильцы отреагировали предсказуемо. Мелькнуло два метательных копья. Их мой ученик принял на щит, припав на колено.

– Справа! – закричал кто-то.

Егеря уже раскинулись цепью, обходя Барчука со всех сторон.

– Замереть! – рявкнул он. – Сотник Злоба, обстановка?

Два десятка егерей оказались ветеранами, теми, кто помнил прежнего воеводу и привык подчиняться. Исполняя команду, они припали на колено, арбалеты и сулицы наготове, те, у кого щиты были в руках, выдвинулись вперед, прикрывая остальных. Узнанный Барчуком сотник ответил:

– Два десятка воев, задача – очистить квартал. Уничтожено три отряда заморцев, потерь нет. Движемся к мосту, потом повернем обратно к стене.

И вдруг, опомнившись, воскликнул:

– Велислав?! Воевода, вернулся?!

– Нет больше Велислава. – Барчук встал, опуская щит. – Но тебя, старый друг, я рад видеть. Значит, ужились все-таки с братцем моим?

– Ужились, – кивнул сотник. – Изменился он, как к Императору в обучение подался. Нынче кличет себя послушником Недотрогой.

– Недотрога? – Барчук рассмеялся. – Даже не знаю почему. А где остальной полк?

– Дома. Здесь лишь моя сотня. Шесть десятков с Императором ушли. Еще два прочесывают другую часть квартала. Соберемся, должно быть, лишь под утро.

– О тех, кто с Императором ушел, забудь, – жестко отрезал Барчук. – Против них чубы. Хорошо укрепились. Положат наших людей, Злоба.

– Может, кто и выживет. – Сотник помрачнел. – Ты-то чего ищешь здесь?

– Хрупкую деву с прекрасными длинными косами и завораживающим голосочком.

– Нашел время, воевода, по бабам шастать. Война началась.

– При чем здесь бабы! Сестра она мне по схиме. Потому и ищу, что война началась. Не обучена она с оружием обращаться. Пропадет сама.

– Помочь? Пяток парней могу отрядить. Мы здесь каждый закоулок знаем. Отыщется.

– Тебе отряд ослаблять нельзя.

– Как знаешь, воевода, может, одному тебе и сподручнее. – Сотник хмурился, но в голосе его слышалось облегчение. – Двигаемся дальше! – скомандовал он.

Егеря пошли вниз по улице. Барчук стоял и смотрел им вслед. Злоба вдруг остановился, развернулся и бросился к своему бывшему воеводе. Они сжали друг друга в могучих объятиях, наконец-то давая волю чувствам.

– Дружище! – Злоба похлопал Барчука по плечу. – Вертайся! Ну чем тебе Император не схимник? Тяжко без тебя!

– Эх ты, крамольником был, крамольником и остался! – Барчук встряхнул его так, что капли с вымокшей насквозь одежды брызнули во все стороны. Оба рассмеялись.

– Тяжко без тебя. Ты меня, почитай, из петли вынул. А что нынче? Ты – бродяга, а я скоро воеводой стану. Отдадут полк мне под руку. Неправильно это, Велислав. Вертайся. Хлопцы рады будут.

– Нет больше Велислава. Остался послушник Барчук. Но ты послушай меня. Собирай всех, кого можешь, и уходите из города. Не победить вам. Зазря головы положите.

– Измена это, – покачал Злоба головой. – Приказ у нас. Мы – вилецкие егеря. Ты же сам говорил, мы всегда исполняем приказ. Помнишь? Твои слова: «Сдохни – а выполни».

– Мои были.

– А сейчас сбежал бы ты? Увел бы нас, коли был бы воеводой?

Барчук лишь печально головой покачал.

– Вот и я знаю, не увел бы. Так почто меня подбиваешь?

– Злоба, я видел, как наши вои гибли. Я же всех их в лицо знал, знал, а потом они пошли на домик, где засело не так много чубов. Я хочу, чтобы вы выжили.

– Разве то жизнь, коли в позоре по самые уши?

– И то так. Эх, чтоб вас всех! Малышка – все-таки схимник. Выживет. Чего уставился, сотник! – закончил он уже другим тоном. – По четыре человека – на фланги, осматривать каждый переулок, остальных – в две цепи. Я двигаюсь на десять шагов впереди, ты возьми еще троих – замыкающим пойдешь.

– Слушаюсь, воевода!

– Не ори. Чай, егерь, а не железнолобый пехотинец. Совсем вас Недотрога распустил.

– Виноват, воевода.

– Исполняй приказ. Пройдусь с вами, куда ж вас денешь.

Император, а вернее сказать, Паучиха хорошо подготовились к этой ночи. Квартал наводнили купцы, являвшиеся одновременно ее соглядатаями. И обслуга караванов сплошь состояла из переодетых ратников. Местные жители всеми правдами и неправдами запасали оружие. И сейчас, казалось бы, беспорядочные толпы легко превращались в боевые отряды. Каждый из них брал под контроль какую-либо часть квартала, зачищая ее от сил, верных Золотому Мосту. Егерям почти не оставалось работы.

Люди Злобы без стычек добрались до моста и повернули вдоль реки к соседнему. За их спиной уже воздвигались баррикады. Прилегающие к реке дома занимали стрелки с мушкетами. Имперцы готовились защищать свой плацдарм в Золотом Мосту основательно. Тем более что к нему прилегали Южные ворота.

Барчук заметил противников недалеко от второго моста. Плохо было то, что его заметили тоже. Семеро воинов в песьих шкурах. А вокруг – горы трупов. Едва миновав мост, анты напоролись на имперцев, возводивших укрепления. Они уже поняли, что Император ускользнул от них, но бой за город продолжался. Ополченцы не знали, с кем связываются. А потому сперва не восприняли семерых варваров всерьез, даже порох на них тратить не стали. А потом стало поздно. Когда подоспели егеря, от более чем пятидесяти ополченцев остались только воспоминания.

– Замереть! – скомандовал Барчук.

Анты медленно двинулись навстречу ему. Двое. Но даже этого егерям за глаза хватило бы. Вильцы взяли обоих на прицел. Дождь немного утих и все же целиться мешал.

– Что стряслось? – Злоба оказался рядом с Барчуком. Двух противников он, видимо, опасными не считал.

– Это послушники, – бросил Барчук, не оборачиваясь. – Им наши люди – на один зуб.

– Воевода, нас два десятка, да еще ты.

– Уводи бойцов, сотник. Я задержу, – твердо ответил Барчук.

– Мы не согласны оставить тебя одного.

– Вашего согласия никто не спрашивает! – гневно воскликнул Барчук. – Исполняй приказ!

– Велислав, ты уже много лет как не наш воевода. Мы сами выбираем, какие приказы исполнять, а какие нет. – В голосе сотника прорезался металл. Карие глаза сузились, нижняя челюсть, поросшая густой черной бородой, выдвинулась вперед.

– Злоба, дружище, ты не понимаешь. – Барчук сменил тон. – Я продержусь достаточно, чтобы вы ушли, а потом отступлю сам. Я смогу. А коли вы ввяжетесь в бой, тогда и мне рубиться до последнего, а их больше двух. Не выдюжу я сам. Отступите. Пусть познавшими схиму занимаются ученики ваших схимников. Я – не подданный Империи. И здесь я не за нее дерусь, а вас, дураков, спасаю. Не губи всех нас, и меня в том числе. Отводи людей.

– Как имя твоего наставника? – спросил младший из антов.

– Тебе оно на что? – Барчук шагнул ему навстречу. – Здесь я и ты, уладим все, как истинные мужи на войне. Я не хочу вас убивать.

– Поединок, – отозвался ант.

– Поединок, – подтвердил Барчук и еле слышно добавил: – Злоба, уходи. Последний раз прошу.

– А я в последний раз исполняю подобные просьбы.

Внезапно он сорвал с левого плеча пластину с изображением арбалета и тремя быстрыми движениями кинжала выцарапал на ней какую-то букву.

– Пусть любой твой потомок покажет это любому из моих. Они получат поддержку всего моего рода. Я твой вечный должник, воевода. И надеюсь, хоть мои дети смогут этот долг вернуть.

– Поединок! – воскликнул второй ант. – Ты и твои братья против нас. Кто проиграет, уйдет.

– Кто проиграет, выйдет из боя за Золотой Мост, – процедил сквозь зубы Барчук.

– Ты смел. Мы постараемся тебя не убивать.

– Не могу обещать того же. – Барчук принял боевую стойку.

Младший ант атаковал стремительно. В первые мгновения боя он не думал о защите, пытаясь сразу смять венеда. Барчук хоть и с трудом, но отразил его натиск, не сдвинувшись с места. Парировал щитом, выжидая момент для контратаки. Его выпад оказался для анта неожиданностью. Мой ученик буквально распластался по земле, пропуская вражеский клинок над собой, и ударил хлестко, наотмашь. Псеглавец отшатнулся, но острие венедского меча оставило порез у него под коленом. Барчук ринулся вперед, нанося колющий удар под щит. Ант парировал с трудом, уводя его клинок в сторону. Сталь задрожала, еле выдерживая силы, вложенные познавшими схиму. Псеглавец попытался перехватить инициативу, ударил сверху, от левого плеча. Барчук сделал подшаг. Он хотел ударить анта щитом в грудь, но напоролся на его щит. Удар псеглавца пришелся мимо. От толчка он пошатнулся, попятился, пытаясь сохранить равновесие. Барчук, развивая успех, ударил ногой по щиту снизу. Ант не сумел удержаться. Его собственный щит попал ему в нижнюю челюсть. Послышался характерный хруст. Хлынула кровь. Мой ученик не давал противнику опомниться. Меч его обрушился на голову анта. В последний момент Барчук успел перевернуть клинок плашмя. Под песьей головой у анта виднелся добротный шлем. Но и он не спас от клинка познавшего схиму. Поверженный псеглавец завалился на спину. Из носа у него побежала кровь, глаза закатились. Барчук приставил острие меча к его горлу.

– Добить? – спросил он сквозь зубы.

Пусть все произошло гораздо быстрее, чем можно описать, но остальные анты уже собрались здесь.

– Первый поединок за тобой, – спокойно ответил их предводитель и шагнул вперед.

Он, в отличие от остальных, был без щита. Лицо украшено шрамами, а в волосах пробиваются нити ранней седины. Меч – под стать хозяину. Лезвие блестит острой заточкой, но ближе к гарде – несколько щербин, которых уже и оселком не выведешь. Сама гарда в виде двух песьих морд тоже побитая, кожа, которой обмотана рукоять, потерта.

Барчук атаковал первым. Щит вроде бы давал несомненное преимущество. Ант принял удар жестко. По его телу, казалось, прошла волна, едва заметная глазу, и вся сила сконцентрировалась в нижней трети клинка, на которую он и принял меч венеда. Барчук вскрикнул. Запястье пронзила острая боль. Предплечье словно онемело. Он попятился, закрываясь щитом, пытаясь понять, что произошло. Псеглавец не дал ему разорвать дистанцию, шагнул следом, нанося два удара по щиту, не пытаясь обойти его каким-нибудь финтом. И вновь мой ученик почувствовал боль, теперь в левом предплечье. Щит жалобно хрустнул, от него отвалился приличный кусок, примерно в треть.

Следующий удар венед отбил мечом, пытаясь вложить в этот блок все свое умение, дарованное схимой. Даже попытался запустить навстречу анту свою «волну». На сей раз боль была еще сильнее. Барчук удержал рукоять только чудом, уже понимая, что бой проигран. Ант даже не устал. Подобное умение венед до сих пор наблюдал только у двух человек: у Зануды и у меня.

– Я не пропущу тебя! – закричал он. Крик перешел в дикий, устрашающий рык.

Барчук атаковал. Он не повторял старых ошибок. В бою с чубом не сила дала ему победить. Собрав волю в кулак, отстраняясь от боли, как от чего-то несущественного, бывший вилецкий егерь противопоставил постигшему схиму простое человеческое мастерство. Клинок его запорхал, как бабочка. Удары сыпались градом то сверху, то снизу, рубящие сменялись колющими в самых невероятных сочетаниях. Этого хватило бы даже давешнему чубу, но ант, что удивительно, успевал отбивать их. Он двигался очень быстро, невероятно быстро. Его реакция поражала. Конечно, венед не оставлял ему времени вновь встретить его «волной», но это было все, чего он достиг.

– Сдавайся, – предложил псеглавец, не сбиваясь с ритма боя. – Ты сражался достойно. Я не хочу тебя калечить.

Барчук не ответил ничего. У него просто не оставалось на это сил. Последняя атака забрала их без остатка. Тело стонало, мускулы ныли и немели, отказываясь служить. Ант все-таки оказался сильнее. Он умудрился противодействовать схимой, даже уйдя в глухую защиту. Барчук попытался отвлечь его внимание, швырнув в противника остатки щита. Тот присел и вдруг ринулся вперед. На какой-то миг собственный щит закрыл его от взгляда Барчука. А потом стальной кулак врезался в солнечное сплетение венеда. Мой ученик согнулся, хватая ртом воздух. Жалобно зазвенел оброненный меч. Ант отклонил голову назад и ударил лбом в переносицу противника. Мир куда-то поплыл. Барчук лишь вспомнил, что под песьими шкурами у этих северян – сталь отличной ковки, кольчуги, шлемы. И услышал знакомый голос:

– А ну-ка, северная псина, со мной так попробуй!

Через падающего Барчука перемахнул Зануда. Он ринулся прямо на меч, но в последний момент изогнул тело, пропуская широкий антский клинок мимо себя, и одновременно нанес удар краем щита по предплечью анта, а дубинкой – в плечо. Псеглавец успел убрать правую руку из-под щита. Оружие Зануды он принял на левое предплечье, и плоть остановила дерево, окованное металлом. Мой ученик попытался перевести удар вбок, но ант уже отпрыгнул назад и тут же ударил по щиту, раскалывая его пополам. Зануда выругался сквозь зубы и вновь атаковал дубинкой, на сей раз пытаясь попасть в колено. Предводитель антов подставил под удар меч. Антская сталь до половины вошла в дубинку и завязла. Зануда получил сильнейший удар ногой в живот. Он успел напрячь мышцы, правильно принять его, но ант ударил столь сильно, что мой ученик отлетел шагов на пять, теряя дубинку. Он прокатился кубарем, тут же вскочил, похожий на разозленного кота. В руках сверкнули два ножа.

Зануда бросился вперед в низком прыжке, пытаясь разорвать расстояние. Ант отступил, отмахнулся мечом. Зануда умудрился увернуться, хоть это и казалось невозможным. И все наблюдающие поединок поняли, что ант встретил равного. Зануда завертелся невероятным волчком, даже не пытаясь парировать широкий и тяжелый антский клинок, уклоняясь от ударов, выжидая возможность сблизиться и ударить накоротке. Псеглавец же собрался отбросить его, лишить малейшего шанса сократить дистанцию, вовсю пользуясь преимуществом в длине оружия. Теперь поединок проходил в полной тишине. Наблюдавшие за ним анты, казалось, забыли даже дышать. Противники же берегли дыхание намеренно. Бешеная и Малышка, появившиеся вслед за Занудой, оттащили Барчука подальше, стараясь привести его в себя.

– Не выдюжит, – прошептала Бешеная. – Ножи против меча – не справится.

Она бросила руку на рукоять клинка, но ладонь пришедшего в себя Барчука легла на ее запястье.