Аромат лотоса (сборник) Бекитт Лора
Вчерашний разговор о побеге подействовал на нее как глоток воздуха. Англичане так горячо убеждали ее, что она поверила в то, что сумеет выбраться из лагеря, пройти через джунгли и, вернувшись домой, обнимет свою Амину.
Сейчас она видела мрачных мужчин с холодными глазами, с ружьями, извергающими смертельный огонь, и чувствовала, как надежды рушатся, обращаются в прах.
Они что-то прокричали, и Алан выглянул из барака.
– Мы выйдем, и вы совершите то, для чего явились сюда, – смиренно произнес он. – Но среди нас есть женщина, индианка, отпустите ее на свободу.
– Женщина? – удивился воин по имени Фатех, который стоял рядом с Деваром. – Где она? Покажите.
Англичанин оглянулся.
– Иди, Амрита.
– Я останусь с вами, – промолвила женщина. – Неужели вы не понимаете, что меня ждет?
– Кажется, там не только мусульманские воины, среди них есть индийцы. Попробуй хотя бы выглянуть!
Амрита сделала шаг. Ей чудилось, будто напряженные взгляды пленных колют ей спину. Но куда страшнее были взоры тех, кто смотрел ей в лицо.
Девар едва не задохнулся от неожиданности. Не может быть! Вот она, боль его сердца и рана совести, живая и невредимая, но… почему здесь?! Среди английских военнопленных, не во дворце раджи! Он не верил своим глазам. Она ли это? Девару казалось, что в следующий миг у него помутится рассудок.
Фатех уставился на Амриту.
– Мы ее отпустим. Пусть идет к нам, – произнес он на ломаном английском.
– Дайте клятву.
– Мы не даем клятв иноверцам, – гордо заявил мусульманин.
Девар сделал шаг вперед и протянул руку.
– Иди сюда, – произнес он совсем тихо, потому что в горле пересохло от волнения.
Амрита удивилась не меньше, чем Девар. Взгляд его темных глаз был прикован к ней, он завораживал, манил, обещал свободу. Но ее пугали взоры других мужчин и терзала невыносимая боль за обреченных на смерть англичан.
– Почему тебе? – удивился Фатех.
– Она индианка.
– Это ничего не значит. Прежде всего, она – женщина.
В словах мусульманского воина были леденящий холод и такое же леденящее равнодушие. Для принца Арджуна красота была вещью, для воина Хайдара Али – плотью без души, куском мяса.
Девар всегда думал, что он, солдат, обязан бороться за справедливость и защищать слабых. Он желал вернуть себе славу благородного кшатрия, возвыситься над судьбой, а вместо это го ему пришлось похищать женщин и убивать безоружных.
Если Амрита попадет в руки людей Хайдара Али, ему придется стать худшим предателем, чем его отец, и тогда сердце его превратится в окровавленные лохмотья.
Из дверей барака вышел все тот же англичанин, что-то сказал Амрите и решительно потянул ее назад.
Девар вскинул ружье, медленно направил дуло на европейца, а потом внезапно развернулся и выстрелил в Фатеха. В глазах того отразилось почти детское удивление, и он рухнул на землю.
Девар в два прыжка преодолел расстояние до барака и схватил Амриту за руку. Одного быстрого, пронзительного взгляда оказалось достаточно, чтобы она последовала за ним.
На мгновение майсурцы застыли как вкопанные. Но и этого мгновения хватило, чтобы Алан поднял саблю и ружье убитого Фатеха, кинул кому-то из товарищей кинжал. Англичане высыпали из барака и с яростными криками устремились навстречу то ли гибели, то ли спасению, а Девар бросился к лошади, подсадил Амриту в седло и направил коня к ограде. Слышались выстрелы, одна из пуль задела Девара, но он гнал скакуна во весь опор и остановился только после того, когда лагерь остался далеко позади.
Он привязал лошадь у дороги, а сам свернул в заросли. Ни о чем не спрашивая, Амрита последовала за ним.
Она никогда не думала, что деревья могут переплетаться с таким упорством и силой, никогда не видела такого торжества растительности. То было бесконечное препятствие, сплошной баньян[27]. Густая листва над головой, образуя шатер, не позволяла видеть пасмурное небо. Трава и корни цеплялись за щиколотки, под ногами хлюпала вода.
Наконец Девар остановился и сел на поваленное дерево. Было очень влажно, и у путников перехватывало дыхание, по телу струился пот.
– Ты ранен, – это было первое, что сказала Амрита.
– Я могу идти, – ответил Девар. Он был бледен, его левая рука висела плетью, на рукаве виднелась кровь.
Амрита принялась отрывать полосу от своей мокрой юбки.
Девар протянул ей нож.
Женщина как могла перевязала рану. Потом спросила:
– Думаешь, за нами гонятся?
– За тобой – не знаю, но меня будут искать, – ответил Девар и замолчал.
Лучше не пытаться разбираться в том, что он сделал. Убил одного из своих сослуживцев, бежал из армии. Он поступил почти так же, как и отец, правда, сделал это не из корысти. Тогда из-за чего, почему? Стоит ли думать об этом?
Все было слишком сложно, а ему требовались силы, чтобы пройти через джунгли и все-таки проводить Амриту домой.
– Я рада, что ты остался жив. Значит, тебе удалось выбраться из джунглей?
– Да.
– Почему ты вернулся обратно?
Он пожал плечами.
– А куда мне было идти?
– Если ты попадешь в руки этих людей, что тебя ждет?
Он поднял глаза.
– Виселица. То же самое будет, если меня схватят англичане.
Девар не хотел, чтобы Амрита задавала этот вопрос, но она спросила:
– Зачем ты это сделал?
Она искренне пыталась понять и искала ответ в его глазах, но Девар отвел взор.
– Расскажи лучше, что случилось с тобой. Как ты оказалась в лагере для пленных?!
Амрита заговорила, и Девар молча выслушал ее рассказ о сыне раджи, о лагере, о Сандхии, об англичанах. Он не знал, что ответить. Он понимал, что ошибся во всем. Желал вернуться к прошлому, которого не существовало. На самом деле страдания простых людей были куда ближе его сердцу, чем заносчивость, презрительное равнодушие и алчность «высокородных».
Наконец он промолвил:
– Ты и впрямь «бессмертная»! Наверное, тебя охраняют боги. Быть может, нам удастся выбраться, хотя это и кажется невероятным.
– Почему?
– Насколько я понимаю, мы должны дойти до Калькутты. На корабль нам не сесть: у нас нет ни документов, ни денег. В джунглях хорошо прятаться, но по ним невозможно идти. А на дороге нам рано или поздно встретится отряд англичан или воинов Хайдара Али. Жители окрестных деревень побоятся дать нам укрытие.
Амрита посмотрела долгим внимательным взглядом.
– И все-таки ты считаешь, что должен отвести меня обратно в храм?
Он вздохнул и ответил:
– Это мой долг.
Глава VIII
Дочь
Тара и Камал приехали в Бишнупур рано утром, едва заря одела храм Шивы в нежно-розовые одежды. Темно-зеленые деревья аллеи, по которой они шли, были похожи на суровых стражников его красоты.
Тара всегда удивлялась тому, что храм, бесконечно преображаясь, не утрачивает величия чего-то древнего и вечного.
Молодая женщина перевела взгляд на мужа. По мере приближения к храму он шел все медленнее, будто чего-то боялся, в то время как в его взоре полыхал странный огонь. Она понимала: Камалу предстояло вернуться в детство и юность, но не так, как возвращаешься туда в воспоминаниях, с чувством возвышенной радости и легкой грусти. Путешествие в былое могло причинить ему боль.
Судьба подарила ее мужу другую жизнь, в которой он был по-своему счастлив, и все же Тара боялась, что он может почувствовать боль утраты, оттого что оставил в прошлом истину своего сердца.
Когда они собирались в поездку, она спросила:
– Ты бы хотел остаться в храме?
Камал удивился.
– Остаться? Зачем?
– Чтобы танцевать… как прежде.
– Это так же невозможно, как вернуть свою юность, – ответил Камал и прибавил: – Я рад, что все сложилось именно так, а не иначе, Тара. Мы ничего не утратили, напротив, многое обрели: другой мир, свободу, друг друга. И прежнее тоже осталось с нами: мы вновь служим Натарадже. И людям.
Тогда она успокоилась, но сейчас не удержалась и спросила:
– Ты не жалеешь?
Камал медленно повернулся и рассеянно посмотрел на жену, как будто только что вспомнил о том, что она идет рядом с ним.
– Нет. Вечны только боги – в человеческой жизни все подругому. Мы меняемся, умираем и снова рождаемся, приходим и уходим. Выбираем другую судьбу. И в этом заключается наше счастье.
– Ты никогда не спрашивал, почему тогда, шесть лет назад, я увезла тебя в Калькутту, почему не обратилась за помощью в храм? – медленно произнесла Тара.
– Я догадался, – ответил Камал и улыбнулся, хотя в его глазах не было улыбки. – И я не в обиде. Жизнь храма – это ритуалы и… праздники. Не стоит огорчать бога зрелищем кровавых человеческих трагедий.
Они подошли к двум каменным стражникам, и Тара посмотрела на них как на старых и близких друзей.
Мужчина и женщина поприветствовали давних знакомых и вошли в ворота храма, туда, где прошли их детство и юность.
– Когда я думаю о том, что сейчас увижу Амриту, у меня замирает сердце! – промолвила Тара. – Все-таки я очень виновата перед ней!
– Ты позовешь ее с собой? – спросил Камал, глядя на жену проницательным взглядом.
– Да. Зачем ей оставаться в храме! Неужели она хочет, чтобы ее дочь сделалась девадаси? – с обычной горячностью заявила Тара.
– А ты подумала о том, где и с кем она будет жить?
– Амрита с дочерью могут поселиться у нас. Места хватит.
– Амрита не будет жить у нас, – сказал Камал.
– Почему?
Он усмехнулся.
– Потому что ты, звезда, замучаешь меня подозрениями и упреками!
Тара покраснела.
– Нет. Обещаю. Я думала, что Амрита могла бы выступать вместе с нами.
Камал пожал плечами.
– Я, честно говоря, тоже этого хочу, но не смею предложить. Я знаю, что наши демоны всегда возвращаются к нам! Твой – это безудержная ревность. И все потому, что ты до сих пор не поняла, что для меня твоя любовь больше всех благ этого мира, моего таланта и благословения Шивы!
– Клянусь, мой демон никогда не вернется! – воскликнула Тара и облегченно рассмеялась.
Они подошли к площадке, где девочки занимались танцами под руководством все той же Илы. Подрастало новое поколение танцовщиц, будущих девадаси.
Увидев старых знакомых, Ила остановила занятия и подошла к Таре и Камалу.
– Глазам своим не верю! Вы ли это?
Тара обняла наставницу и сразу спросила:
– Где Амрита?
Ответ оглушил, как падение камня.
– Ее… нет. Она исчезла. Я слышала, будто Амриту похитили.
Тара изменилась в лице.
– Давно?
– Еще до начала дождей. Поговори с Хемнолини. Она знает больше меня.
– А дочь Амриты?
– Девочка здесь, – сказала Ила и позвала: – Амина!
От толпы маленьких танцовщиц отделилась девочка лет шести и подошла к наставнице. Глядя на дочь Амриты, Тара вспомнила свое детство, первые радости и первые слезы.
Камал, который тоже смотрел на девочку, заметил, что Амина выглядела вовсе не такой жизнерадостной и веселой, как их дочь.
– Здравствуй, Амина. Я подруга твоей мамы и тоже танцовщица, – сказала Тара.
В глазах ребенка загорелась надежда – и погасла, когда Ила велела ей идти к остальным, чтобы продолжать занятия.
– Мы поговорим с Хемнолини, а потом вернемся, – пообещала Тара.
Когда они с Камалом отошли от площадки, молодая женщина озабоченно промолвила:
– Девочка выглядит грустной. – И быстро прибавила: – Я не хочу оставлять ее здесь.
Камал сжал руку Тары.
– Я знал, что ты это скажешь. Думаю, нам не позволят ее забрать.
Молодая женщина упрямо сжала губы.
– Посмотрим.
Хемнолини встретила их со слезами на глазах.
– Тара! Камал! Дети мои! Где же вы были?! Иногда мне казалось, что с тех пор, как вы исчезли, храм опустел! Будто погасли два больших ярких огня!
– Разве нет других танцовщиков? – не без иронии произнесла Тара. – Неужели только Камал похож на Натараджу, который спустился с небес?
Пожилая девадаси покачала головой.
– Он был частью жизни храма, всецело преданный Шиве, отдающий своему искусству и душу, и сердце. Так же, как и ты. Где вы теперь и чем занимаетесь?
Молодая женщина рассказала, и Хемнолини произнесла ту же фразу, какую Тара некогда услышала из уст своего возлюбленного:
– Ты превратила священные танцы в уличное представление! Совершила святотатство. И заставила Камала сделать то же самое.
Тара хотела ответить, но муж опередил ее:
– Нет, Хемнолини. Ты прекрасно знаешь, что представляет собой наше искусство. Это не просто заученные движения. Это умение смеяться и плакать, раскрывать сокровенные тайны души, рассказывать обо всем на свете с помощью танца. Святое мы оставили неприкосновенным. Разве что привнесли в танцы больше огня и жизни, простых человеческих чувств. Если бы мы остались в храме, никогда не смогли бы пожениться, открыто жить вместе и иметь детей. И чем нам заниматься, как не танцевать? Мы больше ничего не умеем. Танец – это наша жизнь и наша любовь.
Выслушав его, Хемнолини добродушно усмехнулась.
– Что с вами поделаешь! Ваш талант искупает все прегрешения. Главное, вы счастливы друг с другом.
– Расскажи о том, что случилось с Амритой, – попросила Тара.
Пожилая девадаси говорила недолго.
– Это все, что мне известно, – сказала она в заключение. – Человек, похитивший Амриту, был очень богатый и властный, а я знаю, что крепче всего запираются золотые клетки. Возможно, Амрита никогда не вернется назад.
– Мы хотим забрать ее дочь с собой, – заявила Тара. – У нас тоже девочка, и мы сумеем воспитать Амину.
Взгляд Хемнолини сделался суровым.
– Зачем она тебе? Разве дочери Амриты плохо в храме?
– Я не хочу, чтобы она становилась девадаси.
– Ты не ее мать и не можешь решать.
– Давайте спросим Амину, – вмешался Камал.
– Она еще слишком мала и не понимает, что значит быть девадаси, – возразила Хемнолини.
– Вот именно, не понимает! – Тара повысила голос. – Зато я понимаю! Понимаю, что значит расти без родителей, без права выбирать свою судьбу. Знаю, каково днем получать удары бамбуковой палкой, а ночью плакать в подушку.
– Человек не выбирает судьбу. Это она выбирает человека, – возразила Хемнолини. – Если бы не воспитание, полученное в храме, ты не была бы такой, какая ты есть сейчас: не сухая трава, а прекрасный цветок. Ты не только отдавала, но и брала, Тара.
– Пусть так. Жизнь тяжела, выбор сложен, и человек рискует ошибиться. Главное, что Амина будет нужна нам независимо от того, есть ли у нее способности к танцам и… какой она приносит доход.
Хемнолини вздохнула.
– Вы можете поговорить с верховным жрецом, но он не отдаст вам девочку.
Камал и Тара вышли на улицу.
– Возможно, Хемнолини права? – сказал жене Камал. – Почему ты хочешь забрать Амину? Ты чувствуешь себя виноватой перед Амритой или тебе нужен второй ребенок? Если девочка покинет храм, она уже не сможет вернуться обратно.
К тому же тебе неизвестно, что думала об этом Амрита!
Тара улыбнулась так, как улыбаются, когда на самом деле хотят заплакать.
– Я не могу оставить малышку одну, не могу!
Камал обнял жену.
– Хорошо. Мне кажется, для начала нужно поближе познакомиться с девочкой.
– Ты прав, – согласилась женщина.
Они упросили Илу отпустить Амину с занятий и увели ее за пределы храма.
Тара пожалела о том, что они с Камалом не взяли с собой Уму; веселая, непосредственная малышка легко находила общий язык с детьми и взрослыми.
Тара рассказала Амине о Калькутте, о жизни своей семьи. Они с Камалом угостили девочку сладостями, показали ей выступление фокусников, заклинателя змей.
На узких улочках городка жили и работали ремесленники. Амина наблюдала, как искусные мастера неутомимо стучат крохотными молоточками по листам серебра, нанося на них тончайшие орнаменты и узоры. Как гончар заканчивает отделку кувшина и выстраивает рядами готовые блюда и чаши. Как женщины прядут тончайшее волокно, а мальчик-подмастерье скрепляет щипчиками звенья ожерелий и браслетов. Девочка увидела, что за пределами храма бурлит разнообразная, неведомая ей жизнь.
Вскоре Амина повеселела, начала улыбаться. Пока рядом с ней была мать, девочка чувствовала себя так, словно между ней и горестями окружающего мира стоит надежная живая стена, сотканная из теплоты объятий, ласковых утешений и ободряющих слов. Когда Амрита исчезла, в душу ребенка ворвалось одиночество. Она не знала, куда идти, если кто-то обидит ее или причинит боль.
Теперь в ее жизни вновь появились взрослые, согласные любить ее просто за то, что она это она, готовые защищать от любых бед. Амина чувствовала, что может им доверять.
– Ты станешь учиться танцам, если захочешь. Будешь жить у нас, сколько сама пожелаешь. Можешь считать нашу дочь своей сестрой, – говорили Тара и Камал.
– А мама вернется? – с надеждой спросила девочка.
Они переглянулись.
– Непременно. И быть может, случится так, что она тоже захочет жить в нашем доме. Ты пойдешь с нами?
– Пойду, – сказала Амина.
Тара порывисто прижала ребенка к себе и заплакала.
– Я выдержу сражение со жрецами, чего бы мне это ни стоило! – заявила она мужу.
Камал покачал головой.
– Храм – не то место, где сражаются, Тара.
Когда они вернулись на территорию храма, Ила сказала:
– Приехал какой-то человек, говорит, что он отец Амины.
Возле площадки, на которой обычно занимались девочки, стоял Киран. Тара и Камал замерли в изумлении. Они знали, что Киран собирался приехать, но никак не ожидали, что он появится именно в это время.
Что-то изменилось в облике Кирана с тех пор, как они видели его последний раз. Он все больше старался скрывать свои чувства от окружающих людей, и это удавалось ему все лучше и лучше. Вдобавок он был великолепно одет; его сопровождали двое слуг, один из которых был вооружен саблей, а другой держал над головой господина раскрытый шелковый зонт.
На лице Тары вмиг появилось выражение враждебной непримиримости.
Киран подошел к ним и наклонился к Амине.
– Амина?
Девочка кивнула.
Киран посмотрел на Тару.
– Мне все известно. Я заберу девочку с собой.
Амина боязливо прижалась к женщине.
Тара легонько подтолкнула ребенка к Камалу и шагнула вперед. Ее глаза сверкали подобно двум ярким звездам.
– Нет! Она поедет с нами.
– Я ее отец, – напомнил Киран, и молодая женщина уловила в его голосе твердые, властные нотки.
– У вас есть другие дети. И жена, которая едва ли полюбит Амину.
– Мадхур – хорошая и добрая женщина.
– Лучше Амриты? – вырвалось у Тары. – Амриты, которую вы бросили ради денег своего отца! Киран помрачнел и жестко произнес:
– Будет лучше, если я поговорю не с тобой, а со жрецами.
– Они не согласятся отдать Амину!
– Почему? Девочка не успела пройти обучение, она еще слишком мала для того, чтобы понять, получится ли из нее танцовщица. К тому же, надеюсь, на сей раз мне помогут те самые деньги, из-за которых, как ты утверждаешь, я бросил Амриту. Я заминдар, мои земли обрабатывают крестьяне ста тридцати деревень, тогда как ты и твой муж всего лишь жалкие уличные танцовщики. И я не хочу, чтобы моя дочь тоже стала танцовщицей!
Тара отшатнулась.
– Заминдар? А… ваш отец?
– Он умер. И первое, что я сделаю в качестве наследника господина Рандхара, это заберу свою дочь домой.
– Амина дала согласие ехать с нами.
– Когда я с ней поговорю, она поедет со мной. Не советую спорить и препятствовать, Тара, не то лишишься всего, что имеешь!
Киран умолк. Такая речь далась ему нелегко: сердце бешено стучало, руки похолодели и дрожали. Он сжал кулаки. Этот молодой мужчина давно понял: чтобы выжить в том мире, в который его забросила судьба, он должен стать достойным наследником своего отца. И знал, чего это будет стоить.
Во многом причиной смерти господина Рандхара была история с Джаей. Жалость к дочери пополам с отчаянием и чувством вины разорвали ему сердце. Он ненавидел Джаю за ее поступок и вместе с тем продолжал любить.
Разумеется, Киран собирался всего лишь нагнать страху на Тару. Он не подумал о том, что своей тирадой может напугать и дочь, которая совсем его не знала.
Девочка была похожа на Амриту. Такое же нежное лицо и выразительные глаза.
Они с супругой растили сыновей. Мадхур – послушная, кроткая жена, она наверняка обрадуется девочке и не станет ее обижать. Амина будет напоминать ему об Амрите.
Тара беспомощно оглянулась. Где Камал? Почему он не вступился за нее, не промолвил ни слова? Она только сейчас обратила внимание на то, что его нигде нет. Пока они с Кираном спорили, ее муж незаметно покинул территорию храма. Амина тоже исчезла.
Молодая женщина торжествующе улыбнулась, глядя на Кирана.
– Ты ее не получишь!