Человек из чужого времени Сидненко Борис
– Я вас не понимаю.
– Я, может быть, чего-то не знаю, но, поверьте, дословно повторяю его слова. Ожидается хорошо спланированный политический переворот.
– Что вы хотите?
– Есть всего два варианта. Оставить все так, как есть, либо объединить документы и усилия по их обнародованию. Разве вы не читали те документы?
– Поверьте, вы глубоко заблуждаетесь на мой счет.
– Неужели вы так в них ни разу и не заглянули?
– Нет же, говорю вам.
– Тогда, быть может, вы избавились от них?
– Я ничего такого не делал!
– И никому не передавали?
– Что вы такое говорите?
– Ну что ж, это ваше право. Поступайте, как знаете.
– Спасибо за чай. Я, пожалуй, пойду, уже поздно. Я вне политики.
– Знаете что, Михаил, не пытайтесь себя и меня обмануть. Располагая такими материалами, быть вне политики невозможно. И вы это прекрасно знаете.
Он сделал паузу, затем продолжил:
– Последнее время я почему-то перестал бояться за свою жизнь. Вероятно, перешел какой-то рубеж страха. Я уже смирился с мыслью, что не сегодня завтра меня убьют. Перегорел. Весь этот месяц я жил с чувством животного страха. Хотел даже вернуться в психушку. Но потом решил: лучше уж умереть, чем стать идиотом. Теперь у меня есть только одна мечта – чтобы про меня забыли.
Он встал, прошелся по квартире, выглянул из-за плотных штор на улицу и снова сел в кресло. Помолчав немного, он включил бра на стене рядом со столиком, где они сидели, и, как бы извиняясь, добавил:
– Общий свет, с вашего позволения, включать не будем.
Неожиданно он улыбнулся.
– Общий свет сегодня никому не нужен.
– И так хорошо.
– Я сначала испугался.
– Когда? – не понял Михаил.
– Когда вы мне позвонили, ведь мой телефон скорее всего на прослушке. Хотя, сказать по правде, мне уже давно никто по нему не звонил, а сам я пользуюсь только автоматом. Так что, возможно, наша встреча останется незамеченной.
– Тогда зачем вы давали свой номер?
– Поймите меня правильно. Я хочу быть тихим и неприметным человеком.
– Прекратите все контакты и, как сейчас говорят, «заляжьте на дно».
– Возможно, я так и сделаю. Есть лишь одно обстоятельство, удерживающее меня от этого шага. Славы я уже хватил через край. Толку в ней никакого. Спокойная жизнь – вот предел моих мечтаний… Вы не хотите узнать, какое это обстоятельство?
– Честно говоря, нет.
– Да, самообладания вам не занимать. Ну что ж, может быть, это и к лучшему. Я хочу передать вам эти документы. Копии у меня есть, вам отдам оригиналы. Они даже с красным грифом секретности. Вы многогранный человек и отличный юрист. К тому же вы блестящий историк. Пусть не сейчас, а через много лет, но они прольют свет на то, что действительно происходило в это нелегкое смутное время. Не бойтесь, это не провокация. Конечно, быть вне политики очень благородно. Политика – это дело грязное, но таковым оно стало именно потому, что чистюли интеллигенты самоустранились и пропустили вперед хамов и проныр. Я пожилой человек, и мне нужен покой, а вы молоды. Все в ваших руках. Вы не должны самоустраняться.
– Я не занимаюсь и не хочу заниматься политикой. Чистюли интеллигенты, как вы говорите, сами не знают, чего хотят. Они любят говорить и очень не любят делать. Большинство из тех, кого принято считать интеллигентами, вовсе и не интеллигенты, они купили дипломы, надели красивые одежды, заняли руководящие места, им написали кандидатские и докторские диссертации, но интеллигентами они так и не стали. Другую часть «вшивой интеллигенции», типа нас с вами, очень легко запугать. Третью часть, или, лучше сказать, треть интеллигенции, можно просто и пошло купить. Мелкими деньгами, посулами или подарками с барского плеча. Четвертые же считают, что они выше всего этого вертепа. Они считают себя аристократами и прекрасно знают, что ни одна власть без них не обойдется. У них весьма странные принципы и взгляды на все. Скорее даже они выше всего того, что копошится там под ногами – народ, политики, военные. Главное, никого не задирать – ни народ, ни власть, ни Госбезопасность, – и все будет хорошо. Надо уметь ладить с детьми, и дети вас будут любить.
– Вы серьезно так думаете?
– Да.
– Ну что ж, в этом есть какая-то сермяжная правда. Когда я слышу и вижу, что вокруг делается, у меня возникает ощущение, словно я нахожусь среди могильщиков и вурдалаков, которым непременно надо рыться в старых могилах, будоражить чьи-то тела, перетаскивать кости с места на место и придумывать страшные истории о том, кто кого и за что отравил. Любой политический переворот – это массовое захоронение, это братская могила. Это одно огромное кладбище. Пройдет много лет, и снова кому-то понадобится узнать сколько миллионов людей умерло в результате современных политических событий. Сегодняшние герои завтра станут душегубами. Для чего нужны эти документы, чтобы жертв стало еще больше? Они не стоят даже одной-единственной жизни, вашей или моей. Для вас случайно раздавить божью тварь – это грех, а для них убить человека – это обычное дело. Человеческая жизнь ничто – идет передел мира, перераспределение собственности, обогащение. Банкет за наш счет. И тут мы среди этого чумного пира со своими бумажками, от которых у них икра становится поперек горла и начинается несварение желудка. Если вы будете сидеть тихо и не высовываться со своими документами, не будете мешать людям вкусно кушать, обогащаться, ездить по всему миру и лапать чужих женщин, вас никто и не заметит.
– Вы меня окончательно запутали. То вы про переворот говорите, то про документы, то про историю.
– Надо не нас делать чистыми, а историю. А нас уже не отмоешь. Я думал, что живу в жуткое время, где у власти стоят вурдалаки. Но, как оказалось, я глубоко заблуждался. У той власти были хоть какие-то принципы, ограничения и страх. У новой власти нет ничего. Вот что самое страшное.
– Только история может быть судьей для будущих поколений. У нее должны быть только два принципа – голая правда и никакого срока давности.
– Что мне даст правда о том, что Ленин умер от третьего инсульта или от того, что его отравил Сталин? Ровным счетом ничего.
– Сталин Ленина не отравлял.
– Откуда вы знаете?
– Это не я знаю, это знают ученые, историки, кропотливые исследователи. И вы это тоже знаете. Яркий представитель питерской школы академик Старцев Виталий Иванович, он наверняка вам хорошо известен, тщательно изучив этот вопрос, писал, что на совести Сталина десятки тысяч жизней представителей «ленинской гвардии», но в смерти самого Ленина он скорее всего не повинен. Сталин – единственный из правителей, который мог иметь все, быть набобом, но жил скромно и ничего не имел. Он поступал так, как требовал текущий момент, когда все пытались уничтожить Советский Союз. И внешними силами и внутренними. Он загубил десять миллионов внутренних врагов, а внешние враги, прикрываясь Гитлером, убили больше двадцати миллионов простых людей, наших соотечественников, в Отечественную войну. Сейчас идет новая война, в которой погибнет уже тридцать миллионов россиян. Так кто страшнее? И закроем этот вопрос. Насчет могильщиков я согласен. С самого начала было провозглашено: пролетариат – могильщик капитализма. В свою очередь, и капитализм пытался вбивать осиновые колья в каждого коммуниста. Словом, подобралась достойная друг друга, эдакая веселая кладбищенская компания.
– Я что-то не понимаю, вы за белых или за красных? Или у вас иной любимый цвет? Вот что, Николай Григорьевич, у меня есть альтернативное предложение, давайте остановимся на российском триколоре и подведем черту под политической дискуссией.
– Хорошо. Как скажете.
– Почему вы думаете, что вас убьют?
– Потому что того человека – моего приятеля всего несколько дней тому назад застрелили прямо на моих глазах. А ведь он работал в Госбезопасности, знал такое, что нам и не снилось. Я пережил шок. Раз они начинают стрелять в своих, то что им я – мелочь пузатая? У меня чуть не остановилось сердце. Я теперь стал оглядываться по сторонам и бояться выходить на улицу. О той же участи, которая постигла его, он пришел и меня предупредить. И все же… Единственный человек, которому так долго удается оставаться живым, – это вы. Значит, на то есть чья-то высшая воля. Поэтому и все документы должны быть у вас.
– Тем самым вы и меня подвергаете опасности. Я не историк, а юрист. Я вне политики и не хочу во что-либо влезать. Меня все время с кем-то путают.
– Михаил, вы все прекрасно знаете сами. Вы умный человек и все понимаете без комментариев. Кем бы вы себя ни называли, вас воспринимают как потенциально опасного человека. Опасность уже давно ходит за вами по пятам. Я просто восхищаюсь вашим самообладанием. Одним документом больше, одним меньше. Сами посудите… – он сделал паузу. – Хорошо. У вас еще есть время подумать. Выбор все равно за вами. А теперь не капризничайте и оставайтесь ночевать, уже поздно. Я постелю вам на этом диване. А рано утром, часиков в пять, разбужу. Это всегда самое безопасное время, чтобы покидать конспиративную квартиру.
При этом он грустно улыбнулся.
– Ну вот и дожили до звездного часа, ушли в подполье. Как там в сказках говорят, утро вечера мудренее? Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Николай Григорьевич.
На том они и порешили. Выбора не было. За окном уже хозяйничала темная, дождливая июльская ночь. Михаил раздеваться не стал. Подложив под голову мягкую подушку и укрывшись пушистым пледом, он быстро заснул. На мягком и уютном диване спалось, как дома. Но спал он недолго. Ему впервые за все это время снова приснился сон. Сказать откровенно, странный сон. Это была старуха со Старо-Невского. Она наклонилась над его головой и тихо прошамкала беззубым ртом: «Уходи. Не мешкай. В деревню к Лизке не езжай, живи в городе, сегодня можешь сходить на Мойку. Пройди на кухню, возьми старую толстую деревянную скалку и немедля убегай. Скалку береги пуще всего, в ней все. Юлька приехала. К ней не ходи. А твоя краля будет лишь через пару недель. Беды за ней идут по пятам. Свяжись с Левкиной девчонкой, она и поможет тебе, и от беды убережет. И вот еще что: побродяжничал, и хватит». Она хотела еще что-то сказать, но в этот момент Михаил проснулся от звонка будильника. Вероятно, Николай Григорьевич завел его специально, чтобы разбудить Михаила. Он прошел в спальню, хозяина не было. Его вообще не было дома. Только сейчас Михаил обратил внимание на записку и пакет с документами, которые лежали перед ним на журнальном столике. Записка была отпечатана на машинке.
«Михаил, уходите срочно, через чердак и другую парадную. Я вам все подготовил. Когда будете уходить, хорошенько захлопните дверь. Документы можете брать, можете оставить. Решение за Вами. Я навсегда покидаю город. Прощайте. Записку сожгите».
– Черт, черт, черт! – невольно вырвалось у него от переизбытка эмоций и негодования.
Пришлось снова расстегнуть свою нагрудную торбу и убрать туда документы. Свет он не зажигал и все делал в ночном полумраке. Уже не было так темно, но и утро еще не наступило. Про себя он ворчал: «Навязал-таки. Ну вот, теперь мы с Михаилом в одинаковом положении. Мне надо срочно уносить ноги».
Михаил быстро собрался, сжег записку и вышел на улицу тем путем, который рекомендовал ему Николай Григорьевич. Через каждые десять шагов он оглядывался. Для пущей уверенности Михаил прошел несколько сквозных двориков, в одном месте даже зашел в парадную, через открытое окно на лестничной площадке спрыгнул на пристроенный к дому гараж какого-то инвалида и попал в другой дворик. Теперь ему было ясно, что «хвоста» за ним не было, а если и был, то беглец от него отделался. По-прежнему было холодно и моросил мелкий дождь. Вокруг не было ни души. По каналу Грибоедова Михаил дошел до Гороховой, оттуда до Мойки, и вот уже перед ним во всей красе предстал его родной дом.
Он быстро вошел в парадную. Она была хорошо освещена, но в ней не было ни души. Ключи Михаил держал наготове. Вот и двустворчатая массивная дверь. Все та же, его родная, и с той же огромной латунной ручкой из прошлого века. Он дважды повернул ключ и вошел в квартиру. В ней все было очень прилично, ни одна вещь не валялась на полу, ничто не было сдвинуто или перевернуто. Он быстро прошел на кухню, открыл посудный шкафчик, взял старую деревянную скалку, заткнул ее за пояс, вышел из квартиры, снова запер дверь на два оборота и спустился вниз. Прежде чем выйти из парадной, он высунул голову наружу и огляделся по сторонам. Улица по-прежнему была пустынной. Михаил выскочил из парадной и побежал вдоль набережной. Неожиданно из соседнего квартала раздались звуки приближающихся автомобилей. Он спрятался за углом на Зимней канавке. Машин было несколько. Они остановились у его дома, и из них выскочили люди. «Ну конечно, – подумал Михаил, – сработала сигнализация. Вот попадет ребятам, что упустили меня». Быстрым шагом он дошел почти до самой набережной. И тут снова раздались те же звуки. Он успел только прижаться к колонне, и еще два автомобиля промчались мимо него. Машины проехали всего в одном метре от колонны, за которой Михаил стоял ни живой ни мертвый. Их путь лежал туда же, на Мойку, 47. Быстрее ветра Михаил долетел до парадного входа и попал в дворницкую. Без суеты и насколько можно было спокойно Михаил собрал все свои вещи в спортивную сумку, взял старый складной зонт, когда-то принадлежавший Марининому брату, и снова вышел на набережную. На большее у него не было времени. Сюда тоже могли приехать ночные стражи.
Дождь зарядил поливать город всерьез и надолго. Это было на руку Михаилу. «Интересное дело, – подумал он, – всякий раз, когда я отсюда сбегаю, идет дождь. Главное, не ночевать на чердаке и не менять планов, после этого сильно болит голова».
Как и в прошлый раз, он пошел не через Троицкий мост, а через дворы. Делая частые остановки в парадных, он наконец добрался до метро на канале Грибоедова. Когда Михаил вошел в метро, было уже начало седьмого. Через полчаса он вышел на станции «Проспект Ветеранов», немного подождал и ровно в семь позвонил Лене.
– Алле.
– Лена, это я, Михаил, извините, что беспокою вас в столь раннее время.
– Вы не первый. До вас это уже сделал будильник. Что-нибудь случилось?
– Да. Мне нужно с вами встретиться.
– Сейчас?
– Да.
– Хорошо, приезжайте. Вы где находитесь?
– На проспекте Ветеранов.
– Это действительно близко. Давайте сделаем так. От метро до моего дома, если не бежать, а идти нормальным шагом, минут двадцать пять – тридцать. Пока вы будете сюда добираться, я успею привести себя в порядок и приготовить завтрак. Это предложение вас устраивает?
– Конечно!
Лена назвала адрес и подробно рассказала, как добраться до ее дома. Проходя мимо киосков, Михаил купил черные гладиолусы. Такие цветы он видел впервые. Почему он остановил свой выбор на них, Михаил не знал. Теперь он все делал чисто интуитивно, не задумываясь. Хотелось бежать и постоянно оглядываться, но что-то внутри него твердило: «Успокойся, расслабься, все позади, можно и прогуляться».
Все люди шли ему навстречу, к метро, а за ним было пусто, за ним никто не следовал. Не было даже попутных машин. Впервые за все это время он наконец успокоился.
Михаил шел и думал о прошедшей ночи, о том, что ни разу не задумался о том, что и как делать, о том, что все произошло само собой. И вдруг остановился. Как он шел, где и сколько сделал поворотов, что было вокруг – он не помнил. Подняв голову, Михаил увидел на здании табличку с названием нужной ему улицы и тем самым номером дома, где жила Лена. Более того, он стоял прямо у нужной ему парадной.
Елизавета Аркадьевна проснулась от тихого, но настойчивого телефонного звонка. Она сняла трубку, молча выслушала кого-то, после чего прошла в соседнюю комнату и спокойно обратилась к мужу. Он тоже уже открыл глаза и, продолжая лежать на шелковом белье шоколадного цвета, спокойно наблюдал за женой. Ему было комфортно и все еще хотелось спать. Он с грустью посмотрел на жену, питая надежду, что к нему это не относится.
– Тебя.
Недовольно крякнув, он взял трубку.
– Слушаю… Значит, они все же встретились, я так и думал. Он вас не видел? Это хорошо, напугали бы старика своим воскрешением… Попал под машину? Насмерть? Что значит – сам бросился?.. Отвлек ваше внимание? Кто у вас там работает, черт возьми! Детский сад какой-то!.. Так. А что на Мойке? Ну это уже ни в какие ворота не лезет! Вы хоть понимаете, что бывает за три прокола подряд? Ладно, к восьми буду в кабинете, надо все хорошенько обдумать. Подготовьте все материалы и будьте у меня. Да, вот еще что, пусть срочно проверят записи всех камер видеонаблюдения… Всех! В Караганде… В первую очередь в метро! Все!
Сна как не бывало. Он встал, быстро надел спортивный костюм, резко обернулся к жене, посмотрел ей в глаза и зло произнес:
– Твой «исключительный» только что поломал мою карьеру. Ну что ж, ему же хуже! Если меня отправят в горячую точку, ему конец. Впрочем, ему и так конец.
Глава 10. Напарник рокера
«Лиза не должна знать, где я прятался до ее приезда, – решил Михаил, – узнать, что любимый мужчина долгое время находился у другой женщины, всегда неприятно. Это ее огорчит. Но другого выхода и другого убежища у меня нет».
Образ, который нарисовало Михаилу его бурное воображение на слух и по телефону, оказался, мягко говоря, жалким подобием того, что он увидел своими глазами. Дверь распахнулась, и его впустили в прихожую, в которой горел ослепительно яркий свет. Вдоль всей стены стоял зеркальный шкаф-купе. Все было в светлых тонах, даже буковый паркет отдавал белизной и блестел, словно лакированный. Гость обернулся и увидел нечто фантастическое, отраженное во всех зеркалах прихожей. Это была девушка ростом с него – стройная, хрупкая, с осиной талией и большим бюстом. У нее были темные разноцветные, хаотически уложенные на голове волосы, словно она только что их помыла и не слишком старательно вытерла полотенцем. Они колючими иглами топорщились в разные стороны. Это было и вызывающе, и в то же время красиво. Огромные глаза, тонкий изящный носик и очень красивый рот с идеально очерченными губами могли украсить глянцевую обложку самого модного журнала. Высокую шею, как у Плисецкой, обрамляли темные пряди волос. Девушка была во всем черном. Это был вызывающий гротеск окружающему интерьеру. На ней были кожаные, облегающие тело джинсы и футболка с короткими рукавами. На ногах – фирменные сапоги на каблуках и со шнуровкой. Она тут же накинула на плечи такую же, как и брюки, кожаную куртку. И брюки, и куртка изобиловали множеством хромированных заклепок и пряжек.
Он был ошарашен. Такого изобилия блеска и красоты Михаил еще никогда не видел в своей жизни.
«Нет, – окончательно решил он, – Лиза не только не должна об этом знать, но и встречаться им когда-либо тоже не следует. Ну а я – я справлюсь, я обязательно справлюсь и с этим соблазном».
– Здравствуйте, Михаил, еще раз.
– Здравствуйте Лена… Это вам, – промямлил он и протянул ей букет гладиолусов.
Хозяйка квартиры была приятно удивлена, и его подарок ей явно понравился.
– Спасибо. Очень мило.
– Вы исповедуете особый стиль?
– Я исповедую особую философию.
– И в чем ее секрет?
– Он заключается в том, что дверь за собой следует закрывать, – она произнесла фразу спокойно, не скрывая своей очаровательной улыбки. – Так и безопаснее, и уютнее.
– Да-да, конечно, – засуетился Михаил.
Он быстро обернулся и попытался захлопнуть входную дверь. На миг ему показалось, что он уже это сделал, как только переступил порог. Но дверь действительно была приоткрыта. Резким движением гость попытался захлопнуть дверь, но она снова приоткрылась. Только теперь он понял, что там были какие-то мудреные замки и хитрые механизмы.
– Давайте-ка я помогу вам.
Лена нажала на кнопку, расположенную на стене рядом с выходом из квартиры, и дверь сама плавно закрылась. Вероятно, сработали те самые мудреные механизмы и специальные замки, о которых только что подумал Михаил.
– Я попал в банк?
– Скорее, в банку.
– Я невкусный и несъедобный.
– Тогда мы наколем вас на булавку.
– Лев Наполеонович меня об этом не предупреждал.
– Конечно, его задача заманить жертву в ловушку, а моя – съесть ее.
– Для завтрака этого будет многовато.
– Кстати, о завтраке. Мойте руки и проходите на кухню, я уже все приготовила. Ванная вот здесь. Вот вам полотенце… Ну, и что же мы стоим?
– Я ищу кнопку.
– Смешно, но кнопок больше нет. Ах да! Есть еще сигнализация, но об этом позже. Лева у нас электроник, любит всякие такие штучки, – пояснила девушка.
Через некоторое время Михаил уже сидел за столом и принимал угощение хозяйки. Кофе она принципиально не пила и «другим не советовала». Она порекомендовала Михаилу отведать зеленого чая без сахара. Только гость с грустью подумал о том, что для завтрака этого ему будет маловато, как тут же увидел мигом появившиеся на столе яичницу, горячие тосты из ароматного ржаного хлеба, сыр, масло и сырокопченую колбасу.
– Если этого мало, у меня есть суп со шпинатом.
– Что вы, всего этого мне более чем достаточно.
– Тогда приятного аппетита, а мне пора на работу.
– Извините за нескромный вопрос.
– Вся во внимании.
– Скажите, если, конечно, это не секрет, ваша работа связана с таким вот стилем?
– Вообще-то обычно стиль бывает связан с работой. А мой стиль связан с транспортным средством, с помощью которого я добираюсь до своей работы.
– Когда вы говорили о стиле, то упомянули какую-то особую философию. Это стиль нигилизма?
– А вы, оказывается, старый ворчун. Все гораздо проще. Это стиль рокера, – девушка была довольна произведенным эффектом.
– Извините за мою неосведомленность, кого?
– Как, вы не знаете, кто такие рокеры?
– Нет.
– Серьезно? Нет, вы шутите, – искренне удивилась девушка, – не могу в это поверить.
Она с подозрением посмотрела в глаза Михаила, выдержала паузу и наконец сказала:
– Словом, это те, кто круто управляет мотоциклом.
– И всё?
– Этого мало? Хорошо, тогда это еще и те, кто, как я сказала, исповедует свою особую философию.
– Да, конечно, об этом я уже слышал, только ничего не понял.
– Человек свободен. А когда он свободен, то все делает по-настоящему. И живет, и рискует, и любит, и развлекается, и ни перед кем не прогибается. Он сам по себе, и никто ему не указ – вот вкратце и вся философия.
– Значит, я действительно попал по тому адресу.
Лена внимательно еще раз посмотрела в его глаза. Там не было иронии, скрытых темных намерений, тайной природной хитрости. Михаил был весь как на ладони.
– Шутите? Ну-ну, мне нравятся хорошие шутки.
– Значит, вы в курсе моих проблем.
– Про вашу Пряжку Лева рассказал мне еще в апреле. Вы – ученый-бунтарь. Для нашего века это большая редкость.
– Зато в девятнадцатом веке это было самое популярное мероприятие.
– Молодежь всегда бунтует, особенно допризывники. Болезнь переходного возраста… Вот ими я и занимаюсь. Изучаю, наблюдаю, анализирую, советую, лечу, потому что по профессии доктор.
– Последнее время мне просто везет на докторов.
– Потому что в вашем возрасте бунтарство выглядит, как бы это лучше сказать…
– Не к месту и несолидно. Говорите как есть, «смешно», это совсем не обидно… Потому что я не бунтую, я не вписываюсь в существующие нормы.
– Я не хотела вас обидеть, потому что и сама такая. В этом году я закончила институт, получила диплом и сейчас работаю в медицинской комиссии, осматриваю призывников. Мне говорят, что сегодня они все ненормальные. Но я-то вижу, что с ними происходит. Чтобы их понимать, надо самой пройти через это сумасшествие. Вот именно поэтому, чтобы быть с ними на одной волне, я и стала рокером. Я так решила еще в прошлом году, на стажировке. Их мир мне понятен. Я ищу пути к каждому из них. Я хочу им помочь. Сейчас ужасное время. От всего происходящего вокруг можно быстро свихнуться. Уж лучше пусть они будут бунтарями, чем подлецами и преступниками. Теперь понятно?
– Теперь понятно. – Михаил улыбнулся, Лена тоже ответила ему улыбкой.
– Да. Мне тут Лева подарил на день рождения новенький хромированный «Харлей». Фантастическая игрушка… Между прочим, это целое состояние.
– Я уже обратил внимание, Лев Наполеонович – состоятельный человек?
– Он очень умный и порядочный человек, а это иногда дает свои плоды.
– Вне всякого сомнения. А с милицией у вас все нормально?
– В каком смысле?
– Ну, не придираются? Это ведь непросто – быть не таким, как все. Да еще и жить без всяких правил.
– Один процент.
– Не понял.
– В Америке таких официальная власть назвала «всего один процент». Как, вы и этого не знаете? Боже, как мне повезло. Я ж могу часами лечить вас на тему о рокерах. Жаль только, времени нет.
– Зато у меня его хоть отбавляй. И что же «один процент»?
– Один процент стал для рокеров отличительной эмблемой.
– Теперь понятно, почему у вас на куртке нарисован 1 %. И все же, как вы ладите с милицией?
– Никак. Мы друг друга тихо ненавидим. Но при определенных обстоятельствах мы все же ладим.
– Это как?
– У меня очень серьезный покровитель – генерал-майор Ессентуков, военком города. Работаю под его началом.
– Не может быть, – невольно вырвалось у Михаила.
– Что значит – не может быть?
– Это я так. Просто я знаком с его дочерью. А вы знаете его дочь?
– Валентину? Конечно. Она живет по соседству, в этом же доме. Подруга. Это она устроила меня к своему папочке на работу. Идемте, покажу ее новую игрушку.
Лена подвела Михаила к окну на кухне и показала на знакомый ему микроавтобус.
– Вон, видите роскошный «шевроле»? Это ее.
– Это я ей его… оформлял.
Лена откровенно расхохоталась.
– Извините. Сначала мне показалось, что вы хотите сказать: «Это я ей его подарил», – Лена улыбнулась. – Вы с ней хорошо знакомы?
– И да, и нет. Она работает на таможне в Пулково. Там мы и познакомились. Я иногда приезжал к ним, она иногда приезжала к нам. Но теперь нам лучше с ней не встречаться, и говорить ей обо мне тоже не стоит.
– Хорошо.
– Надо же, как тесен мир.
– Действительно, в нем слишком много сюрпризов. Ну ладно, до вечера. Здесь все приготовлено, завтракайте и отдыхайте, а я уже опаздываю.
Она схватила огромный черный шлем с темным пластиковым забралом, элегантный женский ранец и выскочила из квартиры.
– Опаздывать нельзя, нажмите на кнопку, – крикнула девушка на ходу и исчезла.
После сытного завтрака, скорее похожего на обед, Михаил прилег на диван и моментально уснул. Когда он проснулся, был уже вечер. Напротив него в кресле безмолвно сидела Лена и с какой-то грустью откровенно разглядывала его лицо. Михаил перестал щуриться и открыл глаза, но и тогда девушка не пошевелилась. Она очень спокойно отнеслась к его пробуждению, словно они давно вели с ней ненавязчивую беседу по душам.
Первое, что пришло в голову, это воспоминание той минуты, когда Михаил впервые после травмы открыл глаза в лазарете. Вот так же тихо и спокойно сидела напротив него Лиза. Она смотрела на любимого человека и думала о чем-то своем, о чем-то самом главном.
Вот и Лена в эту минуту смотрела на него спокойным и добрым взглядом. Она была одновременно и здесь, и еще где-то, в другом месте и в другом времени. Вдруг она опомнилась и в прежней своей манере произнесла:
– К слову о сюрпризах. Самое поразительное заключается в том, что вы удивительно похожи на моего приятеля. Нет, не внешне, а во всем остальном. Та же манера говорить, те же слова и тот же голос. Мне утром стало даже как-то не по себе.
– Вот почему вы так быстро убежали.
– Я опаздывала на работу.
– Конечно. Я пошутил. Жизнь богата на совпадения и сюрпризы.
– По телефону ваш голос звучит иначе… Два совпадения прямо с утра – это круто. – Лена улыбнулась, сделала паузу и наконец продолжила: – Он погиб в прошлом году. Гаишники сбили. Они давно на него охотились. Он их раздражал, прямо бесил их. Они передавали друг другу по рации, где и как его подловить… Для них это были и принцип и развлечение… Я была его подругой. Знаете, что такое быть подругой или другом рокера?
– Нет. Но мне знакомо ощущение человека, за которым носится смертельная опасность. А вот быть подругой или другом рокера мне, знаете ли, как-то не довелось…
– Нет, если всерьез, то это очень многое значит… Для меня…
– Я понимаю. Общие взгляды, интересы, мысли…
– Надеюсь, вы сказали это искренне.
– Даже не сомневайтесь.
– Я стала частью его жизни, а он – моей, – Лена сделала паузу. Вероятно, в своих мыслях она окунулась куда-то в прошлое. Михаил терпеливо ждал, когда собеседница снова вернется к нему. Неожиданно Лена заговорила: – Ты обнимаешь его корпус, прижимаешься к нему всем телом, сливаешься с ним в одну фигуру и устремляешься вперед, в неизвестность, стремительно пролетая мимо пошлого, алчного и лживого мира на огромной, на бешеной скорости… И когда мощная машина летит на этой бешеной скорости вперед, да еще на виражах, особенно когда она делает какой-нибудь трюк, захлебываясь адреналином, напарник понимает, что он тоже рокер, он неотъемлемая часть того, кто увлекает его вперед, в будущее.
– Будущее должно быть прекрасным. Я сам лишь недавно сделал выбор в пользу будущего.
– А до этого?
– А до этого я мечтал о спокойной и стабильной жизни конца девятнадцатого века… Я тоже хочу быть рокером, чтобы мой напарник чувствовал уверенность и безопасность за моей спиной.
Лена поняла, о чем и о ком сейчас говорил Михаил. Она грустно вздохнула и тихо продолжила:
– Напарник сидит не только позади, он сидит в мозгу и в сердце самого рокера… Приятель научил меня всему тому, что умел делать сам. Некоторые вещи я делала даже лучше его. А один трюк, который мы выполняли дважды, никто так и не осмелился повторить.
– Интересно узнать.
– Да ну, нет.
– Пожалуйста.
– Расскажу как-нибудь потом.
Лена на некоторое время замолчала. Михаил не прерывал ее мысли. Наконец она снова заговорила.
– Перед самой смертью он съездил в Германию с группой около ста человек. Это был европейский слет рокеров. Когда вернулся, сказал, что тамошние рокеры теперь называют себя байкерами, от американского «байк» – мотоцикл. А нам больше нравилось называть себя, как и раньше, просто и привычно – рокеры. Вот такая история.
– Здорово… Вам всегда нравилось ездить на мотоцикле?
– Что вы! Я их ненавидела и жутко боялась… До тех пор, пока не села позади одного сильного и уверенного в себе человека.
– Конечно, без чего-то можно запросто обойтись в своей жизни, а что-то надо попробовать самому, чтобы потом рассуждать о том, плохо это или хорошо.
– Сегодня я виделась с Левой. Он сказал, что рано утром отвез Михаила на Старо-Невский, к его девушке. Она вчера прилетела из Америки. Так что вы оба тайно находитесь на конспиративных квартирах.
– Не выдержал. А ведь мы договаривались…
– Любовь отменяет все договоренности.
– Толкает нас на неосмотрительные и опрометчивые поступки.
– Говорите проще – на глупости. Ну и что? Я его понимаю и принимаю его сторону.
Лена красиво улыбнулась.
Читать бесплатно другие книги:
