Человек из чужого времени Сидненко Борис
– Вы его видели прежде?
– Никогда. Все время я провожу здесь. Это Лева приезжает ко мне в гости. А я последний раз была у него только на Новый год. Но мне почему-то кажется, что он – это вы.
– Все так думают.
У нее была одна исключительная особенность, вероятно, профессиональная, а может быть, и природная: девушка всегда смотрела в глаза собеседника, не мигая и не отводя взгляда в сторону. Так было и здесь, впившись в глаза Михаила, она откровенно спросила:
– Я никак не могу понять, если вы так похожи, как близнецы, как две капли воды, то почему вы с ним прячетесь, живете под одним именем, путаете окружающих? Это такая задумка? В чем здесь смысл?
– Так думают другие. Мы здесь ни при чем, да и виделись-то всего пару раз.
– Что вы натворили?
– Мы еще ничего не успели натворить.
– Ага, пока не успели, но все-таки можете?
– Вероятно, так считают другие.
– И кто же из вас «главный по тарелочкам»?
– Не понял.
– Кто из вас представляет наибольшую опасность?
– Не знаю.
– А может быть так, что один из вас все же главнее, представляет собой особую ценность, как президент, и его надо прятать, а в опасную жизнь выпускать другого, менее ценного, то есть двойника?
– Если рассуждать таким образом, то моя ценность надуманная, а вот он – человек реальный и, вне всякого сомнения, ценный.
– То есть вы осмысленно приносите себя в жертву?
– Вы ошибаетесь, Лена. Мы оба прячемся. Только я стараюсь быть осторожным, а он хочет жить настоящей жизнью. Он ученый и не очень осторожный человек. Он хочет быть бунтарем, но, как у всякого интеллигента, на этот шаг у него не хватает смелости. Он выходит на Сенатскую площадь и в решающий момент покидает ее, он соглашается на то, чтобы взорвать бомбу, но боится того, что она действительно взорвется.
– А может быть, есть и еще какой-то секрет?
– Может быть. Я не знаю. Но свой путь, свою миссию – разобраться во всем и помочь ему – я обязан свершить. Этот путь я должен пройти до конца. И здесь второго Михаила быть не должно. Историки должны созерцать, когда творить начинают юристы.
– Ну да, юристы натворить могут много чего.
– Новое время – новые правила, а новые правила – это новые законы. Эти законы могут быть во благо или во вред людям. Вот тут-то и нужна бомба, которую держит в руках мой родственник.
– И как долго он будет нянчить свою бомбу?
– Все должно случиться до двадцатых чисел августа… Иначе все теряет смысл – и все его исторические знания, и мой исторический опыт, и мой юридический профессионализм, и наша гражданская позиция. Нам выпал шанс сказать свое решающее слово сильным мира сего.
– Ваша бомба наделает много шума, но ровным счетом ничего не изменит. Один в поле не воин.
– Самое печальное заключается в том, что они не хотят даже шума. Они считают себя идеальными, а нас – сумасшедшими.
– Идиотами.
– Что-то типа того. Это у них раздвоение личности. Это они будут красиво говорить от нашего имени и жировать за наш счет. Вот, Лена, почему бунтует нынешняя молодежь.
– Вероятно, так оно и есть. Интересно, откуда вы все знаете наперед? – Лена сделала очередную продолжительную паузу. – Михаил, скажите откровенно: вы действительно обладаете сверхъестественной силой?
– Это вам Лева сказал?
– Да. Это мне сказал Лева.
– С чего же он так решил?
– На даче он поддался вашему гипнозу и все делал так, как вы его попросили.
– Он все сделал по собственной воле.
– Допустим. Но Лева не тот человек, который будет все делать так, как ему говорят. Поймите, Михаил, мне как психологу надо понять человека… Только тогда я смогу ему верить, а самое главное – доверять. А вас я пока что не понимаю, – она сделала очередную паузу.
У Лены вообще была такая манера разговаривать: скажет несколько фраз и замолчит, смотрит внимательно в глаза собеседника, потом неожиданно снова продолжает разговор.
– Я могу верить, но доверять при этом все же не стану. Я в принципе вообще никому не доверяю… И мне от этого плохо…
– Я согласен и очень хорошо вас понимаю.
– Как оказалось, даже самый дорогой человек из лучших побуждений может тебя предать. Потому что, как оказалось, у нас были разные представления о предательстве. Оправдание всегда под рукой – все было вызвано самыми благими намерениями. Но никакая цель, никакие благие намерения не оправдают подлость. А уж тем более если ее совершил близкий человек из лучших побуждений…
– Я вижу, у вас в жизни, как и у меня, было сильное потрясение?
– Давайте закроем эту тему.
– Хорошо. Я согласен, необъяснимыми поступками руководит подсознание.
– А это как раз та область, в которой вы ориентируетесь лучше других… Трудно поверить, что человек, обладая такой фантастической способностью проникать в сознание и подсознание других людей, не извлекает из этого никакой для себя выгоды.
– Вы сильно преувеличили мои способности, Лена. Психология подсознательного – это совершенно иная категория знаний, по-моему, она никак не относится к доверию и вере. Вера – это своего рода мера платы за информацию. А доверие – это ценность более высокого порядка. Человек не доверяет, когда боится продешевить или утратить то, что ему дорого, или когда не видит перед собой достойного покупателя. У меня выгоды действительно нет никакой, если под этим понимать приобретение благ. Верить мне надо хотя бы потому, что у нас с вами одна явочная квартира.
– Это для вас она явочная.
– Бога ради, простите, ляпнул, не подумав.
– Ничего, в конспирации тоже есть своя прелесть.
– Я имел в виду общий источник информации и общие маленькие тайны. А доверять – ну что ж, всему свое время.
– Хорошо, с этим все понятно. И все же вы когда-нибудь пользовались своими особыми способностями?
– Не знаю, что вы под этим понимаете, но мне кажется, Лена, вы мистифицируете простые вещи. Я не делал ничего противозаконного.
– Вы уходите от прямого ответа.
– Чисто по-человечески и без всякой мистики я помог нескольким людям решить их проблемы. Но я даже не могу себе представить, что стану обогащаться или кого-то подчинять своей воле или просто влиять на судьбу близкого мне человека, менять его мысли, чувства, желания и поступки, извлекать какую-то выгоду.
– Не увиливайте, вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.
– То, о чем вы говорите, я сделать и не могу, и не имею на это ни права, ни способности. У меня даже цели такой никогда не было. Умышленно вторгаться в чужое сознание или подсознание – это грех. Человек сам должен во всем разобраться и поступать так, как подсказывает ему его совесть. Если я и обладаю чем-то особенным, то, уверяю вас, воспользуюсь этим лишь в случае выбора между жизнью и смертью. Вот видите, я ничего не приобрел от вас, но передал безвозмездно ценную для меня информацию. А это значит, я вам доверяю. Какова цена вашего доверия?
– Вероятно, сопоставимая… Скажите, а эта ваша способность, она у вас от рождения?
– Я вижу, вас не переубедить. Ладно, притворюсь. Я приобрел ее взамен на хороший удар по голове. Так лучше?
– Уже лучше. Про ваш героический поступок я тоже слышала. Ну и?..
– И есть еще кое-что. До этого одна девушка все время говорила мне, что я ее гипнотизирую. Можете поверить мне на слово, я этого никогда не делал. Скорее наоборот, это она меня загипнотизировала. И я безумно в нее влюбился. Материализация ее мыслей. Вот где чудеса.
– А может быть, вы все же ее влюбили в себя?
Михаил засмеялся. Ему действительно было весело, оттого что Лена смотрела на него, словно завороженная, слегка приоткрыв рот. Как ребенок.
– Лена, только не вздумайте сказать, что я и вас загипнотизировал. Кстати, психолог – это не специальность, это житейская грамотность. А по настоящей-то специальности вы кто?
– Психотерапевт.
– Это другое дело и объясняет ваш особый интерес к моей персоне.
– Уверяю вас, здесь нет никакого профессионального интереса. Хотите, я покажу вам записку, которую написала утром незадолго до вашего прихода?
– Интересно взглянуть.
– Не верю, вы и так знаете, что там написано.
– Я вам говорю правду, я не знаю, что написано в этой записке.
Лена протянула Михаилу листок. Он развернул его и прочитал.
«Ни в какие дискуссии не вступать и душу не раскрывать. Я не должна проявлять к нему интереса. Он меня не загипнотизирует! Бороться и не поддаваться».
– У меня исключительная сила воли. Если я чего решила, то вопреки всему сделаю так, как задумала. Но вы все поломали. Вы сломали все мои защиты.
– Уверяю вас, я здесь ни при чем.
– Те, кто знают меня, скажут, что я вообще-то немногословна. Все мои разговоры – только с пациентами и только на профессиональные темы.
– Я тоже в их числе?
– Как вам такое пришло в голову?
– Шучу.
– Скорее, я ваш пациент.
– А я думаю, вы просто хотели кому-то довериться, но не было случая. А тут я – беглец с чумовой репутацией. Как вы там говорите, «типа рокер».
– Лихо вы закрутили. И что дальше?
– А дальше просто настало время, когда вам самой захотелось поговорить о самом сокровенном с тем, кому вы хоть чуть-чуть, но доверяете. Чумовому рокеру. Или по-прежнему не доверяете?
– На полпути.
– Это обнадеживает. А вот теперь я действительно попытаюсь угадать ваше желание. Можно?
– Да.
– Загадывайте.
– Готово.
– Вы хотите что-то изменить в своей жизни.
– Этого хотят все. Вы хитрите. Давайте еще раз попробуем.
– Хорошо.
Теперь настала очередь Михаила задуматься. По всему ее виду он чувствовал, что Лена сейчас дает ему шанс либо стать другом, либо остаться чужим и странным человеком. Она вся была как на ладони. И Михаил видел все ее уникальные особенности. Лена состояла из сплошных противоречий: аскетическая и эпатажная, самовлюбленная и способная на большую любовь, капризная и сдержанная, отчаянная и хрупкая, эгоистичная и с душой нараспашку. И во всем этом был один секрет – Лена была очень ранимым человеком; малейшая оплошность, неосторожность – и ее можно было сразу же потерять. Поэтому Михаил решил, что не станет угадывать ее желание. Он скажет то первое, что придет на ум.
– Вы хотите прокатить меня на своем мотоцикле.
– А вот и нет, – с облегчением сказала Лена. Она явно боялась, что Михаил действительно угадает ее желание. И тоже слукавила: – Я загадала желание просто погулять с вами по городу, безо всякого мотоцикла.
– Вот вы какая хитрая. Знаете, что я и носа отсюда не высуну, и умышленно провоцируете меня. А вот на мотоцикле я бы прокатился. В таком шлеме, как у вас, меня никто не узнает. Никогда не испытывал ощущения езды на мотоцикле.
– Хорошо. Но только не сегодня. Несколько дней я поживу в Вопше, на даче. А вы владейте этим жилищем. Делайте что хотите. Холодильник забит продуктами, уничтожайте их на здоровье. Сюда никто не придет. У меня до вас не было здесь ни одного гостя. К выходным я вернусь. Тогда и отвезу вас подальше от города. Там мы где-нибудь просто погуляем.
– Великолепно. А как же с конспирацией?
– Мы что-нибудь придумаем, я вас так замаскирую, что и мама родная не узнает.
– Вы уезжаете?
– Да. Вещи я уже собрала, – она жестом показала на маленький кожаный рюкзачок, – все остальное оставляю вам. Пожалуй, заберу еще ваши цветы. Такой подарок у меня впервые за последний год. Ну что ж, Михаил, до встречи.
– До свидания, Лена. Бога ради, будьте осторожны, берегите себя.
– Постараюсь.
– И вот еще что: позвоните, пожалуйста, из автомата вот по этому номеру и спросите у Марины, когда прилетает Лиза. Вас это не затруднит?
Михаил специально обратился к ней с этой просьбой. Он чуть-чуть остудил пыл бурного молодого воображения. Эгоизм и самолюбие взяли верх. Расчет был верным.
– Нет, конечно.
– Скажите, что делаете это по моей просьбе, но где я нахожусь, не говорите. И о себе ни слова.
– Хорошо.
Она махнула на прощание рукой и ушла. Через некоторое время он выглянул в окно и увидел, как от дома стремительно стартовал фантастический аппарат с оседлавшей его восхитительной наездницей. Можно не ездить вместе с рокером на мотоцикле и тем не менее считать себя его напарником. Именно это и произошло с Михаилом. Он уже не мог оставаться безучастным к судьбе Лены. Что-то в ее жизни случилось такое, от чего она стала все время стремительно убегать. Или наоборот, пытаться догнать? Ей не хватает скорости. Это, вероятно, бывает тогда, когда ты кого-то теряешь и не можешь смириться со своей утратой. Ты в безумном отчаянии трясешь умирающего человека и кричишь, захлебываясь слезами: «Ты не имеешь права умирать, ты не имеешь права оставлять меня, ты клялся, что этого не произойдет никогда…» Михаил вдруг ощутил то же чувство. Он остро почувствовал, что все эти три месяца он тоже куда-то летит на своем «Харлее» и от жуткой скорости пролетающих мимо него событий стынет разум и замирает сердце. И еще он невольно подумал, что если бы (не приведи, Господь) Лена погибла, то на ее могиле родные прикрепили к надгробью совершенно иной образ девушки. Она бы уже не была взлохмаченным и непокорным рокером, это была бы аккуратно причесанная, очень милая и трогательная девушка с опрятной прической и огромными грустными глазами. Нас не желают видеть такими, какие мы есть. Мы должны вписываться в чьи-то стандарты. Люди стремятся свое внутреннее уродство прикрыть приличным видом и нормами поведения, яростно отвергая самобытную, уникальную внутреннюю красоту каждого отдельно взятого индивидуума. Нам навязывают чуждые идеалы, чуждые привычки и отношения. Нас заставляют обогащаться на помойке. Нас заставляют ценить то, что безнравственно, что нам не нравится. Нас учат, что грабеж и обман – это благо, а прожиточный минимум – это совсем даже и не унизительно. Так испанские конкистадоры, разграбив Южную Америку, предлагали аборигенам жить цивилизованной жизнью в обмен на золото.
И все же главное было в другом. Это открытие Михаил сделал только что. Он вдруг понял, что наивысшей ценностью его бытия являются люди, которые откровенно и по-доброму входят в его жизнь и в его сознание. Какими бы странными они ни были, это были люди, которых он искренне успел полюбить. Кто-то из них изначально был хорошим человеком, а кто-то всеми силами старался сохранить в своей душе остатки добра и порядочности, продолжая выполнять то, что им было ненавистно. Перед ним чередой прошли Инга и Армен, Марина и Андрей, Василий со своими друзьями, великан из кафешки у Калинкина моста, Елизавета Аркадьевна из Смольного, Олег Иванович из Военно-медицинской академии, завгар Петр Васильевич, гаишный майор Сергеев Сан Саныч, опальный юрист Николай Григорьевич, Лев Наполеонович и его дочка Лена, наконец, Юля и Лиза.
Рассуждая об этом, Михаил машинально перебирал вещи в своей спортивной сумке. Случайно ему в руки попала видавшая виды и раскатавшая сотни метров ароматного теста деревянная скалка. Зачем он ее взял, было непонятно. Михаил нервничал. Все тело заколотилось от непонятной внутренней дрожи. Он встал. Подошел к окну, снова сел в кресло и опять встал. И только тогда его осенило. Михаил взял скалку двумя руками и резко с большим усилием повернул руки в противоположные стороны. Она открылась, как матрешка. Это был тайник, плотно набитый бумагами.
«Ну что ж, – подумал Михаил с нескрываемой радостью, – теперь у меня будет чем себя занять до выходных. Ай да Петров, Иванов, Сидоров. Ай да молодец»!
Глава 11. За правду бьются не раздумывая. Но иногда не грех и подумать
Лиза смотрела на Михаила с фотографии, которую он забрал с собой из дворницкой. Именно за этим снимком Михаил бежал тогда по набережной, когда навестил свою квартиру на Мойке, 47. «Я тебя никому не отдам, любимая, – глядя на портрет, тихо произнес он. Теперь этот портрет стоял на маленьком столике около дивана, где Михаил спал. – Я тебя никогда не предам»!
Первые три дня пролетели незаметно. Михаил читал бумаги и понимал, что это были не просто документы текущего порядка – это были инструкции и программные документы на длительный период. Доступ к таким бумагам возможен только для высшего руководства и только для очень узкого круга лиц. Невольно возникал вопрос: каким образом обычному чекисту удалось их раздобыть? Вероятно, здесь не обошлось без умышленной утечки, но не по плану дезинформации, а по плану того, кто был принципиально не согласен с новой стратегической программой.
Здесь были и документы, касающиеся всех аспектов тактических мероприятий – политических, идеологических, социальных, культурных, экономических и правовых. Зная, что будет, что произойдет в ближайшее время и через десять-пятнадцать лет, зная, как при этом поступать и что делать, можно было за короткий срок стать миллиардером, политическим лидером, правильно сориентированным по жизни человеком. В хорошо отлаженной структуре люди четко выполняют установку и не задают лишних вопросов. Так надо. Лишними в этом механизме являются все обычные граждане, которые «сдуру» попытаются вторгнуться в заранее разработанную концепцию. Это не просто план. Это саморегулирующийся механизм, который четко отслеживает собственные неисправные элементы и избавляется от них – от людей с сильно промытыми идеологией мозгами и от людей слабонервных, от тех, кто проявляет излишний интерес или инициативу, от тех, кто пытается что-то понять или действовать самостоятельно, от людей непредсказуемых, выпадающих из установленных правил логики.
Михаил прочитал и те документы, которые ему оставил Николай Григорьевич. Картина стала полной. Над каждым документом он подолгу размышлял, перечитывал его по нескольку раз и снова думал, думал, думал. В голове все время возникали какие-то исторические и житейские аналогии. Ассоциации и домыслы мешали объективному восприятию информации. Приходилось останавливаться и перечитывать все заново. Когда он закончил изучение документов, почувствовал, что его мозг до предела перегружен новыми и страшными грядущими событиями, той информацией, которая с каждым днем становилась свершившимся фактом.
«Если вернуться в свое время и опубликовать все, что я узнал сам и из этих записок, меня вполне могут назвать Новым Нострадамусом», – Михаил грустно улыбнулся.
В такие экстремальные моменты всегда что-то происходит. Так случилось и на этот раз. Его осенило. Документы, которые ему оставил Николай Григорьевич, в сравнении с документами отца Михаила Петрова никакой информационной ценности не представляли. А это значит, что Михаила «брали на живца». Бедный Николай Григорьевич, он, вероятно, тоже это понял, но уже было поздно. К сожалению, «живец» – это не жилец, это приманка, приговоренный, это человек, обреченный на смерть.
Был уже четверг, а Михаил даже не мог вспомнить, что делал все эти дни. Когда ел, когда мылся, когда спал. Нервное и умственное возбуждение долго не давало ему уснуть. Неожиданно на него напало чувство жуткого голода. Он открыл холодильник и обнаружил его полным нетронутых съестных припасов. Черствый хлеб, кефир и колбаса быстро насытили его желудок. Михаил лег в постель и моментально уснул.
И на этот раз, как это уже бывало, его словно толкнули в плечо. Он проснулся, встал, оделся и подошел к окну на кухне. Михаилу ужасно хотелось спать, но он машинально выполнял чьи-то команды. Его мозг постепенно начал просыпаться и вступать в борьбу за свои автономные права. Выиграв нелегкую битву с неизвестным противником, он заставил Михаила хорошенько потрясти головой и ответить на вопрос, что здесь позабыл в такую рань незваный гость. Часы показывали четыре утра.
И только с появлением двух человек, которые остановились у «шевроле», Михаил понял, почему проснулся так рано и что делает у окна. Он стал внимательно наблюдать за людьми, индифферентно стоящими у Валиной машины. Один из них был в перчатках, а другой держал в руках какой-то прибор с короткой антенной.
Неожиданно машина издала короткий пронзительный сигнал. Человек в перчатках, оглядевшись по сторонам, быстро открыл дверь автомобиля и исчез в кабине. Его напарник, не выпуская прибора и не убирая его, повернулся в сторону Михаила и стал быстро удаляться от машины к дому.
Раздумывать было некогда. Михаил раскрыл окно и громко произнес:
– С добрым утром, любезный.
И тут он понял, что сделал непростительную глупость. Какое ему дело до чужой машины? У Ессентукова денег куча. Ну угонят «шевроле», эко горе, купит дочке новую машину. И все же он крикнул. А как он мог поступить иначе, если на его глазах совершалось преступление?
Михаил по-настоящему испугался и тут же захлопнул окно. Свет на кухне он не включал и теперь стал наблюдать за происходящим из-за занавески.
От неожиданности мужчина вскинул голову верх и выронил свой прибор из рук. От звука упавшего предмета второй человек выскочил из машины. Быстро подобрав с асфальта прибор, оба мужчины бегом обогнули дом и исчезли из виду. Пока они бежали вдоль дома, один из них все время пытался обнаружить то окно, из которого его окликнули. Скорее всего, он его так и не нашел.
«Господи, – подумал Михаил, – кто меня просил, куда я лезу? Не успел выбраться из одной неприятности, а уже отыскал себе другую. Надо об этом обязательно рассказать Лене».
Он наглухо задернул занавеску, надеясь, что они не вспомнят, какое это было окно и на каком этаже. Все произошло слишком быстро и неожиданно, да еще упавший прибор помог. Теперь главное – не высовываться и сидеть тихо. Вероятно, так и начинается черная пятница.
Спустя пару часов, потягивая обжигающий горло кофе, он уже спокойно размышлял о случившемся. «Аналогии, совпадения, неожиданности, поступки. Мир полон ими. Свершается банальное преступление. Значения не имеет, что это – государственный передел или кража чужой собственности. Все видят, слышат, но молчат. И только ему, идиоту-правдолюбцу, до всего есть дело. Ладно, если сам получишь по голове, что, между прочим, уже произошло, так еще и других подставишь. Угомонись. Молчи, привыкай. Делай так, как поступают другие: не обращай ни на что внимания и береги свое здоровье».
В десять часов утра Михаил позвонил Лене. Ничего не объясняя, попросил заехать сегодня домой, если это не нарушит ее планов.
Через пару часов он услышал знакомый рев хромированного «парноколесного животного», и вот уже его наездница с ужасно взволнованным видом влетает в квартиру.
– Михаил, что случилось? Вы напугали меня.
Он вкратце рассказал утреннюю историю. Лена задумалась. У нее вообще была прекрасная привычка – сначала подумать, потом отвечать. Пауза затянулась. Михаил хотел было дополнить комментарии к произошедшим событиям, но тут Лена тихо и взволнованно произнесла:
– Я говорила ей: «Поставь машину на стоянку», а она мне: «У Ессентукова красть не будут». Вот тебе и не будут. Главное, что с ней никак не связаться, она сейчас в Юрмале. И через отца не связаться… С ним, конечно, можно созвониться, но не стоит. Он в больнице после микроинфаркта. Отдельная палата и телефон на тумбочке, но никто его не беспокоит.
– Да, такое известие не пойдет на пользу его здоровью, – непроизвольно вырвалось у Михаила.
Она пристально посмотрела ему в глаза и неожиданно, улыбнувшись, абсолютно спокойным голосом сказала:
– Был один ненормальный, теперь их стало двое… Послушайте, а вообще какое нам дело до чужой машины? Валентина ни о чем не думает, гуляет и развлекается в свое удовольствие, а нас ставит на уши и подвергает прямой опасности. Как вы себе представляете наш героизм? – в ее голосе зазвучали нотки досады. Чувствовалось, что в ней происходит внутренняя борьба. С одной стороны, она действительно не хотела в это ввязываться, а с другой стороны, дело касалось ее подруги, не помочь которой она не могла. Безо всяких условий, просто так, чисто по-человечески. – Ночи не спать и отпугивать воришек? А может быть, дождаться, когда они сядут в машину, догнать их и арестовать? Или, может быть, в милицию сообщить? Где нас просто пошлют подальше. Да и скорее всего через них все это и делается. Сидит где-нибудь криминальный майор-гаишник и руководит всем этим процессом, а тут мы – правдолюбы со своей гражданской позицией. Здрасте.
Михаил был в полном замешательстве. Лена рассуждала намного разумнее его. Что ни слово, то правда. Молчание затянулось. Вероятно, вид у него был как у ребенка, мечтавшего о подвиге, а сделавшего очередную глупость. Наконец Лена сжалилась над Михаилом и уже более спокойно и дружелюбно произнесла:
– Ладно, хотите приключений, будут вам приключения. Только, чур, без вашего участия. Вы у нас «нелегал-конспиратор в подполье». И давайте без комментариев.
Все, она приняла решение.
– Нет-нет, Лена, никакого риска и никаких авантюр. Я уже ничего не хочу. Не хочу сам участвовать и не хочу, чтобы вы в этом принимали участие.
– Да бросьте вы, мне уже эта история самой стала нравиться. Сейчас мы все распишем как по нотам. Чем не случай отомстить ментам? Подождите минутку. Надо из минусов делать плюсы.
– Это моя фраза.
– Ну вот, значит, мы заодно!
Лена подошла к телефону, кому-то позвонила и назначила встречу. Затем она снова вернулась к Михаилу и с азартом проговорила:
– Сейчас я соберу наших, и мы придумаем что-нибудь веселенькое. Поиграем с ребятами в кошки-мышки. И бог с ним, с Ессентуковым, здесь будет более интересная игра.
– Вы в ней тоже собираетесь участвовать?
– Конечно, как же без меня! В этом-то и весь кайф.
– Но тогда, может быть, и мне можно в ней поучаствовать?
– А вот это в мои планы не входит. Вы ведь и на мотоцикле никогда не сидели?
– Откровенно говоря, да.
– Михаил, вы все время усложняете мне задачу. Можно сказать, делаете из нее проблему… Ладно, час-другой позади меня покатаетесь, и все встанет на свои места… Но только при одном условии: где бы я ни сказала: «Слезайте», вам придется слезть с мотоцикла. Подвергать вас опасности я не буду.
– Хорошо, я согласен.
– Наши планы не меняются, вы остаетесь дома, а в субботу я заезжаю за вами и мы едем кататься за город. И вот еще что: спите спокойнои у окна не дежурьте. Этой ночью их точно не будет, а дальше – это уже не ваша забота. Поручим эту работу профессионалам.
Лена улыбалась вовсю. Скорее всего, потому что у Михаила был совершенно идиотский вид беспомощного и обиженного ребенка, которого большие дети не приняли в свою игру.
– Суббота у нас завтра, – напомнила ему Лена.
– Да-да, завтра.
– Ну все, я поехала. К окну не подходите. Ведите себя естественно, как будто ничего особенного не произошло. Расслабьтесь, Михаил. Все будет хорошо. Я приеду утром, к одиннадцати. Высплюсь, приведу себя в порядок и приеду. До свидания.
Она, как и в прошлый раз, махнула ему рукой и выскочила из квартиры.
Весь день до глубокой ночи Михаил смотрел телевизор. Интересно было наблюдать, как нахраписто вел себя Ельцин, как какие-то непонятные словеса исторгал Горбачев, как дикторы телевидения и обозреватели успокаивали народ. Михаилу чудилось, что сейчас они произнесут ту же фразу, которую ему сказала Лена на прощанье: «Расслабьтесь, Михаил. Все будет хорошо». Но он прекрасно понимал, что и здесь «морщинистые пацаны» не приняли его в свою игру, что и здесь впереди его ожидают серьезные события. В данном случае Михаил уже отождествлял себя с многомиллионным российским народом, которого вот так, запросто и в открытую, оболванивали, объиванивали и объегоривали. Вели невесть куда в принудительном порядке. Один сюжет, правда, ему очень понравился. Интервью давал член избирательной комиссии. «Да, – отвечал он на вопрос корреспондента, – выборы народных представителей прошли не так, как раньше, где участвовало более 90 процентов избирателей. Сейчас этот показатель был намного скромнее. Но зато они были абсолютно демократичными». «В таком случае можно ли их назвать легитимными?» – не унимался корреспондент. «Конечно! Не может же сложившаяся ситуация ждать, когда все граждане политически созреют. Сколько созрело, столько и голосовало». – «Вы хотели сказать, прозреют». – «Какая разница. Сейчас все решает активная масса». – «Но ведь и в активной массе мнения разошлись. Если противников сложить с пассивной массой, то все будет выглядеть совершенно иначе». – «Я вам еще раз повторяю, важными являются только два показателя: наличие активной массы и абсолютные результаты выборов, а не относительные показатели. Подчеркиваю. Во-первых, определяющим показателем является количество голосов, отданных “за” и “против” народных представителей на выборах. И наличие активной массы, во-вторых». – «Но ведь активная масса – это всего двадцать процентов!» «Это целых двадцать процентов – передовой отряд новой России!»
– Чушь какая-то, – невольно вырвалось у Михаила. – Нельзя собирать урожай в июле, если яблоки должны созреть в сентябре. Абсолютная чушь!
Он выключил телевизор и лег спать.
Лена действительно приехала к одиннадцати часам. Михаил уже ждал ее.
– Вот только не знаю, что мне надеть.
– Ваши джинсы и ветровка вполне подходят. А шлем я привезла. Ну что, вы готовы?
– Готов.
– Тогда вперед, на баррикады!
Еще в квартире Михаил надел шлем на голову и с закрытым забралом вышел на улицу. Время боя еще не настало.
После краткого объяснения, как сидеть и за что держаться, они быстро добрались до Петергофского шоссе. А уже там лихо понеслись под сенью раскидистых дубов петергофских парков и разлапистых сосен побережья Финского залива, только вперед и строго на Запад. Первая остановка была на Шепелевском озере, вторая – в Сосновом Бору.
– Мы превозносим Юрмалу до небывалых высот, а здесь все то же самое, даже лучше. Вот бы куда я вложила деньги, если бы они у меня были. И еще в форты. Когда я приезжаю сюда, закрываю глаза, вдыхаю чистый сосновый воздух, слышу шум волн, облизывающих песчаный берег, сразу же погружаюсь в несбыточные мечты. Вижу мудреные шоссейные трассы для бешеных гонок неукротимых рокеров, кафе, рестораны, эстрадные площадки и экзотические замки на побережье и в фортах, где предприимчивые шоумены устраивают различные престижные фестивали и концерты суперзвезд, где проходят самые фантастические соревнования и реализуются различные развлекательные программы.
– Юрмала – это имя, которое уже работает само на себя.
– Бренд.
– Что?
– Фирменный знак. Я понимаю. Имя, имидж, бренд – все это надо раскрутить. Я не о рекламе и технологии, а о другом, о самой идее.
– Идея замечательная. Я думаю, что она скоро начнет посещать умы и тех, у кого действительно есть деньги. Новый закон о приватизации развяжет им руки. Сейчас вы можете стоять бесплатно и мечтать на этом берегу, но пройдет какое-то время – и за это немудреное удовольствие вам придется платить деньги.
– Я понимаю… И спокойно к этому отношусь. Человечество всегда манили неизведанные дали. Проходило время, и на месте дикой природы появлялась дикая цивилизация. И во всем этом есть своя прелесть. Так что будем наслаждаться тем, что нам даровано судьбой. Если, конечно, здесь не построят порт и все не обгадят. Мало им атомной станции.
На обратном пути Михаил уже чувствовал себя заправским рокером, позади которого сидела очаровательная напарница.
В Ломоносове они поменялись местами и вскоре снова оказались на Петергофском шоссе. Откровенно говоря, Михаилу понравилось сидеть и за рулем, и позади рокера. В Стрельне они остановились у ресторана «Трактир», но ужинать не стали. Цены в меню были сумасшедшие, и таких денег у них с собой не было.
– Ничего, дома поужинаем, надо же разгружать холодильник и демонстрировать свои кулинарные способности, – Лена посмотрела на его забавный вид в шлеме с опущенным забралом и с улыбкой добавила: – Восхищать своего рыцаря.
– Я больше похож на робота, чем на рыцаря.
– Зато этот робот в данный конкретный момент, кроме меня, никому не нужен.
– Никогда не думал, что слова «никому не нужен» так приятно слышать.
Вот и Ульянка.
– Смотрите-ка, Лена, Счастливая улица. Надо же, никогда не знал, что хоть где-то в Питере нашлось место для счастья.
После того как мотоцикл был надежно заперт в гараже с сигнализацией и мудреными замками, путешественники поднялись в квартиру Лены.
Понадобился всего лишь час, чтобы весь обеденный стол был заполнен кулинарными изысками «местного повара», как себя величала Лена.
– Михаил, если вы не возражаете, сегодня я останусь здесь. Возможно, этой ночью «шевроле» снова захотят угнать. Мне надо быть неподалеку.
– Конечно. Это же ваша квартира.
– Я постелю себе на кресле. Оно раздвижное. Только не возражайте и не делайте красивых жестов. Хорошо?
– Как скажете. Но сегодня скорее всего никого не будет.
– Это почему?
– Если вы правы, а скорее всего это так и есть, то будут угонять в ту смену, когда дежурят свои гаишники, то есть только на следующую ночь.
Лена задумалась.
– Да, наверно так и будет. Ну что ж, ребята подежурят еще одну ночь… Вы же меня не выставите за дверь? Шучу. Есть хотите?
– Даже слышать о еде не могу.
– А бокал сухого вина?
– Только если за компанию?
– Конечно. Мы же из России.
– Да уж, без компании у нас не принято.
Они пили вино, беседовали, рассказывали друг другу разные истории из своей жизни, шутили, мечтали. Неожиданно Лена ойкнула и показала пальцем на большие антикварные каминные часы. Михаил повернул голову и непроизвольно произнес:
– Боже ж ты мой, два часа ночи.
– Все, детское время кончилось, – сказала Лена, – пора спать. А вы обманщик, сами не пьете, а спаиваете других.
– Я не специально.
Читать бесплатно другие книги:
