Выдумщики Ми Марика

Глава 1

Впервые Адель увидела ее в метро.

Девушка неторопливо прогуливалась по платформе, длинные темные волосы развевались на ветру, в черных глазах ярко – слишком ярко – отражался свет ламп. Прядь упала на лицо, и незнакомка изящным движением руки поправила ее. Окинула взглядом свое пальто, стряхнула невидимую соринку и продолжила путь. А люди бежали и, казалось, совсем не видели ее. Не толкали, нет, просто обходили стороной, будто опасаясь случайно дотронуться.

Незнакомка остановилась и, словно заметив их отчужденность, дьявольски улыбнулась и прыгнула прямо на семенящего к выходу мужчину. Тот сделал вид, что ничего не произошло, лишь нервно передернул плечами и обогнул девушку. Почему-то это ужасно развеселило ее, она громко и радостно засмеялась, обнажая острые зубки. Подошла к женщине и бесцеремонно засунула руку в ее сумочку. Та остановилась, нахмурилась и прижала сумку плотнее, но не высказала ни капли возмущения, лишь покорно замерла.

Незнакомка спокойно открыла добытое зеркальце, небрежным жестом, не отрывая взгляда от своего отражения, подтолкнула женщину вперед, будто разрешая ей идти дальше.

Ада смотрела на девушку во все глаза. Она любила наблюдать за проносящимися мимо людьми, украдкой следить за ними, пока те не скроются из виду, но ничего подобного раньше никогда не встречала. Конечно, она давно заметила, что люди в толпе равнодушны и на многое не обращают внимания, но чтобы настолько?

Незнакомка поймала взгляд Ады и почти мгновенно очутилась рядом. Усмехнулась прямо в лицо и спросила:

– Ну что, видишь меня? Видишь? Нет?

Адель отодвинулась, делая вид, что обращаются не к ней. Краем глаза заметила, как довольная улыбка тронула губы девушки. Может, стоит подойти и объяснить, что Ада вовсе не хотела на нее пялиться? Но тут увидела спешащую к ней мать.

Ада бросила быстрый взгляд на табло с часами и закусила губу. Полчаса, целых полчаса.

Время посещений не было строго регламентировано, с этим им повезло, но мать установила свою норму – в двенадцать дня, в пятницу, раз в две недели, по часу. Они опаздывали уже на тридцать минут, а значит, встреча будет вдвое короче.

Наверняка мать была почти в бешенстве: насколько она не любила опаздывать, настолько же часто это делала. Мать выглядела неопрятно и диковато: волосы выбились из-под платка, брови сведены в одну линию. Движения резкие и нервные. Она шла большими шагами, постоянно оглядываясь, словно бежала от кого-то.

– Здравствуй, – сказала Адель, когда мать подошла. Та кивнула и встала у самого края платформы.

Поезд не шел, и она нервно отстукивала ногой рваный ритм. Ада села на лавочку и снова принялась невольно следить за девушкой. Незнакомке надоело рассматривать себя в зеркале, она прислонилась к колонне и бросала быстрые взгляды на проходящих мимо людей, будто искала жертву. Вдруг глаза ее сузились, девушка хищно улыбнулась и рванула вперед.

Ада повернулась, чтобы не потерять незнакомку в толпе, и чуть не пропустила подошедший поезд. Двери уже закрывались, когда она вскочила в вагон. Мать ничего не сказала, только недовольно поджала губы.

Пока поезд разгонялся, Ада успела заметить, как таинственная девушка, совершенно не таясь, вынула розочку из букета прилизанного парня и ушла, пританцовывая, с цветком. Адель усмехнулась. Ей бы такую невидимость, никаких проблем не осталось бы.

Она прислонилась затылком к стенке вагона и закрыла глаза.

Поезд уносился все дальше, а из головы никак не шла черноокая незнакомка. Та легкость, то бесстрашие, с которым она двигалась в толпе, а особенно – от этого Аде стало немного не по себе – то, как спокойно она стянула зеркальце и розочку. Люди не могли просто не заметить кражи.

Всю дорогу до больницы Адель пыталась понять, как девушке это удалось. Обычная ловкость рук, гипноз или что-то иное? Очнулась от размышлений она только тогда, когда мать недовольно буркнула:

– Даша, соберись хотя бы немного.

Ада передернула плечами, услышав ненавистное ей имя, огляделась. Они стояли у КПП, и мать рылась в сумке в поиске пропусков. Охранник уже давно знал их в лицо и даже не смотрел на фотографии, но мать каждый раз долго перебирала бумажки, нервным жестом прикладывала тыльную сторону ладони ко лбу и щекам и что-то бормотала себе под нос.

Ада чувствовала, как ледяная рука сжимает ее сердце. Так случалось каждый раз, когда они шли к брату. Невыносимо было видеть трясущуюся мать, ее воспаленный, полубезумный взгляд, нервные резкие движения, но это была цена, которую Аде приходилось платить за посещение, а она и так не видела Марка целую вечность.

В последний раз, когда они приезжали, ему стало лучше. Врачи даже говорили, что, если тенденция продолжится, можно будет забрать брата домой. Вдруг сегодня им скажут: все, забирайте?

От этой мысли в груди потеплело. Ада боялась даже думать о том, что, может быть, сегодня они вернутся домой с Марком. Он попал в больницу так давно, что Адель почти не помнила его в Городе: на улицах, в школе, дома.

Наконец они прошли на территорию больницы. Ада обернулась к матери. Ее лицо казалось еще бледнее, чем обычно. Возможно, из-за розового цвета, в который выкрасили ограду больницы. Те, кто не знал, что за ней, думали – детский садик или школа: все было яркое, радостное. Впрочем, Аде это нравилось: лучше, чем грязно-желтые дома из страшных фильмов.

Из окошка выглянул охранник. Адель не удержалась и махнула ему рукой – парню было не больше двадцати. Мать недовольно посмотрела на нее.

– Ты можешь хоть иногда вести себя прилично? – Ее брови поползли вверх, а на лбу сложились маленькие складочки. – А что это такое? – Она указала на голубую прядь. – А сережки? Сколько их у тебя в ушах? Ты же не папуас. И в таком виде идешь к брату!

Ада хмуро глянула на отражение в стекле. На нее исподлобья смотрела невысокая девушка в красном берете. Из-под него выбивались темно-русые пряди и одна ярко-голубая – под цвет глаз, заплетенная в косичку. Ада, стараясь, чтобы не заметила мать, украдкой улыбнулась отражению. Пусть не переживает, уж кто-кто, а Марк оценит.

Мать прерывисто вздохнула и, не дожидаясь дочери, пошла вперед, к четвертому отделению, где лежал брат.

Ада несколько секунд смотрела в удаляющуюся спину, затем мотнула головой и поспешила. Сейчас ее хорошее настроение было не убить.

Снег скрипел под ногами и ничем не выдавал весны, наступившей уже несколько дней назад. Ада смотрела на сугробы по бокам и думала о том, отпустят ли их с Марком пойти погулять. Конечно, это было строго-настрого запрещено. Больные выходили только группой и только под присмотром медсестры, но Марка уже давно все знали в лицо, и несколько раз им с Адой разрешали пройтись самим.

– Ты можешь не отвлекаться? – прошипела мать. Столько лет они ходили сюда, а она как будто была впервые. Руки нервно теребили пуговицы пальто, а взгляд метался от пола к стенам, на потолок, снова на пол.

У входа в отделение они столкнулись с незнакомой врачихой.

– Девочки, вы ложиться? – весело спросила она, придерживая дверь. Адель почти видела, как перекосилось лицо матери, хотя смотрела на женщину.

– Нет, – деревянным голосом сказала мать. – Мы к Марку…

– А! – перебила ее врач. – Да, хороший мальчик. Проходите.

Мать схватила Аду за руку и потащила внутрь, не удостоив женщину взглядом. Ногти впились в ладонь, но мать, казалось, не замечала этого и сжимала руку Ады все сильнее.

Они влетели на второй этаж, и только тогда пальцы разжались. Ада потерла красные полумесяцы, оставшиеся от ногтей, но ничего не сказала. «Вы к нам ложиться?» Соседка пани Марта говорила, что не бывает пустых слов, только знаки. По телу пробежал озноб. Да нет, глупости это. Ада заправила выбившийся голубой локон за ухо и постучала.

Их тут же впустили. Уже давно никто не спрашивал, кто они и к кому пришли. Пять лет – большой срок, за это время их запомнили все. В комнате отдыха никого не было, хотя обычно большинство кресел занимали посетители. Ада села в продавленное кресло у окна, мать расположилась на жестком стуле у двери. Медсестра, милая смешливая девушка, улыбнулась и вышла позвать Марка. Щелкнул замок на двери, раз, другой.

Ада знала: таковы правила, но от этого ритуала ей каждый раз становилось немного не по себе, тут же включалось воображение и нашептывало, что если они сделают что-то не так, то навсегда останутся в комнате отдыха, больше похожей на кабинет для допросов, даже не столько обстановкой, сколько атмосферой. Хотя давно не крашенные стены с облупившейся кое-где штукатуркой не добавляли уюта.

Со стороны палат раздались какие-то крики и неясное бормотание. Адель напряглась. Ей почему-то всегда казалось, что это кто-то мучает брата. Глупости, она знала, что тут самые лучшие в Городе врачи и медсестры, и никто не издевается над пациентами, не бьет их током и не поливает ледяной водой, но все равно каждый раз от этих криков и бормотания по спине пробегал озноб.

Чтобы отвлечься, Ада посмотрела в окно. Снег все шел. Кажется, Марк попал сюда как раз в такой день, в самом начале марта.

Ада возвращалась из школы и сразу же, еще подходя к дому, почувствовала, что брат вернулся. Кинула на пол портфель и как была – в куртке и ботинках, с налипшим на подошвы снегом – побежала в комнату Марка. Он полулежал на кровати, оперевшись на спинку, и стеклянными глазами глядел в потолок. Ада запрыгнула на постель, принялась тормошить его, но брат только слегка повернул голову в ее сторону.

– Марк, Марк! – радостно кричала Адель. – Где ты был? Мама мне ничего не говорила, только смотрела вот так. – Она насупилась и поджала губы, но не выдержала и рассмеялась. – Эй, Марк? Ты привез мне то, что обещал? Тот талисман, а?

Но брат, казалось, не слышал ее. Ада слека толкнула его в плечо, потом сильнее.

– Это не смешно! – буркнула она и со злости ударила Марка со всей силы.

Он повалился на бок, как сломанная кукла, лицо уткнулось в покрывало, но брат не поменял неестественной позы.

Адель всхлипнула и с плачем выбежала из комнаты. Мир застыл, и в память впечатывалась каждая деталь: обрывок разноцветной фенечки, который Марк сжимал в кулаке; грязные следы на чистом линолеуме – Ада убиралась через день, чтобы брат, когда вернется, не увидел свою комнату в запустении; крик птиц за окном и снег, тонны снега.

Ада много часов просидела в темноте в своей комнате, скрючившись в углу на кровати. Она боялась уйти, бросить брата, боялась и вернуться к нему и включить свет – вдруг он против. Мать пришла только к вечеру и тут же кинулась к телефону. Лишь тогда Ада поняла, что скоро случится нечто еще более страшное, чем этот неподвижный взгляд остекленевших глаз. Она побежала к Марку, обняла его и просила прекратить, стать прежним.

Она старалась не плакать: брат всегда говорил, что слезы для слабаков, но никак не получалось, потому что Марк, такой родной, наконец вернулся из Волшебной Страны, и все должно было стать хорошо, но не стало.

Мать пыталась оттащить Аду. Та вырывалась и кричала, и мать наконец сдалась, ушла, прикрыв дверь. Затрещал дверной звонок, и в этот момент Марк очнулся. Адель почувствовала, как расслабилось его тело. Брат посмотрел на нее своими странными глазами – один голубой, другой карий – и улыбнулся, совсем как раньше.

– Господи, Аделька, как же я по тебе соскучился. – Он легонько щелкнул ее по носу. – Чего это у тебя глаза такие красные? Плакала?

Ада помотала головой, подбежала к двери и быстро ее заперла. Кого бы ни вызвала мать, им сюда уже не нужно.

Марк сел и тут же схватился за голову, усмехнулся.

– О, уже совсем разваливаюсь. Придется тебе меня скоро с ложечки кормить и сказки читать. Если ты, конечно, не разучилась за мое отсутствие.

Ада не любила, когда он говорил с ней как с маленькой, она уже полгода училась в седьмом классе, но сейчас не стала огрызаться. Пусть брат ведет себя как хочет, лишь бы никуда не девался. Она переступила с ноги на ногу, не решаясь подойти. Все-таки Марк сильно изменился за три месяца. Осунулся, загорел и стал ужасно взрослым. Да еще этот стеклянный взгляд. Вот трусиха!

Ада сдвинула брови и решительно подошла к брату, обвила его шею руками и шепнула на ухо:

– А ты принес мне то, что обещал?

Перед тем как уйти, брат сказал: когда вернется, принесет ей подарок – талисман, исполняющий все желания. Конечно, Ада уже была не маленькая и понимала, что в Городе таких не бывает, но брат уходил не куда-нибудь, а в Волшебную Страну. А уж там они точно остались.

Марк наморщил лоб, удивленно посмотрел на нее. Неужели не принес? Ада надула щеки.

– Как ты мог, ты же обещал!

– Ах, ты об этом. – Брат стукнул себя по лбу. – Конечно, принцесса. Все как вы и просили. – Он разжал кулак и протянул Адели цветную фенечку.

– И все?

– А ты думала? Лампы Аладдина закончились еще в прошлом столетии, остались только такие талисманы. Но если ты не хочешь…

Марк демонстративно медленно начал убирать фенечку в карман.

– Хочу-хочу! – заверещала Адель, хватая брата за руку. – Мое, отдай!

Она вырвала у него талисман и попыталась завязать его на запястье. Одной рукой проделывать это было сложновато, но она высунула кончик языка от усердия и все-таки справилась.

– Теперь исполнятся все-все мои желания?

– Конечно, – рассмеялся Марк и обнял Адель. Сильно, так, что ребра хрустнули.

– Ты меня задушишь, – сдавленно сказала Ада.

– Прости. Прости.

А потом она услышала их. Все это время Адель надеялась, что ничего не случилось, мать просто позвонила бабушке, и та примчалась через весь город. Каждый раз, когда с Марком случались «странности», мать кричала и плакала, грозилась положить его в больницу, если он не прекратит свои фокусы. Но ведь родители всегда говорят страшные вещи, а потом все в порядке.

За стеной раздался глухой, чужой голос матери:

– Дайте детям попрощаться.

И тогда все оборвалось. Адель резко повернулась к Марку, всматриваясь в его глаза, надеясь, что он ничего не слышал. Она просто загадает желание, талисман его выполнит, и окажется, что ничего и не было. Придет бабушка, они будут пить чай с пирогом в честь возвращения Марка. Его, конечно, поругают немного, но просто потому, что так надо. А потом они пойдут в парк и будут смотреть, как падают комья снега, считая, кто увидит больше.

Но он слышал. Встал, обхватив себя руками. Затравленно посмотрел на дверь. Ада слышала шаги, не мамы, чужие.

– Все будет хорошо, Аделька. – Он потрепал ее по голове. Совсем как папа. Перед тем как исчезнуть.

Ада посмотрела на сцепленные руки. Среди многочисленных фенечек, оплетающих запястья, пряталась одна, та самая. Кажется, чтобы желание сбылось, ее нужно было разорвать, но Адель не решалась: не слишком-то она теперь верила в силу Волшебной Страны.

Дверь со скрипом открылась, и вошел Марк.

Ада вскинула голову, всматриваясь в его лицо, отмечая перемены. Похудел, синяки под глазами, будто не спал несколько ночей, движения дерганые, как у матери. Черт. Ада сжала кулаки. В прошлый раз было гораздо лучше. Но ведь синяки под глазами – это не страшно? Врач говорил: заметен прогресс и если тенденция сохранится… А она сохранилась?

Мать встала и клюнула Марка в щеку. Он улыбнулся краешками губ. Сел напротив, не обращая внимания на Аду, в упор посмотрел на мать. Она тут же заерзала на стуле, давно уже не зная, о чем говорить с Марком.

– Я пойду пообщаюсь с врачом, – сказала она и вскочила, почти убегая. Постучала в дверь и вылетела из комнаты.

– Отлично, – весело сказал Марк, откидываясь на спинку, подмигнул Адели. Та чуть не задохнулась от возмущения.

– Ты что, притворялся?

Марк сморщил нос и кивнул.

– Вот такой я гад.

Ада ткнула его под ребра.

– Я же испугалась. Решила, что тебе стало хуже.

Марк пожал плечами.

– Мать тоже.

– Вот ты злобный. – Ада пыталась рассердиться, но у нее никак не выходило. Все хорошо, Марк просто придуривался, как обычно.

– Как у тебя дела, Аделька?

– Как дела… Учусь, готовлюсь к поступлению. – Она откинулась назад. – Буду как ты, великим программистом.

– Тоже мне радость. Кстати, о радости, я тут тебе нарисовал. – Марк закинул руку за голову, словно размышляя, стоит ли показывать. – Ладно, не медсестре же отдавать, – хмыкнул он и вынул из-под футболки сложенный листок. Прошептал: – Только бери быстро и осторожно, все-таки контрабанда.

Ада хихикнула, но быстро спрятала бумажку. По правилам им действительно запрещалось что-либо передавать.

Она встала и села на подоконник, глянула в окно. Прямо на нее снизу смотрел какой-то всклокоченный старик. Неужели таких выпускают одних, без присмотра? Он нервно подрагивал, будто от холода, не сводил взгляда с окна и вдруг оскалился. Ада вздрогнула и отвернулась.

– А… Как ты тут? – быстро спросила она, чтобы брат не заметил. Он не любил, когда говорили о странных людях. Марк повел плечами и устало улыбнулся.

– По-прежнему. Сплю постоянно, потихоньку от врачей выплевываю таблетки. Если пью – вообще целыми днями дрыхну. Все жду, когда совсем овощем стану. Я стараюсь их прятать под язык, но иногда не получается.

– Ты лучше пей. Тогда поправишься, и тебя выпишут!

Ада осеклась, виновато посмотрела на Марка.

– Ты тоже думаешь, что я болен, да, Адель? – глухо спросил он.

Зашла мать, перевела взгляд с Адели на устало развалившегося в кресле Марка.

– Даша, опять брата достаешь?

– Все хорошо, мам. Никто никого не достает. – Марк поднялся. – Это все таблетки. Вы уже идете?

– Да, не будем тебе докучать, – кивнула мать. – Пошли, Дарья.

– Докучать, – передразнила ее Ада.

– Ты что-то сказала?

– Да так, ничего. Прости, Марк, ты знаешь, что я не…

– Все хорошо. – Он наклонился к Адели и шепнул: – Не забудь про контрабанду.

Легонько щелкнул ее по носу, махнул матери рукой и пошел в палату.

– Не забуду, – прошептала ему вслед Ада.

Мать снова убежала общаться с врачом и отослала дочку вниз, погулять. Ада спускалась и печально думала о том, что, похоже, никуда Марка они не заберут в ближайшие дни. Сколько времени ему тут еще торчать? Пока не станет как тот трясущийся старик? Аде иногда хотелось прямо спросить об этом врача, но было страшно. А вдруг правда до старости, вдруг разговоры о прогрессе – просто разговоры? Она передернула плечами. Нет, такого не будет. Марку уже стало лучше, и скоро его выпишут, иначе и быть не может.

Она вышла на улицу и побрела по заснеженной аллее вдоль отделения. Территория больницы была огромной: десяток корпусов, окруженных деревьями. Вот только людей здесь почти не встретишь. Пациенты появлялись только днем, посетители же старались побыстрее добежать до здания, а потом – еще быстрее – обратно к воротам.

Ада смахнула со скамейки снег и села. Тихо. Здесь всегда было безумно тихо. Будто ты не в Городе, а где-то далеко-далеко, в чаще леса или в горах. Здесь даже дышалось по-другому. Она грустно улыбнулась. Марку наверняка понравились бы горы. Они бы жили где-нибудь высоко, в маленьком охотничьем домике. Горел бы камин, и тихо играла музыка. Марк рисовал бы свои картины, а Ада… Ада бы танцевала.

Она усмехнулась. Никто, кроме, наверное, Марка, не знал о том, как она любит танцевать. Странное, не подходящее ей увлечение. Мать бы точно не одобрила. Но там же ее не будет?

Мать никогда не полезет в горы. Сочтет это нецелесообразным и глупым, так что жить они будут без нее. По вечерам смотреть на закат, а утром просыпаться с первым ветром. Он будет колыхать колокольчики у окна, и те – будить их своим звоном. Аде даже показалось, что она уже сейчас слышит тихое позвякивание. Все ближе и ближе, совсем рядом, в двух шагах.

Она открыла глаза. Конечно, она не была в горах – все так же сидела на обледенелой скамейке. Просто мимо пролетела темноволосая девушка, полы ее пальто развевались, придавая сходство с птицей, а браслеты на руках бренчали при каждом движении.

Ада резко повернулась в ее сторону. Это же та девушка из метро! Но что она здесь делает? Забыв о том, что должна ждать тут мать, Адель понеслась за незнакомкой.

Та уже была довольно далеко, только в воздухе еще чувствовался запах пряностей от ее духов. Ада старалась не упустить девушку из виду и внимательно следила за темной макушкой, выглядывающей то и дело из-за заснеженных кустов, на той стороне дороги.

– Куда ты там идешь?

Ада остановилась лишь через несколько шагов и обернулась. Мать стояла, скрестив руки на груди.

– Я же говорила тебе остаться на скамейке. Почему ты никогда, ну вот никогда меня не слушаешь? Что это за упрямство такое глупое, обязательно сделать все наперекор мне?

Адель огляделась в поисках девушки, но той уже нигде не было.

– Ты ее видела? – спросила она мать.

– Кого?

– Девушку. Темные длинные волосы, пальто, острые клыки.

– Клыки? Дарья, хватит нести чушь. Опять твои эти… странные люди. – Мать поджала губы и приложила ладонь ко лбу. – Как же я устала…

Ада виновато опустила глаза.

– Прости.

– «Прости» – и все? Ты хоть понимаешь, что мне не до твоих причуд? Тебе уже не десять лет, чтобы выдумывать всякие небылицы. Господи, скоро поступать, а она все об этих, – мать запнулась, – «странных» людях! Почему, интересно, никто, кроме тебя, их не замечает?

– Просто я внимательная, – буркнула Ада.

– А я, значит, нет? Ведь я не вижу твоих «людей», и меня это пугает, Дарья.

Адель открыла было рот, но сдержалась. Чужое имя резало слух. Она дернула головой и нахмурилась. Дарья. Вряд ли она когда-нибудь к этому привыкнет.

Мать искренне считала: придумывать имена – дело отца, что не мешало ей потом ссориться с ним из-за этого. «И зачем ты выпендрился?! – слышался приглушенный голос из кухни. Когда аргументы кончались, в ход шел последний: – Что за имя такое – Адель? Почему было не выбрать нормальное русское? Мария, Анастасия, Елизавета – сколько прекрасных имен существует, так нет же, ты выбрал это».

Ада сидела под дверью и боялась: вдруг мать скажет, что теперь надо переименовать, и она станет Машей? В детском садике их было три, и Аде совсем не хотелось становиться четвертой. Брат смеялся и говорил, что если ему имя не сменили, то ей тоже ничего не грозит.

Наверное, это был один из немногих случаев, когда он оказался неправ. Как только отец исчез, Ада превратилась в Дашу. Так стали звать ее все – мать, бабушка, воспитатели, а затем и учителя, одноклассники. Некоторые даже не догадывались, что в свидетельстве о рождении и паспорте написано совсем другое. Только брат упрямо продолжал звать ее Адель. Ну и еще она, наедине с собой.

Они добрались до офиса матери, где она оставила машину. Молча сели и в таком же молчании поехали. Возвращение домой выматывало сильнее всего: целых полтора часа по пятничным пробкам в одной машине с человеком, которого Ада уже давным-давно перестала понимать. Радио не включалось никогда, и они ехали в полной тишине.

Наконец показался родной двор, и мать пробурчала, что машину уже ставить негде. Весна только началась, и почти никто еще не уезжал на дачу.

– Вылезай, а я буду искать место, – скомандовала мать. Адель поспешно выскочила и уселась на оградку у дома. Проводила машину взглядом и устало прикрыла глаза. Как же все-таки это утомительно. Над головой послышалось какое-то копошение, и Ада подняла голову. С ветки спрыгнул воробей, скинув на нее ком снега.

– Ай! – Снег попал за шиворот, и Ада вскочила, пытаясь его вытряхнуть. Но куда там! Ледяные струйки потекли по спине. На крик обернулась маленькая старушка, недовольно покачала головой и вгляделась в лицо Ады, будто думая, не стоит ли обойти ее стороной. Адель улыбнулась пожилой женщине, и та вдруг поспешила к ней.

– Простите меня великодушно, – начала она. – Но вы случаем не моя статуя?

Ада от неожиданности хихикнула, но старушка смотрела совершенно серьезно. Она сжимала маленький расшитый бисером мешочек, сухие руки нервно теребили шелковую завязку. Пришлось спрятать улыбку и ответить как можно более убедительно:

– Нет, я не ваша статуя. – Ада помолчала и добавила, прислушиваясь к своим ощущениям: – Совершенно точно нет. Более того, кажется, я вообще ничья не статуя.

Казалось, старушка не сильно удивилась, только вздохнула:

– А так похожи. Такая же беленькая. – Она грустно посмотрела на руки. – А то уронила, старая, вот она и выскочила. Теперь поди найди.

Убрала мешочек в карман пальто и пошла дальше.

– Но если что, вы мне скажите, да? – обернулась она.

– Непременно.

Старушка ушла, Ада снова села на оградку. Прикрыла глаза и провела руками по лицу, размазывая снежные брызги. Улыбнулась.

Мать подошла через минуту и вгляделась в лицо Адели.

– Все хорошо? Опять встретила «их»? – Она выделила последнее слово. – И что, уже подарили тебе ковер-самолет?

– Мам, – не выдержала Ада. – Посмотри, вот, старушка. – Она указала на удаляющуюся женщину. – Видишь? Она просто спросила, не я ли ее статуя. Это все.

– Именно что все. Хватит, – резко оборвала ее мать. – Пошли, живо.

– Да ты спроси у нее, я не выдумываю! – крикнула ей вслед Адель. Мать даже не повернула голову.

Они дошли до третьего этажа, и вдруг она остановилась.

– Ах, черт. Ну что ты за ребенок. Я из-за тебя забыла продукты. Это опять спускаться, а я будто без того не устала!

– Давай я схожу.

– Уж ты-то сходишь, конечно.

– Мам, – как можно более спокойно сказала Адель. – Ты же правда устала, давай я схожу. Обещаю быть поаккуратнее.

Мать вынула ключи из сумки, несколько мгновений помедлила, но все-таки отдала их Аде.

– Я скоро.

Она быстро спустилась и пошла к машине. Вытащила пакеты и потащила их домой. У самой двери ее остановил странный глухой стук позади.

Ада обернулась и сквозь начавшуюся метель заметила у машин белую фигуру. Прищурилась: прямо на нее растерянно смотрела бледная, совершенно белая девочка. Испуганные светлые глаза, волосы почти сливаются по цвету с кожей. Девочка дрожала на холоде и следила взглядом за Адой. Сложила руки лодочкой, и странный стук повторился. Будто ударились два камня, подумала Адель и почувствовала, как по телу пробежал озноб. Кажется, старушка просила сказать ей, если… Но что сказать и как?

Позади запищал домофон, и дверь резко открылась, ударив Аду ручкой по спине.

– Не стойте на проходе, – рявкнула соседка. Она подозрительно посмотрела на Адель. – Вы к кому это?

– Я домой, – пискнула Ада. Женщина недовольно покачала головой.

– Стены уродуешь?

– Что?

– Смотри у меня. – Соседка прищурилась и, толкнув Адель, спустилась вниз. – Делать им нечего, лишь у подъезда ошиваются.

Ада подождала, пока женщина отойдет подальше, и подошла к машине, за которой видела девушку. На снегу отчетливо виднелись следы ног, но самой статуи не было.

– Испугалась, – заключила Ада. Вернулась к подъезду и опустила пакеты с едой. Вытащила из матерчатой сумки листок и ручку и размашисто написала: «Уважаемая Женщина с Мешочком! Ваша статуя здесь, неподалеку, прячется за машинами. Надеюсь, Вы ее найдете, она очень напугана. Удачи!» Она хотела приписать «Адель», но представила лицо матери, когда та увидит имя дочери, и не стала, а просто засунула бумажку между объявлениями о сдаче квартиры и рекламой пиццы.

Уже заходя в подъезд, Ада оглянулась и прислушалась, но на улице было тихо, только комья талого снега то и дело падали вниз. Адель покачала головой и поспешила наверх – мать, наверное, уже заждалась.

– Вот поэтому я и не хотела, чтобы ходила ты! – Мать так и не зашла в квартиру, стояла у двери.

– А почему ты?.. – начала Ада, но не договорила.

– Сколько можно? Давай живо в квартиру. – Мать повернула ключ и вошла в темный коридор, щелкнула выключателем. – И свет опять перегорел, вот нельзя было вкрутить лампочку?

Продолжая ворчать, она пошла на кухню. Ада забежала первой, вынула из холодильника пару бутербродов и понеслась в свою комнату.

– Я учиться, – пояснила она на ходу и захлопнула дверь.

– А салат с брокколи я для кого готовила? – донеслось с кухни.

Адель разложила на столе тетрадки, взялась за учебник и пробежалась глазами. Несколько минут она пыталась заставить себя вдумчиво читать, подкрепляя мотивацию бутербродами. Но когда они закончились, все-таки пришлось признать – не было никакого желания учиться. Она и так все это уже прекрасно знала; пустая формальность – пробежать глазами знакомые еще с детства формулы.

Ей было двенадцать, когда брат поступал на ВМК. Он тогда зубрил интегралы с производными, штудировал учебники по физике, а заодно и делился знаниями с вечно крутящейся около него Аделью. В его устах любая формула или закон превращались в увлекательную сказку. Задачи про сталкивающиеся и тут же испаряющиеся льдины, закорючки интегралов, изменяющие символы или даже превращающие их в цифры, – все это завораживало Аду, и она внимательно слушала, запоминала. Но вот только матери не важно, что она знает, главное, чтобы девочка занималась.

Адель схватила со спинки стула вязаную кофту, быстро пошла к входной двери и остановилась. Мать наверняка услышит и, если заметит, что Адель ускользнула из дома, начнет читать мораль. Ада стукнула кулаком по стене и тут же схватилась за ушибленную ладонь.

– Что же это такое? – грустно спросила она в пространство. Казалось, десяти лет не было, и она по-прежнему первоклашка, которую строгая мама не пускает гулять. – Она никогда не поймет, что я уже взрослая.

Все еще сжимая ушибленную руку, Ада вернулась в комнату. Бросила взгляд на стол.

– Нет уж, – буркнула она. Закрыла дверь комнаты на замок. Хотя бы это она смогла выбить у матери – чтобы не мешали учиться. Подошла к зеркалу и нахмурилась: в первую очередь – тапочки, нужно поискать в шкафу что-то более подходящее сезону. Улыбнулась своему отражению.

– Все будет хорошо, вот поступим, и начнется другая жизнь.

Отражение покачало головой. Едва заметно, но все же. Ада нахмурилась, этого ей еще не хватало.

– Просто блики, – сказала она сурово, глядя прямо в глаза зеркальному двойнику, и полезла в шкаф.

После непродолжительных поисков Ада вытащила старые, но вполне сносные кроссовки – по крайней мере лучше, чем пушистые тапки с кроликами. Нацепила их, плотнее укуталась в кофту и открыла окно.

В лицо ударил ледяной ветер. Все-таки еще не весна на дворе, что бы ни говорил календарь. Ада обернулась назад, окинула взглядом комнату – вроде ничего нужного не забыла, да и что ей может понадобиться? – и аккуратно вылезла в окно. Комната располагалась таким образом, что совсем рядом с окном проходила пожарная лестница. Уж этого мать не могла предусмотреть.

Ада ступила на лестницу. Летом она проделывала этот трюк регулярно, сейчас же было страшнее. Ада крепко схватилась за край и сжала зубы: металл обжег холодом. Перчатки – вот что забыла. Она стала быстро спускаться вниз, пару раз чуть не слетела, поскользнувшись на обледеневшей ступеньке.

– Если упаду – мать будет виновата, – мстительно подумала Адель. Осторожно оторвала одну руку и заглянула в окно справа. Вот будет смешно, если пани Марты нет дома.

Но она была. Сидела на диванчике и вышивала. Серебристые волосы убраны наверх и аккуратно заколоты невидимками, на носу очки в тонкой оправе, спина прямая, а движения грациозны, как у герцогини.

Ада улыбнулась – женщина вполне могла бы дать пару уроков при дворе.

Пани Марта повернулась к окну и тут же вскочила, всплеснув руками. Быстро отворила окно, так что Адель кубарем ввалилась в комнату и растянулась на полу.

– И когда ты, девочка, будешь приходить ко мне как все нормальные люди? – вздохнула старушка.