WikiLeaks изнутри Домшайт-Берг Даниэль

Д: Бугагага

Д: может, и правду говорят, что ты сошел с ума, Дж

Д: тебе нужна помощь

Дж: Тебя выслушает экспертная комиссия.

Дж: Ты отстранен за нелояльность, нарушение субординации и провокации в кризисное время.

Через несколько часов после моего отстранения, вечером 26 августа, Джулиан созвал совещание, в котором не участвовали я и Архитектор. Зато участвовали Няня, Биргитта и Кристинн. В чате также присутствовали мой приятель Реза* и еще несколько человек, приглашенных Джулианом. Мой друг-анархист Герберт из Исландии тоже там был и отправил мне протокол беседы. Мы с Архитектором снабдили его комментариями и разослали всем, кого это касалось.

На совещании Джулиан говорил о нашем предательстве и моем отстранении. Вот что он сказал про меня: «Даниэль – проблемный человек, честно говоря, у него низкая мотивация и не все в порядке с головой. Но его можно держать под контролем, если кто-то будет ему говорить, что хорошо, а что плохо, что он может делать, а что нет. Если оставить его в его германском пузыре, он будет в подвешенном состоянии».

Во время разговора Джулиан пытался перетянуть остальных на свою сторону. Но их было не так-то легко убедить. Они задавали уточняющие вопросы и критиковали Джулиана за то, что он перестал советоваться с ними. Я читал протокол как детектив. Как мне, так, вероятно, и Джулиану было ясно, что хотя остальные и не станут открыто протестовать, но он утратил поддержку большинства.

Джулиан надеялся сохранить Архитектора в команде. Он был нам просто необходим. Архитектор являлся центральной фигурой в нашей инфраструктуре. Ведь именно он модернизировал систему передачи данных в конце 2009 года. Раньше на сайте был лишь простой инструмент загрузки. Он создал разные платформы для сервера, почты и интерфейс Wiki, что не позволяло хакеру взломать сразу всю систему. В мире мало таких специалистов, как Архитектор, способных справиться с подобной задачей.

Так что я не понимал, почему Джулиан в своей небрежной манере недооценивал работу Архитектора. На встрече в чате Джулиан окончательно затравил его, представив остальным как моего подручного, на которого я оказывал плохое влияние.

Тогда Джулиану следовало бы осознавать, что запланированное слушание может обернуться не в его пользу. Хотя он сам организовал эту «экспертную комиссию», ему даже не пришло в голову, что в итоге могут быть высказаны мнения как против моего отстранения, так и против его особого положения в WikiLeaks.

Позже мое отстранение позволило Джулиану изображать меня разочаровавшимся сотрудником, критиковавшим проект из чувства мести. Разумеется, я был разочарован. Конечно, между нами давно назрел конфликт. Однако не возмущение по поводу временного увольнения было главной причиной моей критики. Впрочем, и другие тоже понимали, что WikiLeaks находится в опасном положении.

Мое отстранение заключалось еще и в том, что Джулиан отключил мне доступ ко многим системам и способам коммуникации. Раньше я мог даже читать его почту. Теоретически. На самом деле я никогда так не поступал.

Как и многие, я использовал свой почтовый клиент для сохранения контактов и в качестве ежедневника. Теперь я не мог посмотреть, с кем у меня назначена встреча на следующей неделе. В ближайшем будущем у меня было запланировано четыре или пять докладов на различных конференциях. Например, Томас Лейф, который вел Демократический форум в Гамбахе, пригласил меня на мероприятие «Мои данные принадлежат тебе». Я не успел вовремя отказаться и поставил его в неловкое положение. Мой стул на сцене стоял пустым.

Позже я пытался извиниться перед всеми, кого подвел. Я по сей день беспокоюсь, что кто-то на меня все еще очень зол за то, что по моей вине он сидел на сцене один.

Конфликт обостряется

Джулиан отключил мне не только почтовый сервер, но и все остальные. Теперь он стал единственным обладателем доступа к системе. Многие задачи, которые выполняли техники, требовали моей доработки. Так что это было довольно рискованно. Из-за того, что Джулиан отключил доступ к почтовому серверу, никто не мог работать дальше. А между тем нужно было подготовить публикацию материалов, касающихся Ирака. От почтового сервера зависело обеспечение домена, поэтому следовало срочно создать поддомены для документов по Ираку.

Уже была назначена встреча с представителями «Шпигель», «Гардиан» и «Нью-Йорк таймс», наших партнеров в прессе, для обсуждения публикации. Однако ее перенесли на месяц, на 23 октября 2010 года. «Это все из-за Даниэля», – ругался Джулиан.

Мы находились в странном подвешенном состоянии. С одной стороны, слушание по моему «делу» еще не состоялось и я был официально «отстранен», с другой стороны, мы постоянно общались в чате. Джулиан писал мне длинные жалобы. Казалось, теперь он был занят восстановлением того, что успел разрушить. Все это напоминало ситуацию, когда бывшая ежедневно названивает тебе, оставляя на автоответчике бредовые сообщения, что больше не хочет тебя знать. Я чувствовал себя таким же спятившим и только огрызался в ответ.

Джулиан предложил техникам снова начать работу при условии, что они ни за что не отдадут мне пароль. Они не согласились, поскольку были против моего отстранения. Архитектор был на моей стороне. Молодой Техник воздержался. Он страдал от бездействия и мечтал работать, как раньше.

Джулиан уступил, он решил создать «экспертную комиссию». Еще несколько дней мы ждали, когда он представит нам трибунал. Кто такие эти эксперты, было неизвестно, он сказал лишь, что комиссия нужна для пересмотра дела – «чтобы все было прозрачным и строилось на доверии», так он это называл.

Позднее Биргитта дала интервью журналисту из «Дейли бист». Эта статья снова вызвала переполох. В ней, среди прочего, говорилось, что у Джулиана «шовинистское отношение» к женщинам. И что Биргитта советовала ему на время отойти в сторону. Джулиан был в бешенстве. Он чувствовал себя преданным.

Биргитта не рассчитывала, что статья вызовет столько проблем. Она опубликовала сообщение в «Твиттере», чтобы хоть немного успокоить споры, вспыхнувшие вокруг ее высказывания: «Я НЕ считаю, что Ассанж должен уволиться. Я считаю, что сейчас ему не стоит быть официальным представителем. Я по-прежнему поддерживаю его во всем остальном». Однако Биргитта не раскаивалась в том, что общалась с прессой. Она всегда говорила то, что думала, и не отказывалась от своих слов.

Джулиан был убежден, что я не только манипулировал Биргиттой и сподвиг ее на высказывание, опубликованное в «Дейли бист». По его мнению, именно я был источником информации о «внутренних разногласиях» в WikiLeaks, о которых сообщалось в прессе. Я же не общался ни с одним журналистом. Я не представляю, откуда репортер взял эти сведения. Но сделать вывод о внутренних разногласиях было нетрудно, поскольку в прессе уже курсировали разные цитаты: Биргитта сказала, что лучший вариант для Джулиана – это временный отход от дел, Джулиан же утверждал, что Пентагон подсунул ему этих женщин, а сам он стал жертвой «черной» кампании.

У него выдалась тяжелая неделя из-за предъявленных обвинений в изнасиловании, «худшая неделя в моей жизни за последние 10 лет», как он писал. Поэтому он не мог организовать слушание «экспертной комиссии» по моему делу.

К тому же он жаловался, что мы недостаточно беспокоимся о его безопасности. Седьмого сентября он прислал нам целый список пунктов, которыми, по его мнению, нам стоило заняться.

«Осведомленность исходит из мотивации. Обеспечили мою защиту в суде? Жилье? Материальную поддержку? Как насчет секретной информации о деле? Подробности, почему это произошло? Мои сторонники в Швеции? Политические методы пресечения клеветы? Статьи? Утечки? Конспиративная квартира? Дипломатические приглашения, чтобы меня не выслали в США? Демонстрации в знак поддержки? Сбор денег? Что-нибудь из этого сделано? Почему нет? Я делаю все это, когда кто-то из вас оказывается в беде».

Я все еще поддерживал его. Помог связаться с двумя хорошими адвокатами в Швеции в первый же день, в течение первых двух часов, хотя вообще-то был в отпуске.

В конце концов полетел почтовый сервер, и Джулиан оказался вне доступа. Не знаю, был ли он сам в этом виноват. Может быть, ящик просто сломался, он и так был старый. Это был единственный сервер, который мы не обновляли.

Я обсуждал с остальными, нужно ли ехать к серверу, чтобы его чинить. Раньше я часто это делал. Кроме того, мне предоставлялась возможность забрать свои письма и выяснить, перед кем мне еще нужно извиниться за то, что я их подставил.

Десятого или одиннадцатого сентября, уже не помню точно, я первый раз сел в поезд. Стоял теплый летний день, народу в поезде было немного. Те, кто вместе со мной сидел в общем вагоне, к счастью, занимались своими делами. Я непрерывно переписывался в чате и постукивал ногой по полу.

Пока я ехал, обсуждение продолжалось: я не был уверен, что поступаю правильно. Должен ли я, не спросив Джулиана, заходить на сервер? Меня мучила совесть: стоит ли нам бунтовать?

Сервер находился в ничем не примечательном местечке в Рурской области. Путь был дальний. Такой дальний, что я успел передумать.

Через три часа путешествия на поезде я, не зная названия станции, на которую мы въезжали, неожиданно схватил рюкзак, нажал кнопку открытия двери и спрыгнул на перрон. Есть такой феномен: человек понимает, что что-то нарушил, лишь увидев в зеркале заднего вида полицейскую машину. Со мной тогда произошло то же самое. Я возвращался домой в Берлин.

После моего отстранения Архитектор отложил клавиатуру и не написал ни единой буквы для WikiLeaks: ни программного кода, ни письма Джулиану. Архитектор – прагматичный человек, он не позволял ничему нарушать его покой. Он злился, только если тратили впустую его время. Когда Джулиан перестал отвечать на его вопросы, а сам он перестал получать отзывы на свою работу, то на полном серьезе предупредил Джулиана: «Если так пойдет дальше, я ухожу». А поскольку дальше ситуация лишь обострялась, он выполнил свою угрозу.

Джулиан спросил меня, почему Архитектор ушел в самоволку. Ну что я мог на это сказать?

С остальными участниками мы размышляли о том, не взять ли нам проект в свои руки. Мы долго обсуждали, можно ли все изменить. Мы могли перехватить инициативу и отстранить Джулиана. У нас было большинство и равные права. Многие люди советовали нам так поступить: «Почему вы сами не займетесь проектом, чтобы он больше не наделал глупостей?» Но мы не хотели идти против воли Джулиана.

Четырнадцатого сентября я вновь отправился в вычислительный центр. Я выключил мобильный и ноутбук на время поездки и пытался сосредоточиться на книге. Я хотел заставить себя действовать последовательно.

Я связался с человеком, который зарегистрировал наш сервер, но ничего от него не добился. Этот человек был едва в курсе последних событий, но когда я рассказал ему о своем первом путешествии, он отреагировал скептически. Для него это звучало так, как будто мы замышляли что-то против Джулиана. Мне с трудом удалось его убедить, что я только хочу снова включить почтовый ящик, чтобы мы могли дальше работать с WikiLeaks.

Я наблюдал, как пролетают деревья, дома и сменяются пейзажи за окном поезда. В этот раз я не поверну назад. Я просто отключил негативные мысли и надеялся, что все пройдет гладко.

Вычислительные центры часто расположены в неприметных офисных строениях, поэтому внешне их трудно узнать. Я прошел через два унылых серых коридора, поднялся на второй этаж, поздоровался и направился к нашему серверу. Никто не остановил меня. В вычислительных центрах обычно стоит несколько серверов разных фирм, их хорошо охраняют. Поскольку я часто бывал здесь, когда требовалось что-то починить, служащие знали меня и ни о чем не спрашивали.

Я сгорал от нетерпения поскорее загрузить сервер. Рядом стоял ноутбук. Разумеется, я был в Сети и мог связаться с остальными. Давно я не чувствовал себя так хорошо. На лбу выступил пот. Кондиционер сильно шумел, но свежего воздуха от него поступало мало. Не удивительно, что у нашего допотопного сервера начались проблемы.

Один из работников вычислительного центра вошел в помещение, где помимо прочих стоял и наш сервер. Я поздоровался, он кивнул в ответ. Он проверил показания и снова исчез.

Когда я поднял глаза спустя четверть часа, он снова стоял прямо передо мной. Я даже не услышал, как он подошел. Казалось, что он хочет что-то сказать. Он явно собирался что-то мне сообщить, и мне стало нехорошо. Может быть, он хотел еще раз взглянуть мне в лицо. Может быть, он хотел убедиться, что знает меня. Он кивнул. И вышел из комнаты.

Наконец ящики были загружены. Тем временем я поглядывал на монитор моего компьютера. Открыл окно чата. Когда кто-то вошел в чат, я сразу понял, кто это. Это был Мартин*, который сдавал нам сервер. Он обратился ко мне без всяких приветствий.

М: Что ты делаешь?

Д: Я здесь, у сервера.

М: Я знаю. Мне сообщили из центра. Что, черт возьми, это значит?

Д: Слушай, я только чиню его. Я не намерен никому создавать проблемы.

М: Я общался с Джулианом. Он в бешенстве.

Д: У него нет на это причин.

М: Он говорит, что вызовет полицию.

Д: Послушай, это полная чушь.

М: Даниэль, оставь сервер в покое сейчас же, ладно? Проваливай, пока ничего не произошло. Джулиан сказал, что потребует тебя арестовать.

Д: Подожди!

Однако продолжать дискуссию было бессмысленно. Я не был уверен, что Джулиан действительно вызовет полицию. Если полиция конфискует наш закрытый сервер, они ничего не смогут с ним сделать, но и сервера тоже не будет. Кроме того, визит полиции доставит массу проблем нашему посреднику.

Я знал, чего стоят угрозы Джулиана. Но из уважения к человеку, который пошел на риск и зарегистрировал наш сервер, я ушел.

Но я только чинил этот сервер, я не производил никаких манипуляций и даже не копировал свои сообщения из почты. Зато у Джулиана и остальных снова появился доступ к письмам.

Однако реакция была просто убийственная. Джулиан бушевал и отказывался отдать ключи к серверу, чтобы он снова заработал. Он писал в чате: «Еще раз попробуешь, я тебя засажу». Он говорил о том, что сервер нужно сдать на «экспертизу», поскольку либо я, либо спецслужбы что-то с ним сделали. Не знаю, что он имел в виду: сдать сервер в полицию или отнести в независимую лабораторию. Или же это был просто бред.

Хотя на следующий день была назначена встреча в чате, Джулиан заявил: «Преступление совершено сегодня, поэтому обсудить его нужно немедленно». В чате были Биргитта и Герберт, даже Архитектор вышел на связь. Так 14 сентября произошел незапланированный разговор. Я был очень рад, что мы снова что-то обсуждаем все вместе. Я представить себе не мог, что это будет наша последняя беседа.

Сколько времени я проводил раньше, уставившись в монитор, когда уже не удавалось сфокусировать взгляд, и ждал, что всплывет маленькое окошко, означающее, что пришел Джулиан.

Я все время сидел у себя в квартире, выходил только по необходимости. Не важно, что я делал: засыпал, бегал за молоком или на почту. Я упорно надеялся, что, снова взглянув на монитор, обнаружу там сообщение от Джулиана.

Я всюду таскал с собой ноутбук: на кухню, в спальню, ставил его рядом с ванной; когда я шел спать, ноутбук лежал возле кровати. У меня было достаточно других дел, но я не мог ничем заниматься. Иногда мне даже мерещились зеленые буквы, хотя я всего лишь смотрел в пустой черный экран.

Иногда я просто из ничего придумывал фразы, которые мне так хотелось услышать:

«Хай, Даниэль, мне нужно поговорить с тобой».

«Я тут подумал. Наверное, я что-то не так понял, давай снова поговорим о будущем WikiLeaks».

«Эй, помнишь тех лохов от искусства в Линце, классно мы тогда провели время, а борьбу с медведем помнишь?»

Ха-ха! Я был просто неисправимым мечтателем, фантазером! Добро пожаловать в реальность, просыпайся, дорогой! А вот что он говорил на самом деле:

«Если ты снова будешь угрожать нашей организации, я тебя засужу».

«Даниэль болен, у него что-то между шизофренией и паранойей».

«Ты преступник».

Кроме того, Джулиан вел себя так, как будто был шефом WL. Он составлял 99 процентов аннотаций к документам, редактировал, писал все сообщения в «Твиттере» и определял концепцию WikiLeaks. Биргитта подвела хороший итог: «Из того, что ты говоришь, Джулиан, следует, что ты считаешь всех своими слугами, которыми можно помыкать».

Даже Архитектор сумел быстро подобрать нужные слова и сказал, что будет лучше, если мы все мирно разойдемся. Он уже был готов передать всю систему, причем в том состоянии, в котором он ее получил в прошлом году.

Джулиан отвечал: «Наши обязанности важнее этого идиотизма». Архитектору он сообщил, что тот стал «тенью того человека, которым был». От Биргитты он потребовал извиниться за свое «коварство», поскольку она разговаривала с журналистами из «Дейли бист»: «Слушай внимательно. Это было подло, это было отвратительно, и ты должна извиниться. Ты будешь извиняться?»

Но Биргитта продолжила критиковать Джулиана, на этот раз в связи с обвинениями в изнасиловании. «Ты втянул WL в плохую историю», – написала она. Но Джулиан считал наоборот: «Нет, это WL навредил моей личной жизни».

После того как Джулиан попытался перетянуть Архитектора в параллельный чат, а остальных просто удалить, тот написал ему свои последние слова: «У тебя было 5 минут, ты их исчерпал. Удачи. Не трать мое время (сколько раз тебе повторять?)». И Архитектор поступил так, как часто делал Джулиан. Он просто исчез из чата.

Джулиан промолчал. А что он мог сказать? Он не хотел больше разговаривать с нами. А у нас не было желания общаться с ним.

Это был конец. Не конец WikiLeaks, а конец той команде, которая месяцы и годы работала над проектом. Отныне нам предстояло выходить на связь друг с другом только через прессу или через посредника.

Мы сдались и начали передавать управление технической стороной. Архитектор помог оставшемуся в проекте Технику восстановить старую систему. Сначала мы планировали решить необходимые вопросы за две недели, но на деле процесс растянулся на все три.

Почему мы с Архитектором однажды утром, 15 сентября 2010 года, решили покончить с WikiLeaks? Хороший вопрос. На самом деле стоило бы спросить, почему мы не приняли это решение намного раньше. Возможно, в глубине душе мы его уже приняли, но не могли себе в этом сознаться.

Но спустя два дня после того разговора, 17 сентября 2010 года, мы зарегистрировали название нового проекта: OpenLeaks. Разумеется, эта идея возникла раньше, не два дня назад. Конечно, мы давно об этом думали. И наверное, где-то в подкорке мы уже держали эту идею, когда стали жестче разговаривать с Джулианом. Но именно в тот день созрело окончательное решение.

Еще летом возникла мысль, что мы не сможем вечно бороться за WikiLeaks. Тогда нас больше всего беспокоили сообщения Джулиана в «Твиттере», а также то, что у нас появлялись все новые источники информации, в то время как многие важные документы оставались без внимания. Джулиан постоянно сообщал о новых утечках, а затем добавлял, что больше ничего не хочет публиковать, и без всякой причины набрасывался с критикой на журналистов. Если я не ошибаюсь, как раз когда Архитектор сказал свое решающее слово, Джулиан в пух и прах разнес статью из «Мазер Джонс». Мне давно ничто не приносило такого облегчения, как эта резкая и лаконичная, в свойственной Архитектору манере, фраза: «Если так пойдет дальше, мы просто разбежимся».

Разбежимся, расколемся, разойдемся. О боже, значит, я не единственный, кому приходят в голову такие мысли. Хотя я и знал, что Архитектор больше общается со мной, чем с Джулианом, но не был уверен, что он в случае чего не скажет: «Я всегда буду с WL». А от Архитектора зависело многое. Без него было практически невозможно внедрить что-то новое.

Разумеется, нас терзали сомнения, когда мы осторожно начали обсуждать эту идею с остальными. Например, с Харальдом Шуманом и Биргиттой. Они беспокоились, что мы поставим на карту саму идею WikiLeaks, если расколем организацию. Кроме того, WL стал брендом. Они настаивали на том, чтобы решить проблемы с Джулианом, предлагали бороться за WL до конца. Но мы с Архитектором придерживались прагматичной точки зрения.

Плотина прорвалась, решающие слова были сказаны, и нас, уставших от размышлений и споров, уже ничто не держало.

Я и Архитектор, а затем и присоединившийся Герберт были полны энтузиазма. Сначала мы просто фантазировали. Потом начали обсуждать, как создать лучшую версию WikiLeaks. Вскоре задумались и о названии. Затем стали выдвигать рацпредложения, как сделать так, чтобы новая организация не пошла по стопам WikiLeaks, то есть чтобы ее не испортили слава и деньги. Все это происходило примерно в июле и в начале августа 2010 года.

Мы писали концепты, которые позже легли в основу нового проекта. Некоторые мои идеи были еще с тех времен, когда я подавал заявку на грант в Фонд братьев Найт. Примечательно, что мы внесли в наш первый устав один пункт, над которым солидные основатели аналогичных организаций от души посмеялись бы. Но нас ужасно волновал вопрос, как грамотно принимать решения всем коллективом. Мы хотели для каждого случая находить компромисс, насколько это возможно. Чтобы не сбрасывать со счетов ни единого мнения, мы были готовы обсуждать варианты целыми днями. Мы договорились никогда больше не работать в спешке. И в итоге постановили, что лучше уж играть в «Камень, ножницы, бумагу», чем оказаться в ситуации, когда слово одного решает все.

Было нелегко внести идею с игрой «Камень, ножницы, бумага» в документ, поскольку она звучала не слишком серьезно. В итоге мы посмеялись над собой и вычеркнули ее из нашего официального манифеста. Мы твердо решили соблюдать нейтралитет, ограничиваться предоставлением услуг и не заниматься политической пропагандой. Нам очень хотелось избежать превращения новой организации в «фабрику звезд».

Как только в последней беседе было решено, что мы окончательно покидаем WL, началась работа над новым проектом. И хотя мне было бесконечно грустно, что мое время в WL безвозвратно ушло, этот конец стал своего рода освобождением.

Я решил публично известить о своем уходе. В то время готовилась публикация, касающаяся Ирака. Я отвечал за сотрудничество с журналистами из «Шпигель». На ближайшей встрече я сообщил им, что, к сожалению, больше не занимаюсь этим вопросом, поскольку не состою в команде WikiLeaks.

Розенбах и Штарк сразу предложили мне дать интервью – мол, еще успеем поместить его в следующий номер. Но я попросил неделю на размышление. Следовало обдумать, что говорить, а о чем умолчать. Я осознавал, что слишком расстроен сейчас и могу наболтать лишнего. Мне не хотелось, поддавшись соблазну, обратить свое разочарование в личную месть. Моей задачей было поставить под сомнение надежность проекта, который я всегда поддерживал, и просветить хотя бы часть людей, которые сотрудничают с WL, жертвуют деньги и присылают документы. Если раньше я твердо стоял на том, что WL – это надежная организация, то теперь мне предстояло уточнить некоторые нюансы.

Сейчас дела обстояли так. Почти три года я никому не рассказывал, что у нас творится. Наоборот, я всегда старался разрекламировать WikiLeaks как можно лучше, а для этого нужно было развеивать сомнения и опровергать критику. Так что приходилось идти на некоторые хитрости, балансируя между правдой и пропагандой. Но я никогда не лгал намеренно. В обоих журналистах я видел прежде всего свидетелей моих сомнений.

Я встретился с Марселем Розенбахом и Хольгером Штарком. Они слушали меня с большим интересом. Как и во время наших прежних разговоров, Хольгер Штарк достал блокнот и приготовился записывать. Однажды я его спросил, почему он все время записывает. Он ответил, что хочет запомнить, что я говорю. Меня бы больше устроило, если бы он не записывал, возразил я и напомнил об их обещании не использовать ничего из сказанного мной.

Во время следующего разговора у Штарка на столе снова появился блокнот. Меня это раздражало. Возможно, я стал слишком недоверчивым. За последние недели я столкнулся со множеством недоразумений, внутренних тайн, которые затем оказались отражены в прессе в искаженном или неполном виде. И это принесло большие неприятности. В интервью со «Шпигель» я высказывался очень сдержанно и не стал открыто критиковать Джулиана.

Интервью вышло 25 сентября. Весь понедельник я очень нервничал, ожидал реакции, возможно, даже каких-то официальных заявлений со стороны Джулиана. Но ничего не произошло. Интерес проявили только журналисты. Но у меня уже пропало всякое желание говорить о WikiLeaks и моем уходе из команды. Чтобы дополнить картину, я сообщил еще некоторые подробности одному или двум журналистам. Теперь мне нужен был только отдых.

Срочно.

«Дневники войны в Ираке»

Двадцать второго октября 2010 года WikiLeaks опубликовал 391 832 документа, касающихся войны в Ираке. Это были военные документы за 2004–2009 годы. Так же, как и в случае с «Дневниками войны в Афганистане», «Гардиан», «Нью-Йорк таймс» и «Шпигель» находились в привилегированном положении и могли за несколько недель до публикации ознакомиться с материалами и подготовить статьи. Они получили документы заранее, как только Джулиан открыл свою «лавочку» в Лондоне.

Двадцать второго октября материалы были опубликованы на странице WikiLeaks и стали доступны всем. До моего выхода из организации Джулиан говорил об эксклюзивных правах только для трех партнеров среди СМИ, которые сотрудничали с нами по афганской публикации. Он не хотел привлекать «Вашингтон пост» и свободных журналистов. Однако сейчас появились новые партнеры, например «Аль-Джазира» и Channel 4.

Если работу над афганской утечкой координировал Дэвид Ли из «Гардиан», то публикациями по поводу Ирака заведовал Гэвин Макфэйден, директор Центра расследовательской журналистики в Лондоне. Эта неправительственная организация в первую очередь занимается обучением журналистов, проводящих расследования, и рассказывает о значении этой дорогостоящей формы журналистики.

Макфэйден также заседает в консультативном совете Бюро расследовательской журналистики, основанной в 2009 году организации, которая заботится о практической реализации задач Центра. Они выпускают в год четыре-пять репортажей по темам, которыми пренебрегают открытые СМИ. За это журналисты получают от Бюро деньги, благодаря чему не зависят от конкретных заказов своей редакции. У Бюро тоже есть офис в британской столице, а Центр расследовательской журналистики направляет к ним авторов и обеспечивает экспертизу.

Макфэйден – искренний фанат Джулиана, а также коллега и приятель Иэна Овертона, главного редактора Бюро. Возможно, через последнего он познакомился с Джулианом, а там и возникла идея сотрудничать в связи с публикацией документов по Ираку. Идея была такая: Бюро создает пятиминутные видеоролики и продает лицензии на их трансляцию телеканалам.

В 2009 году Бюро получило от Фонда Поттера помощь в размере двух миллионов фунтов стерлингов, обеспечивших его финансовую независимость. А сотрудничеством с WikiLeaks интересовалось скорее для того, чтобы урвать громкую историю и свою порцию славы.

Еще во время создания ролика «Сопутствующее убийство» телеканалы спрашивали нас о стоимости лицензии. Так у Джулиана появилась идея сделать видеоролики источником дохода.

Я узнал от одного репортера «Ньюсвик», что Channel 4 и «Аль-Джазира» заплатили деньги за пятиминутные клипы, посвященные войне в Ираке. Назывались пятизначные и выше суммы в фунтах стерлингов. Создателями роликов были Иэн Овертон и его Бюро. Из-за этого Овертон оказался в эпицентре критики. Его со всех сторон спрашивали, насколько законными являются подобные сделки. Критики хотели знать, получил ли телеканал вместе с правами на трансляцию право досрочно ознакомиться с материалами.

Овертон все отрицал. Деньги, мол, поступали только для покрытия издержек производства роликов, так что в итоге Бюро даже скорее понесло убытки. У меня возникло ощущение, что Овертон теперь расплачивался за то, что связался с ненадежной организацией.

Смонтированные видеоролики, по-видимому, были также предложены другим телеканалам. Некоторые, например Эй-би-си, сочли такое предложение подозрительным и удивлялись размеру запрошенной суммы. Широкая общественность, в том числе сторонники WikiLeaks и те, кто жертвовал им деньги, так и остались в неведении относительно продажи видеоматериалов. И это тоже не говорит в пользу WL. До сих пор невозможно отследить, кто и сколько заплатил и какие ответные услуги им за это пообещали. Овертон же заверял меня, что может раскрыть все детали сделки и что со стороны Бюро все было законно.

Затем у Джулиана возник конфликт с «Гардиан» из-за того, что те хотели опубликовать некоторые депеши без его согласия, и тогда он вместе с адвокатом ворвался в редакцию. Журналистка Сара Эллисон из «Вэнити фэйр» в своей статье рассказывает о «столкновении культур», то есть консервативной редакции «Гардиан» и «информационного анархиста» Джулиана Ассанжа. Джулиан сообщил, что, поскольку информация, содержащаяся в документах, принадлежит ему и публикация затрагивает его финансовые интересы, он должен решать, когда и кто их будет публиковать. Однако если Джулиан в разговоре со своими медиапартнерами приводит финансовые аргументы, то напрашивается вопрос, не пора ли ему сделать финансовую сторону WikiLeaks более открытой для общественности.

Перемены в WL касались не только сотрудничества с прессой. Для публикации документов, относящихся к войне в Ираке, потребовались и технические нововведения. Последняя публикация была размещена на серверах, принадлежащих компании Amazon, в США и Ирландии, а также на сервере во Франции. Естественно, все информационные каналы на североамериканском континенте контролируются Национальным агентством безопасности – службой военной разведки. Особенно если дело касается WL. Очевидно, Джулиану с Техником не удалось полностью восстановить систему, чтобы она могла вместить такую большую публикацию. На данный момент, в январе 2011 года, отправить документы на WikiLeaks все еще невозможно. Это объясняется тем, что вспомогательная система по-прежнему отключена.

Зато есть одна страница, где говорится об интересующем WL способе подачи данных и его технических аспектах. Путь к странице открыт, что позволяет легко определить каждого, кто интересуется загрузкой документов. А подключившись к соединению между компьютером пользователя и сервером во Франции, нетрудно выяснить, какие запросы направляет потенциальный информатор.

Архитектор забрал с собой практически все, что разработал за год работы с организацией, а также все данные, которые предоставил WL на время сотрудничества. Архитектор является интеллектуальным собственником программ и конфигураций. Перед оставшимися участниками встала проблема, как продолжать дело в его отсутствие. Технический уровень, на котором находился WikiLeaks до появления Архитектора, с сегодняшней точки зрения можно назвать безответственным. Техник, который остался с WikiLeaks, мог бы без проблем восстановить все в изначальном состоянии. Даже Wiki-сервис мог бы быть доступным, поскольку не Архитектор его программировал.

Архитектор перед прощанием долго просвещал Техника. Во время передачи дел он терпеливо разъяснил ему, как должна быть сконфигурирована вся система. Молодой Техник – хороший программист (и он, кстати, знает, что в нашем новом проекте ему будут рады в любой момент). Однако перед ним поставили слишком сложную задачу – в одиночку провести восстановительную работу. Джулиана это не слишком заботило, он не пытался поддержать его, чаще жаловался. Именно поэтому в январе 2011 года, четыре месяца спустя после нашего ухода, система еще не функционировала полностью. Я не знаю этого точно, но догадываюсь.

Мы по сей день ждем, когда Джулиан восстановит защиту, чтобы вернуть ему материалы, которые хранились во вспомогательной системе. Там они и лежат, надежно защищенные. Нам эти материалы не нужны, мы не собираемся использовать их для OpenLeaks. Мы передадим их Джулиану, как только он сможет доказать, что будет хранить их в безопасности и обращаться с ними аккуратно и ответственно.

До сих пор, до самого выхода книги, об этом никто не знал. Мы боялись публичного обсуждения. Возможно, теперь это произойдет. Но я твердо стою на своем решении. Безопасность наших источников была и остается для нас важнейшей задачей.

После нашего последнего разговора Джулиан один раз попытался связаться с Архитектором. Он сказал Архитектору, что им снова надо начать работать вместе. Дескать, тот должен «вести себя как мужчина» и «оставить прошлое в прошлом». Но Архитектор лишь посмеялся и ответил: «Поезд ушел».

Перед нами же Джулиан хвастался сотней новых сотрудников, новых рабочих лошадок. Но и среди них не было никого, кто мог бы полностью восстановить систему. В Швеции 30–35 человек помогали ему в течение двух-трех недель. Я слышал, что они все ушли, потому что им слишком тяжело пришлось с Джулианом.

Хотя я уже давно не работал на WL и занимался своим проектом OpenLeaks, я по-прежнему имел статус оператора в чате моей бывшей организации. Иногда я из любопытства заходил туда и читал их разговоры. Разрывы отношений в виртуальной жизни переживаются не так мучительно, как в реальности. Тот, кто вышел из футбольного клуба, должен перейти в другой, чтобы пинать мячик. Я же все еще мог следить за всеми беседами в открытом чате WikiLeaks. Как оператор, я мог подолгу находиться в чате, и, в отличие от других пользователей, меня не отключало автоматически через 10 минут простоя. Эта мера была принята для того, чтобы никто не зависал в чате незамеченным и не «подслушивал».

Так я узнал, что недостаток сотрудников в WL привел к тому, что ответственным за чат назначили семнадцатилетнего парня из Исландии. С тех пор Penguin X являлся первым собеседником, с которым сталкивались посетители чата, желающие задать вопрос. И это не так уж безопасно, поскольку сюда заходят люди, которые хотят передать организации материалы. Чат приобрел теперь еще большее значение, ведь почта по-прежнему не работала в полном объеме, потому что Джулиан отказался передать ключ к серверу.

В такой ситуации потенциальным информаторам приходится самим заботиться о собственной безопасности. Например, они не должны предоставлять информацию, которая позволит их идентифицировать или может навредить другим участникам. В открытом чате все могут следить за беседой, будь то любопытный чудак или профи из спецслужб.

После моего ухода Джулиан поручил Penguin X написать сообщение для прессы. В нем меня следовало изобразить коварным дезертиром. Но это слишком сложная задача для семнадцатилетнего. Он в принципе не умеет хорошо писать. Кроме того, он не знал всех предшествующих обстоятельств. Поэтому он попросил помощи у одного из добровольных помощников, который болтался в чате. А тот не придумал ничего лучшего, как обратиться за советом ко мне. Парень не очень хорошо представлял себе ситуацию и был бы благодарен за малейший вклад. «Боже, слишком поздно!» – подумал я тогда. И у этих профессионалов в руках документы, которые адвокат Джулиана назвал «термоядерной бомбой»!

Когда я впервые после моего ухода общался с Няней, мне пришлось согласиться, что я не буду записывать наш разговор. Хорошо, я согласился, что не буду сохранять никаких данных. Я просто его запомнил.

Я думаю, Няня – неплохой человек, но когда она сказала, что хочет устроить все так, чтобы «все были довольны», меня что-то насторожило. Эта фраза отдавала второсортным шпионским фильмом. Няня предложила вот что: она примет меры, чтобы мое имя «не пострадало в глазах общественности». Для этого я должен всего лишь перестать публично критиковать Джулиана и его проект, тогда они, возможно, перестанут плохо отзываться обо мне. Я ответил, что ее формулировка звучит немного угрожающе. Нет, поправила меня Няня. Если бы она действительно хотела мне угрожать, то не стала бы говорить намеками. Это не в ее стиле.

Няня попыталась перетянуть обратно Архитектора, пообещав ему регулярный доход. После того, как ушла Биргитта, ее хотели заставить подписать договор о неразглашении. В течение нескольких месяцев Джулиан угрожал мне тем, что якобы собрал на меня компромат. Помимо прочего, он сулил обнародовать мои письма, чтобы разоблачить мое «истинное я». Пускай так и сделает, ради бога. Может прозвучать странно, но мне не в чем себя упрекнуть. Наверное, для этого я слишком нормальный.

«У меня заканчиваются варианты, в которых не предусматривается уничтожение людей» – так Джулиан поручал Биргитте призвать нас к порядку. Это было вскоре после нашего ухода. Тон безобразный, но эти исполненные пафоса слова не внушали мне страха. Джулиан напоминал мне представителя Пентагона, который в своей речи, посвященной публикации афганских документов, призывал нас «поступить правильно». Вопрос о том, что подразумевалось под «правильным» и какие последствия нам грозят, если мы не поступим правильно, так и остался открытым. Такие угрозы хоть и эффектны, но пусты.

Няня между тем даже лично приехала в Германию, чтобы отыскать меня в клубе. Было первое ноября, угрюмый понедельник, первый день, когда нам пришлось включить в квартире отопление. Я сидел за круглым столом в клубе лицом к двери и спиной к стене. Поэтому мы сразу увидели друг друга, когда она вошла.

Она не читала интервью в «Шпигель».

– Я не хочу ничего этого знать, – сказала она и дружелюбно улыбнулась. Я улыбнулся в ответ, чуть-чуть оскалившись. Затем она достала список.

– Это пункты, которые мы хотим с тобой обсудить.

– У меня немного времени, – ответил я.

– Коды доступа? – прочитала Няня и вопросительно взглянула на меня.

Думаю, она сама не знала, что это такое, но звучало хорошо. Я терялся в догадках, что же имеется в виду. Пароли? Но у меня не было ни паролей, ни чего-либо еще в этом роде. Я объяснил ей, что честно передал все данные и мне очень жаль, что Джулиан отправил ее сюда, снабдив неверной информацией. Мне действительно было жаль Няню. Джулиан сообщил ей какую-то полуправду, а ей нужно было все уладить.

Кроме того, я объяснил, почему не хочу, чтобы Джулиан прямо сейчас получил документы. Считает ли она, что в WikiLeaks все в порядке, спросил я. Она не смогла дать ответа.

Няня смотрела на меня или даже сквозь меня. Думаю, она была ошарашена, когда я и впрямь ушел. Она к такому не привыкла. Какие такие дела могут быть важнее беседы с ней?

Я не хотел заставлять ждать своего агента. Мы договорились о встрече, чтобы доработать план моей книги.

– Сорри, мне пора, – повторил я.

Вот и все.

Американские депеши и арест Джулиана

Следующими WikiLeaks опубликовал депеши американских дипломатов, вызвавшие много споров еще во время моей работы в WL. Я спрашивал себя: почему Джулиан так чертовски с ними торопится?

Такую спешку Джулиан объяснил тем, что юный исландец уже передал документы на сторону, поэтому он вынужден действовать безотлагательно. Его логики никто не понимал. Позднее я узнал, что газета «Гардиан» получила эти материалы от журналистки Хизер Брук. Хизер же получила их от исландца на жестком диске. И «Гардиан», очевидно, хотела обнародовать документы независимо от Джулиана. Так история обретала смысл. Существовала вероятность, что новая публикация произойдет вовсе без его участия.

Большинство старых членов команды ни за что не согласилось бы публиковать документы в данный момент. Ходили слухи, что это запланировано на последние выходные ноября.

В это время я, Анке и Якоб гостили у тестя с тещей в Бранденбурге. Когда в пятницу я прочитал в «Шлигель Онлайн», что «по редакционным причинам» публикация электронных материалов состоится не в субботу вечером, как планировалось, а в воскресенье вечером, мне все стало ясно. Я ненадолго вернулся в нашу квартиру в Берлине, чтобы сделать уборку.

Я избавился от всего, что могло хоть сколько-нибудь заинтересовать полицию. Разумеется, у меня и так не было ничего, что порадовало бы следователя, даже неправильного счета из кафе для налоговой. Но я представлял себе, как проходит домашний обыск. Теодор Реппе, спонсор немецкого домена WikiLeaks, рассказал, как это случилось у него в 2009 году. Ему с трудом удалось объяснить представителю закона, что сабвуфер – это не компьютер. Полицейские забрали все, что хоть отдаленно напоминало компьютер или телефон. В ближайшие дни я скрепя сердце не подходил к своему рабочему ноутбуку. Мне постоянно кто-то звонил, и я бы с радостью взялся за дело.

Бумаги во время домашнего обыска тоже оказываются в сумках следователей: вдруг под стопкой газет на кухне обнаружатся «термоядерные» документы, а в блокноте окажутся записаны ключи к данным по страхованию? Поэтому я постарался очистить квартиру от всего, что могли бы забрать полицейские. Даже пакетики с кокаином выкинул. Шутка, шутка.

В воскресенье 28 ноября первые депеши были опубликованы на специально для этого созданном сайте cablegate.org. Как сообщалось на сайте, это тайная переписка с 1966-го по февраль 2010 года между 274 посольствами во всем мире и Госдепартаментом США. 15 652 депеши классифицированы как секретные. Однако количество их в данном случае было сильно преувеличено. На сайте Cablegate пользователи могли увидеть только часть, несколько сотен.

Двадцать девятого ноября вышел «Шпигель» с довольно банальной статьей. Болтовня американских дипломатов о политиках: Саркози обидчивый и авторитарный, Путин – альфа-самец, Меркель зануда, Вестервелле неопытный, Берлускони – самовлюбленный король вечеринок. Всем досталось. Информативное содержание стремилось к нулю. Никаких сюрпризов. Разве что тем, кого вообще не упомянули в силу их малой значимости, стоило задуматься. К счастью, в журнале были и более интересные истории.

После того как я выяснил стратегию осуществления публикаций, мне стало ясно, почему «Шпигель» не торопился с сенсациями. Около 250 тысяч депеш планировалось выкладывать на cablegate.wikileaks.org маленькими порциями. У журналистов не было причин для спешки.

«Шпигель», «Гардиан», «Эль Паис», «Монд», а также «Нью-Йорк таймс», которая на этот раз получила эксклюзивные права только потому, что «Гардиан» передала им материалы, могли с наслаждением разделывать добычу. Если публикации будут появляться в том же темпе, то WikiLeaks может жить этим еще несколько месяцев.

Я хорошо понимаю, почему «Нью-Йорк таймс» на этот раз не вошла в число избранных. В газете выходила критическая статья о Джулиане. Почему «Гардиан» передала материалы конкурентам, могу лишь догадываться. Во-первых, они, скорее всего, не одобрили попытку Джулиана исключить газету в наказание за статью. Во-вторых, британская «Гардиан» не хотела рисковать, оставаясь единственным представителем WikiLeaks на англоязычном рынке. Ведь в случае возникновения юридических проблем им пришлось бы все взять на себя. Поэтому было бы хорошо заполучить партнера с родины этих депеш.

Кроме того, опубликованные в Сети депеши предварительно были обработаны. Доступ к самым горячим деталям имели только пять партнеров, обладающих эксклюзивными правами. Редактировать некоторые депеши, если в них содержится информация, которая может кому-нибудь навредить, – это, бесспорно, правильно. Наши партнеры в прессе открыто заявляли, что редактура – непременное условие сотрудничества. Так, например, было решено не указывать имен китайских диссидентов. Или российских журналистов и иранских оппозиционеров, которые общались с американскими дипломатами.

Джулиан был с этим согласен. Он сам направил запрос американскому дипломату в Лондоне: «WikiLeaks был бы очень признателен, если бы правительство США указало те места, которые могли бы подвергнуть опасности отдельных лиц». Но главный юрист Госдепартамента ответил ему в электронном письме, что они не хотят иметь дело с людьми, которые незаконно получили материалы.

Во время публикации документов, касающихся войны в Афганистане, Джулиан разрешил «Нью-Йорк таймс» направить запрос правительству США за 24 часа до обнародования. И в приложении пожаловался правительству, что ему никто не хочет помочь с редактурой.

Все пять газет, принимавших участие в публикации, надеялись при помощи депеш увеличить количество своих читателей. Однако конкуренты хотели писать свои статьи, брать интервью и снимать фильмы, чтобы выдержать состязание с эксклюзивными материалами на лотках. Это приводило к довольно грубым формулировкам, рассчитанным на внешний эффект. Так получилось со «Штерн». Журнал напечатал довольно хорошую статью о Брэдли Мэннинге. Но на обложке была фотография Мэннинга под прицелом, а сама статья шла под заголовком «Молокосос позорит США». Это было грубо и беспощадно, скорее на уровне газеты «Бильд».

Прессе нужны были люди для интервью и цитирования. Джулиан больше не устраивал пресс-конференций, он залег на дно, так как шведы выпустили международный ордер на его арест и искали его. Запросы на WikiLeaks уходили в никуда, потому что почта по-прежнему не работала.

В это время буквально каждая мало-мальски известная личность записывалась в эксперты по WL – достаточно было иметь хоть какое-то отношение к интернету. Например, блогер и эксперт в области социальных СМИ Саша Лобо сидел на диване у Анне Вилль и общался с пиар-консультатном Клаусом Коксом.

В этот день мой телефон начал звонить в восемь утра и продолжал надрываться двенадцать часов подряд: «Здравствуйте, это говорит Москва. Господин Домшайт-Берг, можно ли у вас сегодня взять интервью?» Во вторник ко мне приехали японцы, в четверг я отправился в Кёльн, чтобы выступить на «Штерн-ТВ». В пятницу – на давно запланированное мероприятие Фонда Фридриха Науманна, где меня тоже ждала пресса. Меня пытались найти по всем каналам.

Журналисты отправляли сообщения на «Фейсбук» моей жене и звонили в пресс-службу ее работодателя. Даже итальянец, торгующий на углу, должен был помочь связаться со мной.

Они добивались от меня комментариев. Некоторые больше всего хотели услышать, как плохо я отношусь к WikiLeaks (не зря же я оттуда ушел) и какую свинью я подложил Джулиану.

Конечно, меня удивляло множество невесть откуда взявшихся сторонников Джулиана, которые неожиданно стали бурно выражать свое почтение. Американский журнал «Тайм» включил его список кандидатов в номинации «Человек 2010 года». Победителем стал основатель и шеф «Фейсбука» Марк Цукерберг. Его выбрал редактор. Однако читатели журнала проголосовали за Джулиана, он опередил премьер-министра Турции Реджепа Тайипа Эрдогана.

У меня сложилось двоякое отношение к людям, которые сразу после публикации начали атаковать сайты Почтового банка Швейцарии, систем PayPal, Mastercard, Visa и Moneybookers. Эти предприятия внезапно приняли решение прекратить договор о предоставлении услуг WikiLeaks после того, как проект нажил себе врага в лице Госдепартамента США. Ответственность за атаки взяли на себя ребята из общества «Анонимов». Критика в отношении этих компаний была справедливой, и это была единственная возможность политического вмешательства. Интернет-атаки на сайт шведской прокуратуры показали, что не все так просто.

Журналисты со всего света во главе с Гэвином Макфэйденом из Центра расследовательской журналистики объединились в поддержку Джулиана. На сайте Международной федерации журналистов было опубликовано заявление. В нем говорилось, что Федерация «очень обеспокоена благополучием» Джулиана, ведь «Ассанж вынужден скрываться, потому что против него выдвинуто обвинение в сексуальных преступлениях, якобы совершенных в Швеции».

После публикации депеш австралийское правосудие стало выяснять, можно ли начать судебное преследование Ассанжа. Более четырех тысяч человек подписали письмо с требованием не привлекать Джулиана к суду. Составили его двести политиков, академиков, адвокатов, деятелей искусства и журналистов.

Десятого декабря «Гардиан» опубликовала письмо, под которым среди прочих подписались австралийский журналист Джон Пилджер, писательница А. Л. Кеннеди и бывший дипломат и политический активист Крэйг Мюррей. «Правительство США, а также его союзники и друзья в прессе начали кампанию против Ассанжа, которая привела его в тюрьму по причине сомнительных обвинений, и это грозит ему высылкой. Надо полагать, конечной целью является именно его экстрадиция в США. Мы требуем немедленно освободить Ассанжа, снять с него все обвинения и прекратить цензуру WikiLeaks».

В течение сорока восьми часов 45 тысяч пользователей подписали электронное письмо, размещенное на сайте организации GetUP! 8 декабря. Письмо призывало президента США Барака Обаму и генерального прокурора Эрика Холдера «выступить в защиту презумпции невиновности и свободы слова». Это заявление должно было быть опубликовано в «Нью-Йорк таймс» и «Вашингтон пост».

Журналистка Миранда Дивайн, защищающая политические права, открыто призвала к защите Ассанжа и написала об «особом характере» обвинения, выдвинутого против него в Швеции: «Никто не верит, что Джулиан сидит в британской тюрьме за изнасилование».

Одним из многочисленных новых друзей Джулиана стал Майкл Мур. Он выходил с нами на связь еще после публикации видео «Сопутствующее убийство». Примечательно, что Джулиан считал этого известного режиссера и общественного критика идиотом. По его мнению, Мур был типичным любителем теории заговоров. А он внес залог в 20 тысяч долларов на освобождение Ассанжа из тюрьмы.

Джулиан также мог порадоваться словам инициативной феминистки Наоми Вулф, которая публично за него заступилась. Ее цикл лекций к книге «Дайте мне свободу: настольная книга американских революционеров» Джулиан в разговоре со мной назвал «пустой болтовней».

Ирония состоит в том, что все эти люди – знаменитости, великодушно предложившие Ассанжу свою помощь. Но я точно знаю, кем он считал своих сторонников: полезными идиотами, «юниорами» и выскочками.

А многие из них, наверное, считали особым шиком ходить со значками «Поддержите Джулиана Ассанжа». Они же и без того ликовали всякий раз, когда американцы получали по шапке.

Джулиан заявлял, что его арест – результат «черной» кампании. По его мнению, арест нужен был для того, чтобы окольными путями выслать его в Соединенные Штаты. Когда его отпустили под залог, всех, кто был в зале суда и кто проводил демонстрацию снаружи, охватила бурная радость. Джулиан с электронным браслетом на ноге поднял руки вверх, а потом исчез в загородном доме одного из своих друзей, Вона Смита, на юго-востоке Англии.

У дверей этого дома его ежедневно поджидала толпа сторонников и журналистов. Он объявил, что следующая публикация будет посвящена финансовому кризису и приведет к краху один американский банк, поскольку в документах содержится информация о «неэтичных действиях» и «чудовищных нарушениях». Джулиан сообщил свои фанатам, собравшимся у изгороди, что публикации будут появляться быстрее, что организация по-прежнему сильна и готова даже к «отсечению головы». Я задавался вопросом, о каких материалах он говорит, каким образом он их получил и где хранил. Надеюсь, что во имя благополучия всех участников он надежно их спрятал.

Между тем после обнародования депеш Джулиан был уже не столь агрессивен в своих публичных высказываниях, как несколько месяцев назад. Няня давно советовала ему нанять консультанта по связям с общественностью.

Кроме того, на самом веб-сайте появились новые осторожные формулировки. Вместо «передача секретных материалов на WikiLeaks надежна, проста и охраняется законом» теперь стоит «передача материалов нашим журналистам защищается законом в самых демократичных странах». Что касается передачи документов, то здесь появилась новая пометка: «WikiLeaks принимает широкий спектр материалов, но ничего не требует целенаправленно». И слово «секретный» исчезло из описания предпочитаемых документов.

Когда я вижу теперь Джулиана в новостях или на фотографиях, он мне кажется постаревшим. С его лица исчезла та немного детская, озорная улыбка. Джулиан выглядит опрятно, я бы сказал, лучше прежнего, но он стал похож на большого начальника. С рюкзаком за плечами и в старых джинсах он был симпатичнее.

Меня тем временем пригласили для интервью на канал «Штерн-ТВ», так что я снова мог взглянуть на этот телевизионный цирк с другой стороны.

Перед началом программы гость сидит в маленькой комнатке и ждет сигнала. Вместе со мной на передачу был приглашен швейцарец Томас Борер в качестве эксперта. Он известен тем, что 2002 году бульварная пресса набросилась на него с несправедливыми подозрениями, из-за чего он с большим скандалом был отозван с дипломатического поста в Берлине.

Борер вышел из своей кабинки и приветствовал меня словами: «Я высоко ценю людей, обладающих гражданским мужеством». Затем продолжил: «Особенно потому, что мне его тоже приписывают». Он производил впечатление подчеркнуто расслабленного человека, типичного государственного деятеля. Грудь немного вперед, голос звучный.

Для предварительного обсуждения передачи мы встречались в кабинете Гюнтера Яуха. Я и Борер разместились в креслах, и я настроился удовлетворять любопытство знаменитых немецких журналистов.

Я чувствовал себя немного маргиналом по сравнению с другими гостями Яуха и думал, что сейчас он начнет меня расспрашивать. Он объяснил план передачи на пальцах в нескольких предложениях: «Сначала я спрашиваю вас, потом вас, и мы не спеша развиваем тему». Затем Яух и Борер начали обсуждать действительно животрепещущие вопросы: они говорили о виллах, о ценах на Цюрихском озере, на Швиловском озере, а также в Потсдаме.

Мне было скучно. Снаружи происходило крупное, серьезное разоблачение, а здесь обсасывалась стоимость недвижимости на берегу озер в больших городах.

Журналисты теперь хотели услышать от меня критику. Я был осторожен. Чем более общими и нейтральными были мои ответы, тем более наводящими становились вопросы. Я пытался не дать себя раскрутить.

Чего не хватало нашим дебатам, так это разделения критики WikiLeaks на отдельные пункты. Все это слишком сложно, чтобы обойтись парой ярких цитат.

Конечно, большинство поддерживало Джулиана. Это настоящий скандал: американские политики и журналисты перед камерами призывают убить Джулиана. Прежде всего, нужно предотвратить его экстрадицию в США. Это стало бы плохим прецедентом, такого поворота нельзя допустить. Но как можно было высказываться против того, чтобы он предстал перед обычным судом в Швеции и там объяснился, мне не понять.

Джулиан не может и не имеет права уклониться от преследования, которое никак не касается WikiLeaks, а только его личной жизни и двух женщин. Это было бы очевидное злоупотребление властью. Такое же злоупотребление, как и те, которые WikiLeaks в других случаях пытался предотвратить.

В одном австралийском репортаже Джулиан предстает перед зрителем после выступления в шоу Ларри Кинга. Его взгляд блуждает по его собственным фотографиям в иностранной прессе. Затем он произносит задумчиво: «Теперь я в этой стране неприкосновенный».

Журналист переспрашивает: «Неприкосновенный?»

Джулиан повторяет: «Неприкосновенный».

Журналист говорит: «Не слишком ли высокомерно?..»

Сначала кажется, что Джулиана рассердил этот вопрос, затем он расслабляется и переводит все в шутку: «Ну, на пару дней».

Нет, Джулиан. Неприкосновенных не бывает. У меня просто в голове не укладывается, как такая мысль может кому-то хоть на секунду прийти в голову.

Я желаю всем участникам, чтобы расследование в Швеции пришло к справедливому заключению. Здесь-то что предотвращать? Швеция не славится народным самосудом, подверженностью американскому влиянию или непрозрачными судебными разбирательствами. Если Джулиан ни в чем не виноват (а я исхожу из этой предпосылки), то ему и бояться нечего.

Между тем полиция Австралии прекратила следствие по делу WikiLeaks, поскольку не выявила нарушений австралийского законодательства. Однако в США все обстоит иначе, Джулиана и его сторонников пытаются затащить под суд, чтобы помешать дальнейшим публикациям. Юристы до сих пор спорят о том, можно ли по закону предъявлять такие обвинения и не следует ли из них, что нужно тогда уж заявить и на все СМИ, которые публикуют документы. Это противоречит Первой поправке конституции и нарушает свободу слова.

Против Джулиана можно было бы возбудить дело по обвинению в нарушении «Закона о шпионаже», который он сам нам раньше зачитывал. Но для этого Министерству юстиции нужно доказать, что Джулиан действовал с намерением нанести вред США. Я не представляю, как можно это доказать. Я не юрист, но считаю такое обвинение абсурдным и даже опасным.

Теперь Госдепартамент пытается доказать активную роль Джулиана в получении информации. Это означало бы, что его можно привлечь к ответственности как сообщника осведомителя, сняв таким образом подозрения с сидящего в следственном изоляторе Мэннинга, который обвиняется в передаче документов. Если бы Джулиан сыграл в этом активную роль, то поступил бы против всех наших принципов.

Разумеется, никого не следует привлекать к ответственности за публикацию информации, будь то разоблачитель или платформа вроде WikiLeaks. Разработка соответствующего закона – возьмем для примера инициативу IMMI – это дело, за которое должны бороться все журналисты, издательства, политики и демократы.

С другой стороны, я, вне всякого сомнения, считаю публикацию депеш важным и нужным делом. И я в любую секунду готов броситься на амбразуру, чтобы защищать тех, кто принимал в нем участие.

Когда некоторые СМИ, чаще те, кто участвовал в публикации, утверждают, что в депешах нет важной информации, я задаюсь вопросом: что эти люди считают важным, неужели они имеют в виду только результаты футбольных матчей и светские сплетни? Неужели то, что министр обороны Ливана надеется, что Израиль нанесет удар по его стране, чтобы начать операцию против «Хезболлы», не достойно внимания? Ведь также интересно, что мировая держава США не только политически и публично все время вредит ООН, но и постоянно пытается прослушивать. И что госсекретарь Хиллари Клинтон просит своих дипломатов собрать информацию о ключевых лицах в ООН, в том числе пароли от электронной почты, биометрические данные и номера кредитных карт. И что бывший вице-президент Афганистана сбежал в Дубай с чемоданом, в котором лежали 52 миллиона долларов наличными (и как только он уместил столько денег в чемодане?), а затем снова скрылся – это очень даже заслуживает освещения в прессе.

Лично меня, как гражданина Германии, интересует, что руководитель аппарата Свободной демократической партии Гельмут Метцнер передавал информацию американцам. Газеты с радостью пишут и о куда менее значимых фактах. Конечно, всем известно, что люди лгут и предают, шпионят и дают взятки, – прекрасная отговорка, чтобы никогда больше не заниматься политикой. Но неужели и вправду все выключают вечерние новости со словами: «Ах, я всегда знал, что кругом война и люди жестоки?»

Еще больше меня удивляют консервативные сторонники непрозрачности. Те самые, которые твердят всему миру, как важно сохранять в тайне то, что является тайной. Существует старая безобразная традиция, которая появилась в том числе благодаря немецкой внешней политике, – отметать стремления к дискуссии и гласности, ссылаясь на высшее, требующее бережного отношения благо. В этой связи я еще ни разу не слышал по-настоящему весомого аргумента. Я твердо убежден, что от народа не только можно, но и нужно многого требовать. Население нельзя ни обманывать по поводу того, что немецкие солдаты где-то на планете воюют, ни ограждать от мировых конфликтов и проблем. Это патерналистская, элитарная чушь, и я считаю необходимым бороться за прозрачность и разнообразие информации.

Однако публикация депеш связана с некоторыми проблемами. Первая касается партнеров в прессе, обладающих эксклюзивными правами. Я совершенно не поддерживаю позиции политолога Герфрида Мюнклера, выступавшего в журнале «Шпигель» против публикации депеш. Но в своей критике он отмечает очень важную вещь: тот, кто возмущается монополией органов власти на хранение тайн, должен задаться вопросом: действительно ли эти тайны переданы в распоряжение общественности? Или же они просто сменили сторожа? Секреты, которые раньше были известны только Министерству иностранных дел США и военным, теперь оказались в руках медиамагнатов и Джулиана Ассанжа. Теперь они решали, что достойно внимания, а что нет. Нынешняя стратегия осуществления публикаций имела мало общего с основополагающими принципами WikiLeaks. Даже вовсе ничего общего, как мне кажется.

Уже несколько недель по миру явно ездят люди с заданием предложить ранее засекреченные депеши разным СМИ. Среди них Юханнес Вальстрём из Швеции. Вальстрём – сын Исраэля Шамира, известного антисемита русско-еврейского происхождения, отрицающего холокост. Кристинн публично заявлял, что Вальстрём и Шамир «состоят в команде WikiLeaks». Я думаю, Джулиан знал, кого принимает на борт. Так или иначе, мы давно поддерживали контакт с Шамиром.

Когда Джулиан узнал о политических убеждениях Шамира, он просто предложил ему сотрудничать с WL под псевдонимом. Однажды он назвал тексты Шамира «действительно очень умными». Джулиан никогда не казался мне антисемитом, самое большее – он был критиком Израиля, но только в отношении политики руководства страны. Понятия не имею, почему он терпит в своем ближайшем окружении воинствующего антисемита.

Судя по всему, Вальстрём передал депеши различным скандинавским изданиям, в то время как его отец взял на себя российский рынок. И хотя пять медиапартнеров WL продолжают утверждать, что не платили никаких денег, по крайней мере, шведская газета «Афтонбладет» открыто призналась, что заплатила за право ознакомиться с депешами. Все остальные газеты, в том числе российские, отказываются предоставлять информацию о сделках.

Бизнес – это всегда некрасиво. Гораздо хуже другое: не исключен вариант, что кто-то использует возможность ознакомления в собственных целях, не связанных с публикацией.

Также, на мой взгляд, сомнительно, чтобы заинтересованное лицо пожелало взглянуть на депеши лишь для предотвращения публикации в случае их неудобного содержания. В истории полно примеров, когда документы по чьей-то воле навсегда исчезали в сейфе.

OpenLeaks

Семнадцатого сентября 2010 года, через два дня после нашего ухода, был зарегистрирован домен для нового проекта. Но мы уже давно продумывали, как будет выглядеть новая разоблачительная платформа, как она будет работать и насколько мощно. Особенно в тот период, когда я вместе с одной сторонницей WL работал над концепцией заявки в Фонд братьев Найт.

Мы постоянно делились с Джулианом новыми идеями по поводу дальнейшего развития как технической стороны проекта, так и его содержательной части. Джулиану это было не очень интересно. Он чаще говорил о своих собственных мыслях по поводу будущего WikiLeaks. Охотнее всего он публиковал бы одну утечку за другой, используя самые агрессивные и конфликтные методы. Казалось, его не занимали ни техническая разработка платформы, ни обсуждение содержания публикуемых на ней документов. Возможно, он из тех людей, которые ничего не планируют заранее.

Основная проблема WikiLeaks заключалась в том, что проекту приходилось одновременно выполнять слишком много требований. WL сам по себе отображал целый процесс раскрытия информационных тайн: источники загружают документы на платформу, команда WL устраняет метаданные, проверяет полученные сведения и описывает содержимое в анонсах. В конце все публикуется на веб-сайте.

В какой-то момент стало невозможно справляться со всем этим сразу. Нас просто завалили письмами. Для того чтобы их разобрать, требовалась сотня помощников, работающих в постоянном контакте друг с другом. А нам еще все время приходилось решать: какие документы должны увидеть свет? Какие материалы вместе с тысячами других окажутся погребенными на нашем сервере? Эти решения в итоге стали для нас непосильной задачей. Вероятно, мы разочаровали многих информаторов, которые пошли на риск и до сих пор ждут, что их мужественный поступок будет вознагражден, а также тех, кто содействовал нашей организации, надеясь сделать ее лучше.

Процесс выбора – это всегда цензура. А цензура – понятие политическое. По сути, цензура начинается уже тогда, когда участники проекта договариваются о темах и о том, к каким именно проблемам привлечь общественное внимание. Сегодня никто не будет спорить, что WL способен наделать шуму. Но WikiLeaks собрал слишком много нитей в одних руках, в руках Джулиана Ассанжа. Так мы превратились в игрока мирового значения на политической арене. Больше и речи не могло быть о нейтралитете. А ведь мы когда-то клялись его соблюдать. Это был один из основных принципов WL.

Однажды нам пришлось начать поиски партнеров в прессе, это был необходимый шаг. Но выбирать, с кем именно мы будем сотрудничать, Джулиан хотел единолично. Затем он выражал явное намерение исключить кого-то из списка партнеров, потому что ему не понравилось освещение событий. Таким образом он косвенно принуждал журналистов хорошо отзываться о WikiLeaks. Конфликты с редакциями газет оставили за собой много выжженной земли. Так не могло идти дальше.

Меня уже давно мучил вопрос: до какой степени платформа может отдавать должное потребностям наших разнообразных источников? На WL поступали документы со всего мира и по самым разным темам: от коррупции в городской управе немецкого городка и освободительного движения в Восточном Тиморе до американской внешней политики. Действительно ли решение всех этих проблем заключалось в одной-единственной платформе для всех тем? Мы превратились в галантерейный магазин или даже хуже – в гигантский супермаркет секретных бумаг. А специалистов и ресурсов у нас при этом хватало разве что на маленький компьютерный магазинчик.

Разумнее было сосредоточиться на сильных сторонах. Наша концепция заключалась в том, чтобы предоставить только платформу для осведомителей. Это уменьшало опасность, что кто-то сосредоточит управление системой в своих руках.

Таким образом, с OpenLeaks мы пошли новым путем. Мы разделили ответственность между теми, кто обладает должной компетенцией. То есть получением документов и их публикацией занимаются разные люди, что позволяет избежать ситуации, когда слишком много решений принимается в одном месте. Кроме того, это избавляет ответственных лиц от искушения самостоятельно влиять на политические процессы.

Информация и решения по поводу того, что с ней делать, традиционно находятся в руках тех, кто имеет больше опыта. В первую очередь на ум приходят СМИ. Однако нашими партнерами могут стать также неправительственные организации, профсоюзы, школы журналистов. Все они умеют освещать события. Их профессиональные навыки позволяют анализировать секретные материалы и решать, в какой форме публиковать выводы: как классический репортаж или как полноценное собрание документов.

Даже процесс принятия решений о том, кто из потенциальных партнеров должен получить документы, мы надежно оградили от постороннего вмешательства. В данном вопросе для нас есть только одно лицо, чье слово – закон: сам источник.