Черный кот на рояле, или В возбуждении уголовного дела отказать Башкиров Григорий

Делаю знак Краснову, но он сам все слышит и, спрыгнув с подоконника, не торопясь, проходит поближе к двери.

Альберт поднимается из-за стола и зачем-то останавливается в центре дежурки. Внутрь, продолжая отряхивать с одежды влагу, уверенно заваливают двое крепких парней, лет по двадцать с небольшим, скорее всего уже отслужившие в армии.

– Ну и вонища у Вас, Альберт Вениаминович, – насмешливо замечает Игорь, а это наверняка он и есть, судя по наглости, – прибраться бы не помешало. – Здоровается с Альбертом за руку. Тут же бесцеремонно протягивает раскрытую ладонь мне. – Здорово, будем знакомы, Игорь.

Я машинально отвечаю на рукопожатие. Ладонь у Игоря жесткая и сильная, и моя рука сразу попадает в клещи. У некоторых есть привычка или, правильнее сказать – понт, сдавливать при приветствии ладонь оппонента до синевы в лице и слез. Непонятно, правда, что этим доказывается, кроме собственного идиотизма. Я, как человек не слабый, не уступаю. Мы так стоим, как склеенные, впившись глазами друг в друга. Улыбочка сходит с его лица, и оно розовеет.

– Все, ничья! – первым сдается Игорь, сжимая и разжимая затекший кулак. – Молоток, против меня мало, кто выдерживает.

«Вот наглец, такой без мыла, куда надо пролезет. Подфартило Альберту, слов нет».

– Познакомься, Вениаминыч, это Максим – мой друг, – показывает на второго парня, в напряжении застывшего около входа. – Заходи, Макс, не стесняйся.

Игорь по-хозяйски подходит к окну и, отодвинув штору, ставит на подоконник объемистый полиэтиленовый пакет.

– Это, как обещал, – поясняет он.

– Ну, что за тема? Зачем вызывал? – продолжая улыбаться, Игорь смотрит на Полякова.

– Рановато подошли, придется немного подождать, – мямлит почему-то растерявшийся Альберт.

– Игорь! Так давай попозже подвалим, – говорит, как мне кажется, просекший ситуацию Макс. – Чего в этой вони сидеть?

«Нет, ребятки, никуда вы отсюда не выйдете, приплыли…»

– Альберт, пока, говоришь, время есть, одолжи твоих знакомых минут на пять понятыми. Их как раз двое. А то в такую погоду кого-то на улице искать – больно стремно. Поможете? – обращаюсь уже к Игорю.

– А без вопросов! Всегда готов родной «рабоче-крестьянской» помогать. Куда идти?

– Вот он, – указываю на Леху, – отведет, а я следом за вами.

Краснов, подталкивает упирающегося Максима вперед, я следую за добродушным и наивным Игорем. «Щелк» – за нами закрывается замок двери в наш отсек. Все. Теперь отсюда никуда не денешься без сторонней, нашей то есть помощи. Замок сконструирован лично Воробьем, как и дверь, и отличается крепостью и надежностью.

В углу коридора с трудом различимая, нахохлившаяся тень Семенова.

Проходим очень близко, отчего он еще больше вжимает голову в плечи и прячет лицо за поднятый воротник куртки. «Молодец, конспиратор, пока ведет себя, как надо». Дед и Петя в ожидании сидят за столами. Воробей оперся плечом о шкаф и канцелярской скрепкой ковыряет заусенец на пальце.

– Они? – зачем-то переспрашивает дед. – Кто из вас Игорь? Ты? Тогда проходи сюда. Толя, другого к себе забери.

– Пошли. – Воробей берет Максима под локоть.

– А в чем собственно дело? – Максим быстрым движением высвобождает руку и, не спуская глаз с Воробья, пятится к выходу.

В движении Максима я мгновенно определяю характерную сноровку борца.

– Тебе, что еще объяснять все надо? – встревает Петя. – А ну, пошел!

Петя решительно двигается к Максу. Секундное замешательство.

– Можно и поговорить, куда идти? – снисходительно сдается тот.

– Не беспокойся, отведут! – Петя подталкивает уже не рыпающегося Макса в спину и, открыв перед ним дверь, выпихивает в коридор. Воробей, нарочито не спеша, выходит следом.

Поднявшийся со стула Ермолин, подходит вплотную к Игорю.

– Ну, что, красавец, коль жизнь свела, давай ближе знакомиться.

– Вы мне можете объяснить, что произошло? Я сюда к знакомому пришел. Если не знаете, то я внештатный сотрудник милиции. Спросите у Полякова.

– Верю, верю, – скороговоркой произносит дед. – И что милиции в ущерб своему здоровью день и ночь помогаешь, и что учишься – все знаем.

Только, Вас, юноша, агитировать за Советскую власть я не намерен. Рассчитываю на полное взаимопонимание. Посему отвечайте мне искренне и не лгите. Итак, откуда у вас взялись вот эти симпатичные часики?

Мухин, не моргая, смотрит на дедов стол. Ермолин делает знак, чтобы я продолжал беседу, а сам выходит из кабинета.

– Игорь, давай быстрее соображай!

– Нашел я их, – наконец, неохотно выдавливает он.

– Тогда следующий вопрос напрашивается сам собой: когда и где?

– Дайте вспомнить. Точно, вчера вечером у входа в кафе «Снежинка». Я по дороге в общагу выпить захотел. Вижу, они лежат прямо на ступеньках. Я поднял и заходить в мороженицу не стал.

– А сколько времени было?

– Точно не помню, но уже поздно. Темно на улице. Я вчера вместе с Альбертом Вениаминовичем у него на участке почти до конца работал.

Снимаю телефон.

– Альберт, Игорь у тебя вчера работал?

– Да, был.

– До которого часа?

– Точно не могу сказать, но я около девяти на заявку ушел, он там оставался. К себе больше не возвращался, сразу после заявы в отделение разоружаться пошел.

– А кто опору закрывал?

– Ключи у старшего ДНД есть.

– Спасибо, пока все.

Перевожу взгляд на Мухина.

– Так, когда ты с опорного пункта ушел?

– Не могу сказать, не помню.

– Так ты в общежитии проживаешь?

– В основном да.

– Когда в общежитие вчера вернулся?

– А я там вчера не ночевал, – после некоторой паузы, решил не врать Игорь.

«Соображает, что мы можем легко это проверить».

– Где же ты ночевал?

– У девчонки знакомой, но ее я не назову.

– А как ты у нее оказался?

– По пути случайно встретил.

– А зачем часы Альберту продал? Носил бы сам.

– Деньги нужны были срочно. Не пойду же я с ними на рынке стоять.

– Максима давно знаешь?

– Около двух лет, когда после армии в училище поступил. Он курсом старше учился.

– Вчера с ним виделся?

– В училище.

– Зачем сегодня он с тобой в милицию пришел.

– Просто за компанию. Мы на танцы вечером собирались. Тут Поляков звонит, просит подойти. Дождался я Макса и вместе с ним сюда. Думали ненадолго.

«Все пока излагает очень логично, не подкопаешься. А о чем это говорит? О том, что внутренне готов к подобной ситуации и вопросам. Ответы по стандарту отточены: нашел, не видел, не помню, не знаю!

Прекрасно осознает, что по одним часам никто его официально не задержит. Других вещей у него определенно нет. Да и что от него можно ожидать, если постоянно возле милиции крутится. Надо что-то придумать».

– Ладно, вот распишись здесь. – Пододвигаю к нему лист объяснения и жду, пока Мухин скрупулезно изучит документ и поставит свой автограф. – Теперь подождешь в дежурке.

– Альберт, давай этого в камеру.

Альберт бросает мне ключи.

– Запри сам, если не трудно.

Перед тем, как зайти за решетку, Игорь поворачивается.

– Что же это Вы так подставляете, Альберт Вениаминович? Спросили бы сами, все как есть бы рассказал.

– Сиди пока. Люди умные (это про нас) во всем разберутся и если не при делах, отпустят, – не совсем уверенно говорит Альберт и нарочито усердно «зарывается» в бумаги.

Дед нервно прохаживается по кабинету и курит.

– Ну, что у тебя?

– Пока глухо, как в танке. – Без энтузиазма отвечаю я. – А у Воробья?

– Схожая ситуация. Тот вообще непонятно, с какого боку. Ты Семенова пока в ленинскую комнату пересади, нечего под дверьми крутиться.

– Как скажешь.

– Это он – Андрей! Я его сразу узнал! – Быстро шепчет Семенов.

– Который? – я также перехожу на шепот.

– Тот, что повыше. Он сейчас там. – Виктор Николаевич тычет пальцем в сторону дальнего кабинета.

– Это Максим что ли?

– Я же говорю, Андрей. Ну, тот, который с нами в кафе почти до конца сидел, Валин одноклассник.

– А чего же ты сразу не сказал?

– Вы сами велели тихо сидеть и не высовываться.

– Ну да, было такое, – вынужден согласиться я. – Но сообщить как-то мог пораньше. Ладно, эту тему мы проехали, поэтому пойдемте и пересядем в другое место. Здесь находиться для Вас опасно. – Намеренно пугаю Семенова, чтобы ни расслаблялся и не верещал.

– Вот здесь и будете находиться, – открывая дверь ленкомнаты, говорю я. – Прессу свежую почитайте, журнал вот «Советская милиция» интересный. Короче, будьте, как дома, а я скоро подойду.

– Что думаешь предпринять? – увидев меня, интересуется Владимир Александрович.

– Андрея колоть до одного места.

– Ты его сперва достань.

– А чего его доставать, если он у Воробья сидит.

– Не понял юмора!

– Семенов его сразу опознал.

– Так какого ж … ты мозги компостируешь?!

– Я сам только узнал.

Дед пару минут молчит, потом переводит взор на Леху.

– А ты, какого такого же…расселся, как у тещи на блинах. Если делать нечего, иди в шкафу порядок наведи, а то дверцу не открыть, дерьмо сыпется. И аппарат этот проверь.

– Дед, ты это серьезно, – сразу встряхивается Краснов.

– Нет, шучу.

– Тогда я мигом, – радостно вопит Краснов и бросается к платяному полированному шкафу.

– Пошли к Воробью, ситуация в корне меняется. Может, сейчас и ухватим рыбку за пипку, – рифмует на ходу Ермолин, и вот уже его тяжелая поступь громоподобно продавливает раздолбанные доски пола в коридоре. Чуть не получив по лбу захлопнутой с силой дверью, успеваю проскочить следом.

Дед рывком, чуть не сорвав с петель, открывает дверь из– за которой, не смолкая ни на секунду, слышится громкий фальцет Воробья. Толя ястребом завис над задержанным. Вся его хищная поза, несомненно, преследует цель вызвать страх и ужас у собеседника. Резкая, отрывистая речь неприятно бьет по перепонкам. Сбоку, поставив согнутую в колене ногу на стул, и с очень недобрым лицом возвышается Бритвин. Несмотря на явный психологический пресс, Максим Разин остается невозмутим. Увидев нас, выдохшийся Воробей распрямляется и отходит в сторону.

– Ну, что нового? – сурово выпучив глаза, спрашивает дед.

– Звездит, как сивый мерин. Ничего не видел, ничего не знаю…Урод!!

– Ну, ты потише, Толя, а то Андрей еще возьмет и обидится. Или как там тебя правильно? К тебе обращаюсь! – повышает голос.

– Молчишь?…А может, поговорим по душам, Андрюша. Ты кто вообще, Андрей или Максим? Просвети пожилого человека. Будь добр!

– Максим я, – сквозь зубы цедит Разин.

– Вот и чудненько! Значит, твой корефан не врет, – начинает блефовать Ермолин. – Так поговорим? Игорек, тот очень разговорчивым оказался. И про «Снежинку» поведал и про все остальное.

– Не знаю, что он вам наплел со страху, я не при делах, – не поднимая головы, усмехается Разин.

– Как не при делах? Мужичок, которого вы нагрели, тебя обязательно опознает, что тогда петь станешь?

– А что петь? Действительно пил вчера вечером с каким-то мужиком в «Снежинке». Ну и что? Нельзя, что ли?

– Почему же нельзя, пей, гуляй на здоровье! Только зачем доброго человека опосля по голове дубасить? За все хорошее? И выпить поставил и угощал, денег не жалея. Не по-людски получается, Андрюша, или как тебя там? И скажи мне по секрету, что за дамочка с вами была? Говорила ведь, что ты одноклассник ее.

– А кто ее знает. Может, и учились когда. Лицо показалось знакомым, вот и подсел на свою голову. Кто она такая, я не знаю. Пусть сама расскажет.

– Значит, моим словам ты не веришь! Ведь не веришь, правда? Рассказать все, как было, в узком кругу не желаешь. Ладушки! Не хотел я спешить, но… Короче, готовься к очной ставке! – многозначительно произносит дед. – А куда прикажешь деваться? Показания ваши с Мухиным разняться. Так, что держись!

– Толя, ты пока запиши всю эту ахинею, а минуток так через двадцать ко мне заведешь. Если все-таки одумается – позовешь.

– Хорошо держатся, черти, интересно работать – дед потирает руки.

– А о чем это говорит? А говорит о том, что с доказательствами у нас, мягко говоря, хреново, и они это прекрасно чувствуют. Вот возьмут и не расколются, что тогда делать будем? Отпускать с миром?

– А если семерку подключить, сразу на остальных выведут. – Из-за шкафа подбрасывает умную мысль Краснов.

– А ты ее в глаза, эту наружку, когда видел? – спрашиваю я.

– Ну, не работал с ними ни разу, и что?

– А то, что не в Министерстве или Главке трудишься и удовольствие это дорогостоящее не для нас смертных. Пойди, в плане эксперимента заикнись об этом Сокову, – ухватившись, не отпускает тему Ермолин. – Куда он тебя пошлет? Правильно. Да еще кликуху типа Штирлиц приклеит на всю оставшуюся. Посему будем рассчитывать только на себя и обходиться наличными силами и средствами.

– Леха, ты готов?

– Все, как в аптеке!

Дед придирчиво осматривает шкаф.

– Дверца случайно не откроется? – крутит створку на петлях.

– Никак нет, товарищ майор! – дурачась, рапортует Краснов.

– Кончай веселиться, готовься.

Краснов ставит внутрь шкафа небольшой табурет. Сосредоточенно вставляет новые батарейки в кассетный магнитофон «Романтик», почему-то выданный нам под названием «спецтехника». Тут же стандартно проверяет запись: «алле, алле, раз, два, три, раз, два, три …» и, сграбастав его под мышку, лезет в шкаф.

В соседнем кабинете приводится в рабочее состояние прослушивающее устройство, задуманное и внедренное в жизнь изобретательным Воробьем, представляющее собой аккуратно высверленное отверстие в стене, прикрытое в соседнем кабинете картой мира, служащей, по гениальному замыслу Птицина, одновременно мембраной, усиливающей звук. Чтобы данная система начала действовать, необходимо вытащить из дыры плотно подогнанную пенопластовую пробку-затычку и с этой же стороны вставить обычную воронку, к которой впоследствии прикладывают ухо. Всю эту сложную комбинацию, включая шкаф с Лехой, именуем «Музыкальной шкатулкой».

А совсем недавно неугомонный на выдумки Птицин выдал на поток свое новое изобретение – полиграф или, в простонародье – детектор лжи, предельно простой в устройстве и эксплуатации прибор. Основу его составляет купальная резиновая шапочка с двумя приклеенными клеммами, от которых тянутся тонкие проводки в небольшую коробочку с лампочкой. А уже от нее один тайный провод – под крышку стола к маленькой кнопочке. В случае сомнения в правдивости оппонента, он подвергается проверке на детекторе лжи.

С надетой на голову смешной шапочкой с проводами интересующий нас индивид помещается на обычный стул, и ему задаются конкретные вопросы. Если ответ кажется не вполне искренним, под столом оператора нажимается кнопочка и лампочка ярко загорается, что подтверждает факт постыдного вранья. Однако, амплитуда его использования ограничена только очень пьяными или чересчур доверчивыми лицами. Хотя и это хорошо.

А все вместе нестандартные ходы и выдумки, реализуемые в интересах нашего дела, называются оперативными комбинациями.

Они зачастую хромают не в ногу с законом – но, что прикажете делать?

– Готово, – докладываю я как старший у воронки.

– Как договорились, – в последний раз инструктирует дед. – Ты, Петро, прямо сейчас приводишь Мухина и ждешь за стенкой. Затем Воробей приводит Максима. Как только я заговорю про часы, сразу звоните мне по телефону. Понятно? Не напутайте ничего.

Дед подходит к шкафу и стучит согнутыми костяшками пальцев по стенке. – Леха, ты живой там? Что делать, знаешь?

– Знаю, не в первый раз, только душновато здесь.

– Потерпи, сынок, Родина тебя не забудет. Ну, как бывало, говорил товарищ Буденный – по коням!

Я прилипаю ухом к раструбу. Довольно хорошо слышу негромкое покашливание деда и шелест бумаги.

– Проходи, садись, – голос Ермолина строг и спокоен.

– Толя, можешь заводить, – говорит по телефону.

В коридоре слышу шаги.

– Разрешите, товарищ майор.

Да. Птицын, посади Разина вот на это место, а сам сходи в дежурку и подними сводки по городу за последний месяц. Выберешь аналогичные преступления. Выполняй.

– А, как же Вы один?

– А, что я? Куда они с подводной лодки денутся. Ступай спокойно.

– Есть! – На полном серьезе выпаливает Воробей и выходит.

– Так… – медленно произносит дед, – поскольку в ваших показаниях имеются существенные противоречия, между вами, Разин, и вами, Мухин, проводится очная ставка. Предупреждаю сразу – вопросы задаю я. Ваше дело – на них правдиво отвечать. Без моего разрешения переговариваться и, тем более, перемигиваться нельзя. Поэтому, в избежание недоразумений, Мухин, повернитесь к Разину спиной, – вводит дед в процедуру не предусмотренное законом новшество.

Он рискует. Расчет на удачу изначально строится лишь на профессиональном мастерстве убалтывать собеседника и природной нахрапистости и наглости Ермолина. Сейчас главное не дать им самостоятельно раскрывать рот и соображать.

– Итак, вопрос к Разину. Знакомы ли Вы с Мухиным? Когда и при каких обстоятельствах познакомились? Отвечайте, Разин.

Разин: – Около двух лет назад. Мы вместе учимся в речном училище.

– Хорошо, – дед, видимо, записывает. – Тот же вопрос к Мухину.

Мухин: – Подтверждаю.

– Встречались ли Вы вчера с Мухиным? Если встречались, то, в какое время и где?

Разин: – Встречались в училище.

– Где вы были вечером в период с 21 до 23 часов?

Разин: – Заходил в «Снежинку», потом пошел в общежитие.

– Хорошо, так и запишем. – Слышно, как Ермолин скрипит пером. – Вопрос к Мухину. Вы в своих показаниях сообщили, что вчера около 22 часов Вы также были в «Снежинке» вместе с Разиным. Молчите Мухин!! – резко обрывает дед Игоря, по-видимому, готового к громогласному опровержению. – Я еще не закончил. Вам я предоставлю слово. Так вот, вечер провели с Разиным, и он передал Вам часы…

Я делаю Бритвину сумасшедшую отмашку рукой. Условный сигнал получен! Находящийся в состоянии повышенной боевой готовности Петя, молниеносно набирает две цифры местного телефона, и…

– Вот эти, самые, – продолжает блефовать дед. Вы подтверждаете?

Телефонный звонок звучит, как никогда громко.

– Минуточку… – Ермолин хватает трубку. – Нет, сейчас не могу, у меня очная ставка! Что значит срочно?! – искренне возмущается он. – У меня, в конце концов, задержанные. Я не имею права их оставить!! Ну, вообще, никуда не денутся, – неохотно соглашается дед. Ну, хорошо, под Вашу, товарищ генерал, ответственность, – сдается окончательно.

– Я на секунду, сидите тут тихо! Не слышали что ли – генерал вызывает! – сурово предупреждает Ермолин и торопливо выходит, намеренно громко стуча подошвами.

Я, просто сливаюсь с воронкой. В кабинет на цыпочках, смешно выгнув ноги в коленях, протискивается дед и застывает у входа.

Разин: – Ты, дебил, всех валишь?

Мухин: – Неужели не врубаешься, что мент на понт берет?!

Разин: – Молчи, урод! Часы тебе тоже мент подкинул? Я для чего их отдал, чтобы в ментовке ими светил? Как они здесь очутились?! Заткнись и не перебивай! Слушай сюда! Выпутывай из этой истории сам. Я ничего не знаю! Понял?

Я напрягаю слух, одновременно отпихивая Воробья, тянущегося к воронке.

Мухин: – А почему я один? Я этого мужика пальцем не тронул. По чайнику я его, что ли, лупил? А все вещи ты с Риткой забрал. Эти часы как подачку бросил!

Разин: – Мало, выходит, врезал ему, гасить надо было, чтобы не оклемался. А про Ритку, паскуда, забудь!! Ты…ты, что, охренел, что ли!!!..Вы тут, что все охренели!!!.. – кричит в полный голос Максим.

Одновременно, заглушая его вопли, раздается треск ломаемых деревянных конструкций и восторженный крик Краснова.

– Стоять!..Лежать!!.. Ни с места, гады!.. Ну, что, поймал вас с поличным! Все записано!..Привет!.. Приплыли!!.. Гитлер капут!!!

Всей кодлой вваливаемся в кабинет. У шкафа, с выломанными напрочь дверцами, потрясая взлохмаченной головой, радостно скачет пропотевший до нитки Леха, крепко прижимая драгоценный магнитофон к пузу.

Взвинченный до предела Воробей с размаху бьет опешившего Макса в ухо и за шиворот, волоком, при помощи Петра, тащит его вон.

До смерти перепуганный Игорь, успевает закрыться руками, но падает со стула от точной, дедовой плюхи.

Я встряхиваю его и сажаю на место.

Ермолин не спеша закуривает и усаживается за стол.

– Дед, думаешь легко в шкафу дохнуть, – никак не может успокоиться Краснов. – А тут, еще кто-то из вас дверцу на ключ закрыл, пришлось напрягаться.

– Ладно, остынь. Шкаф наверно я по привычке захлопнул. Сейчас иди, оформи звукозапись, как вещественное доказательство, – продолжает блефовать Ермолин.

– Ну, что, Игорек? Теперь разговаривать по существу будем? Ты не обижайся, как девочка. Подумай лучше, стоит ли паровозом идти. Я слышал все. Разин тебя, как соплю по стенке размазывал, давил, как щенка последнего! Ему-то что, он ничего не знает и часы не его, так на суде и заявит. А ты давай, молчи дальше – один и сидеть будешь, за всех. Думаешь, на зону попадешь, поможет кто из них? Да ни в жизни! Кому ты нужен. Ведь ты не блатной. Вот и будешь срок чуханом коротать, а то и что похуже случиться может. Понимаешь, о чем я толкую? Я же тебе скажу следующее: уверен, крови на тебе нет, по уши во всем этом дерьме ты тоже не погряз – так всю жизнь с боку-припеку. Если откровенный разговор будет, обещаю, до суда не арестуют – под подпиской о невыезде ходить будешь. А это великое дело. Кроме того, явка с повинной, чистосердечное признание и помощь следствию являются обстоятельством, смягчающим наказание. Статья 33 Уголовного кодекса. Можешь сам ознакомиться, если мне на слово не веришь. – Дед подсовывает уже раскрытый на нужной странице кодекс с обведенной красным карандашом нужной статьей.

Мухин рассеянно читает.

– Ну что, поговорим? – ласково интересуется дед, заранее зная ответ.

– Да! – голос Мухина, к моему изумлению, звучит твердо.

– Ну, вот и отлично, – дед, почему-то начинает суетиться. Перекладывает с места на место бумагу, открывает и закрывает ящик стола. Никак после напряжения отходняк случился. Не типично это для Ермолина. Чтобы не смущать его, отворачиваюсь. Дед, видя мою реакцию, мгновенно приходит в норму.

– Выйдем на секунду, – предлагает он, направляясь в коридор.