Кровь, или 72 часа Григорьев Дмитрий
Наступившее утро наполнило далекий город зеваками. Казнь янтарной ведьмы привлекла даже жителей самых отдаленных уголков Померании. К полудню городская площадь была забита до отказа. Среди сотен устремленных на ведьму взглядов был один, от которого веяло колдовской силой — чужой колдовской силой!
Сидония изучала площадь. Она угадывала во взглядах любопытство и нетерпение, жалость и презрение, трепет и преклонение, и только откуда-то со стороны свиты короля исходили флюиды чужой черной энергии. В окне одной из карет промелькнула тень заморской ворожеи. На коленях у нее сидел черноволосый мальчик. Чернявка придерживала его единственной рукой, не давая ему высунуться из окна. Несмотря на темный цвет кожи, лицо ребенка имело точеные германские черты. Его сверлящий безумный взгляд вобрал в себя всю ненависть своей матери.
В груди у Сидонии похолодело. Вот когда она по-настоящему испугалась. Но не близкая смерть была тому причиной. Будущее ее сестер было в великой опасности! Сестры Вуду уже прорастили бесовское семя на их земле, и недалек тот час, когда они оплетут своими корнями весь свет. Их взгляды встретились.
«Как ты выжила?! — прошептала черная ворожея. — Мое зелье должно было убить тебя! А если не убить, то навсегда запереть твою колдовскую силу! Как ты вернула свою силу и изуродовала меня?! Теперь уже никому не узнать твоего секрета! Так умри же вместе с ним!»
Источающие ненависть слова матери раззадорили мальчика. Он осклабился и утробно заурчал, пуская слюни.
Вдруг привязанная к столбу ведьма встрепенулась. Она посмотрела на восток. Ее взгляд просветлел и тут же наполнился непомерным горем. Крупная слеза скатилась по щеке. Сидония почувствовала, как давно утраченная колдовская сила возвращается к ней. Это означало лишь одно — та, что владела этой силой, стала слишком слаба, чтобы удержать ее в себе. Горечь скорой утраты наполнила сердце матери.
— Венди! — прошептала она.
Со стороны королевской свиты почти бежал герцог. На его лице играла довольная улыбка.
— Умри же в страданиях! — воскликнул он, подбегая к столбу.
Сидония посмотрела на него единственным глазом, и от улыбки герцога не осталось и следа. Уничтожающий взгляд ведьмы пригвоздил его к месту.
«Откуда в ее взгляде появилось столько силы?! Почему его не было в пыточной?!» — Мысли — это было единственное, что еще могло шевелиться в его теле.
Герцог как будто окаменел. Он был в полной власти взгляда ведьмы. Он не слышал нервного гомона зевак прямо за спиной. Он не видел, как толпа расступилась, пропуская раненого знахаря. Тот еле передвигал ноги. Его рука висела как плеть, с рукава капала кровь.
Глашатай закончил читать приговор, и Филипп Джулиус махнул перчаткой.
Сидония с удивлением посмотрела на королевского палача, который взял двуручный меч. Поглощенная герцогом, она пропустила ту часть приговора, где говорилось о снисхождении. Его величество Филипп Джулиус соблаговолил разрешить перед сожжением отрубить янтарной ведьме голову.
Свистнул, рассекая воздух, меч. Провернувшись несколько раз, голубое небо застыло и смотрело на Сидонию своим бездонным взглядом. Налетевший ветерок трепал ее волосы, ласкал ее лицо, убаюкивал и нашептывал, что сохранит ее силу, за которой прилетел. Когда ветер стих, уже не голубое небо, а небесно-голубые глаза мужа смотрели на нее. Пэйтр убрал смоляную прядь, упавшую ей на лицо, и в последний раз погладил ее кудри. Ниточки седины спрятались под всполохами алой крови, и она была еще моложе и прекрасней. Он целовал ее остывающие губы и шептал о том, как ее любит. Эликсир возмездия уже сводил мышцы лица и мешал говорить, но он видел, что она понимает его.
— Мы скоро увидимся! — успел произнести он, и его губы сковала судорога.
Стражники оттащили скорченного знахаря. Сидония смотрела ему вслед, безмолвно прощаясь. Ее угасающий взор рвался на волю, в те края, куда ветер унес ее силу, туда, где кружатся вихри колдовской энергии, ждущие своих новых повелительниц. Замершая в ужасе толпа, не дыша, смотрела на шевелившую губами ведьму. Из привязанного к столбу тела все еще извергались алые пульсирующие гейзеры, пытаясь достичь лежащую подле ног голову.
Герцог шевельнул рукой, потом другой. Взгляд Сидонии больше не сковывал его.
— Гнусная тварь! — прокричал он и бросил горящий факел в неумирающую ведьму.
До конца своих недолгих дней он будет сожалеть о том, что приказал оставить колдунье один глаз. Ее взгляд непрестанно жег его и днем и ночью. Он преследовал герцога повсюду, не отпуская ни на миг. Не спасало ни вино, ни веселящая трава черной ворожеи. Лишь шагнув в никуда с самой высокой башни своего замка, про клятый герцог смог избавиться от него…
Не прошло и года после казни Сидонии, как войска германского императора вероломно напали на Померанию. Разбегаясь от немецкой конницы, крестьяне проклинали янтарную ведьму. Никто из них не сомневался в том, что это Венди околдовала Фердинанда Второго и натравила его на страну, казнившую ее мать…
Денис отнял руки от ушей. Стук копыт германской конницы стих. Он открыл глаза. Сквозь влажную пелену на него смотрел одетый во все красное палач в сдвинутом на затылок остроконечном колпаке. За спиной он держал пропитанный кровью мешок с отрубленной головой. В кровавый образ палача никак не вписывались тонкие очки и хитрая улыбка, спрятанная за белой бородой. Денис оглядел комнату. Стены были разукрашены к наступающему Рождеству. Горькая реальность вернула его в предбанник операционной.
«Я уже стала бояться зимних праздников!» — вспомнил он отчаянное признание Ники.
Уже не первый год они встречали католическое Рождество в больнице, и этот год не стал бы исключением, если бы…
«Если бы я только успел положить мою малышку вниз головой и выдавить заливающую легкие кровь до того, как остановится ее уставшее сердце! — казнил он себя. — Это было бы самое счастливое Рождество в моей жизни!»
По пути в оперблок он с ненавистью смотрел на развешанные по стенам лица Санта Клауса. Лишь в стерильной зоне с ее голыми стенами он сумел успокоиться.
Когда они вошли в операционную, одинокая лампа выхватывала из темноты столик анестезиолога, рядом с которым стояла женщина средних лет. Увидев их, она взялась за дыхательную трубку и приготовилась ее удалить.
Утром Нику растолкали.
— Сегодня будем удалять дыхательную трубку! — сказал ей Томас. — Скоро появится боль. Надо будет потерпеть! — потом он повернулся к Денису: — Мы перестали вводить обезболивающие. Нужно разгрузить заторможенный лекарствами мозг и дыхательный центр.
Горло ужасно саднило. Каждое глотательное движение посылало молнию боли по всему телу. Денис склонился над ней и нежно держал за руку:
— Потерпи, родная, совсем чуть-чуть!
— Сначала попробуем дышать через трубку без аппарата! — молодая женщина в белом халате отключила аппарат и оценивала ее самостоятельные вдохи. — Молодец! Совсем неплохо!
Ненавистная трубка не давала шевелить головой, и Ника не видела лица говорившей. Скосив в ее сторону глаза, она наткнулась на огромную янтарную брошь, которая выглядывала из-под лацкана халата. Сквозь медовую пелену янтаря на нее задорно глядел знакомый комарик. Она протянула руку, пытаясь его погладить, и с удивлением заметила в своей ладони несколько янтарных бусин. Веселый комарик самым чудесным образом перебрался в одну из них и вдруг ни с того ни с сего загрустил. Взгляд его потускнел, а смешно шевелившийся хоботок бессильно поник.
Он помахал Нике крылышком, как будто прощался, и сбежавшая с хоботка слезинка застыла внутри янтарного шарика, не в силах просочиться наружу. С отрешенным спокойствием Ника вдруг поняла, что не дышит. Ее пальцы разжались, и янтарные бусинки солнечными слезами упали в сухую хвою прибрежного леса. Она ничего не чувствовала, кроме горячих слез своего любимого, которые падали на ее лицо из недосягаемой выси…
Резкая боль в горле и небывалый приступ тошноты вырвали ее из небытия. Впервые за последние дни она смогла свободно сомкнуть губы. Ее голова тоже обрела свободу. Ника повернулась и увидела улыбающуюся докторшу, которая держала в руке удаленную трубку.
Прошлогодние воспоминания исчезли так же внезапно, как и возникли, уступая место недавним событиям. Ника снова переживала свое последнее утро, снова пыталась откашлять заливающую легкие кровь. В глазах опять начинало темнеть. Она, как рыба, хватала ртом воздух, но кровь быстро сворачивалась и забивала бронхи. Чтобы отвлечься от нарастающего удушья, она начала с остервенением бить кулаком по одеялу.
«Почему Диня выключил свет?!» — каплей упала последняя мысль.
Эпилог
В России была полночь, когда Яна неожиданно проснулась.
— Все! — со слезами в голосе прошептала она.
Перед глазами стоял еще не растаявший сон. Она находилась в середине просторной белой комнаты и из последних сил сжимала кулаки, посылая свою энергию борющейся за жизнь сестренке. Вдруг снующие вокруг люди в белых халатах остановились и, глядя мимо нее, спросили: «Что вы здесь делаете? Ваша помощь больше не нужна!»
— Что случилось? — сквозь сон пробурчал проснувшийся муж.
— Все! — тихо повторила она и с болью прошептала: — Мы не успели!..
А за океаном аппарат искусственного дыхания продолжал ритмично выбрасывать дыхательную смесь в воздух операционной. Удаленная дыхательная трубка валялась на столике анестезиолога. Пациентка лежала задрапированная до самых ключиц, и лишь ее правая рука была открыта для прощальных прикосновений. Денис ничего не видел вокруг, его взгляд был прикован к слегка приоткрытым глазам жены. Ему казалось, что она просто вздремнула от дневных забот, и он тщетно пытался найти в ее затуманенном взоре хоть какие-то признаки жизни. Перед глазами вновь всплыли их последние мгновенья вместе. По злой воле судьбы в тот момент звучали совсем не те слова. Вместо нежного шепота: «Я люблю тебя, малышка, и никогда не забуду!» Денис в страхе умолял: «Дыши носом!»
А в ответ вместо сердечного: «Я люблю тебя больше жизни и благодарна тебе за все!» донеслось едва уловимое: «Не могу!»
Захотелось закричать на весь мир: «Люди, берегите друг друга, признавайтесь друг другу в любви каждый день, ибо он может быть последним на этой грешной земле!..»
Позади драпировки, отделяющей лицо пациентки от трансплантологов, возникло движение. На кардиомониторе появились признаки повреждения сердечной мышцы, и кардиохирурги покидали операционную. За их спинами яростно метались вихри черной энергии. Энергетические сгустки сталкивались и разбивались друг о друга, чтобы снова собраться в невидимый кулак и нанести очередной удар. Черные сестры не могли допустить, чтобы гибнущая викканская воительница продолжала жить в других. Слишком много сил было потрачено на борьбу с ней, и кто знает, в кого превратятся те, кто будет нести в себе ее частичку?
Неокрепший отряд викканских сестер пытался защитить свою неустрашимую предводительницу. Они не могли покинуть ту, что незримо помогала им выжить во вражьем логове и пожертвовала собой ради сестринства. Приняв неравный бой, они не выдержали первого удара, и теперь бесстрашное сердце их хрупкой воительницы не сможет помочь никому. Казалось, что победа черных сестер близка и скоро они уничтожат столь ненавистную им иноземку.
Но праздновать победу был рано! В самый критический момент от изголовья викканской воительницы стали всплывать радужные сферы белой энергии. Они разбивали губительные потоки черных сестер, оставляя энергию сестринства Викка нетронутой. Покорительницам мира требовалось все больше усилий, чтобы пробиться к умирающей предводительнице сестер Старого Света.
Действия ее защитниц становились все стройнее и целенаправленнее, и вокруг викканской воительницы начинал расти непроницаемый энергетический кокон. Темные силы черных сестер раз за разом разбивались о невидимую преграду. Кокон медленно рос, вытесняя атакующую энергию за пределы операционной. Над больницей нависли тучи, закружился колючий вихрь. Черные сестры тщетно взывали о помощи. До Гаити было далеко, а сил местных сестер Вуду не хватало для противостояния белой энергии.
Защитный кокон рос без помех, и вскоре вся больница оказалась внутри огромной полусферы. Теперь и сама воительница, и все, кому она поможет в этот день побороть смертельный недуг, были укрыты под невидимым крылом викканских сестер…
Денис не замечал запредельного напряжения в оперблоке. Он склонился над Никой и еле держался на ногах. Облокотившись об операционный стол, он сжимал виски и боролся с неимоверной головной болью. Вены на шее набухли до предела.
Его пурпурно-синее лицо могла видеть только Ника, и в какой-то момент сквозь пульсирующие красные круги ему показалось, что в глубине ее глаз мелькнуло удивление. Ее Диня испускал радужные потоки белой энергии сквозь перекошенный болью рот. Вот его лицо просветлело. Боль отступила. Он отпустил виски, и из его пальцев выскользнула пустая трубочка из-под нитроглицерина. На его нижней губе угадывались следы белого порошка.
Опершись о стол, он тяжело приподнялся. Стол слабо качнулся и, как бы не веря увиденному, вместе со столом качнула головой и Ника. Все растворилось в бесконечной пелене времени. Далекие звезды мерцали в бескрайнем пространстве. Прилетевший откуда-то ветерок поднял прядку Никиных волос. Взвившийся локон коснулся лба Дини и стал медленно опускаться, нежно касаясь его лица. Задержавшись на влажной щеке, золотая прядь прильнула к его губам, и время остановилось…
Они были одни в этом мире. Он и все еще его Виня. Денис гладил ее лицо, целовал ее невидящие глаза и шептал в ее не слышащие уши о том, как он ее любит. Он умолял ее проснуться, но она смотрела сквозь него бездонными глазами, безмолвно прощаясь с ним и отпуская от себя. Ее гаснущий взор рвался на волю, туда, где нет ни боли, ни страданий.
Издалека донесся едва уловимый запах костра. Во рту появился привкус крови от их последнего поцелуя, во время которого он так отчаянно дышал за нее. Вдруг ветвистые тени складок сморщенной простыни на операционном столе стали превращаться в сухой валежник. В ночное небо поднялся нежный дымок, завиваясь совсем как локоны спящей на хворостяном ложе красавицы. Набирающие силу язычки пламени пробивались сквозь аккуратно сложенные ветки, выхватывая из темноты ее прекрасные черты. Это видение вдруг оживило далекое прошлое.
Он сидел, прислонившись к высокой сосне, и сторожил тревожный сон своей малышки. Осенние сумерки сгущались. Вместе с темнотой подкрался тягучий сон. Он не знал, как долго пробыл в тревожном забытьи. Непривычная пугающая тишина пробудила его. Хрипы Венди больше не разносились над речной гладью, и только плеск играющих рыб нарушал безмолвие ночи.
Склонившись над ней, Дерек с ужасом осознал, что вместе с хрипами пропало и слабое дыхание. Он обхватил ее рот губами и попытался вдохнуть в нее уходящую жизнь. В ответ грудь Венди послушно расправилась и тут же безвольно опала. Во рту появился уже привычный привкус крови, который за последние дни все глубже проникал в его существо. Частичка крови любимой теперь текла и в его жилах, и наступающее одиночество уже не так пугало. Его малышка оставалась с ним. Она теперь была частью его и будет жить до тех пор, пока живет его измученное сердце.
— Ты не уйдешь бесследно! — возбужденно воскликнул Дерек.
Он вытащил кинжал и занес руку над животом Венди. Кесарево сечение — так называл дядя то, что он собирался сделать.
«Так по воле Божьей появился на свет король Шотландии и основатель династии Стюартов, — звучал в голове голос дяди. — Придворный лекарь шотландского двора успел освободить из чрева умершей матери наследного принца!»
Рука Дерека дрогнула: «Моя малышка просила предать ее тело огню, но ни словом не обмолвилась о дитяти! Вдруг оно будет таким же немощным? Хотела бы она обрекать ни в чем не повинную душу на такие же мучения? Раз уж провидение так распорядилось, в праве ли я противиться ему?!»
Кинжал блеснул в свете луны, разгоняя сомнения…
С отрешенной аккуратностью Дерек сооружал для Венди последнее ложе из валежника. Когда он нежно уложил ее на приготовленную постель, ни одна ветка не хрустнула под ее невесомым телом. Глядя на спокойное лицо любимой, он не заметил, как из ее безжизненной руки выпало несколько янтарных бусин. Звук их падения растворился в легком гудении набирающего силу огня. Вскоре по прибрежному лесу разнесся еле уловимый запах костра. В ночное небо поднимался нежный дымок. Достигнув верхушек деревьев, он поворачивал в сторону реки и сопровождал ее быстрые воды до самого моря. Стройные сосны танцевали в отблесках огня, отражая прекрасный профиль покидающей их Венди. Не замечая обжигающего жара, Дерек склонился над ней, и языки пламени превращали его слезы в легкие облачка.
— Я сделал все, как ты наказывала! — разносились по лесу его рыдания, и ночные звуки леса стихали, скорбя вместе с ним.
Обессиленный, он осел на землю, и тут что-то нежное коснулось его пальцев. Янтарные бусины подкатились, будто просясь в его ладонь. Они еще несли тепло ее рук и передавали ему последнее прости. Он поднял их и спрятал в складках рубища, в которое был завернут тихо посапывающий младенец.
Сидя около растворяющейся в огне любимой, он одиноким волком выл на полную луну. Казалось, что сила его голоса достигла небес и расколола металлическое мерцание ночного светила на множество стеклянных лун…
В полумраке оперблока единственным ярким пятном оставался столик анестезиолога. Его свет отражался от висящей под потолком многоокой операционной лампы и стеклянным блеском падал вниз десятками маленьких лун. Денис продолжал смотреть вверх. Где-то там вихри черной энергии бессильно разбивались о невидимую преграду. Он опустил глаза, и ему почудилось, что едва уловимая улыбка победительницы коснулась лица викканской воительницы. Никто, кроме него, не заметил этого. Весь персонал был прикован к кардиомонитору. Шла двадцатая минута, а сердце упорной пациентки продолжало биться наперекор всему.
— Ты победила, любимая! Что же держит тебя здесь? — сорвался с его губ отчаянный шепот.
Перед глазами вспыхивали и гасли электрические волны ее сердца. Промежутки между ними неотвратимо увеличивались. В глазах рябило. Что-то в кардиограмме бегущей по монитору было не так.
В какой-то момент он скорее почувствовал, чем увидел, едва уловимые вкрапления тончайших зубчиков, которые с завидной регулярностью пытались пробиться на поверхность из глубины сигналов Никиного сердца. Он приблизился к монитору. Отразившийся в хромированном корпусе свет ножом резанул по глазам, напомнив только что пережитое видение.
«Не может быть!» — обожгла внезапная догадка.
Нарушая полученные инструкции, он откинул полог, за которым сгрудились хирурги, и судорожно обвел их взглядом. Ни на одном из них не было того, что он искал. Его продвижение к обнаженному и уже обработанному антисептиками животу Ники преградил высокий анестезиолог.
— Нашел! — Денис сорвал у него с шеи фонендоскоп.
Если бы он не так спешил, то наверняка заметил бы знакомый иссиня-ледяной блеск его глаз. Вставив фонендоскоп в уши, он с силой вжал его в желтый от йода живот и весь превратился в слух.
«Не может быть! Не может быть!» — металось в голове.
Стук собственного сердца мешал слушать. Он глубоко вдохнул, пытаясь унять сердцебиение. На пике вдоха его сердце замерло, и он отчетливо услышал тиканье маленького сердечка. Не раздумывая, он схватил скальпель с ближайшего инструментального столика. Оправившись от неожиданности, стоявший рядом хирург перехватил его руку и требовательным движением высвободил скальпель из сжатых добела пальцев.
— У нас нет времени! — взмолился Денис. — Там!..
— Я понял! — перебил его хирург. — Оставь это профессионалам.
— Свет! — крикнул он анестезиологам.
Под потолком вспыхнула операционная лампа. Денис зажмурился. Его оттеснили от стола. Открыв глаза, он попытался заглянуть через плечи ассистентов, но резкая боль в боку остановила его. Боль была настолько всепоглощающей, что он даже не смог вскрикнуть. Рефлекторно схватившись за источник боли, он наткнулся на шприц! Теряя контроль над собственным телом, с трудом повернул голову. Перед ним стоял тот самый анестезиолог, у которого он только что забрал фонендоскоп. Сквозь щель натянутой до глаз маски вырывался леденящий душу взгляд — такой, что, казалось, ресницы смотрящего покрываются инеем. Из последних сил Денис протянул к нему руку и стянул маску. Тот не противился, да и не мог. Его руки были заняты. Одной он прижимал к себе приговоренного, другой продолжал выдавливать содержимое шприца. Сквозь пелену боли Денис вспомнил, где он впервые наткнулся на этот взгляд.
«Если они все знали с тех самых пор, почему только сейчас?!» — его молчаливый вопрос остался без ответа.
Перед глазами возник салон самолета и его Виня, захлебывающаяся в омуте черной энергии. Еще мгновение, и его любимая погибнет! Вот тогда он впервые нарушил обет, данный братству диссипаторов.
Полный ледяной пустоты взгляд экзекутора не отпускал его. Именно эти глаза привлекли внимание Ники в толпе встречающих в Нью-Йорке. А он-то, глупый, надеялся, что нарушение клятвы высоко в небе останется незамеченным!
«Почему ты не убил меня тогда?» — подумал Денис, не в силах вырваться из черной бездны зрачков палача.
Тогда он наивно полагал, что ему это сошло с рук, и лишь после повторного использования силы, которой его наделило братство, он начал серьезно опасаться возмездия.
Но шло время, а ночное приключение Ники и ее подруги на кладбище осталось незамеченным и превратилось лишь в забавное воспоминание: «Блажен, кто верует! Хотя, постойте! Не этот ли взгляд следил за мной из кучи картонных коробок на заброшенной аллее? Но если братство простило меня дважды, то после третьего раза расплаты было не избежать!»
Он вспомнил совсем недавнее противостояние его обескровленной Вини с пышущей силой гаитянкой. Спящий в тачке под пальмой рабочий был необычайно высок для жителя Ямайки. И его взгляд!..
«Почему именно сейчас? — повторил он свой немой вопрос. — Дайте мне хотя бы пять минут! Я должен видеть!..»
В этот момент палач оглянулся. Из глубины операционной нетвердой поступью приближался высокий старик в белом халате. Он держал руки в карманах, но волны, бегущие по полам его халата, выдавали старческий тремор.
Он пристально смотрел в искаженное болью лицо ренегата. Изможденные, глубоко посаженные глаза старика жмурились от яркого света, длинные седые ресницы мелко дрожали. Он видел, как все существо мужчины тянется к происходящему на операционном столе, но спазмированные эликсиром возмездия мышцы не дают ему повернуть голову. Старик глянул на полупустой шприц. Дозы эликсира, которая уже была введена, было более чем достаточно для мучительной смерти от болевого шока и судорог. Однако приговоренный все еще стоял и пытался повернуть голову в сторону умирающей жены.
«Какая неведомая сила помогает тебе?!» — И тут невероятная догадка осенила старика.
Он стремительно выдернул руку из кармана и быстро сжал кисть палача: «Мы не можем казнить его!»
В глаза сразу же бросился громадный перстень на дрожащей руке и затейливый рубец на тыльной стороне кисти.
«Я знаю этот перстень и этот шрам! Они принадлежали человеку, скрывавшемуся за черной гардиной с золотым позументом!» — Память о судьбоносной встрече была сильнее боли.
Он вспомнил квартиру, в которой попал в ловушку много лет назад. От боли в глазах у Дениса было темно, темно, как тогда, когда он впервые увидел этот перстень.
«Что здесь происходит? — пытался понять он тогда. — Где та беременная, у которой отошли воды?!»
По квартире в это время разносились слова, смысл которых он слабо понимал, но хорошо запомнил. Еще он помнил точно, что тогда рука Магистра так не тряслась и твердо лежала на его голове. Пока ничего не подозревающий водитель скорой безмятежно дремал в машине, в квартире на последнем этаже шло посвящение молодого фельдшера в диссипаторы.
— Не ведая того, ты сблизился с той, кто будет вершить судьбы черных сил планеты! — звучал за гардиной приглушенный голос. — Отныне ты не принадлежишь себе! Я, магистр диссипаторов, посвящаю тебя в наше братство!
В тот момент Дениса что-то больно кольнуло в темя. Он отдернул голову и увидел, что перстень на руке говорившего открыт и из него торчит трехгранная игла.
— Завтра у тебя появятся признаки вирусного энцефалита, — как будто ничего не произошло, продолжал магистр. — Не вздумай лечиться! Этот вирус несет в себе возможность видеть то, что не дано другим!
Рука с перстнем исчезла за гардиной. Когда она снова появилась, то держала трубочку из-под нитроглицерина с каким-то порошком.
— Входя в наше братство, ты наделяешься способностью контролировать баланс черных сил. Но помни! Только тогда, когда возникает угроза захвата мирового господства одной из сторон, тогда и только тогда ты можешь вмешаться и использовать магический порошок! — Рука опустила трубочку ему в нагрудный карман. — Вот основной закон нашего братства. Нарушивших его ждет ужасная кара! Так поклянись же, что ты будешь следовать ему под страхом смерти!
— Клянусь! — прокатилось по пустынной квартире в ту далекую ночь и теперь эхом отозвалось в разрываемой болью голове Дениса.
Эхо стихло, а вместе с ним стала стихать и боль: «Наверное, смерть действительно приносит облегчение!»
Он опустил руку и не нашел шприца у себя в боку. Две высокие спины в белых халатах маячили у выхода из операционной.
— Что произошло?! — ледяным голосом поинтересовался палач.
— Мы не можем его убить! — не слыша вопроса, повторил магистр. — Иначе сами нарушим клятву!
— ???
— Он теперь один из них!
— Из них — кого?!
— В нем ее кровь!
Читать бесплатно другие книги:
