Планета райского блаженства (сборник) Гаррисон Гарри
– Прежде всего вам необходимо уяснить, что Вселенная очень и очень велика. Некоторые планеты, вроде вашей Лиги Автоматизированных Миров, предельно индустриализованы, у других, таких как эта Сильвейн, экономика преимущественно аграрная. Разные планеты по-разному влияют на нравы.
– Вы хотите сказать, что эта девушка… – Дэву никак не удавалось подобрать подходящие слова. – Что она ничего такого не делает? Даже не помышляет… ну, это самое…
– Нарушать закон? Да ни в коем случае. Полагаю, вас смущает ее манера одеваться?
Дэв торопливо закивал.
– Это местный обычай, мой мальчик, просто местный обычай. На теплой планете избыток одежды причиняет неудобства. А если к этому добавить весьма нестандартную демографическую ситуацию…
– В чем же ее нестандартность? – насторожился Дэв.
Толстяк улыбнулся, приложился к фляжке и улыбнулся еще раз.
– Здешняя демография самая уникальная во всей Галактике. Не могу сказать, в чем причина, в огромных залежах радиоактивных руд или еще в чем, феномен пока не изучен, но результат налицо, и этот результат – чудовищный дисбаланс в рождаемости мальчиков и девочек. Примерно один на тысячу.
– Ого! – У Дэва глаза полезли на лоб. – Ведь это означает…
– Совершенно верно, это означает тысячу женщин на каждого мужчину. Поэтому вы поймете, отчего здесь несколько лет назад произвела такой фурор демонстрация стилей «Минойский модерн». Ведь это не только красиво, но и практично, когда спереди тело почти не прикрыто…
– Практично! – возмущенно засверкал глазами Дэв. – Нет уж, увольте! С меня достаточно. Трудно было поверить, что целая планета способна погрязнуть в разврате, но вы убедили. Может, вы знаете, где тут приличная гостиница? Если подскажете адрес, буду премного обязан. Меня устроит тихое уединенное место, где можно отсидеться до прибытия корабля.
– С этим, мой мальчик, никаких проблем. – Толстяк щелкнул пальцами пролетающему робокоптеру. – Рекомендую мой отель, он считается лучшим.
Пока стрекочущая машина несла их к ближайшему городу, Дэв достаточно успокоился, чтобы задать спутнику еще один вопрос:
– Похоже, вы здесь успели неплохо освоиться. Можно поинтересоваться, что за дела привели вас на Сильвейн?
– Никаких дел, только погоня за удовольствиями. Я десять лет копил деньги, чтобы тут побывать.
Получив такой ответ, Дэв до конца пути просидел молчком в уголке салона.
Больше недели он провел в номере, изнемогая от скуки. Технических книг в библиотеке было раз-два и обчелся, да и те безнадежно устаревшие. Питаться приходилось свежими, слишком натуральными продуктами – по счастью, через два дня он обнаружил магазин для космических кораблей и запасся концентрированными рационами на весь срок своего пребывания, присовокупив к ним пять огромных бутылей дистиллированной воды. Благодаря этим приобретениям Дэв чувствовал себя в цивилизованной среде почти как дома.
Все утро восьмого дня он просидел за визифоном и под конец узнал, что в библиотеку поступила новая книга. Заказал ее, но в номер она не прибыла из-за сбоя в работе гостиничного трубопровода доставки. Шесть часов кряду молодой человек ждал и решал в уме уравнения, однако трубопровод упорно не проявлял признаков жизни – его как будто даже не пытались отремонтировать. Наконец у Дэва лопнуло терпение, он порывисто вышел из номера, скоростным лифтом спустился в подвальную мастерскую и заколотил в дверь трубопроводной секции.
Слесарем, естественно, оказалась женщина, она скучающе глядела на беспорядочно разбросанные по полу грязные детали сортировочного узла. Эта особа, как сразу отметил Дэв, была относительно прилично одета – в спецовку из не слишком прозрачного пластика.
– Что сломалось-то? – спросил он.
Ремонтница плавно повернулась и откинула с лица золотые пряди.
– Привет, красавчик, – сказала она. – Ты с какой счастливой звезды ко мне свалился?
Дэв густо покраснел и не ответил на дерзкий вопрос.
– Где тут у вас термокобукатор? – спросил он. – В отказах такой старой техники обычно виноват он.
– Гм… может, вон там, в углу? Я Эдель, а тебя как зовут?
Он опять сделал вид, будто не замечает заигрываний, и зарылся в детали. Вот и искомый термокобукатор – так и есть, сломался. Ничего, можно быстренько восстановить с помощью куска проволоки. Когда Дэв выпрямлялся, Эдель уже стояла сзади, совсем рядом; она щекотно дунула ему в шею.
– Ладно, не хочешь говорить, не надо. Буду звать тебя Красавчиком.
Прежде чем он успел повернуться, женщина куснула его острыми зубками за ухо.
– Извини, не смогла удержаться.
Дэв в панике отпрянул, споткнулся о какую-то железку.
– Вот, починил, – хрипло выговорил он и судорожным глотком привел голос в норму. – Блекайзер совсем развалился…
– Отлично, но давай оставим в покое это старье и побеседуем о нас с тобой. Чем ты занимаешься сегодня вечером?
Дэв оглушительно хлопнул дверью мастерской и убежал к себе в номер.
Отчего-то у него сильно поднялась температура, но долгое стояние под холодным душем возымело благотворный эффект. После обеда он пододвинул кресло к лампе для чтения и уселся в него с таблицами логарифмов и большим стаканом воды.
Но тут в дверь постучали.
Он замер, притворившись, будто не услышал. Стук повторился, на сей раз он был настойчив, – придется отвечать. Крайне осторожно Дэв приотворил дверь на ширину пальца, но тут сработал убогий механизм и распахнул ее настежь. Молодой человек мог лишь стоять в полнейшем ступоре, пока грациозная блондинка в облегающем коротком платье цвета бронзовый металлик, юркнувшая мимо него в комнату, шла к кровати и усаживалась на ее уголок. У платья были длинные рукава, но на груди возмутительно недоставало ткани.
– Красавчик, очнись и дверь закрой, – велела она. – А то сам на мебель смахиваешь.
От этих слов у него в голове включилось реле памяти, и лицо девушки обрело четкие черты. Златовласая ремонтница из мастерской.
– Зачем вы здесь? И как меня нашли?
– Найти было нетрудно, – ответила с улыбкой Эдель. – Ты же тот самый затворник, чья тайна взбудоражила весь Сильвейн. Каждому известно, что ты прячешься в этой гостинице, но никто тебя в глаза не видел. Администрация удвоила штат охраны, чтобы обеспечить тебе приватность, ты хоть знаешь об этом?
– Охрана удвоена?.. – растерянно пробормотал он. – Но как же вам удалось сюда проникнуть?
Прежде чем ответить, девушка вспушила себе рукой волосы, и это движение, вкупе с видом всех остальных деталей ее анатомии, заставило Дэва на секунду закрыть глаза.
– Как работница отеля, я вхожа в любые его помещения. Сегодня ты был со мной чрезвычайно любезен, вот я и сочла, что долг красен платежом. Хочу вытащить тебя отсюда и показать город. Неужели и правда собираешься улететь, так ничего и не увидев?
Предложение до того огорошило Дэва, что ему пришлось выпить целый стакан воды, прежде чем сказать «нет».
– Ладно, я не против, – как ни в чем не бывало уступила Эдель, – нам и здесь будет очень неплохо.
Дэв теперь мало-мальски понимал, какие порядки царят на этой планете. Решение было принято мгновенно. Он распахнул дверь и выразил – пожалуй, слишком громко – желание прогуляться.
Через час он уже почти привык и к своей компаньонке, и к другим женщинам, которыми полнились улицы. Конечно, нельзя было смириться с преобладавшими здесь стилями одежды, но молодой человек научился не обращать внимания на вездесущую наготу. А иначе ему бы несдобровать!
Они облетели город на робокоптере, и Эдель показала разные достопримечательности. Но интереса у Дэва они не вызвали – да и что может быть интересного в первобытной сельской глуши?
Потом отправились в подземный бар, который Эдель отрекомендовала как лучший в городе ночной клуб. Из кабинки с мягкой обивкой посмотрели шоу, и Дэв лишний раз подивился тому, как низко способен пасть человек. Хотя остальные посетители, судя по их радостным возгласам, ничуть не разделяли его скептицизма.
Звездой программы было выступление танцевальной группы – сплошь женщины, хотя самая высокая в мужской одежде. Они кружились то вместе, то порознь, а дикарская музыка все наращивала темп. Под конец Дэв уже и смотреть не мог на это непотребство. Он досуха опорожнил бокал, поставленный перед ним официанткой, а когда погасли огни, только его аплодисментов недоставало в разразившейся буре восторга.
И хотя ночной клуб был переполнен, в нем, кроме Дэва, присутствовали только двое мужчин. На физиономии тощего сгорбленного старика застыла блаженная улыбка. За столиком у второго сидели пять жизнерадостных девиц, все хохотали над его остротами и поочередно оказывали ему знаки внимания. В этом втором Дэв сразу узнал своего попутчика, упитанного мизарца.
Впрочем, упитанным он уже не был. Одежда висела на нем, как на вешалке, под глазами залегли фиолетовые круги. Однако в поведении не угадывалось никаких признаков хворобы или хотя бы усталости, мизарец смеялся от души и вовсю перешучивался с облепившими его красотками. Заметив, что за ним наблюдает Дэв, он поднял бокал.
Но тут же его загородила фигура героически сложенной, легко одетой, обольстительно улыбающейся рыжеволосой дивы.
– Сладенький, – дохнули ее алые губы, – я отродясь не видала такого симпатяшки. Почему бы нам с тобой…
Вопрос остался незаконченным – Эдель взвилась с яростью и грацией тигрицы. Получив меткий удар кулаком по носу, рыжая взвизгнула и повалилась на соседний стол, сидевшие за ним женщины с возмущенными воплями вскочили на ноги. Рыжая медленно встала, одной рукой растирая по губам кровь, другой хватая бутылку и замахиваясь на Эдель.
Удар не достиг цели. Подскочила крепко сбитая вышибала, перехватила руку, заломила отработанным борцовским приемом, а затем повела буянку к выходу.
Но та вернулась, не успела официантка поставить опрокинутый стол. Рыжая шла прямо к Дэву, ее лицо, будто из гранита вырубленное, пересекала ухмылка.
– Берегись, эти шлюшки не доведут до добра. Когда с тебя сойдет глянец, позови старушку Беле. На нашей планете ни одна сучка и десяти секунд против меня не продержится.
Она метнула в Эдель ледяной взгляд и была такова. Дэв судорожно замахал официантке, чтобы принесла счет.
В последующие недели он еще не раз покидал гостиницу вместе с Эделью. Они обошли городскую систему водоснабжения, наведались на электростанцию, посетили Музей науки. Там, в Электронном зале, девушка набралась смелости и произнесла:
– Дэв, скажи, я тебе хоть чуточку нравлюсь?
Из-за рева могучего генератора зажигания он не сразу понял вопрос. А потом улыбнулся.
– Эдель, конечно, нравишься. Ты очень неплохой слесарь для самоучки.
– Да не об этом речь, – насупилась она. – Я кажусь тебе привлекательной или нет?
С этими словами Эдель подалась вперед, большие синие глаза близко-близко, от длинных волос исходит слабый аромат. Все это почему-то здорово взволновало Дэва.
– Да… кажешься. Ты гораздо красивее большинства девушек, и ты очень добрая. Но на свете есть вещи куда поважнее, и это необходимо понимать. К примеру, я даже не представляю себе, как выглядит твоя генетическая карта. А еще пи-Аш-фактор…
Пока он говорил, Эдель подступила еще ближе, и вот ее волосы нежно коснулись его щеки. Веки у нее были полуопущены, влажные губы разомкнуты. Она заговорила так тихо, что Дэву едва удавалось разбирать слова.
– Но разве нет других вещей, которые еще важнее, чем гены… чем пи-Аш-фактор?
Тут их губы соприкоснулись, и нервный импульс, вызванный этим контактом, парализовал Дэва, но одновременно и вознес его на небеса, подвесил в космическом пространстве. Пришлось собрать жалкие остатки сил, чтобы оттолкнуть стройную девичью фигурку.
Но то, что он пытался сказать, никак не желало облекаться в слова. Поэтому он просто сбежал от ее нежных губ, вырвался из этой мягкой, но беспощадной ловушки, способной пленить мужчину навсегда.
Потом он не выходил из номера и не отвечал на звонки. За все эти дни у него побывал только один посетитель, тот самый толстяк. Дэв долго не отвечал на стук в дверь, но наконец открыл и услышал знакомый голос. Мизарец прошаркал в комнату и обессиленно плюхнулся в глубокое кресло.
Слово «толстяк» к нему теперь нисколько не подходило, перед Дэвом сидел трясущийся доходяга с ввалившимися глазами. Тем не менее его лицо не покидала счастливая улыбка.
– Вы что, больны? – спросил молодой человек. – Я могу чем-нибудь помочь?
– Не волнуйтесь, мой мальчик, – вяло отмахнулся гость. – Я вполне здоров. Если на то пошло, здоровее, чем сейчас, я еще никогда не был. А к вам просто зашел попрощаться. Вы-то вроде еще на неделю остаетесь?
– Да, через неделю прибудет корабль, и я обязательно улечу на нем.
Собственные слова почему-то вызвали у Дэва странную тоску. И это вместо закономерной радости по поводу скорейшего возвращения домой!
Отощавший мизарец какое-то время провел у Дэва за разговором о пустяках, потом глянул на часы.
– Мне пора, – сказал он, вставая. – Не хотелось бы опоздать на свидание.
Они обменялись последними рукопожатиями, и худой медленно зашаркал прочь. Дэв не желал думать о нем, поэтому, чтобы отвлечься, заказал еду в номер, хотя для обеда было рановато. Надо бы пожаловаться обслуге на вчерашний пережаренный стейк, ему-то по вкусу, наоборот, недожаренный. Через несколько минут по трубе прибыла пища – надо признать, на этот раз приготовленная гораздо лучше. Когда Дэв ел, его взгляд упал на скопившуюся в углу пыльную груду рационов для спасательных шлюпок; пришлось еще и бороться с угрызениями совести.
– Да не стал бы я есть туземное, – сказал он себе вслух, – если бы в этих концентратах и впрямь содержалось все необходимое для нормальной жизнедеятельности. Слишком многих важных элементов недостает. Вот вернусь домой, буду питаться качественной синтетикой, а до тех пор придется потерпеть. И пищемания тут совершенно ни при чем. Питьефилия тоже, – добавил он, осушив бутылку холодного пива.
И вот наступил последний день из этих шести недель. Шаттл отправлялся в 16:50, и Дэв решил покинуть гостиницу в 14:00, чтобы ни в коем случае не опоздать. Когда он отворил дверь, за порогом стояла Эдель.
– Пришла пожелать счастливого пути, – сказала она. – И прощения попросить за то, что рассердила тебя.
– Ты о чем? Я тогда вовсе не рассердился.
Он старался не замечать двух слезинок, что набухали в уголках ее глаз. Хотел пожать ей руку, потянулся… Эдель приняла его кисть, и тут снова включился искрящийся магнетизм ее кожи, бросил их друг к другу. И Дэв обнял девушку, и губы их жарко сомкнулись, тела слились…
И тогда он сделал то, труднее чего никогда в жизни не делал, – отстранил ее. Эдель сразу поникла, она не пыталась удержать Дэва. А тому собственный голос показался незнакомым.
– Эдель, это нехорошо. Ты мне нравишься, даже очень, но в твоем присутствии у меня не бывает ясности ума. А ведь ум – это единственное, что отличает человека от животного. Я должен вернуться на родину. Там моя жизнь, моя работа… Так будет лучше для нас обоих, гораздо лучше, и когда-нибудь ты это поймешь.
Он едва не бегом добрался до лифта. Заплаканное лицо так и стояло перед глазами, и лишь усилием воли Дэв заменил его на спасительное дифференциальное уравнение. Но все равно прекрасные черты проглядывали сквозь цифры и символы, как прутья тюремной решетки.
И словно мало было этой неприятности, он едва не опоздал в аэропорт. На его пути оказалась похоронная процессия, длинная колонна плачущих женщин в черном. Некоторые показались знакомыми – а когда Дэв поравнялся с катафалком, он понял, в чем дело. Этих девиц он видел в обществе мизарца, теперь же тот лежал в пластмассовом гробу. На лице покойника застыла улыбка, и молодой человек со страхом поймал себя на том, что нисколько не удивлен. Причину смерти знакомого он выяснять не стал, а поспешил к поджидающему шаттлу.
Путешествие на Автоматику-17 не баловало интересными событиями. В корабельной библиотеке нашлись свежайшие книги на технические темы, но чтение почему-то быстро утомляло. Однообразные дни неохотно сменяли друг друга, и молодой человек приободрился, лишь когда до прилета остались считаные часы. А становясь на плиту высадки, он с трепетом предвкушал долгожданную встречу с родиной, с друзьями, с любимыми техническими устройствами, – все это, конечно же, вытеснит из сердца непонятную тоску по Сильвейну.
Однако никто не поджидал выходящего из шаттла Дэва. Он переборол легкое разочарование; увидев настенные часы, сообразил, что сейчас середина второй смены – да кто же в такое время бросит рабочее место и помчится в космопорт? Это не глушь вроде Сильвейна, а очаг высокотехнологичной цивилизации. И Дэв, плоть от плоти своего прогрессивного мира, теперь наконец дома.
Он расправил плечи и направился по стальному коридору в жилую секцию.
И пока он шел, его одолевали непрошеные мысли – только успевай прогонять. Экспериментально доказано, что лучше всех цветов расслабляет тускло-коричневый, он наиболее удобен для глаз. Но стоит ли по этой причине все кругом красить тускло-коричневым? Лезет же в голову всякая ересь, стыдись, Дэв! А почему пол такой жесткий? По ковру шагать было бы приятней… Особенно по зеленому, как трава в солнечный день…
Он остановился, только сейчас подумав о том, сколь долгий срок провел на Сильвейне и как его изменила, даже развратила отсталая планета. Но что же он за слюнтяй, если перемена обстановки способна так сильно на него повлиять! Как огорчатся родители, узнав, что их тяжелый педагогический труд пошел насмарку!
Поддаваться эмоциям – удел слабых. Он и не поддастся. Дэв слеплен совсем из другого теста. В сумке на его боку, в кармашке, лежала неразлучная спутница, счетная линейка; взявшись за нее, он дал клятву забыть крепко-накрепко свою слабость – планету Сильвейн.
Теперь он снова человек-машина!
И молодой человек решительно двинулся дальше, сопровождаемый эхом своих чеканных шагов.
Когда со смены пришли родители, он неподвижно стоял посреди квартиры. Последовал обмен кивками, затем мать нажала кнопку доставки и получила упаковки с ужином. Ели в молчании, дистиллированной водой смывая сухие синтетические крошки в пищевод. Отужинав, отец уселся за стол и раскрыл «Ежедневное техническое обозрение». Едва приступил к чтению, как вспомнил о чем-то и взглянул на Дэва.
– Ты опоздал, – сказал он. – Мы тебя ждали шесть недель назад.
– Сбой в работе бортового компьютера, папа. На корабле Лиги Автоматизированных Миров такого никогда бы не произошло.
– Ну разумеется, – согласился отец. – Мы бы не допустили ничего подобного. И ты весь этот срок промаялся в космосе?
– В результате аварии я был высажен на неразвитую планету. Пришлось ждать следующего рейса.
– Неразвитую? Но она хотя бы из нашей Лиги? – спросил папа.
– Нет, это аграрный мир, там даже не слышали про Автоматизированные. Нет управления погодой, сельхозкультуры произрастают естественным образом, машины вовсю ломаются и…
– Дэв, этого достаточно, – перебил отец, видя, что матери стало нехорошо. – Мы ведь только что поели.
Дэв, пристыженный, уселся за стол и тоже уткнулся в «Ежедневное техническое обозрение». Но тут сосредоточенную тишину нарушил звонок. Отец уложил листы в аккуратную стопку и пошел открывать.
– Дэв, познакомься, это твоя будущая жена. Пока ты отсутствовал, Генный Манипулятор подыскал тебе пару. Мы получили уведомление о сегодняшнем визите невесты.
Сын встал, испытывая радость и предвкушение – совершенно неуместные для человека-машины эмоции. Наконец дверь отъехала, и вошла суженая.
– Меня зовут Эка, – сказала она.
Не девушка, а мечта добропорядочного гражданина Автоматики-17. Ай-кью 168, если верить сопроводительной анкете. Худенькое тело облачено в утилитарный коричневый комбинезон, выпуклости не выпирают ни спереди, ни сзади. Толстые очки говорят об усердной учебе, а практичная стрижка «ежик» – о непредрасположенности к фривольностям. И конечно, для человека-машины не имеет никакого значения, что нареченная дышит открытым ртом, да к тому же с атматической хрипотцой.
«Ну и мрак!» – сказал про себя Дэв и едва не выругался вслух, гоня неподобающие, недостойные, да просто немыслимые мысли.
Он шагнул вперед и протянул руку для официального вежливого рукопожатия.
Уже потом, стараясь разобраться в причинах случившегося, он понял: дело в ее руке. Холодной, сухой от химических моющих средств, с пятнами въевшегося машинного масла. Но все же это была рука женщины. И, пожимая, он ощущал давление женской плоти, слабую пульсацию крови в тончайших венах.
Шесть недель, проведенные на Сильвейне, против целой жизни на Автоматике-17… Словно таран, они взломали мощную, сложную программу. Внутри у Дэва что-то согнулось и переломилось с тонким хрустальным звоном.
Эка – его невеста, а вскоре должна стать женой. Значит, надо подойти, обнять ее и поцеловать. Так он и сделал…
Сухой, как картон, поцелуй, вот и все, что ему отчетливо запомнилось из случившегося.
А квартира вдруг превратилась в сущий бедлам. Эка с пронзительным визгом вырвалась из объятий Дэва. Голова рухнувшей в обморок матери громко стукнулась о пол. Отец ударил по кнопке тревожной сигнализации, невыносимо завыли сирены. Наряд службы успокоения вломился в дом, стреляя из газовых ружей, а что было потом, Дэв уже и не видел.
В тюрьме было тихо. Ни соседей, ни надзирателей. Пища доставлялась автоматически. Трое суток Дэв пролежал на койке, предаваясь тягостным раздумьям. Однако, странное дело, никакого раскаяния не испытывал. Если и жалел о чем, так это об упущенном шансе, о возможности обрести счастье, которое не разглядел своевременно.
Наконец открылась дверь, и вошел отец. Дэв сразу прочитал роковую весть на лице пожилого технаря, начертанную жесткими складками вокруг глаз.
– Что, папа, молекулярная камера? – спросил сын.
– Молекулярная камера. Так сказал первый инженер, когда прочитал протокол. Он заявил, что наша планета не будет в безопасности, пока твое тело не рассеется в вакууме до последнего атома. Но он изменил свое решение, ознакомившись с медицинским заключением. Врачи уверены, что все твои действия – безумие в чистом виде, и полагают, что ты, пребывая на варварской планете, подхватил какую-то неизлечимую болезнь. Они рекомендуют предоставить тебе выбор.
– Что за выбор, папа?
– Или молекулярная камера, или изгнание из Лиги Автоматизированных Миров без права на возвращение. Конечно, я пытался им внушить, что есть вещи пострашнее смерти, что ты, конечно же, предпочтешь камеру…
Сказать правду папе – нанести его психике тяжелую травму. Дэв набрал полные легкие воздуху и выпустил его медленно-медленно, и это помогло, голос зазвучал спокойно.
– Ты плохой отец, если не понимаешь, как я раскаиваюсь в содеянном, как мечтаю искупить свою вину. Поэтому я принимаю тяжелейшее решение провести остаток своей злосчастной жизни на диких планетах.
– Одумайся, сынок! Только не дикие планеты! Выбери хотя бы полуцивилизованную, вроде Земли, там, по крайней мере, что-то слышали о технике.
– Но какое же это искупление? Нет, папа, я отправлюсь туда, где подцепил страшную заразу, на Сильвейн.
– Мученик, – вздохнул отец, а Дэв медленно повернулся и отошел.
Мученику не пристало бежать вприпрыжку навстречу своей страшной участи.
Записка из бутылки, выброшенной на пески времен
Перевод Геннадия Корчагина
- Машина времени – дивный плод
- Упорства, ума и труда.
- Противу века плыви, мой плот,
- Хрононы – моя вода.
- Мне часто каркали: обречен
- Ты сгинуть во тьме глубин,
- Как камень, на дно времен увлечет
- Заряженный карабин.
- «Сдурел? – глумились. – Совсем ку-ку?
- Глупей не бывает бреда!
- Кому такое придет в башку —
- Прикончить родного деда?!»
- Чтоб вам, смеясь, надорвать живот,
- Неумные вы человечки!
- Достигнет цели мой хроноплот,
- Не даст карабин осечки.
- О мощь в турбинах, валах, винтах!
- Как лампы мигают, зелены!
- И вдруг – бабах! Шандарах! И – ах! —
- Другая машина времени!
- Нежданный выстрел, дыра в груди,
- И жизнь угасает в теле.
- Хитрец-дедуля опередил
- Внучка в темпоральной дуэли…
Вместо эпилога
Трагедия в Тибете
Перевод Геннадия Корчагина
Да, что было, то было. И было это в Тибете, в году 2000-м. На «Уорлдконе». На самом последнем из «Уорлдконов».
Да, к великому сожалению, это случилось.
Ожидалось, что конвент будет самым лучшим, самым идеальным из всех мероприятий подобного рода. Специально для него был арендован буддийский монастырь, каждая келья, предназначенная для американцев, оборудована туалетом. Трава – великолепнейшая, просто «Далай-лама гоулд». Питье тоже изысканнейшее, забродившее молоко яка. А впрочем, речь пойдет не о том, речь пойдет о фэндоме.
На беду, в самом разгаре мероприятия где-то вдали загрохотало, как будто с железнодорожного моста свалился в пропасть товарный поезд. Или как будто сошла лавина – а именно это и случилось. Фэны не пострадали – не иначе в тот день их оберегала какая-то высшая сила, присматривая за каждым, от прыщавого обожателя комиксов до престарелого Первого Трекки[18]. Да, им повезло. Лавина миновала главные помещения монастыря и обрушилась на восточное крыло, где на вечеринку, на этакий эксклюзивный междусобойчик, собрались профи. Особенно повезло серым лошадкам фантастики, бедным малотиражным писателям, которые не смогли наскрести денег на билеты и аккредитацию. Перед ними теперь настежь распахнулись книжные рынки.
Профессионалы исчезли, все до одного, – как корова языком слизнула. Их унесла далеко в долину, раздавила, задушила, похоронила под многими тоннами снега лавина.
– Их больше нет! – стенала гостья из женской группы фэнов, в слезах вспоминая, как много всяких интересных событий связано с этими людьми.
– Их больше нет! – вторил ей страстный коллекционер, прикидывая, на сколько привезенных книг он не получит автографов.
– Их больше нет! – заламывал руки председатель оргкомитета, думая о том, кто оплатит оставшиеся в баре гигантские счета.
– А что с ними случилось-то? – осведомился фэн-новичок.
Ну что ж, это вполне уместный вопрос.
– Откуда тут взялся туман, чтоб его? – проворчал Гарри Гаррисон. – Не могу найти свою выпивку.
– Я тоже не могу, – подал голос Джо Холдеман. – Даже собственного носа не вижу. Хуже, чем во Флориде.
– Как в плохом фильме тридцатых годов, – присоединился к беседе Вольфганг Ешке. – Последнее твое воспоминание – автомобильная авария или что-нибудь в этом роде, а потом ты в себя приходишь на том свете.
Туман внезапно как рукой сняло – а ведь это он и есть, тот свет. Перед ними огромные золотые ворота, старичок в чем-то наподобие купального халата пишет в громадной книге. Но, что гораздо важнее, вновь прибывшие слышат радостные крики встречающих.
– Гарри! – Это Брайан Олдисс. – А мы с Сэмом Лундваллем на тебя с облака посматривали.
– Я правильно угадал: мы попали на?.. – подозрительно спросил Джо.
– Либо да, либо это чертовски хорошая иллюзия, – флегматично, как и полагается шведу, ответил Сэм. – Это не Айзек ли Азимов был здесь минуту назад?
– Я не был, я есть! Просто решил провести экспресс-анализ облака, у меня для таких целей всегда в кармане анализатор элементного состава веществ. Весьма любопытно…
– Из чего же оно состоит? – Заинтересованные голоса слились в хор.
– Из водяного пара. А вы чего ждали, солодового молока?
– Тихо! – рявкнул старик с книгой. – Или еще не поняли, где находитесь?
– На съемках дешевого кино? – предположил Гарри.
– Либо, если я правильно опознал реквизит, – высказался Айзек, изучавший, помимо уймы прочего, Ветхий Завет, – мы в раю, перед жемчужными вратами, а вы, следовательно, апостол Петр, известный также как рыбак, ловец человеков. Итальянцы зовут вас Сан-Пьетро…
– Довольно! – вскричал Петр. – Меня предупреждали насчет прихода вашей компании. А уж как мы тут вас заждались!
– Так мы что, всем скопом сюда заявились? – спросил Брайан. – Бывают же совпадения. Подгадала лавина, нечего сказать.
– А может, это не она подгадала? – подозрительно спросил у привратника Джо. – Может, кто-то из ваших мину под нее подложил?
– Если кто и подложил, он точно не из моего ведомства, – пробормотал Петр, переворачивая истрепанные страницы. – Но этот вопрос уже неактуален. Вот вам новость, и она из разряда хороших: под мою опеку вы не подпадаете. По причинам, для меня непостижимым, вся ваша недостойная растрепанная компания отправляется на допрос к тому, чье имя я назвать не вправе.
– А ну-ка, позвольте угадать, – профессорски воздел палец Айзек. – Элохим, или ЙХВХ, или даже ЙХВХ Элохим. В Старом Завете ЙХВХ встречается семь тысяч раз, предположительно произносится как Яхве…
– Остерегись, смертный! – пронизал громовой голос облака, и те мгновенно раздались, чтобы явить туманный лик седобородого мужа, восседающего подбоченясь на золотом троне. – Вострепещи! – рявкнул он снова. – Ибо не может быть речено имя Мое.
– Разумеется, не может, – смело вышел вперед Фредерик Пол. – Ведь мы еще даже не представлены друг другу. Меня зовут Фред…
– Безмолвствуй! – На этот раз повеление было высказано так громко, что чудом не полопались барабанные перепонки, и головы загудели на манер колоколов.
– Что он сказал? – приложил к уху ладонь Пол Андерсон.
Тишина не наступила, вместо нее состоялся короткий, но бурный диспут, обмен мнениями о том, что случилось и чему предстоит случиться. Не кто иной, как Филип Хосе Фармер, заметил, что лицо грозного старца стремительно наливается краской, и, не желая доводить до божественного инфаркта, поспешил сменить тему:
– Я несказанно рад встрече с вами, мистер речной капитан, сэр. Смею надеяться, вы согласитесь ответить на несколько вопросов…
– Только не на твои, Фармер! – Грянул гром, сверкнули молнии. – Не ты ли узурпировал мои привилегии творца, не ты ли подверг осмеянию созданный мною мир?
– Я бы не назвал это осмеянием, скорее сомнением, – сказал Айзек. – Больно уж много в Библии противоречивых утверждений. Сейчас нам предоставилась великолепная возможность разобраться с ними, и никто лучше вас не поможет с этим.
– Да как ты смеешь просить о таком – ты, не пожелавший уверовать в Мною Самим благословленные астрологические прогнозы? Вместе с Фармером тебя ждет…
– Да это просто смешно! – перебил Гарри. – Астрология – сплошное жульничество, все эти высосанные из пальца гороскопы для слезливых вдовушек. Как можно требовать от нас веры в…
– А ведь я ждал, Гаррисон, что ты примкнешь к шайке безбожников! – рыкнули небеса.
– По-моему, вы показываете весьма непривлекательное лицо теизма, – заметил Брайан. – Я, признаться, рассчитывал на большую широту взглядов…
– И ты ступай туда же, Олдисс. Ведь это ты первым издал возмутительный антирелигиозный пасквиль «Улицы Ашкелона». Уже одним этим заработал срок в миллион миллениумов с отбыванием на адской кухне. Эй, куда это вы пошли, я еще не со всеми разобрался. Стоять, я повелеваю! Просто взять и уйти от меня – да слыханное ли дело!
– Нет уж, – возразил Роберт Силверберг. – Мы вас придумали примерно за две тысячи лет до Рождества Христова, и то, что мы сейчас видим, нам совершенно не нравится. Поэтому я, от имени всех евреев, поворачиваюсь к вам спиной.
– Гои присоединяются, – сказал Сэм. – Я правильно произнес это слово?
– Для гоя неплохо. – Барри Молзберг взял Сэма под руку, они повернулись спиной к негодующему старцу и направились к остальным. – Знаешь, все это навеяло мне идею рассказа…
– Довольно! – На сей раз грохот был таким, что земля содрогнулась, как при землетрясении, и все повалились с ног. – Вот так-то лучше, – кивнул ЙХВХ, ошибочно принимая это дружное падение ниц за капитуляцию, а может, всего лишь пытаясь сохранить хорошую мину. И продолжил, прежде чем кто-то успел раскрыть рот: – Дрожите в ужасе! Или не догадываетесь, что тут для вас припасено?
Ах, сколь охотно он предпочел бы обществу этих алкоголиков-вольнодумцев общество римского папы с интриганами-кардиналами!
– Поездка на лифте? – спросил Вольфганг, когда из земли вырвалась раскаленная докрасна дымящаяся кабина, отчего пафосная кульминация выступления ЙХВХ оказалась никем не замечена.
– Вот что, парни, – предложил Джо, – в пентхаусе нам больше не рады – может, в подвале будет повеселее?
Бодро шагая, весело болтая, изощренно сочиняя, от души привирая, сальные словечки рассыпая – в общем, ведя себя как всегда, – сливки мировой научной фантастики устремились в дышащий жаром лифт. Вот за последним вошедшим с грохотом закрылись двери, и пол ухнул вниз.
– Очень мило, – прокомментировал Айзек. – Свободное падение. Похоже, лететь нам еще долго. Ускорение по моим прикидкам составляет…
– Это ты прибереги для своего журнальчика, – посоветовал Боб. – Не станем же мы сейчас говорить на такие темы.
– Почему? – спросил Фред.
– Хороший вопрос, – сказал Брайан. – Впрочем, лично меня больше интересует, что мы увидим, когда отворятся эти двери.
Лифт застыл как вкопанный, двери распахнулись.
– И тут никаких сюрпризов, – вздохнул Пол. – Что-то вроде неудачной иллюстрации Доре.
– Молчать! – скомандовал с трона красный человек.
Его зубастый рот выстрелил молнией, из пор брызнули искры.
– Неплохие спецэффекты, – похвалил Гарри. – Лучше, чем компьютерная анимация.
Этот краснокожий парень, в отличие от его партнера с верхнего этажа, не был расположен выслушивать, ему больше нравился собственный голос.
– Горе вам! Трепещите, и леденейте от ужаса, и молите о пощаде, которой не будет вам веки вечные! А будет вам кипящее масло, будут вам пламенеющие угли, будет вам горелое мясо…
– Это он про барбекю? – шепотом спросил Филипп Класс.
– …И будет вам лава текучая, и будете вы страдать и вопить, а я смеяться буду, вот так, ха-ха-ха, до скончания времен и после…
– Налицо взаимоисключающие понятия – после скончания времен ты уже ничем не сможешь заниматься, – проговорил Джон Кэмпбелл, отворяя дверь в каменной стене и жестом подзывая вновь прибывших. – Если не хотите, можете не слушать. Я поначалу терпел болтовню, но после того, как наловил логических ошибок и даже составил для него памятку, он прекратил общаться с нашим братом, зато выделил вот эту комнату.
Джон заглянул в помещение и попросил:
– Гуго, переставь часть стульев назад, Роберт тебе поможет. Тед С. и Тед К.[19], двигайте стол к стенке.
И снова Джон повернулся к ожидающим писателям:
– Входите, ребята, редакция как раз собирается перекусить. Заодно обсудим кое-какие мои идеи…