Чаша мудрости Бабаев Руслан

Увы, как бесславно окончен поход:

Невыдержан дней испытания срок,

Нарушен завет, ниспослал что пророк.

Смешались границы – где явь, а где сон,

Лишь слышен в тиши умирающих стон.

Вконец обессилев от жажды в песках,

Ждут смерти два брата с мольбой на устах.

Кружит в поднебесье могучий орел,

Свобода и гордость его ореол.

О, если бы мог указать он крылом,

Как близок от них их родительский дом.

Рыдая навзрыд, угасая без сил,

Прощения младший у брата просил;

И видно мольба до небес та дошла,

Коль помощь нежданно земная пришла:

Меж красных барханов возник силуэт,

Святой для обоих с младенческих лет.

Как будто богиня с небес снизошла –

То мать их родная путь сердцем нашла.

Беду отогнав и обняв сыновей,

Водой напоила любимых детей…

Пред ней преклоняюсь в поэме своей:

Любовь материнская смерти сильней!

Святая мать

Поэт тот жалок, кто в поэзии своей

перо не преклонил перед величьем матерей.

Гласит преданье, что однажды благодарный сын,

Что материнской лаской и любовью был взрастим,

Решил в священные места ее препроводить,

Чтоб сан Святой в Мадине для нее просить.

На плечи усадив старуху, тронулся он в путь,

Чтоб долг сыновний матери вернуть:

О, сколько дней и нескончаемых ночей

Носила мать его при отблесках свечей.

Была дорога нелегка: снега, пустыни зной,

Леса непроходимые, где слышен хищный вой.

Томимый жаждой, с драгоценной ношей за спиной

Спешил он путь пройти, предписанный судьбой.

Все муки ада испытав, стерев в пути ступни,

Он в Мекку мать свою принес, пройдя лишений дни.

Водой священной напоив, молитвы вознеся,

В обратный путь он поспешил, Святую мать неся.

И снова шел он сквозь пески, страданием гоним,

Камнями острыми, колючками раним;

Пройдя дорогой, что казалась страшным сном,

Вернул он мать свою в родимый отчий дом.

В тени чинары усадив старуху на исходе сил,

Склонив колено перед ней, он в гордости спросил:

«Прошел я множество преград, к святым местам сносил,

Скажи, почтенная, теперь – я все ли искупил?»

Раздался гром средь бела дня, и всколыхнулись небеса,

Поднялся ветер над землей, грозу с собой неся;

Сверкнули молнии огнем в заснеженных горах

И голос с неба прогремел в божественных устах:

«О, человечий сын! Ты знаешь ли о том,

Мучений сколько мать прошла, пока ты был взращен?

Так знай же истину, что к небу вопросил:

Одну бессонную лишь ночь ее ты искупил».

О матерей любимые создания – дети!

Запомните вы строки трепетные эти:

О волны времени мгновенья разобьются –

Цените матерей, пока сердца их бьются!

Королевский палач

Кровавый восход осветил небосвод

И краской багровой залил эшафот.

Палач королевский, подняв к небу взор,

Готовил для казни свой острый топор.

Вершитель судьбы, всемогущий плебей,

Казнивший на плахе немало людей,

Молящийся в срок у святого порога,

Так чей же он раб – Сатаны или Бога?

Толпа зашумела, как сильный прибой:

Привел заключенного к месту конвой.

Бедняга, дрожа, на колени упал,

Судья, в знак согласия, перст свой поднял.

Вспугнула ворон барабанная дробь,

И вздрогнула жертвы безвольная плоть.

Орудие смерти занес вверх палач –

Раздался невесты вдовеющий плач.

О, праведный Бог! Как ликует толпа,

В ней нет состраданья к рабу у столпа.

Как овен на бойне он стих, чуть дыша,

И сжалась в предчувствии смерти душа.

Застыл на мгновение жуткий топор,

Удар! И свершился судьбы приговор:

Забилось в конвульсиях бренное тело

И с плахи на пол голова отлетела.

Закончена казнь, разошелся народ.

Очищен от крови людской эшафот.

Доволен работой кровавый злодей,

Как демон из ада, проклятье людей.

И снова восход осветил небосвод:

На новую казнь вновь собрался весь сброд.

Палач, напевая, достал свой топор,

Сквозь прорези маски блеснул его взор.

Кого же сегодня отправит он в ад,

А может быть в райский неведомый сад?

Ему небесами решать не дано:

Чью душу сгубить – для него все равно!

Сгустились над площадью черные тучи,

И гром прогремел вслед раскатом могучим.

Судьбой уготован от дьявола дар:

Убийце ниспослан возмездья удар!

Несчастного к плахе подвел вновь конвой,

Поникшего с горя, с седой головой.

Палач отшатнулся – он сына узнал,

За бунт королю что в немилость попал.

И вновь барабанная дробь раздалась,

Земля для двоих с небесами сошлась.

Рыдая навзрыд, поднял грешный топор…

О, нет! Он не в силах свершить приговор.

Ах, как был разгневан отказом король,

Где каждому дал он в трагедии роль.

Решив в этой драме конец изменить,

Велел самого палача он казнить!

Небесные силы! Нет больше сомненья,

Решится судьба его через мгновенье.

Палач, что жестокостью был так прославлен,

Другим палачом будет сам обезглавлен.

Преемник поднял свой топор не спеша,

Наполнилась холодом смерти душа.

Удар… и горячая кровь пролилась,

Покрылось все мраком, и жизнь прервалась.

Окончен спектакль, доиграна роль;

Доволен своей постановкой король.

Играючи занавес казни опущен

И страсти огонь неуемный потушен.

О, мир! Ты театр, а жизнь – это сцена,

Меж злом и добром поединка арена.

Кому-то даруешь ты славы венец,

Другому готовишь печальный конец.